Дело «Бацанина против Российской Федерации»

 

Дело Бацаниной имеет схожий контекст с делом Менчинской, однако решение ЕСПЧ по нему существенно отличается.

Гражданка РФ Светлана Ксенофонтовна Бацанина подала жалобу в Европейский Суд 10 января 2002 г. Поводом послужил факт подачи прокурором заявления о выселении заявительницы и ее мужа из квартиры, которая была предоставлена мужу С. К. Бацаниной Институтом океанологии. Кроме того, прокурор действовал в интересах лица М., которому предназначалась квартира Бацаниных. С. К. Бацанина утверждала, что имело место нарушение принципа процессуального равенства сторон в результате предъявления иска прокурором в интересах частного лица и государственного дела. Власти Российской Федерации говорят о том, что решение прокурора о возбуждении гражданского дела основывалось на ст. 41 действовавшего на тот момент ГПК РСФСР, и в его обязанности входила защита интересов государства и его граждан. Интерес прокурора в разбирательстве имел процессуальный характер; хотя он действовал от своего имени, но делал это и в интересах других лиц.

Как и в деле «Менчинская против Российской Федерации», Европейский Суд утверждает, что одно лишь присутствие прокурора или другого такого же должностного лица, играя оно активную или пассивную роль в процессе, может рассматриваться как нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции. Однако при этом ЕСПЧ утверждает, что, опять же, отстаивание одной и той же точки зрения несколькими сторонами необязательно создает условия неравенства в процессе. Поэтому, как и в предыдущем рассмотренном деле, необходимо установить, было ли соблюдено процессуальное равноправия сторон с учетом вмешательства прокурора.

Изучая обстоятельства дело, Европейский Суд говорит о том, что прокурор, подавая иск в интересах Института океанологии и лица М., действовал в публичных интересах, поскольку незадолго до заключения договора мены квартир между Бацанинами и Институтом океанологии заявительница продала свою старую квартиру, и потому есть основания полагать, что был нарушен и государственный, и частноправовой интерес лица М., которому предназначалась квартира Бацаниных. ЕСПЧ не установил нарушений процессуального законодательства в действиях прокурора при подаче иска. Не установил он и наличие стремления у прокурора оказать ненадлежащее воздействие на суд по гражданским делам или воспрепятствовать заявительнице эффективно защищать свои права, тем более что иск был доведен до сведения заявительницы, и она имела возможность возразить на доводы прокурора.

Вынося решение по этому делу, ЕСПЧ признал жалобу на нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции в части нарушения принципа процессуального равноправия сторон участием прокурора необоснованной.

Любопытно, что нарушение п. 1 ст. 6 конвенции в части нарушения принципа равноправия сторон все же имело место, поскольку заявительница не была надлежащим образом уведомлена о дате рассмотрения дела в кассационной инстанции.

 

Документы европейских органов

 

Для подкрепления своей позиции при рассмотрении обоих дел Европейский суд ссылался на ряд документов и резолюций европейских органов, которые непосредственно касались вопроса участия прокурора в гражданском процессе. Например, в Рекомендации Парламентской Ассамблеи 1604 (2003) «О роли прокуратуры в демократическом обществе, регулируемом верховенством права»[20] говорится о том, что полномочия прокуроров должны ограничиваться только сферой уголовной юстиции. Остальные же функции следует отдать другим органам.

Более взвешенную позицию демонстрирует Заключение о Законе о прокуратуре Российской Федерации, принятое на 63-ей пленарной сессии Венецианской комиссии[21]. Несмотря на содержащуюся критику российской прокуратуры как «несоответствующей европейским стандартам», комиссия все же допускает участие прокурора в делах вне сферы уголовной юстиции «по историческим и экономическим причинам», однако только в строго ограниченных законом случаях и при наличии весомых обстоятельств. Основной упор в Заключении делается на необходимости отстаивания прокурором только общественных интересов и защиты прав уязвимых общественных групп, неспособных защитить свои права, а также недопустимости наличия у прокурора каких-либо особых процессуальных прав и полномочий, способных подорвать принцип процессуального равенства сторон. Такой же вывод содержится в Заключении № 3 (2008) Консультативного совета европейских прокуроров[22]. Все эти положения отражены ЕСПЧ при обосновании своих решений в обоих делах.

Таким образом, исходя из вынесенных решений, можно сделать вывод о дифференцированном подходе Европейского Суда в оценке деятельности прокуроров в гражданском процессе. Фактически ЕСПЧ предполагает анализ каждого конкретного дела на предмет возможного нарушения участием прокурора принципа процессуального равноправия сторон и не считает нужным создавать какой-либо универсальный прецедент. Выводя позицию Европейского Суда, можно расширить одно из его положений, содержащееся в делах, и сформулировать его таким образом: в зависимости от фактических обстоятельств конкретного дела одно лишь присутствие прокурора, будь то «активное» (в качестве стороны в споре) или «пассивное» (вступление в процесс для дачи заключения в целях обеспечения законности), может привести к нарушению принципа равенства и справедливого равновесия сторон, а может, напротив, способствовать его справедливому восстановлению[23]. Определяющее значение имеет основание для вступления в дело прокурора, а именно необходимость защитить права и свободы той категории граждан, которая неспособна в силу определенных причин самостоятельно их защитить. Участие прокурора в гражданском процессе может быть оправдано и защитой интересов государственных, общественных и неопределенного круга лиц.

Следует, впрочем, понимать, что ЕСПЧ рассматривал эти дела, ориентируясь на действовавшее на момент подачи жалоб российское законодательство, регулировавшее полномочия прокурора в гражданском процессе. Большой объем полномочий, действительно, предполагал широкую трактовку его действий и вызывал необходимость рассматривать каждое конкретное дело на предмет нарушения принципа процессуального равноправия сторон. С введением нового ГПК, нормы которого сузили и конкретизировали полномочия прокурора, подобная практика перестает быть актуальной.

При этом изменения, внесенные в 2009 г. в ст. 45, которые ввели основания для участия прокурора в гражданском процессе вне зависимости от того, может ли лицо самостоятельно защитить свои права, или нет, стоит понимать как дополнительную гарантию защиты интересов граждан (прежде всего это касается социально уязвимых групп населения) в таких важных сферах жизни общества, как здравоохранение, образование, социальная помощь. Представляется, что это введенное положение не может привести к нарушению принципа процессуального равноправия сторон и ни в коем случае не является шагом на пути возвращения широчайших прокурорских полномочий в гражданском судопроизводства.

 

 

 

Заключение

 

Подводя итоги, можно сказать о том, что ограничение полномочий прокурора в гражданском процессе является вполне закономерным явлением. Статья 45 ГПК полностью отразила современные представления об участии прокурора в гражданском судопроизводстве. Несомненное влияние оказала позиция европейских органов, и положения ст. 45 вполне соответствует рекомендациям, которые зафиксированы в документах этих органов. Требования ЕСПЧ, выраженные в постановлениях по делам Менчинской и Бацаниной, в полной мере отразились в ст. 45 ГПК. Существенное значение имеет и складывающийся индивидуалистический тип мышления в России, который предполагает дальнейшее усиление и развитие частноправовых начал в гражданском процессе для полноценного воплощения в жизнь принципов диспозитивности и процессуального равноправия сторон.

При этом говорить о сведении до минимума полномочий прокурора или вовсе о ликвидации института участия прокурора в гражданском процессе применительно к российским условиям не стоит. Несмотря на складывающийся в условиях развития рыночной экономики индивидуалистический тип мышления, в обществе по-прежнему сильны коллективистские начала, которые предполагают активную защиту общественных интересов путем государственного вмешательства.

Кроме того, необходим взвешенный и осторожный подход к опыту участия прокуратур Франции, Германии и прочих европейских стран в судебных разбирательствах вне сферы уголовной юстиции. Это связывается, прежде всего, с тем, что статус российской прокуратуры и в системе органов государственной власти, и по объему полномочий значительно выше статуса прокуратур западных стран, что неудивительно, учитывая исторические условия и российский менталитет[24]. Более того, задачи и функции, которые стоят в европейских государствах перед прокурорами в гражданском процессе, существенно отличаются от тех, которые поставлены перед российскими прокурорами.

Действенность зафиксированных в ст. 45 полномочий прокурора в гражданском процессе подтверждается статистикой. В 2015 г. прокуроры направили в суды 708 133 иска и заявления (в том числе в сфере надзора за соблюдением прав и свобод человека и гражданина 582 650), из которых было удовлетворено 632 245 (т.е. почти 90%), а в сфере надзора за соблюдением прав человека удовлетворено 523 107 исков и заявлений, т.е. также почти 90%[25].

Представляется, что нынешний объем полномочий прокурора является необходимым и достаточным для осуществления защиты в суде прав граждан, интересов неопределенного круга лиц и государственных интересов. Современные функции, формы и задачи прокурора в гражданском процессе являются компромиссным вариантом, позволяющим как сохранить участие прокурора в гражданском процессе и сделать его эффективным, так и соблюсти принцип процессуального равноправия сторон и не допустить возникновение преимущества у одной из сторон лишь потому, что с защитой его прав в суде выступает прокурор.

 

 

 

 

Список использованной литературы