Внутренний российский рынок должен быть изолирован от мирового.

 

Я сказал эту фразу, которой, как черт ладана, боятся демократические журналисты, политологи и экономисты. Стоит только намекнуть на благотворность изоляции российского «экономического пространства», как начинается жуткий, отвратительный для слуха визг: «автаркия!», «международная изоляция России!», «железный занавес!», «экономический ГУЛАГ!». Реакцию легко предсказать, фантазия у сторонников «мировой экономики» небогата.

Но полностью ли изолирован? Или частично?

Попробуем сначала рассмотреть вопрос теоретически – а можно ли полностью изолироваться от внешнего мира, а если нельзя, то почему? И если мы все‑таки решим, что изолироваться не стоит, то, на каких основах должно базироваться наше взаимодействие с внешним миром? И что оно нам даст?

Полная изоляция от внешнего мира, или самодостаточность, или изоляционизм, или полное самообеспечение – по‑научному называется «автаркия». К ней призывают сейчас те, кто по горло наелся мировым рынком. Согласно «Президентскому посланию 1999 года», такие призывы – подрыв российской государственности, не больше, не меньше. Зная аристотелево определение государства, можно сказать, что подрыв российской государственности начался давно.

Уже привычно слышать заклинания из уст тех, кто считает себя «реформаторами» и «демократами»: «изоляционизм не нужен, вреден, бессмыслен». Так любит говорить Л. Черной – предприниматель, сделавшийся миллионером на приватизации российского алюминиевого комплекса и внешней торговле алюминием.

Приводят иногда и якобы цитату из Маркса с тем смыслом, что ограниченная экономика якобы обречена на гибель. Странная мысль любая экономика ограничена территориально – например, современная ограничена по крайней мере размерами земного шара. И поэтому она обречена? Не знаю, говорил ли так Маркс, но приводящие эту цитату явно не в ладах со здравым смыслом.

Поэтому ни одна сколько‑нибудь разумная экономическая теория вовсе не может утверждать, что самодостаточная экономика невозможна. Возможна.

Даже и небольшая страна может сколь угодно долго существовать по‑робинзоновски, лишь бы ее население не превышало возможностей страны по производству продовольствия. Правда, развитие в такой изолированной стране может полностью остановиться – из‑за отсутствия противоречий. Так, в начале 17‑го века, одновременно с нашим Смутным временем, в Японии тоже происходили непростые события. После изгнания из страны европейцев (они вдохновили антиправительственное восстание японских христиан) и самоизоляции страны там наступил технический регресс. Вышло из употребления огнестрельное оружие и прекратилось использование денег (даже и не знаю, минусы это на самом деле или плюсы), вернулись платежные средства в виде мешков с рисом.

Другое дело, что современные средства обороны (а в покое никого в мире не оставляют, кто упал – того съели) требуют технического прогресса, который при полной изоляции затруднен. Американская эскадра коммодора Перри пушками заставила Японию в 19‑м веке открыться мировому рынку, на свою голову. Японцы тогда этого не хотели, но их пушки были неконкурентоспособны по сравнению с американскими.

Кстати, японцы в считанные годы наверстали тогда отставание то есть период «автаркии» не ослабил какую‑то коренную способность нации к техническому прогрессу. Отчасти поэтому я считаю, что мы, дважды в 20‑м веке войдя в мировую пятерку лидеров, сможем занять достойное место в мире и в 21‑м.

Если мы не хотим, чтобы нас, как японцев 19‑го века, «открывали», надо иметь хорошую военную технику, то есть современную, а в ней порой используется разный «дефицит». Даже у нас во время войны не хватало некоторых видов сырья, и вовсе не из‑за технической отсталости, просто нет у нас, и все. Экзотический пример: ну не живет у нас шеллачный червец – а шеллак, использовавшийся и во время войны в некоторых специальных приборах, ни одна самая развитая страна заменить не смогла. Сейчас хрома нет, а в производстве специальных сталей заменить его нечем. Сурьмы нет, процессоров «Пентиум», мало вольфрама, мало урана, да мало ли чего.

Поэтому полная автаркия невозможна практически.

А вот желательна ли?

Даже если оставить в стороне военный аспект экономики – неприятная это наука, как бы убить побольше и подешевле – есть и в обычной жизни доводы против полной автаркии. Ведь мы говорим, что экономика построена на человеческих потребностях – то есть желаниях, для удовлетворения которых человек согласен трудиться.

Что такое «автаркия»? Это полная изоляция от мира. Что выкопал, то и съел. Хорошо ли это? Нет, это плохо. Кофе у нас не растет, а многие без него жить не могут. Был такой случай в истории, в 1813 году немцы восстали против Наполеона, потому что континентальная блокада оставила их без кофе и сахара.

Человек сформировался в Старом Свете как биологический вид без доступа к табаку и какао, значит, эти вещи для нас не необходимы. Но найдем ли мы в себе силы отказаться от этих порочных привычек выкурить сигарету и съесть шоколадку? Лучше нашего шоколада – только швейцарский, но какао‑бобы растут в тропиках. Из‑за этих роскошеств мы нуждаемся во внешней торговле, так как у нас и приличный табак не растет. У нас нет хлопка, цитрусовых.

Я не буду это долго обосновывать – каждому понятно, что жить при автаркии можно, но современное общество слишком завязано на международную торговлю. Да что говорить, даже в доледниковую эпоху зафиксировано распространение каменных орудий и украшений далеко от места их изготовления. И наша история не подтверждает благотворность автаркии – у нас были периоды бурного роста промышленности при сохранении обширной внешней торговли. Значит, полная изоляция по крайней мере не необходима. Значит, если не интеграция в мировую экономику, то, по крайней мере, внешняя торговля желательна.

К сказанному надо добавить: самое неприятное в условиях автаркии – повышенный расход ресурсов из‑за мелкосерийного производства. Мы – не такая уж большая страна. Наш рынок ограничен по объему, но не по разнообразию потребностей, и мы используем огромную номенклатуру изделий, многие из которых потребляются в небольшом количестве. Для их производства в условиях автаркии придется разворачивать огромное количество специализированных мелкосерийных производств. Мелкие серии плохи тем, что на единицу продукции уходит больше сил и получается больше отходов, чем в крупных сериях. Для производства многих видов продукции нельзя обойтись без развертывания технологического оборудования и оснастки «по полной программе» – независимо от того, сто эмалированных кастрюль будет производиться или миллион. Чем крупносерийнее производство, тем более эффективным его можно сделать.

Выгодно было бы выменять небольшую партию чего‑то «у них» на часть крупной серии, производимой «у нас». Иначе, при нашем‑то расходе ресурсов на выживание, мы еще дополнительно будем нести убытки из‑за мелкосерийности.

Конечно, разнообразие красит жизнь. В США даже патроны к «Калашникову» выпускает чуть ли не десяток фирм, и стрелок‑любитель может хвастаться перед друзьями любимой маркой. Там практически нет предмета, у которого не было бы «двойника», выпускаемого конкурентом. Но это во многом декорация: при всей непохожести телевизоров и огромном количестве их производителей кинескопы для них очень долго выпускались всего тремя фирмами, лишь сейчас к ним присоединился Самсунг.

В современном мире очень распространено так называемое OEM‑партнерство. При этом продукция производится вскладчину несколькими фирмами. После того, как изделия сходят с одного‑единственного конвейера, OEM‑партнеры ставят свой «лэйбл» и реализуют самостоятельно. Таким образом, например, производятся популярные у нас фотообъективы «Солигор», поразительно дешевые для «японской» фототехники. Одновременно в мире продаются абсолютно идентичные объективы под марками «Косина», «Вивитар», «Фойхтлендер» и т. д. Это как раз OEM‑партнерство. Кстати, производят «японскую» фототехнику и электронику сейчас, конечно, на самом деле Китай. Юго‑Восточная Азия и даже Ирландия, так как тамошнему рабочему можно меньше платить, чем японцу.

Если вам приходилось относить в ремонт старый ксерокс или лазерный принтер не очень популярной фирмы, то вы, возможно, замечали, что ремонтники первым делом листают потертые брошюры – таблицы соответствия. На самом деле некоторые устройства, идущие под маркой «Эппл», например, выпускаются «Кэноном» или «Хьюлетт‑Паккардом». Причина та же – ну невыгодно выпускать тысячами, а сотнями тысяч выгодно. В мире это понимают, пора понять и нам, что мелкие производства не всегда выгодны.

Есть в мире уникальные производства, снабжающие своей продукцией все страны. Например, станки для часовой промышленности делали только в Швейцарии, там же производили штампы для деталей кузова практически всех автомобильных производств мира. Некоторые микропроцессоры выпускаются лишь в одном месте, например, специализированный чип – электронные часы, устанавливаемые на все материнские платы персональных ЭВМ, какая бы фирма их ни выпускала, делаются на одном заводе фирмы Моторола. До перестройки некоторые серии микросхем, производимых в Зеленограде, расходились по всему миру, и не потому, что японцы не могли их скопировать – развертывать свое производство оказалось дороже, чем покупать. И даже сейчас Зеленоград держит в мире первенство по чипам для наручных часов, и не просто держит, а захватил подавляющую долю рынка – конкурентам оказалось невыгодно заново развертывать производство по устаревшей, 5‑микронной технологии. Правда, не знаю, кому это производство принадлежит, нам или все‑таки каким‑нибудь, мягко говоря, японцам.

То есть в идеальном случае, когда решается вопрос о развертывании производства нового типа машин, надо просто считать – может быть, выгоднее произвести дополнительно партию уже освоенных производством машин и поменяться с иностранцами? Вот для таких расчетов понадобятся профессиональные (и высокооплачиваемые) экономисты! Вот в этом главная задача технологов и экономистов – точный расчет издержек в альтернативных технологических процессах. Будет ли выгода по сравнению с другими странами? С учетом нашей энергоемкости? Если будет – можно и продавать, точнее – меняться.

Мы говорили о невыгодности экспорта продукции, технология которого в мире распространена Но если мы будем выпускать по уникальной – чрезвычайно массовой технологии – то в этом случае, за счет отличий в технологии, такое производство может быть более выгодным.

Еще раз: если наша промышленность будет производить все, то значительная часть производств будут мелкосерийными, что – технологи знают – верный путь к разорению. У нас 130 тысяч предприятий – а современное общество нуждается в гораздо большем числе производств!

Но нужен справедливый обмен, а как его достичь? Вот это первый и главный вопрос – как достичь справедливого обмена. Есть принцип – рынок является справедливым, когда продажа и покупка на нем происходят без принуждения. А для этого нужно сильное государство, то есть не такое, где президент смотрит букой, а где экономика способна обойтись своими силами в случае шантажа и принуждения.

В порядке анекдота – но не совсем анекдот. До афганской войны серьезным экспортным производством у нас было изготовление галош, продавали мы за рубеж миллионы пар, правда, в основном в Афганистан. Никто не решался отобрать у нас такой экзотический сектор рынка – эта технология в мире была утеряна, как строительство пирамид.

Это еще одна иллюстрация к той же мысли – конкурентоспособной может быть почти любая продукция, лишь бы ее хоть как‑то можно было использовать, и лишь бы цена соответствовала ее потребительской стоимости.

Итак – автаркия не нужна. Но изоляция нужна! Так в чем же должна быть изоляция?

 

ПЕРВАЯ ПОПРАВКА

 

Любые предложения люди понимают иначе, чем тот, кто их вносит.

Следствия:

1. Даже если ваше объяснение настолько ясно, что исключает всякое ложное толкование, все равно найдется человек, который поймет вас неправильно.

2. Если вы уверены, что ваш поступок встретит всеобщее одобрение, кому‑то он обязательно не понравится.

Третий закон Чизхолма.

 

Как уже показано выше, основной и первой бедой Для нашей экономики является утечка капитала. А что такое капитал? Валюта? Нет, как раз валюта – не всегда капитал. Если она предназначена для закупки чего‑то необходимого для производства – тогда да. Если же она используется для покупок для себя, душу потешить – это не капитал. Вот сырье, энергия, оборудование, помещения – вот это всегда капитал!

Капитал – то, что может использоваться в процессе производства.

Понимаете суть дела? Если дебилу‑наследнику достался завод, и он начал, вместо продолжения производства, распродавать станки – то что это такое? Это дебилизм чистой воды. Нормальные люди продают не капитал, а продукцию.

Поэтому продажа сырья – и есть сама по себе утечка капитала. Если бы мы меняли один вид капитала – сырье – на какой‑либо другой, то такая продажа еще оправдана «трудовой протестантской этикой», да и любой другой трудовой этикой. Но пускать основной капитал в распыл… Нет, таких деятелей западный человек всерьез никогда не воспримет. Поэтому почти неприкрыто и издеваются «их» лидеры над «нашими».

Также видами капитала являются оборудование и комплектующие, и тут не всегда легко провести разницу между экспортом и вывозом капитала. Если оборудование отнимается у отечественной промышленности, или если часть выручки от такого экспорта не возвращается в страну, или если выручка от продажи оборудования не используется для закупки оборудования же – то это одна из форм вывоза капитала.

Сырье вывозить сложно – объемы и вес бывают довольно велики по сравнению с конечным продуктом, и во многих странах, непригодных для промышленного производства, все‑таки первичную обработку сырья производят на месте, за счет чего некоторые «слаборазвитые» как‑то живут. Но за время советской власти, с эпохи Брежнева, как на трех, создали целую систему экспорта ресурсов, а сейчас упорно поддерживается «режим наибольшего благоприятствования» – у нас пока просто смешные по сравнению со всем миром транспортные тарифы, поэтому пока вывоз капитала в виде промышленного сырья легок. Но это пора прекращать – впрочем, инфраструктура сырьевого экспорта как раз и выслужила срок, в частности, «труба». Она была рассчитана примерно на 35 лет, они уже почти и кончились.

Так что же, никакое сырье не продаем?

Конечно, если в хозяйстве перекос – одного вида капитала много, другого мало – то можно поменять, но нельзя менять капитал на потребительские товары! Это, как выражаются в определенной социальной среде, «западло». Капитал можно менять только на капитал!

И если уж в припадке государственной мудрости наши деятели допустили факт продажи национального капитала, то рвать на теле волосы по поводу судьбы долларов, полученных от этой продажи – уже немного поздновато. Не для того экспортеры взяли на себя эту трудную ношу – доллары получать – чтобы с кем‑то делиться. Хотя все, конечно, понимают, что стоны по поводу утечки валюты – лишь имитация озабоченности, особенно перед выборами.

Надо позаботиться о сохранении всего капитала страны, а не только в виде валюты.

Вспомним, о чем мы говорили – высшей целью для нас является предоставление каждому возможности трудиться и трудом зарабатывать себе на жизнь. Что для этого нужно, кроме желания, рук и головы? Производственный капитал. Вот его и надо сохранять, насколько это возможно. И ныне, и присно, и во веки веков.

Прекратить утечку капиталов можно единственным методом – ликвидировать саму возможность этого. Ну так что, хождение доллара запрещаем, за попытку продать доллар – «три года расстрела» и т. д.?

Давайте не будем торопиться. Давайте сначала примем правильный закон.

Ведь мы говорили – вывоз капитала экономически выгоден. Значит, экономическими методами бороться нельзя, надо организационными, законодательно. Так как данная проблема у нас основная и никогда никуда не денется, то закон этот должен быть для нашей страны основным. Он у нас уже есть – Конституция. Если новой не будем принимать, то надо принять Поправку – «Первую Поправку» примерно следующего содержания:

 

«Общественный строй России – капитализм. Высшей целью капитализма является сохранение и приумножение капитала. Капиталом является все, что может быть использовано для производства. Вывоз капитала из России запрещен»

 

Если кто икнул, прочитав это, то вдумайтесь: а что тут такого? Тут, кстати, про частную собственность я ничего не говорю, ни полсловечка. Капитализм и государственный бывает. Капитализм и частная собственность – не синонимы, это разноуровневые вещи! Просто сейчас уже начали нести по кочкам и «капитализм», и «рынок», а ведь их у нас еще не было, мы их не попробовали! То определение «капитализма», к которому мы привыкли – "на основе частной собственности на средства производства " – идеологическое. На самом деле капитализм – это человеческая деятельность, постоянно направленная к увеличению капитала. Для нас именно такая направленность экономики в масштабах страны – жизненная необходимость, поскольку в нашей стране в условиях открытости рынку естественной целью деятельности экономических субъектов является ликвидация капитала путем его вывоза из страны.

С моей точки зрения, опасность для России того «капитализма», который мы знаем по учебникам, заключается только в возможности вывоза капитала, в денежной или натуральной форме. Все другие опасности частного (бывает и не частный) капитализма, то, чего боится левая оппозиция, на мой взгляд, преувеличены. Во всем мире есть определенные механизмы, юридические, налоговые и т. д., позволяющие ограничить возможность владельца капитала использовать его только в свою пользу, а, тем более, в ущерб обществу. Чтобы избежать нынешней ситуации – все общество беднеет, а некоторые богатеют – нужно знать, как и почему это происходит. И не так уж жизненно необходимо, на самом деле, отбирать «многомиллиардные состояния» у Вяхирева или (свят, свят) даже у Чубайса – на самом деле владельцы их просто управляют целыми отраслями промышленности, и даже прибыль от них не используют на собственное потребление. И если они будут управлять ими и дальше, но не во вред стране, а на пользу – кто против? Просто придется поставить, к примеру, тому же Вяхиреву некоторые рамки в его деятельности.

Особенность частнособственнического капитализма, действующего в, однородной по издержкам среде, в том, что кто эффективно управляет, тот, в конце концов, перехватывает ресурсы у неэффективных. И у нас должен существовать метод передачи ресурсов тем, кто может их применять эффективнее, на пользу всему обществу, состоящему из нынешнего населения и будущих поколений. Я тут рецептов не предлагаю, предлагаю самостоятельно подумать.

В конце концов, можно даже и оставить название «частная собственность», но из прав собственника убрать одно – право вывоза за границу, которое может принадлежать только обществу в целом – или в лице государства, или даже с помощью еще не существовавшего у нас механизма – когда любой вывоз будет осуществляться на основе консенсуса между административными структурами и органами народного представительства. Такого у нас еще не было, но это необходимо.

Еще больше уступлю – да мне нет дела, какая у нас будет форма собственности. Пусть хоть коммунизм. Лишь бы капитал (средства производства разного рода) из страны не вывозились, все желающие могли работать и чтобы производство было эффективным – производились лишь нужные вещи. И чтобы доступ потребителей к товарам не ограничивался нерыночными мерами («черный ход – завмаг – товаровед»).

Согласно Первой Поправке из страны нельзя будет вывозить сырье (в том числе теплоносители), комплектующие, оборудование, инструмент. Все, что может быть использовано для производительного труда, понадобится нам самим, для реализации того самого основополагающего принципа – чтобы каждый желающий трудиться из нынешнего и будущих поколений был по возможности обеспечен средствами производства.

Но мы ведь говорили, что не все виды сырья у нас есть. Значит, нужна Вторая Поправка – «Под общественным контролем допустим обмен одних видов основного капитала на другие. При этом допустим обмен невозобновляемых российских ресурсов только на невозобновляемые».

Итак, нефть или газ можем продавать? Нет, так как они могут использоваться в производстве. Менять можем? Да, на уран или вольфрам (помните – «государства торгуют меной вещей» – Н. М. Карамзин). А на зерно? Нет, на зерно мы можем менять только гидроэлектроэнергию, лес или клюкву. Причем при обмене капиталом выгодно менять сырье (возобновляемое, конечно) на трудоемкие в изготовлении машины.

А что же мы можем просто продавать? Только те потребительские товары, которые нельзя использовать в производстве. А если под видом потребительских товаров кто‑то попытается вывозить сырье? Это придется контролировать так же, как американцы контролировали использование своих «стратегических» товаров в соцстранах, хотя и по другим причинам. Они как‑то раз запретили продажу за рубеж каких‑то электронных игрушек, потому что в них была микросхема, однотипная с применявшейся в каком‑то оружии.

Так и у нас, если окажется, что что‑то из проданного где‑то используется в промышленности, то экспорт такого товара прекращается и производится расследование.

Забавно, но примерно аналогичный подход (запрет на вывоз сырья, или, точнее, на вывоз сырья под видом потребительских товаров) действовал и раньше, хотя он и не был документально зафиксирован.

Помню такую байку 70‑х годов: японцы покупали у нас минеральную воду. По пути бутылки выбрасывали в море, ящики разбивали и дощечки из твердого дерева использовали в мебельной промышленности. Когда это вскрылось, ящики заменили на пластмассовые, и японцы покупать воду перестали. Интересно здесь то, что ящики заменили, то есть применили сходный принцип.

Схема внешней торговли будет такова: вырученные от продажи наших товаров валютные средства используются на закупку импорта. Импорт на торгах раскупают наши оптовики. Они же и формируют заказ на закупку импорта за рубежом, а закупки за границей производятся по тендеру (по конкурсу) – это важно, иначе неизбежна коррупция, как в советские времена. Кто и как продает за границей наши товары, чтобы не было нам ущерба? Есть варианты, но… это уже детали, все это решаемо, было бы желание. Эти экспортно‑импортные торги идут и у нас в стране: для экспорта также закупают товар у нашего производителя. Надо ли подчеркивать, что никакого «экспортного» исполнения внутри страны не должно быть – доступность всех товаров для всех граждан и для Торговой палаты должна быть одинакова. Кто делает высококачественный товар, получает за него не валюту, а много‑много рублей, гораздо больше, чем те, кто делает средний. И за эти рубли сможет купить и импорт, если захочет.

Аналогично решается вопрос с путевками – сколько валюты выручили от продажи буржуям путевок в Россию, на столько купили путевок на Канары. Обычно простых новых русских пугают, что при изоляции не будет туризма с чемоданом долларов. С чемоданом – не будет. Но вот припоминаю, что при устройстве на работу в «фирму» особо предупреждают, что отпуск – две недели, через пару лет – уже три, но уходить надолго – Дурной тон. Если человека нет на рабочем месте месяц, и фирма не развалилась, значит, он не нужен. Поэтому Разъезжать по заграницам нормальный человек в принципе часто и много не может, а кто может – те жулики и нечего о них беспокоиться.

Надо ли в такой обстановке запрещать хождение доллара или его вывоз из страны? А зачем? Откуда он, доллар, возьмется‑то у нас в стране при разумной политике? Экспортированные средства производства возвращаются средствами производства, товары – товарами.

Зачем была нужна валюта в СССР? На нее можно было купить то, что на рубли было нельзя. Такая организация торговли являлась преступлением, хотя и выросла из вынужденных и оправданных в свое время Торгсинов. Подоплека этого преступления проста: верхний класс того времени, имея (номинально) небольшие денежные доходы, реально получал потребительских товаров на гораздо большие суммы. Если бы цены на товары в «Березках» формировались рыночным путем или на основе точного расчета спроса‑предложения, как в 30‑е годы, эта проблема была бы снята. Но тогда «верхнему классу», для поддержания своего жизненного уровня, пришлось бы назначать оклады в несколько раз большие! То есть ценность валюты в наших глазах на самом деле «вообразительна». Если бы импортом потребительских товаров у нас в СССР занимался совет из фарцовщиков, и он бы и устанавливал цены на импорт – не было бы никаких проблем с «дефицитным импортом». Только надо, чтобы в таких советах участвовали все фарцовщики, а не некоторые, особо отобранные начальством из своих отпрысков, как сейчас.

Если кто из сторонников советского образа жизни оскорблен моими словами про фарцовщиков, то извините – а внешней торговлей у нас в СССР ясноглазые идеалисты занимались? Да это тот же слой. Они, начиная с эпохи Хрущева, монополизировали внешнюю торговлю в интересах своего класса – да они, кстати, сейчас и правят, в первой‑второй производных.

Ну вот почему у нас в стране джинсы не производились? Трудно было запланировать их выпуск? Ведь у тех, кто решения принимал, дети и внуки ходили в джинсах, что ж они, не знали, что молодежи нравится? Это тянулось десятками лет, еще в начале 80‑х писали, что фарцовщики из своих прибылей могли перед Госпланом памятник бронзовый поставить, в виде джинсов с пятиэтажный дом.

Да все просто: те, кто правил тогда, организовали для себя, для своего класса монополию на джинсы, и все. Ведь именно этот класс был «выездной».

Поэтому организация внешней торговли – дело, требующее максимальной открытости, а не «коммерческой тайны». Кстати, фирменные джинсы у нас делались, и неплохие, но только на экспорт.

В общем, я не хочу сказать, что знаю все. Но, на мой взгляд, без этих мер мы не решим проблем, накопившихся в нашей экономике со времен Хрущева.

Что же касается запрета на владение долларами, то давайте разберемся. Откуда в банках в нашей стране появляется сейчас валюта, в наличной и безналичной формах? Либо это какая‑то производная от иностранных кредитов, и с этим надо разбираться, либо выручка от продажи сырья. Вообще говоря, нынешний владелец валюты волен распоряжаться ей как хочет – ведь ему разрешили продавать наши ресурсы как свои собственные? Это же не преступление? Значит, выручка, за вычетом налогов, его. Хозяин – барин. Если же кто‑то купил валюту за рубли в обменнике, то ведь это не было запрещено. То есть, перед тем, как требовать от владельцев валюты, чтобы они не использовали ее так, как они хотят (а запрет на вывоз – именно такое требование), надо подробно это обосновать. Говоря конкретно, надо признать, что продажа сырья за доллары, а также последующая продажа этих долларов населению – преступление или ошибка, требующие исправления. Надо признать, что простая продажа долларов, полученных в кредит – мошенничество. А без этих признаний (с наказанием виновных) все громкие крики о контроле за вывозом валюты – словоблудие, Да еще и беззаконное.

Что же касается той валюты, что имеется у нас в стране на руках, то я просто не понимаю тех, кто обещает привлечь их в экономику. «Сдайте добровольно доллары, и мы ими заплатим долги Лондонскому клубу!» На кого эти призывы рассчитаны?

Да и, начистоту, не верю я, что у нас в стране ходит сейчас сорок миллиардов долларов. Ведь при выезде из страны пассажиров никто никогда не проверял, на каждом самолете в Европу улетал не один миллион все годы «реформ». Миллиарда два‑три осталось, не больше, так что не стоит овчинка выделки.

А то, что переведено за границу – нам придется забыть. Конечно, правоохранительные органы, при удаче, вернут миллион‑другой, но Запад – и немцы, и американцы – недвусмысленно дают понять, что денег не вернут. В отличие от поляков, любого бандита представят нам в лучшем виде, в наручниках, но и только. Вывезенных им денег – ни цента.

Так что – «все уже украдено до нас». Надо сырье охранять, а доллары, полученные от его продажи, уже не поймать. «Зубами не удержал – губами разве удержишь?»

 

О ЦЕННОСТИ ЖИДКИХ МОЗГОВ

 

Чем песня хуже, тем она длинней.

Закон шоу‑бизнеса Вашпера

 

Да! А как в будущем, после принятия Первой Поправки, наша любимая Лада Дэнс купит себе свой любимый «джип»? Двумя путями: ей надо либо спеть что‑то такое, от чего американцы протащатся и заплатят много долларов (это вряд ли, сами понимаете), либо собрать выручку с российских поклонников и купить «джип» у нас в стране в магазине, купившем его на аукционе Торговой палаты. Конечно, проблема в том, что у нас со всей страны конкурентоспособного товару может на один «джип» не хватить… Но уж на что заработаем. Мы ведь все равно собирались достичь конкурентоспособности? Раз путем открытости не получилось, придется по‑другому.

И запрещать талантливому певцу или писателю пользоваться долларовыми гонорарами просто несправедливо, в конце концов. В небольших размерах вывоз наличных можно и разрешать, хотя почти ни в одной стране это не приветствуется. Возможны и денежные переводы в разных видах, денежные ссуды, вклады через банковские структуры.

Мы говорили о сырье, оборудовании. Но есть такой вид капитала – текучий, легко перемещаемый – который легко вывозить. Это образовательный капитал, знания и квалификация. Дело не в каком‑то особом уме наших ученых, скрипачей, хоккеистов и врачей – но на них было затрачено неимоверное количество ресурсов: труд преподавателей, в опосредованной форме – в виде учебного оборудования, зданий, научных школ – труд многих предшествовавших поколений. И все это хранится в мозгах и мышцах наших пока еще ценных специалистов. Правда, действительно ценные, увлеченные своим делом не уедут, если у них будут условия для работы – история показывает, что такая ситуация в нашей стране возможна. Но уровень жизни «там» всегда будет выше, чем у нас, и «колбасный мотив» всегда будет действовать пусть не на лучших, но на хорошо выученных.

Со времен Хрущева у нас был принят совершенно надежный способ отучения интеллигенции от практической экономики – это разного рода «бесплатные», гарантируемые Конституцией, но на самом деле очень дорогие вещи. В результате по всему миру сейчас за гроши наслаждаются игрой наших ужасно Дорогих в обучении музыкантов и т. д.

В брежневские времена была сделана попытка брать с эмигрантов плату за высшее образование – но визг интеллигенции и давление Запада уже тогда заставляли правительство отступать. Это, кстати, фраза Косыгина: «с интеллигенции – как с поросенка – визгу много, а шерсти мало». Да и, по сути, ошибка была сделана ранее, и исправлять ее было уже поздно – раз сразу уговора не было – значит образование бесплатное.

Нормальным‑то образом дорогое образование получают так: после первого курса, когда студент уже более‑менее знает, что его ждет, он берет целевой кредит в государственном банке высшего образования (или в частном) и платит из него за обучение. В США, например, для студента‑медика размер кредита таков, что, став врачом, ему приходится выплачивать его лет пятнадцать.

После этого нет проблем со слишком инфантильными личностями, которые до старости прыгают из ВУЗа в ВУЗ, проще было бы нам и с утечкой мозгов – верни кредит и катись колбасой, попутный лом тебе в спину. Невозвращение кредита во всех странах – одна из форм кражи, и таких не укрывают. Если такие «утекшие мозги» там позарез нужны, им, в принципе, дадут денег для уплаты кредита, для нас это все‑таки лучше, чем ничего. Вот сейчас американцы вывозят у нас физиков, хотя они им, возможно, и не так уж нужны. Тем не менее и такса определена – 30 тыс. подъемных и 50 тыс. в год. Явно без американского правительства здесь не обошлось, хотя устраиваются они все по частным фирмам.

Ну так и получало бы и наше государство хоть сколько‑нибудь, разве плохо было бы?

По такому случаю кредит на образование можно номинировать и в золоте, хотя лишний канал конвертации, по моему мнению, зло.

Поэтому нужна и Третья Поправка, содержащая положение, что «Гражданин России не ограничен в правах человека, в том числе и на эмиграцию, после урегулирования имущественных претензий». А можно и не принимать такой поправки, все и так укладывается в закон. Но еще раз – те, кто уже получили высшее образование – задним числом не могут быть принуждены к его оплате. Единственное – такие эмигранты не должны будут рассчитывать на особо теплое к себе отношение со стороны государства в будущем, если что случится.

А вообще говоря – течет только жидкое. Такой же принцип может быть и в здравоохранении – платное, но в кредит. Попользовался и уезжаешь – верни. А то у нас советское здравоохранение все ругали, но иностранные студенты и другие приезжие пытались успеть вылечить у нас все, что можно. Но это же нам денег стоит!

 

НО МОЖНО И ПОМУЧИТЬСЯ

 

Однако, предположим, мы не будем заниматься экзотикой, а национализируем сырьевой экспорт «с целью укрепления национальной валюты», водку тоже национализируем, а остальное все оставим, как есть. Конечно, рано или поздно продажа ресурсов всякими …скими все равно будет прекращена, так или иначе, и ситуация вернется в состояние, когда государство будет владеть всеми валютообразующими отраслями.

Так вот представим ситуацию, что валюта есть только в Центробанке, и только там можно будет поменять рубли на доллары. Что будет происходить в экономике страны? Произойдет ли улучшение?

Будет происходить следующее. Те, кто сформировал какой угодно капитал, будет кровно заинтересован в конвертации его в валюту, вывозе из страны и вложении в мировую экономику. Нынешняя система Запада не требует, чтобы вы на свои капиталы построили целый завод: вам достаточно хотя бы ненадолго и хотя бы в небольшом объеме «вбросить» свои деньги в кровеносную систему Запада. Любой владелец капитала будет жизненно заинтересован «прокрутить» его в мировой экономике, а не в нашей. Прибыль в любом случае будет больше, чем в нашей стране.

Попробую чуть подробнее.

Пусть мы имеем две параллельных экономических системы, в каждой из которых расходуются ресурсы, трудятся люди, в результате чего создается новая стоимость. Если экономические системы работают по одним и тем же законам, то рост новой стоимости относительно затраченных ресурсов и затрат труда будет один и тот же.

Поэтому даже если в каждой из систем своя денежная система, все равно процент рентабельности будет одинаков (мы считаем, что денежная политика в обеих системах одинаковая).

Но если в одной из систем часть ресурсов и труда тратятся впустую (на военные расходы, на выплату внешних долгов или, как в нашем случае, на обогрев производства и жилья), то вновь созданная стоимость в такой системе будет пропорционально меньше по отношению к использованным трудовым и иным ресурсам.

Поэтому, если затраты на преобразование валюты одной системы в другую не очень велики, всегда выгоднее поменять «заработанные» рубли в доллары и вложить их за границей. И пока государство из последних сил обменивает всем желающим российские рубли на доллары, до тех пор эти обмененные доллары стараются вывезти из страны.

Поэтому на финансовых границах более слабой экономической системы должна стоять прочная плотина, сдерживающая напор капитала в разных формах, рвущегося наружу.

Предположим, неким пра