Тема 8. Основные направления современной западноевропейской философии

РИЗОМ (фр. rhizome - корневище) - понятие философии постмодерна, фиксирующее принципиально нелинейный способ организации целостности (текста), оставляющий открытой возможность как для внутренней имманентной подвижности, так и для интерпретационного плюрализма. Термин "Р." введен в философию в 1976 Делезом и Гваттари в совместной работе "Rhizome". Понятие Р. выражает фундаментальную для постмодерна деконструктивистскую установку на презумпцию разрушения традиционных представлений о структуре текста как семантически центрированной: "функцией этого центра было бы..., прежде всего, гарантировать, чтобы организующий принцип... ограничивал то, что мы могли бы назвать свободной игрой структуры" (Деррида), в то время как текст абсолютно свободен, ибо "лишен почтения к целостности (закону)" (Барт). Постмодерн реализует себя посредством свободы плюральных нарративных (см. Нарратив) практик, принципиально исключающих саму идею "адекватной" (принцип отсутствия внетекстового "трансцендентного означаемого" у Дерриды) или "правильной" (концепция "заката больших нарраций" у Лиотара) интерпретаций. Сама интерпретация, таким образом, понимается в постмодерне не в классическом герменевтическом смысле, но как процедура "означивания" текста (Кристева), программно плюральной и принципиально произвольной его семантической "центрации". В этом контексте понятие "Р." вводится Делезом и Гваттари для обозначения радикальной альтернативы замкнутым и статичным линейным структурам, предполагающим жесткую осевую ориентацию. Такие структуры разделяются ими на собственно "стержневые" ("система-корень"), которым соответствует образ мира как Космоса, и "мочковатые" ("система-корешок"), задающие представление о мире как о "хаосмосе" (термин Джойса). Однако, типологической общностью этих структур является фундирующая их презумпция семиотичности мира, выраженная в метафоре мира как книги и предполагающая возможность его декодирования, т.е. однозначного прочтения, исходя из общего принципа, объективированного в дискурсе кода. В противоположность им Р. - не корень, а радикально отличный от корней "клубень" или "луковица" как потенциальная бесконечность, имплицитно содержащая в себе "скрытый стебель". Принципиальная разница заключается в том, что этот стебель может развиваться куда угодно и принимать любые конфигурации, ибо Р. абсолютно нелинейна: "мир потерял свой стержень" (Делез и Гваттари). Эта, отличающая Р. от структуры, полиморфность обеспечивается отсутствием единства семантического центра и центрирующего единства кода (в метафорике Делеза и Гваттари - "Генерала"). Логика корня - это логика жестких векторно ориентированных структур, в то время как любая точка Р. может быть связана со всякой другой: "Р. состоит из плато... Колонны маленьких муравьев, покидающих одно плато, чтобы занять другое.... Каждое плато может быть прочитано в любом месте и соотнесено с любым другим" (Делез и Гваттари). (Прекрасной иллюстрацией этого может служить программный для постмодерна текст Э. Ионеску "Трагедия языка": "Произошло странное событие, и я не понимаю, как это случилось: текст преобразился перед моими глазами... Вполне простые и ясные предложения... сами по себе пришли в движение: они испортились, извратились"). Фундаментальным свойством Р., таким образом, является ее гетерономность при сохранении целостности: она есть "семиотичное звено как клубень, в котором спрессованы самые разнообразные виды деятельности - лингвистической, перцептивной, миметической, жестикуляционной, познавательной; самих по себе языка, его универсальности не существует, мы видим лишь состязание диалектов, говоров, жаргонов, специальных языков" - словно "крысы извиваются одна поверх другой" (Делез и Гваттари). Организационный принцип Р. в этой связи совпадает с принципом конструкции в постмодернистской концепции художественного творчества, в рамках которой идеал оригинального авторского произведения сменяется идеалом конструкции как стереофонического коллажа явных и скрытых цитат, каждая из которых отсылает к различным и разнообразным сферам культурных смыслов, каждая из которых выражена в своем языке, требующем особой процедуры "узнавания", и каждая из которых может вступить с любой другой в отношения диалога или пародии, формируя внутри текста новые квазитексты и квазицитаты (в метафорике Делеза и Гваттари, "в глубине дерева, в дупле корня или в пазухе ветки может сформироваться новая Р."). В рамках парадигмальной постмодернистской установки, обозначаемой как "смерть субъекта" ("смерть автора"), задается возможность формирования именно ризоморфных художественных сред (текстов): в отличие от "Автора", современный "скриптор" - отнюдь "не тот субъект, по отношению к которому его книга была бы предикатом", ибо он несет в себе не экзистенциальный потенциал аффектов, однозначно центрирующих текстовую семантику, "а только такой необъятный словарь, из которого он черпает свое письмо, не знающее остановки" (Барт). - Такое письмо принципиально ризоморфно и для него нет и не может быть естественного, правильного или единственно возможного не только способа, но и языка артикуляции: "все приходится распутывать, но расшифровывать нечего, структуру можно прослеживать, протягивать (как подтягивают спущенную петлю на чулке) во всех ее поворотах и на всех уровнях, однако невозможно достичь дна; пространство письма дано нам для пробега, а не для прорыва; письмо постоянно порождает смысл, но он тут же и улетучивается, происходит систематическое высвобождение смысла" (Барт). Так. обр., значимый аспект бытия Р. фиксируется в принципе "нон-селекции" (Делез и Гваттари), регулятивном по отношению к организации текста (как в процессе его создания, так и в процессе его восприятия (ср. с принципом "рав-нозакония" у Дерриды и принципом "преднамеренного повествовательного хаоса" у Д.В. Фоккема). Для фиксации этого феномена Барт вводит понятие "бесовской текстуры": "текст... в противоположность произведению, мог бы избрать своим девизом слова одержимого бесами (Евангелие от Марка, 5, 9): "Легион имя мне, потому что нас много". Текст противостоит произведению своей множественной, бесовской текстурой, что способно повлечь зо собой глубокие перемены в чтении". Произвольно задавая Р. ту или иную конфигурацию, "читатель не столько овладевает текстом, сколько создает его", налагая "на него определенную схему смысла" (Дж.Х. Миллер). Если структура понимается Делезом и Гваттари как "калька", которая "воспроизводит только саму себя, когда собирается воссоздать нечто иное", то Р. сопоставляется с "картой", которую можно и нужно читать: "речь идет о модели, которая продолжает формироваться", "карта открыта, она объединяет все свои измерения, она подвижна, переворачиваема, восприимчива к изменениям. Любой индивид, группа, социальная формация может разорвать ее, перевернуть, собрать любым образом, подготовить к работе. Можно нарисовать ее на стене, отнестись к ней как к произведению искусства, сделать из нее политическую акцию или материал для размышлений. Это... одно из наиболее отличительных свойств Р. - иметь всегда множество выходов" (ср. с "дисперсностью доминантных ходов" у Ф. Джеймисо-на, "садом расходящихся тропок" у Борхеса, сетевым "лабиринтом" у Эко с их бесконечным числом входов, выходов, тупиков и коридоров, каждый из которых может пересечься с любым другим, - семиотическая модель мира и мира культуры, воплощенная в образе библиотеки-лабиринта в "Имени розы" или "космической библиотеки" у В. Лейча). В силу этого Р., в отличие от структуры, не боится разрыва, но - напротив - конституируется в нем как в перманентном изменении своей конфигурации и, следовательно, семантики: "Р, может быть разорвана, изломана в каком-нибудь месте, перестроиться на другую линию... Линии ускользания - это часть Р. Эти линии постоянно переходят друг в друга... Совершая разрыв, мы прокладываем линию ускользания" (Делез и Гваттари). Аналогично - Д'аном была выделена специфика постмодернистского коллажа как "потока симуль-танностей" - в отличие от структурной композиционности коллажа в модернизме (см. Дадаизм). В этом плане включение Делезом и Гваттари трансформированного текста книги "Ризома" в качестве главы во второй том "Капитализма и шизофрении" придало ей новое звучание в контексте шизоа-нализа: в отличие от ориентированного на осевые структуры психоанализа, калькирующего спонтанность бессознательного, подгоняя его под дискурс своего кода (и фигура Фрейда здесь изоморфна фигуре Генерала), - шизоанализ не калькирует, но задает своего рода ризоморфную карту симультанности бессознательного, которая "не воспроизводит бессознательное, замкнутое в самом себе, она его конструирует" (см. Шизоанализ). Креативной континуальности и принципиальной незавершенности Р. соответствует и феномен "гено-текста", выделенный Кристевой: если "фено-текст - это структура (способная к порождению в смысле генеративной грамматики), подчиняющаяся правилам коммуникации, она предполагает субъекта акта высказывания и адресат", то "гено-текст - это процесс, протекающий сквозь зоны относительных и временных ограничений; он состоит в прохождении, не блокированном двумя полюсами, однозначной информации между двумя целостными субъектами". Изоморфна Р. и предложенная И. Хассаном фигура "пастиш" (ит. pasticcio - стилизованная опера-попурри) как языковой прием, в рамках которого свободная семантическая конфигурация цитат задает бесконечность возможных вариаций понимания, организуя пространство текста в качестве взаимодействия множества "текстуальных миров", реализующих себя каждый в своих языке и стилистике. В этом плане Р. конечна, но безгранична; "Р. не начинается и не завершается", и у нее "достаточно сил, чтобы надломать и искоренить слово "быть" (Делез и Гваттари), открывая возможность и свободу бесконечной плюральности своего гипотетического внеонтологи-зирующего "означивания" (см. Онтология). Таким образом, понятие "Р.", интегрально схватывая когерентно сформулированные в философии постмодерна различными авторами представления о нелинейном и программно аструктурном способе вербальной организации, становится фактически базовым для постмодерна понятием, обретая статус фундаментального основания имманентной полисемантичности децентрированного текста.

ТРАНСГРЕССИЯ (лат. trans - сквозь; через, за и gressus - приближаться, переходить, нападать) - понятие, обозначающее ситуацию достижения субъектом внешней позиции по отношению к чему-либо в процессе пересечения границ и выхода за пределы, по ту сторону явлений, состояний или объектов, которые, в свою очередь, также являются внешними, чуждыми субъекту и не способствуют свободному проявлению его истинной сущности. При этом главным условием возможности осуществления Т. становится не только дополнение об автономности и самостоятельности субъекта, но и наличие самой границы, которую необходимо преодолеть, и которая является демаркационной линией, отделяющей внешнее от внутреннего, сущность от явления, власть от воли к власти и т.д. Акт Т. призван снять эти противопоставления за счет устранения критериев самого различия. По сути дела, Т. символизирует собой стремление современной философии отойти от классических установок на абсолютную трансценденталь-ность мыслящего субъекта, преодоление границы власти его сознания и обнаружение возможности иных позиций в соотношении бытия и мышления. Впервые понятие "Aufhebung", аналогичное Т., было предложено Гегелем в "Феноменологии духа", где оно означало выход за пределы социального бытия и достижение позиции внешнего наблюдателя по отношению к рассматриваемым феноменам. Экзистенциальная интерпретация учения Гегеля во французском неогегельянстве стимулировала использование понятия Т. многими представителями современной французской философии, входит в понятийный аппарат философии постмодернизма. Наиболее полно понятие Т. разработано у Батая, который последовательно обосновывает философскую, литературную, экономическую, теологическую стратегии преодоления не только социальных запретов, культурных традиций, моральных регулятивов, но и самих условий существования мышления и чувственности в опыте "абсолютной негативности" (экстаза, безумия, оргазма, смерти). Бланшо использует понятие Т. для обозначения техники нейтрализации власти дискурса и социальных кодов посредством апелляции к самой "воле к власти", нашедшей свое выражение в "текстуальности" желания - специфическом "опыте письма", противопоставленном литературе как жанру. У Клоссовски Т. означает попытку радикальной трансформации индивидуального сознания и выведения из строя системы субординации жизненных функций организма. Тем самым устраняется властный контроль за выполнением целей рода в индивиде по дальнейшему воспроизводству себе подобных, "экспроприация" жизненных функций и их возвращение субъекту для максимального удовлетворения его личных потребностей. Фуко использует понятие Т. применительно к определенному историческому периоду развития европейской культуры после события "смерти Бога" (см. Смерть субъекта, Протестантская этика) и последовавшей за этим "денатурализации" сексуальности, симптомами которой выступило творчество Сада, Ницше, Фрейда, Батая. Согласно Фуко, Т. - акт эксцесса, излишества, злоупотребления, преодолевающий предел возможного, преступающий через него и открывающий тем самым сексуальность и "смерть Бога" в едином опыте. К середине двадцатого века этот опыт подрывает господствовавший до того подход к определению потребления через удовлетворение человеком своих естественных потребностей. Открывается иной, не экономический статус потребностей в соответствии с "антропологическим максимумом", законы которого не сводятся к диалектике производства и не ограничиваются определениями труда, работы, выгоды, но восстанавливают всю значимость таких категорий, как "расход", "избыток", "трата", "дар". Для Барта Т. отличается от "обычного протеста" тем, что ей с необходимостью присущ "порядок". В сексуальной практике она отождествляется со "сладострастием" - пространством обмена действия на удовольствие; планируемая экономия подчиняет себе любые "излишества", делает их рентабельными. В данном случае специфика Т. - в комбинаторике таких форм предельного опыта, которые не являются ни чувственными, ни мистическими, но способствуют "дифракции", отклонению субъекта от привычной траектории движения к однозначности.

ДИСКУРС (франц. discour - речь) - в широком смысле слова представляет собой сложное единство языковой практики и экстралингвистических факторов (значимое поведение, манифестирующееся в доступных чувственному восприятию формах), необходимых для понимания текста, т.е. дающих представление об участниках коммуникации, их установках и целях, условиях производства и восприятия сообщения. Традиционно Д. имел значение упорядоченного письменного, но чаще всего речевого сообщения отдельного субъекта. В последние десятилетия термин получил широкое распространение в гуманитаристике и приобрел новые оттенки значения. Частое отождествление текста и Д. связано, во-первых, с отсутствием в некоторых европейских языках термина, эквивалентного фр. - англ, discours (e), а во-вторых, с тем, что ранее в объем понятия Д. включалась лишь языковая практика. По мере становления дискурсного анализа как специальной области исследований, выяснилось, что значение Д. не ограничивается письменной и устной речью, но обозначает, кроме того, и внеязыковые семиотические процессы. Акцент в интерпретации Д. ставится на его интеракциональной природе. Д. - прежде всего, это речь, погруженная в жизнь, в социальный контекст (по этой причине понятие Д. редко употребляется по отношению к древним текстам). Д. не является изолированной текстовой или диалогической структурой, ибо гораздо большее значение в его рамках приобретает паралингвистичеекое сопровождение речи, выполняющее ряд функций (ритмическую, референтную, семантическую, эмоционально-оценочную и др.). Д. - это "существенная составляющая социокультурного взаимодействия" (ван Дейк). Философское звучание термин приобрел благодаря работам Фуко. "Дискурсия" понимается им как сложная совокупность языковых практик, участвующих в формировании представлений о том объекте, который они подразумевают. В "археологических" и "генеалогических" поисках Фуко "дискурсия" оказывается своеобразным инструментом познания, репрезентирующим весьма нетрадиционный подход к анализу культуры. Фуко интересует не денотативное значение высказывания, а, наоборот, вычитывание в Д. тех значений, которые подразумеваются, но остаются невысказанными, невыраженными, притаившись за фасадом "уже сказанного". В связи с этим возникает проблема анализа "дискурсивного события" в контексте внеязыковых условий возникновения дискурсии - экономических, политических я др., которые способствовали, хотя и не гарантировали его появление. Пространство "дискурсивных практик" обусловлено возможностью сопрягать в речи разновременные, ускользающие из-под власти культурной идентификации события, воспроизводя динамику реального. В дискурсии Фуко обнаруживает специфическую власть произнесения, наделенную силой нечто утверждать. Говорить - значит обладать властью говорить. В этом отношении Д. подобен всему остальному в обществе - это такой же объект борьбы за власть. Во многом благодаря работам Фуко, Альтюссера, Дерриды, Лакана французская школа дискурсного анализа отличается большей философской направленностью, вниманием к идеологическим, историческим, психоаналитическим аспектам Д. Сегодня анализ Д. представляет собой междисциплинарную область знания; теория Д. развивается в лингвистике текста, психолингвистике, семиотике, риторике. (см. также: Философия техники, Хабермас).

ДЕКОНСТРУКЦИЯ - направление постструктуралистского критицизма, связываемое с работами французского философа Дерриды. Являясь попыткой радикализации хайдег-геровской деструкции западноевропейской метафизики, Д. имеет целью не прояснение фундаментального опыта бытия, но всеобъемлющую негацию понятия бытия как такового. Критика основополагающих концептов традиционной философии (в границах которой - несмотря на непосредственное влияние на становление деконструктивизма - для Дерриды остаются и Ницше, и Фрейд, и Гуссерль, и Хайдеггер) - "действительности", "тождества", "истины" - исходит из посылки, что статус рационального в культуре не самовоспроизводится на собственном материале, но поддерживается постоянным усилием по вытеснению из его сферы элементов, оказывающихся не-мыслью, не-мыслимым. Эта репрессивная интенция, лежащая в основании западно-европейской культуры, обозначается Дерридой как логоцентризм (значимы обе составляющие слова: указание на центрированность и помещение в центр логоса, звучащего слова), почву для которого он видит в появлении фонетического письма как предпосылки любых трансцендентальных означаемых. В совокупности своих аспектов - фоноцентризма, фаллоцентриз-ма, теоцентризма - логоцентризм конструирует идеал непосредственной самодостаточности или присутствия, задающего, по Дерриде, парадигму всей западной метафизики. Метафизика присутствия, полагая рядом с человеком трансцендентальную реальность, подлинный мир и стремясь подключить сферу существования к бытию, служит основанием логоцентрической тотализации в гуманитарной области. Ее кризис ясно обнаруживает себя уже у Ницше, тексты которого представляют собой образцы разрушения гомогенной среды проводника идей "мобильной армии метафор". Адекватным способом постановки проблемы смысла, по Дерриде, является не поиск сокрытых в интуитивной неразличенно-сти онтологизированных абсолютов или трансцендентальных означаемых, но аналитика на уровне означающих, вскрывающая исток смыслопорождения в игре языковой формы, записанного слова, граммы ("О грамматологии" - так называется одна из программных работ Дерриды). Процедура вслушивания в трансцендентальный, мужской голос Бытия, Бога, представленная, по мысли Дерриды, как принцип философствования в работах Гуссерля и, в особенности, Хайдег-гера, зачеркивается стратегией differance (неографизм Дерриды, удерживающий, путем подстановки "а" во французское difference, оба значения глагола differer. I) различать; 2) отсрочивать). Одновременно этот неографизм указывает как на принципиальное предпочтение зрительного начертания звуку (при произношении все нюансы неологизма исчезают), так и аконцептуальный характер differance, слова, различающегося от себя самого. Differance стирает все дуальные позитивности европейских идеологий - метафизик: оппозиции Бога и мира, духа и материи, души и тела, сущности и явления - оставляя феноменалистское поле непредставимого движения чистого различия, запредельная негативная энергия которого сковывалась абстрактно-логическими структурами для обеспечения "нормальной", "культурной" коммуникации. В этом своем качестве, условия возможности движения означения, differance есть результат расширенной философской интерпретации лингвистической концепции чистого различия Соссюра. Другой своей ипостасью difference отсылает к немыслимому опыту не-присутствия, вечно отсроченного настоящего, запечатленному в выявляемых деконструктивной работой разрывах смыслового единства текста. Differance репрезентирует следы некоего "первописьма", предшествующего самому языку и культуре, отпечаток которого несет на себе "письмо" - то есть та динамика не-данного, гетерогенного, которое обнажается при разборке идеологического каркаса, тотализирующего текст. В письме центризму традиции, свертыванию игр означения в некоторую незыблемую точку присутствия (гаранта смысла и подлинности) противопоставляется центробежное движение "рассеяния" (одноименное название носит одна из работ Дерриды "Рассеяние", 1972) значения в бесконечной сети генеалогии и цитации. Отслеживая элементы письма, работу differance, Д. рассматривает совокупность текстов культуры в качестве сплошного поля переноса значения, не останавливающегося ни в каком месте в виде застывшей структуры, она подрывает изнутри фундаментальные понятия западной культуры, указывая на их нетождественность самим себе, освобождая репрессированную метафорику философских произведений, приходящую в столкновение с их идеологическим строем. Тем самым демонстрируется сопротивление языка любому философскому (метафизическому) проекту. Внепочожная тексту позиция классического интерпретатора в Д. элиминируется. Задается констатация факта "инвагинации", внедренности, привитости одного текста другому, бесконечного истолкования одного текста посредством другого (рафинированно такой подход реализован в "Похоронном звоне", 1974, где Дер-рида сталкивает гегелевскую "Эстетику" и "Философию религии" с размышлениями о романе "Чудо" Жене, передавая функцию комментария и интерпретации белому просвету между столбцами двух текстов). Практика Д. носит вне-методологический характер и не предлагает ограниченного набора строгих правил "разборки". Деррида доказывает, что для нее уязвимо практически любое философское произведение - от сочинений Платона до работ Хайдеггера. В то же время концепция "письма", по сути, ориентирована на модернистские произведения от Малларме до Батая, (само понятие "письма" имеет аналогии со стилем авторов "высокого модерна") и, т.обр., деструктивный пафос по отношению ко всей предшествующей традиции оборачивается конструктивными намерениями по выработке своеобразной герменевтической модели, теоретического обеспечения литературного авангарда. К Д., выступающей одновременно и философской позицией, и литературно-критическим течением, пытающейся сблизить, в пределе - слить Философию и Литературу, непосредственно примыкают направления франко-американской "новой критики" в лице П. де Мала, X. Блума, Ф. Сол-лерса, Кристевой и др.

ФЕНОМЕН (греч. phainomenon — являющееся) — понятие, означающее явление, данное нам в опыте, постигаемое при помощи чувств. Ф. принципиально отличается от ноумена, к-рый остается за пределами опыта и является предметом интеллектуального созерцания. Кант пытался при помощи понятия Ф. резко отделить сущность от явления, считая первую непознаваемой (Агностицизм). С т. эр. диалектического материализма нет непреодолимой грани между сущностью и явлением; сущность познается через явления.

ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ (лат. intentio — стремление) — направленность (устремленность) сознания на предмет. В идеалистической философии И. рассматривается как проистекающее из самой деятельности сознания свойство, характеризующее его способность создавать свой предметный мир, наполняться содержанием, приобретать смысл и значение. Понятие И. использовалось в средневековой схоластике, находит широкое применение в различных разновидностях феноменологии (прежде всего у Гуссерля, непосредственным предшественником к-рого в учении об И. был Брентано), в неотомизме.

СЦИЕНТИЗМ (сайентизм,лат.зс1еп-tia и англ. science — знание, наука) — концепция, заключающаяся в абсолютизации роли науки в системе культуры, в идейной жизни об-ва. В качестве образца науки С. обычно рассматривает естественные и т. наз. точные науки. Будучи не строго оформленной системой взглядов, а скорее идейной ориентацией, С. может проявляться по-разному, с различной степенью и силой — от внешнего подражания точным наукам. выражающегося в искусственном применении математической символики или нарочитом придании анализу философ-ско-мировоззренческих и социально-гуманитарных проблем формы, характерной для этих наук (аксиоматическое построение, система дефиниций, логическая формализация и т. п.), до абсолютизации естественных наук как единственно научного знания и отрицания фи-лософско-мировоззренческой проблематики как лишенной познавательного смысла и значения (неопозитивизм). С. в философии находит выражение в недооценке ее своеобразия по сравнению с др. науками, в отрицании философии как особой формы общественного сознания, имеющей свою специфику по сравнению со специально научным знанием. С. в социологии связан с отрицанием особенностей объекта социального анализа по сравнению с объектами, исследуемыми естественными науками, с игнорированием необходимости учета ценностных моментов, с эмпиризмом и описательностью, враждебным отношением ко всяким теоретическим построениям, имеющим выход в социально-философскую проблематику, с абсолютизацией значения количественных методов в социальных исследованиях. В совр. зап. культуре С. противостоят различные варианты антисциентизма, настаивающие на ограниченности возможностей науки в решении коренных проблем человеческого существования, а в крайних случаях оценивающие науку как силу, враждебную подлинной сущности человека. Философию последовательный антисциентизм рассматривает как нечто принципиально отличное от науки, носящей, по его мнению, чисто утилитарный характер и неспособной подняться до понимания подлинных проблем бытия мира и человека. Социально-гуманитарное знание антисциентизм трактует исключительно как сферу ценностного сознания, к к-рой не применим принцип объективности научного исследования. Отстаивая принципы научного подхода ко всякой мировоззренческой, философской и социально-гуманистической проблематике и отвергая попытки антисциентистского принижения роли науки, марксизм в то же время отрицает плоский С. с его игнорированием сложных вопросов о месте и функции науки в системе культуры, о взаимоотношении различных форм сознания. Подчеркивая исключительную роль науки в общественной жизни, он рассматривает ее в связи с др. формами общественного сознания и раскрывает сложный, многообразный характер этой связи. С этой т. зр. наука выступает как необходимый продукт развития человеческой культуры и вместе с тем — как один из гл. источников и стимуляторов исторического прогресса самой культуры. В марксистской философии оценка социальной роли науки дается в реальном контексте конкретных социальных систем, обусловливающих существенно разную, нередко противоположную роль научного знания в жизни общества.

ПРОГРЕСС РЕГРЕСС (лат. pro gressus — движение вперед и regres-sus — возвращение) — наиболее общие, противоположные по своим характеристикам, разнонаправленные и вместе с тем неотделимые друг от друга, диалектически взаимосвязанные тенденции развития. П.— тип (направление) развития сложных систем, для к-рого характерен переход от низшего к высшему, от простого к сложному, от менее совершенного к более совершенному в отличие от Р. как движения вспять, назад (от более высоких и совершенных форм к низшим и менее совершенным). Первоначально понятия П. и р. применялись почти исключительно в рамках философского осмысления проблемы направленности общественного развития и носили сильно выраженный отпечаток человеческих ориентации и предпочтений (мера реализации в общественной жизни различных исторических эпох идеалов равенства, социальной справедливости, свободы, человеческого достоинства и т. д.). Начиная с середины 19 в. понятия П. и р. постепенно наполняются объективным научно-теоретическим содержанием (наиболее значительный вклад в это внесла концепция материалистического понимания истории, созданная Марксом и Энгельсом) и одновременно универсализируются, распространяясь на сферу живой и (в меньшей степени) неживой материи (под воздействием развития комплекса биологических наук, кибернетики, теории систем и др.). Соответственно в качестве важнейшего универсального объективного критерия П. рассматривается повышение уровня организации материи. Если в процессе развития возрастает число элементов и подсистем, усложняются объединяющие их структуры, увеличивается число связей и взаимодействий, а также возрастает набор функций, т. е. действий и процедур, выполняемых этими элементами и подсистемами, обеспечивая тем самым большую устойчивость, приспособляемость, жизнеспособность и возможность дальнейшего развития, то такой процесс представляет собой П. Если же в результате развития, напротив, уменьшается набор полезных для системы функций, распадаются существовавшие ранее структуры, уменьшается число подсистем, элементов и связей, обеспечивающих существование, устойчивость и жизнедеятельность данной системы, то такой процесс называется Р. О П. и р. можно говорить, имея в виду характер (направленность) изменения либо системы в целом, либо отдельных элементов (подсистем). При этом прогрессивное развитие системы в целом не означает, что такая же направленность изменений присуща всем ее подсистемам; и наоборот, изменение в прогрессивном направлении к.-л. подсистемы автоматически не влечет за собой П. системы в целом. Так, прогрессивное развитие (усложнение) организма в целом не исключает противоположно направленного процесса упрощения, деградации отдельных его функций или органов. П. и р.— диалектические противоположности; развитие невозможно понять как только П. или только Р. В эволюции живых организмов и развитии об-ва сочетаются и сложно взаимодействуют прогрессивные и регрессивные тенденции. Причем взаимосвязь этих тенденций в живой материи и в об-ве не исчерпывается связями чередования или цикличности (когда процессы развития мыслятся по аналогии с ростом, расцветом и последующим увяданием, старением живых организмов). Будучи диалектически противоположными, П. и р. связаны между собой неразрывно, включены друг в друга. “...Каждый прогресс в органическом развитии,— отмечал Энгельс,— является вместе с тем и регрессом, ибо он закрепляет одностороннее развитие и исключает возможность развития во многих других направлениях” (Т. 20. С. 621). Диалектическое соотношение П. и р. проявляется и в объективной многонаправленности процессов развития природных и социальных явлений;они включают в себя не только П., но и р., и одноплоскостные, и круговые изменения; прогрессивное развитие — лишь одно из возможных (и реально осуществляющихся) направлений развития сложных системных объектов. Понятия П. и р.— интегральные характеристики сложных развивающихся систем, и потому нельзя судить о направленности их изменений по отдельным изолированным показателям. Это особенно важно применительно к анализу особенностей П. социальных систем. Здесь необходимо учитывать не какие-то изолированно взятые черты, а весь комплекс показателей экономической, социальной, политической, духовной жизни об-ва и такую интегральную характеристику их взаимосвязи, как обеспечиваемая ими степень жизнеспособности, перспективности той или иной социальной структуры. Понятие П. применительно к об-ву несет в себе идею единства исторического процесса, преемственности, сохранения и приумножения высших достижений материальной и духовной культуры человечества, всех его гуманистических ценностей. Суть общественного П., его цель — человек, его освобождение, расширение возможностей разностороннего и гармоничного развития.