Эпизод 17 хочешь поговорить об этом.

Россия, Санкт-Петербург, май 2009 года

 

Алексей Борн по достоинству оценил чай «пуэр», а от водки отказался. Сказал: не пью. И тебе не советую. У тебя завтра трудный день, как я понимаю. Ведь так? Так, сознался, Котя, именно так. Лететь надо, а вещи еще не собраны.

 

— Ну вот видишь… — улыбнулся Борн, глядя на жадно затягивающегося Чижикова. Улыбнулся так искренне, располагающе. — Я знаю, что у тебя масса вопросов и ты не можешь решить, какой задать первым. А еще ты меня боишься. Ну, возможно, не боишься, — поправился он, заметив выражение лица Чижикова. — По крайней мере, опасаешься. Не доверяешь. Не знаешь, чего от меня ожидать. Правильно?

— Правильно, — осторожно согласился Котя.

Шпунтик свернулся на подоконнике, как раз над столом, который разделял собеседников, и, покойно свесив хвост почти в самую сахарницу, благожелательно присутствовал с закрытыми глазами.

— Оно и понятно. У меня в свое время был почти такой же эпизод в жизни… Впрочем, это

 

к нам с тобой отношения не имеет. Может, давай так: я тебе расскажу главное, а потом ты спросишь о том, что останется. Идет? Только сначала поставь еще воды для льда, а то ведь этот скоро растает.

Чижиков поправил прижатое к уху кухонное полотенце, в которое был завернут лед. Надо признаться, сам бы он не додумался приложить лед сразу. А ухо уже теперь производило гнетущее впечатление — и что было бы с ним завтра без льда, Котя боялся вообразить. Через границу запросто не пропустили бы. Однако же деятельный Борн быстренько заставил Чижикова сделать ледяной компресс и обещал оставить чисто случайно оказавшуюся у него с собой мазь, которой ухо надо будет намазать на ночь, а к утру почти все спадет. Порез же на руке оказался несущественным, и был умело продензифицирован и забинтован. Котя сидел с полотенцем на ухе, чувствовал воду, капля за каплей стекающую по шее за ворот футболки, наблюдал, как второй раз за день чужой человек в его кухне заваривает чай, и держал ладонь на дедовой «Илиаде». Это было второе, что ему показалось важным сделать после возвращения домой: сперва закурить, а потом дойти до кабинета и принести в кухню «Илиаду». Его спаситель отнесся к появлению книги с непонятным интересом — посмотрел на корешок, потом на Котю, совершенно серьезно спросил «помогает?», и когда Чижиков кивнул, с легким удивлением пробормотал «ну надо же!»… Борн был весь такой крепкий, жилистый, надежный, от него исходила аура спокойной уверенности, загорелое лицо Алексея само собой внушало доверие, и Котя постепенно успокоился, начал мыслить.

— Я не спрашиваю, какой предмет оказался у тебя, — говорил Алексей. — Это твое дело. Захочешь — скажешь сам. Но ты должен знать, что такие вещи попадают к человеку неслучайно. Потому что и сам человек неслучайный. Человек… как бы это выразиться… избранный, что ли. Неординарный. Незаурядный.

 

— Позволь, а нет ли в твоих рассуждениях маленькой, я бы сказал, системной ошибочки? — перебил Чижиков. — Потому что я самый простой, удивительно заурядный и крайне ординарный человек. Я даже нигде не работаю!

 

— Поверь мне, — проникновенно взглянул на него Борн. — Не место красит человека. Ты в

любом случае человек неслучайный. А если твоя неординарность пока не раскрылась или, к примеру, тебе неочевидна, то это дело времени и точки зрения. Так было со мной, так случится и с тобой. Я это знаю и поэтому заранее согласен уважать любой твой выбор: говорить мне про свой предмет или нет, верить мне или не верить, а то и вообще прямо сейчас попросить меня выйти вон. Я с тобой, Костя, полностью, как видишь, откровенен и хочу, чтобы между нами не осталось недомолвок. Потому что такие как мы — очень особенные люди, нас крайне мало и мы должны заботиться друг о друге. Раз уж так распорядилась судьба. Итак…

Алексей сделал паузу и разлил чай по чашкам.

— Ты, может, есть хочешь? — спросил его Котя. — А то у меня там колбаса… На слове «есть» Шпунтик открыл глаза, уставился на хозяина гипнотизирующим

требовательным взглядом. И дернул хвостом.

— Он хочет, — кивнул на кота Борн. — Отдай мою колбасу ему.

 

— Я знаю, чего он хочет… — вздохнул Котя и достал из холодильника кастрюльку с остатками вареной пикши. Набросал коту в миску, а кот уже чинно сидел перед ней.

 

— Так я продолжаю, — глядя на то, как Чижиков сноровисто режет колбасу и хлеб, заговорил Борн. — Я расскажу о главном. Но прежде я задам тебе пару вопросов, исключительно для прояснения картины в целом. Ты отвечай только «да» или «нет». Потом, когда я закончу, ты поймешь, к чему были эти вопросы. К тебе уже кто-нибудь обращался по поводу твоего предмета?

— Да, но…

— Сейчас только «да» и «нет», ладно? Хорошо. Теперь. Ты не видел случайно такие… как бы объяснить… прозрачные силуэты людей в своей квартире или в других местах?

— Видел.

— У тебя уже пытались отнять твой предмет? Ну до сегодняшнего дня. Что смотришь? Да-да, сегодня именно его у тебя пытались именно отнять. Так что, было?

 

— Ну… да.

— Хорошо. Тогда я продолжаю, а ты слушаешь. Ешь свои бутерброды и слушай. Потом, кстати, напомни мне, чтобы я объяснил тебе, как правильно питаться…

 

— Извини, Алексей, — опять перебил Чижиков, — но у меня тоже вопрос возник. Один. Ты случайно не знаешь такого Феора Михайловича Сумкина?

— Нет. А кто это?

— Так… Просто ты мне только что его напомнил: тоже зануда.

— Да? Зануда? Гм… Не замечал… Так я продолжаю. Не могу ручаться за полную достоверность того, о чем я буду говорить, и за то, что некоторые моменты не покажутся тебе бредовыми, но тот предмет, который попал к тебе в руки, — он очень древний. Боюсь даже предположить примерный возраст. И если ты как следует к нему присмотришься, то сразу заметишь: сделан он из весьма странного материала. Думаю, ты здесь не успел еще как следует продвинуться, но уверяю тебя, что все попытки определить хотя бы отдаленно, из чего предмет сделан, не увенчались пока успехом. В общем и целом можно считать, что это — некий металл или сплав. Но ничего похожего могучим сталеварам нашей обширной родины, как, впрочем, и их зарубежным коллегам, пока еще выплавлять не приходилось.

— Но тогда кто же?.. — Чижиков приготовился не удивляться уже ничему, но сдержаться не сумел.

— Не знаю. И не знаю того, кто знает. Фильм «Горец» смотрел? Вот-вот: от начала веков мы пришли, беззвучно сквозь столетия скользя, прожив множество тайных жизней… или как там. И все такое. Тебе следует знать, что в лице предметов мы имеем многотысячелетнюю историю и бесчисленное число владельцев. И только не надо меня спрашивать, сколько их, этих

самых предметов. Этого я тебе тоже не скажу: не знаю. Но — много. И свойства их весьма разнообразны, есть даже такие, что даруют бессмертие. Или вот, к примеру, есть один забавный предмет — орел. Такого же размера, материала, тайны происхождения. Чтобы тебе было нагляднее, знай, что именно с помощью этого орла небезызвестный тебе Адольф Гитлер из довольно бестолкового, малоперспективного и истеричного типа стал именно тем, о ком горько плачет история. Для стороннего взгляда это случилось как-то само собой, а для внимательного

 

— слишком внезапно, резко, практически в одночасье. Вот вчера Гитлера никто всерьез не принимал, а сегодня он уже собирает стадионы: хайль! хайль! хайль! Водораздел «до» и «после» пролег именно в тот момент, когда Гитлер получил в руки орла. Нет, он не стал менее истеричным. Но теперь Гитлер владел даром убеждения. Практически безоговорочного. И за ним пошли — вольно или невольно — самые разные люди. И даже отец народов не избежал воздействия орла…

— Сталин?!

— Именно. Тебе ведь известны обстоятельства начала Второй мировой, когда Сталин до самого последнего момента отказывался верить в то, что Германия может напасть на Советский Союз? Вот! То самое! Результат воздействия…

 

— Погоди. А разве они встречались — Гитлер и Сталин? Я что-то не слышал…

— Как ты сам понимаешь, не могу тебе ответить точно. Но мне рассказывал один достойный доверия человек, и по его словам — да, встречались. Я понимаю, это звучит невероятно, но… Или вот, скажем, китайцы твои любимые, да хоть бы тот самый Чингисхан… Не знаю, каким предметом он владел, но что владел — будьте благонадежны! А ты знаешь, друг ситный, что императоры разных династий угробили массу сил и средств в то, чтобы заполучить как можно больше предметов или хотя бы узнать о них и об их свойствах, дабы быть подготовленными к возможным последствиям и знать, чего ожидать? Коммунистическое правительство Китая поступило еще мудрее: стало охотиться на предметы, но не с целью дальнейшего их использования, а чтобы просто удалить из мира. Где-то у них есть глубоко секретное хранилище, а в нем архисекретный бункер, и в этом бункере под немыслимой охраной лежат спокойно на полочках все те предметы, которые китайцам удалось раздобыть. Впрочем, случались и проколы. Например, достоверно известно о том, что китайцами был использован предмет «крот». Когда шла антияпонская партизанская война, еще до образования народной республики в 1949 году, китайские повстанцы здорово потрепали японцев, используя системы хитроумных подземных коммуникаций, ходов и лазов, появляясь и исчезая совершенно неожиданно и в самых невероятных местах. Этот период у них еще называется «тоннельная война», даже кино было с таким названием… А потом, уже позднее, китайское правительство по всей вероятности одолжило крота вьетнамским братьям, которые с помощью все тех же хитроумных подземных ходов, лазов и нор довольно здорово крушили американских солдатиков.

 

И судя по всему, вьетнамцы возвращать крота не очень-то хотели, потому как китайцам пришлось применить к ним некоторые меры воздействия… История, если как следует вглядеться, просто пестрит случаями использования предметов различной силы и различных свойств. Александр Македонский, Аттила, Цинь Ши-хуан, Лю Бан, Чингисхан, Наполеон, Гитлер, Ким Ир-сен… Были, впрочем, и более частные случаи — помнишь историю о человеке-невидимке Уэллса? Ну вот, как раз из таких.

 

— Ага, ты еще Индиану Джонса сюда приплети, — не удержался от ехидной реплики Котя.

 

— Не веришь… — Борн провел ладонью по загорелой бритой голове и устало улыбнулся. — Не веришь. И правильно делаешь. Я, когда впервые обо всем этом узнал, отреагировал абсолютно так же: не поверил. Даже, помнится, морду полез бить. Бурно отреагировал, словом. Молодой был, глупый…

— Да ты и теперь не очень-то старый, — Чижиков смел крошки со стола в ладонь. — На вид лет тебе вряд ли больше, чем мне.

— То-то и оно, что на вид, — вздохнул Алексей. — У меня ведь не только один павлин. Павлин — это так, средство обороны, которое при моих занятиях необходимо просто-таки жизненно.

— А что у тебя еще? — заинтересовался Чижиков.

— Не сейчас. Не сейчас. Может, позднее расскажу… и покажу. Я ведь тоже имею право на свои секреты, правда?… Ты дальше слушай — веришь или не веришь. Потому что теперь у тебя есть только два пути: или продолжать владеть своим предметом, разумно им пользоваться и попытаться понять, какое предназначение тебе выпало, или…

— Или?…

— Или избавиться от него.

— То есть выбросить в окошко?

— Это один из способов, — кивнул Борн. — Потом какой-нибудь прохожий найдет и… Предмет в общем и целом отнять нельзя. То есть — можно, но полученный таким образом в чужих руках он работать не будет. Предмет можно лишь передать. Добровольно. Дать попользоваться. Одолжить. Наконец, подарить. Или из рук в руки, или как-то опосредованно. Зарыть, скажем, в землю, а кто-то потом случайно отроет. Положить в банковскую ячейку и написать завещание в пользу благодарных потомков. Замуровать в стене родного дома и оставить явные знаки сыну, не знаю, или внуку… Да мало ли чего можно придумать.

— Не понял, — Чижиков вытряс из пачки сигарету. — Ты говоришь, что отобранный насильно предмет теряет свойства…

— Скорее, перестает их проявлять до восстановления естественного хода вещей, — Алексей легко взмахнул рукой, разгоняя дым.

— Пусть так. Теряет свойства, то есть становится бесполезен. Но какого черта тогда меня и грабить пытались, и вот сегодня в подворотне тоже напали? Чуть не покалечили, между прочим. А? Ради чего?

— Вот! Тут мы подходим к интересному! — оживился Борн. — Во-первых, есть некоторые группы, посвященные в тайну предметов и одержимые манией любыми способами собрать их как можно больше у себя. Как правило, это люди случайные, часто не гнушающиеся любыми методами в достижении своих целей. Их не очень волнует, что конкретный предмет перестанет проявлять свои первичные свойства. Потому что совокупность предметов, даже и отказывающихся работать, сама по себе может обладать некими необычными свойствами. Беда в том, что никто толком не знает, какие именно предметы, будучи, образно говоря, сложены в кучку, вдруг дадут, скажем, источник неиссякаемой энергии или откроют маленькую черную дыру. Тут возможны варианты и… эксперименты. Кроме того, есть люди, которые рассчитывают получить предметы путем добровольной передачи. Тут возможны разные варианты воздействия: от шантажа, угроз и физического воздействия и до простой покупки предмета за деньги или обмена. Вот скажи, если бы тебя схватили эти… как их? Вован с Витьком, в темном углу прижали бы тебя к грязной стенке, а Антоха стал бы резать пальцы, обещая прекратить сразу же после того, как ты сам — заметь: сам! совершенно добровольно! — вложишь ему в трудовую ладонь тот предмет, что у тебя в заднем кармане джинсов, ты что сделал бы? Отчего-то мне кажется, что ты таки с доводами Антохи согласился бы. Или: к тебя приходит человечек, незаметный такой или же, наоборот, видный, красивый и важный, «патек филипп» на каждом запястье, и сулит тебе чемодан денег за невзрачную и в сущности тебе ненужную фигулину. Кладет чемодан на стол и открывает. И ты видишь в чемодане невероятную прорву неучтенной налички. И чье сердце не дрогнет? Кто устоит? Мало кто не согласится на

такой выгодный обмен, ведь так? Вот ты бы устоял?

 

— Не знаю… — задумчиво протянул Чижиков. Ведь он фактически и продал дракона за большие деньги. Правда, его в сундучке уже не было, но и Котя ведать не ведал тогда ни о фигурке, ни о ее удивительных свойствах, ни о том, в какую историю влип. И теперь Чижиков прикидывал: а вот если бы знал, то продал? Скорее всего, да, продал…

— Да все ты знаешь! — отмахнулся Борн. — Человек по натуре слаб и склонен к хорошей жизни и вкусной еде. И чтобы его не трогали, не затрудняли, не заставляли шевелиться. А те, кто поумнее или похитрее, этим постоянно пользуются. В телевизор посмотри, газеты почитай. Впрочем, я не об этом.

Он немного помолчал и налил себе еще чаю.

— Отменный чай, кстати. Я тебе уже об этом говорил?

— Говорил, — кивнул пристыженный Котя. — Мне приятель из Пекина привез. Могу тебе тоже привезти.

— Привези, — согласился Алексей. — Привези… А еще, друг ситный, есть другие люди, посвященные в тайну предметов, они — хранители. Их немного, и они следуют естественному ходу вещей. Их задача — не дать предметам попасть в чужие руки против воли нынешних владельцев, постараться обеспечить ненасильственное течение истории предметов, дать счастливцам, в чьи руки попал тот или иной предмет, шанс обрести также и предопределенное самим бытием предназначение.

 

Борн замолчал и посмотрел на Чижикова со значением.

— А! Я понял! Ты один из них, — тут же брякнул Котя.

— Верно, — серьезно кивнул Алексей. — Мы веками передаем идею хранения от поколения к поколению, потому что такова наша миссия: сделать мир стабильнее и спокойнее. Надо признать, что я не сразу выбрал этот путь… — Борн прикоснулся к четкам. — Нарубил дров по молодости… Но об этом как-нибудь в другой раз.

 

— Правильно я понял, что вы… ну, хранители… за предметами не охотитесь? — спросил Чижиков.

— Правильно, — опять кивнул Борн. — Первейшая наша задача — сохранение естественного порядка. Или… — он помолчал, словно запнувшись, — или восстановление такого порядка. Бывают, знаешь, такие люди, которые после овладения предметом проявляют себя вовсе уж недостойно.

— Да? Ну надо же… — не удержался и слегка съязвил Чижиков. — Вот ведь сюрприз так сюрприз! И что же в таком случае делают хранители?

— Ну… — Борн вздохнул. — Мы стараемся обеспечить такую ситуацию, чтобы предмет перешел к другому обладателю. Более достойному.

— А-а-а… — Чижиков даже внутренне поежился от неприятной догадки, но молчать не стал. — Я понял! Если, гм, такому вот недостойному человеку в нужное время и в нужном месте упадет на голову кирпич, а более достойный обладатель совершенно случайно окажется в этом самом месте в это самое время и — опять же совершенно случайно — получит возможность первым обшарить карманы безвременно усопшего, то найденный им предмет переместится к достойному самым естественным образом и сохранит свои свойства, да?

 

— Не совсем так, но в сущности правильно, — подтвердил Борн. — Бывают такие ситуации, когда…

— Уж мне-то можешь не рассказывать! — Котя с чувством раздавил окурок к пепельнице. — Я вот только что был в самой гуще похожей ситуации. И предмет едва не сменил этого… обладателя.

— Нет, это другое, — покачал головой Борн. — Совершенно другое. Я же только что тебе

говорил… Впрочем, глупо рассчитывать, что ты вот так сразу поймешь. Ведь ты видишь меня в первый раз в жизни. Тебе нужно время. Время и опыт.

 

— Возможно, — согласился Чижиков. — Пока я уяснил, что есть некие люди, которые с какого-то перепугу решили немного поиграть в богов. Немножко присвоили себе право решать, кто и чего достоин. И в случае, если человек покажется им недостойным, они взяли себе право решать, как от такого человека избавиться. Это если тезисно.

— Ты не представляешь, как тяжек этот груз… — почти прошептал Борн. — И мы вовсе не боги и не пытаемся изобразить из себя богов. Нет. Нет. Но — да, ты прав: мы действительно взвалили на себя ответственность за подобные решения. Потому что мы знаем больше, гораздо больше, чем другие, потому что за нами стоит опыт столетий. Потому что кто-то должен. Это наш выбор и наш крест.

 

— Красиво… — задумчиво протянул Котя. — Чертовски красиво. Но вот у меня еще вопрос. А хранители, такие как ты, вы все едины? У вас не случается разногласий? Ну, например, по поводу того, кто достоин владеть предметом, а кому-то уже пора кирпич на голову?

— Все не так просто, как ты себе представляешь, — ответил Алексей. Видно было, что такой поворот разговора был ему неприятен. — Не так, извини, примитивно. И давай пока не будем об этом. Ты еще не готов. Пойми, ты слишком мало знаешь для того, чтобы оценить картину в целом. Тут нет ничего для тебя обидного, простая констатация факта. Давай договоримся, что через какое-то время мы вернемся к этому разговору. Если ты сам захочешь. Идет?

 

— Ну… Видимо, у меня нет особого выбора, — пожал плечами Чижиков. — И раз уж мы с тобой ведем откровенные речи, позволь заметить, что от последних минут нашей беседы у меня осталось неприятное впечатление. Мне действительно все это надо еще осмыслить. Но… хорошо, давай вернемся к разговору позднее. Кстати… — Котя ткнул пальцем в четки на шее Борна. — Ты что, буддист?

 

— В некотором роде, — подтвердил Алексей. — Но прямого отношения к делу это почти не имеет.

— Как скажешь… Ладно, замнем пока.

— Согласен, — кивнул Борн. — Сейчас тебе нужно усвоить некоторые азы, чтобы быть по возможности готовым к тому, что может случиться с тобой дальше. Обо многом я тебе уже сказал, и ты знаешь. Теперь об этих прозрачных силуэтах, которые ты видел. Мы предполагаем, что они — какая-то особая, крайне древняя форма жизни, быть может, даже творцы всех предметов. С течением веков с ними что-то произошло, в результате чего они стали такими, как мы их видим. Возможно, это эволюция, хотя, может, и что-то иное. В любом случае, стены и прочие физические объекты для них почти не составляют преграды, а активированные владельцами предметы их притягивают, что ли. Каким-то образом прозрачные чувствуют предметы и приходят к ним, словно на неслышимый уху обычного человека зов. Главное для тебя, что прозрачные пытаются предметы у владельцев отобрать. И раз ты прозрачных видел, значит, о тебе и о твоем предмете они знают.

— И что? Может, лучше отдать им то, чего они хотят? Тем более, ты говоришь, что предметы сделали они.

— Это всего лишь предположение. Мы рассматриваем такую вероятность. Но только как вероятность, не более того. У нас нет никаких подтверждений этой теории. Поэтому тебе от прозрачных следует держаться подальше.

— Интересно, как? В последний раз один из них вышел из стены прямо в этом углу, — показал сигаретой Котя. — И если бы не Ника, не знаю, чем дело кончилось бы.

— Если бы не Ника? — заинтересовался Борн. Сильно заинтересовался. — Что она сделала?

— А, так ты не всеведущий! — хихикнул Чижиков. — А кто она такая вообще, эта Ника?

 

— Пока не знаю, — ответил Алексей. — Важно другое: что она сделала? Ответь, пожалуйста.

— Она… — Котя затянулся. — Она достала из кармана такую маленькую фигулину, — Чижиков показал, какую примерно, — похожую на пирамидку фигулину, красненькую, щелкнула по ней — и прозрачного тут же вынесло прочь. Больше я его не видел. С тех пор. Это было сегодня днем.

— Вот как… — Борн напряженно думал. — Вот оно как… Плохо, очень плохо.

 

— А по мне так хорошо. Лично я весьма рад, что не сумел познакомиться с этим прозрачным поближе. Тем более, после того, что ты мне тут рассказал.

— Да-да, — спохватился Алексей. — Здесь ты, конечно, прав. Но вот что у какой-то девчонки есть пирамидка… Это очень плохо.

— Тебе виднее, — Чижиков отхлебнул остывшего чая. — А эта пирамидка или что она такое — тоже артефакт, в смысле предмет?

— Судя по всему, нечто похожее, — подтвердил Борн. — Послушай, с Никой еще очень много неясного, и я не разобрался. Но хочу тебе дать совет: не верь ей ни в чем. По крайней мере, учитывай все то, что я тебе рассказал об охотниках за предметами. Имей это в виду. Относись к Нике предельно осторожно. Да и ко всем другим.

 

— О, надеюсь, в ближайшее время я больше ее не увижу! А там — самолет и Пекин.

 

— Я бы тоже хотел надеяться, — вздохнул Алексей. — Но опыт подсказывает мне, что до твоего отлета вы еще встретитесь… Знаешь, сейчас я должен идти. То, что ты рассказал мне про Нику, чрезвычайно важно, понимаешь?

 

— Понимаю, — кивнул Котя. — Настолько, насколько вообще все это могу понять. Тем более, что мне тоже нужно собрать вещи. И вообще подумать. А на дворе уже ночь.

— Прекрасно! — Борн поднялся. — Тогда я пойду. Оставлю тебе свой номер телефона на всякий случай. — Он написал несколько цифр на салфетке. — Если что… Ну ты понимаешь. И вот мазь тебе еще для уха.

— Ага, иди. И — спасибо за помощь.

— Не за что, — улыбнулся Алексей. — Это мой долг.

— Только два последних вопроса, если позволишь, — сказал Чижиков в спину Борну.

 

— Да, давай, — с готовностью обернулся тот.

— Вот ты упоминал о предназначении… Что там насчет него?

— А, это… Ну я же с самого начала сказал, что предметы просто так абы к кому не попадают. А только к тем людям, которые должны реализовать возможности предметов с каким-то далеко идущим смыслом и последствиями. Я бы даже сказал, что предметы сами выбирают владельцев. И уж тут приходится решать самому, как быть. Или следовать предназначению, или использовать предмет иначе.

 

— Например?

— Да ты что, маленький, Костя? В личных интересах. Для обогащения, к примеру. Для сладкой жизни. И тут возникают проблемы этического характера, которые каждый решает сам. Вопрос выбора: просто наслаждаться обладанием предметом или же попытаться понять свое предназначение, с предметом связанное. И смысл моих речей состоит в том, чтобы подготовить тебя к тому, что такой выбор рано или поздно встанет и перед тобой. Я знал людей, которые делали вид, что выбора нет, и пользовались попавшим к ним предметом в свое удовольствие, для развлечения, для создания финансовых пирамид и тому подобного. Нельзя, конечно, отрицать,

что предназначение может состоять и в этом… Словом, предназначение — это то, что тебе предстоит понять самому… Изучай свой предмет, учись им пользоваться. Со временем он сам тебе все подскажет… так или иначе. Кстати, еще один совет: в Китай бери с собой кота. Обязательно.

 

— Да я так и хотел… Вот и клетка у меня новая… — от новой информации у Чижикова пухла голова и он остро почувствовал необходимость наконец остаться в одиночестве.

— Знаю. Я так, на всякий случай… А второй вопрос?

— Что?

— Ты сказал, что у тебя два вопроса. Какой второй?

— А! Да… Вы, я имею в виду хранителей, как-нибудь называетесь? Ну, типа футбольный клуб «Зенит», фабрика галош «Красный треугольник», могучая организация «Союз рыжих»…

— Конечно, — кивнул Борн. — Клан Желтого императора.

 

 

* * *

 

Закрыв за Алексеем дверь, Котя вернулся в кухню, сел за стол и некоторое время задумчиво смотрел на дремлющего Шпунтика. Потом ткнул его в мускулистую задницу и, когда кот, отозвавшись мелодичным «мррр…», недовольно поднял голову, вытянул в сторону его носа указательный палец. Пару секунд Шпунтик переводил взгляд с пальца на Чижикова и обратно, и в кошечьем взгляде читалось явное сомнение: не сошел ли хозяин с ума? Потом, видимо, как-то решив для себя этот важный вопрос, кот снисходительно к пальцу потянулся, обнюхал его и потерся о палец ухом. Отодвинулся, посмотрел внимательно, почти насмешливо: ну что, доволен?

— Работает… — усмехнулся Котя. — Ух ты, мой хвостатенький! — Он с удовольствием погладил кота. — Завтра в это время мы с тобой будем уже лететь. Будем лететь на высоте десяти тысяч километров, и весь мир будет перед нами как на ладони…

Шпунтик к этому известию отнесся совершенно равнодушно и, видя, что больше ничего интересного явно не предвидится, снова свернулся в клубок.

Чижиков, уставив невидящий взгляд в окно, попытался собрать в кучку разбегающиеся мысли. Это оказалось довольно трудно: сегодня его навестила тринадцатилетняя девчонка, которая объявила, что она его спутница и должна все время торчать рядом; потом Котя от этой замечательной девочки с великим трудом отделался; потом позвонил Сергей и сказал странное; потом Котя натолкнулся на Вениамина Борисовича, который был совсем на себя не похож; потом Чижикова чуть не покалечили в подворотне, но появился человек, назвавшийся Борном, спас от хулиганов и рассказал такое, что любой нормальный человек счел бы или тяжелой формой бреда, или тщательно продуманной сказочкой, в которую ее безумный рассказчик уже и сам до определенной степени поверил.

Если бы не… дракон, который лежал в заднем кармане джинсов и действительно обладал сверхъестественными свойствами. Если бы не давно умерший дед, которого с помощью дракона Котя увидел живым и здоровым. Если бы не Сергей, странный телефонный разговор с которым как раз укладывался в нарисованную Алексеем Борном картину — да что там, Сергей и Борн говорили об одном и том же, почти одними и теми же словами: никому не доверяй, за драконом охотятся, будь очень осторожен! Если бы не…

Чижиков, еще недавно ощущавший на губах пьянящий вкус небывалого приключения, приуныл. Гудело ухо, ныл бок, болела рука, саднили сбитые костяшки правого кулака. Перед глазами стояло лицо Антохи — равнодушное к чужой боли, жестокое, насмешливое. Нет, не так,

совсем не так представлял себе Котя большое приключение, вовсе не так, по его представлению, должен дуть ветер перемен!..

 

Он вынул из кармана дракона и «пробил» Алексея: тот торопливо шагал по улице — судя по всему, приближался к углу Чайковского и Литейного. Борн оглянулся, и Чижиков увидел, что Алексей в узких черных очках. Последив за Борном еще пару секунд и не заметив больше ничего необычного, Котя отключился.

 

Внезапно Чижикова посетило острое ощущение, почти на грани уверенности, что все те, с кем он за последнее время столкнулся, так или иначе дурят ему голову. За исключением, пожалуй, Антохи и компании, понятных и простых в своих намерениях и целях. И Дюши Громова, а также Сумкина, которые тут вовсе не при делах. Шквал новой информации был настолько велик, что Котя пока совершенно не представлял, как разложить по полочкам все то, что он узнал за последнее время, — и какие это должны быть полочки. Определенно ясно было одно: привычной жизни и привычным системам координат пришел конец. Теперь следовало жить и действовать по каким-то иным правилам, но вот по каким? Котя понимал, что лучше всего было бы обо всем кому-то рассказать — без утайки, с полным доверием, выговориться и, быть может, посоветоваться. Но кому и с кем? Таких людей не просматривалось. Ах, если бы дед… Но и с дедом было все очень непросто: ведь Чижиков уже отрыдал на его похоронах, и до какой степени после такого можно верить человеку? Сумкин отпадал сразу — Федор был человек абсолютно не подходящий. Начать с того, что он просто не поверит, потом поднимет на смех, потом вовсе отмахнется и будет напоминать всю оставшуюся жизнь — «ну что, больше прозрачные люди к тебе не приходили?» Нет-нет. Оставался один Громов, но Громов был в Пекине. Пока же с ситуацией, в которой Чижиков оказался, нужно было как-то примириться. Требовалось выработать некую линию поведения, что ли… И — тут все, и Сергей, и Борн, правы: никому нельзя верить. Никому. Как минимум — доверять, но проверять. Потому что…

 

Более или менее спокойное течение Чижиковых мыслей прервал звонок в дверь. Котя машинально взглянул на часы — почти два ночи, и инстинктивно затаился, даже недокуренную сигарету потушил беззвучно, сделал Шпунтику предостерегающий знак: тихо, мол! Кот, уже собиравшийся выдвинуться к входной двери, передумал спрыгивать со стола.

Звонок повторился — короткий, робкий.

Кого, ну кого еще могло принести посреди ночи? С какой радости я должен открывать эту чертову дверь? Может, я сплю давно — сладко и крепко?…

Звонков больше не было. Вместо этого в дверь тихо поскреблись.

«Потрясающе! — подумал Чижиков. — Почему, ну почему я не вставил в дверь глазок?! А вдруг опять убивать пришли?…»

Взяв под мышку Шпунтика — им, в случае чего, Котя решил швырнуть в незваного гостя, — Чижиков прокрался к двери и прислушался: тишина.

Вдруг кто-то снова поскребся снаружи — Чижиков чуть кота от неожиданности не выронил. Шпунтик недовольно заворочался, даже слегка запустил в раненую руку когти, но Котя не обратил на кота внимания.

Да в самом-то деле!

— Кто там?! — грозным голосом крикнул он. — Какого черта вам надо среди ночи?! Из-за двери донеслось в ответ — тонким знакомым голосом:

 

— Дядя Костя, это я, Ника! Откройте, пожалуйста. У меня дедушка пропал.

— Иди отсюда, девочка из будущего, — отчетливо выговаривая слова, ответил Чижиков, выпустил кота, приподнялся на носках и выдернул проводок из дверного звонка. — Здесь никого нет.