Первый авторитет – внутренний голос

 

Главным принципом любой системы индивидуального развития будет оставаться признание неизменной ценности каждого отдельно взятого человека. Если только человек познает и примет собственное божественное предназначение, он всегда будет относиться к себе как к потенциальной миссии.

Один из крупнейших мыслителей нашей цивилизации, выдающийся физик Альберт Эйнштейн сделал на этот счет чудесное отступление: «Если мы решим, что Вселенная вообще безразлична к нам и что Господь Бог на самом деле играет в кости со Вселенной, то мы лишь жертвы случайного жребия и жизнь наша бесцельна и бессмысленна». Важно, что большинство современных систем развития личности поддерживают идею великого шанса для каждого, не только способность, но и необходимость формирования из жизни миссии с соответствующими целями, направленными на развитие и достижения. И большинство программ для личностного развития предупреждает: любое повторение убийственно, ибо копирование и подражание уничтожает индивидуальность.

Конкуренция, дух состязания часто приводили талантливых творцов к непримиримости к сопернику, устойчивому желанию принизить его достоинства. Но не стоит в этих шагах искать только низменное, навязчивое намерение низвергнуть другого. Очень часто речь, на самом деле, идет об искреннем непонимании иного подхода к самореализации, а еще чаще – об ограждении себя от чуждого влияния. Признание соперника в этих случаях несло угрозу собственной творческой исключительности, могло нанести вред блеску, излучаемому собственной личностью. Конечно, тут присутствует и ревность, но чаще не она главный виновник противоречий, а выкристаллизованная уверенность в том, что свой собственный лот для измерения глубин мироздания является единственно правильным и позволяет проникнуть в его бездну.

Ивана Бунина Зинаида Гиппиус (жена Дмитрия Мережковского, который состязался с Буниным за получение Нобелевской премии) презрительно называла не иначе как «о-писатель». Сам же Мережковский написал увесистые тома о мастерах пера, но ни словом не обмолвился о Бунине, которого прекрасно знал лично и о котором мог бы много написать. Владимир Набоков презрительно отзывался о творчестве Бориса Пастернака, особенно измываясь над романом «Доктор Живаго», за которого советский писатель получил Нобелевскую премию, – тут его набоковская ирония пронизывала каждое высказанное слово. Леонардо да Винчи и Микеланджело, которые творили в одно время и почти в одной географической точке, терпеть не могли друг друга.

Эрнст Резерфорд высказался о теории относительности Эйнштейна как о чепухе, а сам Альберт Эйнштейн и Нильс Бор определенно не понимали друг друга. Чарлзу Дарвину Шекспир казался «нудным до тошноты».

«Частое пребывание в окружении Гете сделало бы меня несчастным», – признавался Шиллер в одном из писем на этапе их сближения.

Нередко знаменитые люди не желали не только общаться друг с другом, но даже встречаться. Как правило, речь идет о полностью сформированных миссиях, которые не желают любого влияния извне, не намерены ни растворяться, ни корректировать свои давно выкристаллизовавшиеся идеи. Да и сами эти известные и почитаемые люди к моменту своих презрительных высказываний давно успели покрыться слоем бронзы, а некоторые – и превратиться в монумент. Некоторые проницательные творцы прямо заявляют об этом. «Конформность снижает творческие возможности», – указывал Шуберт. Другими словами, намеренное одиночество или затворничество позволяло многим осознанно не слышать и не слушать другую крупную личность, которая способна заглушить собственный внутренний голос.

Конечно, нонконформизм граничит с мнительностью, предвзятостью. Но жизненный опыт гениев доказывает, что завышенные притязания предпочтительнее заниженной самооценки. Может показаться невероятным, но при оформлении собственной психологической установки на успех уверенности не бывает слишком много. Со стороны люди, которые надели маски выдающихся личностей, натянули лавровые венки победителей, могут казаться наглыми и беспардонными. Но это все равно идет им на пользу.

Когда однажды Мэрилин Монро, которую вряд ли у кого-нибудь хватит оснований назвать крупной актрисой, пригласили принять участие в каком-то публичном мероприятии, она вполне серьезно заявила: «Придется дать массам искусство». Что это – забавная игра, или она в самом деле верила, что является носителем искусства? Но не стоит искать ответ – в данном случае он вторичен; важен только ее внутренний настрой, созданный и реализованный внутренний образ.

 

Подведение итогов

 

Опыт выдающихся личностей ясно свидетельствует, что цель представляет высший интерес и всеобщую ценность лишь только в случае, когда она кажется недостижимой. Поставить себе заоблачную цель позволяет активно-позитивная психологическая установка, высокая самооценка, адекватный уровень нонконформизма. Такие качества многочисленные герои этой книги вполне осознанно воспитывали в себе.

Итак, независимое мышление является главным условием начала пути к новой реальности, к формированию собственного пути и, возможно, миссии. Как правило, чеканят яркие личности более всего родители. Но анализ жизненного опыта выдающихся людей говорит о том, что в значительной части случаев уникальную роль играют дедушки и бабушки. Такие импульсы воспитания самооценки и приобретения необходимой психологической установки через поколение получили Жан Поль Сартр, Сергей Есенин, Галина Вишневская, Софи Лорен и очень многие другие. Благодаря самооценке многие люди просто повернули свою жизнь на сто восемьдесят градусов, изменили ее таким образом, что стали в конце концов известными и выдающимися. Активная психологическая установка позволила многим людям без колебаний изменить свою жизнь и достичь заоблачных результатов в совершенно, казалось бы, несвойственном им виде деятельности. Конан Дойль и Михаил Булгаков с присущей сильным характерам решимостью поменяли профессию врача на миссию писателя. Владимир Высоцкий ушел из Московского инженерно-строительного института после первого семестра, в приливе решительности залив свежеприготовленным кофе чертеж, над которым корпел всю ночь, – чтобы отрезать себе путь к отступлению – и этот судьбоносный поступок сделал из него знаменитого исполнителя собственных песен. Без высокой самооценки такого шага просто не было бы. Точно так же поступил задолго до него автомобилестроитель Генри Форд – именно высокая самооценка и установка на успех позволили ему безбоязненно бросить высокооплачиваемую работу и взяться за автомобили. Сформированная установка позволяет индивидууму избежать главной жизненной ошибки – трате усилий и времени на нелюбимое дело. Уолт Дисней, даже не имея образования, живя без намека на признание, без сомнения взялся рисовать героев мультфильмов и монтировать фильмы нового типа. Этих людей отличало только одно – необычайная вера в себя, основанная на незыблемой установке на успех. В них присутствовал дух бунтарства, задорный нонконформизм.

Время формирования самооценки и установки на достижение успеха в жизненном проекте крайне важно. Чем раньше произошла фиксация на победу, чем раньше индивидуум уверовал в свою исключительность, возможность достигнуть любой цели, тем большим потенциалом он обладает. Люди, получившие импульс величия в раннем возрасте, достигли невиданных высот в избранном деле. Александр Македонский, Вольфганг Амадей Моцарт, Александр Пушкин, Мария Монтессори, Айседора Дункан – это примеры ярких личностей с присущими им ранними положительными самооценками, уверенностью с детства в своих божественных качествах.

Многие могут задать резонный вопрос: что же делать, если ни родители, ни окружение в раннем возрасте, ни традиции семьи и рода не воспитали позитивной психологической установки? Что делать, если самооценка хромает на обе ноги? Ничего страшного! Ибо, как во всех случаях восхождения к успеху, в выработке идеи, воли, освоении действенных технологий наиболее важным является ваше сознание. Поставленный вопрос и желание меняться – половина успеха. Задачу можно выполнить на любом отрезке своего жизненного пути! Чтобы полюбить себя как следует, вспомните чудесное эссе американского мыслителя Ралфа Уолда Эмерсона, посвященное неповторимости роз. «Вот эти розы, растущие у меня под окном, не оправдывают свое существование ни тем, что до них здесь тоже росли розы, ни тем, что бывают более красивые экземпляры; они то, что они есть, они живут сегодня и живут вместе с Богом. Для них не существует времени. Существует просто роза, и она совершенна во всякий момент своей жизни». Если человек, подобно иному творению природы, признает свою исключительность, он никогда не позволит себе склонить голову перед авторитетами, не станет опасаться, что не достигнет чего-то. Он просто начнет действовать, а его жизнь немедленно наполнится сакральным смыслом. Ибо тот, кто сосредоточен на действии, приносящем удовольствие, уже этим может быть счастлив. Неминуемая победа сделает его счастливым вдвойне.

В качестве тренировки самооценки можно использовать тренинговые упражнения. Например, перечислить на листе бумаги десять привычных действий, которые не согласуются с тем, что является значимым. А затем начать с этими вредными привычками бескомпромиссную войну на истребление. Перевес сил принесет облегчение и радость, укрепит самооценку.

Есть и другой прием: перечислить десять случаев нарушения данного себе самому обещания. И опять борьба на искоренение, которая должна быть выиграна. Победить свои собственные хитрости много легче, если думать о победе, дать себе установку, настроиться, осознать вес и важность победы. Такая маленькая победа обеспечит переосмысление текущих задач по движению к цели более крупного масштаба.

Для воспитания нонконформизма необходимо научиться бросать вызов судьбе, окружающим. Можно для тренировки продумать и записать несколько категорий вызовов: «Мои вызовы на завтра», «Вызовы, которые я бросаю сам себе», «Прорыв, который я совершу в течение года» и так далее. Чтобы жизнь стала динамичнее, чтобы явились предвестники оглушительного успеха, стоит осуществить предлагаемое Эйнштейном освобождение самих себя из застенков собственных ограниченных моделей мира.

Если вам представляется сложным избавиться от авторитетов, окружающих вас в реальной жизни, проделайте следующее незамысловатое упражнение в тире. Дайте каждой мишени имя тех людей или образов, которые представляются вам кумирами, не выпускающими вас из плена своего могучего обаяния. И затем расстреляйте их, представив себя снайпером, который уничтожает противника на передовой. Разделайтесь с ними раз и навсегда, вычеркнув из своего сознания.

Для выработки высокой самооценки и позитивной психологической установки можно воспользоваться тренировкой посредством визуализации – вызова ясных образов, формирующих представление о мире и своем месте в нем. Можно вспомнить надменное выражение старика Нобеля, адресованное сыновьям. Если этого мало и требуются более жесткие, более приземленные образы, можно обратиться к занимательным рецептам российского тренера по НЛП Дианы Балыко. Так, согласно ее методике, если вам пришлось оказаться на приеме у надменного министра и вас беспокоят просторы его приемной, необъятные размеры его кабинета с невыносимо длинной дорожкой к столу, представьте его сидящим на унитазе со спущенными трусами и что у него диарея.

Многие психологи-практики рекомендуют при тренировках подключать к визуальному еще и аудиальный канал. Психоаналитики Стив Андреас и Чарльз Фолкнер предлагают работать с полезными утверждениями типа «Учение дается мне легко» или «Я научусь быть более ответственным». Они повествуют о том, как Бенджамин Франклин, регулярно используя утвердительные выражения, формировал позитивное отношение к самому себе. Так, он непрерывно апеллировал к двенадцати собственным добродетелям: умеренности, спокойствию, порядку, решимости, бережливости, трудолюбию, искренности, справедливости, сдержанности, чистоплотности, целомудренности и скромности. «О каждой из них Франклин составил и записал на бумаге утверждение, хранил он свои записи в карманных часах, чтобы каждый раз, когда он смотрел на часы для уточнения времени, это напоминало ему о саморазвитии. Франклин пользовался этим созданным им лично приемом для укрепления чувства уверенности в себе», – сообщают Андреас и фолкнер. В то же время они предусмотрительно добавляют, что эффективное средство для одного может сослужить плохую службу другому. Важен принцип действия приема, способ вызова образов. От него нужно отталкиваться, как пловец при старте, но дальше двигаться своим путем, вырабатывая собственные ориентиры, подсказанные внутренним голосом.

Это безотказные приемы. От себя же я предлагаю добавить небольшую хитрость, которая, тем не менее, придает визуализациям и аудиальным тренировкам характер массированной бомбардировки сознания, позволяет намного лучше сосредоточиться. А именно, попробуйте тренировки сознания совместить с тренировками тела. Длительный бег в лесу или работа в тренажерном зале способствует активизации сознания, позволяет включаться в систему самостоятельной психофизической саморегуляции максимально. Приятным напоминанием о возможностях человека, сопровождаемым приливом энтузиазма, станет и просмотр различных видеозаписей: запечатленного совершенства танца, взбирающегося по гребню альпиниста, динамично движущегося по склону лыжника, поражающего совершенным владением тела гимнаста… Существует множество способов ввести себя в состояние активного, готового к применению, воодушевления. Пробуйте различные методики, испытывайте всякие приемы, придумывайте свои собственные трюки. Действуйте!

 

Глава шестая

Ставка на реальные знания. Самообразование

 

Кто достигает своего идеала, тот в то же время становится выше его.

Фридрих Ницше

 

Главное, что необходимо вынести из посещения учебных заведений от начальной школы до университета, – это понимание применимости знаний. Если в три года ребенок, не задумываясь, с легкостью поглощает беспредельные объемы знаний, то уже в пять лет ему требуется простейшее объяснение. Заменой такого объяснения во все времена выступало простейшее пробуждение живого интереса. Тому человеку неописуемо повезло, у которого в юной жизни присутствовал старший друг-проводник, сумевший такой интерес пробудить. Мама, поящая детей «из вскрытой жилы Лирики», «заливающая» их музыкой (Марина Цветаева), или бабушка и дедушка, читающие стихи и сказки (Сергей Есенин), няня Александра Пушкина, или учитель Александр Македонского, или дядя Софьи Ковалевской, или тетя Нильса Бора. Это ситуации, близкие к идеальной. Появление магического, проницательного ангела, направляющего решительным перстом своего подопечного, всякий раз казалось чудом. Хотя на самом деле каждый человек, пришедший в мир, в определенной точке своего движения непременно встречается с судьбоносной возможностью, но она может оказаться незамеченной и нерасшифрованной – возможно, в силу инфантильности индивидуума (либо его родителей) или незатейливости, нелинейности самого случая. Человеческая душа бездонна и бесконечно пытлива, и единственной причиной жизненного промаха становится сознательный отказ от сенсационных предложений судьбы, выбор в пользу веселья, отдыха, праздности. Перспективы тяжелого труда и активности воли не у всякого рождают энтузиазм бороться за свое будущее, пропуск одного хода неминуемо ведет к последующим цепным реакциям. А через каких-нибудь десять – двадцать лет кому-то новое начало движения представляется бесполезным наверстыванием утраченных шансов. Так или иначе, перед каждым взрослеющим человеком рано или поздно явственно проступает вопрос: надо ли учиться, и если да, то зачем и как?

В конечном итоге ответ зависит от того, чего желает индивидуум. Быть не хуже других (худшее из желаний), достичь определенной карьерной высоты и стать богатым, независимым (линейное, симметричное желание), совершить в жизни нечто великое, достойное внимания всего мира (выход в зону неординарных достижений). Только для достижения первой позиции необходимо формальное образование. Уже даже для высекания карьерной искры необходимо нечто иное, связанное не столько с образованием, сколько со знаниями и навыками, умением выстраивать правильные взаимоотношения в социуме. По сути – с уникальными качествами характера, умноженными на понимание парадигмы развития цивилизации. Что же касается сюрреалистических сюжетов побед, то тут определенно требуется вмешательство той роковой, нечеловеческой силы, источники которой находятся далеко за пределами университетских аудиторий. Один из апологетов специфического подхода к решению любой жизненной задачи, человек, в течение нескольких лет ставший миллионером, а затем и инвестором новых идей, автор серии книг о финансах Роберт Киосаки уверен, что «образование, полученное в колледже, важно для традиционных профессий, но не для того, каким образом люди заработали большое богатство». Состоявшийся финансист откровенно признается, что его диплом колледжа не имел никакого отношения к достижению финансовой свободы.

В самом деле, вопрос образования не является столь простым, как это кажется на первый взгляд. С одной стороны, в серьезных компаниях при приеме на работу обращают самое пристальное внимание на уровень образования. Такие несомненно выдающиеся люди, как Фридрих Ницше, Уинстон Черчилль, Франклин Рузвельт, Николай Рерих или Альберт Швейцер, получили блестящее элитное образование. Но как быть с тем, что тот же Генри Форд никогда не учился в университете и до конца жизни писал с орфографическими ошибками? Как относиться к тому, что Джек Лондон и Билл Гейтс отказались учиться в университете, что основатель всемирно известной телекомпании CNN Тед Тернер и основатель компьютерной компании с мировым именем Apple Computer Майкл Делл никогда не учились в высших учебных заведениях? Правда, все эти факты следует уметь хорошо фильтровать. Например, тот же Билл Гейтс в детстве учился в частной элитной школе, где, к слову, и познакомился с первыми компьютерами, которыми заболел на всю жизнь. Кроме того, именно в этом школьном социуме юное дарование распознало другое – Пола Аллена, ставшего его соратником и компаньоном на долгие годы. Не говоря уже о том, что атмосфера в семье популярного адвоката и родовые корни, ведущие к богатым банкирам (прадед матери организовал банк «Нэшнл Сити»), способствовали раннему активному развитию будущего компьютерного гения.

Как кажется, очень часто наличие солидного образовательного багажа у тех или иных крупных личностей просто заводит в тупик, ибо этот багаж чаще всего играл незначительную роль в решении главных жизненных задач. Вопросы личностного роста, развития и продвижения к успеху зависят от индивидуального отношения к ситуации тех или иных людей. В реализации этих решений главенствующую роль играют реальные знания, тогда как формальное образование, в том числе учеба в престижных учебных заведениях, может лишь стимулировать развитие, открывать новые возможности для приобретения идей и способов их реализации, оно искусственно формирует условно позитивное окружение, облегчает доступ к знаниям.

 

Мотивация и среда

 

Человечеству давным-давно известна старая добрая истина: человека нельзя ничему научить, если он сам не включится в этот процесс со всей силою своего внутреннего стремления постичь нечто. Тут не обойтись простым соучастием, необходимы активные и упорные усилия по самообучению; учителя же могут только способствовать или не способствовать этому стремлению. Даже при плохих учителях человек способен научиться всему, ограничений не существует. Так же как и при отменных наставниках человек может оказаться на немыслимой дистанции от тех необходимых знаний, которые открывают возможность перехода на новую ступень самореализации. Древние в качестве неоспоримого аргумента приводили занятное наблюдение: «И один человек может привести лошадь к водопою, но даже сорок человек не заставят ее напиться». Все в человеке зависит от его личной мотивации, его воздействия на свое будущее, устойчивого желания изменить свое в жизненном пространстве. Другими словами, все в судьбе отдельного человека зависит от того, желает ли он быть автором своего жизненного сценария, или его устроит, чтобы этот сценарий написали окружающие.

К началу XXI века не осталось никакого сомнения в том, что именно среда обитания более всего влияет на развитие личности. Это подтверждают многочисленные ученые, – нейробиологи, биохимики, нейропсихологи, психолингвисты. А именно, информация, полученная в раннем детстве, ее качество и объем влияют на формирование мозга. Генетически закладывается только общая структура – рождаясь, человек получает лишь необходимые для жизни безусловные рефлексы. Все остальное – действие взаимосвязанных, взаимодействующих факторов. Никого не удивляет, что дети, выросшие в двуязычной среде, великолепно знают оба языка. Для доказательств даже не требуется опытов – сама жизнь изобилует таким количеством уникальных случаев, что у беспристрастного наблюдателя не может остаться сомнений. С одной стороны – люди, вскормленные животными и неспособные затем освоить нормальное человеческое общение хотя бы на одном языке. С другой – великолепные исторические иллюстрации. Владимир Набоков, которого с раннего детства приобщали к иностранным языкам, свободно говорил на трех языках. Он писал свои сочинения на русском и английском, но если бы проявил желание, вероятно, стал бы первым в мире писателем, пишущим на трех языках (он настолько тщательно следил за французскими переводами своих произведений, что нередко указывал переводчикам на неточности в сложных местах). Еще он язвил по поводу своего «несовершенного» знания немецкого, хотя легко мог бы быть переводчиком и с этого языка. Альберт Швейцер, с детства изучавший немецкий и французский, написал две практически разные биографии Баха – на двух языках. Марина Цветаева в своем музыкально-лирическом детстве получила от медленно, но неотвратимо умирающей матери главную инъекцию свободного потока знаний. Гувернантки и учителя, настойчиво приглашаемые в семью, только довершили формирование уже имевшегося багажа. Свобода, доведенная до абсолюта, сделала восприятие языков и культур органичным процессом, привела к феноменальной способности не только говорить, но и сочинять на трех языках – русском, немецком и французском. И это несмотря на неоконченную гимназию. Сама Цветаева очень точно и предельно емко определила роль родителей в воспитании и раннем образовании: «Разъяснять ребенку ничего не нужно, ребенка нужно – заклясть».

Но представляемая шкала с высшими и низшими отметками была бы неполной, если оставить без внимания срединные величины. Они-то и отображают наибольшую пестроту – диапазон восприятия школы, учителей, самообразования тут невиданно широк и удивительно разнообразен. Взять хотя бы Бернарда Шоу, который считал бесполезным систематическое образование, – его опыт кажется поучительным для понимания различного уровня мотиваций к образованию. Неприязнь к учителю, «всеобщему врагу и палачу», была у него столь сильна, что через одиннадцать месяцев он восстал против посещения протестантской школы, которую до конца жизни называл самым вредным этапом своего образования. До пятнадцати лет будущий великий драматург пробыл в «английской научной и коммерческой дневной школе», которую тоже не жаловал добрым словом и после которой стал юным клерком. А вот истинное образование Шоу соткано из противоречий. В первую очередь, желчная неприязнь к отцу, порожденная вечным детским стыдом за его пьянство и жизненные неудачи, вылилась в тайное признание чужого мужчины, много значившего для матери. Тот мужчина был, по словам Шоу, «один музыкант», который приобщил его к серьезной музыке, открыл великие имена и совершенно иной мир. Как заметил Эмрис Хьюз, автор биографии Бернарда Шоу, «он мог похвастать тем, что, еще не достигнув пятнадцати лет, знал основные произведения Генделя, Моцарта, Бетховена, Мендельсона, Россини, Беллини, Доницетти, Верди и Гуно почти наизусть». Второй этап самообразования также уходит своими корнями в противоречивое отношение к отцу. Не желая быть неудачником, как отец, молодой клерк Шоу начал демонстрировать поразительное рвение к работе, которую он вовсе не любил. Отвращение к службе и щемящая ненависть к повторению роли родителя привели ожесточившегося паренька на третий путь.

Он стал глотать книги и газеты, с вожделенной жаждой посещал концерты и оперу, в состоянии отрешенного поиска бродил по залам национальной галереи. Он искал свой путь! Именно этот воинственный юношеский поиск привел Бернарда Шоу к необходимости организовать для себя системное самообразование. Противопоставляя себя отцу, не употребляя алкоголя и «обладая незаурядными деловыми качествами и безупречной аккуратностью» (слова из рекомендательного письма дублинской конторы), двадцатилетний Шоу яростно и основательно взялся за себя. Твердо решив стать писателем, он «ходил на все концерты, куда удавалось попасть», «часто наведывался в Национальную галерею на Трафальгарской площади, куда пускали бесплатно», «начал заниматься в читальном зале Британского музея». Любопытно, что он приходил в музей не только читать, но и греться. Труды Шелли, Маркса и тщательная проработка громадного количества иных авторов, посещение обществ и приобретение полезного и содержательного окружения сделали свое дело – он проявил характер и твердость духа в формировании личной образовательной системы, индивидуального способа постижения знаний с их почти моментальным конвертированием в новые продукты. Этими продуктами оказались бесконечные статьи, разгромные исследования, увлекательные романы – все то, что легло в фундамент его творческой активности и будущей невероятной популярности. Пример Бернарда Шоу важен главным образом последовательностью возникновения, формирования и цементирования мотивации в железобетонную конструкцию, которую неподражаемый драматург пронес через всю творческую жизнь.

Совсем иной, почти противоположный, но не менее поучительный пример другого эстета – австрийского. Стефан Цвейг как будто «грешит» принадлежностью к плеяде людей, которые пошли широкой, добротно умащенной дорогой безупречного классического образования. Однако и тут не все так просто, как кажется на первый взгляд. «В том, что после начальной школы меня отправили в гимназию, не было ничего удивительного. Каждая состоятельная семья, хотя бы из соображений престижа, настойчиво стремилась к тому, чтобы дать сыновьям «образование»: их заставляли учить французский и английский, знакомили с музыкой, для них приглашали сначала гувернанток, а затем домашних учителей», – такое четкое представление об образовательном вопросе своего времени и своего социального круга дает Стефан Цвейг в книге «Вчерашний мир». Словно перекликаясь с Бернардом Шоу, он далее указывает, что «педантичная заданность и черствый схематизм делали наши уроки неживыми – бездушная обучающая машина никогда не настраивалась на личность…» И еще одну запись нельзя обойти, прежде чем попытаться понять образовательную систему Цвейга: «Это недовольство школой не было некой моей личной настроенностью; не могу вспомнить ни одного из своих друзей, кто не чувствовал бы с отвращением, как это унылое однообразие тормозит лучшие наши устремления и интересы. […] фактически миссия учителя тогда сводилась к тому, чтобы по возможности приспособить нас к заведенному порядку, не повысив нашу энергию, а обуздав ее и обезличив». И все-таки писатель признался, что давление развило рано проявившуюся страсть к свободе, и это, пожалуй, важный штрих к познанию самого феномена противоречий и противостояний навязываемым моделям. Это привело к тому, что «под обложками латинских грамматик лежали стихи Рильке», под партой взахлеб читали Ницше и Стриндберга, а из-за походов на премьеры Рихарда Штрауса и Герхарда Гауптмана «две трети учеников заболевали». Так рождалась индивидуально-коллективная система, отличная от школьной, навязываемой: «Нами, словно лихорадка, овладела страсть все знать, докопаться до всего, что происходит в искусстве и науке». Цвейг шел дальше, не слишком уверенно, но неотступно, подобно саперу со щупом: Кьеркегор, Данте, Достоевский, Гофмансталь и так далее, это уже становилось системой и началом пути, свернуть с которого затем уже не представлялось возможным. Дальше идея родилась сама собой, она стала производной захватывающего познания, неожиданно сформированной собственной системы понимания мироздания. Упомянутые примеры свидетельствуют, даже при всей их сугубой индивидуальности, о роли некоторых, неотъемлемых от процесса обучения, принципов. Свобода мысли, раннее вовлечение в процесс получения знаний и здоровая среда предпочтительны. Но еще более действенны негативные перспективы, стимулирующие действие страхов и инстинктов. Восприятие смерти, яркие впечатления любви и ненависти, тяжелые для психики формы социального отвержения, воздействие нищеты и многие иные формы неудовлетворенного сознания способны совершать чудеса в формировании мотивации. Особенно сильные ощущения возникают при пересечении нескольких факторов. Тогда наблюдается эффект падающего парашютиста, у которого спутались стропы парашюта: либо ему хватит сил и сноровки открыть запасной и победить ситуацию, либо он разобьется. Разумеется, в данной ситуации мы говорим о знаниях, опуская свойства личности и факторы формирования характера. Ведь направленность мотивации может при известных обстоятельствах изменить созидательные устремления на устойчивые желания деструктивного и наоборот.

И все-таки многочисленные образовательные системы, методики и формы обучения, традиционные и альтернативные, как правило, хромают на обе ноги по одной-единственной причине – удаленности знаний от жизненных потребностей. Это воздвигает гигантскую, непреодолимую стену между учителем, стремящимся передать знания (или отбывающим свой срок в школе), и учеником, который не усматривает в освоении омертвелых дисциплин никакой практической пользы.

Раннее профессиональное ориентирование, рискованные родительские решения в выборе образовательных платформ для своих детей и сбалансированные подходы во все времена были предметом тяжелых дискуссий взрослых. И все это ни к чему полезному не приводило. За исключением тех редких случаев, когда учителю удавалось просто увлечь учеников, оказаться убедительной личностью. Или еще лучше, когда какая-нибудь трепещущая детская душа натыкалась в жизни на нечто такое интересное, что навсегда завораживало, увлекало и побуждало пополнять запасы знаний. Одним словом, когда независимо от взрослых, неожиданно для родителей и учителей зарождалась устойчивая мотивация к знаниям. Не ко всему необъятному, не к пугающему массиву накопленной человечеством мудрости, но лишь к той его части, что может сослужить практическую службу, помочь в поисках ответов на мучительно-острые вопросы. Вероятно, Создатель прекрасно продумал это дело, потому что беспорядочное приобщение к сокровищнице знаний не просто вносит хаос в головы страждущих в школах детей, но деморализует и отвращает от идейного и структурированного подхода к самой жизни. Полученный интеллектуальный продукт у них скисает еще до применения…

 

Образовательные системы и опыт выдающихся личностей

 

Может показаться странным, но истинные гении всегда выступали против любой образовательной системы. Это объясняется достаточно просто: волевой лидер всегда смел, а его готовность предложить новое или даже просто выпяченное свое собственное, сметая на пути устоявшиеся стереотипы, базируется на индивидуальной силе духа, способности действовать активнее, быстрее, шире, глубже среднего, обыденного уровня. Бросая вызов, он ориентируется на собственный внутренний голос. А образовательная система, как правило, разрабатывается под определенный стереотип среднестатического учащегося с учетом определенных обществом запросов, требований, условий. Поэтому любая образовательная система несовершенна уже по своей идеологической сути, не говоря уже о темпах усвоения материала и приоритетности векторов обучения. И ни одна образовательная система неспособна поставить перед индивидуумом такие же заоблачные цели и ориентиры, как одержимость отдельно взятого упорного человека. Нюанс тут, пожалуй, только в том, на каком этапе просто увлеченный, любознательный и наделенный стремлением к успеху человек обретает кремниевую твердость и непоколебимость в своем движении к какой-то определенной, обязательно выдающейся цели. Сила же так называемых элитных заведений заключается лишь в том, что два взаимосвязанно действующих фактора – учителя с мощным интеллектом и пытливые, настроенные на активное взаимодействие ученики – создают плодотворную, потенциально питательную среду – одно из условий личностного роста.

Совершенно очевидно, что главной целью любого образования должно стать приобщение к качественному мышлению, анализу и синтезу. Речь идет и о способности мыслить вообще, и об узкопрофильных направлениях мыслительной деятельности. Вместо насыщения карманов и полок мозга данными учитель должен научить работать с любой информацией. И так как ничего не происходит без мотивации, первым шагом любого образовательного процесса становится даже не приобщение к способу мышления, а собственно стимулирование желания думать, задавать себе основополагающие, определяющие само существование вопросы и отвечать на них. Все-таки при детальном рассмотрении мотивов овладения знаниями выясняется их поразительное разнообразие.

На деле же едва ли не всякая образовательная идея, общая для большой группы людей, связана всего лишь с насаждением определенного формата знаний, как будто отборное мясо нанизывается на металлический прут для будущего шашлыка. Но часто те, которые такое мясо отбирают, сами давно привыкли к тухлятине, а порой нарочно не желают принимать во внимание существование на свете вегетарианцев. Навязывание тех или иных систем не поощряет развитие независимого мышления, поэтому склонные к свободному мышлению ученики, как правило, подавлялись нещадно и безапелляционно. Свобода всегда рассматривалась как угроза самой системе, послушание же и аккуратные, дозированные инъекции формализованных знаний, напротив, становились высшим достоинством учащегося. Нередко такое положение дел считалось нормой и для высших учебных заведений, или, что еще хуже, люди, пришедшие в них после обучения в ущербной начальной и средней школе, уже не нуждались ни в каком новаторстве. Ростки независимого мышления были напрочь уничтожены эрозией первого этапа приобщения к общей для масс системе.

«Студентам положено изучить столь многое, что у них едва ли остается время и силы думать. Не интерес к изучаемым предметам или к познанию и постижению как таковым, а знание того, что повышает меновую стоимость – вот побудительный мотив получения более широкого образования», – констатирует Эрих Фромм. Происходит все та же позорная подмена понятий, которая порой цинично поощряется самими учебными заведениями, – в виде нагромождения ненужных и малопригодных дисциплин с целью усиления мифической разносторонности образования. Нам давно ясно: все дело в мотивации. Самый верный выбор человек всегда делает тогда, когда жизнь без жалости п<