Пять стилей творческого самовыражения

 

Можно работать с принципами пяти семейств будд, подбирая кусок камня или веточку и рассматривая их через каждый из пяти их различных аспектов.

Так с каждым семейством будет разворачиваться совершенно иная, новая перспектива.

 

Говоря об общем эстетическом понимании и творческом процессе, я бы хотел обсудить пять стилей, известных в нашей традиции как пять семейств будд. Работая с пятью семействами будд, мы стараемся взрастить простейшее понимание того, как видеть всё в его совершенной сущности, собственной внутренней природе. Мы можем применить это знание по отношению к живописи или поэзии, цветочным композициям, киносъёмкам или написанию музыки. Оно также связано с взаимоотношениями с людьми. Похоже, принципы пяти семейств будд охватывают целое измерение восприятия. Они очень важны на всех уровнях восприятия и во всех творческих ситуациях.

В тантрической иконографии пять семейств будд расположены в центре и по четырём основным точкам мандалы. Семейство будда находится в центре. Это основная координата, глубинная мудрость, и символизируется она колесом и синим цветом. Ваджра расположена на востоке и связана с рассветом. Она символизируется белым цветом и скипетром-ваджрой[1]. Это острота восприятия, подобная той, которая присутствует в нас поутру, когда мы просыпаемся. Ратна находится на юге. Она связана с богатством и символизируется драгоценностью и жёлтым цветом. Ратна связана с полуднем, когда мы начинаем чувствовать необходимость в отдыхе и питании. Семейство падма расположено на западе и символизируется лотосом и красным цветом. Наш день зреет, и перед нами встаёт необходимость найти любимого человека. Пришло время общения. Или, если мы влюбились в старинную вещь или какую-то одежду, пора пойти и купить её. Последнее семейство – карма, на севере. Оно символизируется мечом и зелёным цветом. Наконец-то мы владеем всей ситуацией: у нас есть всё, что нам нужно, и мы ни в чём не нуждаемся. Поэтому мандала пяти семейств будд представляет собой течение всего дня или всего хода действия. Мы не будем вдаваться в философию; начнём с функций этих пяти принципов и их связи с композицией. О них можно сказать очень многое, но, в сущности, ваджра – это белый и вода; ратна – жёлтый и земля; падма – красный и огонь; будда – синий и пространство, или небо; карма – зелёный и ветер.

Будда находится посередине и, будучи посередине, является основанием или изначальной основой. Эта изначальная основа обычно довольно скучная, так как она слишком твёрдая и плотная. Может, нам придётся раскопать её и залить туда бетон, потому что в таком виде как есть она довольно неинтересна. Она будет интересной только если мы знаем, что мы будем на ней что-то строить.

Семейство будда находится посередине потому, что это основание, а не потому, что оно самое важное. Принцип будда также может быть средой, или кислородом, который даёт возможность функционировать другим принципам. У него есть спокойное, твёрдое качество. В терминах визуальных символов это неинтересная часть, ожидание, пока что-то произойдёт. Часто качество будды необходимо для создания контраста между другими цветными семействами: ваджрой, ратной, падмой и кармой. Будда нам необходим как посредник, так сказать.

Принцип будда немного пустынный, слишком просторный, словно место стоянки, где остались лишь камни от старых кострищ. Есть ощущение, что длительное время здесь жили, но уже давно никого нет. Жителей не убили; это не был акт насилия – им просто пришлось покинуть это место. Это как пещеры, в которых жили индейцы, или пещеры Франции с доисторическими рисунками. Здесь есть ощущение прошлого, но в то же время нет особых отличительных черт. Это очень унылое место, вполне вероятно, на равнине, совершенно плоское. Будда связан с синим цветом. Искусство семейства будда простое и ненавязчивое. Оно очень прямое и очень простое. Художник семейства будда склонен использовать тяжёлый материал, а цвет – чёрный или синий.

Ваджра – чувство остроты, точности. Цвет вад-жры белый. Она холодная и пустынная, потому что всё должно быть проанализировано в собственных терминах. Творческое выражение ваджры обращается с предметами сообразно их достоинствам. Она никогда не оставляет ни малейшего пространства, никогда ничем не пренебрегает. Ваджра – это зима, белая, суровая. Чёрное и белое. Например, земля замерзает по-своему, а деревья и растения – по-своему. Земля держит снег особым образом. Деревья, с другой стороны, совершенно иным образом держат снег, в зависимости от того, опали их листья или же они вечнозелёные. Вад-жра очень холодная и пустынная, но также острая и точная. Она требует серьёзного сосредоточения.

Ваджра – холодный и пустынный зимний ландшафт, но менее враждебный, чем семейство карма. Фильмы Ингмара Бергмана очень ваджр-ные. Он передаёт всепроникающее зимнее качество, острое качество, как у зимнего утра, кристально ясного, острых и точных сосулек. Но оно не совсем пустынно: есть много интригующих вещей. Оно не пустое, а полно всевозможных видов остроты, заставляющих задуматься. Ваджра связана с востоком, рассветом, утром. У неё острое серебряное качество, качество утренней звезды.

Искусство ваджры белое, может, с вкраплениями золота или синего. Скульптура была бы металлическая, возможно, алюминиевая. Это может быть деструктивное искусство, как машина, построенная таким образом, что она самоунич-тожается, – которая начинает делать «пик, пик, пик», а затем просто взрывается. Если это картина, то она похожа на воду и необязательно предметна.

Ратна связана с осенью, плодородием, богатством. Это богатство в смысле чистой неугомонности. К примеру, дерево, чтобы быть садовым, должно плодоносить. Когда фрукт созрел и налился соком, он автоматически падает на землю и просит о том, чтобы его съели. У ратны есть качество отдачи. Она пышная, чрезвычайно богатая и открытая.

У ратны есть качество позднего утра. Оно богато красками, но в целом жёлтое, что связано с лучами солнца и с золотом. В то время как вад-жра связана с кристаллом, ратна связана с богатством золота, янтаря, шафрана. У неё есть некая глубина, настоящая землистость, а не просто текстура. По сравнению с ней ваджра чисто текстурная и обладает хрустящим качеством, а не фундаментальной глубиной. Ратна очень твёрдая и землистая, но не такая землистая, как будда – та уныло-землистая, неинтересно землистая. Ратна землиста потому, что богата. Она спелая и землистая, как гигантское дерево, которое упало на землю и начало гнить, полностью обрастать грибами, обогащённое всевозможными растениями, которые растут вокруг. Есть такое чувство, будто в этом бревне могут селиться животные. Оно начинает желтеть, кора отслаивается, обнажая внутреннюю часть ствола, очень богатую, твёрдую и определённую. Если ты решишь взять его и использовать как часть садовой композиции, у тебя ничего не получится, потому что дерево развалится на куски. Да и всё равно оно будет слишком тяжёлым.

Ратна очень богатая, жёлтая, золотая. Картины ратна наименее успешны, поскольку художник нарушает чувство меры, как это бывает с портретами в золоте или избыточно яркими цветами. Искусство ратна должно быть богатым, свежим и мощным; с достоинством, пышным и королевским.

Падма связана с красным цветом и с весной. Зимняя грубость вот-вот смягчится ожиданием лета. Даже грубость льда смягчается, когда снежинки начинают становиться влажными. Это встреча двух времён года, поэтому здесь есть качество переходного состояния. С такой точки зрения весна совершенно не похожа на осень, обладающую явными качествами созревания и развития.

Падма в большой степени связана с фасадом. У неё нет ощущения твёрдости или текстуры, она связана исключительно с цветом, с гламурными качествами. Падму больше интересует то, что на выходе, а не на входе. Если брать её здоровье или фундаментальную долговечность, то умонастроение, нацеленное на выживание, падму совершенно не заботит. Таким образом, она связана с закатом. Визуальное качество отражения важнее, чем его бытие, поэтому падма больше связана с искусством, чем с наукой или практицизмом.

Падма – это подходящее место, такое, в котором могут расти полевые цветы, идеальное место для выгула животных. Это как высокогорное плато в Тибете в сезон ягнения, с овцами, беззаботно скачущими и поедающими полевые цветы. Растения в изобилии; полным-полно чабреца. Падма – страна лугов. Здесь есть мягкие скалы, не навязчивые, острые, а такие, которые подходят для того, чтобы среди них резвились молодые животные.

Падму часто неверно трактуют как милую и прекрасную, как поп-арт или индийские плакаты, избыточные, чрезмерно красочные, соблазнительные. Но это обманчиво. Настоящее искусство падмы роскошно и красиво, это абсолютно яркие цвета. В нём также есть изгибы и формы. Один мазок яркого цвета интереса у твоего ума не вызовет, и в искусстве падмы присутствуют изгибы, как у лотоса.

Карма, как это ни странно, связана с летом. С летом её связывает действенность кармы. Летом всё активно, всё растёт. Всевозможные насекомые, обилие неудобств, разнообразнейшая деятельность, всевозможный рост. Летом бывают грозы и ливни. Такое чувство, что тебе никогда не дают насладиться летом; что-то постоянно двигается ради самообеспечения. Немного похоже на позднюю весну, но более плодородно, потому что видно, что всё происходит в нужный момент. Цвет кармы зелёный. Карма ощущается как время после захода солнца: окончание дня, закат, сумерки. В то время как ратна обладает невероятной уверенностью, летняя карма всё ещё соревнуется, пытается дать жизнь.

Искусство кармы – наихудшее, демоническое и чёрное. Пример искусства кармы – чёрная пантера. Это не просто уничтожение как таковое, а скорее стремление постичь смысл грозовой тучи. Туча, появляющаяся перед грозой, имеет качество потенциального разрушения, угрозы.

Пять семейств будд связаны с цветами, первоэлементами, ландшафтами, направлениями, временами года – с каждым аспектом мира явлений, а также описывают индивидуальные манеры людей. В описании стилей, в которых творят разные люди, каждое семейство связано как с невротическим, так и с просветлённым стилем. Невротическое выражение любого семейства будд может быть преобразовано в соответствующую мудрость, или просветлённый аспект. Невроз будды – это витание в облаках, а не просторность. Он часто связан с нежеланием самовыражения. Ещё одно качество невроза будды – то, что ему всё равно, он просто пассивно сидит. Невротическое выражение ваджры – гнев и интеллектуальная одержимость. Если мы зацикливаемся на какой-либо определённой логике, острота ваджры может обернуться закостенелостью. В невротическом смысле богатство ратны проявляется как совершенная «жирность», чрезвычайная нарочитость. Мы постоянно расширяемся и в потакании себе доходим до безумия. Невроз падмы связан со страстью, качеством цепляния, стремлением обладать. Мы совершенно ослеплены желанием и хотим только соблазнить весь мир, не интересуясь подлинным общением. Невротическое качество кармы связано с ревностью, сравнением и завистью. Пяти семействам сопутствуют ещё и пять мудростей. Мудрость будды – всеобъемлющая просторность. Мудрость ваджры – ясная и точная, как отражения на зеркале или озёрной глади. Мудрость ратны – невозмутимость; она расширяющаяся, безмерная. Мудрость падмы – различение, видение деталей. Мудрость кармы – автоматическое свершение всех действий.

Можно работать с принципами пяти семейств будд, подбирая кусок камня или веточку и рассматривая их через каждый из пяти их различных аспектов. Так с каждым семейством будет разворачиваться совершенно иная, новая перспектива. В этот момент твои ресурсы неограниченны. Ты не чувствуешь необходимости плодить материал, так как ты берёшь одну вещь и делаешь её ваджрой, кармой, падмой, ратной или буддой. Из этого можно создать любой узор для шотландки.

 

 

Ничейный мир

 

Есть три типа восприятия: чувство переживания, чувство пустоты и чувство светоносности. Эти три уровня восприятия дают нам возможность видеть все стереотипы нашей жизни. Какими бы мы их ни считали – невротическими или просветлёнными, – мы можем их видеть очень ясно.

 

Во взаимодействии с миром возникают очень непростые вопросы: что такое мир, чей это мир и что значит взаимодействие? Основной момент в том, что мир этот ничейный, так как никого, как такового, не существует. Постоянно присутствующая энергия не принадлежит никому, это естественный, органический процесс. Тем не менее функционируем мы так, как будто мир действительно нам принадлежит, как будто у меня есть «я», будто

я действительно существую. С этой точки зрения несуществование эго – то изначальное состояние «этовости», прочная фиксация – это не философские материи, а всего лишь вопрос восприятия. Восприятие неспособно проследить своё собственное существование к истокам. Поэтому каждое восприятие становится чистой энергией, без того, кто запускает этот процесс, и без субстанции – всего лишь простое восприятие.

Восприятие можно разделить на три уровня: переживание, пустота и светоносность. На первом уровне, переживании, восприятие есть не осмысленное самоподтверждение, а переживание всего как оно есть. Белое это белое, а чёрное это чёрное. Есть некая неудержимая энергия, сопутствующая восприятию. Ты реально переживаешь что-то так, будто сам им и являешься. Когда ты воспринимаешь что-либо таким образом, ты сам и переживание становитесь почти что неразделимыми. Это такое прямое общение без каких-либо посредников.

Второй уровень – это восприятие пустоты, то есть отсутствия всего как оно есть. То есть у вещей есть пространство; они всегда приходят с неким чувством пространства. Несмотря на трудности с переполненностью нашего опыта, вещи создают собственное пространство внутри этой переполненности. Собственно, это одно и то же: переполненность и есть пространство, в каком-то смысле, потому что в ней есть движение, танец, игра. Вещи очень переменчивы и неуловимы. Поэтому во всём этом есть очень прозрачный аспект.

Третий уровень восприятия – светоносность. Светоносность не имеет ничего общего ни с каким зрительно воспринимаемым ярким светом; это чувство острой очерченности и ясности, у которой нет теоретической или интеллектуально объясняемой точки отсчёта координат. Она постигается на месте, внутри просторности. Не будь пространства, она была бы несфокусированной; не было бы остроты. Но на этом третьем уровне, в терминах обычного переживания, у нас есть чувство ясности и того, что вещи, как они есть, воспринимаются как есть, безошибочно.

Итак, есть три типа восприятия: чувство переживания, чувство пустоты и чувство светонос-ности. Эти три уровня восприятия дают нам возможность видеть все стереотипы нашей жизни. Какими бы мы их ни считали – невротическими или просветлёнными, – мы можем их видеть очень ясно. И это, похоже, первые проблески воззрения мандалы и первые проблески энергий пяти семейств будд.

Энергии пяти семейств будд не ограничены одним лишь просветлённым состоянием; в них содержится и состояние омрачения. Смысл в том, чтобы видеть их как есть: насквозь омрачёнными, невротичными, болезненными, или чрезвычайно приятными, безмерными, радостными, с чувством юмора. Так что мы не пытаемся устранить воспринимаемое. Мы не стремимся переделать мир, сделав его таким, каким мы хотели бы его видеть. Мы видим мир таким, какой он есть, не переделывая его. И всё, что происходит в нас, также является частью принципа пяти семейств будд и структуры мандалы.

Я хотел бы напомнить, что это чисто опытный подход. Мы не говорим о философии: «Существует эта вещь или нет?», «Не феноменологический ли это опыт концептуального уровня?» О таких вещах мы не говорим. Философы во многом ошиблись поворотом, так сказать: они пытались найти истину о вещах, как они есть, не испытывая при этом на своём опыте, какими эти вещи, как они есть, могут быть на уровне восприятия. С таким подходом оказывается, что мы теоретизируем абсолютно всё, не зная в действительности, какие переживания можем иметь.

Если мы начнём теоретизировать и философствовать о существовании мира, его плотности, его вечности, о чём угодно, мы блокируем значительный кусок своего опыта. Мы слишком многое пытаемся доказать и изо всех сил стараемся заложить фундамент. Нас больше заботит прочность фундамента, чем его взаимоотношения с землёй. Это, по-видимому, неверный подход, даже к метафизике. Но в данном случае мы не говорим о метафизике. Это уровень опыта, который мы переживаем в своей повседневной жизни. Такой опыт не нуждается в подтверждении теорией или какими-то доказательствами. Ни от чего такого он не зависит. Наоборот, это просто вопрос повседневного опыта, от мгновения к мгновению. Он не включает никаких долгосрочных проектов.

Вопрос восприятия становится очень важным, потому что восприятия нельзя уложить в какую-то прочную основу. Восприятия очень переменчивы, они всё время вплывают в нашу жизнь и выплывают из неё. Можно сказать: «Я видел прекрасные облака над Гималаями», но это не означает, что такие облака там будут всегда. Даже если они и являются атрибутами Гималаев, нельзя ждать, что отправившись в Гималаи, ты всегда будешь видеть такие прекрасные облака. Может, ты приедешь туда посреди ночи под совершенно ясным небом. Идея в том, что когда ты описываешь переживание и передаёшь его кому-то ещё, то, что ты воспринимаешь в этот момент, крайне живое, наполненное и потрясающее. Тебе каким-то образом удаётся передать ощущение момента. Но если ты попробуешь восстановить всё в памяти или сымитировать его, то это будет невозможно сделать. И может оказаться, что ты углубляешься в философию, уходя всё дальше и дальше от реальности, какой бы она ни была.

В нашей жизни присутствует острая точность, которая в основном возникает из некой формы тренировки или дисциплины, в частности, из сидячей практики медитации. Не то чтобы медитация оттачивала наше восприятие, но сама сидячая практика даёт возможность воспринимать. Это вопрос устранения облаков, а не воссоздания солнца. Вот в чём весь смысл. Переживание реальности может казаться очень неточным и расплывчатым, но каким бы расплывчатым оно ни было, оно всё равно острое и точное, и имеет тенденцию в изобилии приносить с собой ясность.

В целом такое точное восприятие зависит от уровня нашей бдительности. Бдительность не означает, что мы должны осторожничать или остерегаться чего-либо; скорее, бдительность есть переживание внезапного проблеска чего-то, что лишено каких-либо свойств, – просто сам внезапный проблеск. Это тут же становится проблемой или загадочным вопросом. Мы спрашиваем: «Внезапный проблеск чего?» Если нам нечего сказать по поводу того, что же это такое, то всё это, должно быть, абсурд. Но если нам удастся полностью сменить ход своих мыслей и открыть свой ум тому, что чуть больше того, что уже известно нам и чему нас научили, то мы сможем выйти за пределы того уровня, где всё зиждется на бизнес-транзакциях и получении прибыли. Существует возможность осознавания без каких-либо условий. С такой точки зрения условия означает всё, чем ты пользуешься для того, чтобы выбраться из осознавания, обворовать его. Так что осознавание без условий – это всего лишь простое, прямое осознавание, осознающее самоё себя; осознающее сознавание без каких-либо примесей.

Похоже, такое восприятие и есть единственный ключевой момент. Это ключевое воззрение, микроскоп, способный сделать доступными три типа восприятия. На этом уровне спектр ман-далы и принципы пяти семейств будд не есть что-то из ряда вон выходящее. Это не какие-то чрезвычайные восприятия, а обычные вещи. Основной принцип мандалы становится очень простым: он состоит в том, что всё в мире связано со всем остальным. Очень просто и прямо.

 

 

Магия без права выбора

 

Мы готовы получить информацию) о происходящем из первых рук, а не просто слушать истории. Собираемся мы отправиться в Иерусалим в следующем году или на седер завтра или через час – не имеет значения. Единственное, что имеет значение, это существует ли Иерусалим сейчас, в этот самый миг.

 

Я хотел бы обсудить вопрос магии. Различные взгляды на мир ведут к различным пониманиям того, как функционируют феномены этого мира. Похоже, это естественная проблема, естественная рабочая основа. Отталкиваясь от этой основы, мы пытаемся найти какую-то общую почву, на которой мы могли бы вместе работать, полагаясь на такие фундаментальные принципы, как тело, речь и ум; белый, чёрный, красный, синий, зелёный; небо и земля; и всё остальное.

Те личные проявления, которые постоянно происходят в нашей жизни – когда мы, например, влюбляемся или сильно злимся на кого-то, – есть прекраснейшая почва для работы. Но эта основа ещё не культивирована полностью и совершенно. Мы отвергаем индивидуальные манеры реализации, свои собственные стили. И на этой основе мы пытаемся отвергать или принимать потенциальность и возможности оказаться втянутым во всевозможные духовные авантюры.

Люди говорят, что мы все едины, и рассуждают об универсальности силы. Но всё это – выражение неудовлетворённости, которое основывается на неспособности принять свою индивидуальность. По этой причине им хочется вжиться в тело большего размера. Когда поэтам трудно сочинить стихотворение, они пишут о солнце и луне, о земле, о народных бедах, о вещах, которые кажутся всеобщими. Но очень сложно нащупать свою индивидуальность; здесь люди сталкиваются с большими трудностями. С духовной точки зрения или ещё как, но мы не доверяем собственной индивидуальности, и это одна из самых больших проблем. Мы бы предпочли монолитную фигуру, монолитный управляющий принцип. Мы используем такие теистические понятия, как «наш Творец», для обозначения одной большой личности, одного большого дедушки. А если у нас не получается с ним взаимодействовать, мы должны прилагать ещё больше усилий; сдаваться нельзя.

Проблема с этим подходом в том, что мы полностью пренебрегаем своей индивидуальностью. Это не значит, что надо с головой окунуться в собственные идеи и начинания, но должно быть некоторое осознавание, что мы все разные. Мы все по своей сути изначально разные. Наши отцы, матери, дети и прапрадеды отличаются от нас, а мы с этой точки зрения даже отличаемся от самих себя. Поэтому присутствует осознавание индивидуальности.

При малейшем нарушении общепринятых течений мысли мы пугаемся. Если мы, например, нарушим закон, то можем оказаться в крайне неприятной ситуации – психологически или физически. Мы не принимаем своей индивидуальности. Мы предпочли бы иметь заранее подготовленное меню или путеводитель, чтобы в путешествии наша индивидуальность нас не беспокоила. Но это чревато: с таким подходом магия невозможна. Мы просто пытаемся взаимодействовать с неким общим фактором, с данными нам общими принципами. И мы формулируем свои идеи по поводу того или сего, чтобы нас могли включить в общую структуру и наши идеи были объявлены частью категорий в этом общем утверждении, а не чтобы применить их к самим себе. В этом присутствует изрядная доля трусости. Это, похоже, общая проблема с состоянием нашего ума, с состоянием бытия.

Индивидуальность – вещь непростая. Когда присутствует индивидуальность, в том смысле, что мы те, кто мы есть, возникает чувство запутанности, неуверенности и хаоса. Но вместе с тем возникает и больше места для исследования мира, для переживания этого мира и его отношений лично с нами. Мы – индивидуальные сущности, выражающие реальность по-своему. Когда ты видишь белый, это может оказаться не тот же цвет, восприятие которого как белого от тебя ожидают редакторы моей жизни. И когда ты видишь красный – то же самое. С этой точки зрения, никто не имеет права упечь тебя в психушку, если твоё восприятие не вписывается в общие категории «по книгам». Для такого видения существует много свободного пространства.

Восприятия управляются не только утверждением, но отдельными людьми, реагирующими на основные первоэлементы. Когда они реагируют на воздух, воду, огонь, пространство или землю, у каждого возникают разные реакции. У каждого из них на всё это сугубо свой, индивидуальный взгляд. Эти различия не становятся однотипными – они непрерывно развиваются. Магия кроется в этой индивидуальности. Мы индивидуально и неповторимо относимся ко всему многообразию простейших вещей в нашей жизни, которые, как нам кажется, мы все разделяем. Но мы и понятия об этом не имеем. Ни один из нас никогда не сообщал другому в точности, каково его восприятие воды. Мы можем использовать любые слова и идеи, концепции и понятия, но всё равно это не внесёт ясности. Это будут концепции кого-то другого.

Когда великие художники оставляют после себя произведения искусства – сочинения, картины или музыку, – мы чувствуем, будто мы в контакте с этими людьми, но в действительности мы ни о чём понятия не имеем. Вернись они к жизни, они могли бы оскорбиться или даже ужаснуться нашему пониманию их работы. Поэтому искра, или магия, кроется в индивидуальности, а не в единообразии. Я не имею в виду, что мы начинаем обратный отсчёт и все вместе возносимся над землёй, левитируем или переворачиваем мир вверх тормашками. Это была бы магия в её комикс-версии. И если группа личностей объединяется в организацию и вдруг оказывается, что всех «прёт», все включаются, то это уже напоминает оживший комикс. Очень весело, но индивидуальностью при этом пренебрегают совершенно.

Зачастую мы пытаемся избежать собственной индивидуальности и вместо неё имитировать что-то другое. Это большая проблема. Бывает, что источником индивидуальности служит эго, как с желанием стать императором, королём или миллионером. Но источником может быть и личное вдохновение. Это зависит от того, как далеко ты продвинулся в своём странствии по пути, от того, насколько ты смог избавиться от своего эго. У каждого из нас есть свои манеры и собственная натура, и от этого никуда не деться. Это всё равно, что просить Авалокитешвару, воплощение падма- принципа сострадания, стать вдруг ратной. Просветлённое выражение тебя самого соответствует твоей врождённой природе.

Те же принципы применимы к твоему переживанию собственной жизни, в терминах зрительного восприятия и понимания иконографии. Во вселенной существует основной иконографический шаблон, подобно существованию времён года и первоэлементов, но наша реакция на него индивидуальна. Путь Буддадхармы не стремится сделать всё единообразным и низвести всех до послушных и благочинных тантрических роботов. Намерение – возвысить индивидуальность, но в рамках некоего общего мира. Подобный формат на данном этапе весьма сомнителен, хотя он и выполняет свою функцию. В конце концов все преграды преодолены, а вся несвобода уничтожена. Теперь есть место для того, чтобы то и это были едины. Но для этого надо будет сделать немало шагов, потребуется много времени, усилий и дисциплины.

Мир явлений – это твой собственный мир. Следовательно, нельзя сказать, что этот явленный мир всегда предсказуем, что когда я увижу синий, ты тоже должен видеть синий. Может, твоё ощущение синего ближе к моему чувству красного. Может показаться, что мы соглашаемся: «О да, это синий свет. А это красный свет». Но кто знает? Да никто. Поэтому давайте не делать психологических предположений, что всё безопасно и под контролем. С этой точки зрения восприятия совершенно различны, далеко за пределами уровня восприятия «синий – не синий». Я знаю, эта идея пугает и угрожает – ну и пусть угрожает. Даже твоя версия угрозы может совершенно отличаться от моей версии угрозы. Мы можем использовать то же слово, но в конечном итоге придём к совершенно разным идеям. Сравнивать наши миры бессмысленно. Не нужна никакая общая точка отсчёта. Это будет пустой тратой нашей энергии.

Боюсь, то, что мы обсуждаем, довольно скучно. Это не то же самое, что полететь в Перу и посмотреть на индейцев в Андах или посетить тибетцев в Гималаях. От таких вещей «прёт», как от опиума. Но рано или поздно нам придётся вернуться к основам – и чем раньше, тем лучше. Чем глубже мы окажемся втянуты, тем больше будет проблем. Это как вросший ноготь: если он будет врастать в палец всё больше и больше, в конце концов придётся ампутировать всю ногу. До этого доводить дело мы не хотим, поэтому раннее предупреждение лучше всего – за годы, а не за пять минут. Такая система раннего оповещения – обязанность того, кто излагает учения.

Возвращаясь к нашему миру: он не слишком привлекательный, волнующий и прекрасный. Он нормальный, а может, даже ужасный; не буду говорить за всех. Но в целом этот мир очень беспокойный. Счастлив ты или грустишь, светишься от радости или горюешь – мы всё равно живём в беспокойном мире. Согласно буддийской традиции, беспокойство можно преобразовать во внимательность и осознанность. Само беспокойство может быть напоминанием, толчком, пробуждающим нас снова и снова. И уже от нас зависит, будем мы стараться избавиться от этого напоминания и делать всё гладеньким, красивым и сказочным или же попытаемся превратить мир в тренировочную площадку, чтобы научиться чему-то большему. Последнее, я полагаю, более предпочтительно.

Работа с иконографией для нас странствие, путь, а не какое-то развлечение, волнительное занятие или дань очарованности культурой. В попытках понять иконографию открывается возможность увидеть великую сакральность всего вокруг. Если нам удастся увидеть все малозаметные детали, однажды мы окажемся спасены, потому что заслуга от увиденного может быть источником избавления. Другая возможность состоит в том, что через понимание иконографии мы сможем разгадать буддийскую психологическую географию обретения свободы. Но, похоже, оба эти подхода являются потерей времени. Мы говорим не о заслуге свободы, а о личном опыте – как мы можем по-настоящему увидеть это мир, как можем жить лучше, если хотите. Речь не столько о достижении цели, сколько о том, как жить достойно прямо сейчас. Как мы можем жить со всем этим мусором и хламом вокруг, когда нам досаждают дети и родители, нависают проблемы с оплатой аренды и финансовые трудности? Как превратить всё это в визуальную Дхарму? Вот в чём суть. Так что смысл визуальной Дхармы не в том, чтобы всё было сказочно хорошим, а чтобы что-то по-настоящему произошло. Это не Диснейленд в квадрате. Кстати, я думаю, что Диснейленд – одна из лучших вещей, созданных Америкой. Он показывает иллюзорное качество жизни и множество способов, которыми можно развлечься и позабавиться. Люди идут в Диснейленд и относятся к этому как к обычному делу, как к выходному. «Мы делаем что-то для детей». Это неправда; вы делаете это для себя. Это как «Улица Сезам» – родители смотрят её больше, чем дети.

В этом случае магия – это сила. Не сила превосходства над другими, а сила, запредельная самому понятию «над другими». Это сила внутри тебя самого. У тебя достаточно силы, усердия и энергии для видения всего как есть, лично, безошибочно и прямо. У тебя есть шанс испытать яркость жизни и её расплывчатость, что тоже является источником силы. Невероятно острое качество жизни можно испытать лично и прямо. Тебе доступно мощное чувство восприятия. И оно реалистично настолько, насколько далеко идёт твоё понятие реальности. Ты начинаешь находить опоры и зацепки и потому можешь ехать и взбираться гораздо быстрее: поэтому, поднимаясь на гору, ты не совершаешь самоубийства. И не искажаешь учения мелкими логическими поворотами. Оно применяется лично к тебе и по-настоящему работает. В противовес этому магические силы или волшебное представление есть чистой воды детская игра, в которой мы хотим лишь доказать, что какие-то сверхъестественные силы действительно существуют. Может, да, а может и нет, но сам подход этот курам на смех.

Зрительная структура всегда уникальная, переменчивая. Меняются не сами зрительные объекты, а ум индивидуального воспринимающего; он смещается постоянно. Поэтому всё должно быть как-то скреплено, состыковано. Некоторые из этих зрительных смещений становятся смертельными – чёрная магия, если вам угодно так её называть. Если ты занимаешь позицию эго и саморазрушения, тогда и зрительное или слуховое восприятие становится разрушительными, так как твоё к нему отношение основано на агрессии. Но эта агрессия сказывается на тебе, и ты сам становишься жертвой. С другой стороны, зрительное восприятие может быть творческим и открытым, это самое сильное из всех восприятий. Оно может быть реалистичным, мощным и ясным. А когда есть предельная ясность, возникает и чувство юмора.

Когда тебе вдруг станет понятна иконография космоса, ты сможешь испытать чувство реальности, не зависящее от внешнего подтверждения и подкрепления. Тебе не надо будет спрашивать у соседа: «Вижу ли я реальность?» Это безусловный опыт. Никому не надо подтверждать твой опыт – ты сам можешь его подтвердить. Если бы ты подтверждал самого себя, постоянно, грубо, это было бы как кровосмешение, но в данном случае самоподтверждение как раз необходимо. Это как отхлебнуть, почувствовать вкус, проглотить и правильно усвоить. Это мир зрительного и слухового восприятия, мир магии, который мы переживаем.

Неправда, что в наше время больше нет магии, что на дворе тёмный век. Многие говорят, что мы опоздали, упустили свой шанс, поэтому надо ждать, пока не появится какой-то спаситель. Единственное, что мы можем делать, – это надеяться на что-то в будущем или имитировать людей прошлого, поскольку сейчас никто ничем не занимается и мир стал плоским. Многие люди разочарованы, поэтому им и приходится говорить такие вещи. Для них это так; они говорят от своего имени. Такие люди говорят, что просветления не было со времён Будды. Что в наше время никто не достигает просветления. А некоторые говорят, что следующая эпидемия просветления может произойти ещё через пятьсот лет, но не сейчас. Поэтому единственное, что мы можем делать сейчас, – это молиться о перерождении в правильное время. Нам лучше быть хорошими мальчиками и девочками, чтобы попасть в список кандидатов.

Похожий подход с ориентацией либо на прошлое, либо на будущее характерен и для христианства. Но так получается, что весь этот подход устаревает. Справа и слева придумывают хитрые уловки, призванные нас в чём-то убедить, но убеждены мы не полностью. Мы готовы получать информацию о происходящем из первых рук, а не просто слушать истории. Собираемся мы отправиться в Иерусалим в следующем году или на седер завтра или через час – не имеет значения. Единственное, что имеет значение, это существует ли Иерусалим сейчас, в этот самый миг! Речь не о крайностях, а о том, чтобы быть точным. Это прямое понимание того, что наш мир не ориентирован на будущее или на прошлое. А также понимание иллюзорности ожиданий, что окажись мы спасены, мир будет принадлежать нам, или надежд, что если мы станем подобны хорошим людям прошлого, у нас будет исключительное право пользоваться тем, что они оставили после себя. Этот мир, в котором мы живём, – личный, настоящий и прямой. Иконография существует в таком настоящем мире, самом магическом из всех.

Единственная магия, которая существует, – эта жизнь, этот мир, именно те явления, которые мы переживаем в этот самый миг. Прямо сейчас и прямо здесь ты находишься в этой магии. Например, читая вам эту лекцию, я пленник микрофона, а вы – пленная аудитория. Мы не можем просто взять и уйти посреди предложения – сделай мы это, последствия такого действия будут переживаться нами ещё долгое время. Так что нельзя стереть своё прошлое, настоящее или будущее. Магия прямая и личная, и она остаётся в нашем состоянии бытия. Это магия без права выбора.

 

 

Один штрих

 

Цветочная композиция и мазок кисти – уникальны и абсолютно ре