Любая сцена, событие и персонаж должны так или иначе зависеть от внешней мотивировки героя.

Советское кино изобилует сценами, в которых просто повествуется о жизни, сценами, никак не связанными с мотивировкой героя, сценами, выпадающими из сюжета и заставляющими зрителя скучать. Авторы и режиссеры любят эти сцены потому, что они «как в жизни» или «ХОРОШИ САМИ ПО СЕБЕ». Так вот, сцен, которые «хороши сами по себе», в кино вообще не должно быть. Сцена может очень долго и подробно показывать быт, но она непременно должна зависеть от мотивировок героя.

Вспомните длинную и блистательную сцену свадьбы в«Крестном отце». Ее невыносимо скучно было бы смотреть, если бы это была просто зарисовка итальянской свадьбы. Но это свадьба Корлеоне, и гости ведут себя как на традиционной итальянской свадьбе, потому что дон Корлеоне так хочет, все происходящее зависит от его мотивировки.

2. Пораньше покажите зрителю, куда поведет его история. Начиная сценарий, стремитесь не столько поразить читателя, как в сцене с красавицей и безобразными гигантами, но создать некий вопрос, на который читатель эмоционально хочет найти ответ. Ответ на этот вопрос — разрешение внешней мотивировки героя. Поэтому в течение первого акта вы должны ясно обозначить, в чем заключается эта мотивировка.

«Ромео и Джульетта» не начинается с любви героев. У Ромео есть другая девушка, Джульетта пользуется успехом, им предназначены другие судьбы, и только через некоторое время, когда мы уже вошли в мир трагедии, в ее ритм, стиль, когда мы уже разобрались, кто есть кто, и во время этого Шекспир обозначает главный вопрос: будут ли вместе Ромео и Джульетта? Добиться этого вопреки вражде Монтекки и Капулетти — это и есть движущая действие мотивировка, которую мы и начинаем очень скоро и очень эмоционально понимать.

Создайте конфликт

Каждое последующее препятствие для героя должно быть труднее, чем предыдущее.

Независимо от жанра и эпохи создания драматического произведения, мастера всегда знали это правило и всегда пользовались им.

Вспомните, как растет до невероятных размеров ком вранья и нелепостей в «Ревизоре». Сперва — просто деньги дают, а потом Хлестаков чуть ли не женится на дочке городничего. И зритель эмоционально жаждет разрешения ситуации.

Сперва препятствие к счастью влюбленных — просто вражда Монтекки и Капулетти, потом убийство Тибальда. И опять зритель, сколько бы раз он ни смотрел и ни читал эту историю, эмоционально ждет разрешения конфликта.

Бонни и Клайд сперва грабят, потом убивают. И зритель, сочувствуя им, эмоционально жаждет (и не дожидается) счастливого конца.

Ускоряйте темп

Импульс должен возрастать по мере движения истории к кульминации. Это относится не только к триллерам, где это очевидная необходимость, но и к комедиям и драмам.

Вспомните фантастический каскад выдумки и ускорение событий в движении к финалу великой «Женитьбы Фигаро».

Ускорение к концу присуще даже пьесам Чехова, несмотря на их кажущееся полное несоответствие правилам американских учебников.

Планируйте заранее подъемы и спады увлекательного и смешного.

Высокое эмоциональное напряжение должно сопровождаться сценами меньшей непосредственной эмоциональной вовлеченности зрителя. Чтобы зритель мог перевести дыхание и быть готовым к следующему выстроенному вами еще более высокому эмоциональному взлету. Тридцатиминутная сцена погони или непрерывного смеха попросту не может существовать, потому что читатель утомится и утратит остроту восприятия.

Даже в таких сверхнасыщенных фильмах, как «Челюсти» или «Этот безумный, безумный, безумный мир», спланированы короткие паузы. Мы уже начинаем привыкать к атакам акулы, они уже не так нас пугают — и вот идет разговор трех парней, сравнивающих свои шрамы, после которого новая атака акулы будет опять неожиданной. Роль Стенли Крамера (совсем не смешного человека в океане юмора и трюков «Безумного мира»), кроме всего прочего, имеет еще и эту конструктивную нагрузку. На несколько секунд мы перестаем смеяться, с тем чтобы потом захохотать с новой силой.

Зритель должен ждать и бояться

Когда читатель читает сценарий, а зрители смотрят кино, они стараются угадать, что будет дальше. Они не хотят всегда правильно угадывать, но ожидание предполагаемого развития событий захватывает внимание зрителя полностью.

Хороший пример — «Челюсти». Если кого-то попросить отозваться о фильме одним словом, он скажет «акула», хотя акула существует на экране двухчасового фильма в общей сложности 15 минут. Внимание зрителя приковывает не вид акулы, а ожидание ужасных, пугающих, неизвестных вещей, связанных с ее появлением.

Ожидание расправы с неуязвимым киборгом заставляет смотреть «Терминатор». Ожидание убийства Моцарта — инструмент эмоционального вовлечения зрителя в «Амадеусе».

Справедливостью этого принципа объясняется факт того, что большинство зрителей любят не фильмы с непрекращающимся насилием, а фильмы с напряженным ожиданием. Если вы посеяли неприязнь, вы, естественно, должны за это расплачиваться. Поэтому какая-то доля насилия должна быть в каждом триллере. Но несколько ударов по черепу действуют на экране долгое время, а непрекращающаяся мясорубка перестает пугать (и приносить доходы), ибо утрачивается чувство неприятия страшного. В таких фильмах как бы поддерживается неприязнь к новоизобретенному варианту насилия, но для большинства любителей кино такого рода неприязнь скорее отталкивает, чем притягивает.

Дайте зрителю возможность испытывать чувство превосходства.

Чувство превосходства возникает у зрителя, когда он обладает информацией, неведомой персонажам.

В «Роксане» зритель знает, что любовные письма написаны Чарли, а Роксана этого не знает. В фильме «Жар тела» мы знаем, что планируется убийство, а герой правды не знает.

Это действует безошибочно. Героиня «Красной шапочки» спрашивает: «Бабушка, отчего у тебя такие большие глазки?» А мы-то знаем, что это за бабушка. Поэтому нам очень интересно, что будет дальше.

Во многих интервью Хичкок приводит пример эпизода с двумя людьми, беседующими сидя за столом. Вдруг, откуда ни возьмись, взрывается спрятанная в ящике стола бомба и разносит собеседников на куски. После секунды шока и удивления зрители пожимают плечами: «0'кей, ну и что дальше?»

Вообразите ту же сцену, предлагает Хичкок, но, показав людей, сидящих за столом, покажите после этого тикающую в ящике стола бомбу. Затем опять персонажей за столом, которые в отличие от нас про бомбу не знают, и разговор продолжается. Этой сценой можно кормить зрителя минут пять или больше, пока не появится отряд саперов и не обезвредит бомбу. От того, что мы знаем про бомбу, а персонажи не знают, у нас возникает чувство превосходства, мы же представляем себе, как это будет ужасно, если она взорвется.

Этот же принцип прекрасно работает и в комедии. Вспомните «Некоторые любят погорячее». Мэрилин Монро не знает, что ее новые подруги — мужчины, а зритель знает. А чего стоит сцена, когда она лечит героя от импотенции. Мы-то знаем, какой он импотент.

«Домик в Коломне» Пушкина, «Ревизор» Гоголя — блестящие примеры использования этого же приема.

Удивляйте зрителя

Хотя ожидание — сильнейший конструктивный прием, вы не должны приучать зрителя к тому, что он всегда верно предсказывает будущие события. Время от времени, ради юмора, шока и нарушения сложившейся рутины восприятия, вы должны удивлять зрителя, как бы лишать его самоуверенности. Круто повернув в сторону ожидаемое событие, вы как бы заставите зрителя потерять равновесие и сразу усилите его эмоциональную вовлеченность.

Индиана Джонс в фильме Спилберга, победив с помощью своего знаменитого бича толпу плохих людей, вдруг оказывается лицом к лицу с гигантом, вооруженным огромной саблей. Все ожидают дуэли между саблей и бичом, и когда Индиана Джонс вместо этого вытаскивает револьвер и пристреливает гиганта, возникает запоминающийся комедийный момент.

В «Тутси» есть двойной поворот такого рода, когда Майкл, выступая в качестве Дороти, должен сыграть сцену с поцелуем. Мы недоумеваем, как он будет целоваться с мужчиной, да еще и «с языком», как замечает одна из актрис. Вместо этого Майкл бьет актера по голове папкой. Мы этого не ожидали и смеемся. Когда его после этого целуют, это смешно вдвойне.

Помните: читатели и зрители хотят попытаться угадать, что случится дальше. Они не всегда хотят оказаться правыми.