О согласии политики и морали в траснсцепдентальном попятии публичного права

Если публичное право, как его мыслят себе обыкновенно учителя права, я абстрагирую от всей материи (различные эмпирически данные отношения людей в государстве или государств между собою), то у меня еще останется форма публичности. Возможность этой формы содержит в себе каждое произвольное правовое притязание, потому что без не«же могло бы существовать никакой справедливости (которая может мыслиться только публично известной), а тем самым никакого права, которое исходит только от нее.

Каждое правовое притязание должно обладать способностью к публичности, и эта способность, следовательно, может дать a priori присущий разуму удобный для употребления критерий, так как легко решить, имеет ли она место в данном случае, т. е. можно ли ее соединить с принципами того, кто действует, или нет. В последнем случае проверкой чистого разума сразу может быть определена лживость (противозаконность) рассматриваемого притязания (praetensio juris).

После подобного абстрагирования от всего эмпирического, что содержит понятие права государственного гражданства и международного права (такова, например, порочность человеческой природы, делающая необходимым принуждение), следующее положение можно назвать трансценденталъной формулой публичного права:

«Несправедливы все относящиеся к праву других людей поступки, максимы которых несоединимы с публичностъю».

Этот принцип следует рассматривать не только как этический (относящийся к учению о добродетели), но и как юридический (касающийся права людей). Ведь максима, которую я не могу огласить, не повредив этим в то же время моему собственному намерению, которую необходимо скрытъ, чтобы она имела успех, и в которои я не могу публично признатъся, не возбудив этим неизбежно сопротивления всех против моего намерения, такая максима может сопровождаться необходимым и общим, следовательно, a priori, усматриваемым противодействием всех против меня вследствие несправедливости, которои она угрожает каждому. Этот принцип только негативен, т. е. служит лишь для того, чтобы распознать с его помощью несправедливостъ по отношению к другим. Подобно аксиоме он недоказуемо достоверен и, кроме того, легко применим, как это можно видеть из следующих примеров публичного права:

1) Что касается права государственного гражданства (ius civitatis), т. е. права, действующего внутри государства, то оно таит в себе вопрос: «является ли народа восстание правомерным средством сбросить»себя иго так называемого тирана (non titulo, sed execitio talis¹³)?» Ответ на этот вопрос многие считают рудным, но он легко разрешается с помощью трансендентального принципа публичности. Если права народа попраны — восстание против тирана и лишение его трона будет справедливым, в этом нет сомнения. Тем не менее со стороны подданных в высшей степени несправедливо таким способом добиваться своего права, и они не могут жаловаться на несправедливость, если потерпят поражение в этой борьбе и вследствие этого подвергнутся самым жестоким наказаниям.

Здесь можно привести много доводов за и против, если решать этот вопрос догматической дедукцией основ права; однако трансцендентальный принцип публичности может обойтись без многословия. Согласно ему перед заключением гражданского договора сам народ ставит себе вопрос, осмелится ли он публично провозгласить максиму намерения в случае восстания. Легко видеть, что если бы при установлении государственного устройства обусловить в известных случаях использование силы против верховного главы, то народ должен был бы претендовать на законную власть над ним. Но тогда он не был бы верховным главой или если бы то и другое было условием учреждения государства, то последнее стало бы невозможным; между тем это было целью народа. Неправомерность восстания обнаруживается также благодаря тому, что публичное признание его сделало бы невозможной его собственную цель. По необходимости ее следовало бы скрывать. Но последнее не было бы необходимым для верховного главы государства. Он может открыто объявить, что за каждое восстание будет карать смертью его зачинщиков, как бы они ни были убеждены, что именно он первый преступил основной закон. Ведь если верховный глава сознает, что он обладает непреодолимой верховной властью (это бывает, как правило, в каждом гражданском устройстве, потому что тот, кто не имеет достаточно власти, чтобы защитить каждого из подданных от другого, не имеет также права и повелевать), то ему нечего опасаться повредить собственной цели обнародованием своей максимы. Точно так же (что вполне согласно с предыдущим) если бы народу удалось восстание, то верховному главе следует примириться с положением подданного и не поднимать восстание с целью возвратить власть, но и не следует бояться, что его привлекут к ответу за его прежнее управление государством.

2) О международном праве речъ может идти только в том случае, если предположить наличие какого-нибудь правового состояния (т. е. такого внешнего условия, при котором право действительно может стать уделом человека), потому что оно как публичное право уже в своем понятии заключает провозглашение общей воли, определяющей каждому свое. Это правовое состояние должно проистекать из какого-нибудь договора, которому, однако, не нужно (подобно тому, из которого происходит государство) основываться на принудительных законах, но которое во всяком случае может быть договором продолжителъной свободной ассоциации подобно вышеупомянутому договору федерации различных государств. Ведь без определенного правового состояния, активно связывающего различных (физических или моральных) лиц, в естественном состоянии не может существовать никакого другого права, кроме частного. Здесь также проявляется спор политики с моралью (если рассматривать последнюю как учение о праве), в которой критерий публичности максим точно также находит свое простое применение; однако если договор связывает государства для того, чтобы поддерживать мир между собою и по отношению к другим государствам, то это делается не для того, чтобы делать приобретения. Далее перечисляются случаи антиномии между политикой и моралью и предлагается одновременно способ их решения.

а) «Если одно из этих государств обещало что-нибудь другому — оказание помощи, или уступку некоторых земель, или субсидию и тому подобное,— то возникает вопрос, может ли глава государства в случае, от которого зависит благополучие государства, уклониться от выполнения слова, потребовав, чтобы его как личность рассматривали двояко: с одной стороны, как суверена, который ни перед кем не ответствен в своем государстве, а с другой стороны, только как высшего г осударственного чиновника, который обязан отдавать отчет государству; вытекающее отсюда следствие состоит в том, что в качестве второго он свободен от обязательств, принятых в качестве первого». Но если бы государство (или его верховный глава) огласило эту свою максиму, то, естественно, каждое другое государство стало бы избегать его или соединяться с другими соседними государствами, чтобы дать отпор его притязаниям. Это доказывает, что в этом случае, т. е. в условиях гласности, политика при всей своей изворотливости сама неизбежно будет вредить своей цели, если ее максима несправедлива.

б) «Если соседняя держава, разросшаяся до ужасающей величины (potentia tremenda), возбуждает опасение, что она захочет покорить других, так как имеет возможностъ сделать это, то дает ли это менее могущественным державам право на совместное нападение на нее даже без предшествовавшего оскорбления с ее стороны?» Государство, которое захотело бы в данном случае огласитъ подобную максиму, только ускорило бы и сделало бы неминуемым наступление зла. Ведь сильная держава опередила бы слабых, а что касается союза последних, то это только слабый тростник для того, кто умеет пользоваться принципом divide et imрега. Эта максима государственного благоразумия, объявленная публично, необходимо вредит, таким образом, ее собственной цели и, следовательно, несправедлива.

в) «Если слабое государство своим положением нарушает связь частей более сильного, которая необходима для сохранения, то не вправе ли последнее подчинить себе первое и присоединить его к себе?» Очевидно, что более сильному государству не следует заранее оглашать такую максиму, так как более слабые тосударства заблаговременно заключили бы союз или другие могущественные государства стали бы спорить из-за этой добычи. Таким образом, благодаря оглашению эта максима сама делает себя невозможной — признак, что она несправедлива и, быть может, даже в очень высокой степени, ибо незначительность объекта не мешает тому, чтооы выказанная на нем несправедливость была чрезвычайно велика.

3) Что касается права всемирного гражданства, то я обхожу его здесь молчанием, потому что вследствие аналогии его с международным правом легко можно показать и оценить относящиеся к нему максимы.

Принцип несовместимости максим международного права с публичностыо представляет собой, конечно, яркий пример несогласия политики с моралью (как учением о праве). Теперь нам нужно выяснить, каково же то условие, при котором ее максимы согласуются с правом народов? Ведь нельзя делать обратного заключения, что те максимы, которые совместимы с публичностью, тем самым справедливы: тот, кто обладает твердой верховной властью, не имеет нужды скрывать свои максимы. Условием возможности международного права вообще является прежде всего существование правового состояния. Ведь без него нет публичного права, и все право, которое можно мыслить вне его (в естественном состоянии), есть только частное право. Но выше мы видели, что только федеративное состояние государств, имеющее целью устранение войны, есть един-ственное правовое состояние, соединимое с их свободой. Итак, согласие политики с моралью возможно только в федеративном союзе (который, следовательно, в соответствии с принципами права дан a priori и необходим), и все государственное благоразумие имеет в качестве правовой основы установление такого союза в возможно большем размере. Без этой цели любое мудрствование является безрассудством и замаскированной несправедливостью. У подобной лживой политики есть своя казуистика, не уступающая лучшей иезуитской школе: это reservatio mentalis, т. е. составление публичных договоров в таких выражениях, которые при случае можно истолковать в свою пользу (например, различие между status quo de fait и de droit¹⁴); это пробабшшзм (probabilismus), т. е. стремление без основания приписывать другим злые намерения или же вероятность их преобладания делать правовым основанием для уничтожения самостоятельности других мирных государств; наконец, это peccatum philosophicum peccatillum, bagattelle), т. е. поглощение слабого государства, считающееся легко извинительной мелочью, яи благодаря этому выигрывает большее государство, должно полагая, что это направлено к всемирному благу*.

Этому помогает двуличность политики по отношению к морали; то тем, то другим ее учением политйка пользуется для своей цели. И любовь к человеку, и уважение к праву людей есть дрлг; первое, однако, только обусловленный, в то время как второе — безусловный, без оговорок повелевающий долг; и тому, кто захочет отдаться приятному чувству благодеяния, следует сперва убедиться, что он не престунил этот долг. Политика легко соглашается с моралью в первом смысле (этикой), когда речь идет о том:, чтобы подчинить право людей произволу их правителей, но с моралью во втором значении (как учением о праве), перед которой ей следовало бы склонить колени, она находит благоразумным не входить в соглашение, предпочитая оспаривать ее реальность и все, что относится к долгу, свести лишь к благим намерениям. Такое коварство боящейся света политики легко парализовала бы философия, которая сделала бы публичными ее максимы, если только политика захотела бы решиться на то, чтобы даровать философу публичность его максим. С этой целью я предлагаю другой трансцендентальный и положительный принцип публичного права, формула которого должна быть такой:

«Все максимы, котбрые нужВаются в публичности (чтобы достигнуть своей цели), согласуются и с правом, и с политикой».

Ведь если эти максимы могут достигнуть своей цели только благодаря публичностй, то они должны соответствовать общей цели общества (счастья), согласовываться с которой (делать общество довольным своим состоянием) — истинная задача политики. Но если эта цель должна быть достигнута толъко благодаря публичности, т. е. благодаря устранению всякого недоверия к политическим максимам, то и они должны быть в согласии с правом общества, так как только в нем возможно соединение целей всех. Дальнейшее изложение и разъяснение этого принципа я должен отложить до другого случая; то, что он есть трансцендентальная формула, можно усмотреть только путем устранения всех эмпирических условий (учения о счастье) как материи закона путем внимания только к форме всеобщей закономерности.

 

***

Если осуществление состояния публичного права, хотя бы только в бесконечном приближении, является долгом и вместе с тем обоснованной надеждой, то вечный мир, который последует за мирными договорамй (до сих пор это название применялось неверно; собственно говоря, были только перемирия), есть не бессодержательная идея, но задача, которая постепенно разрешается и (так как промежуток времени, необходн-мый для одннаковых успехов, видимо, будет становиться все короче) все ближе и ближе подходит к своему финалу.

 

1 Наследственная монархия не есть государство, которое может быть наследуемо другим государством; лишь право управлять государством может перейти по наследству к другому физическому лицу. Государство приобретает себе правителя, а не этот последний (в качестве владеющего другой стра- ной) приобретает себе данное государство.

2 Boт кaк oтвeтил oдин бoлгapcкий князь гpeчecкoмy им-пepaтopy, кoтopый дoбpoдyшнo xoтeл peшить иx pacпpю нe пpoлитиeм кpoви иx пoддaнныx, a пoeдинкoм: «Kyзнeц, y кoтopoгo ecть клeщи, нe eтaнeт вытacкивaть pacкaлeннoe жeлeзо из yглeй pyкaми».

³ Пo oбщeмy мнeпию, вpaшдeбнo мoжнo пocтyпaть лищь пo oтнoшeнию к тoмy, ктo yжe дeлoм нapyшил мoe пpaвo, и этo, кoнeчнo, вepнo, ecли и тoт и дpyгoй нaxoдятcя в гpaждaнcкo-npaвoвoм cocтoянии. Beдь тeм caмым, чтo oдин вcтyнил в этo cocтoяниe, oн yжe дaeт дpyгoмy тpeбyeмyю гapaнтию (пpи пocpeдcтвe выcшeй инcтaнции, имeющeй влacть нaд oбoими). Чeлoвeк жe (или нapaд) в ooвepшeннo ecтecтвeннoм cocтoянии лишaeт мeня этoй гapaнтии и, живя pядoм co мнoй, нapyшaeт мoe пpaвo yжe caмим этим cocтoяниeм, ecли нe дeлoм (facto), тo вce жe бeззaкoннocтыo cвoeгo cocтoяния (statu injusto). Этoй бeззaкoннocтью oн пocтoяннo yгpoжaeт мнe, и я мoгy пpинyдить eгo или вcтyпить вмecтe co мнoй в pбщeзaкoннoe cocтoяниe, или жe избaвить мeня oт cвoeгo coceдcтвa. Boт, cлeдoвaтeлыю, пocтyлaт, лeжaщий в ocнoвe cяeдyющиx cтaтeй: «Bceм людям, кoтopыe имeют вoзмoж-нocть взaимнo влиять дpyг нa дpyгa, cлeдyeт пpинaдлeжaть к кaiкbмy-либo гpaждaнcкoмy ycтpoйcтвy».

Пpaвoвoe ycтpoйcтвo лиц, вxoдящиx в eгo cocтaв, тaкoвo: 1) ycтpoйcтвo людeй в oднoм нapoдe пo npaвy гocyдapcтвeннoгo гpаждaнcтвa (ius civitatis);

2) ycтpoйcтвo гocyдapcтв в иx oтнoшeнии дpyг к дpyгy пo меж дyнapoднoмy npaвy (ius gentium);

3) ycтpoйcтвo пo npaвy вceмupнoгo гpaждaнcтвa (ius cosmopolitieum), пocкoлькy люди и гocyдapcтвa, нaxoдяcь мeждy coбoй вo внeшниx взaимoвлияющиx oтнoшeнияx, дoлжны быть paccмaтpивaeмы кaк гpaжданe oбщeчeлoвeчecкoгo гocyдapcтвa. Этo пoдpaздeлeниe нe пpоизвoльнo, нaпpoтив, oнo нeoбxoдимo c тoчки зpeния идeи вeчнoгo миpa. Beдь ecли бы xoть oдин из ниx, физичecки вoздeйcтвyя нa дpyгoгo, вce жe нaxoдилcя бы в ecтecтвeвнoм сoстoянии, тo c этим былo бы cвязaнo cocтoяниe вoины, ocвoбoждeниe, oт кoтopoгo и являeтcя цeлью в дaннoм cлyчae.

⁴ Былo бы yмecтнo, ecли бы для нapoдa пo oкoнчaнии вoйны пocлe тopжecтвeннoro пpaзднecтвa был нaзнaчeн дeнь пoкaяния, чтoбы oт имeни гocyдapcтвa взывaть к нeбy o пpoщeнии тoгo вeликoгo пpeгpeшeния, в кoтopoм вce eщe пoвиннo чeлoвeчecтвo, нe жeлaющee coeдинить вce нapoды в кaкoe-нибyдь зaкoннoe ycтpoйcтвo, a, гopдoe cвoeй нeзaвиcимocтью, пpeдпoчитaющee иcпoльзoвaть вapвapcкиe cpeдcтвa вoйпы (чeм, oднaкo, нe дocтигaeтeя тo, чeгo дoбивaютcя, a имeннo пpaвo кaждoгo гocyдapcтвa). Topжecтвeнныe пpaзднecтвa вo вpeмя вoйны пo cлyчaю oдepжaннoй noбeды, rимны, вocпeвaeмыe (пoдoбнo изpaильтянcким) бoгy вoинcтв, нaxoдятcя в нe мeнee cильнoм пpoтивopeчии c мopaльнoй идeeй oтцa вcex людeй, тaк кaк кpoмe paвнoдyшия к дocтaтoчнo пeчaльнoмy cпoeoбy, кaким нapoды дoбивaютcя cвoиx пpaв, oни выpaжaют paдocть пo пoвoдy иcтpeблeния бoльшoгo кoличecтвa людeй или yничтoжeния иx cчacтья.

⁵ Moжнo былo бы cпpocить: ecли пpиpoдa зaxoтeлa, чтoбы эти бepeгa Лeдoвитoгo oкeaнa нe ocтaлиcь нeoбитaeмыми, тo что cтaнeт c иx житeлями, кoгдa oнa нe бyдeт им бoлee дocтaвлять (кaк мoжнo oжидaть) плaвyчeгo лeca? Beдь вecьмa вepoятнo, чтo c ycпexaми кyльтypы oбитaтeли yмepeннoгo пoяca зeмли бyдyт лyчшe пoльзoвaтьcя лecoм, кoтopый pacтeт нa бepeгax иx peк. Oни нe бyдyт дoпycкaть, чтoбы oн пaдaл в peки и тaким пyтeм yплывaл в мope. Я oтвeчaю: «Обитaтeли Oби, Eниceя, Лeны и т. д. бyдyт дocтaвлять им этoт лec пocpeдcтвoм тopгoвли и вымeнивaть нa нeгo пpoдyкты живoтнoгo цapcтвa, кoтopыми тaк бoгaтo мope y пoляpныx бepeгoв, ecли тoлькo oнa (пpиpoдa). зacтaвит cнaчaлa эти плeмeнa жить в миpe».

6 Различие религии — странное выражение! Все равно, что говорить о различных моралях. Могут, конечно, существовать различные виды верований в зависимости от исторических средств, употреблявшихся для служения делу религии, ноэти средства, имея свою собственную историю, относятся не к религии, а к области учености; точно так же могут существовать различные священные книги (Зендавеста, Веды, Коран⁸ и т. д.), но только одна религия, обяэательная для всех людей и во все времена Эти средства могут быть только орудием религии, тем, что случайно и может быть различным в зави-сдемости от времени и места.

* Соображения об этих максимах можно найти в сочинении г-на проф. Гарве «О связи морали с политикой», 1788. Этот почтенный ученый уже в самом начале признается, что не в состоянии дать удовлетворительный ответ на этот вопрос. Но одобрить эти максимы на том лишь основании, что нельзя полностью опровергнуть выдвинутые против них возражения, кажется все же большей уступкой, чем было бы благоразумно допустить по отношению к тем, кто злоупотребляет этими максимами.

 

 

Трактат «К вечному миру» был опубликован в 1795 г. (I. Kant, Zum ewigen Fricden. Ein philosophischer Entwurf, Kônigsberg, 1795). Русский перевод И. Кант, Вечный мир. М, 1905. Для данного сборника перевод сверил и выправил по оригиналу А. В. Гулыга; в тексте сделаны незначительные сокращения.

¹ Противоречила бы идее первоначального договора — Кант имеет в виду так называемую договорную теорию происхождения государства, согласно которой люди, страдавшие в первобытном состоянии от постоянных раздоров и взаимной вражды, добровольно передали часть своих нрав государству, задачей которого является охрана их безопасности.

2 «Ad calendas graeeas» (лети».) — «До греческих календ», т. е. никогда. Календа у римлян—первое число каждого месяца. У греков календ не было.

3 Естественное состояние... наоборот, есть состояние войны — Кант разделяет распространенную в XVII — XVIII вв. точку зрения, согласно которой люди но природе враждебны друг другу и находятся в состоянии «войны всех против всех». Состояние мира достигается путем договоренности между людьми, которые добровольно отказываются от своих притязаний «на все» в пользу государства.

4 Максима— правило личного поведения.

5 «Furor impius intus frémit... horridus ore сrиеnto (латин.) — «Ярость безбожно внутри... зарычит ужасающая пастью кровавой» (Вергилий, Энеида, I, 294 — 296).

6 Практический разум —одна из центральных категорий кантовской философии. Разум является для Канта практическим в той степени, в какой он определяет волю и действия человека.

⁷ «Fata volentem ducunt, nolentem trahunt» (латин.} — «Судьба согласного с ней ведет, противящегося — тащит».

8 Зендавеста (Авеста) — священная книга древних иранцев. Веды— древнейший памятник индийской литературы, содержащий священные гимны. Коран — священная книга мусульман.

9 Vae victis! (латин.) — «Горе побежденным!».

¹⁰ Во времена Канта иерархия «факультетов», т. е. различных областей знания, определялась не интересами науки, а степенью их полезности для государства. С этой точки зрения «высшими факультетами» были теологический, юридический, медицинский, а «низшим» — философский. Кант считал такое соотношение несправедливым, полагая, что философия, занимающаяся поисками наиболее глубокой истины, на самом деле занимает более высокое положение по сравнению с другими «факультетами.

¹¹ «Fiat iustitia, pereat mundus (латин.) — Кант дает вольный перевод этой пословицы. Буквально: «Да творится правосудие, хоть мир пропадай» — девиз германского императора Фердинанда I (1503—1564 гг.).

12 Tu ne cede malis sed contra audientior ito» (латин.) — Бедам, ты не сдавайся, но против шествуй отважней (Вергилий, Энеида, VI.

¹⁹ «Non titulo, sed exercitio talis» (лптип.) — «Если не по титулу,

то по поступкам».— 187. ¹⁴ Status quo de fait et de droit» (франц.) — фактический и юридический статус-кво.