Ты меня не помнишь? – спросила монашка.

- Ты меня не помнишь? – спросила монашка.

- Эм. А должен? – Удивлено и немного напугано произнес Джон. 

- ха, забавно что меня все забывают, и что лишь я одна все помню. – нотки истерики проскользнули с уст монахини.

- Загадками говоришь, сестра. – Усмехнулся Джон и отвел от нее взгляд.

Монашка сняла с себя вуаль и посмотрела на Джона своими серыми, мутными глазами. Джон посмотрел на нее в ответ, ее лицо ему казалось уж больно знакомым, но вспомнить он словно не мог, казалось, что вот-вот и он назовёт ее по имени, но его мысли перебила смола, выделяющаяся из глаз монашка, словно слезы. Черная масса, начала наполнять ее лицо, из ее рта вырывалась черная жидкость, сопровождающаяся криком и диким истерическим смехом. Некогда белые зубы стали черными, и улыбка безумия натянулась на ней. Свет в лифте замигал, и монашка приблизилась к Джону залитые тьмой глаза были широко открыты, зрачок почти нельзя было разглядеть, она прижала его к стене, и хриплым, грубым голосом она сказала – Я тебе помогу, да помогу… Найди своих друзей Джон. – После двери лифта открылись, и она выкинула из него Джона, как пакет с мусором, двери тут же закрылись.

Джон схватил себя за голову и умолял себя сохранять рассудок и не паниковать. Он ударил себя по щеке и протер глаза. Сидя на полу он увидел, как при тусклом освещении на земле что-то мерцает. Джон подполз и увидел серебряные часы, с гравировкой на крышке: «Моему сыну Беовульфу». Они были разбиты, стрелки застыли на 11:30, Джон сразу их узнал, да и как много людей с именем Беовульф вы знаете?

- Часы Би? Что они тут делают? Неужели… - Джон осмотрелся и перед его взором стоял все тот же коридор что вел во все те же палаты. – Не может быть. – Джон закрыл рукой рот сдерживая ужас. – Это ведь сон? Господи прошу, пусть это будет сном, очередной кошмар от которого я скоро пробужусь. – Джон начал лупить себя по лицу. – Проснись, дурак! Ну же! – он ударил себя еще сильнее оставив красный отпечаток ладони на щеке. – Почему не выходит? Почему? – У Джона от бессилия начали выделятся слезы, он плакал не потому что боялся, а потому что даже в своем сне он не мог ни на что повлиять, от осознания своей никчёмности он опустил руки и смирившись с тем что ему уготовано двинулся вперед. Подобрав часы своего старого приятеля, он начал заглядывать в каждую палату по очереди: в восьмой – Пусто; в седьмой и шестой даже мебели не было; в пятой – то же ничего; четвертая была залита кровью, но также никого; в третьей стояла кровать со следами порока, которые когда-то Джон с Роуз там оставили; вторая палата, была усеяна плющевыми игрушками, но по-прежнему никого не было; в первой палате сидел в кресле Арчи, он смотрел в забетонированное окно, на котором изображён лес.

- Арчи, ты не видел Би и Алекса? Хотя ты же их не знаешь…