Кровавая эпопея испанской супремы

 

«НОВАЯ» ИНКВИЗИЦИЯ ПРИСТУПАЕТ К РАБОТЕ

 

Испанская инквизиция! Ее мрачная слава затмила злодеяния инквизиторов в других странах. О ее кровавых деяниях написаны сотни книг, о ней пишут и будут писать как испанские историки, так и историки других стран, пытаясь не только рассказать в назидание потомству о ее жестокостях, но и объяснить их, разобраться в сложных корнях, породивших и питавших этот репрессивный орган на службе церкви и испанской короны.

В Испании инквизиция достигла своей «высшей» степени развития. Испанская инквизиция стала примером, эталоном для учреждений такого же рода во всем христианском мире.

И действительно, нигде инквизиция не действовала столь жестоко и всеобъемлюще, нигде она не соединяла в себе в такой «совершенной» форме черты церковной и политической (государственной) полиции, как это было в Испании, управляемой католическими монархами.

Заслуживает внимания то обстоятельство, что в Кастилии до второй половины XV в. инквизиции как постоянного института вообще не существовало. Это объясняется тем, что Кастилия, возглавлявшая на протяжении столетий борьбу за освобождение Испании от мавританского владычества, не могла позволить себе иметь «священный» трибунал, кровопускательные операции которого не только не укрепили бы, но значительно ослабили бы ее позиции по отношению к противнику. Что касается Арагона, то первый инквизиционный трибунал был в нем учрежден епископом Бернардом в Лериде в 1233 г. В 1238 г. папа римский официально учредил инквизицию в Арагоне, которая особенно энергично действовала в примыкавших к Франции епархиях – Ургеля, Барселоны, Хероны и упомянутой выше Лериды,

Во второй половине XIV в. в роли арагонского инквизитора подвизался доминиканец Николас Эймерик, беспощадно преследовавший спиритуалов, еретиков различных оттенков, иудействующих, ведьм и прочих подлинных и вымышленных врагов церкви. Эймерик вошел в историю как автор одной из отвратительнейших книг, когда-либо созданных богословами, – «Руководства для инквизиторов» («Directorium inquisitorum»), ставшей второй библией для сотрудников и «родственников» «священного» трибунала. Усердие Эймерика вызвало волну возмущения среди населения, что заставило арагонского короля Иоанна I не только отказаться от его услуг, но и незамедлительно выслать его из страны.

В XV в. деятельность арагонских инквизиторов вновь активизировалась. Они весьма энергично вылавливали последователей Уиклифа и других еретиков и расправлялись с ними соответствующим образом. Однако в Арагоне и тем более в Кастилии ересь в указанную эпоху не принимала массовых размеров. По-видимому, это объясняется своеобразным характером испанского феодализма, отсутствием крепостничества, ограниченностью королевской власти, могуществом знати, вольностями городов и многовековой войной с маврами, поглощавшей всю энергию испанского средневекового общества, в том числе и его беднейших слоев.

Положение кардинальным образом изменилось в последней четверти XV в., в основном под влиянием трех событий: объединения Арагона с Кастилией в Испанское королевство, к которому была присоединена сицилийская корона и Наварра; освобождения от мавританского владычества южной части Иберийского полуострова с центром в Гранаде и воссоединения этих земель с Испанией; и, наконец, открытия и завоевания Америки и превращения Испании в результате этого события в первую в мире и крупнейшую колониальную державу, владычицу морей и обладательницу несметных сокровищ.

Как это ни парадоксально, но результаты столь фантастического взлета оказались весьма плачевными для испанского народа. Интересы управления этой новой державы, неожиданно и молниеносно возникшей из столь разнородных и разбросанных по всему миру земель, требовали укрепления королевской власти, а этого можно было достигнуть, только принеся в жертву традиционные сословные вольности и привилегии.

Испанская корона отождествляла свои интересы с интересами церкви, доктрина которой использовалась ею для укрепления своих позиций. После отделения от мавров Гранады к титулам испанского монарха прибавился титул «католический». С открытием Америки и восшествием на испанский престол Карла V, императора германского, Испания становится сильнейшей державой западного мира. На папский престол избираются испанцы (во второй половине XV в. – дважды), а испанские войска хозяйничают в Риме. Теперь не папские владения, а Испания претендует превратиться в своего рода идеальную модель христианского государства, осуществляющего на практике церковные идеалы и распространяющего их среди языческих народов мира, в частности на открытых и завоеванных территориях Америки. Об этом мечтают испанские католические короли, считающие себя не только равными папам, но даже выше их. Испания становится вдохновительницей и застрельщицей контрреформы, спасающей папский престол и католический мир руками иезуитского ордена.

Для осуществления этих задач испанская монархия не останавливалась перед применением любых средств. Таким идеальным средством, таким «чудодейственным» инструментом, освященным авторитетом церкви и доказавшим на протяжении веков свою действенность, оказалась инквизиция.

В условиях предельного обострения идеологической борьбы с протестантизмом деятельность инквизиции приобретала особенно актуальное значение для церкви. А так как фактическим лидером контрреформы в Испании был король, то инквизиция продолжала преуспевать, разя и врагов церкви, и врагов короля. Королевская власть в Испании, открыв в инквизиции надежное орудие подавления и устрашения своих противников, уже не расставалась с нею вплоть до середины XIX в.

Католическая средневековая идеология, взятая на вооружение испанской монархией, не допускала веротерпимости. Господствующая церковь требовала абсолютного подчинения себе всего населения, считая любое отклонение от официальной религиозной доктрины – «подрывом основ». Она обрушивала на виновных и подозреваемых в ереси весь свой могущественный арсенал репрессивных средств. Только после религиозных войн, последовавших за Реформацией, папский престол согласился на относительно мирное «сожительство» с протестантами и то только в тех странах, где католическая партия не смогла одержать военной победы над своими идейными противниками.

Инквизиция, действовавшая в интересах королевской власти, истребляла и грабила иудеев и мавров и походя лишала испанские города и сословия их средневековых вольностей…

«Это было время, – как образно писал о нем К. Маркс, – когда Васко Нуньес Бальбоа водрузил знамя Кастилии на берегах Дарьена, Кортес – в Мексике, Писарро – в Перу; это было время, когда влияние Испании безраздельно господствовало в Европе, когда пылкое воображение иберийцев ослепляли блестящие видения Эльдорадо, рыцарских подвигов и всемирной монархии. Вот тогда-то исчезли испанские вольности под звон мечей, в потоках золота и в зловещем зареве костров инквизиции».^[265]

«Новая» инквизиция была учреждена в Испании в 1478–1483 гг. Этому предшествовали следующие события. В 1474 г. королевский трон Кастилии заняла в связи со смертью брата Энрике IV – Изабелла I, супруга Фердинанда V, короля Сицилии и сына и престолонаследника короля Арагона Хуана II. В 1479 г. Хуан II умер, и его владения перешли к Фердинанду V. Таким образом эта супружеская чета объединила под своим скипетром Кастилию, Арагон и Сицилию, а в 1492 г. после отвоевания Гранады – и весь юг Испании.

В 1477 г. сицилийский инквизитор Барберис явился в Севилью, где получил подтверждение своих привилегий и полномочий от Изабеллы и Фердинанда. Барберис советовал королевской чете создать инквизицию в Испании, доказывая, что ее деятельность послужит укреплению их власти. Его предложение поддержал Альфредо де Охеда, приор доминиканского монастыря в Севилье, который требовал учреждения инквизиции для борьбы в первую очередь с марранами (Т. е. с иудеями, принявшими христианство. Их также именовали «новыми христианами».) За введение инквизиции горячо ратовал и папский нунций в Испании Николас Франко, который надеялся на этом деле погреть себе руки.

1 ноября 1478 г. папа римский Сикст IV, жадный на деньги и развратник, в пользу которого, как отмечал испанский историк Кастеляр, можно сказать, что он не имел позорных сношений только лишь со своими сыновьями,^[266] специальной буллой уполномочил Фердинанда и Изабеллу учредить инквизицию в Кастилии с правом арестовывать и судить еретиков, под которыми подразумевались в первую очередь «новые христиане», конфисковывать их собственность в пользу испанской короны, папского престола и инквизиторов. В сентябре 1480 г. были назначены инквизиторами доминиканцы Мигель Морильо и Хуан де Сан-Мартин.

2 января 1481 г. «священный» трибунал обосновался в доминиканском монастыре в Севилье и приступил к работе. К тому времени среди «новых христиан» распространилась паника. Многие меняли фамилии и места жительства, скрываясь у друзей или родственников. Другие спешно ликвидировали дела и спасались бегством за границу.

Первым распоряжением св. трибунала был приказ, повелевающий всем светским властям в течение 15 дней арестовать мавров и иудеев, сменивших местожительство, доставить их в Севилью и конфисковать их собственность. Осуществить этот приказ помогали члены св. братства (эрмандады) – вооруженные отряды наподобие опричнины, созданные в 1476 г. и непосредственно выполнявшие королевские приказы (ими командовал брат короля Фердинанда).

Арестованных «новых христиан» доставляли со всех концов Кастилии в Севилью, где их помещали в монастырях и в замке Трианы. Вскоре последовали массовые казни. Тех из арестованных, кто отказывался признать себя виновным, отлучали от церкви и посылали на костер. Те же, кто отрекался, отделывались поркой, тюремным заключением, конфискацией имущества и лишением всех прав.

Обилие казней заставило инквизиторов усовершенствовать технику смерти. В поле, за городом, где происходили казни, был построен помост (таблада), давший название тому месту, с которого произносились приговоры, поблизости же для костра было воздвигнуто из камня лобное место. Этот эшафот назывался кемадеро – жаровня или крематорий, отличавшийся от современного одноименного сооружения тем, что он служил местом сожжения не трупов людей, умерших естественной смертью, а еретиков, которых сжигали там живыми или после того, как в качестве особой милости инквизиторов их душили – гарротировали.

На кемадеро возвышались четыре большие каменные статуи библейских пророков, к которым привязывали еретиков, приговоренных инквизицией к сожжению. Статуи были сооружены на пожертвования ревностного католика Месы; однако, когда вскрылось, что сам Меса – «новый христианин», этот «благочестивый» жест инквизиция расценила как доказательство его вины. В результате ревностный Меса был сожжен на том же кемадеро, которое, не жалея средств, так великолепно разукрасил.

В Севилье от скученности в тюрьмах разразилась эпидемия чумы. Инквизиторы вынуждены были оставить город и разрешить покинуть его «новым христианам», но без имущества. Этим воспользовались свыше 8 тыс. марранов и иудеев, бежавших от террора севильской инквизиции. Когда эпидемия прошла, инквизиторы вернулись в город и продолжили свою кровавую работу, и так как их «клиентура» сильно сократилась, то они выкапывали мертвых, судили их останки, отбирали у родственников осужденных наследство.

Вскоре инквизиторы пустили в ход известный уже нам набор испытанных коварных средств, с помощью которых тысячи невинных жертв – «лисиц», согласно инквизиторской терминологии, попадали в капканы «священного» трибунала, заканчивая свой крестный путь на костре.

Стремясь заполучить состоятельных «новых христиан», ушедших в связи с первой террористической волной в начале 1481 г. в подполье, инквизиторы в том же году опубликовали «льготный» указ, согласно которому всем «новым христианам», повинным в отступничестве, за добровольную явку в «священный» трибунал, сознание и отречение было обещано прощение и сохранение имущества. Те, кто попадался на эту удочку, должны были купить свое спасение ценой гнусного предательства, сообщая своим палачам имена, положение, местожительство и прочие приметы всех известных им «вероотступников» или подозреваемых в вероотступничестве лиц. Эти показания в конечном итоге не спасали малодушных от костра, так как, расправившись с упорствующими вероотступниками, инквизиция расправлялась также с этими своими пособниками, обвиняя их, согласно традиционной формуле, в повторном впадении в ересь, что неминуемо влекло за собой смертный приговор, конфискацию всех ценностей и собственности осужденного и передачу его светским властям.

Когда истек «льготный» срок, севильские инквизиторы издали новый указ, повелевавший всем жителям королевства под угрозой отлучения в трехдневный срок донести о лицах, подозреваемых в иудейской ереси. В указе для «просвещения» доносчиков перечислялись 307 различных признаков, позволяющих уличить в вероотступничестве «новых христиан».

Эти указы принесли обильную кровавую жатву инквизиторам. Тысячи «новых христиан» добровольно отдавали себя в руки «священного» трибунала, по их показаниям новые тысячи попадали в застенки инквизиции, тысячи были арестованы по доносам «старых христиан». Работа инквизиции принимала все более широкий размах. С нею явно уже не справлялись назначенные в 1480 г. два инквизитора. 11 февраля 1482 г. Сикст IV назначил несколько новых инквизиторов в Испанию, среди которых впервые мы встречаем имя доминиканского монаха Томаса Торквемады, исповедника королевской четы, решительного сторонника искоренения «иудействующей» ереси.

Между тем на папский престол оказывалось противоречивое давление, с одной стороны, «новыми христианами», пытавшимися богатыми дарениями (подкупом) склонить папу римского и его ближайшее окружение ограничить власть испанской инквизиции, установив при папском престоле нечто вроде независимой апелляционной инстанции, к которой могли бы обращаться несправедливо осужденные св. трибуналом, с другой стороны – испанской короной, требовавшей полного подчинения себе св. трибунала и невмешательства со стороны папского престола в его дела и обещавшей папе в качестве компенсации часть награбленного у «еретиков» имущества.

Домогательства испанской короны, превращавшейся на Западе в почти единственный оплот прогнившего до своих основ папства, возымели на Сикста IV соответствующее действие. 2 августа 1483 г. Сикст IV издал декрет, создававший постоянный «священный» трибунал в Кастилии во главе с генеральным (верховным) инквизитором, назначаемым по представлению испанской короны папой, но во всех своих действиях подотчетным только короне.

Генеральный инквизитор получил право назначать с согласия короны провинциальных инквизиторов.

 

Генеральный инквизитор. Художник Эль Греко (1544?-1614)

 

На должность генерального инквизитора был назначен Томас Торквемада. Он себя титуловал так: «Мы, брат Томас Торквемада, монах ордена братьев проповедников, приор монастыря святого Креста в Сеговии, духовник короля и королевы, наших государей, и генеральный инквизитор во всех их королевствах и владениях против еретической испорченности, назначенный и уполномоченный святым апостолическим престолом».^[267]

Как следует из этого текста, Торквемада был назначен на свой пост папским престолом, который разделяет с испанской короной ответственность за его кровавые деяния.

Таким образом, испанская корона обрела в инквизиции, освященной высшим церковным авторитетом, террористический инструмент, используя который она могла впредь эффективно подавлять всех своих противников.

17 октября 1483 г. папа римский распространил полномочия кастильского генерального инквизитора также на Арагон, Валенсию и Каталонию. В этих областях инквизиция была известна с XIII в., но к концу XV в., в связи с развитием городов и ростом самоуправления, она пришла в упадок и практически бездействовала. Местные кортесы только под большим давлением короны согласились распространить полномочия Торквемады на свои области, население которых весьма враждебно встретило его представителей и не скрывало своих симпатий к жертвам «священного» трибунала.

В том же году Фердинанд V создал Верховный совет инквизиции под председательством генерального инквизитора. В задачу совета входило главным образом решение вопросов, связанных с конфискацией имущества еретиков. Этим было завершено создание Верховного инквизиционного трибунала – Супремы (Верховный трибунал инквизиции именовался по-испански Supremo Tribunal de la Santa Inquisicion, сокращенно – Супрема). – в Испании, кровавая деятельность которого продолжалась три с половиной столетия.

 

* * *

 

Как уже было сказано, первыми жертвами испанской инквизиции стали «новые христиане» – марраны.

Буржуазные и церковные исследователи исписали немало страниц, пытаясь доказать – одни, что марраны были лицемерами и обманщиками, поклонявшимися публично Иисусу Христу и втайне – Моисею; другие, наоборот, что марраны были лояльные и правоверные христиане, раз и навсегда порвавшие с иудейством. Подобного рода изыскания и споры бесполезны, тем более что из них делаются совершенно ошибочные выводы. Те, кто утверждает, что марраны были неискренними и тайно исповедовали иудейскую религию, оправдывают этим действия инквизиции. В данном случае ответственность за гибель марранов переносится с палачей на их жертвы. Те же, кто утверждает обратное, обвиняют инквизицию в том, что она преследовала неповинных людей, как будто, если бы марраны действительно были тайными иудеями, их преследование было бы оправданным. Ведь марраны появились на свет вследствие жесточайших преследований иудейского населения. Их заставили террором отказаться от своей веры и перейти в другую веру, теперь же с ними расправлялись якобы за то, что они это сделали неискренне.

Проблема морисков (мавров, обращенных насильственно в христианство) не носила столь «универсального» характера, как проблема иудеев. Это была локальная, чисто испанская проблема. Хотя арабы, как и иудеи, были семитами, католическая церковь не приписывала им ни ответственности за распятие Христа, ни других подобных преступлений, за исключением того, что они были иноверцами, последователями «лжепророка» Мухаммеда. Их нельзя было обвинить и в том, что в их руках скоплялись сокровища. Ведь мавританское население Испании в основном состояло из ремесленников и крестьян. И тем не менее они тоже были осуждены на преследования.

Официально мориски, как и марраны, обвинялись в том, что являются «неискренними» христианами и тайно исповедуют свою старую веру, иначе говоря, они обвинялись в ереси, что угрожало им повальным истреблением.

В чем, однако, заключались скрытые – подлинные причины геноцида, которому испанская корона и церковь подвергли иудейское и мавританское население своих владений?

Что касается иудеев, то в первую очередь их преследование имело весьма конкретную цель – завладеть их имуществом. Кроме того, наличие инквизиции позволяло короне, как уже было сказано, использовать этот смертоносный инструмент против любых своих противников. Преследование мавров – крестьян и ремесленников, работавших на влиятельных грандов, подрывало могущество последних, что также было в интересах короны.

Современные апологеты испанской инквизиции задним числом выдвигают более «благородное» объяснение. Они утверждают, что целью преследования иудеев и мавров было достижение и укрепление национального единства Испании, которое подрывалось будто бы этими людьми, грозившими распадом испанскому обществу. Но где доказательства, что иудеи и мавры стремились к этому? Таких доказательств нет, ни один из их противников в XV–XVI вв. таких доводов не выдвигал.

Испанский абсолютизм, напоминавший по своей жестокости восточные деспотии, хотя и покончил с иудеями и маврами, так и не добился ни национального единства страны, ни ликвидации всех городских вольностей. Как отмечает К. Маркс, абсолютная монархия, впервые из всех феодальных государств возникшая в Испании, «сделала все от нее зависящее, чтобы не допустить возникновения общих интересов, обусловленных разделением труда в национальном масштабе и многообразием внутреннего обмена, которые и являются единственно возможной основой для установления единообразной системы управления и общего законодательства».^[268] Проводить такую антинациональную политику помогала инквизиция, беспрекословно служившая испанской абсолютной монархии.

 

ДЕТИЩЕ ТОМАСА ТОРКВЕМАДЫ

 

Итак, как писал Г. Лонгфелло в своей поэме, посвященной первому испанскому великому инквизитору.

 

В Испании, от страха онемелой,

Царили Фердинанд и Изабелла,

Но властвовал железною рукой

Великий инквизитор над страной…

Он был жесток, как повелитель ада,

Великий инквизитор Торквемада.

 

Перевод Б. Томашевского

 

Томас Торквемада считается подлинным творцом и идеологом испанской инквизиции. Он возглавлял инквизиционный трибунал в течение первых 18 лет после его создания. Фанатик, видевший основную цель своей жизни в истреблении марранов, которых он считал виновными в вероотступничестве, Торквемада отличался жестокостью, коварством, мстительностью и колоссальной энергией, что вместе с доверием, которое питали к нему Изабелла и Фердинанд, превратило его в подлинного диктатора Испании, перед которым трепетали не только его жертвы, но и его сторонники и почитатели, ибо он, как и надлежит «идеальному инквизитору», любого, даже самого правоверного католика мог заподозрить в ереси, заставить признать себя виновным и бросить его в костер. Судя по всему, Торквемада не любил людей, не доверял им и, считая себя инструментом божественного провидения, со спокойной совестью лишал их жизни. Хотя внешне Торквемада отличался скромностью и простотой нрава, но под этой лицемерной оболочкой скрывалось неограниченное честолюбие, жажда славы и почестей, неуемная страсть к власти.

Для методов, применявшихся Торквемадой против «новых христиан», характерен сфабрикованный им в 1491 г. процесс по делу об убиении «святого дитяти» из Ла-Гуардия, процесс, ставший с тех пор своего рода эталоном для подобного рода провокационных спектаклей, периодически повторявшихся в разных странах и при разных режимах. В июне 1490 г., находясь во власти инквизиции, «неохристианин» Бенито Гарсия, подвергнутый пыткам, показал, что вместе с другими пятью марранами и шестью иудеями замышлял «заговор» против христианства. Чтобы обеспечить успех своим преступным планам, заговорщики будто бы решили убить некоего христианского мальчика из селения Ла-Гуардия. Они якобы похитили этого мальчика, мучили его, а затем вырезали у него сердце, и один из заговорщиков пытался изготовить из него волшебный напиток, при помощи которого можно было бы уничтожить инквизицию и все христианство. Названные Гарсией «заговорщики» были арестованы. Подвергнутые пыткам, они признались в своих «преступлениях». 16 ноября 1491 г. все «заговорщики», за исключением трех, погибших от пыток, были казнены в Авиле, причем иудеи были сожжены живьем, марранов, примирившихся с церковью, задушили перед сожжением, а трое погибших под пытками были сожжены «в изображении».^[269]

За восемнадцать лет своей «работы» Торквемада, по данным Льоренте, «десять тысяч двести двадцать жертв сжег живыми, шесть тысяч восемьсот шестьдесят сжег фигурально после их смерти или по случаю их отсутствия и девяносто семь тысяч триста двадцать одного человека подверг опозоренью и исключению из службы на общественных и почетных должностях. Общий итог этих варварских казней доходит до ста четырнадцати тысяч четырехсот навсегда погибших семейств. Сюда не включены те лица, которые по своим связям с осужденными разделяли более или менее их несчастье и горевали, как друзья или родственники, о строгостях, постигших несчастные жертвы».^[270]

Разумеется, апологеты церкви оспаривают данные Льоренте, утверждая, что они «завышены», что Торквемада послал на костер не 10 тыс. человек, а 5 или 4 тыс. Но у Льоренте имеется перед ними одно немаловажное преимущество: как-никак, а он все же был секретарем испанской инквизиции и писал, опираясь на материалы ее архивов. Но даже если данные Льоренте преувеличены, разве это меняет преступный характер инквизиции?

Преследования еретиков продолжались вплоть до начала XIX в. По неполным данным, только за четыре года (с 1721 по 1725 г.) одна кастильская инквизиция осудила 902 еретика, из них было сожжено на костре 165 человек.^[271] Последним же привлеченным инквизицией по обвинению в иудействе был Мануэль Сантьяго Вивар в Кордове в 1818 г.

Но Торквемада был не только организатором террора, он являлся к тому же и его «теоретиком». Под его руководством был составлен кодекс инквизиции, включавший 28 статей («инструкций»). В выработке кодекса участвовали виднейшие испанские богословы того времени, а также Изабелла и Фердинанд. В этом документе, датированном 1484 г., были суммированы директивы папского престола по преследованию еретиков и прошлый опыт инквизиционных трибуналов в Испании и других странах.

Основные положения кодекса Торквемады сводились к следующему: инквизиция объявлялась тайным судилищем, первой и последней инстанцией, рассматривавшей дела еретиков. Ее решения считались окончательными и пересмотру не подлежали. Лица, обвиненные инквизицией в ереси и не признавшие себя виновными, подлежали отлучению и передаче светским властям для сожжения. Обвиняемый в ереси мог спасти себя от костра только полным признанием своей вины, выдачей сообщников, отречением от еретических воззрений и полным подчинением воле «священного» трибунала.

Кодекс Торквемады не устанавливал какого-либо срока для проведения следствия и суда над обвиняемым. Инквизиция была властна держать свои жертвы в предварительном заключении неограниченное время. Были случаи, когда узники томились в застенках инквизиции десятки лет до вынесения им приговора. Священник Хосе Бунон де Вертис был арестован в 1649 г. и умер в заключении в 1656 г. По его делу так и не было вынесено никакого решения. Доминиканский монах Габриэль Эскобар 15 лет (с 1607 по 1622 г.) томился в заключении, где умер, так и не дождавшись приговора инквизиции.

Кодекс Торквемады неоднократно пополнялся новыми инструкциями, но суть его от этого не менялась. Кодекс наделял инквизиторов неограниченной властью, в своих действиях они отчитывались только перед генеральным инквизитором и Супремой, которые в свою очередь несли ответственность только перед короной.

Кодекс Торквемады расширил организационную структуру инквизиции. Кроме Верховного совета инквизиции во главе с генеральным инквизитором, кодекс предусматривал создание местных постоянных трибуналов (их было создано 17) и чрезвычайных трибуналов, которые могли создаваться в любой местности и на любой срок, смотря по необходимости.

Важным звеном в инквизиторской иерархии были так называемые фамилиарес («родственники») и фискалы – ее светские сотрудники, выполнявшие обязанности осведомителей, доносчиков и провокаторов, а также помощников при организации аутодафе, на которых они появлялись в капюшонах. Фискалы получали долю с конфискованного у жертв инквизиции имущества, не подлежали юрисдикции светских судов и по существу действовали совершенно безнаказанно. Большинство из них составляли уголовные элементы, однако наряду с ними в этом «сословии» были представлены все слои населения. Среди фискалов фигурировали и известные писатели и государственные деятели. Число «родственников» было весьма велико. Так, например, при трибунале в Толедо имелось 805 «родственников», в Гранаде – 554, в Сантьяго – 1009, в Сарагоссе – 1215, в Барселоне – 905.^[272] Их общее число, судя по имеющимся данным, превышало 15 тыс. человек.

Одна из составных частей инквизиторского судопроизводства – доносительство всемерно поощрялось церковью в проповедях и в исповедальне. Церковь упорно внушала верующим, что доносительство – богоугодное дело, что доносы – это своего рода пропуск в райскую обитель. Особенно ценились доносы на родственников и друзей, слуг – на хозяев, подчиненных – на начальников. Инквизиция сохраняла имена доносчиков в тайне, щедро награждала их из средств, конфискованных у еретиков.

Инквизиция не стеснялась вербовать доносчиков и среди иудеев. Еще в 1485 г. инквизиторы приказали раввинам в Севилье предавать в синагоге анафеме тех иудеев, которые, зная о марранах, исповедующих втайне иудейство, не доносят об этом «священному» трибуналу.

Церковная проповедь, превращавшая доносительство в христианскую добродетель, и страх перед инквизицией порождали огромное число доносчиков, разоблачения и показания которых против мнимых или подлинных еретиков никогда не оставляли «священный» трибунал без дела. Приведем несколько примеров.

В 1530 г. доносчик сообщил инквизиции Канарских островов, что местная жительница Альдонса де Варгас «загадочно улыбнулась», когда упомянули в ее присутствии имя «непорочной» девы Марии. Эта «загадочная улыбка», отмечал доносчик, свидетельствует о кощунственном отношении Альдонсы к богоматери.

Гонсалес Руис попал в инквизицию по доносу проигравшегося партнера по карточной игре, обвинившего его в том, что во время игры он сказал: «Даже если бог будет тебе помогать, ты все равно не сможешь выиграть эту игру».

В 1581 г. два прихожанина донесли на самих себя, что заявили своим женам – «совокупление не грех», а ведь подобное утверждение считалось чистой воды ересью. Мужья самообвинили себя, опасаясь, что жены донесут на них инквизиции.

В 1635 г. в Барселоне был сделан донос на некоего Педро Хинесту, подозреваемого в протестантстве на том основании, что доносчик видел, как Хинеста ел в пост «ветчину с луком». В том же году был арестован некий Алонсо из г. Хаена за то, что, согласно донесению доносчика, «мочился на церковную стену», что могло сойти за сознательное желание еретика осквернить католический храм.

Сколько исписано церковниками и их апологетами бумаги с целью оправдать или по крайней мере затушевать применение пыток испанскими инквизиторами! Применялись ли пытки инквизицией? Да, сквозь зубы признают церковники, применялись, но редко, но по-божески – умеренно, но в присутствии врача, чтобы не дай бог еретику не повредили бы косточки, не пролили бы его драгоценной крови, ибо церковь относится к пролитию крови с ужасом, с возмущением. Пытки, конечно, применялись, не отрицают апологеты инквизиции, но ведь это было в обычае эпохи, а раз так, то при чем тут церковь, при чем тут «священный» трибунал, – виновата-то эпоха! Пытки применялись, да, но признавались только те показания, которые обвиняемый добровольно подтверждал после пытки.

Оказывается, какой благородной, справедливой, умеренной, гуманной была инквизиция в применении пыток и вовсе не такой кровожадной и жестокой, какой ее рисуют антицерковные «клеветники» – разные там просветители и иже с ними!

Увы! Документы, тысячи документов – протоколов допросов – изобличают инквизиторов как беспощадных палачей-садистов, систематически пытавших свои жертвы, независимо от их пола и возраста, ибо среди тех, к кому применялись пытки, мы встречаем как малолетних детей, так и старух вплоть до 90-летнего возраста.

Из большого числа опубликованных такого рода документов приведем самый заурядный, повествующий сухим канцелярским языком о том, какими средствами добывали испанские инквизиторы признания у своих жертв:

«Протокол пытки над Франсиско Робертом.

На суде святой инквизиции в Толедо утром 17 августа 1569 г. пред сеньорами инквизиторами лисенсиатом Хуаном Бельтраном де Геварой и доном Педро Веларде, в присутствии лисенсиата Уркисы, главного викария, замещающего иногда судью, предстал Франсиско Роберт, и когда он явился, ему сказали, что ввиду единогласия в его деле он должен сознаться и покаяться для облегчения совести.

Тогда он сказал, что согласен, и попросил их милость поскорее закончить его дело.

Ему сказали, что по его признаниям относительно святых, и обедни, и насмешек над монахами, как подтвердили также свидетели, есть основание считать его лютеранином и разделяющим заблуждения Лютера и что из любви к богу и пресвятой богородице ему советуют сказать и объявить правду относительно всего, что он сделал и сказал против нашей святой католической веры, и назвать лиц, внушивших ему это. Но после этих убеждений из него не могли вытянуть больше того, что он сказал на исповеди; причем он добавил, что хотя и сказал многое, но не верит этому.

Ему ответили, что его дело рассмотрено вышеназванными сеньорами инквизиторами, и судьею, и советниками, и они вынесли впечатление, что он говорит неправду, вследствие чего они пришли к убеждению, что необходимо пытать его. Однако его предупредили, что, из любви к богу, ему предлагают до начала пытки сказать правду, ибо сие необходимо для облегчения его совести.

Он ответил, что уже сказал правду.

Ввиду сего… по рассмотрении документов и данных процесса, мы вынуждены присудить и присуждаем сего Франсиско Роберта к пытке водою и веревками по установленному способу, чтобы подвергался пытке, пока будет на то воля наша, и утверждаем, что в случае, если он умрет во время пытки или у него сломается член, это случится по его вине, а не по нашей, и, судя таким образом, мы так провозглашаем, приказываем и повелеваем в сей грамоте, заседая в суде.

…И тогда приказали отвести его в комнату пыток и отвели.

Затем, находясь уже в комнате пыток, сии сеньоры инквизиторы и судья спросили сего Франсиско Роберта, не хочет ли он сказать правду до раздевания. Он ничего не ответил и стал раздеваться.

И когда он был раздет, сего Франсиско Роберта стали увещевать сказать правду до начала пытки. Он ответил: «Я не знаю, что угодно вашей милости».

Тогда его посадили на скамью и стали вязать руки веревками и прежде, чем прикрутить их, его увещевали сказать правду. Он ответил, что ему нечего говорить.

Тогда было приказано прикрутить и дать один поворот веревке. И так было сделано. Он произнес: «О, господи!»

Тогда приказали дать второй поворот, и дали, и ему предложили сказать правду. Он сказал: «Скажите, чего вы желаете от меня, и я готов служить вашей милости».

Тогда приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили и сказали ему, чтобы сказал правду из любви к богу. Он ничего не ответил.

Тогда приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили, и он ничего не сказал.

Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и сказали, чтобы сказал правду из уважения к богу. Он ответил: «Я сказал правду, я говорю правду». И застонал.

Приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили, и он ничего не ответил, а только застонал.

Тогда еще раз прикрутили веревку и сказали, чтобы сказал правду. Он простонал и ничего не сказал.

Тогда приказали потуже прикрутить веревку, и прикрутили и сказали, чтобы сказал правду. Он ответил, что не знает, чего от него хотят.

Ему сказали, что желают услышать от него правду. Он ничего не ответил.

Приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили, и сказали ему сказать правду. Он ничего не ответил. Затем сказал: «Я был сумасшедшим, я был пьяным, не знаю, как и когда».

Тогда приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили веревку, и сказали ему, чтобы сказал правду ради бога. Он простонал.

Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и сказали ему, чтобы сказал правду. Он ничего не ответил.

Ему еще прикрутили веревку, и он ничего не сказал.

Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал.

Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал: «Ох, ох!»

Ему еще раз приказа