Глава 18. Преодоление барьера восприятия

Вечером, по-прежнему в Оахаке, мы с доном Хуаном неспешно прогуливались по площади. Подходя к его любимой скамейке, мы увидели, как люди, на ней сидевшие, поднялись и ушли. Мы поспешили к ней, чтобы успеть занять освободившееся место.

- Ну что ж, - произнес дон Хуан, когда мы сели, - вот мы и подошли к концу моего объяснения. Сегодня ты самостоятельно соберешь другой мир, и навсегда отметешь все сомнения. Ты должен безошибочно отдавать себе отчет в том, что тебе предстоит сделать. Сегодня, используя преимущества состояния повышенного осознания, ты должен заставить свою точку сборки перемещаться. И в одно мгновение ты настроишь эманации другого мира.

- А через несколько дней все мы - ты, Хенаро и я - встретимся на вершине горы. И там ты должен будешь сделать то же самое, однако там у тебя не будет никаких преимуществ, ибо на вершине ты будешь находиться в нормальном состоянии осознания. И сделать это тебе необходимо будет в мгновение ока. Если не получится - ты умрешь смертью обычного человека, который сорвался с обрыва.

Он намекал на действие, которым должно было завершиться обучение правосторонней части моего осознания - прыжок с вершины в пропасть.

Дон Хуан заявил, что тренировка воина заканчивается, когда воину удается без посторонней помощи преодолеть барьер восприятия из состояния нормального осознания. Нагваль подводит воина к порогу, но успех зависит от самого воина. Нагваль просто испытывает его, постоянно предоставляя ему возможности самостоятельно за себя постоять.

- Единственная сила, которая способна временно устранить настройку - это настройка, - продолжал он. - Тебе нужно будет устранить настройку, диктующую восприятие обычного мира повседневности. Вознамерившись изменить позицию своей точки сборки и вознамерившись удержать ее в новой позиции достаточно долго, ты соберешь другой мир и тем самым ускользнешь из этого.

- Древние видящие, бросившие вызов смерти, по сей день избегают ее именно таким образом - намерением сдвинув свои точки сборки и зафиксировав их в позициях, переносящих видящих в какой-либо из семи других миров.

- Что произойдет, если мне удастся собрать другой мир? - спросил я.

- Ты отправишься туда, - был ответ. - Как отправился туда Хенаро с этого самого места в тот вечер, когда он показывал тебе тайну настройки. Помнишь?

- Но куда я попаду, дон Хуан?

- В другой мир, разумеется. Куда же еще?

- А окружающие люди, и дома, и горы, и все остальное?

- От всего этого тебя будет отделять тот самый барьер, который ты преодолеешь - барьер восприятия. И точно так же, как захоронившие себя видящие, ты уйдешь из этого мира. Тебя здесь не будет.

Услышав это утверждение, я ощутил, как внутри меня разворачивается настоящее сражение. Какая-то часть меня протестовала и кричала, что позиция дона Хуана не выдерживает никакой критики, другая же часть знала, что он безусловно прав.

Я спросил, что произойдет, если я сдвину свою точку сборки в Лос-Анжелесе - прямо на улице, среди людей и транспорта.

- Лос-Анжелес растает, как дым, - очень серьезно ответил он. - Но ты останешься.

- В этом и заключается тайна, которую я пытался тебе объяснить. Ты не раз испытывал это на себе, однако так и не понял. А сегодня - поймешь.

Он сказал, что пока еще я не сумею воспользоваться для сдвига точки сборки толчком земли. Пусковым моментом станет настоятельная потребность в осуществлении сдвига.

Дон Хуан взглянул на небо. Он вытянул вверх руки, словно слишком долго просидел неподвижно и теперь хотел сбросить физическую закрепощенность. Потом он приказал мне выключить внутренний диалог и погрузиться в безмолвие. Потом он встал и пошел прочь с площади, знаком велев мне следовать за ним. Мы вошли в пустынную боковую улочку. Я узнал ее - это была та самая улица, на которой Хенаро демонстрировал мне настройку. Едва я это вспомнил, как тут же обнаружил, что шагаю рядом с доном Хуаном по пустынной равнине с желтыми дюнами из чего-то похожего не серу. Место это к тому времени уже было мне хорошо знакомо.

Я вспомнил, что дон Хуан заставлял меня воспринимать этот мир много-много раз. И еще я вспомнил, что за пустынными дюнами есть еще один мир, сияющий дивным, ровным, чистым, белым светом.

Когда в этот раз мы с доном Хуаном вошли в белый мир, я ощутил, что свет, исходивший отовсюду, не прибавляет сил, но успокаивает настолько, что производит впечатление священного.

Священный свет омывал меня, и тут вполне рациональная мысль пришла мне в голову. Я подумал, что мистики и святые, должно быть, совершали это путешествие точки сборки. В человеческой матрице они видели Бога, в серных дюнах - ад, а в дивном прозрачно-белом свете они видели райское сияние небес.

Рациональная мысль немедленно сгорела под натиском того, что я воспринимал. Мое осознание было привлечено огромным количеством фигур мужчин, женщин, детей всех возрастов и других непостижимых образов. Все это ослепительно сияло лучистой белизной.

Я увидел дона Хуана. Он шагал рядом. Он смотрел не на явившиеся нам образы, а на меня. В следующее мгновение я увидел его иначе - теперь это был шар светимости, качавшийся вверх-вниз в фуге от меня. Неожиданно шар резко приблизился, и я увидел то, что было внутри.

Специально для меня дон Хуан принялся манипулировать своим свечением осознания. Оно неожиданно выхватило четыре или пять нитеподобных волокон на левой стороне его светимости и там зафиксировалось. Мое внимание было полностью сосредоточено на этих ярких волокнах. Что-то медленно втянуло меня в некоторое подобие трубы, и я увидел союзников - три темные, длинные, прямые фигуры, дрожащие подобно листьям на ветру. Я видел их на почти светящемся розовом фоне. В мгновение, когда я сфокусировал на них свой взгляд, они приблизились ко мне. Они не скользили и не летели, но подтягивались на каких-то волокнах белизны, исходивших из меня. Белизна не была ни светом, ни свечением, она походила на толстые линии, нарисованные меловым порошком. Они рассеялись быстро, но не достаточно: прежде, чем это произошло, союзники уже на меня насели.

Они теснили меня со всех сторон. Я почувствовал раздражение. Союзники немедленно, словно по внушению, от меня отодвинулись. Мне стало их жаль. И тут же они вернулись. Они подошли совсем близко и стали об меня тереться. И я увидел то, что уже видел в зеркале, погруженном в ручей. Союзники не обладали внутренней светимостью. В них не было также внутренней подвижности. В них не было жизни. Но тем не менее, было очевидно, что они живые. Странные гротескные фигуры, напоминавшие застегнутые на "молнию" спальные мешки. Посередине каждого из них проходила тонкая линия, похожая на шов.

Они не были мне приятны. Я ощущал их полную чужеродность. Это порождало чувство неудобства, какое-то нетерпение. Я видел, что союзники движутся, словно подпрыгивая вверх-вниз, и внутри них что-то слабо-слабо светится. Интенсивность свечения становилась все большей, пока наконец, по крайней мере у одного, из них, свечение не стало достаточно ярким.

В мгновение, когда я это увидел, я обнаружил, что нахожусь в черном мире. Он не был темен как ночь, скорее просто все, что меня окружало, было черным, как смоль. Я взглянул на небо, но нигде не было видно света. Небо тоже было черным и буквально сплошь усеянным линиями и неправильными кольцами черноты разной плотности. Оно было похоже на черную древесину с рельефно выделенной фактурой.

Я посмотрел вниз, на землю. Она была пушистой. Казалось, она образована хлопьями агар-агара. Они не были матовыми, но они и не блестели. Это было нечто среднее. Такого я никогда в жизни не видел: черный агар-агар.

Затем я услышал голос видения. Он сказал, что моя точка сборки собрала целостный мир в другой большой полосе - черный мир.

Я старался впитывать каждое услышанное слово. Но для этого мне пришлось разделить сосредоточение. Голос замолчал, фокусировка зрения восстановилась. Мы с доном Хуаном стояли на улице в нескольких кварталах от площади.

Я мгновенно почувствовал, что времени на отдых у меня нет, и бессмысленно идти на поводу у желания впасть в состояние шока. Собравшись с силами, я спросил у дона Хуана, удалось ли мне выполнить то, что он задумывал.

- Ты выполнил все в точности так, как от тебя требовалось, - заверил он. - Давай вернемся на площадь, я хочу пройтись по ней еще раз - последний раз в этом мире.

Я не хотел думать об уходе дона Хуана, поэтому спросил его о черном мире. Мне смутно припоминалось, что когда-то я его уже видел.

- Это - мир, который собирается проще всего, - ответил он. - И из всего, что ты только что пережил, внимания заслуживает только он. Сборка черного мира - единственная полноценная настройка эманаций другой большой полосы, которой тебе когда-либо удавалось добиться. Все остальное - поперечный сдвиг в человеческой полосе, не выходящий за пределы одной и той же большой полосы - той, которой принадлежит и полоса человека. Стена тумана, желтые дюны, мир белых призраков - все это результаты поперечного смещения точки сборки, обусловленные настройкой, которую она осуществляет на своем пути к критической позиции.

Пока мы шли к площади, дон Хуан объяснил мне, что одним из странных свойств черного мира является отсутствие в нем эманаций, отвечающих за время в нашем мире. Вместо них там имеются другие эманации, дающие другой результат. Попав в черный мир, видящий может чувствовать, что прошла вечность, но в нашем мире за это время проходит лишь мгновение.

- Черный мир - ужасен, потому что тело в нем стареет, - убежденно добавил он.

Я попросил разъяснить. Он замедлил шаги и взглянул на меня. Он напомнил мне, как Хенаро, со свойственной ему прямотой уже пытался как-то обратить на это мое внимание, когда говорил, что мы брели по аду целую вечность, хотя и минуты не прошло в том мире, который мы знаем.

Дон Хуан заметил, что в молодости он был какое-то время содержим черным миром. И однажды в присутствии своего бенефактора поинтересовался, что будет, если он отправится в черный мир и некоторое время там побудет. Но его бенефактор не был склонен к объяснениям. Он просто отправил дона Хуана в черный мир, предоставив тому самостоятельно выяснять, что из этого получится.

- Сила нагваля Хулиана была столь огромна, что мне понадобилось несколько дней на то, чтобы оттуда выбраться, - продолжал дон Хуан.

- Ты имеешь в виду, что на возвращение точки сборки в нормальное положение у тебя ушло несколько дней? - переспросил я.

- Да, именно это я и имею в виду, - подтвердил он. И он рассказал, что за несколько дней блуждания в черном мире он постарел по крайней мере лет на десять, если не больше. Эманации внутри его кокона почувствовали напряжение нескольких лет одинокой борьбы.

С Сильвио Мануэлем все было совсем по-другому. Его нагваль Хулиан тоже швырнул в неизвестное, но Сильвио Мануэль собрал другой мир в одной из других больших полос. В том мире тоже не было времени, но он действовал на видящего совершенно противоположным образом. Сильвио Мануэль отсутствовал целых семь лет, хотя ему показалось, что он провел в том мире всего мгновение.

- Сборка других миров - вопрос не только практики, но также намерения, - продолжил дон Хуан. - И это не просто упражнение по выскакиванию из других миров, как на резинке. Видящий должен обладать отвагой. Преодолев барьер восприятия, ты вовсе не обязан возвращаться в то самое место этого мира, откуда уходил. Понимаешь?

Смысл его слов начинал медленно до меня доходить. У меня возникло почти непреодолимое желание посмеяться над столь абсурдной идеей, но идея вдруг стала превращаться в уверенность, однако прежде, чем я успел вспомнить что-то еще, дон Хуан заговорил, не дав мне до этого чего-то добраться.

Он сказал, что при сборке других миров воин подвергается опасности, которая заключается в их притягательности. Они притягательны не в меньшей степени, чем наш мир. После того, как точка сборки высвободилась из фиксированного положения, она может быть зафиксирована силой настройки в других положениях. Такова сила настройки. Поэтому воин рискует застрять в немыслимом одиночестве.

Рациональная часть меня отметила, что, пребывая в черном мире, я видел дона Хуана рядом с собой как шар светимости. Следовательно, есть возможность находиться в том мире не в одиночестве.

- Возможность есть, но только в том случае, если те, с кем ты намерен туда отправиться, сдвинут свои точки сборки одновременно с тобой, - сказал по этому поводу дон Хуан. - Я сдвинул свою, чтобы отравиться туда вместе с тобой, иначе ты оказался бы там один в обществе союзников.

Мы остановились. Дон Хуан сказал, что мне пора.

- Я хочу, чтобы ты миновал все поперечные сдвиги, - объяснил он, - и отправился прямо в следующий целостный мир - в черный мир. Через пару дней тебе предстоит проделать это самостоятельно. И тогда у тебя не будет времени на мелочи - если ты не сделаешь этого, ты умрешь.

И он объяснил, что преодоление барьера восприятия является кульминацией всего того, что делают видящие. С момента преодоления барьера человек и его судьба приобретают для воина совсем другое значение. Ввиду трансцендентального значения преодоления этого барьера, видящие используют акт его преодоления в качестве финального теста. Воин должен прыгнуть в пропасть с обрыва, находясь в состоянии нормального осознания. Если ему не удастся стереть мир повседневности и собрать другой мир до того, как он достигнет дна, он погибнет.

- Ты должен заставить этот мир исчезнуть, - продолжал дон Хуан, - но при этом в каком-то смысле остаться самим собой. Это и есть последний бастион осознания, на который рассчитывают новые видящие. Они знают, что, когда пламя осознания сожжет их, они сохранят самоосознание, в определенном смысле оставаясь самими собой.

Он улыбнулся и указал на улицу, которая была видна с того места, где мы стояли - ту самую улицу, где Хенаро показывал мне тайны настройки.

- Эта улица, как и любая другая, ведет в вечность, - сказал он. - Нужно только идти по ней в абсолютном безмолвии. Время! Теперь иди! Иди!

Он повернулся и зашагал от меня. Хенаро ждал его на углу. Хенаро помахал мне рукой и жестом велел идти. Дон Хуан удалялся, не оглядываясь. Хенаро пошел рядом с ним. Я двинулся было за ними. Но я знал, что поступаю неверно. И я пошел в обратную сторону по темной пустынной унылой улице. Я не поддался ни чувству поражения, ни ощущению беспомощности. Я шел, погрузившись в безмолвие. Точка сборки начала смещаться с бешеной скоростью. Я увидел троих союзников. Они словно широко улыбались своими линиями, протянувшимися поперек коконов. Мне было все равно, ничто не имело значения. И тогда сила, подобная ветру, унесла прочь этот мир.

Эпилог

Спустя пару дней вся команда Нагваля и все ученики собрались на плоской вершине горы, о которой говорил мне дон Хуан.

Дон Хуан сказал, что все со всеми уже попрощались и что мы находимся в состоянии осознания, не допускающем никаких сантиментов. Для нас существует только действие, ибо теперь мы - воины в состоянии тотальной войны.

Все, кроме дона Хуана, Хенаро, Паблито, Нестора и меня отошли немного в сторону от вершины, чтобы дать возможность Паблито, Нестору и мне остаться наедине с самими собой и вернуться в состояние нормального осознания.

Но перед тем, как мы сделали это, дон Хуан взял нас за руки и обошел вместе с нами плоскую вершину.

- Через минуту вам предстоит собственным намерением сдвинуть свои точки сборки, - сказал он. - И никто не поможет вам. Теперь вы одни. И вы должны помнить: намерение начинается с команды.

Древние видящие говорили: если уж воин собирается вести внутренний диалог, - это должен быть правильный диалог. Для древних видящих это означало, что диалог должен быть о магии и об усилении самопоглощенности. Для новых видящих это означает не диалог вообще, но отрешенное управление намерением посредством уравновешенных и трезвых команд.

Дон Хуан несколько раз повторил, что управление намерением начинается с команды, данной самому себе. Затем команда повторяется до тех пор, пока не становится командой Орла. И в тот миг, когда воин достигает внутреннего безмолвия, его точка сборки сдвигается.

- Сам факт возможности осуществления такого маневра, - сказал дон Хуан, - имеет чрезвычайно большое значение как для древних видящих, так и для новых, но по диаметрально противоположным причинам. Знание его позволяло древним видящим сдвигать свои точки сборки в невообразимые позиции сновидения в неизмеримом неизвестном. Для новых видящих знание этого факта означает отказ от того, чтобы стать пищей. Оно позволяет им ускользнуть от Орла, сдвинув точку сборки в позицию сновидения, называемую "абсолютной свободой".

- Древние видящие обнаружили возможность сдвинуть точку сборки на границу известного и удерживать ее там в состоянии сверхповышенного осознания. Из этой позиции они увидели, что можно медленно и неуклонно сдвигать точку сборки дальше - в другие позиции за границей известного. Такой сдвиг был великим достижением, исполненным отваги, но начисто лишенным уравновешенности, ибо они никогда не смогли, а может быть, не захотели вернуть точку сборки обратно.

Искатель приключений, поставленный перед выбором - умереть здесь, в обычном мире или умереть в одном из других неизведанных миров - неизбежно предпочтет второе. Новые видящие осознали, что выбор их предшественников заключался только в изменении места смерти. И они поняли тщетность всего этого: тщетность борьбы за власть над своими ближними, тщетность собирания других миров, и, прежде всего, - тщетность чувства собственной важности.

Одним из самых удачных решений, принятых новыми видящими, было решение никогда не допускать устойчивых смещений точки сборки в какие бы то ни было положения, отличные от позиции повышенного осознания. Из этой позиции им фактически удалось разрешить дилемму тщетности. Они обнаружили, что дело не в том, чтобы выбрать другой мир, в котором можно было бы умереть, а в том, чтобы выбрать полное осознание, полную свободу.

Дон Хуан отметил, что, избрав абсолютную свободу, новые видящие непреднамеренно продолжили традицию своих предшественников, бросивших вызов смерти. Однако их вызов стал квинтэссенцией вызова вообще, брошенного смерти.

Новые видящие обнаружили, что, если сначала сдвинуть точку сборки к границам неизвестного, а затем вернуть на границу известного, то потом, мгновенно высвобождаясь, она подобно молнии проносится поперек всего кокона человека, настраивая сразу все внутренние эманации.

- Новые видящие за счет силы настройки сгорают, - продолжал дон Хуан, - воли, которую они безупречной жизнью превратили в силу намерения. Намерение суть настройка всех янтарных эманаций осознания, поэтому правильно будет назвать полную свободу полным осознанием.

- Именно это все вы собираетесь сделать, дон Хуан? - спросил я.

- Вероятнее всего мы это сделаем, если у нас окажется достаточно энергии, - ответил он. - Свобода - дар Орла человеку. К сожалению, очень немногие из людей понимают, что для того, чтобы принять этот бесценный дар, нам необходимо лишь обладать достаточным количеством энергии.

А если это все, что нам необходимо, то мы должны всеми способами экономить и накапливать энергию.

Потом дон Хуан позволил нам вернуться в состояние нормального осознания. На закате Паблито, Нестор и я прыгнули в пропасть. Дон Хуан и все члены его отряда сгорели в огне изнутри. Они ушли в полное осознание, ибо обладали количеством энергии, достаточным для того, чтобы принять умопомрачительный дар свободы.

Паблито, Нестор и я не погибли на дне той пропасти, как не погибли там и другие ученики, прыгнувшие с вершины до нас. Ибо никто из нас не достиг дна. Под воздействием такого значительного и непостижимого поступка, как прыжок навстречу смерти, все мы сдвинули свои точки сборки и собрали другие миры.

Теперь мы знаем, что мы оставлены здесь для того, чтобы вспомнить состояние повышенного осознания и восстановить полноту своей сущности. Знаем мы также и то, что, чем больше мы будем вспоминать, тем более сильным будет становиться наше вдохновение и наше устремление, и тем более глубокие сомнения и возрастающее смятение будут охватывать нас.

Итак, мы оставлены испытывать танталовы муки, стремясь к ответам на самые главные вопросы о природе и судьбе человека, до тех пор, пока у нас не будет энергии, достаточной не только для того чтобы проверить все, чему учил нас дон Хуан, но и для того, чтобы самим принять дар Орла.

Карлос Кастанеда, "Огонь изнутри".