Неумение синтезировать новую информацию/ неумение учиться

 

Неотъемлемым свойством сверхбдительности является отсутствие нормальных реакций ориентировки (глава седьмая). Для травмированного человека это имеет серьезные последствия. Прежде всего, это ухудшает нашу общую способность функционировать эффективно в любой ситуации, а не только в тех, где необходима активная защита. Часть функций ориентировочной реакции заключается в том, чтобы идентифицировать новую информацию, по мере того, как мы начинаем ее осознавать. Если эта функция оказывается нарушенной, любое количество новой информации, полученной нами, приводит к замешательству и перегрузке. Вместо того, чтобы усвоить новую информацию и сделать ее доступной для будущего использования, мы стремимся свалить ее в кучу. Она становится неорганизованной и бесполезной. Важные данные лежат не на своем месте или вовсе забыты.

Затем психика теряет способность систематизировать детали осмысленным образом. Вместо того, чтобы сохранять информацию, которая не имеет смысла, наша психика «забывает» ее. Посреди этого смятения любая дополнительная проблема усложняет ситуацию, и обычные обстоятельства могут вырасти в отнюдь не комичный кошмар, состоящий из разочарования, злости и тревоги.

К примеру, если свет гаснет в тот момент, когда я в тревоге пытаюсь навести порядок в бумагах на моем столе, я уже не в состоянии легко справиться с этим неожиданным событием. Я подпрыгиваю, и в голове у меня мелькает иррациональная мысль о том", что кто-то, наверное, пытается влезть ко мне в дом. Я понимаю, что это, скорее всего, неправда, но в испуге я одним движением роняю на пол стопку некогда аккуратно сложенных и важных бумаг. Внезапно накрытый волной иррациональной злости, я трачу энергию впустую, в гневе колотя по столу. Меня заполняют бесполезные мысли: «Закрыта ли входная дверь? Кто должен был оплатить счет за электричество? Где Понсер (моя собака) — внутри или снаружи?» Я нахожу спички и зажигаю одну, тускло освещая беспорядок на столе. Где же счет за электричество? Мое внимание снижается, я забываю, что горит спичка, и роняю ее, когда она обжигает мне пальцы. Бумаги охватывает огонь. Я чувствую, как ужас пронзает меня, и я ощущаю себя парализованным, не в состоянии сделать что-либо с огнем. Несколько секунд спустя ко мне возвращается некоторая способность двигаться, но иммобилизация ухудшила мою моторную координацию. Неуклюже и бесплодно я начинаю молотить по пламени. Ощущая опасность в отсутствии у себя координации, я становлюсь еще яростнее, и слишком поздно осознаю, что в своем отчаянном стремлении справиться с ситуацией я воспользовался единственным законченным черновиком своей книги, чтобы устранить пламя. Огонь тухнет сам по себе. Я снова пытаюсь разобраться с беспорядком на столе. Что это все за бумаги? Это я положил их сюда? Где же счет за электричество? Я не в состоянии разобраться, как применить то, что нахожу; и хотя мои друзья часто давали мне советы и предложения о том, как я могу стать более организованным, я продолжаю делать то, что делал всегда. Что же я могу поделать? В этом состоянии я не могу обучаться, не могу осваивать новые способы, не могу вырваться из подрывающих мои силы паттернов поведения, которые в итоге начнут подчинять себе жизни. Без этой способности обучаться новым моделям поведения, строить планы или синтезировать новую информацию, я лишен возможностей, которые могли бы помочь мне ослабить мое замешательство, которое угрожает захватить власть в моей жизни.

 

Хроническая беспомощность

 

Хроническая беспомощность наступает, когда реакции замирания, ориентировки и защиты становятся настолько затрудненными и ослабленными, что они начинают двигаться в основном по заранее предопределенному и дисфункциональному пути. Хроническая беспомощность присоединяется к сверхбдительности и неспособности обучаться новым моделям поведения, в качестве еще одной характерной черты реальности травмированного человека.

Так как беспомощность становится неотъемлемой частью жизни пострадавших от травмы, им будет довольно трудно вести себя иначе, не будучи беспомощными.

Все пострадавшие от травмы в той или иной степени переживают явление беспомощности. В результате этого нам трудно полноценно участвовать в чем-либо, особенно в новых ситуациях. Для тех из нас, кто ощущает беспомощность и отождествляет себя с ней, любое бегство или движение вперед становится фактически невозможным. Мы становимся жертвами своих собственных мыслей и представлений о самих себе. Когда наша физиология реагирует на событие или внешний стимул возбуждением, мы не входим в ориентировочную или защитную реакцию, как это делает здоровый человек. Вместо этого мы от состояния возбуждения переходим прямо в состояние иммобилизации и беспомощности, обходя другие свои эмоции, так же как и нормальную последовательность реакций. Мы становимся жертвами, которые ждут, чтобы стать ими вновь и вновь.

Не имея доступа к нормальным ориентировочным реакциям, мы в момент угрозы оказываемся не в состоянии спастись бегством, даже если ситуация предоставляет нам такую возможность. Мы можем даже не увидеть ее. Возбуждение настолько сильно связано с иммобилизацией, что эти две вещи невозможно разделить. Возбуждение приводит к иммобилизации. Точка. Как только мы возбуждаемся, мы автоматически чувствуем себя неспособными к движению и беспомощными. Мы и в самом деле являемся ими. Возможно, адреналин придает нам сил и физически мы в состоянии бежать, но ощущение беспомощности настолько сильно в нас, что мы не в состоянии найти выход и уйти. Этот сценарий обычно разыгрывается в навязчиво повторяющихся взаимоотношениях, когда мы знаем, что хотим уйти из отношений, но страх и иммобилизация попирают наши самые первозданные связи с нашим окружением, и мы остаемся, несмотря на свое желание уйти. Вместо нормальных ориентировочных и защитных реакций (а также радости и ощущения жизненной силы, которые обычно происходят из них), мы испытываем тревогу, глубокую беспомощность, стыд, потерю чувствительности, депрессию и деперсонализацию.

 

Травматическая сцепленность

 

При травматической сцепленности, один стимул крепко связан с определенной реакцией, и вместе они преобладают над нормальным поведением ориентировки. Стимул вызывает конкретную реакцию. Без всякого исключения, мы практически не в состоянии испытать никакой другой результат.

К примеру, когда нетравмированные люди принимают лекарство иогимбин (yohimbine), они ощущают просто усиление сердцебиения и повышение кровяного давления. Однако у ветеранов, страдающих от посттравматического стресса, это лекарство вызывает совсем другую реакцию. Ветераны начинают заново переживать страх и ужасы поля боя вместо того, чтобы просто пережить все это, как физические ощущения. Это является признаком травматической сцепленности. У ветеранов, возбуждение и эмоции, сопровождающие реакцию иммобилизации — страх, ужас, гнев и беспомощность — неразрывно сцеплены друг с другом.

Характерный случая травматической сцепленности проявляется, когда травмированные люди испытывают панику в момент сексуального возбуждения. Сексуальное возбуждение приводит к панике, иммобилизации и беспомощности вместо того, чтобы принести сильное наслаждение. Это может заставить людей предполагать, что они были подвергнуты сексуальному насилию, в то время как на самом деле их реакция является следствием травматической сцепленности.

 

Травматическая тревога

 

И ни у какого Великого Инквизитора нет в арсенале таких ужасных пыток, какие есть у тревоги... которая никогда не отпускает его, ни в развлечениях, ни в шуме, ни за работой или игрой, ни днем, ни ночью.

 

— Серен Киркегор, датский философ.

 

Возбужденное состояние, которое не уходит, постоянное чувство опасности, непрерывные поиски этой опасности, неспособность найти ее, диссоциация, чувство беспомощности — вместе все эти элементы формируют травматическую тревогу. Когда мы не можем пройти через реакцию иммобилизации, то в результате появляется следующее биологическое сообщение: «Твоя жизнь висит на волоске». Это чувство надвигающейся смерти еще больше усиливается чувствами гнева, ужаса, паники и беспомощности. Все эти факторы объединяются, чтобы создать явление, известное как травматическая тревога.

Слово «страх» происходит от староанглийского выражения, обозначающего опасность, в то время как слово «тревожный» берет свое начало от слова, которое имеет греческий корень и обозначает «сжимать крепко» или «душить».

Переживание травматической тревоги является очень глубоким. Оно намного превышает то переживание, которое мы обычно приравниваем к тревоге. Состояние повышенного возбуждения, различные симптомы, страх выйти или совсем войти в состояние иммобилизации, так же, как и непрекращающееся осознавание, что что-то происходит совсем не так — все это создает практически неизменное состояние крайней тревоги. Эта тревога служит фоном для всех переживаний в жизни тяжело травмированного человека. Подобно тому, как мы лучше осознаем воду, чем рыба, которая в ней плавает, тревога также может быть более заметна для тех, кто окружает травмированных людей, чем для них самих. Травматическая тревога обнаруживает себя в нервозности, раздражении и беспокойстве, а также в явных проявлениях «взвинченности». Пострадавший часто испытывает панику, трепет и чрезмерно драматизированные реакции на тривиальные события. Эти расстройства не являются перманентными неотъемлемыми качествами личности, но указывают на то, что нервная система временно, хотя и беспрерывно, перенапряжена.

 

Психосоматические симптомы

 

Травматические симптомы воздействуют не только на наше эмоциональное и психическое состояние, но и на наше физическое здоровье. Когда не обнаружено никакой другой причины для физического недомогания, то наиболее подходящими кандидатами становятся стресс и травма. Травма может сделать человека слепым, немым или глухим; она может вызвать паралич ног, рук или того и другого; она может вызвать хронические боли в шее и спине, синдром хронической усталости, бронхит, астму, желудочно-кишечные проблемы, сильный предменструальный синдром, мигрени и массу так называемых психосоматических расстройств. Любая физическая система, способная связывать неразряженное возбуждение, вызванное травмой, действует по ясным правилам. Блокированная энергия будет использовать любой аспект нашей физиологии, доступный для нее.

 

Отрицание

 

Многие люди, пострадавшие от травмы, живут в состоянии смирения по отношению к своим симптомам, даже не пытаясь найти способ вернуться к более нормальной и здоровой жизни. Отрицание и амнезия играют важную роль в укреплении этого смиренного состояния. И хотя у нас может появиться искушение критиковать или осуждать людей, которые отрицают, что были травмированы (утверждая, что на самом деле ничего не произошло), очень важно помнить, что это (само по себе) является симптомом. Отрицание и амнезия — это не выбор, который человек делает по своей воле, они не свидетельствуют о слабости характера, дисфункции личности или предумышленном обмане. Эта дисфункциональная траектория отпечатывается в нашей физиологии. В момент травматического события, отрицание помогает сохранить способность к деятельности и выживанию. Однако, если отрицание — хроническое, то оно становится слабо адаптивным симптомом травмы.

Для того, чтобы аннулировать эффекты отрицания или амнезии, требуется большое мужество. То количество энергии, которое высвобождается, когда это происходит, может быть огромным, и его нельзя приуменьшать или недооценивать. Этот момент имеет большой значение для травмированного человека.

 

Гледис

История Гледис может показаться смешной и нелепой, но она правдива и вполне соответствует тем переживаниям, которые можно ожидать в случае типичного отрицания. Процесс выхода из отрицания или амнезии может быть облегчен при поддержке семьи, друзей и терапевтов, но время, подходящее для этого пробуждения, определяется исключительно биологическими и физиологическими факторами.

Гледис была направлена ко мне своим врачом, который лечил у нее заболевание щитовидной железы. Терапевт-интернист не смог обнаружить физическую причину ее повторяющихся приступов острой боли в животе. Встретившись с ней в первый раз, я был поражен ее напряженным, испуганным и настороженным выражением. Казалось, что ее глаза вот-вот выпрыгнут из орбит, что является не только классическим признаком гипертиреоза (hyperthyroidism), но также страха и хронической сверхбдительности. Я спросил ее, чувствует ли она себя испуганной, и испытывала ли она когда-либо травму. Она ответила, что нет.

Зная о том, что иногда люди отрицают травму, я перефразировал свой вопрос и спросил ее, переживала ли она за последние пять лет что-либо особенно пугающее или причинившее ей огорчение. И вновь она ответила — нет. Пытаясь усилить ее поддержку, я сказал, что недавние исследования показали, что большой процент среди населения пережил что-либо пугающее за последние пять лет.

«В самом деле?» — ответила она. «Ну, несколько лет назад меня похитили. Но это не было так уж страшно».

«Ни капельки?»

«Нет, вовсе нет».

«Что же произошло?»

«Ну, я каталась на лыжах в Колорадо с друзьями, и мы должны были идти на ужин. Подъехал мужчина, открыл дверь своей машины, и я села в нее. Но он не поехал в ресторан».

«В тот момент вы испугались?»

«Нет, было ощущение безопасности, ведь все это происходило во время выходных для катания на лыжах».

«Куда же он поехал?»

«Он привез меня к себе домой».

«Разве вы не испугались, когда он не поехал в ресторан, а вместо этого отвез вас к себе домой?»

«Нет, ведь я не знала, зачем он привез меня туда».

«Ясно. Что же произошло потом?»

«Он привязал меня к своей кровати».

«Это было страшно?»

«Нет, ведь ничего не произошло на самом деле. Он только угрожал мне. Да, возможно, я немного испугалась. У него на стенах висело много разных ножей и пистолетов».

«Но вы не были напуганы по-настоящему?»

«Нет, ведь ничего не произошло».

В тот день Гледис ушла внешне очень спокойной. Ее утверждение о том, что она не была напугана во время похищения или в какой-либо другой момент, все еще преобладало в ее переживаниях. Больше она не возвращалась.

История Гледис хотя и экстремальный, но в то же время типичный пример отрицания. Отрицание держит травмированного человека в своих тисках до тех пор, пока примитивные процессы, охраняющие систему, не решат отпустить его. Мы можем выйти из состояния отрицания из-за того, что почувствуем себя в безопасности, или когда другое событие инициирует «воспоминание», или из-за того, что наша биология скажет: «Довольно». Наряду с тем, что есть вещи, которые друзья, любимые и терапевты могут сделать, чтобы помочь (например, вмешательство), чувствительность ко времени является решающим моментом для того, чтобы эти попытки оказались успешными.