Глава 2. То, что имеет значение.

Глава 2: Прорыв

 

- Вы злитесь. Попробуем еще раз

 

- Это глупо.

 

- И все-таки еще раз, мистер Поттер. Это необходимо.

 

- Зачем?

 

- Мы уже разговаривали об этом. Нас выдают наши чувства. Вы должны уметь скрывать их, если это будет необходимо.

 

Мне приходит в голову, что я уже и не помню, когда в последний раз так развлекался. Научить мальчика сохранять спокойное выражение лица оказалось труднее, чем я ожидал. Но это позволяет мне удовлетворить свое желание и безнаказанно провоцировать мальчика под видом обучения. И он вынужден это терпеть. Я ухмыляюсь, но внутри…… но это не важно. У меня очень неприятная ухмылка и это выводит парня из себя.

 

- Замечательно, - говорит он. Его губы вытягиваются в тонкую линию, и я вижу, как он старается придать своему лицу расслабленное нейтральное выражение. Я смотрю на это лицо уже три недели. Я запомнил его. Я могу определить, что он чувствует в любой момент. Мне нравится власть, которую мне это дает. Мне нравится вызывать у него те эмоции, которые я хочу. Мне даже почти стыдно за то, насколько мне это нравиться.

 

- Вы все еще девственник?

 

Его глаза расширяются, а лицо, обычно бледное, становится пунцовым. Я готов рассмеяться. Но не делаю этого. Конечно, я даже не гадал над ответом. Все было и так написано на его лице. К тому же, ему только 14. Или 15? Мне кажется, что я помню, как он говорил что-то про свой день рождения. Но меня это не касается. Конечно, моя собственная девственность в 14 была уже туманным воспоминанием…, нет, сейчас об этом лучше не думать.

 

- Вы явно смущены, пробуем еще раз. – Я вижу, как его смущение сменяется гневом. Конечно же, этот урок не доставляет ему такого удовольствия, как мне. Но я не беру этого в голову. Наконец, его лицо снова расслабляется.

 

- Вы знаете, что ваш крестный гей?

 

Замешательство. Шок. Я собирался вызвать негодование, но и так неплохо. В любом случае, он снова проиграл.

 

- Еще раз.

 

- Подождите. Это правда? - Я бросаю на него строгий взгляд, но он не отступает. Он хочет знать. Любопытство. Еще одно из его наиболее раздражающих качеств. Я думаю над тем, как заставить его избавиться от этого. Но это позже.

 

- Поттер, соберитесь. – Он неохотно подчиняется.

 

Мне становиться все труднее придумывать, что ему сказать. Этот урок продолжается уже очень долго. Тем лучше для меня. Я говорю ему вещи, о которых он ничего не знает, а потом наблюдаю, как медленно крутятся шестеренки в его мозгу, когда он пытается определить, сказал я правду или нет. Смех он может сдерживать достаточно хорошо. Хотя, может быть, это мои шутки до него не доходят, что даже более вероятно. А вот гнев и смущение – его слабые места. И, конечно же, провоцировать эти чувства забавнее всего

 

- Почему Вы смущаетесь? Вы, вероятно, сами такой же. - Ничего. *Очень хорошо.* Я продолжаю. – Я часто думаю о том, чем вы с Визли занимаетесь в спальне. Вы смотрите на то, как он раздевается? – Ничего. Это впечатляет. – Вы думаете о нем, когда лежите в кровати? Тогда скажите мне, Поттер, о ком вы думаете? Чье лицо появляется перед вами ночью, когда вы закрываете глаза? Чей образ проходит через ваши мысли? – Я ловлю себя на том, что мне не хочется продолжать. Я не должен вести с ним подобных разговоров. Я ожидал, что он среагирует на мои слова гораздо быстрей. Еще одна фраза, и я остановлюсь. – Сегодня утром вы почему-то слишком задержались в ванной.

 

Он заливается краской. Я тоже чуть было не краснею. *Проклятье.* Я отмечаю в уме, что надо будет помыть ванную, прежде чем ей снова пользоваться.

 

- Вы снова смущены.

 

- И вам это нравиться, правда же?

 

- А теперь злитесь.

 

- Вы садист. – Ну, тут он совершенно прав.

 

- Мы тренируемся, Поттер. Если вам это не нравится, я просто скажу Дамблдору, что Знаменитый Гарри Поттер не нуждается в его помощи.

 

Его лицо снова бледнеет. – А может быть я просто не хочу становиться похожим на вас. – Его голос очень холоден. Он говорит правду. Я возмущен. Меня задели его слова. Но почему это со мной происходит?

 

- Вы злитесь, - говорит он и ухмыляется. *Он почти прав,* думаю я, и хмуро смотрю в его сторону. Мне приходит в голову, что ему хорошо бы потренироваться определять чужие эмоции. Но этот урок я оставлю другим учителям.

 

- Достаточно проницательно, - усмехаюсь я, - но все-таки хотелось бы знать, о ком это вы думали в ванной?

 

Он снова краснеет, а я улыбаюсь, злясь на самого себя.

  

 

***

 

 

Если бы на меня давили, я бы смог признаться, что огорчился, когда лето закончилось. Хотя я и люблю зелья, обучение этому предмету нечасто доставляет такое удовлетворение, как то, что я получил здесь. Бледное лицо Поттера меня беспокоит, но, по крайней мере, я знаю, что он чему-то учился.

 

- Что вы там рассматриваете, Поттер?

 

- Ничего.

 

Черт бы его побрал. Я создал монстра. У него стало хорошо получаться, должен сказать. И хотя на обучение ушло много времени, он никогда раньше не старался совершенствоваться в чем-то с таким энтузиазмом. Он делал это, чтобы рассердить меня. Меня не так просто рассердить. Я хочу сделать что-нибудь такое, что снова прорвется сквозь его защиту. Поганец. Я хочу увидеть что-то на твоем лице. Хоть что-нибудь.

 

Я переключаюсь с моей плачевной неудачи на учебный план для шестиклассников. Мы вернемся в Хогварц и я снова буду пытаться обучать ни на что не способных детей прекрасному тонкому искусству. Теперь моя задача приводит меня в большее уныние, чем раньше. Но я не думаю, что должность преподавателя Защиты от Темных Искусств в этом году подняла бы мне настроение. В программе нет никакой реальной защиты. Умение зачаровывать боггартов ничуть не поможет юным обормотам в борьбе с Волдемортом. Дамблдор был прав, когда дал Гарри возможность чему-нибудь научиться.

 

*Да черт побери!* Я снова сделал ЭТО. Я не знаю, когда я успел перестать называть его в мыслях Поттером, но теперь это надо прекратить. Я убеждаю себя, что это не моя вина. Не легко так долго жить с кем-то в одной комнате, и не начать думать о нем с некоторой фамильярностью. Это нормально. Я с ним все время, когда он не спит. Я слушаю его ночные кошмары. Я каждое утро вижу его в том беззащитном состоянии между сном и явью, когда я бужу его - его глаза с трудом приоткрываются, он прищурившись смотрит на меня и его губы изгибаются в ленивой улыбке, а потом его длинные тонкие пальцы начинают наощупь искать очки. *О, боги*

 

Я стряхиваю с себя эти мысли. Все из-за того, что мы сидели взаперти в подземелье. По правде говоря, я провожу большую часть своей жизни, сидя взаперти в подземелье, но при нормальных обстоятельствах я сижу там один. Я осознаю, что он снова смотрит на меня. Я чувствую, как его глаза прожигают мне затылок. В последнее время он стал очень дерзким, но что прикажете мне с этим делать? Назначить ему взыскание? Его наглость утроилась. Но меня раздражает не столько это, сколько то, что меня забавляет его поведение. Если бы ему не было 14 (или все-таки уже 15?) и если бы он не был Гарри Поттером, чертовым мальчиком, который выжил, я бы мог принять наши маленькие обмены колкостями за легкий флирт.

 

- Перестаньте на меня пялиться, Поттер

 

- А я не пялюсь.

 

- Я вижу.

 

- Вы же на меня не смотрите.

 

Теперь уже смотрю. И вижу, что он от души развлекается. Я ненавижу его.

 

- Поосторожнее, Поттер, я могу начать думать, что вы мечтаете обо мне. – Он краснеет, и я вдруг чувствую ликование. В его глазах вспыхивает что-то. Стыд? Но уже все прошло. Он снова бледнеет и снова смотрит в свой учебник по истории. Это меня озадачивает. Я ожидал, что он скажет что-нибудь в ответ. Или мне просто этого хотелось? Мы решительно прекратили лишние споры несколько недель назад. Я думаю, что у него выработался иммунитет к моим попыткам спровоцировать его. Но это же был серьезный намек, или я не прав?

 

- Осторожней, Снейп, я могу подумать, чтобы мечтаете обо мне.

 

Ах, как смешно. Я смотрю на него. Он ухмыляется, и я чувствую, что готов много отдать за то, чтобы иметь возможность его отшлепать. И с каких это пор мы поменялись ролями. С какой стати я позволил маленькому негодяю добраться до меня?

 

- Думаю, вы ошибаетесь, Поттер. *И это все на что ты способен?* Черт.

 

- Да что вы, профессор. Я знаю, что вы хотите меня.

 

Да ничего подобного! * По-моему, леди протестует слишком бурно *

 

- Вам может показаться, что в это трудно поверить, но не все очарованы вашей известностью. – Теперь он должен заткнуться. Обычно это срабатывает. Я говорю резко. Язвительно. Жестоко.

 

- О ком вы думаете в ванной, профессор?

 

Я. Этого. Не. Ожидал. Маленький поганец. Когда он успел стать таким чертовски сообразительным? Мальчик провел рядом со мной слишком много времени. Это на нем отражается. *Да перестань ты сидеть как дурак с разинутым ртом и ответь что-нибудь!*

 

- Позвольте мне заверить вас, *малыш,* чтобы быть тем, о ком я думаю в душе, вам надо быть хотя бы немного более развитым. – Он шокирован. А теперь злится. Замечательно. Я удовлетворенно ухмыляюсь и возвращаюсь к своей работе.

 

 

***

 

- Поттер, никто не должен знать, что мы здесь делали. Если кто-нибудь спросит вас о том, где вы были все лето, вы скажете, что были в Хогварце. Это ясно?

 

- Но почему?

 

Да будь проклято его неистребимое любопытство. Только один раз я имел удовольствие сказать ему что-нибудь и не услышать вопросов в ответ. Я сердито смотрю на него, но его это не тревожит. Он к этому привык.

 

- Потому что вы научились вещам, о которых не должны были ничего знать. Директор может отправиться в тюрьму за то, что допустил это.

 

Он удивленно смотрит на меня. Я замечаю, как на мгновение его лицо становится виноватым. Редкий момент, когда он растерялся. Я вижу, что он пытается подобрать слова. Он хмурит брови.

 

- И вы тоже, - говорит он, слегка перебирая с грустью. Я вспоминаю, что над этим чувством мы не работали, но отмахиваюсь от этой мысли. Да, он прав, но оказаться в тюрьме – это последнее, что меня беспокоит. Я должен был оказаться там уже много раз, но умудрялся этого избежать. Это напоминает мне о причине, по которой я согласился делать все это.

 

- До вас это наконец дошло? – Я все еще могу управлять ситуацией и позволять задеть себя только когда мне это нужно. Его лицо снова ничего не выражает, и я знаю, что обидел его. Я часто задумываюсь, что он использует, чтобы сосредоточиться. Я никогда его не спрашивал об этом.

 

- Почему вы это делали?

 

- Меня попросил Дамблдор. - *И в самом деле попросил.* Просьбы Дамблдора – это не те вещи, которые можно считать необязательными. Но они всегда звучат так вежливо, как будто у тебя действительно есть выбор. Я вижу, как Поттер соображает что-то в своей хорошенькой маленькой головке и, когда он переводит на меня глаза, в них вспыхивает веселье.

 

- Я думаю, что вы хотели этим заниматься. Вы, наверно, сами предложили. – Я уже устал от его попыток меня дразнить. Он забыл, что он все еще мой студент, а это совершенно недопустимо. Если бы мы были в Хогварце, я должен бы был снять двадцать баллов за один только этот чертов блеск в его глазах.

 

- Да, меня просто переполняла радость от перспективы поработать нянькой во время отпуска. – Ему не доставляет удовольствия напоминание о том, что он только ребенок. И, говоря по справедливости, он уже во всех отношениях не ребенок. Но я выбрасываю из головы эту мысль. Мне намного легче обращаться с ним, как с ребенком, чем думать о нем, как о молодом мужчине, растущем, развивающемся…. Стоп!

 

Я беру портключ, и он сует мне клетку со своей надоедливой совой. Он стоит очень близко ко мне, и я чувствую, как от его волос пахнет лавандой. Он смотрит на меня, как будто пытаясь прочитать что-то в моем лице. Я молча желаю ему удачи, но чувствую себя напряженно под его пристальным взглядом. Не то, чтобы я боялся, что он действительно сможет прочитать мои мысли. Нет. Но все-таки этот взгляд сковывает меня. Этого не должно быть. И как только портключ перенесет нас в Хогварц, все наши маленькие игры закончатся. Я удивлюсь, если узнаю, что он понимает это.

 

- Профессор Снейп? – Начинает он. У него странный голос, и я опускаю глаза, чтобы посмотреть на него. Я издаю в ответ какой-то неопределенный звук, потому что не доверяю собственному голосу. Я проклинаю себя за это и молча молю, чтобы я смог заставить себя вернуться к своей обычной горечи, как только снова окажусь в заполненных надоедливыми детишками коридорах школы.

 

- Я только хотел поблагодарить вас… ну, знаете,… за то, что вы помогали мне. Это было… забавно.

 

Я собирался сказать что-нибудь в ответ. Что-нибудь, что покажет ему, что мы не делали ничего забавного. Я должен быть в ярости. Мой профессионализм начинает высказывать упрек за упреком… но потом пролетает сквозь все мое сознание прямиком в мусорную корзину, где и приземляется прямо рядом с моим чувством собственного достоинства. Я погружаюсь в молчание вместо ответа и стараюсь не замечать, что мальчишка снова улыбается.

 

Глава 3: Привыкание.

 

Портключ подхватывает нас и мы неожиданно приземляемся. Мой сундук тяжело валится на пол и я врезаюсь прямо в Снейпа. Он осторожно поддерживает меня и это дает мне время собраться. Когда мой мозг снова занимает свое место в моей голове, я понимаю, что эта голова лежит на груди у Снейпа. Я не могу удержаться от того, чтобы не понюхать, как от него пахнет. У его тела потрясающий запах. Свежий и чистый, и тем не менее естественный.

 

Мой живот сжимается, когда я понимаю, что я пытаюсь подобрать слова для запаха от тела профессора Снейпа, и мне все еще трудно поверить, что стою достаточно близко, чтобы чувствовать этот запах. Рука, лежащая на моем плече, отталкивает меня, и я почти краснею. Я надеюсь, что смогу снова заставить себя ненавидеть этого человека до того, как увижу Рона. Рон мой лучший друг, можете поверить. Если будет нужно, он встанет справа от меня и будет драться с Волдемортом. Но я не уверен, что он простит мне то, что я нюхал Снейпа (причем с удовольствием), а потом употреблял слова вроде «потрясающий», чтобы описать запах.

 

Отведя взгляд от стоящего передо мной мужчины, я замечаю, что понятия не имею, где мы находимся. Это что-то вроде гостиной с книжными полками на стенах и камином, который, похоже, нужен там только для украшения, потому что в комнате холодно. Перед камином чайный столик и кресло, старинное, судя по его виду. Слабый свет дает только лампа, стоящая на столе в дальнем углу комнаты. Я догадываюсь, что мы, должно быть, в его комнатах. Но все-таки спрашиваю.

 

- Где мы?

 

- В моем кабинете, - отвечает он, и не похоже, что он этому рад. Не то чтобы он когда-нибудь чему-нибудь радовался, но у плохого настроения тоже есть свои степени. Сейчас, думаю, он находится где-то между раздражением и отвращением. Он передает мне Хедвигу. Я не знаю, что ему сказать. Мне неловко. Я должен что-то сказать… или что-то сделать.

 

- Можете идти, Поттер. Остальные студенты тоже скоро появятся. Я надеюсь, вы найдете дорогу из подземелий еще до того, как начнется пир.

 

 

*Сосредоточься на чем-нибудь нейтральном.* Я смеюсь про себя. Вот бы он разозлился, если бы узнал, что я думаю о зельях. Это как раз то, что меня совершенно не задевает. Было бы приятно выложить это ему, но я этого делать не буду. Но как только он пытается меня достать, я представляю себе медленно закипающий котел, в котором булькает нечто с противным запахом. Интересно, о чем он сейчас думает. Может быть, ему совсем не нужно концентрироваться на чем-то нейтральном? Скорее всего, это у него уже привычка. Может, он вообще не способен показывать какие-нибудь чувства, кроме раздражения? Интересно, каким было его лицо до того, как он усовершенствовал свои способности.

 

- А вы будете скучать по мне? – спрашиваю я и ухмыляюсь. Продолжим игру. Теперь я дорос до того, чтобы тоже получать от нее удовольствие. Толкать его до тех пор, пока он не пнет меня в ответ. А он всегда пинает в ответ. Больно. Но теперь он, кажется, помнит, где мы. Или, может быть, то, что мы в Хогварце напомнило мне, кто он такой. Я чувствую себя не так уверенно. Не таким нахальным. Моя ухмылка исчезает под его пристальным взглядом. Что ж, пока это не закончилось, это было забавно.

 

- Десять баллов с Гриффиндора. Идите.

 

Я стискиваю зубы, но молчу. Нейтральное выражение лица, которое я так хорошо научился сохранять во время летних уроков, теперь упорно не желает сохраняться. Я быстро заглядываю ему в глаза и вижу, что они смеются. Я выхожу из его комнат, и, пару раз повернув не туда, нахожу дорогу из подземелий.

 

***

 

- Гарри! Мы так беспокоились за тебя!

 

Я улыбаюсь, смотря как Гермиона бежит ко мне навстречу, и почти смеюсь, когда ее лицо быстро меняет выражение от радостного, до типичного для МакГонагалл. Рон идет вслед за ней и выглядит весьма кровожадно. Я нервничаю. Их вопросы сыплются на меня, не давая мне времени придумать, что бы такое соврать поправдоподобнее.

 

- Где ты был, черт побери? Почему ты не отвечал на мои письма?

 

- Я, - я не могу врать своим друзьям. Не так откровенно. – Ты их не получал? – Губы Гермионы сжимаются так, что почти исчезают, а Рон выглядит удивленным.

 

- Мама говорит, что ты все лето был здесь!

 

- Я был… ну, вроде бы так. Дамблдор, ну…, - запер меня в чем-то похожем на подземелье на пару со Снейпом, который показывал мне незаконные приемы черной магии, в то время как я бесстыдно флиртовал с ним. – Меня тут прятали. Я не получал никаких писем. Извините. – Я ловлю себя на том, что все время сохраняю то самое выражение лица, в котором так натренировался за лето. Я пытаюсь заставить себя выглядеть извиняющимся, но с ужасом понимаю, что не помню, как это делается. Кажется, это комбинация из нескольких движений лица: немного сдвинутые брови, гримаса на губах, более мягкое выражение глаз…… очень сложно собрать все это вместе. Наверное, я выгляжу ужасно нелепо, пытаясь изобразить правильное выражение лица, поэтому я бросаю это дело. Рон и Гермиона выглядят… испуганными.

 

- Гарри? Ты хорошо себя чувствуешь? – У Гермионы никогда не было проблем с озабоченным взглядом. А Рон в совершенстве владеет ошарашенным выражением лица. Я смотрю на них и улыбаюсь…… или, по крайней мере, я надеюсь, что я улыбаюсь. Я говорю себе, что мне наверное стоит потренироваться перед зеркалом в ванной.

 

- Ну конечно. Просто я умираю от голода. Скоро уже должна начаться Сортировка. – К счастью, они оставляют меня в покое, и мы идем в Главный Холл. Мы садимся и я смотрю на то место, где обычно сидит Снейп. Его нет. Но ведь это не должно меня огорчать, правда? Просто я два месяца был заперт в комнате с этим человеком. И это не было приятно. Или это не должно было быть приятно. Я чувствую, что Рон и Гермиона снова смотрят на меня и поворачиваюсь к ним. Они тут же отводят глаза.

 

- Тебя прятали? – шепотом спрашивает Гермиона. – Где?

 

Я пожимаю плечами. – Дамблдор мне не говорил.

 

- А что ты там делал? Ты был один?

 

- Я занимался все лето. – Что же, я не соврал, и Гермиона кажется рада услышать такой ответ. Рон выглядит испуганным. Я надеюсь, что он не обратил внимания на то, что я не ответил на второй вопрос. А если и заметил, спрашивать уже поздно. МакГонагалл заводит в Холл шеренгу взволнованных первоклассников. И вдруг я чувствую, как волосы у меня на шее встают дыбом. Я поворачиваю голову.

 

Он здесь. Я хочу улыбнуться.

 

Но я не могу.

 

***

 

- Поттер, что это такое, по-вашему?

 

- Зелье для улучшения пищеварения, сэр. А что? Разве что-то неправильно?

 

Прищурившись, я поднимаю на него глаза. У него подергивается угол рта, значит, он злится. Рон и Гермиона смотрят на нас, чувствуя, что это плохо кончится. Гермиона снова закусила верхнюю губу. Рон изумленно смотрит то на меня, то на профессора. Такое теперь случается очень часто – Снейп, яростно глядящий на меня сверху вниз, оскорбительно высказывающийся о моих способностях, угрожающий мне взысканием. И я, смотрящий на него так, как будто мы говорим о погоде. Весь класс глазеет на нас, и даже Малфой выглядит несколько смущенно.

 

Звенит звонок. Снейп сжимает зубы. – Все свободны. Поттер, оставайтесь на своем месте.

 

  

 

 

Я начинаю спокойно собирать свои вещи. Он не двигается. Я чувствую, как он пристально смотрит на меня, и начинаю нервничать. Наверно, я должен попытаться выглядеть испуганным, но выражение лица появляется автоматически. В тот момент, когда я вхожу в комнату, в тот момент, когда я вижу его, все эмоции исчезают с моего лица. Мне даже больше не нужно ничего для этого делать. Это меня почти пугает.

 

Теперь мы одни. Он взмахивает рукой, и дверь громко захлопывается. Он долго смотрит на меня, и я слегка напрягаюсь под его взглядом.

– В какую игру вы играете, Поттер? Вы никогда не были идеальным учеником, но вы всегда без труда справлялись с тем, чтобы не выглядеть на моих уроках абсолютно ни к чему не способным.

 

*Вот, блин.* Я сам нарывался на оскорбления, не так ли?

– Я делал все, что вы говорили. С зельем все было нормально. – Мой голос звучит твердо и спокойно. Мне хочется смеяться, глядя на то, какой это производит эффект. Он хочет меня разозлить. Он хочет победить меня. Мне приходит в голову, что я был бы действительно счастлив, если бы у него это получилось. Меня это беспокоит.

 

- Двадцать баллов с Гриффиндора за вашу наглость. Я не собираюсь участвовать в этой игре, Поттер. Если Вы будете это продолжать, я буду вынужден пойти к директору, и сообщить ему, что вы злоупотребляете знаниями, которые я вам дал. Скорее всего, наши занятия не будут продолжаться.

 

У меня внутри все обрывается. И я понимаю, что у меня опускается челюсть. Мы собирались продолжить занятия на зимних каникулах, и это была единственная мысль, которая весь семестр помогала мне сохранять рассудок. Я только сейчас понял, с каким нетерпением я этого ждал. Не уроков. Побега от реальности. Я хочу извиниться, но слова застревают у меня во рту. Я вижу, как он ухмыляется. Он доволен. Мерзавец.

 

- В чем дело, Поттер? Невозможно, чтобы вы действительно хотели снова оказаться запертым вместе со мной в этой комнате.

 

- Странно, да? – Ой. Вот этого не надо было говорить. Он выглядит так же, как я себя чувствую – потрясенным. Но мое лицо снова ничего не выражает, и я жду, что он скажет что-нибудь оскорбительное.

 

- Можете идти, - говорит он и поворачивается, собираясь идти к своему столу.

 

- То есть? - Я слышу, как я это говорю, и с удивлением думаю о том, какого черта кто-то решил управлять моим ртом. Я приказываю себе заткнуться, взять вещи и уматывать отсюда, пока я не выставил себя полным дураком. Слишком поздно. Он разворачивается. У него просто убийственный взгляд. Я обнаруживаю, что начинаю потихоньку отступать назад.

 

- Еще 10 баллов с Гриффиндора. Словом больше, и они превратятся в пятьдесят. И если подобная сцена еще хоть раз повторится, вы проведете остаток семестра в обществе мистера Филча. А теперь убирайтесь из моего класса к чертовой матери.

 

 

Я подхватываю свои вещи и вылетаю наружу. Рон и Гермиона ждут меня. Оба выглядят испуганными.

 

Рон откашливается и Ron и осторожно начинает, - Знаешь, Гарри, будет лучше, если ты хотя бы постараешься выглядеть испуганным, когда он на тебя смотрит. Я имею в виду, что от того лица, которое у тебя бывает в его присутствии, просто в дрожь бросает.

 

- Ладно, перестань. - Я молча иду в нашу общую гостиную. Эти двое тащатся за мной.

 

 

***

 

Я просыпаюсь в холодном поту. Снова. Эти ночные кошмары все-таки вернулись. Не те, пророческие, связанные с Волдемортом, которые никуда и не девались. А те, в которых на меня смотрит мертвое лицо Седрика Диггори. Белое и смертельно испуганное.

 

Они не всегда одинаковые. Этой ночью мы оба были в воздухе, на метлах. Я вижу снитч, зависший в нескольких дюймах от его головы. Тогда я разворачиваю свой Всполох и лечу в противоположном направлении, надеясь, что он погонится за мной. Я перелетаю на противоположную сторону поля и оборачиваюсь назад. Он не двигается, и снитч тоже не двигается. Седрик болтается на своей метле в дюйме от победы. Я быстро лечу к нему и, в тот момент, когда я хватаю снитч, я вижу его лицо. Застывшее от ужаса. С ввалившимися глазами. А золотая штучка, болтавшаяся около его головы, оказывается не снитчем, а галеоном. Я хватаю его и падаю с метлы. И просыпаюсь, не коснувшись во сне земли.

 

Когда я просыпаюсь от этого кошмарного сна, дрожа от ужаса, мои мысли сразу же обращаются к нему. Я прислушиваюсь, желая услышать спокойный холодный голос, говорящий “Поттер?” Это все, что он говорит. Но каким-то образом это помогает. Знать, что он выслушает. Знать, что он знает.

 

Все понятно. Я окончательно сошел с ума. Я представляю себе, как он сейчас благодарит судьбу за то, что его больше не будит среди ночи мое жалостное хныканье. Нет, он, наверное, вообще об этом не думает. Не настолько, чтобы радоваться. Я проклинаю себя. Я должен *действительно* перестать думать об этом человеке.

 

Я поворачиваюсь на бок и закрываю голову подушкой. Это уже восьмая проклятая ночь подряд, которую я толком не сплю. В прошлый раз это продолжалось шестнадцать дней. Так что я могу надеяться, что сейчас я уже на полпути, а потом буду наслаждаться приятным трехдневным перерывом перед следующей серией. Проблема в том, что люди начинают что-то замечать. МакГонагалл продолжает спрашивать, не хочу ли я сходить и поговорить с Помфри. Хагрид смотрит на меня как-то странно. И хотя я понимаю, что не должен из-за этого злиться, обеспокоенные полуулыбки вызывают у меня желание проклясть кого-нибудь. Люди носятся со мной так, как будто я могу рехнуться в любой момент. Я такой хрупкий, и так далее. Все, кроме него. Он не изменился. Он все такой же ублюдок.

 

Это не работает.

 

Я осторожно раздвигаю полог кровати и засовываю ноги в тапочки. Я перестал убирать отцовский плащ в сундук, потому что слишком часто его использую. Достав его из-под матраса, я заворачиваюсь в мягкую ткань. Пока я крадусь через комнату, мне приходит в голову, что при всех их магических способностях, колдуны должны, по крайней мере, как-то справляться со скрипучими полами. Так ведь ничего подобного. Но я уже запомнил каждую доску, поэтому мне удается выскользнуть из Гриффиндорской башни, услышав только несколько жалоб от уставшего за века дерева. Толстушка уже больше не выглядит озадаченной, когда невидимая сила заставляет ее открыть дверь. Она рассеянно взмахивает рукой, отворачивается и снова засыпает.

 

Мне приходит в голову, что я завидую портрету.

 

Мне нравятся мои прогулки в полуночной тишине. Или, точнее, прогулки после полуночи. Я думаю, что в это время даже Филч прекращает свои обходы. Я с ним не сталкивался с начала семестра. Правда, было несколько случайных встреч с миссис Норрис, но даже она бросила выслеживать меня в невидимой форме. Нет, я ухожу из комнаты не каждую ночь. Но, конечно же, это лучше, чем молча проклинать спокойное сопение своих соседей по комнате. Я надеялся, что в октябре, когда начнутся тренировки по квиддичу, я буду уставать достаточно для того, чтобы снова нормально спать. Но стало только хуже, если только может быть хуже. Не то, чтобы Ангелина плохо старалась выжать из игроков каждую каплю энергии. Временами она бывает хуже, чем Вуд. Но одной усталости недостаточно. Вместо того, чтобы заснуть, я лежу на кровати и думаю о той игре, которую я однажды проиграл.

 

До сих пор, рад это сказать, мои проблемы никак не влияли на мою игру. Это, кажется, единственное время, когда я чувствую себя нормальным человеком. Игра и уроки по зельям (стоп!). Наша победа над Равенкло могла бы доставить мне массу удовольствия, если бы не то, как Чу старалась даже не смотреть на меня. Что абсолютно не помогло ей в игре. После новогодних праздников мы собирались играть с Хаффлпаффом. Но пока я не хочу думать об этом.

 

Я осматриваюсь, и понимаю, что никогда раньше не был в этой части замка. Я прохожу мимо портретов, изображения на которых громко храпят. Мое сердце колотится от волнения и нехорошего предчувствия. Открытие нового коридора возбуждает, но я не могу не нервничать при мысли, что коридор может исчезнуть, оставив меня внутри. Ведь может оказаться, что он появляется раз в сто лет, или около того. Или когда родится наследник его создателя, или…

 

Да, это звучит нелепо. Но никогда нельзя знать, что произойдет в этом мире.

 

Я замечаю в конце коридора дверь и осторожно подхожу к ней. Я протягиваю руку к дверной ручке, и тут чувствую, как что-то дотрагивается до моего плеча.

 

Я кричу.

 

Повернувшись, я вижу Снейпа. Он смотрит сквозь меня. У него в руках моя карта.

 

- Снимите этот чертов плащ и идите за мной.

 

 

Глава 4: Ответный удар.

 

Он опять ушел из комнаты.

 

Когда я думаю об этом, я не могу объяснить себе, почему я так долго позволяю ему это делать. Я должен был остановить его в самом начале. Приходится признать, что мне не хотелось сталкиваться с мальчишкой после его весьма эмоционального представления, разыгранного в классе. Я отбрасываю эти воспоминания и вздрагиваю от отвращения.

 

Когда-то я взял лист из книги Блэка и сделал себе свою собственную маленькую карту. Я начну чувствовать отвращение к самому себе, если не перестану думать об этом. Постоянно опережаемый на один шаг Гриффиндорцем. История моей жизни. Изучая карту, я нахожу точку, помеченную «Г.Поттер», так же известный, как бич моей профессиональной деятельности. Он бесцельно бродит кругами по замку. У меня начинает кружиться голова от одного этого зрелища. Потом я замечаю, что появился новый коридор. Поттер заходит в него, проходит несколько поворотов и останавливается. Я решаю использовать эту возможность и поймать его – как я должен был сделать еще месяц назад.

 

Я перемещаюсь в ближайшую пустую комнату и иду вслед за точкой в коридор. Я вижу, что он направляется прямо к комнате, помеченной «Не в этой жизни», и вздрагиваю при мысли о том, что это может означать. Я хотел бы неожиданно схватить его, но если эта точка подойдет еще ближе к двери, я буду вынужден окликнуть его – чтобы еще раз сохранить его несчастную шкуру. Когда я обнаруживаю точку «Король Слизерина» прямо позади вышеупомянутого типа, я протягиваю руку, и чувствую, как она наталкивается на твердое невидимое… нечто.

 

Он вскрикивает и я ничего не могу поделать с удовольствием, которое я испытываю от того, что моя уловка удалась.

 

Мое удовлетворение сильно понижает то, что я не могу видеть испуга на лице маленького поганца, который, я уверен, сможет скрыть этот испуг, когда окажется лицом к лицу со мной. Это неожиданное нападение далеко не так приятно, как могло бы быть. Я выпрямляюсь во весь рост и смотрю вниз, на то место, где, как я думаю, он скрывается. Под своим окаянным плащом. Я бы порвал его на мелкие клочья, если бы был уверен, что Дамблдор не сделает того же со мной.

 

- Снимите этот чертов плащ и идите за мной.

 

Я бы выкинул из фразы ту часть, в которой говорится «идите за мной», если бы разговаривал с ним в другом месте. Дамблдор не придумает ничего лучшего, чем

сделать ему дежурный выговор, а потом прочесть мне лекцию о том, что я слишком жестко обращаюсь с ребенком. Как обычно. Бедный маленький Гарри Поттер. Даже у МакГонагалл в последнее время не хватает наглости на то, чтобы как следует его наказать. Я отказался от попыток добиваться его исключения, когда понял, что скорее меня выгонят из этой школы, чем кто-то даст мальчишке то наказание, которого он заслуживает. И кроме того, я не могу не вспомнить какие отбросы общества ему приходится называть своими родственниками. Я бы не пожелал таких никому.

 

Ну, может быть Блэку.

 

Он снимает с головы капюшон, и я вздрагиваю от этого зрелища. С почти безголовыми приведениями я могу справиться. Но совершенно лишенные тела Гриффиндорцы – это ужасное зрелище. К моему облегчению, он стаскивает с себя весь плащ. Он смотрит на меня, и мне кажется, что в его глазах я вижу что-то вроде благодарности. Это не совсем то, на что я надеялся.

 

Я иду назад по коридору, надеясь придти к какому-нибудь решению до того, как придет время поворачивать. Он ничего не говорит. Это меня озадачивает. Я ожидал, что объяснения хлынут из него фонтаном. Я решаю завлечь его в ловушку, прекрасно зная, что мальчишка попытается меня обмануть.

 

- Все еще пытаетесь игнорировать мелочи, которые остальные называют правилами, Поттер? Или вы просто забыли, что студентам запрещено гулять по ночам?

 

- Вы можете назначить мне взыскание. – Я резко останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. Я рассчитываю встретить дерзкий взгляд. Который даст мне право наказать его. Напрасно. Его взгляд полон смирения. Я понимаю, что его совершенно не беспокоит грозящее ему наказание, что сводит на нет весь его смысл. Не говоря уже о том, что это лишает меня и того маленького удовольствия, которое я получил было от своей презренной работы.

 

- Я жду объяснения, - говорю я, позволяя моему гневу отразится в моем голосе.

 

- У меня был ночной кошмар, - говорит он, уставившись мне в глаза. Я с ностальгическим чувством вспоминаю то прекрасное время, когда он никогда не смотрел мне прямо в глаза, если я не заставлял его это делать. Его искренность совершенно неожиданна, и на какой-то момент вызывает потрясение. А потом досаду. Это когда я чувствую, что ужасный зверь, который появился где-то внутри меня этим летом, снова начинает ворочаться у меня в животе. Будь проклято это сочувствие. Будь проклят Дамблдор.

 

И Г.Поттер, с ними за компанию.

 

- Я не помню в школьных правилах пункта, который дает право студентам, увидевшим плохой сон, шляться по коридорам в неположенное время. Вы должны быть в постели. – Я должен отправить его в кровать.

 

В его кровать.

 

Он моргает и в задумчивости изгибает губы. – А почему вы все еще не спите?

 

Если бы я мог разделить себя на два человека, я бы избил до потери памяти ту свою часть, которая чуть было не ответила на его вопрос. Можно подумать, я должен оправдываться за то, что я не сплю. Я взрослый человек. Я его учитель. Я…

 

- Король Слизерина?

 

...единственный, кто может пользоваться этой картой.

 

Я яростно смотрю. На него. На себя. Он поднимает на меня глаза и ухмыляется, что, как я считаю, является достаточным оправданием для использования Непростительного проклятия. Я засовываю карту в карман и возвращаюсь к старой теме.

 

- Вы уходили из вашей комнаты каждую ночь всю эту неделю, Поттер. Если ваши ночные кошмары так часто повторяются, я бы посоветовал бы вам обратиться за помощью к специалистам.

 

Его глаза расширяются, и я замечаю, как слегка изгибается угол его рта. – Если вы об этом знали, почему вы до сих пор меня не наказали?

 

Черт бы тебя побрал.

 

Что же, если я выглядел таким же идиотом, каким себя чувствовал в этот момент, я вполне могу играть роль Лонгботтома в комических сценках на благотворительных концертах.

 

- Это правда. Я уходил из комнаты почти каждую ночь в этом семестре. – Не то, чтобы я этого не знал, но почему, во имя Мерлина, он признается в этом? Даже не моргнув. Маленький заносчивый паршивец. Какого черта он сказал мне правду? Я обнаруживаю, что я онемел, а вот мои ноги снова начали двигаться. И я с ужасом понимаю, что ноги несут меня в сторону моих комнат. А мальчишка идет за мной.

 

***

 

Мы заходим в мои комнаты и я велю ему садится. Первый раз скудная меблировка моей комнаты оказывается проблемой. Он замечает, что кресло только одно, и усаживается прямо на пол. Бесцеремонный маленький болван. Он ведет себя так, как будто мы собрались поговорить по душам. Я должен бы остаться стоять, нависая над ним, но я сажусь в свое единственное кресло и перемещаю к нему стул из-за моего рабочего стола. Он бормочет мне спасибо. Я сжимаюсь. В душе, естественно.

 

- Я слушаю.

 

Он как-то непонятно смотрит на меня, а потом выпускает из рук свой плащ, который комком падает на пол между нами. Часы бьют четыре, и я снова обнаруживаю, что благодарен жизни за благословенные дни, называемые Субботами.

 

- Я плохо сплю с тех пор, как мы вернулись сюда, - говорит он и впервые уж не помню за сколько краснеет. Я потрясен тем, что мне это доставляет удовольствие. Я списываю эту глупость на счет собственной бессонницы, которая, что я никак не хочу признавать, как-то связана с тем, что меня больше не усыпляет спокойное дыхание спящего на соседней кровати мальчика. Это меня раздражало. Это было мне неприятно. Так какого черта я снова возвращаюсь к подобным мыслям? В уме я делаю себе строгий выговор.

 

- Почему? – В то время, как я свожу все свои обвинительные речи к одному короткому слову, я пытаюсь убедить себя в том, что меня злит необходимость это сделать. Я. Очень. Злюсь.

 

- Я не знаю, - он пожимает плечами и поднимает глаза, чтобы посмотреть на меня. Он выглядит… жалким. Его глаза просят о чем-то, хотя я точно не уверен, о чем.

 

- Диггори? – Его глаза мрачнеют. Опять этот мальчик из Хаффлпаффа. Я киваю. – Хотите какое-нибудь снотворное зелье?

 

Мне хотелось бы найти способ запихать эти слова обратно в мой рот. Поппи с меня шкуру бы живьем сняла, если бы услышала это. Я могу потерять работу, если буду предлагать студентам лекарственные зелья. Какого черта я это делаю? Мне хотелось бы знать, было ли заметно, что я испытал облегчение, когда он отказался от моего предложения.

 

- Я лучше не буду спать.

 

Я стараюсь подобрать слова, чтобы сделать ему выговор, но они не приходят мне в голову. Есть что-то такое в выражении его лица, какой-то намек в его глазах, что позволяет ему выглядеть хрупким и беззащитным. Стараясь уберечь себя от очередного открытого проявления эмоций, я не давлю на него. Я предпочитаю, чтобы он оставался целым.

 

Конечно же, это не может продолжаться. Насколько я знаю, я единственный, кто заметил его ночные прогулки. Те не менее, многие замечают, что мальчик изменился. Он снова стал обычной темой собраний преподавателей. «Проблема с Поттером». Отсутствующий вид. Потеря аппетита. Невнимательность. Раздражительность. Даже если не принимать во внимание тени под его глазами, я заметил, как изменилось его поведение на моих уроках. После нашего столкновения, он вернулся к своей обычной посредственности в выполнении работы.

 

- Ладно, не спите. Но если вы будете продолжать нарушать правила, вы будете наказаны.

 

Его лицо мрачнеет, а глаза начинают сердито гореть. – Ладно, я буду лежать в кровати и ждать, пока передо мной не появится лицо Седрика, чтобы продолжить мучить меня. Вы не сможете придумать для меня худшего наказания, Профессор. – Я чувствую враждебность в его голосе. *10 БАЛЛОВ С ГРИФФИНДОРА ЗА ТВОЮ НАГЛОСТЬ!*

 

- Следите за своим тоном. *Ты теряешь контроль.*

 

- Извините, - бурчит он. Он не потерял контроль.

 

- Вы разговаривали с директором?

 

Еще одна вспышка гнева в глазах, потом досада. Он стискивает челюсти. – Он обращается со мной так, как будто я сошел с ума. И все остальные тоже. – Он снова опускает глаза и мне становится как-то не по себе. Если он начнет реветь, клянусь, я ударю его. Он набирает воздуха и снова смотрит прямо на меня. – Все, кроме вас, профессор. Вы не изменились.

 

Это что, упрек? Нет, не упрек. Я не знаю, как мне к этому относится. Я столько раз проклинал мальчишку, называя неблагодарным маленьким паршивцем, что хотел бы теперь, чтобы он таким и оставался. Я делаю вид, что последней фразы не было.

 

- Никто не думает, что вы сошли с ума.

 

- Рон и Гермиона думают.

 

- Мистер Визли и мисс Грейнджер не могут понять ваших мыслей. Как только вы перестанете ожидать этого от них, вы сможете избавиться и от жалости к самому себе.

 

- Боже! Я не жалею себя! Нет! Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Я хочу свободно ходить по замку. Неужели это слишком большая просьба.

 

- Итак, правила должны быть срочно изменены для великого Гарри Поттера, потому что он особенный. Я правильно понял?

 

 

- ДА, Я ОСОБЕННЫЙ! Подскажите, кому еще приходится регулярно сталкиваться с Волдемортом!

 

- Не особенно объективное заявление, вам не кажется?

 

Его гнев сменяется смущением. Мой гнев снова у меня под контролем и я продолжаю. – Вы можете радоваться тому, мистер Поттер, что оказались на правильной стороне в этой войне. Попытайтесь на мгновение выйти из своей роли в этой маленькой пьесе. Представьте, как все может выглядеть для других студентов, для которых Волдеморт – обычный гость за обеденным столом. Знаете, что случается с детьми Пожирателей Смерти, когда Темному Лорду приходит в голову проверить лояльность их родителей. Можете спросить мистера Малфоя, как он провел лето. Вы должны быть чертовски благодарны судьбе за то, что не оказались в числе избранных, которым не посчастливилось считаться следующим поколением последователей Волдеморта.

 

Он шокирован. Я наблюдаю за тем, как он переваривает мои слова. Я почти доволен собой за то, что заставил крутиться шестеренки в его голове, но он снова начинает говорить. – Правильно. Малфой практически открыто хвастался, что он будет Пожирателем Смерти, когда всему научится.

 

- У мистера Малфоя есть гордость и самоуверенность. В этом он не отличается от вас, мистер Поттер. И я бы посоветовал вам не судить о людях, находящихся в положении, о котором вы и понятия не имеете.

 

- Чертовски забавно слышать это от вас, - насмешливо отвечает он. Я в ярости. Я чувствую, как кровь бьется у меня в висках и понимаю, что этот разговор надо срочно прекращать, пока я не прибил мальчишку.

 

- Вы можете идти, мистер Поттер

 

Он сжимает зубы и прищуривает глаза, потом наклоняется, чтобы поднять свои плащ и быстро идет к двери.

 

- Надеюсь, что вы пойдете самой короткой дорогой.

 

Я замечаю, что он вдохнул перед тем, как что-то сказать и молча желаю, чтобы он испарился. Я принимаю решение не проверять, вернется он в Гриффиндорскую башню, или нет. Он поворачивается ко мне, и весь гнев улетучивается при виде виноватого выражения его лица. Мне становится нехорошо от непонятного предчувствия. Я задерживаю дыхание.

 

- Профессор, я, - он прерывает себя, за что я ему очень благодарен. Я пользуюсь этим моментом, чтобы собраться.

 

- Спокойной ночи, мистер Поттер.

 

- Мы продолжим заниматься во время зимних каникул? – Я фыркаю и коротко киваю. Негодование снова возвращается, и мне приходит в голову мысль, хватит ли у меня сил пережить эти зимние каникулы и остаться в здравом уме. Мальчишка ухмыляется. Я поднимаю бровь, осознавая, насколько довольное у него лицо. Я почти с облегчением смотрю на это вернувшееся к нему выражение, отбрасывая тот факт, что я запрещал ему так на меня смотреть.

 

- И вы, можно сказать, с нетерпением этого ожидаете.

 

- Просто подпрыгиваю от радости, - отвечаю я, заполняясь сарказмом. Я чувствую, что наконец расслабляюсь, благодарный за возвращение к нормальным отношениям. И тут же с удивлением спрашиваю себя, когда это я начал думать об этих маленьких играх как о нормальных отношениях. Проклятье. У него на лице появляется улыбка, и прихожу в ужас от того, что должен сдерживаться, чтобы не улыбнуться в ответ. Хоть я и не хочу себе в этом признаваться, я предпочитаю видеть мальчишку именно таким.

 

Также внезапно, как она появилась, улыбка переходит в гримасу, и он сползает на пол, обхватив голову руками. У меня голова идет кругом от этой внезапной смены настроений.

 

***

 

- Поттер?

 

- Я не могу сейчас вернуться назад, профессор Снейп, - он шепчет это, уткнувшись в колени.

 

Я снова злюсь на него и чувствую отвращение от этого спектакля. Никто не появляется передо мной в таком уязвимом состоянии. Для этого есть масса причин. Я противный. Я навожу на всех ужас. Как он осмелился забыть об этом!

 

- Вижу, - говорю я, сам удивляясь успокаивающим интонациям в своем голосе. Ничего подобного я не вижу. Я ошеломлен и раздражен его драматической сценой. Он раскрывает передо мной свои незатянувшиеся раны и мне бы очень хотелось посыпать их солью. И меня приводит в смятение то, что я не могу этого сделать. Великие Боги, что это со мной? Вдохнув поглубже, я заставляю себя сказать, - Вы что, собираетесь провести остаток ночи прямо здесь?

 

- А можно? – Я ошибаюсь, или действительно слышу надежду в его голосе?

 

- Вообще-то нельзя. – Мне не нравится мой голос, в нем есть что-то от паники. Он поднимает голову, выражение его лица напоминает голодного бездомного щенка. Я вспоминаю его крестного. Мой рот кривится от отвращения.

 

- Только на пару часов. До подъема. Пожалуйста.

 

- А вам не приходит в голову, что я могу хотеть хоть немного поспать? – По его лицу я понимаю, что ничего подобного ему в голову не приходило. По совести говоря, мне тоже.

 

- Я не возражаю.

 

Он не возражает. Как великодушно с его стороны. Как это он ухитрился упустить из вида еще одну проблему? *Я не возражаю.* Какой молодец. Зато я возражаю.

 

- Замечательно. *Что?* - Вы можете остаться. * Какого черта? А как насчет твоей работы? Твоей репутации?* - При условии, что вы постараетесь хоть немного поспать. *Где, интересно?* - Можете ложиться на мою кровать, я лягу на диване.

 

До меня доходит, что последнее предложение я закончил слишком уж быстро. Он улыбается.

 

- Спасибо, профессор. - Снова признательность.

 

Мне больше нравилось, когда я ненавидел его… он ненавидел меня. Будь все оно проклято.

 

Глава 5: Откровения.

 

- Просыпайтесь, Поттер.

 

Он моргает и зевает. – А сколько времени? – Он шарит вокруг в поисках очков. Я протягиваю их ему.

 

- Полдень, - говорю я, стараясь проглотить горечь, которая жжет мне горло. Я не помню, когда в последний раз я спал позже семи утра. Мое тело не могло выбрать более неподходящего момента, чтобы нарушить эту традицию. Я жду, пока на его лице не отразится понимание ситуации. Наконец это происходит, и он вскакивает с кровати, чуть не сбив меня с ног.

 

- Вот дерьмо, - говорит он, но тут же вспоминает, где находится. – Извините. Я… тренировка по квиддичу. Ангелина.

 

*Квиддич.* Перед тем, как напомнить ему, что это выходной с разрешением выхода в Хогсмид, мне приходится удержать себя от желания проклясть его за то, что он осмеливается думать об идиотской игре, когда я могу потерять из-за него работу.

 

- Подождите. Сегодня нет тренировок по квиддичу. – Он вяло смотрит на меня и снова плюхается на мою кровать. Моя кровать. Моя комната. Моя работа.

 

Я сдерживаю внезапное желание применить силу и рычу. – Пойдемте, Поттер. Мы должны поговорить с директором. – У меня пересохло в горле, а голова с трудом ощущает связь с телом. Я напоминаю себе, что совершенно не нуждаюсь в этой работе и буду только счастлив остаться без нее. Я говорю себе, что я полностью подготовленный колдун и способен справится с чем угодно без поддержки Дамблдора. Я стараюсь усмирить безымянную жестокую тварь, которая точит когти об мои внутренности, напоминая, что я был добрым и заботливым. Я не мог довести мальчика до отчаяния.

 

Последний довод мне не поможет.

 

- А зачем нам надо к Дамблдору? - Он выглядит испуганно, и я вполне уверен, что это не из-за заботы о моем благополучии.

 

- Потому что ваше отсутствие не могло остаться незамеченным. Я думаю, что вас уже ищут. *И если эта история будет исходить от вас, меня просто уволят, а не отправят в тюрьму за растление несовершеннолетних.*

 

Какое-то время он пристально смотрит на меня, потом у него опускается челюсть. – Профессор, вы… я имею в виду, у вас же не будет из-за меня неприятностей…

- Нет, что вы, это же совершенно нормальная для Хогварца ситуация. Преподаватели регулярно принимают в своих личных комнатах несовершеннолетних студентов, особенно по ночам. Возможно вы заметили, как из комнат МакГонагалл каждое утро вываливается целая толпа мальчиков-первокурсников. – Я прерываю свою речь, чтобы насладится видом его запылавших щек, и отворачиваюсь от него. Я направляюсь к двери, пытаясь придумать, что я должен сказать Дамблдору.

 

 

* Альбус, мальчик обманывается, считая, что я его приятель, и это полностью ваша вина, потому что вы заставили нас работать вместе и этим лишили меня моей власти запугивать его. Он осмеливался проявлять свои чувства в моем присутствии по двум разным поводам, и я требую, чтобы он был наказан.*

 

Почему-то мне кажется, что это не сработает. Я молюсь про себя за то, что бы я сумел придумать вескую причину того, что я оставил мальчика спать в своей комнате до того, как мы дойдем до кабинета директора. Это длинная дорога. Может мне и повезет. Игнорируя самодовольный голос, который напевает у меня в голове *Я знал, что так и будет*, я открываю дверь.

 

И чуть не умираю от сердечного приступа. Черт бы побрал мое везение.

 

- Добрый день, Северус. Или лучше сказать доброе утро?

 

Я ощущаю, как паника и чувство вины сковывают мои способности, и инстинктивно начинаю составлять завещание. И тотчас же я чувствую, как мое лицо возвращается к своему обычному спокойному выражению. Я стараюсь удержаться от вздоха облегчения.

 

- Здравствуй, Гарри. – Он проходит мимо меня и я поворачиваюсь вслед за ним, и вижу, что Поттер далек от достигнутого мной результата. Будь я Дамблдором, я бы засунул меня в тюрьму без суда и следствия только взглянув на лицо мальчишки. Я смотрю, как он старается подобрать какие-то слова, и мысленно проклинаю его. Я с горечью осознаю, что он ничему не научился за лето. Нет никакого толку от того, что мальчик может сохранять невозмутимый вид стоя передо мной, если он не может сделать этого, когда это действительно необходимо.

 

- Профессор Дамблдор, это я виноват. Профессор Снейп нашел меня в коридоре и привел меня в свою комнату, чтобы наказать

 

*Я, Северус Снейп, будучи в здравом уме...*

 

- Он сказал, что я могу остаться, если постараюсь заснуть. Я и не думал, что действительно смогу заснуть…

 

*Я, СЕВЕРУС СНЕЙП, БУДУЧИ В ЗДРАВОМ УМЕ...*

 

“Но я заснул. Извините. Мы не должны были спать так долго. Нет, мы же не… не вместе, вы же понимаете, ну…

 

Черт побери. Убейте меня прямо сейчас.

 

Я решаю закрыть глаза в ожидании поцелуя дементора. Я не хочу видеть, как он войдет. В общем и целом, я прожил насыщенную жизнь. Я приложил массу усилий к формированию юных умов – в соответствии со своим жизненным опытом, разумеется. Меня боялись и уважали тысячи тупиц, некоторые из которых, выпустившись из школы, стали не менее тупыми трутнями на разных управляющих должностях. Я совершал ошибки, но я расплатился за это годами самоотверженных мучений ради Блага Общества. Я начал с нетерпением ожидать того долгого отдыха, который, как я предположил, начнется, когда моя душа будет бесцеремонно высосана из моего тела. Я почти убедил себя, что жить без души не может быть более тягостно, чем жить с душой.

 

Я слышу, как Дамблдор откашливается. А потом я слышу, как он смеется. Во весь голос. Я вытаращиваю глаза, и вижу Поттера, прячущего лицо в ладонях, и рядом с ним Дамблдора, которому не хватает воздуха от смеха. Я удивлен, и даже немного испуган. Он слишком стар для того, чтобы так хохотать. Поттер поднимает свое горящее лицо и недоуменно морщит брови.

 

- Простите меня, - наконец говорит Директор. Его взгляд и его лицо снова становятся непроницаемыми. – Гарри, можешь успокоиться, ни у тебя, ни у профессора Снейпа не будет неприятностей. По лицу мальчика проходит волна облегчения. А я чувствую, как у меня начинает ныть в животе от неопределенного подозрения. – Я сказал мистеру Визли и мисс Грейнджер, что ты плохо почувствовал себя этой ночью и ночевал в госпитале. Я думаю, будет благоразумно с нашей стороны придерживаться именно этой версии.

 

Поттер тупо кивает головой. Дамблдор выглядит очень довольным собой. Впрочем, как и обычно.

 

- Я заподозрил, что вы вместе, когда Северус не появился за завтраком. Мои подозрения подтвердила некая карта, которую я конфисковал в прошлом году у мистера Крауча. Я с облечением обнаружил что вы оба крепко спите. Я думаю, что вы оба так крепко спали первый раз за семестр. – Мальчишка переводит взгляд на меня, а я тупо пытаюсь прочитать мысли Дамблдора. Он что-то затевает. Я вижу это по тону его голоса и блеску в его глазах. Неожиданно, мне приходит в голову, что я стал пешкой в какой-то его игре. Я списываю эту мысль на свое раздражение.

 

- Можешь идти к себе, Гарри. Если хочешь, профессор МакГонагалл проводит тебя в Хогсмид, и ты сможешь присоединиться к своим друзьям.

 

Поттер улыбается и благодарит директора. Потом он поворачивается ко мне и улыбка сменяется смущением. Он краснеет. – Спасибо, профессор. – Он опускает глаза и торопливо идет к двери. Он не оглядывается. Я жду, пока за ним не захлопнется дверь, и поворачиваюсь к старику.

 

- Я извиняюсь, Альбус. Я не должен был разрешать ему остаться. Этого больше не случиться.

 

- Что за ерунда, Северус. Я рад, что мальчику есть к кому обратиться.

 

*Подонок.* - Я не подхожу на роль советника для маленьких мальчиков, Альбус. И после его поведения в этом семестре у меня есть серьезные сомнения насчет того, стоит ли поощрять это поведение, создавая для него особые условия. Если вы настаиваете на том, чтобы я продолжал заниматься с Поттером, я бы предложил заниматься этим в учебное время. Я не его друг, я его учитель. Мальчишка уже и так с трудом вспоминает это. – Конечно же, мои слова напрасны. Этот человек никогда не слушает, что я говорю. И в конце концов, я делаю то, что он хочет, потому что это Альбус Дамблдор, самый уважаемый человек в колдовском мире. А я Северус Снейп, его верный слуга. Меня уже не в первый раз поражает ирония положения. Я сменил один деспотический режим на другой. И оказываюсь рабом и на небесах и в аду.

 

Он долго молчит. Я не терплю этого его задумчивого молчания. Он дает мне поволноваться, пока он тщательно формулирует отклонение моего иска. *Да просто скажи мне, чтобы я убирался, и покончим с этим.*

 

- Северус, не мог ли бы ты придти сегодня днем ко мне в кабинет на чашку чая.

 

 

Все внутри меня сжимается, но он предпочитает этого не заметить. Если я сейчас открою рот, я надолго окажусь в Азкабане. Я крепко сцепляю руки за спиной, чтобы не дать себе достать палочку. Я тщательно стараюсь избегать прямого контакта глазами, чтобы ненароком не разнести этого человека на тысячу таких же сияющих кусочков.

 

- Около четырех будет вполне удобно, - улыбается он и желает мне приятного дня.

 

***

 

Я выхожу из кабинета Дамблдора и прислоняюсь к стене, чтобы немного успокоится. Меня приглашали на чай по множеству разных поводов. За годы, я привык покидать этот кабинет, чувствуя тошноту и ярость. Однако я оказался не готов к тому, чтобы чувствовать, как мир проваливается в хаос. Я надеюсь, что смогу по достоинству оценить эту новинку.

 

*Я думаю, вам пора узнать правду о Гарри.*

 

Я мог бы засмеяться в ответ на это заявление, если бы не серьезный взгляд глаз Дамблдора. *Правда О Гарри* Мне приходит в голову, что это подходящее название для одного из непонятных маггловских мюзиклов. Я представляю себе хор Гриффиндорцев, поющих вступительный номер, «Мальчик, который выжил». Потом через мое воображение проходит шеренга Визли в блестящих золотых панталонах, танцующих канкан. Я вздрагиваю, и быстро останавливаю эти мысли еще до того, как на сцене должен появиться Волдеморт с сольным номером «Этот Поттер должен умереть».

 

*Браво! Суперзвезда!*

 

О боги. Я схожу с ума.

 

Я успокаиваю дыхание и иду в подземелья. Я слышу, как галдят студенты, вернувшиеся из Хогсмида. С самым неприступным выражением лица я решительно прохожу мимо них. Обычно мне доставляет большое удовольствие видеть, как эти негодники расступаются передо мной, буквально отпрыгивают с моей дороги, стараются вжаться в стены, чтобы избежать встречи со мной. Сейчас я всего этого почти не замечаю. Краем глаза я вижу ярко рыжие волосы и ускоряю шаг. Если там Визли, Поттер тоже где-то недалеко. И я не совсем уверен, как смогу справится с очной ставкой, если она произойдет прямо сейчас.

 

Я за рекордное время оказываюсь в своих комнатах, и иду прямо в спальню, где собираюсь провести остаток ночи, уставившись в потолок. Собравшись лечь, я замечаю мальчишкин плащ, который комком валяется рядом с подушкой. Мне приходит в голову, что он вернется за своей вещью. Я стараюсь победить нарастающее предчувствие чего-то нехорошего. Я проклинаю себя за то, что опасаюсь какого-то мальчишку. Однажды у меня получилось оставить в дураках одного из самых могущественных Темных колдунов за всю историю человечества. С подростком я смогу справиться, не меняя выражение лица.

 

*Мальчик не должен знать того, о чем я тебе расскажу, Северус.* Можно подумать, что это было необходимо говорить. Я бы скорее перерезал себе глотку, чем согласился бы быть тем человеком, который ему это расскажет. Потому что я думаю, что перерезать глотку будет намного приятнее. Хотя мне и нравится провоцировать мальчишку, я стараюсь не позволять эмоциям заходить слишком далеко — что напоминает мне о причине, по которой этот чертов плащ валяется сейчас на моей кровати. Мое желание переместить себя в горизонтальное положение внезапно сменяется желанием как следует надраться.

 

 

Я устраиваюсь на диване с бутылкой бренди и книгой. Я не собираюсь читать эту книгу, но она прекрасно подходит в качестве предмета, на котором можно сфокусировать взгляд, пока я буду снова проигрывать в уме последние события моей жизни – включая все изменивший разговор с Дамблдором. А бренди позволит мне горько посмеяться над непроходимой безнадежностью ситуации: если Поттер умрет, Волдеморт окончательно достигнет истинного бессмертия. Если умрет Волдеморт, Поттер умрет вместе с ним. Ха!

 

Что-то пока не смешно. Наверное, этого бренди было недостаточно.

 

*Я собираюсь защищать мальчика до тех пор, пока я жив. Когда придет время, Гарри придется сделать очень тяжелый выбор. Мне бы хотелось, что бы в этот момент оказался рядом и поддержал его.*

 

Я наконец сдаюсь, и задаю себе вопрос, который хотел задать уже давно. – Почему я? - В кабинете Дамблдора я с успехом удержался от этого вопроса. Но теперь он возвращается и не дает мне покоя. Мне бы очень хотелось знать проклятый ответ. Тонкий ход, так он, кажется, говорил. Тонкий ход, ну конечно же.

 

Я бы сейчас с удовольствием врезал бы этим тонким ходом по чьему-нибудь старому черепу. Я должен был догадаться еще тогда, когда он назначил меня для этого задания, что мои знания о темных искусствах были тут не при чем. Теперь мне приходит в голову, что все эти занятия были ничем большим, чем “давай постараемся занять чем-нибудь Поттера, чтобы он не сбежал и не дал себя убить, создав таким образом проблему бессмертного Темного Лорда».

 

Я наливаю второй стакан бренди и выпиваю его, немедленно наполнив его снова. Где-то на половине третьего стакана мне приходит в голову неожиданная мысль: для того, чтобы сохранить жизнь Поттера, мы должны защищать Волдеморта от мальчишки. Делая Гарри Поттера своим собственным злейшим врагом.

 

Я наконец смеюсь и опускаю стакан.

 

Это, по крайней мере, не меняется.

 

***

 

Я не знаю, сколько я так просидел до того, как услышал стук в дверь. Достаточно долго для того, чтобы повторить свой разговор с Дамблдором по меньшей мере десять тысяч раз, поворачивая его и так и этак, и выворачивая наизнанку, пытаясь найти что-то хорошее в этой ситуации. Пока у меня не получилось, но я уверен, что буду снова пытаться это сделать – я внезапно стал оптимистом. Стук упорно продолжается, и я иду к двери. Мне нет необходимости гадать, кто это.

 

Он приветствует меня, слегка нервно сказав. – Здравствуйте. Я делаю шаг в сторону, позволяя ему пройти. Закрыв дверь, я напоминаю себе, что должен вести себя так, как будто ничего не изменилось. Я надеюсь, что это сделать, злясь на усилившееся давление собственной совести. Я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к нему.

 

- Снова ночной кошмар, мистер Поттер? – Я говорю довольно резко и с горечью, но это нормально.

 

Он трясет головой. – Я просто хотел еще раз поблагодарить вас за то, что прошлой ночью вы разрешили мне остаться. Я не видел вас за ужином. Вы спали?

 

Я предпочитаю недружелюбно хмыкнуть в ответ, надеясь приостановить этот разговор до тех пор, пока я сам не пойму, что должен ему сказать. Если бы не события сегодняшнего полудня, окончательно уничтожившие последние остатки отвращения, которое я испытывал к этому мальчишке, я должен был бы его отругать. Я должен сказать что-нибудь о том, что он продолжает нарушать правила. Я должен сказать ему, что у него не должно входить в привычку заявляться в мои комнаты по ночам.

 

А лучше бы продолжать напиваться и постараться забыть, что он все еще влачит свое жалкое существование.

 

- Профессор, с вами все в порядке? – Он озадаченно смотрит на меня и я мысленно проверяю, все ли в порядке. Я хотел бы выглядеть раздраженным, но хорошо понимаю, что это неудачная демонстрация. Я списываю потерю контроля на бренди.

 

- Вы должны быть в кровати.

 

Маленький негодник ухмыляется в ответ и эта реакция застает меня врасплох. – Я знал, что вы это скажете. Я попросил у Дамблдора разрешения прийти к вам. Так что я не нарушил никаких правил. У меня даже есть разрешение. – В доказательство этого он гордо демонстрирует мне пергамент и добавляет. – Вот оно, если вы скажете, что вас это устраивает. - Я тупо смотрю на этот клочок бумаги. Старик зашел слишком далеко. Я согласился хранить его маленький секрет. Я буду продолжать заниматься с мальчиком, чтобы сохранить его жизнь до того, как более необходимой станет его смерть. Но я желаю полностью отказываться от личной жизни только из-за того, что у Дамблдора крыша поехала достаточно для того, чтобы решить, что я – самая подходящая компания для этого парня.

 

Это безумие. Я отрываю глаза от пергамента и смотрю на мальчика. Я вижу, что он уже не чувствует себя так уверенно. Я открываю рот, чтобы сказать ему, что это меня больше чем не устраивает. Я собираюсь сказать ему, чтобы он убирался и оставил меня в покое и одиночестве.

 

- Поттер, - начинаю я, но останавливаюсь, заметив, как его неуверенность сменяется страхом. Мой голос прерывается. Я проклинаю мальчишку за то, что он такой чувствительный, а заодно и себя за то, что меня это волнует. Я покоряюсь судьбе. - Что ж, замечательно. Садитесь. – Он подзывает к себе стул, а я возвращаюсь в спальню, и приношу оттуда бренди. Если уж я должен наплевать на профессиональную этику, я могу пойти в этом дальше. Я протягиваю мальчишке стакан, и не обращаю внимания на ошеломленное выражение его лица.

 

Я поднимаю свой стакан в память человека, которым я когда-то был.

 

Конец 1 части.

 

 

Мальчик, который не знал

 

Часть 2.

 

Глава 1. Подарки

 

 

Все готово, Северус.

О, наслаждение. Пока Дамблдор наслаждается своими зимними каникулами, предаваясь удовольствиям на Рождественском празднике, я буду тренировать Гарри Поттера. Конечно, это означает, что мне не нужно будет терпеть эти чертовы шляпы, которые Дамблдор вечно использует, чтобы надо мной посмеяться. Я снова молча проклинаю Люпина и Лонгботтома. К черту обоих.

 

— Не волнуйся. Ты справишься.

 

Я справлюсь. Конечно, я справлюсь. Я волнуюсь о Поттере. Мальчишка не может сосредоточиться на чертовом пищеварительном зелье, не говоря уж об аппарации. Он разнесет себя на части по всей темнице. И я могу назвать миллион вещей, которые я бы предпочел сделать вместо того, чтобы собирать Поттера по частям. Думаю, я должен радоваться, что здесь только одна комната. Но мне все же приходиться согласиться с Альбусом, что это необходимое упражнение. Если глупый мальчишка снова попадет в руки Волдеморта, он, по крайней мере, сможет исчезнуть. Хочется надеяться, что Волдеморт тоже.

 

*Стоп*. Мой желудок подскочил от этой мысли, и я быстро вернул его на место. Я в смятении, что мне понадобилось так много времени, чтобы выкинуть из головы новости Дамблдора. Надеюсь, это просто долгое отсутствие практики. Я четырнадцать лет играл в Пожирателя Смерти. У меня всегда были способности изменять память. Я блистал в этом, одурачивая даже самые эффективные методы поиска истины. Я был своим собственным секретным хранителем.

 

Я потренируюсь на праздниках.

 

— Итак, я ухожу. Загляну через несколько дней, чтобы посмотреть, как у вас идут дела. Если все выйдет из-под контроля, вы знаете, как меня найти. Спокойной ночи, Северус. И передайте от меня привет Гарри, хорошо?

 

 

Я усмехнулся, и он засмеялся перед тем, как закрыть за собой дверь. У меня создается четкое ощущение, что этот человек любит меня пытать. Мне вдруг пришло в голову, что Дамблдор – садист. Он принуждает людей прийти к согласию, пользуясь враждой с Волдемортом. Фирменный Дамблдоровский садизм не осуждается, потому что он не оставляет видимых шрамов. Он практически завернул мальчика, как подарок, и положил мне на колени, не заботясь о том, что я могу заменить его чем-то, что мне действительно нравится.

 

Гарри Поттер, черствый пирог в моем рождественском чулке.

 

 

Я прохожу к своему столу и беру бутылку красного вина, которое я оставил подышать. Небольшой подарок за еще один семестр, в котором я сдержался и ни разу не проклял студентов. Я наливаю себе стакан и подхожу к новому предмету обстановки – обитому кожей креслу в Слизеринском зеленом стиле. Подарок от Альбуса Дамблдора – Короля тонких намеков, о котором он не сказал. Я спросил его об этом, и он замерцал глазами в своей обычной манере. Мое негодование от самонадеянного жеста, стыдно сказать, моментально заставило меня сесть. Я полагаю, что на него могло быть наложено заклинание, снимающее напряжение, потому что как только я сел, голова наполнилась низким приятным жужжащим шумом, и по телу разлилось приятное пощипывание.

 

 

Сначала когда я услышал стук, я был слишком умиротворен, чтобы почувствовать раздражение. Я смутно пожалел о том, что не дал мальчику пароль, и теперь должен встать, чтобы открыть дверь. Что-то затуманило мой разум, успокаивая и почти беря под контроль. Когда я снова встал на ноги, я отчитал себя даже за саму идею дать мальчику свободный доступ к моим комнатам. Я решил не садиться на стул, пока он здесь. Я не могу нести ответственность за доброту, которую могу проявить в таком состоянии.

 

 

Я содрогаюсь от этой мысли и открываю дверь.

 

 

***

Прошла неделя с тех пор, как Дамблдор дал ему доступ к моей личной жизни. Он перестал выглядеть смущенным после третьей ночи. Теперь, когда я открываю ему дверь, он дерзко смотрит на меня. Несмотря на мои запрещающие насмешки. Я уступаю дорогу и пропускаю его. Я всегда так делаю. Моя совесть устала корить меня каждый раз за эту слабость. Вместо этого она собирает все недовольство и спускает его во внезапной атаке ненависти к себе. Эти атаки обычно случаются сразу после того, как мальчик уходит.

 

Он проскальзывает мимо меня, и я замечаю, что у него с собой довольно большая сумка. — Собрались в путешествие, Поттер? Позвольте, я угадаю… вы спросили разрешения у директора? Или у вас есть другой выход.

 

Он смотрит на меня. И закатывает глаза. На меня.

 

Это становится слишком привычным. То, как он игнорирует мои провокации, каждый раз лишает меня речи. Любой другой студент в школе приседает передо мной, и предпочтет переспать с мандрагорой, чем вызвать мое возмущение. Поттер лишь пожимает плечами. Я бросаю ему хлесткое замечание, а он закатывает глаза. Я оглушен его наглостью. Мальчишка заслуживает смерти.

 

*Стоп*

 

— Я полагаю, что раз мы отправляемся утром, и в Гриффиндоре никого нет, я мог бы остаться здесь. Если это нормально. На этот раз я займу диван. — У него хватает выдержки, чтобы делать вид, что у меня есть выбор. Он чертовски хорошо знает, что я разрешу ему остаться. Я не могу объяснить, *почему* точно, но я разрешу.

 

 

*Ты наслаждаешься его компанией*. Наверняка нет.

 

Я предпочитаю не отвечать на его неявный вопрос. Я не хочу вышвыривать его, но я отказываюсь приглашать. Я закрываю дверь и прохожу к очагу. Я сажусь в кресло, которое привез в Хогвартс из поместья. Мальчик кладет свою сумку и проходит.

 

Он разглядывает стул, затем глядит на меня с тонкой усмешкой. Он думает, что я купил это для него. Я счастлив разочаровать его.

 

 

— Это был подарок, - поясняю я.

 

— От кого?

 

— От вашего величайшего фаната.

 

— Хагрид?

 

 

Я поднимаю бровь и усмехаюсь. Он ухмыляется. Проклятый мальчишка.

 

 

— Вам оно не нравится?

 

— В нем есть что-то необычное. Я думаю, это может быть заклинание. Вы можете посидеть там.

 

 

Он фыркает, но принимает приглашение. Я вижу то же облегчение, разливающееся по нему. Его глаза закрыты, и я стараюсь не думать о том, что этот образ мне напоминает. Его рот изгибается в довольной улыбке, и он вздыхает. Я осушаю свой бокал вина.

 

 

— О, мой… о, это здорово, - он непристойно выдыхает. Я смутно понимаю, что мои глаза расширились вдвое. Я ерзаю на стуле и пытаюсь не обращать внимания, что его губы немного разделены. Он удовлетворенно стонет и открывает глаза. Он смотрит на меня мечтательно.

 

— О, Боже. Кто бы ни подарил вам это кресло, он должен очень вас любить. Вы точно не хотите в нем посидеть?

 

Я должен был фыркнуть над этим комментарием, но звук его прерывистого дыхания, сопровождаемый шепотом, - боже, это как пальцы… - повергли меня в ярость.

 

Я отчаянно оторвал глаза от оргазмирующего мальчика, и уставился на бутылку вина, стоящую возле кресла, удовлетворяющего моего студента. Я наклоняюсь вперед, чтобы взять ее. Я замираю, когда его рука касается моего плеча.

 

— Снейп, вы должны это попробовать, - шепчет он рассеянно.

 

Дилемма. Я могу рисковать проявить ту же реакцию на кресло, на котором я, очевидно провел просто недостаточно много времени, или я могу продолжить смотреть на кончающего мальчика. Ни одно решение не кажется подходящим. Или скромным.

 

Мальчик встает, и я молча аплодирую ему за его самоконтроль. Он садится на другой стул, и я встаю, чтобы сверкнуть на него взглядом.

 

 

— Попробуйте.

 

Я не двигаюсь, и он встает, пытаясь усадить меня на кресло. Я слишком ошеломлен, чтобы остановиться и не рухнуть на него. Я тут же пойман мягким сиденьем и кожаной спинкой. Приятное жужжание заполняет мой мозг, и снова мышцы начинает приятно пощипывать. Я чувствую, что вздыхаю, но не могу управлять собой. Не могу сказать, сколько я сидел там, прежде чем «пальцы», о которых говорил Поттер, начали действовать. Мои глаза, бывшие неосознанно закрытыми, мгновенно открылись. Я вижу Поттера, ухмыляющегося надо мной, но не могу отругать его, потому что эти пальцы парализуют мою волю, и бегают по всему телу, отключая остатки разума. Кто-то стонет, и я понимаю, что это я, но я не помню, чтобы ужаснулся этим.

 

Слабый голос произносит, - Счастливого Рождества, профессор.

 

 

***

 

Каким-то образом мне удается выбраться из стула. Сознание возвращается в меня. Мое тело как хорошо замешанное тесто, и мой мозг кажется сделанным из того же материала. Мальчик растянулся на ковре перед камином, и кажется спящим. Я восхищен тонкой красотой его лица в теплых отблесках огня. Тени танцуют на нем, создавая замечательную игру иллюзий. Я опускаюсь на колени рядом с ним и кладу руку на его грудь, наверное, пытаясь его разбудить.

 

— Гарри.

 

Он вдруг открывает глаза. Он улыбается, - С вами все в порядке? Его голос возвращает меня к действительности, и я чувствую, как у меня затекла шея. — Вы назвали меня Гарри. Я думаю, кресло вас запутало. — Он смеется.

 

— Дамблдор, — бормочу я и гляжу на несчастную мебель с пренебрежением. Мне кажется, что я хотел сказать больше, чем «Дамблдор».

 

Он зевает и потягивается. — Думаю, сегодня я смогу поспать. У вас есть лишнее одеяло? — Мой мозг не успевает соображать, и я глупо смотрю на него. Мне приходит в голову, что кресло представляет собой опасный предмет черной магии, который замедляет мыслительные способности до такой степени, что даже лучшие маги не могут справиться с этим. Мне нужно найти его изготовителя и обратиться с жалобой в Министерство. Почему Дамблдор подарил мне его? Мой желудок подпрыгивает. Может, это был не он. Это мог быть Люциус, хотевший иметь преимущество перед моим одурманенным состоянием. Он мог это сделать через Драко. Знает ли он, что я работаю с мальчиком? Возможно, он придет сегодня вечером, чтобы забрать Гарри. *Поттера* - поправляю я себя.

 

 

— Профессор? Вы уверены, что с вами все в порядке?

 

— Поттер, в общежитие, — он поднимает бровь. Интересно, что, черт побери, случилось с остальной частью этого предложения.

 

— Не. Теперь. Иди, — рычу я и затем анализирую утверждение. Слова потерялись. Оно начиналось как, - Не спорьте со мной. Теперь не время. Идите.— Не важно. Кажется, он понял. Я понимаю, что не должен отпускать его одного. Я должен его проводить.

 

— Хорошо, хорошо. Но я не понимаю, в чем дело? — Он обеспокоен, но не сердит. Он поднимается и берет свои кроссовки, затем идет к стулу, чтобы надеть их. Он что-то бормочет, но я не обращаю внимания. Я слишком занят попытками заставить себя сказать "Не садись туда".

 

— Не надо, - удалось мне сказать в тот момент, когда он сел. Он смотрит на меня как на сумасшедшего. — Что не надо? - наконец спрашивает он.

 

— Стул. Это. Я, — какая-то часть моего мозга собирает разрозненные мысли, но она отсоединена от той части, которая отвечает за речь. Я чувствую, как мои губы перемещаются, но ничего не слышу.

 

— О, простите. Я не должен был засыпать, пока вы в этом кресле. Женщина, у которой я его купил, не сказала мне, что он превращает мозг в кашу.

 

Я слышу слова. Каждый звук имеет индивидуальное значение. Я стараюсь собрать значения вместе и через несколько минут добиваюсь успеха. Конечно, мое восприятие времени изменено, но я думаю, что это заняло именно столько времени.

 

— Вы? Мне. Но. Почему.

 

Я решаю не говорить, пока мой мозг не соберется воедино, и чувствую легкую панику, когда думаю, что я никогда не смогу больше говорить. В панике есть оттенок ярости к жалкому мальчишке, сидящему передо мной. Я взбешен, и еще более разъярен от того, что не могу ему об этом сказать.

 

— Это подарок на Рождество для вас. Я подумал, что это могло бы быть хорошим подарком. В смысле, вам нужно немного расслабиться. Может, просто не стоит сидеть на нем так долго в следующий раз. Они должны были повесить на него предупреждение или что-то в этом роде.

 

Мой разум кричит, - Убирайся к черту отсюда, пока я не проклял тебя, маленький паршивец. Я собираюсь в постель. Спокойной ночи!

 

Я слышу свой голос, - Теперь. Ты. В постель. — Если бы я еще умел краснеть, я бы покраснел. Я снова молчу, соображая, сумею ли поднять свою палочку и произнести "Забвениум" прежде чем он сможет увернуться от заклинания. После мгновения размышлений истерика усиливается. Я сжимаю губы, затем поворачиваюсь и поспешно ухожу в свою спальню. Я слышу, как он пытается успокоиться, хрипя от смеха. Я захлопываю за собой дверь.

 

***

Я открываю глаза, и свет лампы прогоняет неприятные сны. Я не могу вспомнить, о чем они были, но призрак печали окружает меня. Я поднимаюсь с кровати и вижу, что время – полшестого. Я смотрю на диван и замечаю, что мальчика там нет. Он, должно быть, вернулся в общежитие из страха за свою жизнь.

 

Не без волнения, я пробую свои разговорные способности. Я глубоко вздыхаю и говорю «Я Северус Снейп». Выходит хорошо. Нужно что-то более сложное. «Я Северус Снейп, учитель Зельеварения в Школе колдовства и волшебства Хогвартс, и бессловесный слуга Альбуса Дамблдора»

 

Кажется, все в порядке. Мое тело устойчиво, и на лице обычное хмурое выражение. Я вздыхаю с облегчением и иду в комнату, где собираюсь поработать над своими способностями по избирательной памяти. Надеюсь, что буду управлять ими прежде, чем меня схватят в комнате с мальчиком. Трудно быть сфокусированным на нем и не беспокоиться о том, что он может умереть в любой момент. Слова Дамблдора преследуют меня, - Если кто-то убьет Волдеморта, Гарри погибнет.

 

Я фыркаю, и чувствую благодарность за то, что Темного Лорда так трудно убить.

 

Темный Лорд, который выжил. Действительно, его существование заслужено труднее, чем случайное спасение Поттера. Он добился успеха в выполнении ритуала, который убил двоих человек, пытавшихся убить его. Нет, он не полностью добился успеха, - напоминаю я себе. Он только закончил часть этого – но трудную часть, тем не менее. Большинство волшебников, даже самых темных, недостаточно зловещи, чтобы даже рассматривать идею об этом ритуале. Из всех способов заработать бессмертие Волдеморт выбрал самый жестокий. Он несомненно претендует на совершенство. Какую-то часть меня впечатляет его мощь. Вызывает тошноту, но впечатляет.

 

Я отогнал эту мысль и сел на свой обычный стул. Я снова бросаю взгляд на новый предмет обстановки в комнате. Я замечаю тело, свернувшееся в кресле. Я вздыхаю. Помедитировать не получится. Я сажусь напротив и наблюдаю за спящим мальчиком, проклиная его за то, что он не убежал в ужасе вчера вечером.

 

Пока я смотрю на его лицо, бледное и расслабленное во сне, я чувствую что-то непонятное. Я пытаюсь оттолкнуть мысль, что его лицо никогда не выдаст возраста. Линии опыта и мудрости, которые отметят всех нас, никогда не испортят его кожу. Он никогда не будет красивым. Он никогда не перестанет быть красивым.

 

Он видит сон. Я вижу, как его лицо подергивается, глаза двигаются под веками. Его пересохшие губы двигаются от невысказанных слов. Он тихо стонет и хмурит бровь, затем бормочет что-то. Я надеюсь, что это хороший сон, и пытаюсь убедить себя, что я всего лишь хочу избежать еще одного проявления эмоций. Меня перехватывает дыхание, когда его лицо искривляется в гримасе, и я кусаю губу, когда его дыхание становится более неровным.

 

Прежде чем я понял, что я делаю, я перемещаюсь в пространство между двумя стульями.

— Поттер, - шепчу я и протягиваю руку, чтобы потрясти его за плечо. Мальчик вскрикивает и машет рукой, его кулак крепко ударяет меня по носу. Я падаю на пол.

 

*Ты заслужил это, жалкий дурак*. Я хватаюсь за свою рану, и пытаюсь понять, что с моим позвоночником.

 

— О, Боже… Профессор, я…, - мальчик соскальзывает со стула и становится на колени передо мной. Он убирает мою руку от лица. — Извините. Я думал, что вы были… когда… мм… Простите. — Сначала я испугался, что стул повлиял на его способность говорить, но потом вспомнил, что он никогда не мог связно изъясняться.

 

Контакт скорее удивил меня, чем причинил реальную боль. Я быстро восстанавливаюсь и встаю. — Что, черт побери, вы тут делаете? Я думал, что сказал вам возвращаться в общежитие.

 

— О, я… То есть, я виноват, вы знаете. В смысле стула. Я беспокоился о вас. И я остался. — Беспокоился. Он должен беспокоиться о том, что я с ним сделаю, когда приведу в порядок свой мозг. Глупый мальчишка. — Но, кажется, что с вами все в порядке.

 

Да, я в порядке. Но как ему удалось провести ночь на стуле и не превратиться в заикающийся кусок теста?

— Что вы сделали с креслом? - спрашиваю я. Его смущенная улыбка превращается в хитрую усмешку, и я ненавижу его за это.

 

— Я использовал пароль.

 

Я жду. Я не спрошу его, что это за пароль. Он хочет, чтобы я спросил, и ждет. Его глаза встречаются с моими, и он выдерживает мой взгляд, глядя с вызовом. О, черт, это нелепо.

— Итак, вы собираетесь сказать мне или нет?

 

Он усмехается и смотрит, довольный собой.

 

— Гарри.

 

*Ну, конечно*

 

 

Глава 2. Обучение

 

«Итак, над чем мы будем работать на этот раз?»

 

— Аппарация.

 

У него отваливается челюсть, и я вижу понимание в его глазах. По крайней мере, мальчик знает достаточно, чтобы испугаться. Я почти впечатлен.

 

— Но я еще недостаточно взрослый.

 

— Вдруг забеспокоился о нарушении правил, Поттер?

 

Конечно, он не беспокоится о законах. Я наслаждаюсь, наблюдая, как колеблется его хваленая Гриффиндорская храбрость. Внезапно все это начинает нравиться мне гораздо больше.

 

— Нет, просто… если я… ну вы понимаете… ээ… потеряю что-нибудь…

Я позволяю себе зловещую усмешку. В мерцании теней освещенной факелами комнаты я выгляжу очень злым. Он нервно глотает и начинает суетиться. Я мог бы сказать ему, что в этой комнате он в относительной безопасности, и, по крайней мере, все его части тела останутся здесь. Но нет. Заставь его извиваться.

 

— Я полагаю, вы все сделаете правильно.

 

Его глаза расширяются, и он тупо кивает. Затем он вздыхает, и я вижу, как он собирается с силами перед предстоящей задачей.

 

— Мы начнем сегодня днем. Вы можете поспать еще немного. Я не хотел бы заниматься поисками вашей головы только потому, что вы не сумели сконцентрироваться.

 

Он мигает. Затем кивает. Затем снова мигает. Кивнув еще раз, он идет к кровати и опускается на нее со вздохом. Я ложусь на соседнюю кровать, но я не хочу спать. Если мальчик не будет шуметь, я смогу потренироваться. Я слышу, как он скидывает туфли и заползает под одеяло.

 

Я вздыхаю, концентрируюсь и направляю всю энергию своего тела в свой разум. Научиться произвольно подавлять информацию, очень трудно. Сначала я научился этому как Пожиратель Смерти, потом использовал свои знания снова как шпион Дамблдора в те дни, которые я называю Раунд первый. Вся хитрость в том, чтобы упаковать информацию и все чувства, с ней связанные, в одно ключевое слово – произвольное, и не связанное с ней. Я выбрал слово *Moksha*, с которым я должен связать свое понятие о Гарри Поттере, так, чтобы информация не была потеряна безвозвратно. Ни пытка, ни Веритасерум не будут в состоянии вытащить эту информацию, как только процесс будет завершен. Слово будет своеобразным красным флажком, и если все пройдет гладко, я буду знать, что информация существует, но для ее извлечения я должен буду прибегнуть к самогипнозу.

 

Я могу только догадываться о том, почему это еще не работает. До этого я использовал это умение, когда речь шла о жизни и смерти. Теперь это просто способ поддержания моего нормального состояния. Ментальное самосохранение. Сочувствие, которое вызывает во мне судьба мальчика, влияет на мою решительность. А чувствовать что-либо по отношению к мальчику, который понятия не имеет об обязанностях, неприемлемо. Уж не говоря о том, что опасно.

 

Я начинаю концентрироваться на слове, которое горит у меня в голове, пока каждый вздох, каждый удар сердца не начинает усиливать этот огонь. Как только не остается ничего кроме этого слова, я начинаю проигрывать разговор с Дамблдором.

 

*Думаю, что вам пора узнать правду о Гарри, Северус. Он не должен знать то, что я собираюсь сообщить вам. Но я думаю, пришло время, чтобы вы знали, как важна ваша работа…*

 

Его слова становятся нитями, из которых соткано слово *Moksha*. Я вспоминаю дурное предчувствие, которое возникло тогда.

 

*Несомненно, вы знаете, что Волдеморт ищет пути к бессмертию. Он испробовал множество заклинаний, прежде чем выбрал одно – самое темное и зловещее. Ритуал состоит из двух частей. Первая требует многих лет подготовки, и она ужасно болезненная. Она включает отделение души от тела. Большинство людей умирали, прежде чем достигли этого. Волдеморт прошел через первый этап.*

 

Тошнота. Гнев. Смутное чувство удивление с примесью зависти. Чувства снова бушуют во мне. Они текут по венам и уходят в это слово.

 

*Для того, чтобы продолжить этот ритуал…*

 

— Профессор Снейп?

 

Спокойный голос зовет меня, и на мгновение я дезориентирован. Я открываю глаза и осознаю себя, холод в комнате, и мальчика, сидящего рядом со мной на кровати. Слово стирается из моего сознания и разметается как пыль. Черт.

 

***

— Вы проснулись?

 

Прежде чем я могу остановиться, стон разочарования вырывается из моего горла. — Что такое? - рычу я.

 

— Я могу умереть? - спрашивает он, и я паникую.

 

— Что?

 

— Ну, в смысле, если расщеплюсь…

 

Я удивился бы, если бы он не заметил мой вздох облегчения. — Не будьте смешным, Поттер. Неужели вы думаете, что Директор действительно позволит вам умереть?

 

Слова зависают над моей кроватью, прежде чем свалиться и ударить меня в живот. Я глубоко вздыхаю, чтобы успокоиться. — Нет, вы не умрете. Худшее, что может с вами случиться – если вы будете непоправимо обезображены, - успокаиваю его я и усмехаюсь, представляя выражение его лица.

 

— Но как это возможно? Я имею в виду – как человек может быть разорванным на части и остаться живым?

 

Мальчик думает как маггл. Причем глупый маггл. Думал ли он когда-нибудь, как человек может переместиться в весьма отдаленное место, прикоснувшись к какому–то куску мусора? Нет. Он когда-нибудь спрашивал у своего крестного отца – психопата, как тот может превращаться в собаку без явного изменения в интеллектуальных способностях? Нет. Или как Волдеморт смог отделить свою душу от тела и жить при этом?

 

Конечно, он не знает об этом.

 

— Ответ на ваш вопрос, мистер Поттер, потребует некоторого времени. В двух словах, вы не погибнете, поскольку ваши части тела не отделяются друг от друга. Они просто переносятся. Если вы заинтересованы в более совершенном знании магической физики, я советую вам поход в библиотеку. Или, возможно, вы могли бы спросить у мисс Гренджер. Я уверен, что она проглотила несколько сотен книг на эту тему. А теперь заткнитесь и идите спать.

 

— Неужели вы никогда не устаете быть сволочью? — В его голосе нет ни намека на гнев, только любопытство. Это приводит меня в ярость. Как он осмеливается спрашивать меня?

 

— Я требую извинений!

 

— Потому что вы не сволочь, в самом деле. — *Я тоже так думаю*, - кричит моя совесть с ребяческим возмущением. — Внутри.

 

— Вместо того чтобы заниматься анализом моих *внутренностей*, мистер Поттер, я настаиваю, чтобы вы вспомнили, с кем говорите. Может быть, вы забыли. Но я ваш профессор. И я требую, чтобы вы оказывали мне должное уважение, как того требует мое положение. Это понятно? - мой голос дрожит от сдерживаемой ярости и удивления, что он снова пересек четкую линию, разделяющую наши позиции.

 

Он замолкает. Я чувствую триумф. Который быстро переходит в раздражение, когда он начинает снова.

 

— Я не хотел быть неуважительным. Я просто подумал… - он делает паузу, и я быстро пытаюсь придумать слова, которые заткнули бы его. Я начинаю сомневаться, возможно ли это вообще.

 

— Знаете, вчера вечером, когда вы сидели в этом кресле, вы просто выглядели… другим. В смысле, лицо. Вы выглядели, ну, я не знаю… удовлетворенным. Это было здорово. Я просто хочу, чтобы люди знали, какой вы на самом деле.

 

Какой я на самом деле. О, Мерлин, помоги мне, но мне в самом деле любопытно. Я решаю позволить мальчику поболтать и утонуть в собственной глупости. — И какой же я на самом деле, мистер Поттер? Пожалуйста, поделитесь со мной вашим глубоким восприятием моей сущности.

 

Я слышу, как он садится, и чувствую его взгляд. Я не могу заставить себя посмотреть на него. — Ну, для начала, вы невыносимый, саркастичный и язвительный. Но под этим всем вы действительно добрый человек. — Маленький ублюдок. Я скриплю зубами, и он продолжает, - Я имею в виду, я чертовски раздражаю вас. Но вы до сих пор делаете все, чтобы помочь мне. И вы не можете сказать, что все это из-за Дамблдора. Вы могли потерять работу, когда позволили мне остаться на ночь, но вы все же это сделали. И Дамблдор не заставлял вас позволять мне приходить по вечерам. Он просто разрешил мне. Вы могли бы отказаться, но вы этого не сделали. Я знаю, что вы меня не любите, но это не причина. Единственное объяснение – то, что вы действительно хороший человек в глубине души. И я думаю, что вы сделали бы то же самое для любого, кто оказался бы на моем месте.

 

Я позволяю мальчику закончить речь, и каждое его слово подливает масла в огонь моей ярости. Я шокирован. Я не знаю, какое обвинение выдвинуть первым. Мальчик загнал меня в угол. Если я скажу, что не стал бы делать этого для кого угодно, он может прийти к нелепому выводу, что я забочусь о нем. Если я не опровергну утверждения, что я помогаю людям, он сделает в равной степени нелепый вывод, что я добрый человек.

 

— Что касается вас, мистер Поттер, то я терплю ваше присутствие только потому, что от ваших жалких проявлений чувств, которые обрушились на меня за последнее время, меня настолько тошнит, что мне проще терпеть ваше присутствие в моей комнате ночью, чем видеть ваши мелодраматические представления.

 

Я смотрю на него и вижу его лицо без всякого выражения. Я чувствую облегчение. — Это правда? - его голос ломается, он откашливается и говорит. – Это действительно все, что вы чувствуете? — Я вздрагиваю и пытаюсь убедить себя, что это из-за холода, а не из-за интонаций его голоса. Я собираюсь с силами и отвечаю.

 

— Нет, Поттер. На самом деле, это мое тайное увлечение – быть советником для мальчиков, имеющих проблемы.

 

— Так вы думаете, что я сумасшедший. Простите, профессор. Отныне вы не будете иметь дело со мной или моими чувствами.

 

— О, Боже. Поттер, перестаньте вести себя как ребенок. Я не позволю вам разыгрывать здесь мученика.

 

Он ложится и поворачивается спиной ко мне. Я встаю с постели пытаюсь определить, счастлив я или нет, что мне удалось воскресить отвращение мальчика ко мне. Моя совесть мне аплодирует. Какая-то часть меня заставляет проклинать себя за такую нечувствительность. К счастью, моя совесть успешно справляется с этой другой частью.

 

 

***

 

— Сосредоточься, Поттер, — первые две попытки прошли сравнительно хорошо. Лучше, чем я ожидал. Внушение страха, насколько я знаю, один из самых эффективных методов обучения. Я достаточно долго использовал это на уроках. Когда студенты боятся, он обращают больше внимания на то, что делают. Конечно, есть исключения. К примеру, Невиллу Лонгботтому не удавалось сделать что-нибудь правильно даже под страхом умереть мучительной смертью.

 

Конечно, я чувствую отвращение, когда мне приходится присоединять части, которые он теряет. Это нервирующее зрелище – мальчик без губ. Он не может скрыть свое смущение, и это вряд ли способствует его концентрации.

 

— Помните, вам нужно сосредоточиться на каждой части вашего тела, вплоть до ногтей. Кончиков волос. Представьте себя полностью. Представили? — Он глубоко вздыхает и закрывает глаза. Через мгновение он кивает. — Хорошо. Теперь переместите этот образ через комнату. Попытайтесь еще раз. — Он хмурит брови в концентрации и вдруг исчезает.

 

Ну, уже что-то.

 

Мне вдруг пришло в голову, что я забыл ему напомнить следить также и за своей одеждой. Я слышу, как он переместился, и в тот же момент вижу его одежду, валяющуюся на полу. Он взвизгивает, и я вижу обнаженное тело уголком глаза. Взрыв смеха вырывается из меня.

 

Веселье момента разрывает напряженность, существовавшую между нами после утреннего конфликта. Мальчик был вполне профессиональным и послушным, и я говорю себе, что благодарен ему за это. Во всяком случае, я должен быть благодарен. Пока же я чувствую себя не особо довольным. Его невозмутимое выражение лица не является игрой. Это не раздражает меня. Он защищает себя. Или, может быть, меня. Вероятно, обоих.

 

Я осторожно собираю его одежду, чтобы убедиться, что он не оставил своих частей. Не оставил. Что означает, что мальчик добился успеха. Это не так мало после трех раз тренировки. Единственное, чему он должен теперь научиться – это делать все не задумываясь. Обрадованный нашим прогрессом, я прохожу через комнату и отдаю ему одежду. Он хватает ее, и я отворачиваюсь.

 

— Я поражен, Поттер. Вы сделали это лучше, чем я мог ожидать.

 

— Да. Чертовски лучше», - ворчит он, - «Извините, я знаю… речь.

 

— Это случается со всеми, Поттер. Аппарация – весьма трудное занятие. Радуйтесь, что вы потеряли только свои штаны. Могло быть намного хуже.

 

— Хорошо. Можете повернуться.

 

Я поворачиваюсь, когда он начинает надевать футболку. Мой взгляд прикован к тонкой линии черных волос, спускающихся от его пупка к поясу джинсов, и мне не удается отвести глаз, пока футболка не закрывает это зрелище. Мои глаза встречаются с его, и я понимаю, что он заметил, как я его разглядываю. Я ищу страх в его глазах, но его там нет. Он смотрит на меня с легким оттенком смущения и… чего-то еще. Я отвожу взгляд.

 

— Думаю, нам пора сделать перерыв, – говорю я и проклинаю себя за неровное дыхание. Я достаю палочку и вызываю чай и бутерброды из Хогвартса. Садясь за стол, я пытаюсь выгнать из памяти горящий там образ. Моментом позже он тоже садится.

 

 

Он ест молча. Я задыхаюсь от отвращения к себе.

 

***

 

— Доброе утро.

 

Он сидит на своей кровати со скрещенными глазами и, кажется, наблюдает за мной. Я пытаюсь проснуться.

 

— Который час? — я смотрю на часы на ночном столике и моргаю, чтобы убедиться в том, что вижу. — Что вас подняло в три часа утра, Поттер? — Глупый вопрос. 

 

— Я не устал, - говорит он. Он уже спал, когда я пытался заснуть. Я сажусь и включаю лампу. Теперь я вижу, что за стеклами очков его глаза красны от бессонницы. Он слабо улыбается. — Извините, что я вас разбудил.

 

— Вы не разбудили. Я… — *видел сон*. Очень волнующий и совсем не неприятный сон, которого я стыжусь. Что, черт побери, со мной происходит? Мальчику только пятнадцать. Желудок сжимается от череды образов, проносящихся передо мной. Я трясу головой, чтобы избавиться от них. — Вы не разбудили меня.

 

— Вы улыбались. Жаль, что вы проснулись, - говорит он и вдруг замечает свою ошибку. — Не то чтобы я… ээ… Я не… Неважно. Простите. — Он ложится на свою подушку, его глаза все еще открыты.

 

— Поттер…

 

— Я только наблюдал за вами, потому что меня это успокаивает. Простите. Я больше не буду, - в его голосе звучит злость и негодование. Я хочу сказать ему что-то, но не могу. В конце концов, он скрывал свои чувства в течение почти двух недель, пока мы здесь. Он настаивал на своем обещании, которое дал в первый день. Я не могу винить его в том, что он наблюдал за мной, пока я сплю. Я делал то же самое множество раз. Он успокаивается. И если ему нужно успокоится, что ж…

 

— Что вам снилось? - спрашиваю я, подтверждая этим свой титул «Бессердечного Ублюдка».

 

— Я не…, - начинает он и вздыхает, - Я не хочу говорить об этом.

 

— Хорошо. Просто скажите мне, имеет ли это какое-нибудь отношение к Волдеморту. — В моем голосе слышно нетерпение, и я проклинаю себя за это. И тут же удивляюсь, что могу проклинать себя за что-то подобное. Можно было ожидать. Мальчик упрям.

 

— Нет. Нет, ничего.

 

Я закрываю рот, сдерживаясь, чтобы не отругать его. Нужно успокоиться, говорю я себе. — Не то, чтобы меня это сильно беспокоило, но я думаю, что если вы будете молчать о том, что вам мешает жить, вы никогда не избавитесь от этого. — Ну вот. Я официально стал его психотерапевтом. *Ты пожалеешь*. Уже пожалел.

 

— Я же сказал, что ничего особенного. О, Боже, вы самый смущающий человек, которого я когда-либо встречал. — Он поворачивается, чтобы видеть меня. Его глаза прищурены и горят от гнева. — Сначала вы называете меня крикливым ребенком, а в следующую минуту ждете, что я открою вам свое сердце. Может быть, это вам нужно от чего-то избавиться, профессор! - он падает на спину и закрывает лицо. Я смотрю на него с презрением, стараясь не обращать внимания на то, что ему удалось задеть меня.

 

— Поттер…

 

— Да, я знаю. Возразите мне.  

 

Дерзкий маленький задира. — Как ваш профессор, я обязан заботиться о вашем нормальном самочувствии.

 

Он негодующе фыркает. — Не беспокойтесь. Есть достаточно людей, которые заботятся о моем состоянии. — Я молча соглашаюсь, и прежде, чем успеваю что-то сказать, он вздыхает и говорит, - Может, мы просто прекратим это. Я не хочу бороться с вами, профессор. Я сожалею о том, что сказал. — Его голос ломается, и мой гнев уходит.

 

Я закрываю глаза, и аргументы проплывают в моей голове. Я вдруг понимаю, что смысл разговора потерялся за всеми этими словами, и это моя ошибка. Неожиданно я чувствую нелепым, что мы оба проведем остаток ночи в размышлениях, пока не справимся со своим сумасшествием. Единственный путь исправить ситуацию…

 

*Нет*

 

— Поттер…

 

*Не надо*

— Я прошу прощения.

 

*Бесхребетный слизняк*

 

— Вы должны знать, что мое предложение поговорить было искренним, и все еще остается в силе. Думаю, что немного людей смогут понять то, через что вы прошли, и я могу включить себя в их число.

 

Тишина, которая последовала за этим, была достаточно долгой, чтобы глупость, заставившая меня сделать это, получила хорошее наказание от моей совести, гордости, и, что удивительно, моего сердца. Наконец, в тишине раздался невеселый смех.

— Спасибо, профессор. Но вы действительно не поймете. — Как он осмеливается отвергать мою щедрость? Чего еще он хочет? Что я подойду и поглажу его по голове, как мамочка?

 

— Черт побери, Поттер. Если вы не скажете, что вас гложет, я наложу на вас проклятье за то, что вы делаете из меня дурака.

 

— Профессор, я не могу.

 

— Поттер, хватит.

 

— Я голубой, - выпаливает он. – Мне так кажется.

 

Он прав. Я не понимаю. Еще одна вещь, которую нужно подавить, как только мой мозг будет способен на это. Я вдруг слышу зов бутылки бренди. Я встаю с постели, чтобы взять ее, и решаю, что впредь буду всегда прислушиваться к своей совести. Когда она восстановится от шока.

                       

 

Глава 3. Откровенность

— Простите, я не должен был вам говорить.

 

— Вы чертовски правы. Почему вы это сделали? - говорю я и делаю большой глоток из своего стакана. — Нет, действительно, Поттер, почему из всех своих проблем вы выбрали именно эту, чтобы сообщить мне?

 

Он сидит на стуле напротив меня и пожимает плечами, его взгляд устремлен в пол. — Я сказал вам, что вы не захотите знать об этом, но вы настояли. И кроме того, вы должны были уже догадаться, в любом случае.

 

— Что? — черт побери, о чем это он?

 

— В последний раз, когда мы были здесь.

 

Я роюсь в памяти и нахожу. Мой желудок подпрыгивает. *Идиот!* — Поттер, я только пытался спровоцировать вас. Уверяю вас, что новость была для меня совершенно неожиданной. Когда я предложил поговорить, это касалось только ваших снов.

 

Я гляжу на него. Он встречается со мной взглядом на мгновение, потом отводит глаза. Я замечаю, как краснеют его щеки. Это подсказывает мне, что мы уже говорим о его снах. Я чувствую тошноту. И я немного уязвлен тем, что он смотрел на меня для того, чтобы успокоиться после своих снов. Я не обращаю внимания на свое тщеславие и пытаюсь убедить себя, что это лучшая альтернатива. Я осушаю стакан и наливаю еще.

 

— Можно мне тоже немного? — я смотрю на него и прислушиваюсь к протестующему голосу в своей голове. Кажется, моя совесть еще не полностью восстановилась. Вздохнув, я беру еще стакан и передаю ему. — Спасибо

 

— Да ладно, - бормочу я и пью. Мы долго сидим в тишине, пока я пытаюсь успокоиться. Существует профессиональный подход к этой проблеме. Я уверен, что ужас и удивление не является профессиональным подходом. Но я же учитель. И это работа учителя. О, черт, я не подходящий пример. И мальчик, несомненно, должен был понять это, когда свалил все это на меня. К черту профессионализм. Когда я смотрю на него снова, он наблюдает за мной. Он улыбается.

 

— Думаю, что вы чувствуете себя еще неудобнее, чем я, - он потягивает напиток и слегка морщится.

 

— Хмм… Позвольте сказать вам, почему. Есть определенные вещи, которые я не хочу знать о людях. И сексуальная ориентация прежде всего. Будет ли очевидным, если я скажу, что меня это не волнует?

 

Он глотает, оставляя в стакане немного, и протягивает его мне ожидающе. Я наливаю еще. — Осторожнее с этим. Я не хочу укладывать тебя в постель, – говорю я и краснею впервые за двадцать лет.

 

Поттер смеется, несмотря на то, что покраснел сам. Маленький ублюдок. Я усмехаюсь и пью, пытаясь игнорировать свои слова, которые кружатся у меня в голове.

 

— Я чувствую себя лучше, - говорит он. Я поднимаю бровь. — С тех пор, как мы здесь, вещи стали такими странными.

 

— Интересно. Я бы сказал, что вещи только что стали странными.

 

— Это так сильно мешает вам?

 

— Да.

 

— Извините. Я почему-то подумал… Неважно, - он пристально смотрит на меня, потом переводит взгляд на огонь.

 

— Что?

 

— Я подумал, что … вы поймете.

 

Черт. Блин. Проклятие. Моя совесть возвращается к жизни и отчаянно трясет головой. Я глубоко вздыхаю. — Понятно.

 

— Значит, вы не… голубой, — его глаза встречаются с моими еще раз, и на этот раз я отвожу взгляд.

 

*не отвечай*

 

— Я здесь не для того, чтобы обсуждать свою ориентацию.

 

*О, это было блестяще. Ты еще нацепи розовый треугольник себе на грудь и пляши по комнате, распевая «Мы одна семья»* Черт.

 

Улыбка, говорящая «я так и знал», появляется на его губах. Он поднимает стакан, чтобы спрятать ее.

 

— Все, что как вам кажется, вы знаете обо мне, мистер Поттер, совсем не обязательно знать вашим товарищам.

 

— О, Боже. Профессор, даже если бы я и хотел сказать им, чего я не сделаю, я не знал бы как объяснить, каким образом я это обнаружил. Кроме того, если кто-то и должен беспокоиться, то это я. Вы же «Король Слитерина», помните?

 

Я усмехаюсь. — Не беспокойтесь, ваш ужасный секрет в безопасности, — сарказм сочится из моего голоса, но мальчик не замечает этого тонкого оскорбления.

 

— Я знаю. Я вам доверяю.

 

Определенно, не замечает. И теперь я снова чувствую себя неудобно. — Вы сказали, «Мне так кажется». Вы не уверены в этом?

 

Он пожимает плечами. — Мне кажется, что уверен? — Вопрос. Он даже не уверен в том, что думает. Я нетерпеливо фыркаю.

 

— Ну хорошо, что заставляет вас так думать? — Он делает глоток и опускает глаза. Я вздыхаю. Почему, черт побери, он настоял на обсуждении этого, почему я должен вытягивать это из него?

 

— Вас не привлекают девушки? Я думал, что вы и Гренджер…

 

 

— О боже, нет! - он закашлялся. — Она мой друг! Вы же не поверили той статье, правда?

 

Я мысленно усмехаюсь. Один из неприятных моментов. Я не обращаю внимания на ностальгию по тем временам, когда я еще мог относиться к мальчику только с унижающей яростью. Конечно, я не принял во внимание статью. Я не настолько глуп, чтобы поверить тому, что пишут в женских журналах. —Итак, вас не привлекают девушки.

 

— Ну, была одна девушка из Райвенкло. Но, может быть, это только из-за того, что она прекрасный игрок в Квиддитч.

 

Я сдерживаю смех. *Итак, его привлекают девушки на метле*. — Да, квиддитч и любовь… они так близко.

 

Он смотрит на меня с мягким упреком, затем улыбается. — Очень смешно.

 

— Ну, может быть, вас привлекают мальчики? — Я чуть не сказал «мужчины», но вовремя остановился. *Осторожно, если ты хочешь…* Стоп.

 

— Я не знаю.

 

 —Ой, ради Бога, Поттер. Если вы не знаете, привлекают ли вас мальчики, и не знаете, привлекают ли вас девушки, то как же вы сделали нелепый вывод, что вы голубой? — Боже, как же я ввязался в этот разговор?

 

— Я пытался справиться с этим прежде, чем вы настояли… Я же говорил, что не нужно! – кричит он, тут же извинившись. Мы сидим в тишине некоторое время, затем он говорит, - А когда вы узнали? В смысле, как…

 

Он умолк. Теперь мы подошли к той части разговора, когда я проклинаю себя за алкоголь, который замедлил мои умственные способности. Есть некоторые вещи, которые мальчик не должен знать о своем отце. Мне настолько смешно, что я почти забыл о его вопросе.

 

— Профессор? Простите. Если вы не хотите говорить мне…

 

— Я был молод. И чувствовал кое-что по отношению к другу детства, — прежняя горечь появилась в моих словах. Я проглотил ее вместе с остатками виски из стакана. Я не могу заставить себя посмотреть на мальчика, который просто копия своего отца. Кроме глаз – единственного признака, напоминающего эту ужасную тусклую женщину.

 

— Так что же случилось?

 

*О, мы прошли через несколько этапов. Он решил, что он был нормальным, решил сказать всем своим друзьям, что я извращенец, чтобы потом жениться на самой неинтересной женщине из всех живущих. Затем он оказался не на той стороне смертельного заклинания, и через десять лет его сын – гей вернулся, чтобы преследовать меня*

 

В раздумье: Ничего. Он вырос нормальным, я нет.

 

— Это грустно. Мне жаль.

 

*Да, ты должен пожалеть* 

— Я уже справился с этим.

 

 

*Лжец*

 

***

 

Я думаю, что нужно менять тем разговора, пока я не подчинился импульсу и не уничтожил пьедестал, на который мальчик поднял своего отца. Не то, чтобы я не любил видеть, как его заблуждения рассыпаются в прах. Просто что-то подсказывает мне, что это будет хуже всего, что было до того. Я отгоняю эту мысль подальше.

 

— Итак, раз уж у нас здесь откровенный разговор, я настаиваю на том, чтобы вы сказали мне то, что я хочу знать. Я хочу услышать о ваших снах.

 

Он краснеет.

 

— Не о тех снах, глупый мальчишка, о ночных кошмарах. Что вам снилось, когда вы чуть не сломали мне нос?

 

Его смущение уходит, и лицо становится непроницаемым. У меня заканчивается терпение. — Поттер, просто скажите мне.

 

Он трясет головой. — Это глупо.

 

Я уже начинаю подумывать о своем кабинете в Хогвартсе, где есть небольшой хрустальный пузырек, содержимое которого заставит мальчика изливать душу не один час. Черт, я так и знал, что что-то забыл упаковать.

 

Я твердо смотрю на него. Он вздыхает и говорит, - Иногда мне снится ночь третьего задания. Просто… ну, мне снова снилось все это, и вы дотронулись до моего плеча именно там, где Петтигрю взял мою кровь… — он опускает глаза и снова трясет головой. — Профессор, я правда не хочу говорить об этом.

 

Внезапно я не хочу слышать об этом. Я слышал кое-что, что рассказал мне Дамблдор. Этого было достаточно, чтобы заставить меня похолодеть. Перспектива получить рассказ из первоисточника, окрашенный к тому же эмоциональными переживаниями, пугает меня. Он разглядывает свой стакан. Понимание вдруг приходит ниоткуда.

 

— Вы вините себя, не так ли? — вопрос сам вылетает из моего рта, но я не жалею об этом. Он мигает, затем трясет головой.

 

— Я знаю, что это не моя вина, - он откашливается.

 

— Я знаю, как это происходит, Поттер. Вы снова и снова проигрываете эту сцену в голове и фокусируетесь на своих ошибках, пытаясь вычислить, где была возможность спасти Диггори от смерти и помешать Темному Лорду обрести тело. Я прав? — Я знаю, что прав. Я играл в эту игру слишком часто. Меня ошарашивает внезапное понимание того, сколько общего у меня с Поттером. Я вдруг понял, почему именно меня выбрали, чтобы помочь ему.

 

*Теперь ты это сделал, не так ли?* Заткнись

 

— Пожалуйста, хватит, - шепчет он.

 

В его голосе сквозит отчаяние. Я решаю больше не настаивать.

 

 

— Хорошо. Но вы, Поттер, должны прекратить это, иначе закончите подобно мне, — он смотрит на меня и я усмехаюсь. Он отвечает мне улыбкой, и я рад видеть это. Я понимаю, что не должен так радоваться. Я делаю большой глоток и пытаюсь заткнуть голос, который ворчит в голове *У него не будет времени, чтобы закончить так, как ты*

 

 —Итак, а что снилось вам сегодня ночью, профессор? — второй раз за двадцать лет мое лицо вспоминает, как краснеть, и в миллиардный раз я проклинаю мальчика. Я вдруг отвожу глаза и проклинаю себя за это. — Это не касается вас, Поттер.

 

*Это слишком касается тебя, Поттер* Я пытаюсь сделать свой голос холодным, насколько это возможно.

 

— Лицемер.

 

*Туше*

 

***

 

Мы должны уехать сегодня в полдень, и я вдруг понимаю, что Дамблдор еще не появлялся, чтобы проверить нас. Мой желудок сжался, когда я подумал о том, что бы это могло значить. Я считаю само собой разумеющимся то, что старикан переживет нас всех. Но теперь я сталкиваюсь с пониманием того, что человек смертен. Что он может умереть. Я представляю, что его смерть может означать для остальных. Для мальчика.

 

*Я собираюсь защищать мальчика, пока я жив, Северус*

 

А что потом? Что произойдет потом? *Выбор* Да, выбор. Пожертвовать собой во имя человечества, или жить и позволить Волдеморту установить царство террора. Большой камень падает в мой желудок, и я едва удерживаюсь, чтобы не вздрогнуть. Слова «Не честно» пробегают в моих мыслях, и я отгоняю их, напоминая себе, что в мире все нечестно.

 

— С вами все в порядке?

 

Я смотрю на мальчика через стол и проверяю свое выражение лица. Кажется, все в порядке. Я поднимаю бровь, но молчу. Я не доверяю своему голосу с тем комом, который застрял у меня в горле.

 

 —В чем дело? — его глаза ищут мои, и мне становится интересно, как мальчик смог определить, что что-то не так. Несмотря на то, что я краснел прошлой ночью, я все еще в состоянии поддерживать непроницаемое выражение лица.

 

Я прочищаю горло. — Ни в чем. Почему вы спрашиваете?

 

 —Я не знаю. Вы не… - мальчик пожимает плечами. — Неважно, - он вновь погружается в чтение Волшебного руководства.

 

Мне приходит в голову, что если Волдеморт сумел добраться до Дамблдора, то мальчик узнал бы об этом. Волдеморт будет стараться убить старика, я уверен. Но мальчик что-то об этом узнает. Несомненно.

— Поттер, у вас были какие-либо сны о Волдеморте в последнее время? Шрам не беспокоит?

 

Я стараюсь говорить нейтрально, но он понимает меня. — В последнее время нет. А что? — Я не совсем спокоен. Мы можем узнать по шраму мальчика, что что-то случилось, но не можем быть вполне уверены, что ничего не происходит, если шрам молчит.

 

 — Просто любопытно, — бормочу я и пытаюсь проигнорировать его сомневающийся взгляд.

 

 —Что-то не так. Скажите мне, пожалуйста.

 

— Все нормально. Учись, — я вижу по его лицу, что он не намерен слушать меня. Он упрямо поджимает губы.

 

 —Но ведь я такая же часть проблемы с Волдемортом, как и вы, - настаивает он. *И даже больше*. Стоп. — Если что-то случилось, просто скажите мне. В конце концов, я это все равно обнаружу.

 

 — Я не знаю, случилось ли что-нибудь, Поттер. И не собираюсь волновать вас понапрасну, — я повышаю голос и бросаю на него твердый взгляд. Чертов мальчик не колеблется.

 

 — Если бы ничего не случилось, вы бы не волновались, - настаивает он. — О, Боже, перестаньте защищать меня. Я имею право знать. Правда?

 

— Я просто беспокоюсь, что Директор не навестил нас. Вероятно, ничего особенного.

 

На самом деле я в этом не уверен. Если Дамблдор не пришел, должна быть какая-то причина. Мальчик смотрит на меня, потом в книгу. Он бледнеет.

 

 — Вы же не думаете… - голос срывается.

 

 — Он очень сильный волшебник, – говорю я больше для того, чтобы успокоить себя. Я видел, как Дамблдор применяет свою полную силу, всего несколько раз. Всякий раз вспоминая о том, почему, собственно, я решил к нему присоединиться.

 

 — Если он… если что-то случится с профессором Дамблдором, кто защитит вас? — я понимаю, что у меня отпала челюсть. Меня? Это должно волновать его меньше всего. Меня волнует меньше всего. Я вдруг понимаю, не без ужасного смущения, что моя рука потянулась через стол и начала успокаивающе похлопывать мальчика. Боже, я даже не понял, когда она туда переместилась. Его пальцы сплетены с моими, и я не способен оторваться. Мое сердцебиение ускоряется от паники. Он сжимает пальцы.

  

***

 

 — Две минуты. Вы уверены, что собрали все? — он кивает. Мне интересно, думает ли он о Дамблдоре, но я не спрашиваю его. Я не хочу выдать собственное беспокойство. Он поднимает глаза, чтобы встретить мой взгляд, и я напрягаюсь.

 

— Профессор, вы действительно имели в виду то, что вы сказали обо мне… э… как я занимаю ваши комнаты? — он собирается с силами для моего ответа. Черт. Мальчик снова сделал это. Я пытаюсь найти тактичный путь, чтобы дать ему понять, что он может всегда приходить ко мне без приглашения, чтобы при этом он не мог подумать, что я хочу его видеть. Я не могу сказать, что наслаждаюсь его компанией. Но я начал привыкать к нему, как к части моего ежедневного расписания, а я не люблю, когда мои планы меняются. 

 

— В чем дело, Поттер? Вы еще недостаточно достали меня? — Мне приходит в голову, что я просто не хочу давать честный ответ на его вопрос. И глядя на него, я понимаю, что он готов дать мне его. Я задерживаю дыхание.

 

— Хоть вас это и раздражает, я хочу сказать, что вы мне нравитесь… Я люблю быть рядом с вами… Нет… Ладно. Я дурак, — он закрывает лицо руками, и я смеюсь над его смущением. Потом вспоминаю, что я должен быть раздражен. Черт. — Я не знаю. Вы меня успокаиваете.

 

Я его успокаиваю. Снова это слово. Его жалость производит на меня противоположный эффект. Мной овладевает раздражение.

 

— Почему я вас успокаиваю? Нет, правда, Поттер. Я стараюсь быть грубым с вами,           а вас это *успокаивает*? Вы мазохист или просто слишком тупы, чтобы обратить внимание? — Я смотрю на него. И он усмехается. Я ищу в своих словах что-то достойное усмешки.

 — Может быть, *успокаиваете* это неточное слово. Просто… я чувствую себя нормально, когда вы рядом. И вы не все время противный. И когда вы… ну… Я просто ожидаю этого. Это… ну, это вы. Это ваша часть.

 

 — У вас, несомненно, есть множество идей по поводу того, кто я такой.

 

 — Ну, бессонница дает человеку множество возможностей подумать.

 

Моя очередь усмехнуться. — Проводите ночи, думая обо мне, да?

 

Он краснеет. Я должен бы тоже, если бы не сработал портключ.

 

 

***

 

Мы приземляемся, и я удивляюсь, как мальчик играет в квиддич с такой координацией движения. Он падает на меня, а я падаю на чертово кресло, которое, к счастью, не работает. Если бы оно было включено, я не обратил бы внимания на Дамблдора, сидящего напротив. И у меня не хватило бы духа, чтобы столкнуть неуклюжего мальчика со своего колена.

 

 — Добро пожаловать. Надеюсь, все прошло хорошо.

 

 — Албус, — я собираюсь упрекнуть его за то, что он заставил меня волноваться, но я прекращаю, когда узнаю его особый взгляд. Что-то случилось. И кто-то умер. Я холодею, мое дыхание замирает.

 

— Профессор Дамблдор, мы волновались за вас.

 

Албус отрывает взгляд от меня и грустно улыбается мальчику.

 

 — Наверное, тебе лучше сесть, Гарри, — я вижу, как мальчик бледнеет и сползает на пол. По моей спине пробегает дрожь. Если требуется присутствие мальчика, значит, это кто-то, кого он знает. Я пытаюсь прекратить думать о возможном списке жертв.

 

 — Что случилось? - говорю я. *Кто это был* - думаю я.

 

 — Пока вас двоих не было, боюсь, что… - он вздыхает, и я вижу ярость в его глазах. Я еще раз убеждаюсь в силе этого человека. Спокойствие возвращается на его лицо, когда он смотрит на Поттера. — Гарри, Хагрида убили.

 

 

Желудок подпрыгивает, и я не могу заставить себя посмотреть ни на мальчика, ни на Дамблдора. Я закрываю глаза и замираю от ярости, которая кипит во мне. Холод заполняет мое тело. Я чувствую, как мое лицо каменеет. Этот рефлекс никогда не исчезнет. Вероятно, никогда.

 

 — Как? — голос мальчика такой же твердый, как и мой. Это пугает меня. Я открываю глаза и вижу это чертово выражение на его лице. Я проклинаю его. Я проклинаю себя. Это не нормально. *Он не нормален*

 

— Он согласился быть посланником к великанам. Кто-то обнаружил это. Он проходил через Аллею Мрака, когда это случилось.

 

Мальчик кивает, как будто он ожидал этого. Я начинаю беспокоиться за него. Я говорю себе, что он только в шоке от новости и отреагирует потом. Мне вдруг приходит в голову, что я хочу увидеть эмоциональный взрыв. И это беспокоит меня – насколько сильно я хочу его увидеть. Я хочу, чтобы он заплакал, как нормальный мальчик. Это меня должно как-то успокоить, в смысле, что с ним все будет в порядке.

 

Я поворачиваюсь к Дамблдору и вижу, что он смотрит на меня. Я узнаю его созерцательное выражение и содрогаюсь. Оно тут же пропадает. 

 

— Гарри, ты извинишь нас на минуту.

 

Мальчик встает, но Дамблдор останавливает его. — Профессор Снейп и я будем в соседней комнате.

 

Это называется говорить открыто, думаю я с горечью и заставляю себя подняться. Лицемер. Я быстро прохожу в свою спальню и жду, когда он последует за мной. Он входит и закрывает дверь. Он улыбается, и я глотаю горькие слова.

 

— Все прошло нормально? - спрашивает он. Я нетерпеливо киваю. — Хорошо.

 

Он замолкает, тщательно подбирая слова. Мое терпение иссякло.

 

— Ну же, Альбус.

 

— Северус, я был нечутким по отношению к вам, и прошу прощения.

Этот человек лишает меня дара речи. Я напомню себе разозлиться на это позже. Сейчас я слишком занят.

 

— Мое беспокойство за Гарри часто заставляет быть невнимательным к потребностям других. Спасибо, что порадовали меня.

 

Следующий, кто обвинит меня в доброте, лишится нескольких своих частей тела. Я закрываю рот, чтобы остановить поток проклятий, вертящихся на языке.

— Я удивлен, что вы на это согласились. Вы щедро пожертвовали своим свободным временем и частной жизнью. Я повесил на вас ужасный секрет. Вы превысили все мои ожидания, Северус. Извините.

 

— Куда это вы клоните, Альбус? - вопрос срывается с моих губ прежде, чем я могу остановить его. Мое раздражение о того, что он покровительствует мне. Я прекрасно знаю, чем я пожертвовал, спасибо. К чему же все это?

 

— Я освобождаю вас от вашего обязательства.

 

Мой желудок подпрыгивает, и я не уверен, почему. Я чувствую себя как ребенок, у которого отняли рождественский подарок в ту минуту, когда он отрыл его. Затем я признаю, что это глупо. Я должен быть доволен. Ведь это именно то, чего я хотел, не так ли?

 

— Того, чему вы уже научили мальчика, будет достаточно, чтобы обеспечить его безопасность. Ему не обязательно ваше присутствие во время перемен.

 

— А как насчет его ночных визитов? — мой голос хрипит, а в желудке поселился холод, который высасывает мою способность поддерживать спокойствие. Я глубоко дышу.

 

— На ваше усмотрение. Если вы предпочтете прекратить это, я смогу найти для мальчика другое занятие, которое уберегло бы его от ночного шатания по коридорам, — он любезно улыбается, и я содрогаюсь.

 

— Разве вы больше не хотите, чтобы я был его жилеткой, в которую можно плакать? - в моих словах только горечь и сарказм. Он пристально смотрит на меня, я выпрямляюсь и встречаю его взгляд.

 

— Было бы нечестным по отношению к Гарри, если бы человек, которого он выбрал для этого, вдруг отказался бы от своих обязательств. Было бы глупо с моей стороны просить вас об этом. Если вы решите продолжать вашу дружбу, можете действовать по своему усмотрению.

 

Я собираюсь с силами и пытаюсь не обращать внимания на битву в моем желудке. Я даже не должен думать об этом. Выбор сделан. Я чувствую, как мое тело холодеет, и прочищаю горло.

 

— Хорошо, Альбус. Постарайтесь уберечь мальчишку от глупостей.

 

Старик смотрит на меня, потом вздыхает и желает мне доброго дня. Я слышу, как он зовет Поттера. Потом дверь в мою комнату мягко закрывается. Где-то внутри меня тоже захлопывается дверь.

 

Глава 4.

На ваше усмотрение

 

Я сижу за главным столом и пытаюсь не обращать внимания на то, как он пялится на меня. Его глаза предательски блестят на непроницаемом лице. Я снова боюсь своего урока у семиклассников. Прошел уже месяц с тех пор, как я прекратил контакты с мальчиком, но, кажется, он до сих пор не пришел в себя. Первые два урока были ужасны, и мне пришлось довольно жестко доказывать свой профессорский статус. Четыре ночи общения с Филчем, и мальчишка научился держать свою дерзость при себе. Это было почти так же трудно, как удержаться и не наложить заклятие на Уизли и Грейнджер с их сочувствующими лицами. Как будто ему нужна их жалость. Неужели они не понимают, что делают ему только хуже?

 

*Стоп* Черт. Этот защитный инстинкт по отношению к мальчику слишком силен. Я даже убрал карту из своего кабинета, чтобы не проводить ночь за ночью, наблюдая, как он бродит по библиотеке. Дамблдор запирает его, чтобы он был в безопасности. Как будто это удержит его стремительное погружение в глубины невроза, думаю я с горечью. И снова себя останавливаю.

 

*Это не твоя проблема*

 

Он не твоя проблема.

 

Звенит звонок, означая конец трапезы, и я отрываюсь от еще одного несъеденного обеда. Пока я иду в темницы, я мысленно готовлюсь к еще одной стычке с мальчиком. По крайней мере, закончилась волна сентиментальности, последовавшая за смертью Хагрида. Публичная демонстрация чувств должна быть запрещена. И те, кто осмеливается плакать в моем классе, должны наглухо закрыть свои слезные каналы. Я должен сдерживаться, чтобы не напоить маленьких негодяев зельем, которое сделало бы это.

 

Люди должны научиться оставлять свои эмоции за дверями своих личных комнат. Я оплакивал гиганта в соответствующей ему манере – с кружкой крепкого портера и пожеланиями счастливой загробной жизни в большом зоопарке на небе. И чтобы постель ему согревали драконы.

 

Я останавливаюсь в своем кабинете, чтобы собрать вещи, перед тем как пронестись через следующую дверь в класс. Я поворачиваюсь к доске и пишу компоненты для зелья, отращивающего волосы. Я думаю, кого бы проверить на этот раз. Одного Гриффиндорца и одного Слитеринца, чтобы все было честным. Я больше не могу выносить жалобы МакГонагалл на то, как я притесняю ее студентов. 

 

Кого бы выбрать? Я не могу использовать шанс напоить зельем Лонгботтома кого-нибудь из его одноклассников. У меня нет привычки убивать студентов. Что касается моих собственных студентов – Малфой замечательно сыграл бы роль подопытной морской свинки, но мой маленький начинающий Упивающийся Смертью тут же побежит к своему ублюдку – отцу, который снова попытается доставить меня к Темному Лорду с красной ленточкой вокруг моей обреченной задницы. Крабб и Гойл уже и так выглядят как обезьяны. Бедняжка – страхолюдина Паркинсон, даже я не настолько жесток. Наконец, я выбираю Томаса и Нотта.

 

Я заканчиваю писать ингредиенты на доске, всем телом ощущая его присутствие. Меня бросает в дрожь от горького негодования, которое исходит от него. Но когда я поворачиваюсь, он не смотрит на меня. Он следит за Финниганом. Мне приходит в голову, что он глазеет на его зад, и даже не пытается скрыть этого. Я усмехаюсь, и откашливаюсь. Все тут же начинают смотреть на меня. Кроме него.

— Сегодня вы будете готовить зелье для роста волос. Паркинсон, вы будете испытывать свое на Нотте. Мистер Поттер, – его глаза поворачиваются ко мне, и я сверлю его взглядом. Я неприятно улыбаюсь, и его взгляд холодеет. — Так как вы уделяете столько времени мистеру Финнигану, я думаю, будет правильным, если вы напоите объект своей страсти тем, что приготовите.

 

На мгновение у него отваливается челюсть. Слитеринцы громко хихикают и поворачиваются к Гриффиндору, чтобы увидеть, как Поттер смотрит на меня с явным отвращением. Боковым зрением я вижу Финнигана, он сильно краснеет. Уизли тянет Поттера за мантию, чтобы привлечь его внимание, и он отводит взгляд. Класс успокаивается и начинает готовить зелье, и я пытаюсь бороться со странной внезапной волной сожаления.

 

Я предал доверие мальчика – подтвердил звание Бессердечного ублюдка, которым пожертвовал в ту ночь, когда он доверил мне свой секрет.

 

***

Я сижу в своем кабинете над кипой неожиданных контрольных, которые я задал студентам после моей стычки с Поттером. Моей атаки на Поттера, поправляю я себя. Я пытаюсь сказать себе, что я сделал бы то же самое с любым студентом, который так вызывающе разглядывал своих одноклассников. Но это не правда. Я уже давно принял сознательное решение игнорировать подростковые страсти. Мое время и энергия уходят на то, чтобы критиковать отвратительные концентраты, которые студенты пытаются выдать за зелья.

 

Я выбрал его мишенью. Несправедливо. *Ты всегда так делаешь*. Меня настигает еще одна волна раскаяния. Против своего желания я начинаю копаться в прошлом, пытаясь понять, почему мне так необходимо мучить мальчика. Довольно скоро я нахожу эту информацию в своей памяти.

 

Джеймс. Хорошо, ладно. Я ненавижу мальчика из-за Джеймса – он был кульминацией его предательства. Но это не имеет ничего общего с тем, что произошло сегодня. Прошло достаточно времени, чтобы я научился ненавидеть Гарри Поттера за его собственные достоинства. *Вроде его жуткого сходства с мальчиком, сделавшим твою юность невыносимой*. Стоп.

 

Я не впервые чувствую вину, но испытывать это чувство за свое язвительное замечание просто нелепо. И я отказываюсь анализировать причины этого. Это было вполне нормально. Мальчик еще должен сказать мне спасибо. Если он хочет сохранять свои сексуальные предпочтения в тайне, он больше не будет глазеть на зады своих одноклассников. А другие студенты, вероятно, припишут этот комментарий моему обычному плохому настроению. Я не сделал ничего неправильного. 

 

С усилием я концентрируюсь на кипе пергаментов на моем столе. Я чувствую, как мои мысли проясняются, когда окунаю перо в красные чернила. Я получаю извращенное удовольствие, отчитывая второкурсников Хапплпафа и Райвенкло за недостаточную готовность к занятиям. На середине кучи контрольных я слышу стук в дверь. Я гляжу на часы и пытаюсь вспомнить, кому же я назначил сегодня наказание.

 

— Войдите, — я не отрываюсь от своей работы. Это всегда эффективно, чтобы испарились остатки решительности, которой студенты набираются перед моей дверью. Обычно после долгой паузы (болезненной для них, грешным делом забавной для меня) они выдавливают из себя, - «профессор Снейп?». Я узнаю их по голосу, и не должен уделять им больше внимания.

 

После долгой паузы я нетерпеливо спрашиваю. – Ну, что еще? — как только слова слетают с моих губ, я уже знаю, кто это. Мое сердце бешено колотится, и волна адреналина накрывает меня. Борьба или отступление.

 

Борьба. — Вы планируете смотреть на меня весь вечер или вы что-то хотели, мистер Поттер?

 

— Вы даже не можете посмотреть на меня, да?

 

Я делаю непроницаемое лицо и гляжу на него. Его выражение лица повторяет мое, но его глаза горят от гнева. Я стараюсь изобразить то же самое, но мне удается лишь легкое негодование. Я оставляю свои попытки. — Итак, я не назначал вам наказания, почему же вы здесь?

 

Его губы шевелятся, но слов не слышно. Я чувствую себя неуютно под его взглядом. — Если вам нечего сказать, мистер Поттер, я прошу извинить меня.

 

Отступление. Я встаю и начинаю собирать контрольные со стола. Что-то подсказывает мне, что я должен буду запереться в своих комнатах и провести еще один вечер в алкогольном забвении. Я прохожу мимо него и открываю дверь, показывая, что он может идти – не то, чтобы я надеялся, что он именно так и сделает.

 

— Нет, — голос холодный и опасно хрипловатый. Я должен быть поражен его способностью к запугиванию, но я слишком занят – я молча умоляю его уйти.

 

— Что нет?

 

— Нет, профессор. Я вас не извиню, — он срывается и кричит. - Какого хрена вы это со мной сделали? Я чертовски доверял вам!

 

Мне даже не приходит в голову упрекнуть его за выражения. Я борюсь со своим чувством вины. Я делаю вдох и говорю, - Возможно, вы теперь подумаете дважды, прежде чем строить глазки своим одноклассникам.

 

— Ревность? - шипит он. Слова проникают мне под кожу, и я дрожу от возмущения.

 

*Звучит ужасно знакомо, правда?*

— Двадцать баллов с Гриффиндора, Поттер. Идите.

— Всего двадцать? А что же не пятьдесят? Да лучше снимите все эти чертовы баллы, профессор. Меня не волнует!

 

— Убирайся, – говорю я или, вернее, хочу сказать. Слово застревает у меня в горле, и я издаю звук подобно хрипу умирающего. Он садится на стул перед моим столом и кладет голову на руки. Я закрываю дверь на случай, если он снова вздумает кричать – последнее, чего бы я хотел – чтобы остальные студенты узнали, что я допускаю такое поведение. И почему это я допускаю такое поведение? Мой желудок сжимается от ненависти к себе.

 

— Какого черта вам нужно, Поттер? Вы пришли сюда за извинениями? Вы действительно настолько глупы, что ожидали их получить?

— Я хочу узнать, почему вы изменились, - бормочет он, негодование звенит в его голосе.

 

— Скажите-ка мне, как я изменился? В течение четырех с половиной лет, пока вы здесь, мистер Поттер, я когда-либо обращался с вами иначе, чем сегодня? Вы же не настолько наивны, чтобы поверить, что пара приватных бесед заставит меня привязаться к вам?

 

Он изучает мое лицо, и я вижу, как он пытается придумать доводы. Он осторожно начинает, - Вы правы. Вы никогда не были любезны со мной в классе.

 

*Ха!* Я почто поверил, что мне удалось прекратить поток бессмыслицы, который он нес, пока он не сказал, - Но я не мой отец, профессор.

 

Кровь моментально отливает от моего лица. Я напоминаю себе, что мальчик ничего не знает, и его комментарий – всего лишь попытка проанализировать положение. Неплохая попытка – думаю я обиженно.

 

— Вы всегда ненавидели меня из-за глупой злобы, которую испытываете к нему. Но иногда вы забываете ненавидеть меня, и я думаю, это нервирует вас больше, чем… Я… Я не он. И вы знаете, что у вас нет причины ненавидеть меня.

 

Мой язык приклеился к небу, и я не могу ответить немедленно. Даже не зная, о чем он говорит, мальчик довольно близко подошел к причинам. Конечно, он не должен знать об этом. Я отклеиваю язык и говорю, - Ерунда, Поттер. У меня достаточно причин ненавидеть вас. И позвольте уверить вас, что мои чувства по отношению к вам относятся именно к вам, — я победоносно усмехаюсь.

 

Он смеется. Это не смех того, кто только что проиграл битву – сухой и невеселый. Что-то в моих словах действительно показалось ему смешным. Я думаю, в своем ли он уме.

— Спасибо, я догадываюсь, - говорит он с оттенком развлечения. — Вы помните, что я сказал о вас, что вы успокаиваете? Это неправда. Вы меня с ума сводите, — я изумленно фыркаю, прежде чем успеваю сдержаться. Он продолжает, - Но когда вы не пытаетесь казаться ужасным…

 

— Поттер…

 

— Дайте мне закончить, а? Потом я уйду, — я закрываю рот. На мгновение он задумывается.

 

— Ну, возможно, вы ужасны. Но это не все. И теперь, когда я узнал это, я не хочу больше вас ненавидеть. Вы можете говорить, что презираете меня, можете унижать перед всеми, но я знаю, что какая-то ваша часть не хочет этого. И я… Я просто не хочу больше бороться с вами. Пожалуйста. Я просто… не могу. Больше.

 

Его речь начиналась так, как будто была тщательно отрепетированной. Я чувствую, что когда он начинал говорить, он не планировал заканчивать ее так отчаянно. *Дилетант*

— Вы закончили? — он кивает и встает.

 

— Могу я ответить? — он осторожно смотрит на меня, вздыхает и снова садится. Я придумал свою речь прежде, чем его зад коснулся стула, и я гарантирую, что она не закончится такой жалкой просьбой.

 

— Мне совершенно безразлично, ненавидите вы меня или нет. Это не моя забота. Моя забота – это то, что вы мой студент, мистер Поттер. И я ожидаю, что, как студент, вы приведете себя в соответствие со своим положением. У меня нет привычки дружить с детьми, которых я учу. Если вы продолжите вести себя так, как будто такая дружба возможна, как будто под моей холодной и жесткой внешностью есть что-то еще – я предупреждаю, что вы будете жестоко разочарованы. Другими словами, мальчик, было бы благоразумно продолжать меня ненавидеть. Для вашего же блага, — я выпрямляюсь в полный рост и смотрю на него. Моя совесть аплодирует блестящему исполнению.

 

— А если я не буду?

 

*Маленький негодяй. Просто напугайся и убеги!*

 

— Вы будете глупым мальчиком, который не обращал внимания на предупреждения!

 

— Почему? Кого вы пытаетесь защитить, Снейп?

 

*Нас обоих, глупый ребенок!*

 

— Потому что я не хочу, чтобы меня защищали. Только не вы. Если не хотите, чтобы я был рядом – просто скажите. Но имейте смелость сделать это мне в лицо, не заставляйте Дамблдора выполнять вашу грязную работу. Это было бы низко даже для вас. И не пытайтесь говорить, что это для моего же блага. Это все чушь. Я чувствую себя хотя бы наполовину нормальным только когда я рядом с вами! — Я поражен силой его голоса. Он глубоко вздыхает и потирает лицо рукой. — Простите. Я не хотел… я просто пойду.

 

Он встает и идет к двери, которую я неосознанно запер, пока он стоял передо мной. Он смотрит на меня, и я не могу встретиться с ним взглядом. Мой мозг пуст и подавлен угрозой мелодраматичной сцены. Я должен сказать что-то, единственно правильное, чтобы заставить его уйти из моей комнаты. Это неправильно, если он будет зависеть от моей компании, чтобы находиться в нормальном состоянии. Опасно быть настолько зависимым. Он протягивает руку к дверной ручке, и я останавливаю его. — Вы правы. Я должен был сам сообщить вам о вашем новом размещении. — Нет! Оправдание, а не извинения, старый придурок!

 

— Ладно, хорошо. Не очень-то легко говорить такое эмоционально неустойчивому подростку, не так ли? - бормочет он ребячески.

 

Какая-то часть моего мозга выходит из ступора, чтобы ответить, - С вами все будет в порядке? — Черт. Не та часть.

 

— Я в порядке, — он смотрит себе под ноги. — А вы?

 

Вопрос смущает меня. Это не я ударюсь сейчас в истерику посреди своего кабинета. Я в порядке. — Ну, я мог бы напиться.

 

Подожди… Я действительно это сказал? Черт.

 

Он фыркает. — Я тоже.

 

Я уступаю ему дорогу, и он идет к двери. Он открывает ее и слабо улыбается. — Спокойной ночи, профессор. Простите.

 

— Поттер… — *просто дай ему уйти* — Вы можете присоединиться ко мне, если хотите. —Мне кажется, что я слышу свой стон.

 

— Профессор Дамблдор ждет меня.

— Я уверен, что он знает, где вас искать.

 

*На ваше усмотрение* Точно. У меня вдруг появляется чувство, что я сыграл именно так, как ожидал директор. Черт бы его побрал за веру в мои лучшие стороны.

 

Мальчик выглядит взволнованным. Он хмурит брови и глубоко вздыхает. — Я хочу. Правда. Но… как же вы? Потому что вы сказали…

 

— Я прекрасно помню, что я сказал, мистер Поттер.

 

Заперев дверь в свой кабинет, я гляжу на колеблющегося мальчика, прежде чем пройти в коридор, ведущий в мои комнаты. Я слышу его неуверенные шаги за спиной и вспоминаю слова американского маггловского поэта.

 

"Себе ли я противоречу? О сильно, сильно сам себе! Но я обширен, я просторен, во мне есть множество миров…"

 

 

***
Я завершаю проверку контрольных и допиваю напиток, оставшийся в стакане. Часы отбивают четверть часа, и я с удивлением обнаруживаю, что это начало четвертого. Мальчику скоро будет пора отправляться в его комнату. Я встаю из-за стола и прохожу мимо него, свернувшегося в кресле. Он держит в руке полупустой стакан с виски. Я убираю его, и мальчик шевелится, вздыхая. Поставив стакан рядом с бутылкой, я обращаю внимание, что он опустела больше, чем я помнил. Но не мог же мальчик…

 

— Поттер, — я стараюсь не прикоснуться к нему. Когда он не отвечает, я подхожу ближе. — Поттер, проснитесь, — он мигает и глупо усмехается.

 

— Вы мне снились, - шепчет он. От него разит виски, и речь немного невнятная. Я одновременно тревожусь, сержусь и веселюсь. Я быстро делаю шаг назад. Слишком быстро.

 

 — Вам пора идти, — я начинаю сердиться.

 

Он со стоном закрывает лицо руками. — Но это было так хорошо, - глупо хныкает он.

 

Я убираю руки с его лица и командую, - Поттер, поднимайся.

 

Он смотрит на меня, пытаясь сфокусироваться. Он не в состоянии сделать это, и снова закрывает глаза.

 

— Пожалуйста, профессор, можно я буду спать здесь с вами? - стонет он. — Ой, то есть не *с вами*… о, черт возьми….

 

Он фыркает от смеха, и я трясу головой, пытаясь представить, как потащу его в Гриффиндорскую гостиную. Небольшой выбор. Самое время проклинать себя за то, что дал ему алкоголь, но я не делаю этого. Мальчик вправе обидеться.

 

— Хорошо, Поттер.

 

— Зовите меня Гарри, - говорит он и стонет. Я вижу его розовый язык, облизывающий нижнюю губу. — О, боже… О… — он открывает глаза. Я изумленно и растерянно наблюдаю, как он открывает рот. Сначала мне кажется, что это последствия выпитого алкоголя, но он стонет, - Ммм… Пальцы…

 

Точно. Это чертово кресло. — Поттер, выключи его, - говорю я нетерпеливо.

 

Он снова открывает глаза. — Ох… но… а, Гарри, — он восстанавливает остатки своего сознания и ухмыляется мне. Забавный мальчик.

 

— Похоже, я выпил лишнего, - произносит он невнятно. Я заставляю себя выглядеть суровым, несмотря на улыбку, которая пытается появиться на моих губах.

 

— Иди в кровать.

 

Он концентрирует взгляд и медленно поднимается. Он неуверенно стоит и машет руками для баланса. Наконец, он делает шаг, и я ловлю его прежде, чем он упадет. Он испуганно смотрит на меня, затем его лицо смягчается, и он делает еще один шаг. Мне приходит в голову, что мальчик подрос, только я не помню, когда. Он наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня, и я резко вздыхаю. Я делаю шаг назад, поддерживая его одной рукой за плечо. Он поднимает брови.

 

— Пойдемте, Поттер, - выдавливаю я и веду его через комнату - слишком быстро. Он спотыкается. Я идти медленнее, но мне вдруг срочно нужно увидеть мальчика в безопасности в постели. Когда мы добираемся до кровати, он садится и пытается расстегнуть мантию, потом вздыхает и падает назад. Я иду в ванную, чтобы переодеться в пижаму.

 

Когда я возвращаюсь, я вижу, что он выбрался почти изо всей своей наполовину расстегнутой одежды. Я усмехаюсь, когда он гордо смотрит на меня, и бросаю ему ночную рубашку. Она падает в футе от его одежды. Он начинает расстегивать джинсы. Я отворачиваюсь, решив занять диван, чтобы провести еще одну беспокойную ночь. У меня достаточно проблем со сном и без пляшущего перед глазами образа полуобнаженного пьяного мальчика. Я тянусь за одеялом, когда вдруг слышу громкое «Ай!!!» и удар. Я поворачиваюсь к кровати и вижу Поттера, хихикающего на полу. Он забыл снять ботинки перед тем, как снять брюки. Я клянусь никогда больше не давать спиртное мальчику.

 

Я кладу одеяло на диван и собираю все силы, чтобы помочь ему раздеться. Он пытается сесть, я опускаюсь на колени рядом с ним и смотрю на него. Он прекращает попытки подняться и расслабляется на полу, глядя на меня.

 

— Это абсурд, - ворчу я, снимая с него кроссовки.

 

— Простите, - шепчет он, но его улыбка выдает его. Он не сожалеет. Но будет. Я отбрасываю один ботинок, и тянусь к другому.  

 

— Каким местом вы думали, когда решили выпить полбутылки виски? - спрашиваю я, стягивая другой ботинок. Я вздыхаю, упрекая себя за то, что угостил виски подростка в депрессии, и стягиваю с него джинсы.

 

 — Я хочу в туалет, - бодро сообщает он.

 

— Замечательно. Браво.

 

Я встаю и вешаю его джинсы на спинку кровати. Когда я поворачиваюсь к нему, меня оглушает зрелище мальчика, растянувшегося на моем полу. Его рубашка задралась, открывая поджарый живот и дьявольскую дорожку, исчезающую в красных фланелевых боксерах, где… о, черт.

Мои глаза возвращаются к его лицу, чтобы увидеть, как он наблюдает за мной, зажав зубами нижнюю губу. Мне наконец приходит в голову закрыть рот. Закрыв глаза, я делаю глубокий вдох и протягиваю руку, чтобы помочь ему подняться с пола. Я несколько раз имел дело с подростковой страстью, когда глупые студенты решали, что их профессор нуждается в любви. И, тем не менее, я никогда не сталкивался с этой проблемой так близко. И никогда меня это так не возбуждало.

 

Черт.

 

Он поднимается и снова стоит в опасной близости. Я стараюсь заставить себя двигаться, но вдруг меня отвлекает тот факт, что тонкая ткань моей ночной рубашки не может скрыть мое возбуждение. Я молю, чтобы он был достаточно пьян, чтобы не обратить внимания. Стиснув зубы, я заставляю себя уйти. Он делает шаг вперед и пристально смотрит на меня. Внезапно он выглядит в высшей степени трезвым. Моя эрекция задевает его живот, и я резко вздыхаю. Мой вздох сливается с его.

 

Я понимаю, что все еще держу его за руку, когда он вдруг поднимает ее и легко касается своими губами. Я открываю рот для протеста, но слова не слышны. Все мое тело напряжено. Он смотрит на меня и улыбается, отпускает мою руку и кладет обе руки мне на плечи. Я чувствую, как он дрожит… ой, нет, это я. Черт. Он поднимается на цыпочки и прижимается ко мне. Он шепчет так близко к моим губам, что я почти могу почувствовать его вкус, - Вы снова снились мне сегодня, профессор.

 

Его рот слегка задевает мой, и слово «профессор» молнией проносится в моей голове, восстанавливаю мою окаменевшую мораль. Запыхавшись, я делаю шаг назад, и он почти падает.

 

— Поттер, отправляйтесь в постель.

 

Он мигает и трясет головой. — Я не хочу. Не. Один.

 

Если бы я не был так обескуражен полным отсутствием смущения в его голосе, у меня хватило бы духа, чтобы рассердиться. Я недоверчиво смотрю на мальчика и забываю отойти, когда он приближается вновь. Он берет меня за руку и ведет к кровати. С каждым шагом мне становится яснее, куда мы идем. Он садится на кровать, и я освобождаюсь от его захвата.

 

— Ты пьян. Иди спать.

 

— Вы не хотите, потому что… потому что я пьяный?

 

— Есть множество причин, мистер Поттер. Вы поймете через несколько часов, я сейчас даже не буду останавливаться на этом. Спокойной ночи.

 

Я поворачиваюсь и иду к дивану, одновременно проклиная свои принципы и себя за то, что забыл о них. О чем я думал? *А ты не думал* И черт побери, почему нет?

 

Я слышу, как он падает на кровать. — Профессор? — я чувствую облегчение, слыша неопределенность в его голосе.

 

— Что?

 

 — Вы снова собираетесь вышвырнуть меня из своих комнат?

 

— Поттер, спите, — я утомленно вздыхаю, и комната погружается в тишину. Вскоре я слышу его размеренное дыхание. Я боюсь, что мое дыхание никогда не восстановится. Я проклинаю мальчика за свое бешено колотящееся сердце.

 

Прим. переводчика. Стихи принадлежат Уолту Уитмену, классику американской гомосексуальной поэзии.

 

Глава 5.

 Вина.

 

Я просыпаюсь от звука текущей воды – болезненное напоминание о моем мочевом пузыре, который готов взорваться. Я открываю глаза и немедленно узнаю тусклое освещение комнат Снейпа. Я копаюсь в своей неясной памяти. Я помню, как пришел сюда, как пил, пока он проверял работы, как уснул на кресле… Я приподнимаюсь на локтях и осматриваюсь. Когда я замечаю джинсы на спинке кровати, появляются проблески памяти. Я падаю на подушку.

 

*О, черт*

 

Я кусаю губы от воспоминаний, мой желудок завязывается в узел. Может, это был сон. Просто сон. Боже, пожалуйста, пусть это будет сон.

 

Нет. В моих снах он никогда не уходит.

 

Шум воды прекращается, и я закрываю глаза. Может, если я притворюсь спящим, я никогда не увижу его лица. Я пытаюсь исчезнуть, но потом словно слышу голос Гермионы «В Хогвартсе нельзя аппарировать. Эй, я что, одна про это читала?» Я молю, чтобы Волдеморт напал на замок и убил меня прежде, чем Снейп выйдет из ванной. Я даже не буду сопротивляться. Я дам ему свою палочку и буду вежливо улыбаться, ожидая его слов. Я даже должен бы поблагодарить его за милосердие.

 

— Поттер.

Слишком поздно.

Это будет слишком по-детски, если я спрячу голову под подушку? Я осторожно открываю один глаз. Он протягивает мне пузырек с чем-то. Наверное, с ядом. Я бы отравил меня на его месте. Я беру пузырек и поднимаю голову.

 

— Это от похмелья, - холодно говорит он. Возможно, хочет, чтобы я был в полном порядке перед тем, как уничтожить меня.

 

— У меня нет похмелья, - говорю я, но беру зелье. Я бы хотел, чтобы оно было. Возможно, он был мягче, если бы я страдал от боли. Нет, постойте. Это же Снейп. Чем больнее мне, тем счастливее он. Наконец, я пью. Зелье обжигает мне горло. Тут же рассеивается туман, милосердно закрывающий мою память. Вдруг все становится очень-очень ясно.

 

Все события пробегают передо мной, как в кино – все, что я делал, говорил. «Вы снились мне, профессор»

*Глупый ублюдок. Глупый, глупый*

 

Я падаю на подушки и закрываю глаза, все еще пытаясь найти лазейку. Я слышу, как он выходит из комнаты. Через несколько минут, проведенных в мечтах о смерти, я беру джинсы. Меня начинает подташнивать, когда я представляю, что он увидел, когда стащил их.

 

Я совершаю столь необходимый поход в ванную, потом собираю свою одежду и направляюсь в комнату, где он сидит и ждет меня. Несомненно, чтобы отругать и снова вышвырнуть из своей жизни. Мне повезет, если это все, что он сделает. Глубоко вздохнув, я вхожу в комнату, твердо решив упасть ему в ноги, если все остальные извинения не будут иметь успеха.

 

— Профессор…

 

— Вы пропустите завтрак, если не поторопитесь. У вас урок через сорок пять минут, он роется в пергаментах на столе и не смотрит на меня.

 

— По поводу вчерашнего вечера, профессор…

 

Он смотрит на меня и сжимает губы. Я встречаю его взгляд, и от нахлынувших воспоминаний по мне пробегает внезапная дрожь. Он тоже был возбужден. Я помню, как он касался моего живота. Все слова вылетели из головы, и лицо покраснело. Другие части тела тоже потеплели.

 

— Было бы мудро с вашей стороны забыть то, что случилось.

 

О. Неплохо, правда? Если только…

 

— Весь вчерашний вечер, сэр? Или только… ну, вы знаете… — я хорошо понимаю, как глупо это звучит. Я отвожу взгляд и пытаюсь не покраснеть снова. Он не отвечает, и я продолжаю. Я знаю, что не должен, но говорю против своей воли. — Простите, профессор Снейп. Правда, я не должен был пить столько. И мне правда жаль, что я… эээ… пытался… чтобы… о, боже. Простите.

 

Я закрываю лицо руками. Да, мне пора заткнуться. Я думаю, что должно существовать какое-то устройство, которое бы вживлялось в рот и парализовало язык, когда тот собирается ляпнуть какую-нибудь глупость.

— Поттер, идите. Обсудим это позже.

 

Я не чувствую облегчения, но, по крайней мере, он собирается поговорить со мной позже. Даже если он будет кричать на меня, чего я заслуживаю, он хотя бы не выкинул меня. Пока.

 

О, боже. О чем я думал?

 

Я сдерживаю стон и быстро одеваюсь, пока он не усомнился в искренности моих извинений. Я не знаю, как можно быть одновременно возбужденным и ужасаться. Я думаю, именно так он себя вчера и чувствовал.

Я иду к двери и поворачиваюсь на пороге. — Увидимся, — это не должно было быть вопросом, но прозвучало именно так. Блин.

 

— Удачного дня, мистер Поттер.

 

***

 

Я смотрю в свою тарелку и стараюсь не замечать, что профессора Снейпа нет на ланче в большом зале. Я думаю, что он меня избегает. Я бы себя тоже избегал. Я рисую картофельные узоры на тарелке и проигрываю возможные пути развития нашего разговора.

 

*Мистер Поттер, как вы могли даже представить, что мне будет приятно прикасаться к вам? Меня тошнит от вас. Убирайтесь!*

 

Нет, наверное. Его интерес ко мне был очевиден. Мой желудок сжимается, когда тень его эрекции снова касается моего живота. Ну ладно. Вот так.

 

*Поттер, хотя я допускаю, что был заинтригован вашим неожиданным предложением секса, такое вульгарное проявление страсти вызывает у меня отвращение. Я никогда не хочу больше видеть вас вне класса. Впрочем, я не хочу видеть вас и в классе, но с этим ничего не поделаешь. Вы должны быть рады, что ваши гениталии все еще при вас. Убирайтесь*

 

Да, это, наверное, ближе к истине. Ну или так:

 

*Поттер, я не хотел пользоваться преимуществами в связи с вашим состоянием. Но теперь, когда мы оба трезвы, я предлагаю просто раздеться и доказать, что сны могут стать явью*

 

Определенно, нет. Но мальчик может помечтать.

 

— Гарри? — Я отрываю взгляд от своей тарелки.

 

— Хм? — Гермиона снова смотрит на меня. Этот взгляд говорит «Что-то происходит, и я выясню, что это, даже если мне придется вскрыть тебе череп и покопаться в мозге»

 

— Ты уверен, что все в порядке? Ты молчишь все утро. И выглядишь…

 

— Как будто тебя побили, - добавляет Рон. — Где ты был сегодня утром?

 

Я пытаюсь не выглядеть виноватым и замечаю, что они смотрят на меня с большим беспокойством, чем обычно. Мой мозг продолжает петь свою песенку, которая вовсе не помогает найти объяснение.

 

*Тупой ублюдок. Тупой ублюдок. Тупой ублюдок*

 

— Э…

 

— Привет, Гарри.

 

Сердце замирает. Я оглядываюсь и вижу директора, который улыбается мне. Снейп ничего не сказал, правда? Тут же рождается новый сценарий.

*«Мы обсудим это позже»*. Например, в кабинете директора, когда они объяснят мне, почему меня исключают.

 

— Здравствуйте, п-профессор Д-дамблдор. - Блестяще, Поттер. Почему Снейп не научил меня спокойно говорить вместо того, чтобы выдерживать невозмутимое лицо. Это было бы более полезным.

 

— Извините, что прерываю ваш ланч, но я хотел бы сказать вам пару слов.

 

Например: «Вон!», «Исключен!»

 

Я киваю и смотрю на Гермиону и Рона. — Увидимся позже, - выдавливаю я из себя, и направляюсь за директором в его кабинет.

 

***
Я смотрю на Фокса и думаю, могут ли слезы феникса восстановить чье-либо достоинство. Дамблдор предлагает мне сесть. Он проходит за свой стол и тоже садится. Проходит целая вечность, прежде чем он смотрит на меня и говорит, - Я получил письмо от профессора Снейпа касательно тебя, Гарри. Догадываешься, о чем оно?

 

О, боже. — Нет, сэр, - вру я и стараюсь выглядеть по возможности невинно. — Хорошо, тогда взгляни, - он протягивает мне пергамент, и я вижу аккуратный почерк Снейпа. Красные чернила. Цвет моей прерванной школьной карьеры. Подходяще.

 

Глубоко вздохнув, я концентрируюсь на письме, стараясь заглушить внутренний голос *Беги!!!*

 

«Дорогой Альбус!

 

Сначала я собирался сделать предметом этого письма просьбу об отпуске, который необходим мне для поддержания нормального состояния, но вы вряд ли услышите такой крик о помощи. Позвольте же мне представить доказательства, что это необходимо – под видом другой просьбы.

 

Я решил разрешить мальчику приходить ко мне с условием, что он будет использовать это время для обучения. Возможно, нужно уладить что-то с другими учителями, чтобы они давали ему дополнительные задания. Я понимаю, что обучать Поттера – дело безнадежное, но преподавание всегда таково. И я не хочу проводить вечера с невежественным мальчиком. Также мне необходим дополнительный стол, который я поставлю в своей комнате, чтобы разместить его.

 

Если вам нужны дополнительные подтверждения, что я потерял разум, я требую, чтобы были приготовлены разумные извинения, если он уснет над своей работой на истории магии. У него случаются приступы ярости, когда он просыпается, и мой нос уже достаточно пострадал. Не говоря уже о том, что мальчик страдает бессонницей, и должен спать там, где это только возможно.

 

Конечно, я должен настаивать на конфиденциальности. Если то, что я помогаю ему, получит огласку, за этим последует не одна смерть. Если вы решите отклонить мои просьбы и зарезервируете мне местечко в госпитале Святого Мунго, я буду вам признателен.

 

С. Снейп»

 

 ***
У меня отваливается челюсть. Я прочитал письмо три раза, прежде чем взглянуть на директора. Я оглушен и загнан в тупик. Снейп прав – палата в Госпитале Святого Мунго – это именно то, что ему нужно. Дамблдор наблюдает за моей реакцией с тихим удовлетворением.

 

— Я бы не беспокоился о тоне письма, Гарри. Профессор Снейп никогда не хотел показывать свою щедрость.

 

Тон, конечно, не имеет ничего общего с моим изумлением. Меня назвали «безнадежным делом», но это не ударяет по моему самолюбию. Это то, чего можно было ожидать. Но…

 

— Сэр, когда он написал это?

 

— Я получил письмо после обеда, так что думаю, что незадолго до этого. А почему ты спрашиваешь?

*Ну, я пытался трахнуть его вчера вечером, и теперь ошеломлен, что вместо того, чтобы вышвырнуть меня навсегда из своей жизни, он практически открыто приглашает меня*

— Э… ну, он просто не упоминал об этом.

 

Дамблдор улыбается, и если бы я не был уверен, я бы сказал, что он все знает. — Я не думаю, что он должен был сказать тебе об этом. Он не хотел бы признаваться, что твоя компания доставляет ему удовольствие, — его глаза мерцают, и я успешно борюсь с краской, заливающей мои щеки. — Могу ли я предположить, что вы согласны на эти условия? Вы готовы проводить ночи, углубляя свои знания?

 

Я киваю и пытаюсь не думать о том, как я бы предпочел проводить ночи со Снейпом. Я стараюсь сдержать поток фантазий, которые заполнили мою голову. Я почти не надеюсь, но ведь и зерна надежды достаточно, чтобы возбудить меня. Беспокойно ерзаю на стуле.

 

— Ну хорошо. Я согласую твою учебную программу с остальными профессорами. Я ожидаю, что твои ответы на уроках улучшатся. Со стороны профессора Снейпа очень любезно тратить его личное время на помощь тебе. Было бы неблагодарным с твоей стороны использовать это время не так, как он просит.

 

— Да, сэр, - скромно отвечаю я. Это не значит, что я не чувствую себя виноватым. Я чувствую. Просто я чувствовал себя виноватым так часто, что теперь иногда приходится напоминать себе, что я должен почувствовать вину. 

 

Дамблдор пробегает взглядом через пергамент. — Ах, да. Дополнительный стол. Это не проблема. А вот твои исчезновения из комнаты… Мы уже обсудили значение конфиденциальности. Но мы не можем ссылаться на болезнь всякий раз, когда тебя нет. Помню я одного студента, чье периодическое отсутствие вызвало любопытство друзей из Гриффиндора. На этот раз мы должны быть более осторожны.

 

Его упоминание о профессоре Люпине заставило меня вспомнить о Сириусе. Он убил бы меня, если бы узнал, что я делаю. Нет, не так. Он убил бы Снейпа, даже если это и не его вина. Еще одна волна вины. Более глубокая, чем обычно.

 

Дамблдор молчит, хмуря брови в раздумьях. Наконец, он расслабляется и смотрит на меня. — Думаю, что у меня есть идея, Гарри. Я не мог выгнать Клыка из хижины Хагрида. Я бываю там вечерами. Наш новый лесничий, мистер Риггер, не ценит близость к лесу и удобства хижины. Так что она пустует. Как ты смотришь на то, чтобы проводить несколько часов с Клыком перед началом обучения по вечерам?

 

Он изучает мою реакцию, и я думаю, выгляжу ли я настолько обалдевшим, насколько чувствую себя. Я даже не думал о таком поводе. Я пытаюсь выбросить смерть Хагрида из своей головы, чтобы не сойти с ума. Вернуться в его хижину, увидеть Клыка означает, что я не смогу делать вид, что ничего не произошло.

 

— Гарри, я пойму, если ты не сможешь…

 

— Нет! То есть да. Это хорошая идея. Я просто… я не знал, что Клык все еще там, — я бодро улыбаюсь и пытаюсь убедить себя, что я обязан Хагриду. Это последнее, что я могу сделать для человека, который спас меня от Дарсли. Страх заполняет меня.

 

— Я могу подключить камин Хагрида к гостиной и комнате профессора Снейпа, так что тебе не придется бродить в темноте. Конечно, необходимо специальное заклинание от любопытных студентов. Ты можешь рассказать друзьям о своих обязанностях, и даже если урок затянется до утра, ты можешь сказать, что уснул там.

 

Я слушаю его, и как будто огромная дыра открывается в моем желудке, желая проглотить меня. Я представляю, как вхожу в хижину Хагрида, а там пусто, только Клык обвиняющее смотрит на меня. Пока я не заходил в хижину, я мог представлять, что Хагрид еще там, и я могу пойти к нему в гости завтра, просто у меня нет времени. Но если я войду туда, я пойму, что это не так. Его нет. Он не вернется. И я виноват в этом. Моя кровь. Моя ошибка. Меня начинает трясти, и я не могу успокоиться. Дамблдор замечает это и выглядит встревоженным.

 

— Прохладно, – бормочу я и обхватываю себя руками. Я его не убедил. Это было ужасно плохим объяснением.

 

— Ты мог бы попросить мисс Грейнджер и мистера Уизли пойти с тобой сегодня вечером. Поверь, Гарри, будет легче, если ты не будешь пытаться справиться с этим в одиночку. Я знаю, что это трудно, но лучше взглянуть в лицо своим страхам сейчас, пока они не начали управлять тобой.

 

— Да, сэр, — отвечаю я и тут же чувствую укол вины. Этот человек сделал так много для меня, нарушая все виды правил для моей безопасности. Иногда мне хочется, чтобы он этого не делал. Иногда я хочу, чтобы он просто сказал мне, чтобы я стал самим собой и был нормальным. Его забота обо мне заставляет чувствовать себя уродом. Я просто хочу знать, почему он делает все это. Он сделал бы это для каждого? Или все это только потому, что я Гарри – Чертов мальчик, который выжил – Поттер?

 

О, боже. Это звучит, как Снейп.

 

Я пытаюсь не думать об этом, но мысль преследует меня. Почему? Почему он позволяет мне так много? — Сэр, я могу вас спросить?

 

Он улыбается и говорит, - Думаю, что ты уже спросил. Но можешь спросить меня о чем угодно.

 

— Хорошо, — так, как это сказать? Что-то вроде, - «Почему вы балуете меня» не очень-то подходит в данном случае. Но я хочу знать. — Почему вы делаете все это для меня? В смысле, я ценю это, но… — так, очень красноречиво, как всегда.

 

Я смотрю на него. Он все понял и теперь придумывает многословный уходящий от цели ответ. Каждый раз, когда я задаю ему вопрос, у меня возникает еще больше новых. Зачем я только попробовал?

 

— Гарри, ты не первый студент в Хогвартсе, для которого были созданы специальные условия. И я думаю, что не последний. Правила хороши, когда они гибкие. В чрезвычайных обстоятельствах можно делать уступки.

 

Я хочу доказать, что мои обстоятельства не такие уж и чрезвычайные. Я вдруг вспоминаю, что Снейп сказал в первую ночь о Малфое. Но по выражению директора я понимаю, что он больше он мне ничего не скажет. Может, специальные уступки и были сделаны для Малфоя и других детей Упивающихся Смертью. Я ведь не должен знать об этом? И Дамблдор ни за что не скажет мне.

 

— Хорошо, Гарри. Я позабочусь о камине. Ты можешь пригласить Гермиону и Рона при условии, что они вернутся в замок в восемь часов. Думаю, что Клыку понравится прогулка, но ты тоже должен вернуться в восемь. Просто мера предосторожности. Я скажу профессору Снейпу, чтобы он ждал тебя в 8.15?

 

— Да. Спасибо, — я произнес это прежде, чем мой рот полностью пересох. Мне тут же становится интересно, что творится в голове у Снейпа. Скорее всего, не то, что я хотел бы. Тяжесть действительности придавливает меня к земле.

 

***
Гермиона, Рон и я тащимся к хижине Хагрида. Мы молчим. Я знаю, что ни один из них не хочет идти туда, но я ценю их участие. Я бы не смог сделать это один. Пока они там, что-то будет отвлекать меня.

 

Мое сердце бешено колотится, когда мы подходим к двери. Я слышу, как рычит Клык и жду, что дверь откроется, и я увижу Хагрида. Он как всегда приветственно поколотит меня по спине, пока не выбьет весь дух. Бодрое «Ты в порядке, Гарри?» и чай с несъедобными бисквитами. Клык царапается в дверь, и я подхожу ближе, подавляя желание постучать. Глубоко вздохнув, я открываю дверь.

 

Нас приветствует огромный пес, набрасываясь на нас, как щенок, и почти свалив нас с ног. Я невольно улыбаюсь. Впервые за долгое время. Я смотрю на комнату и вижу, что все как прежде. Разве что немного чище – нет летающих домашних животных. Нет бисквитов на столе - потому что нет Хагрида, который их ел.

 

Я стараюсь вытеснить мысль о Хагриде. Он просто вышел, чтобы приглядеть за животными. Он попросил меня приглядеть за псом. Он вернется позже. Стиснув зубы, я даю Клыку поесть и наливаю воды. Потом я поворачиваюсь к своим друзьям. — Дамблдор сказал, что нам нужно выгулять его.

 

— Хорошо, - говорит Рон, ему здесь тоже не по себе.

 

— Думаю, мы можем выпить чаю, – говорит Гермиона и проходит через комнату, чтобы наполнить его водой.

 

— Ага, хорошая идея. Чай, - говорит Рон и садится.

 

Я с сомнением смотрю на них. Что-то происходит. Я вдруг чувствую себя загнанным в ловушку. Я опускаюсь за стол напротив Рона. Гермиона ставит чашки с чаем и тоже садится. Никто не сидит на месте Хагрида. Клык кладет голову мне на колени, и я рассеянно глажу его, пристально глядя в свою чашку.

 

Я чувствую их взгляды на себе. Я поднимаю голову и вижу выражение предельной озабоченности на их лицах. Оно могло бы показаться смешным, если бы не было направлено на меня.

 

— Что?

 

Они смотрят друг на друга, Гермиона кусает губу.

 

— Гарри, - начинает Рон и я вижу, как он подбирает слова. — Гермиона и я…, - он смотрит на Гермиону и та краснеет.

 

— О… - говорю я и понимаю, о чем он. Я улыбаюсь. — Все нормально. Я ожидал, что вы соберетесь когда-нибудь, — у них падают челюсти, и я смеюсь. — Вы уже сейчас смотритесь как пара.

 

— Нет! Гарри… нет, - вся кровь Рона приливает к его лицу. Он опускает голову на руки. — Гермиона, скажи ему…

 

Она закрывает глаза и вздыхает. — Мы взяли твой плащ-невидимку, и пошли за тобой вчера вечером. Извини, — мгновение до меня доходит смысл ее слов. Мой плащ. Пошли за мной… о, боже!

 

Во рту пересыхает, и я задыхаюсь, - Пошли за мной куда?

 

Рон вздыхает и смотрит на меня. — В кабинет Снейпа. Гарри, что происходит?

— Да как вы могли? – я начинаю кричать. Лицо Рона каменеет.

— Ну, мы хотели узнать, что с тобой. Ты нам ничего не рассказываешь!

— Ах, простите. Я не знал, что это ваше дело.

 

— Ты прав. Ты даже не знаешь, почему я беспокоился. Может быть, потому что ты мой лучший друг. По крайней мере, я так думал. Но теперь у тебя есть Снейп, так что я тебе больше не нужен. Пойдем, Гермиона! — он встает, почти опрокинув стул.

 

В какой-то момент я хочу, чтобы они ушли. Затем логическая часть моего мозга начинает беспокоиться, кому они еще могли рассказать. Даже сам факт, что я и Снейп общаемся вне класса, должен быть секретом. Даже если они не знают всего, этого уже достаточно, чтобы возбудить подозрения у всей школы. Я закрываю лицо руками, разрываясь между праведным гневом и виной.

 

— Гарри, - начинает Гермиона. Я вздрагиваю, когда чувствую, как она касается моей руки. — Мы просим прощения, — Рон фыркает. — Мы… ну… ты не спал. Я знаю, что ты проводишь ночи в библиотеке, но твои ответы на занятиях ужасны.

 

Я смотрю на нее. Она поджимает губы, словно говоря «только попробуй поспорить с этим». — И вчера… ну… ты казался таким расстроенным. Мы просто хотели убедиться, что все в порядке.

 

Я не знаю, что сказать. Я не знаю, закричать или заплакать, как ребенок. Вместо этого я вздыхаю и говорю. - Простите, — Рон снова опускается на свое место. — Что вы слышали?

 

— Все. Гермиона нашла подслушивающее заклинание, — я смотрю на нее, и она слабо улыбается. — Я думал, она в обморок упадет, когда услышала, как ты с ним разговариваешь.

 

Я усмехаюсь, пытаясь представить ее лицо. Рон вдруг хмурит брови, - Вы… в смысле, ты провел ночь с ним. Вы…

 

Я тупо киваю, пытаясь вытолкнуть из памяти вчерашний вечер. Рон резко вздыхает, и до меня доходит, что он имеет в виду. — Нет. Ничего не было! В смысле, он не… Мы не… Боже, Рон! — я вздрагиваю и неожиданно меня начинает тошнить.

 

Рон вздыхает с облегчением. Он улыбается. Гермиона не улыбается. Она выглядит так, как будто решает какую-то задачу. Я цепляюсь за надежду, что это как-то связано с ее домашним заданием по Нумерологии. Она открывает рот, чтобы сказать что-то, но я перебиваю ее, - Слушайте, никто об этом не знает. Вы не должны рассказывать об этом.

 

Рон закатывает глаза. Гермиона хмурит брови. Она смотрит на меня и говорит, - Хорошо. Но то, что я почти ничего не знаю, сводит меня с ума. Почему ты ночевал в комнате Снейпа? На что ты так рассердился вчера? Он давал тебе виски? С каких пор…

 

— Гермиона! - прерывает ее Рон. Я благодарен ему за это. — Дай ему ответить! — Беру свою благодарность обратно.

 

Я понимаю, что Гермиона не оставит меня в покое, пока не узнает все. И Рон позволит ей быть голосом своей собственной любопытности. Я держал все в секрете так долго, что это уже отчасти стало причиной моей депрессии.

 

Я начинаю рассказывать все, начиная с дополнительного обучения. Ну, или почти все – я опускаю ту часть, где пытался соблазнить своего профессора. Я не уверен, переживет ли это Рон. Я даже не уверен, переживу ли это я сам. Умру от смущения. Они молчат, но я вижу, как Гермиона собирается задать еще тысячи вопросов. Наконец, я заканчиваю.

 

— Вау, Гарри. Я даже не знаю, сочувствовать по поводу того, что ты провел столько времени со Снейпом, или просто удивиться. Я знал, что Дамблдор немного не в себе, но чтобы настолько… — Рон качает головой.

 

— Это не было так уж плохо. В смысле, я сначала обалдел, но потом стал понимать его.

 

Вздор. Я до сих пор не о нем ничего знаю. Но как еще объяснить, что мне нужна компания этого невообразимого ублюдка? А мне действительно очень нравится этот грязный ублюдок – я практически влюблен в него. Я отталкиваю эту мысль. Рон пристально смотрит на меня с недоверием. Я смеюсь.

 

— Ну, хорошо. Он действительно полный ублюдок. Но он действительно забавен… иногда… в некотором роде.

 

Рон смотрит на Гермиону. — Он правда спятил, — она улыбается, - Не знаю, Гарри. Вчера в классе тебе вроде бы не было смешно.

 

Я поджимаю губы, вспоминая о предательстве Снейпа. С одной стороны, это не выглядело так, как будто он разболтал всем, что я гей. В то же время я чувствовал именно это. Я пожимаю плечами, не зная, что сказать. Я не могу объяснить им, почему меня это так задело.

 

Гермиона снова размышляет. Я хочу, чтобы она прекратила думать. Она смотрит на Рона, и они словно ведут молчаливый диалог. Потом Рон делает страшные глаза, и она отворачивается.

 

— Что еще? - спрашиваю я. Я уверен, что не хочу знать, о чем они думают.

 

Рон уставился в стол. Гермиона вздыхает и смотрит на меня. — Профессор Снейп сказал вчера, ну, о Сеймусе. Я хочу сказать, что… ну… если ты правда…, то мы… ну, это ничего страшного… мы не… - она смолкает, отчаянно покраснев.

 

Рон вздыхает, - Если ты правда гей, можешь сказать нам об этом, - бормочет он.

 

Я не знаю, ужасаться или чувствовать облегчение. — Кто-то еще знает? - выдавливаю я. Я уже вижу заголовок "Мальчик-гей, который выжил. Рита Скитер".

 

— Нет, - быстро отвечает Гермиона. — Когда Снейп сказал это, все подумали, что он… ну, он же Снейп. Мы не думали ни о чем таком, пока не услышали разговор. Ты так рассердился… — я киваю. Я не могу заставить себя посмотреть на Рона. Я чувствую себя виноватым перед ним, и не знаю, за что.

 

— Гарри, это не важно, — я смотрю на Рона, который широко улыбается. — Но, э… Сеймус не… Ты знаешь, он с Лавандой.

 

Из меня вырывается стон. — Боже, Рон. Он мне не нравится. Я просто смотрел, — я опускаю голову и добавляю. - Да я и не разглядел бы что-нибудь через мантию, — Рон давится чаем, я смеюсь.

 

Гермиона пристально смотрит на меня. - Гарри, пообещай, что больше не будешь ничего скрывать от нас. Ты знаешь, я теперь знаю, как сделать Веритасерум. — Она широко улыбается, и я обещаю. Но мысленно я перекрещиваю пальцы, потому что есть вещи, о которых им лучше не знать.

 

Мы прогуливаем Клыка, я разговариваю с ними и смеюсь, как будто не виделся с ними месяц. Да я и на самом деле не виделся. Я неохотно прощаюсь с ними, когда приходит время возвращаться. Я направляюсь к хижине Хагрида, пытаясь подавить панику, которая охватывает меня при мысли, что я останусь там один. Даже на пятнадцать минут. Да и в конце этих пятнадцати минут меня ждет совсем не облегчение. В предчувствии разговора со Снейпом паника усиливается. Ощущение счастья и облегчение, возникшее после разговора с Роном и Гермионой, покидает меня.

 

Проходит целая вечность, и я смотрю на часы. Сначала я почти уверен, что они сломаны. Потом понимаю, что прошла всего лишь минута. Я глажу Клыка, чтобы как-то отвлечься. Каждый скрип дома, шум ветра пугает меня до полусмерти. Я не боюсь призраков. Так чего же я, собственно, боюсь?

 

В четверть девятого я бегу к камину, и лишь в последний момент вспоминаю о порошке. Я понимаю, что перспектива разговора со Снейпом и предстоящего унижения привлекает меня гораздо больше, чем этот пустой дом, наполненный воспоминаниями о старом друге. Мне стыдно.

 

Я беру щепотку порошка, который дал мне днем Дамблдор, бросаю его в огонь и наблюдаю, как пламя зеленеет. Я шепчу свои извинения дому и вхожу в камин.

 

— Комната профессора Снейпа.

 

Меня втягивает в огонь, и почти моментально я оказываюсь в его комнате. Я спотыкаюсь, выходя из камина, и падаю к его ногам. Он смотрит на меня из-за кучи книг и усмехается.

 

— Еще одна мягкая посадка, Поттер. Поздравляю.

 

***
Я поднимаюсь на ноги и поправляю очки. — Простите, - бормочу я. Интересно, сколько раз за этот вечер мне придется произнести это слово? Если мне удастся делать что-то кроме того, чтобы унижаться перед ним, это будет чудо. Я замираю на месте. Никогда в жизни я не чувствовал себя так ужасно. Я не могу заставить себя посмотреть на него, и разглядываю пол. Я собираюсь с силами для унизительного разговора.

 

— Над чем вы планируете работать сегодня? — я смотрю на него. Мой мозг отчаянно пытается осмыслить вопрос.

 

— Ну… У меня есть карты таро, которые нужно прочитать к понедельнику. И глава для вашего занятия. Это все. Профессор Дамблдор еще не дал мне программы занятий.

 

— Вот ваш стол, – он кивает головой. Я вижу небольшой столик напротив его. — Советую вам внимательно отнестись к заданию по Зельеделью. Что же касается Прорицания… я не понимаю, почему вы выбрали этот нелепый предмет. Но мне кажется, что будет не так уж сложно придумать кучу ерунды, которая удовлетворила бы эту старую зануду.

 

Неожиданно для себя я смеюсь. — Ну, я так и делаю. Когда я умираю раз в неделю, она выглядит вполне счастливой, — моя улыбка исчезает, когда я вижу гнев в его глазах. Кажется, он не в настроении для беседы. Я проглатываю комок, застрявший в горле, и готовлюсь к новой атаке.

 

— Работайте, Поттер, - говорит он хриплым голосом. Я разбираю свои книги, пытаясь оттолкнуть мысль, что сегодня вечер пятницы, и у меня есть еще два дня, чтобы сделать домашнюю работу. Я начинаю с Зельеделья – оно кажется самым неотложным делом. Мне трудно сконцентрироваться, я пытаюсь подавить тошноту. Я копирую каждое слово из книги, пытаясь сфокусироваться. Не знаю, сколько времени прошло, когда передо мной вдруг появляется чашка чая. Я вздрагиваю, понимая, что он стоит за мной. Он отходит.

 

— А как же виски? – спрашиваю я, надеясь разорвать напряженность, грозящую меня раздавить. Ему не смешно. Я прячу нос в чашку, чтобы скрыть еще одну волну смущения. Он садится за свой стол и замораживает меня своим холодным взглядом.

 

— Нужно ли говорить, что этого больше не произойдет?

Я трясу головой и пытаюсь заставить себя говорить. — Простите, - выдавливаю я.

 

— За что именно, Поттер?

 

— Сэр? — О, нет. Не заставляй меня говорить. Я борюсь с желанием снова уронить голову на стол – уже привычное место для нее.

 

— Я хотел бы знать, за что именно вы извиняетесь.

 

Правильно. Он надо мной издевается. Я должен был ожидать. Я заслужил это. — Э… - начинаю я. - Ну… за… *за то, что вел себя как полный кретин* за то, что причинил вам неудобство, сэр.

Я гляжу на него и понимаю, что неправильно ответил на его вопрос. — И, э… за то, что выпил весь ваш виски?

 

Черт, это не должно было звучать как вопрос. Что он хочет услышать?

 

Он сверлит меня долгим взглядом, потом фыркает. Я вижу, как он закрывает лицо руками. Я еле удерживаюсь, чтобы не подойти и не утешить его. Боже, я действительно идиот.

 

— Слушайте, - говорю я, и умная часть моего мозга приказывает мне заткнуться. — Я прошу прощения за все… Было глупо с моей стороны подумать… В смысле, я знал, что вы не… Я не знаю, почему…

 

— Поттер, заткнись, — я почти благодарен ему за это. — Должен ли я сказать, что если кто-то узнает о том, что случилось, я потеряю работу?

 

Я гляжу на него. — Но вы же ничего не сделали, — во всяком случае, ничего, что касалось бы меня.

 

— Хм. Позвольте мне провести краткий обзор событий. Я позволил студенту напиться в своей комнате. Вместо того чтобы настоять на его возвращении в общежитие, я разрешил ему остаться. Я раздел пятнадцатилетнего мальчика и потом почти разрешил ему поцеловать меня.

 

— Все произошло не так. Вы остановили меня, — я краснею.

 

— Недостаточно быстро.

 

— Слишком быстро! - кричу я, и его лицо каменеет. Я осознаю, что сейчас сказал. Каким-то образом это звучит совсем не так, как я предполагал. — Нет! Я имею в виду, что…

 

 Моя голова снова опускается на стол с глухим звуком. Я никогда не смогу поднять ее… или заговорить. Когда-нибудь. Снова.

 

— Поттер, не так уж важно, что произошло. Это версия событий, которую увидит Совет Управляющих. Я взрослый, и я ваш профессор. Вы пятнадцатилетний мальчик. Вина лежит на мне.

 

— Мне так жаль, - бормочу я, забыв свою клятву больше не говорить. Но эти слова я не смог бы остановить. Они пришли так же естественно, как дыхание.

 

— Мне тоже, - его голос срывается. Что-то рвется и у меня внутри. Я поднимаю голову.

 

— О, боже. Вы не должны… в смысле, не надо…, — я бы предпочел, чтобы он возненавидел меня и выкинул из своей жизни. Мне вдруг приходит в голову, что та версия событий, которую он только что озвучил, принадлежит ему. Мой желудок закручивается в узел, и я чувствую острую необходимость сделать так, чтобы он чувствовал себя лучше. — Может быть, мне и пятнадцать, но я знал, что я делаю. То есть, я не сделал ничего, чего бы не делал раньше…

 

Он морщится, и я замолкаю. Да, ему не стало легче. А я уже в десятый раз выставил себя дураком. Блестяще, Поттер.

 

Мы молчим. Он подпирает голову рукой. Я рассматриваю свои записи – с таким же успехом я мог бы читать на японском. Я пытаюсь найти что-то, что разрешит ситуацию. Он не должен чувствовать вину. Боже, как глупо. Я не должен был столько пить. Я не должен был оставаться. Я должен был снять свои чертовы ботинки.

 

Но я не сделал этого. И я не могу ничего изменить. Вдруг на меня снисходит вдохновение. Я знаю, что должен сказать. Я только молюсь, чтобы это подействовало.

 

— Я знаю, как это происходит, профессор. Вы проигрываете сцену у себя в голове и думаете о своих ошибках, — он узнает свои слова и смотрит на меня. Я усмехаюсь. — Вы хотите, чтобы вы забрали бутылку с собой, послали бы меня в общежитие…

 

— Поттер, продолжайте работать, - он пытается выглядеть сердитым, но я уверен, что он не сердится. Я вижу, как подергивается уголок его рта. Вдруг дышать становится легче, и я делаю глубокий вдох.

 

Я хмурю брови, чтобы выглядеть серьезным. — Я продолжу. Но вы должны прекратить это, Снейп. Или вы закончите, как я.

 

Мое сердце почти останавливается, когда я вижу его улыбку. Настоящую, с зубами. Я почти краснею, но вместо этого усмехаюсь.

 

Он стреляет в меня взглядом. — Посмотрим.

Я возвращаюсь к своей книге. Я хочу спросить, какого черта он организовал это дополнительное обучение, но я сдерживаюсь, опасаясь, что он передумает.

 

 

— И десять баллов с Гриффиндора, Поттер, за дерзость.

 

— Десять баллов со Слитерина, профессор, за то, что я делаю домашнее задание в пятницу, — я гляжу на него – он усмехается. Я вздрагиваю.

 

— Если ваше задание не интересует вас, мы могли бы обсудить ваши сны.

 

Моя голова тут же вспоминает свое привычное место. Он смеется.

 

 

Глава 6. Ответственность.

*Вы снова снились мне сегодня, профессор*

 

Его голос преследует меня, когда я спешу по коридору, опаздывая на собрание. Можно было бы допустить, что это пьяное признание, если бы не это слово. *Снова* - оно застряло в моем сознании. Слово растет и наводит меня на мысль о наших предыдущих разговорах о его снах, когда он непрерывно краснел и сопровождал это длинными томными взглядами. "Снова", - это заставляет обратить на себя внимание. Я все еще чувствую вкус этого слова, когда он произносит его перед моими губами в момент пьяной откровенности. "Снова" превращает обычную ситуацию – мальчик опьянел, мальчику приснился эротический сон, мальчик не может отличить сон от реальности – в потенциальную проблему.

 

"Снова" означает обещание.

 

Каждое мгновение я пытаюсь изучить ситуацию и представить все так, как будто это вина Поттера. Но, как ни крути, виноват я. Я, взрослый, разрешил мальчику напиться в своей комнате. Я, ответственный за него, позволил пьяному мальчику остаться ночевать. Я, профессор, позволил себе глазеть на мальчика, оглушенный своим возбуждением. Я, Северус Снейп, вел себя как подросток, управляемый гормонами, в момент слабости.

 

Я кривлюсь от отвращения. Перед тем, как войти в кабинет, я нащупываю пергамент у себя в кармане. Я вхожу, и все головы поворачиваются ко мне. На лицах легкое удивление. В течение четырнадцати лет преподавания я ни разу не опаздывал на собрания. Четырнадцать лет. Поттер случайно расстроил планы Темного Лорда, тем самым позволив мне избавиться от обязанностей шпиона и заняться преподаванием. Я усмехаюсь. Моя карьера началась и закончилась благодаря Гарри Поттеру.

 

— Доброе утро, Северус. Мы начали без вас, — Дамблдор улыбается и кивает на свободное место возле этой французской кривляки, преподающей Защиту. Девушка проиграла турнир четырнадцатилетнему мальчишке, и все же ее взяли работать учителем. Это только подтверждает, что моя отставка является хорошей идеей. Я снова трогаю пергамент.

 

 

— Мы говорили о 'Арри, *le pauvre*

 

Да, le pauvre. Бедный Гарри Поттер. Я концентрируюсь на волне горького сожаления, затопившей меня. Лучше не показывать этого. Я надеюсь, что Дамблдор сохранит в тайне причину моей отставки. Я же действительно не прикасался к мальчику. Его честь не пострадала, и это позволяет мне сохранить достоинство.

 

 

Жуткие лица в комнате начинают обсуждать, что будет лучше для мальчика. Эксперты хреновы. Я смотрю на МакГонагалл – она выглядит убийственно – львица, защищающая детеныша.

 

— Албус, вы же не думаете, что его исключение из квиддичной команды действительно необходимо, — Я чувствую гнев и смотрю на Дамблдора, который утомленно трясет головой. Конечно, он не может так думать. Нелепая игра – это все, что поддерживает сейчас мальчика в здравом уме. *Я чувствую себя хотя бы наполовину нормальным только когда я рядом с вами!* Его голос кричит во мне, и я съеживаюсь. Он больше не моя проблема.

 

 

Ему небезопасно быть со мной.

 

— Возможно, нужно пригласить профессионала из госпиталя Святого Мунго. Ему нужен кто-то, с кем он мог бы поговорить. Я обратилась к мисс Гренджер и мистеру Уизли, но они ничего не смогли от него добиться. Советник мог бы помочь ему… или сказать нам, как помочь ему, — МакГонагалл заканчивает свою речь и поджимает губы. Возгласы согласия лишь усиливают гнев, кипящий во мне. Меньше всего мальчику нужно, чтобы кто-то подтвердил, что он спятил. *Кроме вас, профессор. Вы не изменились*. Я с трудом глотаю.

 

— Возможно, нужно уменьшить ему нагрузку в классе, - предлагает Флитвик и ищет поддержки. Я уничтожаю его лучшим из своих взглядов. Он быстро отводит глаза. Я поворачиваюсь к Дамблдору, который сидит с задумчивым видом. Я удивляюсь, как он может сидеть и слушать этих дураков, которые играют жизнью мальчика?

 

— Есть средства, чтобы повлиять на депрессию. Северус, может, вы что-то знаете об этом? — Росток вопросительно глядит на меня. Это мы уже проходили. Я не буду играть в их игру.

 

— А вам не кажется, что все, что нужно мальчику – это чтобы вы перестали трястись над ним?

 

— Да, Северус. Мы все прекрасно знаем о ваших чувствах по отношению к мальчику, - бормочет МакГонагалл, и краснеет от гнева.

 

— Вы должны слушать внимательнее. Не случайно, что нагрузка на него в моем классе не уменьшилась. Мои ожидания на счет него не уменьшились. Жалость – это не то, что ему сейчас нужно. — Я почти кричу, и красные лица вокруг меня обещают, что собрание перерастет в обмен проклятиями. Дамблдор откашливается.

 

— Нет необходимости повышать голос.

 

 

— Кто-то должен положить конец этой чепухе, - доказываю я. Под взглядом Дамблдора я съеживаюсь. Мне вдруг приходит в голову, что я уже потерял свой шанс положить конец этой чепухе. По собственному желанию.

 

— Думаю, что мы не что мы не станем ничего решать прямо сейчас. Я рассмотрю ваши предложения. Если никто не хочет добавить… Уроки скоро начнутся. Удачного дня, — слышится скрип стульев и хор голосов. МакГонагалл встает и поворачивается к директору.

— Спать в заброшенных классах недопустимо, Албус. Мы должны сделать что-то, пока не потеряли его, — она внимательно смотрит на меня и выходит, оставляя меня наедине с Дамблдором.

 

 

Момент настал. Я хватаю письмо и открываю рот, чтобы сказать, но Дамблдор перебивает меня.

 

— Как он, Северус? — я смотрю на него и не вижу обычного блеска в синих глазах. Он хмурится. Как бы ни раздражало меня его мерцающее, загадочное выражение лица, я все же предпочитаю видеть его таким, а не подавленным, как сейчас. В такие моменты время накладывает свой отпечаток на его черты, и становится очевидным его возраст. Я вдруг чувствую себя очень молодым.

 

Я откашливаюсь и пытаюсь избавиться от чувства вины, сосредоточившись на гневе. — Что ж, если вы спрашиваете о его состоянии – ему впору отправляться в госпиталь Св. Мунго. Если вы спрашиваете меня, что делать с этим, то я скажу, что надо забыть, что он - Гарри Поттер, несчастный мальчик, который выжил, несмотря ни на что, и просто разрешить ему быть нормальным пятиклассником и вечной занозой в заднице.

 

Он невесело фыркает. — Полагаю, вы прояснили как-то природу ваших отношений?

 

Ну, да, мы перешли несколько новых границ. Нерешительность парализует мой язык. Сейчас самое время, чтобы начать речь, которую я готовил всю ночь. Но сейчас я не могу. Маленький приступ малодушия.

 

Он снова смотрит на меня. Как будто пытается прочитать мою душу. Я беспокойно ерзаю на стуле.

 

— Гарри много страдал, Северус. Если вы решите снова допустить его в свою жизнь, я настаиваю, чтобы вы учли все возможные последствия. Если позволите, я хочу, чтобы вы сделали это от всего сердца. — Он слегка улыбается. Я пытаюсь хмуриться, но это не срабатывает. Меня заполняет бесконечное чувство вины.

 

 

— Албус, как его профессор…

 

— Я понимаю, что существуют определенные правила относительно дистанции между профессорами и студентами. Я надеюсь, вам понятно, что в данном случае я хочу сделать исключение. Если есть хотя бы шанс помочь ему, я не могу упустить такую возможность.

 

Я фыркаю, сомневаясь, что он доверял бы мне так же, если бы знал, какое чудо позволило сохранить ту каплю невинности, которая осталась в мальчике.

 

— Я не прошу вас подружиться с Гарри. Все, чего я прошу – чтобы ваши действия соответствовали вашему решению. Я не знаю, как мальчик справится с еще одной потерей. Пожалуйста, подумайте над этим.

 

Он слабо улыбается, затем уходит, оставляя меня тонуть в ненависти к себе.

 

 

***

 

— Его не было в постели сегодня утром.

 

— Я слышал, что его нашли, когда он бродил возле Запретного Леса.

 

— Он же не настолько спятил. Правда?

 

— Невилл сказал, что он почти не спит.

 

— Он такой странный. В смысле, он же Гарри Поттер.

 

Разгневанный, я обнаруживаю группу Гриффиндорских четвероклассников. Урок еще не начался, но их болтовня разрушила грань между старательно сдерживаемым гневом и яростью. Сейчас я заставлю их трястись от страха… Но меня опережает девчонка Уизли. Покраснев от ярости, она направляет палочку на своих одноклассников и рычит, - Еще одно слово, и вы будете плеваться слизняками все выходные.

 

Я подавляю удивленную улыбку. Компания осознает мое присутствие. Уизли бледнеет, затем становится розовой от смущения. Она опускает палочку и сжимает зубы, встречая неминуемое наказание с храбростью Гриффиндора. Или глупостью Уизли. В данном случае это может быть одно и то же. 

 

— Криви, Мулдон, Харви и Брэндон – десять баллов с каждого. Это классная комната, а не курятник. Уизли, займите свое место. — Она мигает, затем подчиняется. На ее лице удивление с намеком облегчения. Я бросаю на них свирепый взгляд и возвращаюсь к написанию задания на доске.

 

Маленькие ублюдки. Когда звенит звонок, я быстро даю необходимые указания, и наблюдаю, как студенты начинают работать. Я кружу по классу и не могу даже радоваться тому, как вздрагивают маленькие негодяи, когда я прохожу за их спинами. Мое и без того ужасное настроение ухудшается, когда я слышу, как те же глупости повторяют мои собственные студенты.

 

— Я слышал, он под действием Империус.

 

— Говорят, Темный Лорд наложил на него заклятие, и теперь он должен сойти с ума.

 

— Драко сказал, они каждую ночь отправляют его в Госпиталь Св. Мунго портключем.

 

Мое терпение кончается. Студенты заплатят за это. — Поскольку вы демонстрируете замечательный интерес к психическому здоровью, я награжу вас возможностью изучить эту проблему. Вы должны будете написать сочинение длиной в 5 футов о любом психическом заболевании и методах его лечения. На ваш выбор. Срок – следующая среда. Кроме того, вы потратили 30 минут учебного времени, и задержитесь после урока. Продолжайте работать.

 

Стоны и тяжелые вздохи пробегают по классу. Я сажусь за свой стол и беру чистый пергамент. Серьезно сомневаясь в своей вменяемости, я сочиняю осторожное письмо Дамблдору с предложением, которое должно положить конец всей этой болтовне относительно Поттера. Я и сам на грани срыва. Сейчас это не важно, важно помочь ему. Я решаю превратить "Проблему с Поттером" в "Поттер без проблем".

 

Я подписываю письмо со слабым чувством страха. Я вспоминаю о своем прошении об отставке, достаю его из кармана и ломаю печать.

 

Дорогой Альбус,

 

Здесь вы найдете официальное прошение об отставке, в котором в качестве причины я указываю необходимость отъезда. Но, поскольку вы всегда умели видеть меня насквозь, я дам вам честное объяснение.

 

Как вы уже знаете, вчера вечером я позволил мальчику прийти в мою комнату. Прекрасно зная о правилах, запрещающих студентам употреблять спиртное, я предложил ему виски. Мне казалось, что он умеет пить. Как бы то ни было, я не прошу прощения за это. Я прошу прощения за то, что оставил ему полную бутылку, занявшись бумагами. Это было неосторожно с моей стороны. Он выпил больше, чем мог. Когда он попросил разрешения остаться, я разрешил.

 

Только этого достаточно, чтобы представить случай на рассмотрение Совета Управляющих. Но это не причина моей отставки. Поттер, в состоянии опьянения пытался поцеловать меня. Я остановил его – но гораздо позже, чем должен был. Я хотел бы сказать, что никогда больше не допущу этого, но я не хочу, чтобы существовал шанс, что это может повториться.

 

Я прошу прощения, Албус. Если вы решите послать это письмо Совету вместо второго, я пойму. Я только прошу, чтобы мальчик не пострадал. Я также прошу разрешения лично сообщить ему, что уезжаю – в вашем присутствии, естественно.

 

Искренне Ваш,

 

Северус Снейп.

 

 

Когда я перечитываю это, мне приходит в голову, что я среагировал слишком сильно. Я написал это письмо утром, когда меня все еще трясло от произошедшего. Я говорю себе, что униженное извинение мальчика свидетельствует о том, что он больше не попытается. Я должен только не допустить, чтобы он напился настолько, чтобы забыться.

 

Я должен не забыться сам.

 

Абсурд. Я взрослый и знаю про ограничения. Я был потрясен поведением мальчика. *Ты был возбужден*. Я был в ужасе. *Вы снова снились мне сегодня, профессор* Он пятнадцатилетний мальчик, который утратил контроль. Я тридцатисемилетний мужчина, который должен быть осмотрительным.

 

Я отталкиваю дурные предчувствия. Если я уйду, они отнимут у мальчика все шансы на нормальное существование. Они уничтожат мальчика. Нет, я не хочу иметь на своей совести его самоубийство. Не говоря уже о том, что проблема с бессмертием Волдеморта может в итоге стереть мальчика в порошок между чертовски заботливыми пальцами.

 

Звенит звонок, означающий ленч. Глаза студентов направляются на меня, впрочем, без особой надежды на то, что я их отпущу.

 

— Вы затратите следующие тридцать минут на написание состава зелья, которое вы только что приготовили. Начинайте. Мисс Уизли, подойдите.

 

 

*Ты об этом пожалеешь* Не так, как пожалел бы об обратном.

 

— Да, профессор?

 

— Пожалуйста, отнесите это письмо директору. Можете взять ваши вещи с собой, — ее рот на мгновение открывается от удивления, но она быстро собирается и берет пергамент.

 

*Это только подхлестнет его* Я спасу его.

 

*А кто спасет тебя?*

 

 

Я отталкиваю эту мысль, беру свою волшебную палочку и сжигаю свое прошение об отставке в пустом котле. Я наблюдаю, как мои моральные устои превращаются в синий дымок, и вдыхаю его, пытаясь сохранить хотя бы их часть.

 

 

***
Северус,

 

 

Он прибудет в 8.15. Мы согласовали необходимое объяснение для его отсутствия. Вы найдете подходящий стол в своей комнате. После выходных у меня будет готова программа занятий для него. В конце семестра мы посмотрим результаты. Если в течение этого времени вы захотите пересмотреть условия, я готов услышать ваши предложения.

 

От имени Гарри и от своего я хочу выразить свою глубокую признательность.

 

С уважением,

 

Д.

 

Я гляжу на пергамент, как будто читаю свой смертный приговор. Кажется, я могу слышать леденящий кровь крик своего умирающего одиночества. Я вдруг вспоминаю урок, который выучил уже давно – не принимать решения под влиянием эмоций. Конечно, я предпочел бы сдаться Упивающимся Смертью, чем сказать Дамблдору, что передумал. Подозреваю, что в первом случае у меня было бы больше шансов выжить. Я смотрю на часы в своем кабинете и понимаю, что уже пять минут девятого. Не могу поверить, что секунду назад было только семь.

 

Время никогда не было моим лучшим другом.

 

Я собираю кипу сочинений четвероклассников и иду в свою комнату, прикидывая, сколько стаканов виски я смогу опрокинуть за десять минут. Но тут же отгоняю эту мысль. Мне нужна вся моя трезвость, чтобы выдержать первые минуты разговора с мальчиком. Те драгоценные секунды, за которые я должен заблокировать все его фантазии.

 

Когда я вхожу, я поражен уменьшившимся пространством. Новый стол стоит напротив моего. Я пытаюсь прикинуть, куда бы его переставить, но не нахожу вариантов. Я разочарованно кидаю сочинения на стол и беру книгу, с которой я мог бы счастливо забыться. Я сажусь в этот кошмар, который я не называю никак иначе, чем "это кресло".

 

Открыв книгу, я с трепетом ожидаю прибытия мальчика. Он тут же вываливается из камина к моим ногам. Я снова удивляюсь, как он так ловко держится на метле. Просто чудо, как он еще не разбился насмерть.

 

— Еще одна мягкая посадка, Поттер. Поздравляю.

 

***
Он поднимается на ноги и поправляет очки. Он стоит передо мной подобно преступнику перед судьей, ожидая приговора. Я чувствую то же самое, и ничего не могу с этим сделать. Стыд, написанный на его лице, лишает меня дара речи. Я вдруг чувствую острую потребность извиниться перед ним. Я подавляю это. 

 

— Над чем вы планируете работать сегодня? — у меня захватывает дух, когда он смотрит на меня. Он милосердно отводит взгляд, и я вижу, как он пытается перестать думать о том, что сверлило его весь день, и пытается ответить на вопрос.

 

— Ну… У меня есть карты таро, которые нужно прочитать к понедельнику. И глава для вашего занятия. Это все. Профессор Дамблдор еще не дал мне программы занятий.

 

— Вот ваш стол. Советую вам внимательно отнестись к заданию по Зельеделью. Что же касается Прорицания… я не понимаю, почему вы выбрали этот нелепый предмет. Но мне кажется, что будет не так уж сложно придумать кучу ерунды, которая удовлетворила бы эту зануду.

 

Он смеется и смотрит на меня с оттенком прежнего доверия. На мгновение я расслабляюсь. — Ну, я так и делаю. Когда я умираю раз в неделю, она выглядит вполне счастливой, — его слова ударяют меня. Я чувствую внезапный порыв наложить Непростительное заклятие на эту женщину. Мой желудок подпрыгивает, и я пытаюсь погасить этот нелогичный импульс защитить мальчика. Это не принесет пользы ни мне, ни ему. Я напоминаю себе, что моя единственная цель – защитить его от тех, у кого слишком развит тот же чертов рефлекс.

 

*Но кто защитит его от тебя?*

 

— Работайте, Поттер, - слова с трудом слетают с моих губ. Он достает книги. Я немного удивлен, что он не жалуется на то, что приходится делать домашнее задание в пятницу вечером. А еще я чувствую облегчение. Я не смог бы сейчас его ругать– с этой свинцовой тяжестью за грудиной.

 

Мой разум устремляется в кабинет, где меня ждет полбутылки хорошего виски. С такой бутылки все и началось. Нет, уж лучше чувствовать вину, чем утопить себя в алкоголе. Вместо этого я вызываю чайник чая. Он не успокоит мои чувства, но, по крайней мере, увлажнит булыжник, в который превратился мой язык.

 

Ладно, я приму эти обязанности. *Ты сам об этом попросил*. Я горько усмехаюсь и пытаюсь найти надежду в этом выражении стыда на его лице. Это никогда не повторится. Он никогда не попробует снова, и если он не попробует, мне не придется его останавливать. Я вздыхаю, поднимаюсь и иду к нему, задержавшись на мгновение, чтобы заглянуть в его записи из-за его плеча. Похоже, он переписывает все подряд. Я ставлю перед ним чашку чая и собираюсь раскритиковать его методы, когда он вздрагивает. Я еле сдерживаю извинения. Меня ужасает, что он готов отскочить от меня, и одновременно радует, что он находит меня отталкивающим, когда не пьян. Мне приходит в голову, насколько странно находить в этом утешение. Но это делает мои новые обязанности значительно легче. Дыша свободнее, я прохожу к своему столу и сажусь.

 

— А как же виски? - слабо улыбается он, и я одариваю его пронзительным взглядом. Он смущен.

 

— Нужно ли говорить, что этого больше не произойдет?

 

 

Он опускает глаза и трясет головой. — Простите.

 

Я наблюдаю, как на его лице появляется виноватое выражение, и подавляю свое беспокойство. Вина – это хорошо. Вина и унижение. Если я хочу сохранить контроль над ситуацией, она должна быть как можно более болезненной для него.

 

— За что именно, Поттер? - усмехаюсь я.

 

— Сэр?

 

— Я хотел бы знать, за что именно вы извиняетесь.

 

Я вижу, как он краснеет.

 

— Ну… за… - я пытаюсь не улыбнуться, глядя, как он набирается смелости, чтобы сказать *за то, что пытался поцеловать вас*. Как же абсурдно пытаться делать что-то, о чем не можешь даже говорить без смущения. Унижение на его лице задевает тонкие садистские струнки моей души. Я снова начинаю чувствовать себя самим собой.

 

— За то, что причинил вам неудобство, сэр, — это как удар в челюсть. Совсем не то, что я ожидал услышать. Не то, что я надеялся услышать. Как осмеливается этот чертов мальчик беспокоиться о том, как его действия отразились на мне? Я бросаю на него взгляд, и он суетится. — И, э… за то, что выпил весь ваш виски?

 

Кто-то должен объяснить ему, что не стоит выражать извинения в форме вопроса. Они теряют свою искренность. Но сейчас меня это волнует меньше всего. Я хочу упасть и заплакать, как ребенок. Он сожалеет не о том, что сделал. Он жалеет о том, что это причинило мне неудобство. То есть он может попробовать еще раз, если ему покажется, что мне этого хочется. Это не сработало.

 

*Это должно сработать. У тебя нет выбора*

 

Я горько фыркаю и закрываю лицо руками. Я сдаюсь. Убейте меня.

 

— Слушайте, - начинает он, и я задерживаю дыхание. — Я прошу прощения за все… — Я вздыхаю, понимая как это близко к тому, что я бы хотел услышать. — Было глупо с моей стороны подумать… В смысле, я знал, что вы не… Я не знаю, почему… — Я начинаю мысленно завершать его предложения. Каждое его слово убивает мою надежду, что его поведение было обусловлено алкоголем. Каждое незаконченное предложение пугает меня. Он совершенно не испуган тем фактом, что пытался поцеловать меня, более того, единственное, о чем он сожалеет – что я сказал нет.

 

*А кто спасет тебя?*

 

— Поттер, заткнитесь, — пожалуйста, заткнись. Не говори больше вообще ничего. Я отчаянно пытаюсь сменить тему.

 

— Должен ли я сказать, что если кто-то узнает о том, что случилось, я потеряю работу?

 

Сейчас эта перспектива уже не кажется мне такой уж страшной. По большому счету, это мой единственный шанс на спасение. Я вижу по его лицу, что это не приходило ему в голову. — Но вы же ничего не сделали.

 

Я стискиваю зубы, чтобы не проклясть этого умника. Да, я ничего не сделал, но это уже проблема. Конечно, я понимаю, что говорить о профессиональной этике с пятнадцатилетним подростком – все равно, что учить змею ходить, но я все же попытаюсь.

 

— Хм. Позвольте мне провести краткий обзор событий. Я позволил студенту напиться в своей комнате. Вместо того, чтобы настоять на его возвращении в общежитие, я разрешил ему остаться. Я раздел пятнадцатилетнего мальчика и потом почти разрешил ему поцеловать меня.

 

— Все произошло не так. Вы остановили меня.

 

— Недостаточно быстро, - говорю я нетерпеливо.

 

— Слишком быстро!

 

Слова, которые вертелись у меня на кончике языка, вдруг падают обратно в глотку, я почти задыхаюсь. — Нет! Я имею в виду, что…, - его голова опускается на стол, и я пытаюсь вспомнить, смущался ли я так же часто, когда мне было пятнадцать лет. Впервые в жизни я благодарен, что мне почти сорок.

 

Я снова пытаюсь заставить его понять. В конце концов, я же учитель; мазохист по профессии. — Поттер, не так уж важно, что произошло. Это версия событий, которую увидит Совет Управляющих. Я взрослый, и я ваш профессор. Вы пятнадцатилетний мальчик. Вина лежит на мне.

 

— Мне так жаль, — искренность его тона поражает меня. Его голос полон вины. Вины за то, что он мог подставить меня. Что еще раз доказывает, что он не понял ни слова из того, что я сказал. Я оставляю свои попытки.

 

— Мне тоже, - глухо говорю я.

 

Он поднимает голову, и я вижу ужас на его лице. — О, боже. Вы не должны… В смысле, не надо… Может быть, мне и пятнадцать, но я знал, что я делаю. То есть, я не сделал ничего, чего бы не делал раньше… — я молча умоляю его заткнуться. Я морщусь от его слов, и он замолкает.

 

Я чувствую, как на меня наваливается тяжесть мигрени. Я подпираю голову рукой. Он молчит, пока я сгораю от страха и стыда. Стыда, что забылся, позволив ребенку управлять собой. Страха, что сделаю это снова.

 

— Я знаю, как это происходит, профессор. Вы проигрываете сцену у себя в голове и думаете о своих ошибках, — я смотрю на мальчика, на мгновение представив, что я начал думать вслух. Потом я узнаю слова. Он выглядит довольным. — Вы хотите, чтобы вы забрали бутылку с собой, послали бы меня в общежитие…

 

— Поттер, продолжайте работать, - я пытаюсь выглядеть суровым, но гнев смывается волной удивления. — Я продолжу. Но вы должны остановить это, Снейп. Или вы закончите, как я.

 

Я невольно улыбаюсь, мысленно проклиная внезапно проснувшееся остроумие мальчика. Он прав. Конечно, это мой совет, поэтому я не могу сказать, что мальчик очень уж умен.

 

— Посмотрим, — воздух снова становится пригодным для дыхания. Каким-то образом мальчику удалось остановить поток моего отвращения к себе. Меня заполняет чувство невероятной благодарности.

 

Он снова смотрит в книгу, но на его лице играет усмешка. — И десять баллов с Гриффиндора, Поттер, за дерзость.

 

— Десять баллов со Слитерина, профессор, за то, что я делаю домашнее задание в пятницу.

 

— Если ваше задание не интересует вас, мы могли бы обсудить ваши сны.

 

 

Он стонет и опускает голову на стол. Даже если в конце я буду проклят, до того времени я смогу забавляться смущением мальчика.

 

 

Глава 7: Любопытство

 

Он снова прибыл сегодня через камин. Он жалуется, что стул, который я привез для него из поместья, такой же ужасный, как и я сам. Я убийственно смотрю на него, но он видит улыбку за моей насмешкой. Он сияет.

 

— К нему еще прилагается замечательный стол, если существующая мебель вас не вполне устраивает.

 

Он закатывает глаза и откидывается на спинку стула, который только что оскорбил. Этот стул существует в нашей семье несколько столетий – возможно, потому что он настолько неудобный, что еще никто не мог высидеть на нем достаточно долго. С тех пор, как Поттер оккупировал мою жизнь, этот стул начал казаться мне вполне комфортабельным.

 

Между нами воцарилась уютная тишина, естественная, почти домашняя. Гарри Поттер стал частью моего ежедневного распорядка, и я почти забываю возмущаться его присутствием. В редкие моменты просветления я оглядываю всю свою жизнь, задаваясь вопросом, какого черта я здесь делаю. Вернее, какого черта *он* здесь делает. В классе нам удается играть свои роли – ненавистный профессор против любимчика всей школы, но я не могу даже как следует нахмуриться на него. В моменты, когда моя совесть обретает голос, я с потрясающим безразличием вспоминаю свою жизнь до того, как он разрушил ее.

 

Я сижу в *этом кресле* и наблюдаю, как он бормочет простое заклинание для концентрации внимания. Я научил его этому перед тем, как он погрузился в дебри текста по Истории магии. Я поздравляю себя с хорошо сделанной работой. Его оценки улучшились за последний месяц, и я уверен, что его С.О.В.ы будут одними из лучших в классе. Он даже сумел доказать, что я был не прав, считая его неспособным к зельеделью. Не без определенного самодовольства я слушаю болтовню Поттеровского фан-клуба на собраниях, удивляющегося его чудесному воскрешению. Конечно, они и понятия не имеют о причинах этого. Клянусь, что никому из них не интересно, как это случилось. Просто он это сделал. Их герой снова вернулся на пьедестал.

 

Изменения заметны не только в учебе. Я с удивлением наблюдал, как он весело болтает с этими двумя бездельниками, которых он называет друзьями. И внешне он снова стал тем же высокомерным, бодрым дурачком, каким и был раньше. Но я вижу отличия. Только я вижу глубокие тени под его глазами – которые уже не блестят так, как прежде. Его щеки запали, он печально улыбается. Те, кто слепо любят его, не замечают мальчика, которым он стал, а видят мальчика, которым он был. Они предпочитают не замечать темноты, в которую втянул его этот опыт. Только я ценю того, кем он стал.

 

Он рассеянно грызет палец, скользя глазами вдоль строчек. Когда он вот так морщит нос и щурит глаза, меня пронзают воспоминания о Джеймсе – до Гриффиндора, до квиддича, до Блэка. Но нет. За исключением некоторых привычек                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                    и тенденции к необдуманным поступкам, он совсем не похож на отца. Джеймс был Поттером по натуре: избранный, безнадежный оптимист, и безусловный Гриффиндорец, наполненный духом неосторожности, граничащей с высокомерием.

 

Хотя Гарри и имеет необходимые атрибуты Гриффиндорца, в нем есть что-то еще - какая-то определенность и мучительная глубина. Это настолько по-Слитерински, что меня охватывает искушение сравнить его с собой.

 

Он – то, чего я всегда хотел от Джеймса.

 

Неожиданно для себя я смеюсь при этой мысли. Невеселый смех – я опоздал почти на четверть века. Поттер насмешливо смотрит на меня. Я пытаюсь остановиться, но меня уже веселит вся ситуация. Втягивая воздух, я выпрямляюсь в кресле.

 

— Смешная книга? — он смотрит на обложку – "Избранные очерки этических моментов использования Многосущного зелья". Он с сомнением смотрит на меня. — Звучит забавно. Над чем вы смеетесь?

 

— Я просто прикинул ваши шансы на успешную сдачу экзаменов.

 

Он делает обиженный вид, — Очень смешно. Может быть, если бы вы перестали хихикать, я бы мог действительно позаниматься.

 

— Если бы вы выполнили заклинание концентрации правильно, вы бы не обратили внимания, — я поднимаю бровь, и он улыбается.

 

— Я уже закончил главу. Просто я решил дать вам понаблюдать за мной чуть подольше.

 

Я свирепо смотрю на него и прикидываю, как опровергнуть его обвинение. Его улыбка расширяется, и мне чертовски нужно найти слова, которые бы это прекратили.

 

— Это меня успокаивает, - саркастически говорю я в надежде, что его собственные слова заставят его сменить тему. Он открывает рот, чтобы сказать что-то, но потом нервно смеется. Я бросаю на него вопросительный взгляд, но он уже ищет что-то в своей сумке.

 

Он достает карты таро и начинает перемешивать их. Я фыркаю от самой идеи того, что эта игра в гадалку может быть домашним заданием. Он раскладывает карты.

 

— Знаете, это действительно интересно, - говорит он и слабо улыбается, прежде чем записать что-то в свою тетрадь.

 

— И правда. Надеюсь, вы не верите всему этому вздору. Я мог бы в принципе выгнать вас из своей комнаты, — картинки на картах не волшебные. Они не принадлежат школе. Они принадлежат маггловским магазинчикам, где мошенники вроде Трелани делают деньги, рассказывая людям то, что те хотят услышать.

 

Он пожимает плечами. — Я не верю, что они предсказывают будущее.

 

Он неуверенно оглядывается. — Но я обратил внимание… не знаю… закономерности. Каждая карта ведь имеет описание, так? И это уже ваше дело, как отнести это к своей жизни. Они просто заставляют вас думать определенным образом.

 

Он приводит свои аргументы, стоя на коленях, и я решаю, стоит ли спорить с ним. Довольно смело с его стороны противоречить мне. Но если он достаточно глуп, чтобы ввязаться в спор, я должен победить его.

 

— Вы вводите в заблуждение самого себя, перемещая закономерности в свою жизнь и претендуя на то, что это имеет смысл. Вы всегда можете найти то, что ищете. Карты будут говорить правду не потому, что это так на самом деле, а потому что вы этого хотите. Это опасно. Если карта говорит вам, что у вас неприятности, вы найдете их в своей жизни, даже если их нет.

 

— А иногда они позволяют найти надежду там, где ее нет, - раздраженно возражает он, тут же успокаивается и пожимает плечами. — Может быть, вы правы. Но иногда они чертовски точны.

 

Я усмехаюсь. — Хм… ну, скажите мне, что вам предсказывают карты?

 

— Давайте, я вам покажу, — он слегка краснеет. Естественно, я заинтригован. Я опускаюсь на пол напротив него. Он смотрит на меня с пониманием.

 

— Вы ведь не изучали Прорицание?

 

— Нет, Поттер. В отличие от вас я уделял внимание полезным предметам.

 

Облегчение, которое я вижу на его лице, интригует меня еще больше. Разве что подразнить его насчет объема его знаний по предмету? Я беру его справочник, прежде чем он успевает дотянуться до него. Он быстро закрывает свою тетрадь и прячет ее за спиной. Я понимаю, что он гораздо сильнее верит эту маленькую карточную игру, чем должен.

 

— Хорошо, я скажу вам. Просто дайте мне книгу, — я кладу справочник рядом с собой, так что он не может ее достать, и язвительно улыбаюсь. Он свирепо смотрит на меня. — Гад.

 

— Если бы вы были умнее, вы просто могли рассказать мне, вместо того, чтобы разыгрывать сцену и терзать мое любопытство.

 

— Если вы скажете что-нибудь ужасное, я остановлюсь. Все, что от вас требуется – это только искать значения в собственной жизни, — он высокомерно улыбается, как будто думает, что я не смогу. Я хмурю брови.

 

— Так, я не особо силен в этом, но посмотрим. Так… Эта карта описывает мое настоящее состояние. По крайней мере, то, что я делал до того, как вы стали вести себя как полный ублюдок, — я игнорирую его оскорбление и смотрю на карту, на которой написано слово "Пресыщенность". Я даже не пытаюсь подавить насмешливую улыбку.

 

— Что, Поттер? Пресытился, правда?

 

— Снейп, - предупреждает он, и я сдерживаю смех. Пусть продолжает эту глупость.

 

— Я думаю, что это означает, что я пресыщен эмоционально. Я окружен людьми, которые заботятся обо мне. Книга предупреждает меня о чем-то хорошем. И это не предел. Но как только вы достигаете вершины, больше некуда идти, кроме как вниз.

 

Его лицо выражает предельную концентрацию, и он скользит взглядом по остальным картам.

 

Он вздыхает. — Вот эта карта… Луна. Это мое препятствие. То, что помогает мне, или мешает… Не знаю. Это может означать сон или темноту. Или секрет, который кто-то прячет от меня. Так или иначе, она связана вот с этой картой…, - он замолкает, рот все еще открыт. Он смотрит на меня со странным выражением. — Вы правы, это вздор, — он снова смотрит в карты. Я тоже, пытаясь понять, что так испугало его. Картинки запечатлеваются в моей памяти прежде, чем он успевает смешать карты, нервно смеясь.

 

Я смотрю на него и пытаюсь успокоиться. Меня вдруг охватывает непонятный страх. — Что вы увидели, Поттер? — он пожимает плечами, и я вижу, как он овладевает контролем за своим лицом.

 

— Как всегда: я погибну от удара метеорита сразу после того, как мой лучший друг уведет мою подружку и трахнет мою собаку, — он усмехается. Я нет.

 

***

Проклиная себя, я иду в Северную башню для консультации с коллегой. Два дня эти чертовы картинки преследуют меня, застряв в памяти. Я бы и не вспомнил об этом, если бы Поттер не был так поражен, увидев их. Внешне он остается прежним дерзким негодяем, но иногда я ловлю на его лице этот странный взгляд, который я уже видел перед тем, как он смешал карты. Я чувствую достаточное сильное любопытство и раздражение, чтобы потратить субботний полдень на то, чтобы проникнуть в тайны этой бессмыслицы.

 

Я начинаю задыхаться, прежде чем вхожу в комнату. Здесь совершенно нет воздуха. Эта женщина должна быть уволена за попытку удушить студентов. Я думаю, здесь ли она, потом вспоминаю, что она никогда не выходит из этой башни. Остальные учителя и я никогда не жалуемся на это.

 

— Северус, - протягивает она, появляясь из дымки, как призрак. — Что привело вас сюда? — Мне хочется отметить, что она должна бы знать, зачем я здесь, но сдерживаюсь. Если я хочу получить от нее информацию, я должен играть в любезность. Я содрогаюсь и проклинаю Гарри Поттера почти с такой же силой, как и себя.

 

— Добрый день, Сибилл. Я не думаю, что знаю об этом лучше, чем такой эксперт, как вы, — сарказм, который я попытался убрать из своего голоса, сквозит в словах. Но она не обращает внимания – слишком обкурена ладаном.

 

— Конечно. Я всегда рада помочь коллеге. Чашку чая?

 

Я соглашаюсь, в надежде, что кофеин прочистит мне мозги. — Я надеялся, что вы объясните мне, как прочесть карты таро, - говорю я, садясь за низкий столик.

 

Она с любопытством смотрит на меня, затем берет карты. — Какого рода предсказание? Возможно, что-то романтическое? — она испытывающе смотрит на меня. Я понимаю, что хрустальные шары могут послужить неплохими снарядами, если только придать им нужную скорость.

 

Я собираюсь с силами и говорю, — Можно? — Я беру карты, она отдает их мне с некоторым сопротивлением и озадаченным выражением лица. Я счастлив разочаровать ее – любопытная корова. Я перебираю карты, найдя те, что были у Поттера. Я концентрируюсь, убеждаясь, что все карты лежат на нужных местах. Она изучает карты, затем смотрит на меня со странным выражением.

 

— Это предсказание для вас?

 

— Нет.

 

Она поджимает губы и спрашивает, - А знаете ли вы вопрос, который был задан?

 

Я трясу головой. По правде говоря, я даже не знал, что нужно задавать какой-то вопрос.

 

— Ну ладно. Боюсь, что не смогу дать точного толкования, не зная, к кому относится это гадание. Но я вижу человека, который прошел через длительное одиночество. Сейчас в его жизни появился какой-то стабилизатор, но он не доверяет ему. Он ожидает, что все резко изменится. Основа его стабильности - человек, который очень важен для него. Он старше. Учитель, который направляет его интеллектуально и духовно, — я почти фыркаю, представив себя духовным учителем. Карта, наверное, относится к Дамблдору. Я тут же ругаю себя за то, что вообще ищу смысл в картах.

 

— Этот человек, помогающий гадающему, поддерживает его эмоциональное состояние. Учитель связан с этой картой, - она указывает пальцем, я смотрю на карту. Две сплетенные рыбы, вода льется из их ртов в чашу. Надпись гласит – Любовь. Мой рот пересыхает, и сердце подпрыгивает к горлу.

 

— Это карта счастливой любви. Двойка указывает, что любовь взаимна. Обычно Луна – не самая благоприятная карта, но в данном случае она помогает понять свою цель. Он или она скоро пройдет через период деятельности. Мысли перейдут в действия. Все будет хорошо. Его или ее будущее освещает звезда. Мечты гадающего станут реальностью, — она улыбается.

 

Сердце бухается в желудок, я чувствую тошноту. Я одним глотком осушаю свою чашку чая. Трелани автоматически берет ее и переворачивает. Я рассеянно наблюдаю за ее действиями. Какая-то часть меня говорит, что это еще ничего не значит. И вообще глупо думать, что я могу верить в предсказания.

 

— Гадающий ищет духовного и физического удовлетворения, это его цель, — я пытаюсь не пялиться на нее. Все что я могу сделать – это сдержать нервную улыбку. Я сжимаю зубы, чтобы не закричать. Она продолжает, - И, наконец, у нас есть Дурак.

 

Я молча соглашаюсь. — Мудрый дурак, начинающий свое путешествие в неизвестном направлении. Конечно, это может быть чистой метафорой. Я могу сказать, что ваш друг найдет свое новое начало в его или ее конце, — я почти смеюсь, но слишком испуган, чтобы понять двойной смысл ее слов. Нет, лучше не думать о конце Поттера, метафорически или еще как-то.

 

Она счастливо вздыхает, закончив объяснение. Я собираюсь с силами и киваю. Потом я выдавливаю заготовленную фразу, - Спасибо, Сибилл. Это было…— *Самым ужасным моментом в моей жизни* —…познавательно, — я встаю. Но она останавливает меня.

 

 

— Минуту, Северус, — она берет мою чашку, и я леденею от ужаса. — О, я вижу путешествие в горную местность, — я вздыхаю с благодарностью, что она не специалист в гадании по чайной чашке. — Вы будете не один, - хитро улыбается она.

 

Я поднимаю бровь, - Уверяю вас, что путешествие не входит в мои планы. Всего хорошего, Сибилл, — я встаю и иду к выходу.

 

— Северус, - я нетерпеливо поворачиваюсь и вижу, что она все еще пялится в мою чашку. — Просто совет. Вы боретесь с чем-то. Не нужно. Это навалится на вас сильнее, когда вы проиграете. А вы проиграете, - заявляет она с улыбкой, и я мигаю.

 

— Понятия не имею, о чем это вы.

 

— Имеете, - она прищуривает глаза, и на какое-то ужасное мгновение я почти верю, что она знает все. Потом я вспоминаю, что я не делал ничего неправильного, и она всего лишь шарлатанка. Я прощаюсь с ней и выхожу, вдыхая опьяняюще чистый воздух.

 

 

Спускаясь по ступеням, я пытаюсь понять, что же вызвало у Поттера такую реакцию. Вдруг я вижу причину беспокойства – его тетрадь. Он должен будет сдать ее. Узнает ли Трелани предсказание? Как я мог быть таким чертовски небрежным?

 

Меня начинает сверлить мысль о том, что разрыв сердца – не такая уж плохая идея. По крайней мере, это позволит мне не думать больше обо всем этом.

 

***

Я снова достаю бутылку виски.

 

Первый стакан уносит с собой дурное предчувствие, охватившее меня после предсказания. Второй успокаивает бешено колотящееся от страха сердце. Третий позволяет забыть сожаление – о том, что я был настолько неаккуратен, чтобы выдать свой секрет. Четвертый я пью медленно, смакуя вкус забвения, и горько смеясь.

 

Я почти забыл, что жду его, когда он вдруг появился из камина. Он смотрит на меня и на бутылку. — Плохой день? — я фыркаю и закрываю бутылку, не забыв вернуть ее на место. Потом я кладу палочку на стол и вздыхаю.

 

 

— Вы не должны прекращать из-за того, что я пришел, - ухмыляется он, - Что случилось?

 

— А что, что-то должно обязательно случиться, чтобы я мог выпить? – я проверяю, осталось ли что-то в стакане.

 

 

— Ну, нет, — он садится на полу передо мной, скрестив ноги и решительно смотрит на меня. — Но… нет, правда? Вы так выглядите… как будто что-то случилось?

 

*ты случился*. — Вам что, нечем заняться?

 

— Есть. Я должен понять, что вас беспокоит.

 

— Ничего меня не беспокоит. И даже если б беспокоило, это не ваше дело. Если вам больше нечем заняться, кроме как раздражать меня бессмысленными вопросами, можете вернуться в свою комнату.

 

Его лицо вытягивается, и я чувствую отвращение к себе. Я тянусь за бутылкой, потом вспоминаю, что уже поставил ее на место. Тут я вспоминаю, почему сегодня начал пить.

 

— Вы уже сдали свою тетрадь по Прорицанию? - спрашиваю я.

 

Он поднимает бровь и удивленно улыбается, - Нет, я должен сдать в понедельник. А что?

 

Я вздыхаю с облегчением и пытаюсь придумать, как убедить его не сдавать данное предсказание, не выдав при этом, что я любопытный дурак. — Мне было интересно, как Трелани среагирует на новости о том, что Уизли сделает с вашим крестным… в смысле, с вашим псом, - я усмехаюсь.

 

 

— А… — он опускает глаза, потом смотрит на меня со странным выражением, словно пытаясь выяснить что-то… ой. Мерлин, помоги мне. Он пытается решить, является ли любовь взаимной. Маленький ублюдок. Я свирепо смотрю на него. Определенно нет.

 

— Я выбросил это предсказание. Оно действительно было сплошным вздором, — мне хочется радостно хихикнуть, но я сдерживаюсь.

 

— Да уж, полный вздор. Вам даже не удалось бы спроецировать это на реальность.

 

Он кривится от огорчения, опускает взгляд и начинает собирать пылинки с мантии. Я чувствую себя бесконечно лучше. Не только Трелани не сможет узнать о связи между мной и Поттером, но и он избавится от нелепой идеи, что я его люблю. Я содрогаюсь от этой мысли.

 

— Я ведь не встречусь с вами этим летом, правда?

 

Чтобы очнуться от головокружительного облегчения и осознать, что он говорит серьезно, мне потребовалось некоторое время. Он говорит о подземелье. Я не думал возвращаться туда на время летних каникул. — Нет. Я не буду вас тренировать.

 

— А что вы собираетесь делать? Вы поедете куда-нибудь? — Он говорит сухо и деловито. Пытается улыбнуться, как будто эти вопросы заданы случайно. Но в глазах виден страх.

 

— Я еще не планировал. Скорее всего, куда-нибудь недалеко от Хогвартса. В пределах досягаемости Волдеморта, — или, возможно, соберусь в горную местность. В это время года в Швейцарии не водятся Темные Лорды. И много кто еще не водится. Куда я дел этот чертов виски?

 

*Вы будете не один*. Конечно. Не один. Список моих знакомых, не желающих мне смерти, ограничен моими коллегами. Ну, и еще несколько человек; но ни с кем из них меня не может связывать ничего, что бы вызвало такую хитрую улыбку Трелани, когда она составляла свой нелепый прогноз.

Нет. Это звучит жалко, но моя единственная романтическая возможность – это пятнадцатилетний мальчик, которого запрут куда-нибудь в темницу для его же безопасности. Одного.

 

Мой желудок вдруг скручивается от понимания. Не хочет же Дамблдор оставлять его на лето со мной? Он ничего не говорил о своих планах. А семестр заканчивается через две недели. Я должен поговорить с ним об этом завтра, когда мы будем обсуждать прогресс Поттера.

 

Я замечаю, что мальчик побледнел и теребит нижнюю губу, разглядывая свои ботинки. Он, наверное, думает примерно о том же, что и я. — Поттер, я думаю, что директор позаботится о вас. Он не оставит вас в одиночестве.

 

— Нет. Не оставит. Он пошлет меня к Сириусу. По крайней мере, на первые несколько недель.

 

Мой желудок сжимается от ненависти, и я чувствую, как мое лицо кривится. Блэк. Холодная рука сжимает мое сердце. Я чувствую что-то похожее на ревность. Но это глупо.

 

— Профессор… С вами же все будет в порядке? Я имею в виду… - он замолкает и смотрит на меня. Я понимаю, о чем он думает. Конечно. В последний раз, когда он вернулся, он обнаружил, что Хагрид убит. Но было бы глупо с моей стороны так легко поддаться Волдеморту.

 

— Ваше беспокойство о моем благополучии очень трогательно, Поттер. Но на вашем месте я бы беспокоился о том, что буду заперт с сумасшедшим лунатиком.

 

Кровь приливает к его щекам, глаза сердито горят. Я рад, что отвлек его от мрачных мыслей. Он трясет головой, как будто избавляясь от ярости, и я мысленно аплодирую его самоконтролю.

 

 

— Почему вы так ненавидите друг друга?

 

— Он пытался убить меня. Нужна еще причина?

 

— Но почему? В смысле, не мог же он сделать это просто так?

 

У психопатов нет причин. На то они и психопаты. — Вы думаете, что я знаю, что творится в его голове? Спросите у него сами.

 

Я тут же сожалею о сказанном. Он спросит. И Блэк настроит его против меня. Блэк не скажет ему правду. Он не знает правду.

 

— Он сказал, что вы следили за ними, правда? Хотели, чтобы их исключили. Он так сказал тогда, в хижине, — он наблюдает за моей реакцией. Я мысленно съеживаюсь от воспоминаний о той ночи и стискиваю зубы. Я хотел, чтобы их исключили. Они этого заслуживали. Но распрекрасных гриффиндорцев редко исключали. Это не изменилось и сейчас.

 

— Ну ладно, у вас есть причина, — и это единственная причина, которую ему можно знать. Я молю, чтобы он перестал спрашивать.

 

— Почему вы хотели, чтобы их исключили?

 

— Поттер, это было много лет назад. Прошу вас не совать нос в мое прошлое. Лучше это не ворошить, — я тут же жалею об этом. Узнав, что я что-то скрываю, он только усерднее будет докапываться до истины. Это же Гарри Поттер, Шерлок Холмс волшебного мира.

 

— Вы хотели, чтобы и меня исключили, — он вызывающе смотрит на меня. — Я не сержусь. Я просто хочу знать, почему.

 

Объяснение приходит само собой. — Потому что вы дерзкий выскочка, который заходит гораздо дальше, чем это позволено.

 

— Может, вы и правы, — соглашается он. Просто констатация факта. Я оглушен тем, что он соглашается со мной. — Но это не объясняет, почему вы ненавидите меня с того момента, как впервые увидели.

 

Мое спокойствие превращается в горящую ярость. — Поскольку вы не понимаете человеческих слов, Поттер, и продолжаете лезть не в свое дело, я попросил бы вас просто заткнуться.

 

— Что мой отец вам сделал? Это же не просто ненависть из-за зависти к квиддичным успехам, вы слишком умны для этого…

 

— Убирайся.

 

— Что?

 

— Уходи.

 

— Но… почему?

 

— Я сказал убирайся! — я кричу, чувствуя, как мое лицо краснеет, и на виске начинает пульсировать вена. Если он немедленно не уберет свой зад в камин, я прокляну его.

 

— Я просто хочу понять…

 

— Черт, Поттер. Если я говорю – убирайся на хрен отсюда, я просто прошу уважения к моему авторитету и к моей личной жизни, которой я и так пожертвовал. Понятно?

 

— Замечательно! — он поворачивается к камину и берет банку с порошком. Тут же он роняет ее, и с глухим стоном опускается на колени, пытаясь руками собрать порошок. Я язвительно смеюсь над его неудачей.

 

Я не знаю, почему я это делаю. *Не пытайтесь бороться с этим. Это только навалится на вас сильнее, когда вы проиграете* Это утверждение удачно описывает мое общение с этим негодяем.

 

— Поттер…

 

— Я ухожу. Сейчас, минуту.

 

Вздохнув, я беру свою палочку. "Ramassio". Порошок собирается в банку. Он смотрит на меня немного смущенно. — Правда, Поттер, я всегда знал, что вы выросли среди невежественных магглов, но уж за это время вы могли бы приобрести основные волшебные инстинкты.

 

— Да… Я не ищу легких путей, правда? — он вздыхает и поднимается на ноги. — Простите, что я рассердил вас, — он поворачивается к камину и берет щепотку порошка. Я проклинаю его за то, что он пытается сохранить хорошие отношения со мной. Глупый негодяй.

 

— Поттер, сядь, — *А вы проиграете* Он поворачивается так быстро, как будто боится, что я передумаю. Он пристально смотрит на меня в ожидании. Я хмурюсь. Я вдруг хочу обладать талантом Дамблдора говорить так, как будто отвечаешь на вопрос, и в то же время не давать ни грамма информации.

 

— То, что произошло между мной и вашим отцом, было ничем иным, как мелким детским конфликтом. Мы были молоды и делали вещи, которых никогда бы не повторили, если бы имели шанс. Вы правы, что главной причиной был не квиддич. И я благодарю вас за то, что оценили меня… — я хочу продолжить, но он останавливает меня.

 

— Знаете, профессор, пожалуй, я не хочу знать этого. В смысле, он же мой отец. Я не хочу услышать о нем что-то ужасное. Или о Сириусе. Вы правы. Это ваше дело. И… я прошу прощения, за то, что сунул нос не в свое дело, — я киваю и молча благодарю его. — Но вы знаете, это нечестно – ненавидеть меня за то, что случилось до того, как я родился.

 

— Уверяю вас, мистер Поттер, что моя ненависть по отношению к вам относится только к вам.

 

Он усмехается. — Ха. Ха. Знаете, как говорят, профессор – есть тонкая граница между…

 

— Если вы закончите свое предложение, я наложу на вас проклятье.

 

Он смеется. — Вы знаете, я же мастер по части перехода границ.

 

Мой взгляд теряет силу, и я фыркаю. Умный маленький негодяй.

 

Где-то внутри меня пересекается еще одна граница, и моя совесть осторожно наблюдает за этим из угла, в который я ее загнал.

 

Глава 8: Нормальность

 

 

Он передо мной, лицо покраснело от солнца. Вода капает с его черных волос и стекает по обнаженным плечам и груди. Он улыбается мне, и проводит розовым язычком по губам.

 

— Ну, давай, Сев, - говорит он и прищуривается, чтобы лучше меня видеть. Я трясу головой. Он не должен видеть. Он хихикает и тянется к моей мантии, чтобы расстегнуть ее. Я не могу сопротивляться ему. Я дрожу от страха.

 

 

— Джеймс, перестань. Я не хочу, — я останавливаю его руку и вижу в его синих глазах разочарование. У меня перехватывает дыхание, и я молю, чтобы меня покинул стыд. Он не должен увидеть.

 

 

— В чем дело? Ты же любишь плавать? — он хмурит брови. Я отворачиваю голову, чтобы он не увидел, как я покраснел от смущения. Он расстегивает мою мантию, задевая холодными пальцами мою грудь, живот… Он скидывает одежду с моих плеч. Мое дыхание учащается, и сердце бухает в груди.

 

Я ненавижу его за то, что он так спокоен. Так чертовски спокоен. Я чувствую, как его теплый взгляд скользит по моему телу, и по коже бегут мурашки. Мое лицо горит от смущения.

 

Почему я не могу быть таким, как он? Почему я не могу быть нормальным? Я падаю на пол, закрывая лицо ладонями. Я не хочу видеть его. Я хочу, чтобы он ушел.

 

Он садится рядом со мной, убирая мои пальцы с лица. — Сев, все в порядке? — я плотно закрываю глаза. Он берет меня за подбородок, и мои глаза открываются против моей воли. Я вижу, как любопытство загорается в его глазах – так бывает каждый раз перед тем, как он что-то обнаруживает. Он улыбается.

 

— Со мной тоже это случается. Это нормально.

 

 Я снова трясу головой. По щекам катятся слезы облегчения и смущения.

 

— Я не нормальный, Джеймс, - шепчу я, снова закрывая глаза. Я чувствую вспышку гнева и представляю, как он сейчас выглядит – брови сердито нахмурены, глаза горят, нос наморщен. Он не любит, когда я с ним спорю.

 

— Заткнись. Если я говорю, что нормальный, значит, так и есть, — я трясу головой. Он никогда не поймет. Я чувствую, как он гладит мои волосы. Он подвигается ближе, и я задерживаю дыхание. Я боюсь открыть глаза. Я боюсь того, что он собирается сделать. Я боюсь, что он этого не сделает. Теплые губы касаются моих, и я чувствую щекой его мокрые волосы. Он отстраняется, и я чувствую, как с ним меня покидает моя душа. Я издаю мягкий стон.

 

— Вот. Я тоже не нормальный.

 

Я открываю глаза и смотрю на него. Тени залегли под зелеными глазами, горящими и голодными. Он кусает свою губу.

 

— Гарри.

 

Он ухмыляется. — Я люблю тебя, Северус.

 

***

Я резко просыпаюсь. Все, больше мне сегодня не уснуть. Я быстро поднимаюсь в кровати, пытаясь выбросить образы из головы. Я вдруг пугаюсь головы, лежащей на полу. Гарри Поттер без тела открывает глаза и молча улыбается мне.

 

— Какого черта ты здесь делаешь? - кричу я, пытаясь успокоить бешеное биение своего сердца.

 

Он садится и скидывает свой плащ. — Я… простите… — он опускает глаза и встает. Я тянусь за своим халатом, пытаясь выкинуть сон из своей головы. Черт.

 

— Почему у вас этот чертов плащ? — он не пользовался им целую вечность. Зачем это ему с его свободным допуском к каминной сети Хогвартса? Я изучаю его лицо. Он хмурится.

 

Он вздыхает. — Я иногда прихожу сюда по ночам. Только когда вы спите. Я не подглядываю, как вы раздеваетесь или что-то в этом роде… Я просто… только когда вы спите. Простите, — последние слова он договаривает, закрыв лицо руками. Я смотрю на него, лишившись дара речи. Он приходит в мою комнату по ночам. Я пытаюсь осознать это, но единственное, что до меня доходит, это то, что он не спит по ночам, как я думал.

 

 

Он добавляет, — Я обычно ухожу раньше, чем вы просыпаетесь.

 

— И часто вы это делаете? — В ответ он только пожимает плечами. — Итак, вы не спите?

 

— Простите, профессор. Вы сердитесь?

 

Да, я должен бы. Этого достаточно, чтобы прекратить наше соглашение с Дамблдором. Поттер имел определенные условия доступа к моим комнатам. Он их нарушил. Я должен быть возмущен. Я ужасаюсь, что это не пришло мне в голову раньше.

 

— Почему вы не сказали мне, что не спите? Почему вы не обнаружили себя раньше? —

 

Почему он сделал это сегодня? Хороший вопрос. Мой желудок подпрыгивает, когда я вспоминаю предсказание Трелани - *мысли перейдут в действия*. Я собираюсь с силами, отчаянно пытаясь восстановить самообладание.

 

— Вы бы запретили мне приходить сюда. Вы бы сделали что-нибудь, чтобы я спал, — Конечно, я бы так и сделал. И уж точно не разрешил бы ему устраивать привал возле моей кровати.

 

— Так почему сегодня?

 

— Вы назвали меня по имени. Я думал, вы знаете, что я здесь. Но вам снился сон, правда? Я должен был догадаться, вы же никогда не называете меня по имени, — он улыбается. Я усмехаюсь и сажусь на кровать с глубоким вздохом. Он садится рядом со мной, и я напрягаюсь.

 

— Это не может продолжаться.

 

— В любом случае, это же конец семестра, правда? Меня закроют в этой темнице, и вы от меня избавитесь, — он хотел меня поддразнить, но его голос внезапно ломается. Я вдруг чувствую острую боль в груди и понимаю, что это страх. Я раздраженно подавляю его и говорю себе, что я должен быть благодарен за возможность наконец-то остаться в одиночестве. 

 

— Поттер…

 

— Пожалуйста, профессор. Не говорите ничего. Я могу вынести мысль о том, что вы рады от меня избавиться. Я понимаю, ужасно проводить все время с таким… ээ… Пожалуйста, просто… Я не хочу услышать это от вас, — я наблюдаю за ним и пытаюсь цинично прикинуть, хочет ли он, чтобы я это опроверг. Я не буду.

 

— Простите, - он храбро улыбается. — Я пойду, — он поворачивается и отдает мне свой плащ. — Вот. Просто чтобы вы были уверены, что я не сделаю этого снова. Я становлюсь… э… немного странным по ночам, и могу наделать глупостей. А так я не смогу. Поверьте, что мне действительно очень жаль. Я знаю, что я спятил.

 

Плащ скользит через мои пальцы, словно вода. Я оглушен и испуган. Я вижу, как он разворачивается и уходит. Я должен что-то сказать. Не знаю, что именно. Я должен рассердиться. Он должен сожалеть.

 

— Ты не сумасшедший, Поттер.

 

Он останавливается у двери и смеется. — Ну, и не совсем нормальный, правда?

 

Я фыркаю, когда мои собственные слова настигают меня. Фраза *осторожнее со своими желаниями* крутится в голове, как испорченная пластинка. — Нет, - говорю я твердо. Зачем врать ему? — Но нормальность переоценивается.

 

Я встаю и иду за ним в комнату. Он снова извиняется и берет банку с дымолетным порошком. Я останавливаю его. Если он думает, что я так все спущу ему с рук, он ошибается. Я не забыл о своей позиции, и не позволю ему продолжать это одержимое поведение.

 

— Поттер, вы останетесь. Время поговорить, — я вызываю чай, и пытаюсь не обращать внимания на беспокойство на его лице. Это будет больно для него. — Я буду задавать вопросы, и хочу получить ответы. Правдивые, без колебания. Вы вломились в мою комнату, и я не позволю вам роскошь смущения. Сейчас пять утра, и у меня нет сил вытерпеть, как вы краснеете.

 

Он садится и кладет голову на руки. Я ставлю чай на стол между нами и думаю, насколько глубоко я хочу копаться в причинах его поведения. Я вздыхаю и начинаю, - Почему вы приходите сюда? — он уже отвечал, но я хочу вытянуть из него все. Надо выбить некоторые глупости из его головы.

 

— Я не мог спать.

 

— Вы не могли уснуть или у вас были кошмары?

 

— Я не мог уснуть, - говорит он твердо.

 

— Вы были здесь вчера? — он кивает. — В пятницу? — он снова кивает. — Когда вы спали в последний раз?

 

— Иногда я сплю здесь. Это… успокаивает. Слушайте, это не важно…

 

— Наоборот, я считаю, что это очень даже важно. И ваша бессонница, если она действительно причина этих визитов, тоже важна. Если бы я знал, что вы не спите, я принял бы меры. Я настаиваю на соответствующих мерах, — он смотрит на меня с ужасом. Я и сам в ужасе. Что я собираюсь сделать?

 

— Ну, я же улучшил свои оценки, правда? Я имею в виду, что все это имело смысл. А что касается этого – я же сказал, простите.

 

— Мне кажется, что вы жалеете лишь о том, что были обнаружены. Я не верю, что вы считаете свои действия неправильными. Ваши оценки – это еще не все. Сон является основой для нормальной умственной активности.

 

— Но вы же спите всего несколько часов за ночь. Может, мне нужно сна меньше, чем остальным. Я знаю, что мой приход сюда был неправильным поступком, потому что нарушает вашу частную жизнь. Но я не вижу ничего страшного в том, что хочу… - он глубоко вздыхает и закрывает глаза, - … слушать вас.

 

Он упрямо поджимает губы. Его глаза все еще закрыты, и я благодарен ему за это – у меня есть возможность восстановиться от удара, который нанесли мне его слова.

 

— Это неуместно.

 

— Нет. Неуместно было бы, если бы я спал в вашей постели, - в его голосе звучит ядовитое негодование, но я понимаю, что оно направлено не на меня. — По сути, это не более неуместно, чем напоить студента виски, — он открывает глаза, чтобы оценить мою реакцию. Я пытаюсь не показать ее. Внутренне я разрываюсь от желания аплодировать ему за такое проницательное наблюдение, и попыткой вычислить, что он имеет в виду. Он облегчает мои попытки, - И вообще, если бы это кто-то обнаружил, виноват все равно я. У меня есть плащ-невидимка. У меня есть дымолетный порошок. Я прокрался в комнату профессора вечером, после того как он отослал меня в общежитие.

 

— Поттер, вы не поняли…

 

Он сердито сжимает губы. — Я знаю, — он взъерошивает волосы рукой и делает глоток чая. — Простите. Я знаю, что это неуместно. Но только потому, что вам это не нравится.

 

Почти прав. Я закрываю глаза. — Выше желание быть рядом со мной, Поттер, неуместно, потому что я достаточно стар, чтобы быть вашим отцом, — ну вот. Я это сказал. Я пытаюсь подавить тошноту, которую вызвали у меня эти слова.

 

— Я знаю это. Но я надеялся, что вы любезно не упомянете об этом, — я открываю глаза и вижу, как он улыбается. Я почти улыбаюсь в ответ. — Это неуместно также потому, что вы мой учитель, и я пересекаю границы, которые не должны пересекаться, правда? И то, что я здесь – неправильно, потому что вы доверяли мне настолько, чтобы разрешить Дамблдору открыть ваш камин для меня и… я предал ваше доверие. Я знаю все это, профессор. У меня было достаточно времени, чтобы обдумать все это.

 

— Ну хорошо. Если вы знаете, что такое хорошо, и что такое плохо, так какого черта вы здесь делали?

 

— Ну, смотрите… Я ложусь спать и говорю себе, что я усну. Потом я начинаю думать. Мысли вертятся, вертятся, и я просто схожу с ума. Я пытаюсь прекратить, но не могу. А потом Невилл начинает храпеть, и это сводит меня с ума еще больше. А в общей комнате слишком тихо. Хижина Хагрида… я просто не могу. Послушайте, я обещал директору, что не буду кружить ночами по холлу. И я прихожу сюда. Я просто лежу на полу и слушаю ваше дыхание. А так как я не причинил вреда никому – мне все равно, что это неуместно.

 

Я киваю. Не знаю, почему, просто это кажется подходящей реакцией. Я вполне понимаю его, но это не уводит меня от факта, что я являюсь для него лекарством от бессонницы. Черт побери. Это не моя роль. Это не в моем характере – быть успокаивающим. И я не хренов луч света в его жизни. Я ЗЛОЙ.

 

— Вы обалдели от этого, правда?

 

Я киваю. Черт, я должен был опровергнуть его.

 

— Звучит жалко. Я знаю.

 

— Меня беспокоит, что произойдет тогда, когда по каким-то причинам я не смогу…дышать для вас.

 

— Ну, у меня всегда есть мое задание по Зельеделью, — у меня нет сил, чтобы засмеяться, и я только фыркаю. Он должен быть благодарен, что вообще получил какой-то ответ. — Я не знаю. Думаю, что пойму это летом. Хотя, в любом случае, я почти уверен, что вы вышвырнете меня теперь. Я не *нуждаюсь* в вас. Просто… я люблю быть здесь.

 

Я не знаю, в каком случае беспокоиться сильнее – если у него есть определенная зависимость от меня, или если он приходит сюда по собственной воле, так как это ему нравится. Я испытывал привязанность студентов и раньше. Но никогда так. В этих редких случаях я просто эффективно запугивал его или ее. В этой ситуации я не смогу управлять событиями. Да я и не уверен, что я абсолютно готов взять ситуацию в свои руки.

 

— Поттер. Я хочу, чтобы вы сказали мне, что, по-вашему, я должен делать. У меня есть молодой человек, чья привязанность ко мне… не смейте краснеть… его привязанность по отношению ко мне настолько далеко зашла, что сказать, что это было пересечением границ, было бы чертовски мягко. Он дошел до того, что прокрался в мою комнату ночью, нарушив тем самым несколько правил, которым должен следовать. Если я выгоню его, что было бы логично, он рискует провалиться на экзаменах или погрузиться в более тяжелую депрессию. Если я не прекращу это, я рискую…— *привязаться к нему*, *наделать глупостей*. Куда, черт побери, делось окончание этого предложения?!?

 

— Потерять работу.

 

— Точно, — примерно так.

 

— А если я скажу Дамблдору, что я сам не хочу приходить сюда? Я имею в виду, проблема в этом? Если вы волнуетесь, что вас обвинят в том, что я провалю экзамены… Дамблдор не сможет обвинить вас, если я сам прекращу наши встречи.

 

— Не пытайтесь играть со мной в Гриффиндорское самопожертвование. Это не сработает. Что вы хотите, Поттер?

 

 

Он смеется. Я не вижу юмора. Я смотрю, как его лицо упрямо твердеет, и задерживаю дыхание.

 

— А чего *вы* хотите, профессор? В конце концов, это ваш выбор. Вы правда хотите знать, чего я хочу? Я думаю, что вы правы. Я вел себя неправильно. Но если мы говорим о нарушении правил, то вы тоже их нарушали. Все, что вы уже сделали, подвергает риску вашу работу. Если кто-нибудь сейчас нас найдет, вас уволят. И я думаю, что если мы все равно будем иметь проблемы, так давайте, как говорят близнецы Уизли, сделаем так, чтобы дело того стоило.

 

Я меня падает челюсть, и я даже не забочусь о том, чтобы закрыть рот. Я оглушен тем, как гладко он сумел произнести эту речь. Наверное, потратил на нее не одну ночь, сидя здесь. Я начинаю представлять, чем еще он мог здесь заниматься, и резко обрываю себя.

 

Он смеется, и мне наконец удается убрать шокированное выражение со своего лица. Я перевожу дыхание.

 

— Простите, - хихикает он в чашку. — Если бы вы только видели свое лицо, — он допивает чай и смотрит на меня немного разочарованно. — Вы уверены, что не передумали насчет виски? Вы выглядите так, как будто вам не помешал бы стаканчик. Я никому не скажу.

 

— У вас бессонница, депрессия и вы безнравственны. Позвольте не добавлять к списку алкоголизм. У вас есть еще целая жизнь, чтобы поработать над этим, — я усмехаюсь, стараясь не думать, что вся его жизнь не будет такой уж длинной.

 

— Я не безнравственный.

 

— Хм. "Сделаем так, чтобы дело того стоило"?

 

Он ухмыляется. Я вдруг пожалел о том, что запретил ему краснеть. Я бы предпочел, чтобы ему было стыдно.

 

— Хорошо, вы просили не играть в самопожертвование, — краска смущения заливает его щеки, и я настолько рад этому, что готов расцеловать его. Ну, может быть, не настолько… Определенно нет. — Вы не ответили на мой вопрос. Чего вы хотите, профессор?

 

Часть моего мозга требует, чтобы я принял этику Уизли. Другая часть доказывает, что лучше этого не делать. Мой рот терпеливо ожидает решения.

 

Чего я хочу? Я хочу, чтобы он никогда не родился. Я хочу вернуться к благословенным временам, когда я мог просто ненавидеть его как продолжение его отца. Я хочу вернуть время, когда я не сидел в своей комнате и не смотрел на часы, ожидая, когда он выпадет из моего камина, нарушив оглушительную тишину, которой я так дорожил раньше.

 

Я хочу взять его так, чтобы он пожалел о том, что когда-то вообще хотел меня.

 

— Профессор, мне пора возвращаться, — *О, боги, спасибо* — Если вы хотите подумать об этом, я могу прийти позже. Если… вы разрешите мне, — он неуверенно смотрит на меня. Я киваю. Он вздыхает и говорит с улыбкой, - Я действительно сожалею, профессор. Даже если и по неправильным причинам.

 

Я вижу, как он идет к камину и исчезает в нем. Я остаюсь наедине с собой – представлять то, что мог бы делать, если бы он остался.

 

 

***

— Добрый день, Северус. Вы устало выглядите, — Дамблдор смотрит на меня с привычным мерцанием. Я уже и не знаю, предпочитаю я видеть его с этим мерцанием или нет. Я устал думать об этом.

 

 — Северус, Гарри приходил ко мне сегодня утром с довольно тревожным признанием.

 

Мой желудок падает. Он сказал ему. Он почему? Я поднимаю бровь и стараюсь выглядеть невозмутимо. — Правда? Я не думал, то мальчик способен на честность.

 

— Кажется, он обеспокоен, что вы не нашли сил сказать об этом сами. Конечно, вы понимаете, Северус, что то, что сделал Гарри – неприемлемо. И вы вправе просить, чтобы ваш камин был закрыт для него. Когда я сказал, что ожидаю от вас соответствия своим обязанностям, я не имел в виду, что вы пожертвуете своей частной жизнью.

 

Я сердито поджимаю губы и бормочу, - Я не против.

 

— Простите?

 

— Я сказал, что не возражаю. Я не был в восторге, обнаружив его сегодня на полу перед камином. Но я понимаю, почему он мог прийти туда. И то, что он рассказал все вам, может свидетельствовать только об искренности его извинений. И пока его поведение ненормально… если это успокаивает его – сидеть и слушать мое дыхание, то почему бы не разрешить ему делать это. Если вы хотите, чтобы я его наказал, то вы должны признать, что его зависимость от меня – это ваша вина…

 

Я вдруг понимаю, что кричу. На Альбуса Дамблдора. Мой рот открывается в немом извинении, холодная волна трепета накрывает меня. Он смотрит на меня так, как будто дедушка пытается объяснить что-то мальчику, который слишком молод, чтобы понять. Я не могу заставить себя посмотреть ему в глаза.

 

— Северус, я просто хочу, чтобы вы знали, что не должны делать того, чего не хотите делать. Что касается того, что это моя вина…, - я морщусь, и он посмеивается, - …думаю, что вы недооцениваете себя. Возможно, он чувствует себя хорошо в вашей компании именно из-за того, кто вы есть.

 

— Пожалуйста, Албус. Вы заперли его в комнате в компании с единственным человеком, в очень сложный период его жизни. Естественно, что он привязался к этому человеку. Давайте не будем выдавать эту ситуацию за что-то, чем она не является, а именно: испуганный мальчик цепляется за первого, кто предлагает ему мир.

 

— Или, возможно, за первого человека, который понял его, — я открываю рот, чтобы возразить, но он останавливает меня жестом. — Я позволю себе на время прекратить ваши встречи. Я не могу разрешить ему остаться безнаказанным. Полагаю, что вы поймете меня. Он возвратится в подземелье, когда закончится семестр. Сириус Блэк согласился составить ему компанию на первую половину лета.

 

Я отталкиваю мысль о Блэке и сосредотачиваюсь на более важной проблеме. — Я против того, чтобы запереть его на все каникулы, Альбус. Я понимаю, это необходимо для его безопасности. Но сохранять ему жизнь – бессмысленно, если не разрешить ему жить.

 

— Я согласен с вами. Фактически, я даже хотел бы обсудить это. Я нашел безопасное место. Подготовка еще не закончена, возможно, все будет готово к середине июля. Я не знаю, смогу ли убедить вас отправиться туда вместе с Гарри. Это уединенное место, но достаточно открытое, поэтому там нельзя использовать магию без крайней необходимости. Но вы не обязаны соглашаться, Северус.

 

Я фыркаю. — Если я не соглашусь, ему остается только темница, — он опускает глаза и кивает. — Так я и знал. Скажите, Альбус, а это ваше безопасное место случайно не в горной местности?

 

 

Он резко поднимает глаза, и я вижу настоящее удивление в его взгляде. Редкий случай, когда я могу удивить его. Я был бы рад, если бы не внезапная волна тошноты, подкатившая к горлу.

 

— Могу я спросить, откуда вы это знаете? - он поднимает бровь.

 

— Гадание по чайной чашке.

 

Он улыбается и снова мерцает. Я предпочитаю, когда он серьезен. Теперь я в этом уверен. — Не знал, что вы верите в гадания.

 

— Я не верю, - ворчу я. Но кто я такой, чтобы спорить с судьбой?

 

 

***

Я иду в свое подземелье, после утра, проведенного с расчувствовавшимися семиклассниками. Их сентиментальность никогда не перестает удивлять меня. *Спасибо, что были таким ублюдком, профессор. Вы научили меня многому*. Бросив охапку благодарственных подарков, я иду в кладовую и вытаскиваю мою традиционную бутылку красного вина в честь окончания семестра.

 

Я использую маггловское приспособление, которое называется штопор. Моя палочка справилась бы с этим лучше, но я получаю странное удовольствие, наблюдая, как искривленный металл проходит через пробку. Бутылка открыта, и я счастливо вздыхаю.

 

Я ставлю бутылку на стол и обращаю внимание на лежащее здесь письмо. Я узнаю его твердый почерк. Наверное, он был здесь во время завтрака. Я видел, как он выходил из холла вместе с Дамблдором, слабо улыбаясь. Наверное, в безопасное место. Я почти огорчен, что не уезжаю с ним, и это приводит меня в смятение. Когда он не утомляет меня по вечерам своей болтовней, я почти не могу спать. Часто я ловлю себя на мысли, что я надеюсь на его возвращение – на то, что он не послушается запрета директора. Тем не менее, он, очевидно, решил следовать правилам и настоял на сохранности моей частной жизни. Несмотря на то, что я его не просил об этом. Проклятый мальчик.

 

Я вскрываю письмо. Я не уверен, хочу ли я действительно знать, что там внутри. Что-то подсказывает мне, что стакан вина не повредит. Хотя это грех – мешать хорошее вино с дурными предчувствиями. Я наливаю вино в стакан и сажусь в *это кресло*. Я пью вино и открываю письмо.

 

 

**Дорогой Профессор Снейп…**

 

Дорогой. Как трогательно. Я делаю большой глоток.

 

 

**Я хотел поблагодарить вас за вашу помощь. Без этого заклинания для концентрации, которому вы меня научили, я бы никогда не достиг таких успехов. Даже Гермиона была поражена моим прогрессом. Правда, Рон был немного обеспокоен.

 

Я думаю, что начал писать это, чтобы снова извиниться. Я продолжаю думать о том, как подставил вас, и ужасаюсь. Дамблдор действительно рассердился. Он прав. Вы много сделали для меня, и было бы слишком эгоистичным требовать большего. Я знаю, что он только приостановил наши встречи до следующего семестра, но я сам решил не продолжать их. Не из-за того, что они не помогают. Очень помогают. Если бы не все остальное.

 

Я думал о том, что вы сказали – что достаточно стары, чтобы быть моим отцом. Я знаю, что вас беспокоит то, что вы мне нравитесь. Меня тоже беспокоит. Я понял, почему мне лучше не приходить к вам. Чем больше я нахожусь рядом с вами, тем больше мне этого хочется. Как вы сказали, это неуместно. Не говоря уже о том, что это чертовски раздражает – любить кого-то, с кем не имеешь ни единого проклятого шанса.

 

 

Ну вот. Я это написал. Не беспокойтесь. У меня есть целое лето, чтобы постараться забыть. Я отдам вам это письмо прежде, чем потеряю решительность. Желаю вам хорошо отдохнуть, и, пожалуйста, не умирайте.

 

Гарри.

 

P.S. Если это не трудно, не могли бы вы не дразнить меня этим в классе? Если вы сделаете вид, что я не писал этого, я буду вам очень признателен.**

 

 

Письмо падает на пол. Я смеюсь. Громко. Истерически. Что-то подсказывает мне, что Поттер не знал о планах Дамблдора, когда собирал всю свою Гриффиндорскую храбрость, чтобы отдать это письмо. Я отдаю ему должное. Он сделал огромное усилие, чтобы быть благородным. Меня разрывает садистское нетерпение увидеть его лицо, когда мы встретимся, и я сам удивляюсь этому. Я смеюсь. Я поднимаю тост за Гарри Поттера. Он может продолжать играть в достоинство, развлекая мое извращенное чувство юмора.

 

Глава 9. Смена декораций.

 

С помощью портключа я прибываю в то самое защищенное место, и тут же зажмуриваюсь от невыносимой яркости. Я осторожно открываю глаза и обнаруживаю, что это место является полной противоположностью моему темному, прохладному, уютному подземелью. Я вижу маггловскую кухню. Стерильная белизна в сочетании с множеством сверкающих металлических ящиков. Июльское солнце врывается в комнату через окно, занимающее всю стену. Окно выходит на озеро. Мой рот кривится от отвращения.

 

Албус Дамблдор официально послал меня в ад.

 

Я слышу французскую речь и иду в направлении звука. Я вижу гостиную, в центре которой стоит серебряный ящик с изображением говорящего мужчины. Я вспоминаю, что знаю об этом смешном ящике из Маггловедения. Я подхожу ближе, и вижу Поттера, сидящего на диване (белый! О, боги) и пялящегося в ящик так, как будто там содержатся все тайны вселенной.

 

— Не знал, что вы говорите по-французски, - говорю я, и он подпрыгивает.

 

— Боже! Вы не можете ходить более громко? - он хватается за грудь.

 

— Да, но тогда я бы не мог так эффективно пугать людей, - усмехаюсь я, и он отводит взгляд. Я не вижу стыда, который ожидал увидеть – даже предвкушал последние три недели. Я по меньшей мере удивлен, увидев гнев. Я вижу бутылку с золотистой жидкостью на столе и думаю, что это виски. Он держит в руке полупустой стакан.

 

— Вижу, вы уже празднуете свой побег к свету? — Он пьет из стакана и снова пялится в ящик. Я теряю терпение. — Вы умышленно меня игнорируете?

 

Он сердито смотрит на меня. Он не отвечает.

 

— Если это награда за то, что я пожертвовал своим отпуском в вашу пользу, я предпочел бы сообщить директору, что вам лучше сидеть в той чертовой темнице.

 

— Я не просил жертвовать чем-то ради меня. Скажите Дамблдору, чего вы хотите. Я уже говорил, что не хочу никого видеть, — обида в его голосе раздражает меня и заставляет идти дальше.

 

— Да, трогательное признание, de l'amour. К несчастью для нас обоих, я согласился охранять вас прежде, чем получил письмо. Если бы я знал, что получу такое красноречивое признание…

 

 

— Ну, ладно. Я беру назад свои слова. Все. Я написал его раньше, чем узнал, что вы… - его слова тонут в содержимом его стакана.

 

Я напрягаюсь. Снова Блэк. Что он наболтал мальчику? Я смотрю на него, он избегает встречаться со мной взглядом. — Раньше, чем вы узнали, что я… что именно? — Мой голос холоден и сух, он ничем не выдает боли, поселившейся в моей груди.

 

Он ставит стакан на столик и говорит, - Просто… оставьте меня одного, — он идет к выходу.

 

— Нет. Вы скажете мне о чем, как вам кажется, вы знаете.

 

— Я ни черта не знаю, ладно? - он идет по коридору, я следую за ним.

 

— Что касается меня, мистер Поттер, я хотел бы знать, в чем ваш чертов крестный обвиняет меня, — я знаю его обвинения. Я почти слышу их. Снова слышу, как он бросает мне их в лицо.

 

— Ничего он мне не сказал. Просто отстаньте от меня, и все! — Он входит в комнату, и я не даю закрыть ему дверь. Он падает на кровать лицом в подушку. Я поражен этим ребяческим жестом. Но почему поражен? Он ведь и *есть* ребенок.

 

— Простите, мистер Поттер. Я считал, что вы понимаете, что у каждой истории есть две стороны. Я переоценил вашу зрелость. Я обещаю, что больше никогда не совершу этой ошибки, — я разворачиваюсь и выхожу из комнаты, борясь с желанием хлопнуть дверью. Я не опущусь до того же инфантильного поведения. Я собираюсь найти темницу, где мог бы посидеть в холодной сырости, казня себя за то, что думал, что мальчик может быть чем-то большим, чем просто сыном своего отца.

 

***

 

— Что вы делаете?

 

Его голос напугал меня, вырвав из покоя, который я нашел в летнем вечере, наблюдая озеро, отражающее вечернее небо. На самом деле, более вероятно, что я нашел покой на дне бутылки виски, которую принес с собой. Природа никогда не вызывала у меня особых чувств, кроме простого ощущения ее присутствия и благодарности за компоненты к различным зельям. Обнаружив, что в этой чертовой тюрьме нет подземелья, я вышел на террасу, пытаясь избежать отвратительной яркости дома.

 

— А на что это похоже? - холодно отвечаю я.

 

— Как будто вы обиделись.

 

— Очень проницательно, мистер Поттер. О, я и забыл. Вы же мастер решения загадок. Я пытаюсь забыть, что ваше присутствие здесь чрезвычайно мне мешает.

 

Он садится на стул рядом со мной и я сердито поднимаюсь. — Поттер… - я пытаюсь сказать что-то оскорбительное, но мой мозг занят лишь поддержанием нового положения в пространстве. Я говорю, - Прочь, — и иду к озеру, хотя и более неустойчиво, чем мне бы хотелось.

 

— Вы должны были сказать мне, - говорит он. Будь я в лучшем состоянии, я бы смог проигнорировать его, но сейчас я готов уничтожить его. — Скажите же наконец, что я должен был вам сказать?, - я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Зря. Голова кружится.

 

— Что вы… были влюблены в моего отца. Вы знаете, как это странно для меня?

 

Я смеюсь и трясу головой. Странно для него, и правда. У меня кружится голова, когда я смотрю на него, и я сажусь на траву, отказавшись от попыток быть недоступным. Никто не может запугивать, когда сидит на траве. Это невозможно. Я поворачиваю лицо к озеру, молясь, чтобы оно разлилось и поглотило меня.

 

Я слышу его шаги, он стоит у меня за спиной. — Это же был он, правда? Тот, кто заставил вас понять, что вы гей. Вы же говорили о моем отце? И когда он не ответил на ваши чувства, вы постарались сделать так, чтобы его исключили?

 

Я горько смеюсь. Это достаточно близко к истине. Если истина где-то в Китае. Но кто я такой, чтобы разрушать образ великого Джеймса Поттера? Я хранил этот секрет почти тридцать лет… еще немного не повредит. Да. Как только исчезнет последний Поттер, тогда можно рассказать эту грязную историю. Я напишу бестселлер – Когда Великие Волшебники Развенчиваются. Затем уйду в отставку и буду наблюдать, как капают галеоны на мой счет. Не то, чтобы я очень нуждался в них. Ох, черт. Еще немного не повредит.

 

— Профессор, - его голос прерывает мои размышления, и я пытаюсь свирепо посмотреть на него. Я и забыл, что он здесь. Я смеюсь. Ну, конечно, он здесь. Где еще ему быть? Я ложусь на землю и закрываю глаза.

 

— Вау. Вы и правда обиделись, — он садится рядом со мной, каким-то образом заставляя мир вращаться. Я открываю глаза и вижу, как крутится надо мной ночное небо. Я понимаю, что лечь на землю было не лучшей идеей, но сейчас я просто не могу исправить положение.

 

— Я не был влюблен в вашего отца, - выдавливаю я. Мысленно я аплодирую себе за то, что еще могу поддерживать нить разговора. Я восхищаюсь, насколько я одарен.

 

— Но он вам нравился.

 

Мне приходит в голову, что подростки вкладывают в слова *любовь* и *симпатия* не тот же смысл, что и взрослые. Насколько я знаю за годы невольного наблюдения за их романами, слово *симпатия* на их жаргоне описывает отношения от первого флирта до маловероятного третьего свидания, после чего уже употребляется слово *любовь*. Ну что же, по этой классификации я был влюблен в его отца.

 

— Я хочу, чтобы вы мне сказали, - бормочет он.

 

Я внезапно трезвею. Я вцепляюсь взглядом в звезду, и останавливаю вращение мира. — А вам не приходило в голову, что я не обсуждал это с вами для вашего же чертова блага? Или я пытался сохранить этот прекрасный, замечательный образ отца, который вы себе создали? Это же вы сказали, что не хотите слышать что-нибудь ужасное об отце, правда? Но вы захотели услышать, что я… что же там придумал Блэк для меня? … ах, да… грязный извращенный ублюдок, который пытался соблазнить непорочного беднягу Джеймса Поттера. Да, я соблазнил мальчика, который знал меня так же, как и я сам. Мальчика, который почти патологически стремился быть лидером в любом деле, в котором принимал участие. Это правда, я соблазнил Джеймса Поттера. В это легче поверить, чем в обратное, правда? Это так характерно для такого Слитеринского ублюдка, как я, изучающего темные искусства – околдовать прекрасного героя квиддича. Джеймс Поттер был воплощением чистоты и добра, я был антигероем, правда?

 

Я смеюсь с горечью, которую сдерживал целую вечность. Когда я скажу миру, насколько хорошим действительно был Джеймс Поттер? Но я знаю, что не скажу. Я не смогу. — Иногда люди скрывают истину, Поттер, только потому, что она слишком ужасна и причиняет слишком много боли.

 

Я рискую взглянуть на его лицо. Он удивлен. Я смущен его реакцией и прокручиваю в голове свои слова, чтобы понять, что же я сказал. Я понимаю, что сказал много. Слишком много.

 

— Вы… вау… — он открывает рот, как будто ему не хватает воздуха, или его тошнит. Нет, это меня тошнит. Черт. Я хватаюсь за что-то, чтобы подняться. Это человек, но я слишком занят тем, чтобы успокоить свой желудок, чтобы беспокоиться об этом. Я зажимаю голову между коленями. Как только я нахожу равновесие между силой тяжести и вращением земли, я снова смотрю на него. 

 

 

Он потрясен. Очевидно, я ошибся, и Блэк не сказал ему этого. — Черт побери…, - тихо ругаюсь я и пытаюсь успокоить вихри паники в моем желудке. Я отдал бы все за хроноворот. Я закрываю глаза и спрашиваю, - Сколько вы знали?

 

— Ну… – он мигает и слабо улыбается. — Почти ничего. Сириус только сказал мне, что ему кажется, что вам нравился мой отец. Вау. Я… вау…

 

Чертов Блэк. Это его вина. И мальчика. И Джеймса. Черт.

 

Это как задача на зельеделии. Есть два компонента – я и мальчик. И вместе мы образуем стабильное зелье – например, транквилизатор. Спирт моментально превращает это зелье во что-то, от чего вы проведете остаток дней, царапая потолок.

 

— Вы… переспали с моим отцом?

 

О, мы все еще об этом? Черт. — Я… мы… — Черт, черт, черт. Снова опускаю голову на колени, пытаясь зафиксировать свои мысли, чтобы сформировать осторожную фразу.

 

— Мы были детьми, Поттер. Ваш отец… он… - чтобы объяснить, я должен вспомнить то, что забывал долгие годы. В нынешнем своем состоянии я не уверен, что не ляпну еще чего-нибудь, о чем потом пожалею. Я уже итак много сказал. — Будет достаточно сказать, что мы были любопытными мальчишками и знали друг друга настолько хорошо, чтобы получить удовольствие от своего любопытства, — Пожалуйста, пусть этого будет достаточно, ну пожалуйста…

 

— Ладно. Мне нужно понять. Когда Сириус сказал, что вам нравился мой отец, я прямо обалдел. А теперь, когда вы практически сказали мне, что он вас соблазнил… но вам обоим … было интересно… Так вы и мой отец занимались бог знает чем, а потом возненавидели друг друга? — он почти кричит. Он имеет на это право, просто я хочу, чтобы он не делал это так близко к моей голове.

 

— Я могу изменить твою память, - предлагаю я, не особо надеясь, что он согласится. Он садится на землю.

 

— Господи. Моя жизнь такая странная.

 

Я фыркаю. Он и понятия не имеет. Я подавляю мысль о том, насколько в действительности странна его жизнь, прежде чем еще один секрет вылетит у меня изо рта.

 

Он молчит, и я благодарен ему за это. Это дает мне подготовить умные неопределенные ответы на его вопросы. Я удивлен, когда слышу его смех. Я смотрю на него.

 

— Забавно, правда? В смысле, вам нравился мой отец, но он был нормальным. Ну, в некотором роде. А потом появляюсь я… я напоминаю вам его… и я пытаюсь соблазнить вас… Это немного…

 

— Комично.

 

— Ага. Боже, я говорю, что моя жизнь странная, а ваша… — он снова смеется, и я рад, что у него хватает самообладания, чтобы оценить иронию. — Наверное, очень странно видеть меня, когда я так напоминаю его, — в его голосе я слышу намек обиды, но я не виню его за это. Я ведь разрушил прекрасный образ его отца.

 

— Вы не напоминаете мне его, - говорю я, и мне приходит в голову, что я вру, и он не купится на это. — Вы похожи на него внешне, но вы… — *напоминаете мне меня*. Нет. Я не хочу пугать его больше, чем уже напугал, — …раздражаете меня совсем по-другому.

 

— Ха! Ха! — смеется он и садится. — Вы хотите сказать, что не хотели бы меня трахнуть? — он усмехается.

 

— Нет! - выпаливаю я и понимаю, что снова сказал, не подумав. Черт. Он хихикает. — Умно, - говорю я.

 

— Не беспокойтесь, профессор. Я недостаточно пьян, чтобы попробовать. Пока, — он продолжает прежде, чем я успеваю сообразить, что значит *пока*. — Слушайте, если вы не хотите провести целую ночь, объясняя мне подробности ваших отношений с моим отцом, мне нужно выпить. Я не пытайтесь остановить меня.

 

Я гадаю, что же за бурда получится, если оба компонента зелья примут алкоголь. Я содрогаюсь, но думаю, что результат будет гораздо хуже, если мне придется терпеть его расспросы о наших отношениях с Джеймсом.

 

Он встает, предлагая мне руку. Я неохотно принимаю помощь после неудачной попытки подняться самостоятельно. Он идет рядом со мной, на тот случай, если мне нужна будет поддержка. Я не забуду завтра почувствовать за это стыд.

 

Мы идем в гостиную, и он возится с одним из блестящих ящиков. Звучит музыка. Классическая музыка.

 

— Я подумал, вам это понравится.

 

Я киваю. Не самая любимая музыка, но вполне подходит для фона. Я становлюсь частью дивана. Он садится со мной и наливает себе виски.

 

— Профессор?

 

— Хм.

 

— Простите, что я так обалдел.

 

— Можно было ожидать.

 

Он вздыхает и откидывается на спинку. Его плечо задевает мое. — Я должен был послушать вас сегодня днем. Просто я думаю… я ревновал, — он смеется, и я смотрю на него.

 

Он покраснел, и я не думаю, что это от алкоголя. — Вы знаете, потому что он вам нравился. Я понимаю, это глупо.

 

Я фыркаю. Я не могу объяснить ему, почему именно это глупо. Алкоголь в моей крови в сочетании со звуками оркестра поверг меня в комфортабельное оцепенение. Я могу больше никогда не двигаться.

 

Он продолжает говорить. — Сириус рычит во сне, - он смеется, - Даже если бы у меня не было бессонницы, я бы ее заработал. Зато я сделал все задание по зельям, — он допивает остатки из стакана и ставит его на стол. — Профессор?

 

Я поворачиваю голову к нему. Он смотрит на меня смущенно. — Вы… вы не возражаете, если я… буду слушать, как вы спите?

 

Я не могу найти ответа. Я просто смеюсь. Он нервно посмеивается, - Я идиот, правда?

 

— Полный, — слова вырываются сами собой.

 

Он вздыхает и кладет голову мне на плечо. Я испуган этим жестом, но еще больше тем, что не отскочил от него в ужасе. Я приписываю это виски.

 

— Я думал, что вы пытались преодолеть эту патологическую привязанность ко мне.

 

— Я не… Я перестану. Сразу после каникул.

 

— Говорите, как истинный наркоман, - усмехаюсь я.

 

 

— Гад, - говорит он. Я улыбаюсь, и чувствую, как он обхватывает своей рукой мою. Я пытаюсь напрячься, но мне удается только еще больше развалиться на диване. Я думаю, уж не действует ли он подобно *этому* креслу. Нет, я должен был бы почувствовать пальцы.

 

— Я знаю, что вы не захотите слышать это, но я скучал по вам, профессор.

 

Я захлопываю свой рот, чтобы не сказать, - Я тоже, — он прав. Я не хочу это слышать. Или, по крайней мере, я не хочу хотеть это слышать.

 

 

***

 

— Профессор?

 

Его голос пугает меня, я просыпаюсь и вижу его на краю своей кровати. Я не удивлен, что он здесь. Фактически, он делает это каждую ночь с тех пор, как мы здесь. Я часто притворяюсь спящим, когда слышу, как он крадется в мою комнату с подушкой и одеялом и растягивается перед моей кроватью. Но он никогда не пытался меня разбудить. Я вижу, как он падает на колени. Я испуган.

 

— Поттер?

 

Он стонет и прижимается лбом к кровати. Я укладываю его, потянув за плечи. Он падает головой на подушку рядом со мной. Я слышу сдавленные стоны и удивляюсь своей беспомощности. Я ничего не могу сделать для него. Я поглаживаю его по спине. Просто потому, что сидеть и смотреть на него глупо.

 

Я вижу, как он извивается в агонии. Я гадаю, что делает Волдеморт. Полуночная пытка? Нет, моя метка сообщила бы мне о сборе, а он молчит уже несколько месяцев. Возможно, кто-то обнаружил его укрытие. И он борется с аурорами. Мое сердце замерло от страха. Если кто-то убьет его…

 

Нет. Я отталкиваю эту мысль, слушая неровное дыхание Поттера. Неровное, но все-таки он дышит. Моя рука гладит его по напряженной спине, не имея сил прекратить контакт. Думаю, что это дойдет до меня позже – что он в моей постели и я прикасаюсь к нему. Но сейчас мне слишком плохо и я слишком взволнован, чтобы чувствовать неудобство. Я закрываю глаза и пытаюсь успокоиться. Я говорю себе, что с ним ничего не случится. Я понимаю, что начал молиться всем известным богам, чтобы Волдеморт остался жив. Я мог бы посмеяться над этим, если бы не был таким искренним в своем отчаянии.

 

Он громко стонет, и я борюсь с нелепым желанием броситься на его защиту. Я уже провел несколько лет, пытаясь защитить глупого мальчишку от смерти. Думаю, что это уже стало рефлексом. Но никто не спасет его. Я не могу сделать ничего, кроме как ждать, что и это пройдет.

 

Я чувствую, как его тело замирает, и задерживаю дыхание. Я поднимаюсь на локоть и шепчу, - Поттер? — ответа нет. Моя рука все еще на его спине, и я чувствую его поверхностное дыхание. Он потерял сознание.

 

Я падаю на подушку и пытаюсь успокоить бешено колотящееся сердце. Я держу руку на его спине – для собственного успокоения. Может, его боль прекратилась. Или же он задохнулся, лежа лицом в подушке. Я поворачиваю голову, и вижу, что он спит.

 

Я закрываю глаза. Мысль о том, чтобы разбудить его, умирает сразу же, как родилась. Потом я уйду на другую кровать. Пока он спит, он безопасен. И я тоже.

 

Несколько месяцев я пытался подавить информацию, которую получил от Дамблдора. Неудачно. Я сдался. Я еще ни о чем не жалел так, как об этой неудаче. Я остро реагирую на каждую чью-нибудь стычку с Волдемортом. Я горю от желания защитить мальчишку. До этого это было просто обязанностью – перед Джеймсом. Мне плохо при мысли, что теперь мое понятие об обязанностях изменилось. Я больше не защищаю Гарри Поттера. Я защищаю Гарри.

 

 

Я не могу продолжать это. Ради него и ради себя я должен прекратить это сумасшествие. Я должен смириться с тем, что когда-нибудь он исчезнет навсегда. И нет ничего, что бы я мог с этим сделать. Я должен сдержаться и не стать ближе к нему.

 

Ближе к нему.

 

Черт.

 

Он снова стонет, и я твердо решаю не вмешиваться. Я понимаю, что моя рука все еще лежит на его спине, и чувствую, как он начинает дрожать. Я резко убираю руку. Я поворачиваюсь на спину. Он вздыхает, и перестает дрожать. Это меня не волнует. И его рука, касающаяся моей груди, его голова, лежащая на моем плече, его дыхание, ласкающее мою шею… все это безразлично мне. И я вовсе не благодарен, что он не под моим одеялом.

 

Боже, я жалок.

 

Я поднимаю его руку и отодвигаюсь как можно дальше от него. Хорошо, что кровать достаточно велика для этого. Я закрываю глаза и засыпаю через пару часов, проклиная все.

 

***

 

Утреннее солнце безжалостно будит меня. Я вздыхаю и открываю глаза, успев заметить быстро зажмуренные зеленые глаза. Он притворяется спящим мгновение, затем улыбается. Он осторожно открывает глаза.

 

— Доброе утро.

 

— И долго вы на меня смотрите?

 

— Недолго, - говорит он с усмешкой. Я думаю, что, наверное, не хочу слышать честный ответ.

 

— Спасибо, - шепчет он.

 

— За что? - шепчу я в ответ, и потом удивляюсь, а какого черта я-то шепчу?

 

— За то, что разрешили мне спать здесь.

 

— Ну, вы же не оставили мне выбора, правда? Расскажите, что случилось.

 

Он отводит глаза и немного перемещается. Его нога задевает мою, и до меня доходит, что мы в постели вместе, и ему удалось немного залезть под одеяло. Я пытаюсь сделать свое спокойное дыхание не слишком очевидным.

 

— Я не знаю. Правда. Я не спал, и вдруг эта боль… Но…

 

— Но?

 

— Ну, потом я уснул, и… я не знаю, что это значит… профессор… я видел во сне, что Волдеморт… боже, это так странно…

 

Я теряю терпение. — Поттер, просто скажите мне. Меня не интересует, насколько это странно, — я понимаю, что моя способность быть строгим значительно уменьшается, когда я лежу в постели рядом с ним, одетый пижаму. Я уже хочу сказать, что мы закончим наш разговор позже, но он снова начинает говорить.

 

— Нет, правда, сэр… Я не думаю, что это было видением. Мне снилось, что Волдеморт… э… целует дементора, — он смеется, и мое сердце замирает. — Я имею в виду, что это очень странно, правда? Прежде всего… фу… А во-вторых, он же потеряет душу, правда?

 

 

— Я не думаю, что это было видением, - начинаю я осторожно, скривившись от отвращения. — Если Волдеморт объединил силы с дементорами… — *нас всех трахнули* —…это было бы очень неудачно. Что же касается его души… — У меня вдруг появляется море вопросов к Дамблдору. Я подавляю дрожь. — Мы должны встать. Вдруг директор решит навестить нас? Я не хочу увидеть величайшего из живущих волшебников умирающим от шока.

 

Он кивает, но не двигается. Я ловлю его взгляд, и задерживаю дыхание.

 

— Профессор?

 

— Что? - я рявкаю почти страшно.

 

— Мм… – он краснее и закрывает глаза. — Вы не могли бы встать первым? Я… пожалуйста…

 

— Почему? Ой… — Ладно. Я сажусь, проклиная себя за то, что снова покраснел. Я тянусь за своей мантией, и слышу, как он спрыгивает с кровати и выбегает из комнаты. Я снова чувствую благодарность за то, что моя юность закончилась.

 

 

***

Я спускаюсь по лестнице и чувствую запах тостов. Я несу охапку пакетов, которые обязан вручить ему в качестве подарков на день рождения. Я кладу их на стол и сажусь. Он приготовил чай – как будто стал примерным домашним мальчиком. Я фыркаю от этой мысли. Мне жутко необходим кофеин.

 

— Что это? - спрашивает он, ставя на стол тарелку с тостами.

 

— Думаю, что это подарки от тех, кто празднует то, что вы все еще живы.

 

Он ухмыляется и хватает самый большой пакет. — Я не думал, что получу что-нибудь, пока заперт здесь.

 

— Наверное, директор об этом позаботился.

 

Он прекращает рвать упаковку и смотрит на меня. — А когда ваш день рождения?

 

— Каждый чертов год, - отвечаю я. Он закатывает глаза. — Четвертого января. Очень давно. И я принял за правило проклинать каждого, кто мне напоминает об этом.

 

— Мы тогда были в подземелье.

 

— Хм, да. С днем рождения, профессор. Я гей, — он давится чаем. — Весьма неожиданный подарок, я вам скажу.

 

— Вы так и не развернули свой подарок, - говорит он, и теперь уже я давлюсь. Он хихикает от своей сообразительности и продолжает распаковывать подарки. — Это от Рона, - говорит он, извлекая красную коробку. Он трясет ее, внутри что-то гремит. — Мне… мне нужна моя палочка, чтобы открыть ее, — он смотрит на меня и пожимает плечами, - Я открою потом, когда вернусь.

 

Он отставляет подарок в сторону и берется за следующий. Я намазываю джем на свой тост. Он смеется. — Это, наверное, от Гермионы, — я смотрю на него и вижу упакованную книгу. Я с трудом подавляю саркастический комментарий. Сегодня его день рождения, и я пока воздержусь от оскорблений в адрес его друзей.

 

Он разрывает бумагу, читает название и стонет.

 

— Что это?

 

— Книга.

 

— Это понятно, — я поднимаю бровь. Он улыбается и показывает книгу мне. Я читаю: *Между мужчинами: избранные поэты-геи двадцатого века*. — Интересный выбор. Не знал, что вы интересуетесь поэзией, — он трясет головой. — Я правильно понимаю, что вы сказали своим друзьям?

 

Он прищуривает глаза, - Не я. Это вы сказали.

 

Точно. Мое предательство. Итак, я ублюдок.

 

Он берется за следующий сверток, и я ощущаю срочную потребность уйти куда-нибудь. Я извиняюсь и быстро прохожу в ванную. Единственное, что я ненавижу больше, чем получать подарки – это выслушивать благодарности за то, что дарю я. Меня от этого тошнит.

 

Я решаю принять душ, чтобы оправдать свою отлучку. Я включаю воду, раздеваюсь на ходу и становлюсь под замечательные сильные струйки воды, бьющие по коже. Я довольно вздыхаю. Когда проходит достаточно времени, чтоб Поттер справился со своей реакцией на мой подарок – который на самом деле скорее жест – я закрываю воду. Он стучит в дверь. — Минутку, - говорю я и начинаю вытираться. Он снова стучит, более настойчиво. Я вздыхаю и завязываю полотенце вокруг талии. Я вижу себя в зеркале - весьма нелепый вид. Невозможно выглядеть свирепо, когда ты мокрый и полураздетый. Я открываю дверь и высовываю голову. 

— Что?

 

— Я хотел…э…

 

— Это ваш плащ, Поттер. Вам не за что благодарить меня, — он роняет плащ на пол, и я вижу, что в руках у него банка дымолетного порошка, которую я подарил ему в придачу. Я удивляюсь сердитому выражению на его лице.

 

— Я не благодарю вас, - говорит он твердо, и сжимает губы. — Вы ублюдок, вы это знаете? — он снова удивляет меня, вталкивая меня в ванную и…

 

Так, я же раздет.

 

Я хватаюсь за полотенце так, как будто от него зависит моя жизнь. Возможно, что и зависит. — Вы возражаете? — я вижу, как его глаза скользят по моему телу, и я поражен его дерзостью. Он трясет головой и отводит взгляд.

 

— Извините. Я… - он милосердно отворачивается от меня, и я отчаянно ищу глазами свою мантию. — Вы… - выпаливает он вдруг, - … боже! Вы хоть читали мое письмо?

 

— Поттер, мы можем обсудить это через пять минут? — *КОГДА Я НЕ БУДУ РАЗДЕТ!*

 

— Нет. Я и так ждал полчаса. И… Когда вы раздеты, вы более… беспомощны. Он бросает на меня быстрый взгляд. Я пытаюсь угрожающе посмотреть на него, но это способность проявляется у меня, по-видимому, только когда я в своей привычной одежде. Черт. Я пытаюсь пройти мимо него, чтобы взять свою мантию, но он вдруг хватает меня за руку. Я зажат между ним и умывальником. Я вдруг понимаю, что должен был просто уйти в свою комнату. Я с сожалением смотрю на дверь.

 

— Просто слушайте.

 

Я вздыхаю и пытаюсь представить, как я возвышаюсь над классом испуганных первокурсников. Это успокаивающий образ.

 

— Я… - начинает он, и я вижу, как он покраснел. — Вам правда лучше одеться, - говорит он, запыхавшись.

 

Блестящая идея. Однако он не дает мне пройти. Я хочу сказать ему об этом, но зачарованно смотрю, как он быстро облизывает свои губы. Я замираю в ужасе, когда он с легким стоном прижимается головой к моей груди. Моей обнаженной груди.

 

— Я… не могу… — его дыхание щекочет мою кожу, и я дрожу. — Я должен знать, что вы думаете. Потому что вы запутали меня, — его слова посылают волны дрожи по моему телу. Он продолжает, - Я сказал вам… о моих чувствах и почему я… не могу… почему…— он замолкает.

 

Я прочищаю горло и использую свободную руку, чтобы оттолкнуть его. — Поттер, я объяснил в своем письме, что вы можете приходить ко мне, если захотите этого. Вы не обязаны. Я предложил вам выбор. Если вы хотите, можете вернуть подарок, — я хочу, чтобы я послушал свою совесть, когда она говорила мне не делать этого. Я пытаюсь вспомнить, как я оправдывал свой подарок.

 

— Вы хотите, чтобы я был там? — Он поднимает голову, глядя на меня. Я прилагаю усилия, чтобы выдержать его взгляд.

 

— Если вы хотите быть там, добро пожаловать, — я трачу всю свою энергию на то, чтобы говорить уверенно. Я снова пытаюсь уйти, но он мягко останавливает меня, подойдя ближе.

 

— Ответьте мне, - выдыхает он, скользя рукой по моей груди.

 

— Поттер, дайте пройти, — паника заполняет мой голос, да и сам я отчаянно паникую. Я хочу свою одежду. Я хочу свой свирепый взгляд. Черт.

 

Его руки скользят по моим плечам, одна притягивает меня за шею. Я отворачиваюсь и крепче затягиваю полотенце, которое уже почти прекратило поступление крови в нижнюю половину моего тела. Что же, это было бы неплохо.

 

Я чувствую, как его губы касаются моей шеи, и каждый нерв в теле кричит от возбуждения. С моих губ срывается низкий стон.

 

— Поттер, - выдавливаю я.

 

— Гарри, - слово ласкает мою кожу, и я подавляю жалкое всхлипывание.

 

— Пожалуйста, - я начинаю умолять в надежде, что он сжалится надо мной. 

 

— Вы хотите, чтобы я был там? — снова спрашивает он, и его слова звучат как "ты меня трахнешь?". Под моим полотенцем тут же возникает очевидная реакция. Его рука тянется к моему лицу, я и совершаю глупость, посмотрев ему в глаза. Неутоленный голод, который я вижу там, оглушает меня на мгновение. Он облизывает губы, и я резко вздыхаю.

 

— Гарри… я… мы…

 

Он поднимается на цыпочки и прижимает свои губы к моим, удерживая меня так отчаянно, как будто у меня есть силы оторваться. Я чувствую, как его язык скользит по моим губам, которые тут же предательски приоткрываются. Он стонет и обнимает меня за плечи.

 

Я остановлю это, говорю я себе. Только один поцелуй… один замечательно приятный, изысканный, запретный поцелуй. Я раскаюсь. Я заставлю его понять. Я заставлю себя понять.

 

Мой язык проникает между его губ. Я перевожу дыхание. Моя решительность вдруг покидает меня. Я обнимаю его и прижимаю крепче к себе. Я чувствую его возбуждение через джинсы, и голос разума окончательно замолкает. Он стонет и касается бедром моей эрекции, только слегка прикрытой.

 

Его рот перемещается вдоль моего – кусая, облизывая, посасывая и… ох… Я понимаю, что единственное, что удерживает полотенце – это его тело, и если он продолжит… о, боже…

 

Я быстро отталкиваю его и хватаю полотенце, удерживая его на месте. Он смотрит на меня – глаз дико горят, губы красные, распухшие, влажные… о черт.

 

— Ох… Вау… — он задыхается. Мой желудок подпрыгивает от вернувшегося стыда. Я прохожу мимо него к своей мантии. Он идет за мной и обнимает меня сзади, поглаживая мою грудь. Он целует меня в шею и шепчет, - Я знаю, что ты собираешься сделать… и на этот раз я не разрешу тебе это сделать.

 

Глава 10. Ответ.

— Мы не можем… Я не могу… Это неправильно, - уверяю я его. Уверяю себя. Ни один из нас не убежден.

 

Его руки двигаются по моему телу, и он продолжает ласкать мою шею и плечи своими мягкими и восхитительно молодыми губами. Я закусываю свою губу в попытке сохранить некоторую связь с реальностью – чтобы не утонуть в его дыхании. Я сильнее этого – говорю я себе и делаю шаг вперед. Он неумолимо следует за мной.

 

— Это не неправильно, - шепчет он и касается пальцами моего соска. Маленький негодяй. Приходят на память мои давно забытые качества. Я вдруг вспоминаю, что был когда-то хорошим любовником. Не самое подходящее время, чтобы вспомнить об этом. Я останавливаю его руку своей рукой.

 

— Я достаточно стар…

 

— Но вы… не мой отец, - твердо говорит он, и его левая рука скользит по мне, компенсируя неподвижность правой.

 

— Это не имеет значения. Я хочу… вас, — его слова обжигают мою кожу, и я вздыхаю. Его рука, которую я больше не удерживаю, скользит под полотенце. Я вырываюсь и поворачиваюсь к нему лицом.

 

— Вы мой…

 

— Студент, я знаю, — я закрываю рот, проклиная его за то, что он опережает мои аргументы. Он предполагал, что этот разговор состоится, и подготовился. Он продолжает, - Но только в классе. Вне класса… ну, эта граница уже была пересечена, вы помните?

 

Я фыркаю. Он прав. Но этого не должно было быть. — Если бы это было возможно, Поттер…

 

— Гарри.

 

Я завершаю фразу сквозь сжатые зубы. — Я все еще ваш профессор. Мне все еще запрещено касаться вас. Я все еще могу потерять работу.

 

— Э… - он улыбается, и у меня захватывает дух. — Если бы кто-нибудь узнал об этом поцелуе, вы бы уже потеряли работу. Но никто не узнает. Никто не должен ничего знать, — он делает шаг вперед, и я загнан в угол – умственно, физически… Я в ловушке.

 

— Ты ребенок.

 

Он останавливается, и на мгновение выражение боли появляется на его лице. Оно исчезает так же быстро, как и появилось. — Мне шестнадцать. Это значит, что я достаточно взрослый по закону, — он снова шагает вперед и кладет руки на мои бедра. — Я достаточно взрослый, чтобы решать, что я хочу. У вас нет преимущества передо мной. Я… я хочу вас, — быстро, как будто чтобы доказать свои слова, он снимает свою футболку одним быстрым движением.

 

Я открываю рот, чтобы протестовать, но слова застревают в горле, когда я вижу, как он тянется к ремню своих брюк и расстегивает его. Я отвожу взгляд от его живота. Его брюки скользят вниз, и я чувствую, как они падают мне на ноги. Он делает шаг в сторону и отпинывает их.

 

— Ну и… Мы вроде… - его глаза опускаются на мое полотенце, и он ухмыляется.

 

Я прислоняюсь к стене и запрещаю себе разглядывать его. Я не смотрю. Я не могу себе этого позволить. — Ты должен остановиться, - говорю я, но я не уверен, кому я это говорю.

 

Его руки снова ложатся на мои бедра, и я напрягаюсь. Я чувствую, как мои глаза расширяются. — Я остановлюсь, - говорит он, - если ты скажешь, что не хочешь этого. Это единственное, что имеет значение – что ты хочешь. Мне плевать, должны мы или не должны это делать, — он берет мою руку и кладет себе на грудь. Я чувствую, как колотится его сердце. — Я обдумал все причины, почему не должен хотеть тебя. Но я все время возвращаюсь к тому же. Я. Хочу. Тебя.

 

Он глубоко вздыхает и отпускает мою руку, которая забывает убраться. Напротив, она скользит вдоль его тела, по его животу, почти до пупка. Я закрываю глаза, впитывая информацию, которую получаю от своих пальцев. Он перемещается ближе и легко касается своими губами моих. Потом он отстраняется, и я открываю глаза.

 

— Гарри… - мне приходит в голову, что я слишком легко произнес его имя. Он ухмыляется, и меня преследует ощущение дежавю.

 

— Я люблю тебя, Северус.

 

*Черт*

 

Мой желудок скручивается, и я сцеловываю свое имя с его губ. Последняя граница, разделяющая нас, растворяется. Он прижимается ко мне, и я чувствую его теплую кожу. У меня кружится голова. Мои чувства одурманены, я схожу с ума от восторга. Он задыхается и стонет в мои губы, - Пожалуйста… Я хочу тебя, — он прижимает губы к моим, и его руки начинают поднимать полотенце на моих бедрах.

 

— Нет, - выдавливаю я. *Браво! Отлично сказано!* — Не здесь, — мне приходит в голову, что я должен это остановить. Он смотрит на меня, пытаясь определить, изменю ли я решение, если дать мне время добраться до спальни. Я надеюсь, что изменю. 

 

Он отходит, я беру свою мантию и прохожу мимо него, не ожидая, пока он последует за мной. Я понимаю, что он не идет. Я собираюсь с силами, чтобы не оглянуться. Если я доберусь до своей спальни и успею запереть дверь и наложить заклинание, возможно, у меня будет возможность спасти остатки своих принципов.

 

Я напоминаю себе, что магия запрещена, и заклинание будет легко замечено.

 

Я забываю напомнить себе, что мальчик – Гарри… черт! *Поттер* - тоже строго запрещен.

 

***

Я добираюсь до своей комнаты и проклинаю магглов, которые не ставят замки на двери спален.

 

Сидя на краю кровати, я пытаюсь привести в порядок свои мысли. Я поцеловал Гарри Поттера. Дважды. Какого черта эта мысль не вызывает у меня отвращения? Я начинаю думать, куда он запропастился, но говорю себе, что если он передумал, то это к лучшему. Тогда мне не придется делать это.

 

Я слышу его шаги на ступеньках, и мое сердце начинает стучать в ушах под аккомпанемент слов — Я люблю тебя, Северус, — части этой фразы не складываются в единое целое. Последний раз я слышал эти слова от моей матери на смертном одре. За ними последовало, - … но я стыжусь, что ты мой сын.

 

Но теперь это приятная мысль. Она была бы рада снова увидеть играющих вместе Поттеров и Снейпов.

 

Он входит, и я вижу, что он несет маленькую баночку. Если это то, о чем я думаю, то я не знаю, аплодировать ли ему за его предусмотрительность, или же проклинать за то, что отнял у меня последнее разумное объяснение, почему мы не можем этого сделать. Он подходит и опускается передо мной на колени, ставя банку на пол. Я смотрю на нее и вижу слово вазелин. Я пытаюсь догадаться, как ему пришло в голову, что нам это понадобится.

 

 

— Ты не передумал, — его голос стихает до шепота, и я не могу понять, было ли это вопросом или же утверждением. Я смотрю на него – он почти обнажен и стоит передо мной на коленях.

 

Черт побери. Сны и правда становятся явью.

 

— Я должен сказать, что я сошел с ума.

 

Он ухмыляется. — Это хорошо… потому что твой ум слишком много говорит, — он тянется и касается пальцами моей щеки. — Я знаю, что это странно для тебя. Для меня тоже странно. Но если перестать думать о том, что кто-то может подумать, и вспомнить просто о себе… это перестанет быть странным. Это правильно. Это имеет смысл?

 

— Имеет. Если проигнорировать обстоятельства, то значение имеют только наши желания.

 

— Точно.

 

До него не дошло. Я пробую по-другому. — А ты подумал о том, что может случиться потом? — по его лицу я вижу, что он не подумал. — Я вижу, что нет. Когда мы не учитываем последствия своих действий, приходит сожаление.

 

Негодование вспыхивает в его глазах. — Я знаю о сожалении. И вине. И еще о том, что мы не можем знать, что случится. Ты можешь умереть завтра. Или я. И будет слишком поздно.

 

Я фыркаю. — Gather ye rosebuds while ye may.

 

— Что?

 

— Это стихотворение. 'To the Virgins, to Make Much of Time.'— Я усмехаюсь.

 

 

*And this same flower that smiles today/Tomorrow will be dying.*

 

Стихотворение вдруг приобретает новый смысл. Черт, я не могу найти причины для сомнений. Если он умрет завтра, пожалею ли я, что не взял его сегодня? Мои мысли слишком явно отражаются на моем лице, и он фыркает.

 

— Ну, в моем случае мне кажется, что девственница не нуждается в убеждениях. Я весь твой.

 

*О, замечательно. Это то, что я всегда хотел – мой собственный Поттер*

 

Я отгоняю эту мысль после того, как мне приходит в голову, что мое замечание не такое саркастическое, каким должно быть.

 

Его руки скользят по моим бедрам и милосердно останавливаются на полотенце. Я справляюсь со своим дыханием и говорю, - Если я соглашусь на это, я быть уверен, что ты точно знаешь, на что идешь.

 

Он снова краснеет, и я чувствую раздражение. Краснеть уже поздно.

 

— Ну… я провел много времени в библиотеке, но я никогда… в смысле…

 

— Если ты не можешь говорить об этом, Поттер, тебе нечего здесь делать, - говорю я нетерпеливо.

 

Он сердито поджимает губы и говорит, - Гарри. И я думаю, что у меня есть хорошее представление о том, как это все происходит.

 

— Рад слышать это. Но я имею в виду, что ты должен знать – то, что ты мне так щедро предлагаешь, не вернешь потом. Хочешь ты того или нет, есть определенные последствия, которые нужно учитывать.

 

— Я знаю. Я провел весь последний год, думая об этом… о тебе… и обо мне. Вместе.

 

Его палец крадется под мое полотенце и скользит по бедру. — Я знаю, что я тебя хочу, если ты этого хочешь, — он встает и кладет руки мне на плечи. Мои глаза теперь на уровне его пупка, и все мое сознание устремляется вдоль темной дорожки. — Ты хочешь? - спрашивает он.

 

Его вопрос пролетает мимо ушей. Я не могу собраться, чтобы ответить. Я много лет боролся со своими слабостями. Но эту слабость – линия темных волос на великолепном бледном поджаром животе – я преодолеть не могу. Особенно, когда она у меня перед глазами.

 

*…да не введи меня во искушение*. – молча умоляю я.

 

— Если ты не можешь сказать это, Северус, тебе здесь нечего делать, — я слышу улыбку в его голосе, но не могу посмотреть, чтобы подтвердить это. Я вообще не могу делать ничего кроме того, чтобы сидеть и пускать слюни.

 

— Ты прав. Мне нечего здесь делать, — твердо говорю я и кладу руки ему на бедра, чтобы оттолкнуть его. Но вместо этого припадаю губами к его животу. Он сильнее хватает меня за плечи, и я слышу невнятный возглас. Я целую его пупок. Мой язык идет дальше, и в голове слышен протест совести – что-то о сладком запретном плоде. Мой язык с ней соглашается, и совесть отключается, пообещав вернуться позже.

 

Он дрожит под моими руками, и я чувствую его эрекцию подбородком. Я вдруг вспоминаю, как я наслаждаюсь сексом – искусством и актом. Танец действий и ответов, непрерывно переплетающихся между собой. Меня заполняет желание – я заставлю его извиваться и умолять. Мой желудок сжимается в предвкушении. Я решаю окунуться в страсть. Я никогда не хотел этого сильнее.

 

Если я буду проклят, как говорят братья Уизли, так я сделаю так, чтобы это стоило того.

 

Я кусаю мягкую плоть над его пупком и слышу его резкий вздох. Я напрягаюсь, думая, не напугал ли я его. Старые привычки трудно искоренить. Я расслабляюсь, когда слышу стон одобрения. Я целую темную дорожку в ад, и мой язык скользит под мягкий пояс его боксеров. Он выдыхает мое имя. Имя, которому не место на его губах. Имя, которое приобретает большее значение, когда срывается с его языка. Я вздрагиваю.

 

Он отстраняется, и я пугаюсь на мгновение. Я даже не знаю, почему. Он зацепляет пальцами резинку своих боксеров и стаскивает их. На меня накатывает волна нервного возбуждения, которая сменяется чем-то вроде облегчения, когда я вижу его эрекцию.

 

В конце концов, он не мальчик. Я перевожу дыхание.

 

Я встаю и позволяю полотенцу соскользнуть с моих бедер. Он скользит глазами по моему телу, и я раздражен, когда вижу, как он краснеет. Я напоминаю себе, что он девственник. Меня не очень-то интересует девственность. Мое раздражение испаряется, когда он целует меня.

 

— Ты красивый, - шепчет он.

 

Я проклинаю себя за то, что начинаю краснеть, и говорю, - Ложись.

 

Он ложится так послушно, что я с благоговением наблюдаю за ним. Я и забыл, какие красивые зады у игроков в квиддич. Он снимает очки и устраивается на середине кровати. Когда он вытягивается, и думаю, что если я сейчас присоединюсь к нему, только он будет иметь силу, чтобы остановить меня. И почему-то я сомневаюсь, что это произойдет.

 

Он протягивает ко мне руки, и я сдаюсь.

 

 

***

Я ложусь рядом с ним и наслаждаюсь ощущением его кожи. Мой член касается его бедра, я сжимаю зубы и делаю глубокий вдох. Он тянет меня в еще один поцелуй. Мой рот поглощает его, и я отдаюсь желанию. Он охотно отвечает – с зубами, губами, языком… Моя рука скользит по его телу, останавливаясь на кости таза. Еще одна моя слабость. Я вздыхаю и смотрю на него.

 

Он открывает глаза, и я вижу вспышку страха. Он дрожит под моими руками.

 

— Все в порядке?

 

Он улыбается и признается, - Немного нервничаю.

 

— Я могу остановиться. В любой момент.

 

— Черта с два ты можешь! - выпаливает он и смотрит на меня с наигранной строгостью, - Если ты посмеешь остановиться, я буду вынужден использовать проклятие Imperius.

 

Я молча проклинаю Волдеморта за то, что он сделал это заклятие непрощаемым. У него есть гораздо более приятные способы применения.

 

— И что дальше? Скажи мне, что бы ты заставил меня сделать, если бы я был под твоим контролем? — я опускаю голову к его шее и легонько кусаю.

 

— О… это хорошее начало, - выдыхает он. Моя рука ласкает его грудь, находит сосок и пощипывает его. Он резко вздыхает и издает низкий стон, когда я отпускаю его.

 

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, Гарри? - шепчу я в его ухо.

 

— Просто не останавливайся. И продолжай называть меня по имени, - он смеется.

 

— Не останавливать что? - дразню я, улыбаясь в его шею, и облизываю кожу.

 

— Не останавливай… все, - отвечает он. Его рука скользит под меня, призывая меня переместиться на него. Он раздвигает ноги, чтобы разместить меня и закрывает глаза.

 

Я начинаю целовать его грудь, его пальцы путаются в моих волосах. Я поднимаю голову и вижу, что он смотрит на меня, глаза замутнены желанием. Я пробегаю языком по его соску и он открывает рот. Я ловлю сосок зубами, и он изгибается подо мной. Я прижимаю его к кровати рукой, пробегая пальцем по бедру.

 

— О, Боже, - выдыхает он. Я продолжаю изучать его грудь и живот, раздраженно заглушая тихий голос в моей голове, который время от времени напоминает мне, что я делаю, и с кем я это делаю. Не то, чтобы я нуждался в напоминаниях.

 

Мне приятно, что он так реагирует на мои самые агрессивные ласки. Думаю, что я мог бы предположить это. В конце концов, он соблазнил меня после того, что я делал с ним все эти годы. Я называю его мазохистом, но мне кажется, что я не совсем прав. Я начинаю гадать, как далеко может это зайти, но тут же напоминаю себе, что он девственник. Так что требуется определенный уровень нежности. Я не против.

 

Я спускаюсь вниз до его пупка и еще раз любуюсь его красотой. Мои пальцы скользят вокруг него и идут вниз. Губы следуют за ними, и я слышу, как он стонет и умоляет меня продолжать.

 

Я знаю, чего он хочет. Конечно, я заставлю его это сказать.

 

Я провожу по низу его живота, умышленно не касаясь его члена. Мои руки прижимают его бедра к постели. Он шепчет, - Боже, пожалуйста…

 

 

— Пожалуйста что? - спрашиваю я, направив свое дыхание на ту точку, к которой он жаждет прикосновения. Он стонет. Я делаю вид, что мне нужно его разрешение. На самом деле мне просто нравится дразнить его.

 

Я чуть перемещаюсь, слегка касаясь языком его члена. Он удивленно взвизгивает и пытается преодолеть бедрами сопротивление моих рук. Я удерживаю его, и он разочарованно стонет.

 

— Хочешь убить меня, да?

 

— Чепуха. Просто скажи мне, чего ты хочешь Гарри, — я смотрю на него и вижу, как его глаза расширяются, щеки краснеют - наполовину от смущения, наполовину от разочарования. Я не отпускаю его взгляд и провожу языком чуть выше, чем он хочет.

 

— Я хочу… твой рот… пожалуйста… боже, - скулит он.

 

— Где ты хочешь? - спрашиваю я, и удивленно наблюдаю, как его рука перемещается на его член. Мое возбуждение растет, когда я вижу, как он обхватывает свой член пальцами. Мне приходит в голову, что я хотел бы видеть, как он удовлетворяет себя. Но… нет, я не настолько жесток. Пока.

 

— Здесь, - шепчет он.

 

Я сжалился над ним. — Смотри на меня, - говорю я низким голосом. Он открывает глаза. На мгновение я задумываюсь, насколько хорошо он видит без своих очков, затем медленно провожу языком вдоль его члена. Его рука падает на простыню, и он дрожит от облегчения. Я обхватываю его пальцами, и перемещаю свой вес на локоть, чтобы взять в руку его яички. Он громко стонет, и его глаза закрываются, когда я обхватываю губами головку.

 

Просто удивительно, как быстро все это возвращается.

 

*Как будто облизывать рукоятку метлы… *

 

Я беру его на всю длину, и чувствую, как его яички сокращаются. Это продлится недолго. Я и не мог ожидать ничего иного, учитывая, что ему шестнадцать, и он девственник. Я кружу языком по его головке. Его дыхание ускоряется, и руки тянутся к моей голове. Я вижу, как он открывает рот в беззвучном крике, когда я сосу с силой. Его крик становится звучным, и он кончает мне в горло. Я глотаю и жду его стона, чтобы скользнуть выше.

 

Он тянет меня в поцелуй, вылизывая мой рот. Мне приятен и удивителен его энтузиазм. Он шепчет "Спасибо". Я смеюсь, и он смотрит на меня. — Ты великолепен, - вздыхает он и опускается на подушку.

 

Я отвечаю хрипом, и поворачиваюсь на спину. Сожаление накрывает меня, но я отталкиваю его, пообещав послушать его позже. Он удивляет меня снова, забравшись на меня сверху.

 

— Ты что делаешь?

 

— Не знаю. А что ты хочешь? - ухмыляется он, и я улыбаюсь, не успев подавить эту улыбку.

 

— Гарри…

 

— Скажи это еще раз.

 

Я усмехаюсь, - Гарри.

 

Он вздыхает и наклоняется, чтобы поцеловать меня. Я задыхаюсь, когда его тело скользит по моему. Он смотрит на меня, и я вижу блеск в его глазах. Он скользит ниже, и я закусываю губу. Он опускает лицо к моей шее. Его зубы слегка задевают кожу перед тем, как укусить. Я резко вздыхаю, и хватаюсь за него.

 

Он смотрит на меня. — Я сделал тебе больно?

 

Как будто он бы смог. — Нет.

 

— А в чем дело?

 

Я отказываюсь отвечать. Я смотрю на него, и этого достаточно.

 

—О…, - говорит он, его рот округляется от понимания, затем расплывается в усмешку. Он наклоняется и шепчет мне в ухо, - Может, мы наконец займемся сексом? — его дыхание и его слова пробегают по моему позвоночнику, посылая волны удовольствия к моему болезненно напряженному члену.

 

Я справляюсь со своим дыханием, - Ты этого хочешь? — я пытаюсь убрать надежду из своего голоса. Раз я уже пал так низко, я должен почувствовать, каким будет дно. Но есть шанс, что он передумает.

 

— А *ты* этого хочешь? - он смотрит на меня.

 

— Я не хочу ничего, что было бы неудобным для тебя, - хороший дипломатичный ответ.

 

— Ты имеешь в виду что-то вроде заставить меня умолять тебя? - он смеется и скользит губами вдоль моей шеи. Я пытаюсь подавить шаловливую улыбку, которая появляется в уголках моего рта.

 

— Я не заставлял тебя просить. Ты сам хотел этого, — конечно, я вдоволь этим насладился. Когда я слышу, как меня называют *боже*, это пробуждает мои властные начала.

 

Он кусает мое плечо, и я задыхаюсь. — Ты и правда ублюдок, - шепчет он и спускается губами вдоль моей груди. Если бы я не был так поглощен движениями его губ, я мог бы удивиться, насколько хорошо он их использует. Его рот определенно создан не для разговоров.

 

Его зубы задевают мой сосок, и все, что я могу сделать – это сдержаться и не выгнуться дугой. Он слегка кусает его.

— Сильнее, - шепчу я, и забываю укорить себя за мысли вслух, поскольку он подчиняется. Я теряю дар речи, когда чувствую его пальцы, скользящие по моей эрекции. Я слышу свой стон.

 

Он устраивается между моими ногами. Его пальцы пробегают вдоль моего члена, и он облизывается. Он обхватывает мой член губами, и я понимаю, что я в его власти. Я должен ужаснуться тому, что я ничего не могу с этим поделать.

 

Я поглощен его теплым, изысканным, талантливым ртом, и я закусываю губу, когда он случайно задевает зубами чувствительную кожу. Есть только одна вещь, которая завершит этот образ. — Смотри на меня, - шепчу я, приподнимаясь на локтях.

 

Он поднимает глаза, и я ошеломлен. Слово "прекрасно" слетает с моих губ. Он медленно скользит, и ощущение влажного тепла кружит голову.

 

Я вдруг удивляюсь, что я такого сделал, чтобы заслужить это. Гарри Поттер: моя награда за годы самопожертвования. Я стараюсь, что с таким же успехом он может быть моим наказанием. Я уже собираюсь сказать ему, чтобы он прекратил, когда чувствую, как сокращается его глотка. Он отстраняется, и отсутствие его тепла заставляет меня застонать. Он быстро появляется снова – щеки покраснели, глаза блестят.

 

— Извини, - выдавливает он.

 

Я почти смеюсь, но вместо этого притягиваю его к себе и целую. Это кажется мне лучшим ответом. Я чувствую его соленый язык, и все, что я могу сделать – это сдержаться, не развернуть его и не взять с силой. Он немного меньше ростом, чем я, но не намного тоньше. Но сейчас он кажется очень хрупким. Я не хочу ломать его.

 

Он наклоняется через край кровати, и достает маленькую баночку. Я сажусь и беру ее.

 

— Ты же знаешь, что с этим делать?

 

Я фыркаю и прикидываю, стоит ли заставить его объяснить мне это. Потом я открываю крышку и изучаю содержимое. Мои мысли устремляются к моей кладовой, где на полках пылятся бутылочки с великолепными любрикантами. Я почти проклинаю себя за то, что не привез их с собой, но тут же вспоминаю, что тогда я еще сохранял свою мораль.

 

Я поднимаю бровь, - Умираю от любопытства, где это юный мистер Поттер узнал о таких вещах?

 

Он прищуривается, - Юный мистер Поттер был заперт в библиотеке, пока чертов профессор Снейп был упрямым ублюдком.

 

— Так ты читал книги, которые доступны только после шестого класса?

 

Я касаюсь желтоватого вещества в банке и растираю его между пальцами. Я осторожно нюхаю это, и он хихикает.

 

— Что? - рявкаю я.

 

— Ты такой странный, - смеется он.

 

— Ну, ты бы мог вспомнить, что у меня есть профессиональный интерес к незнакомым зельям. Тем более, если я собираюсь наносить его на части тела, которые мне особо дороги.

 

Он опускает голову и закусывает губу. Я вздыхаю и говорю, постаравшись убрать нетерпение из своего голоса, – Если у тебя есть какие-то сомнения, скажи мне сейчас…

 

Его глаза расширяются. — Нет, нету… Правда. Я просто… - он морщит нос и продолжает, - Я просто не знаю, что делать. В смысле, я представляю, как это работает, но…

Я притягиваю его к себе и целую, прервав поток неуверенности. Я укладываю его на кровать, размещаясь между его ног.

 

— Северус?

 

— Ммм… - отвечаю я, игнорируя дрожание в своем желудке. В конце концов, это только имя. Я слышу его чертово количество раз на день.

 

— А *ты* не сомневаешься? Я имею в виду, ты правда хочешь это сделать… со мной? — Я смотрю на него с искренним удивлением. Он добавляет, - Я просто не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным…

 

Как трогательно! У него появилась совесть. Как раз во время, чтобы помешать ему мыслями о том, хочу ли я этого. Я фыркаю. — А почему это я должен чувствовать себя обязанным трахнуть тебя? - Это ответ, который он заслужил.

 

Он смеется. — Я просто хочу это услышать, — я свирепо смотрю на него, и он ухмыляется. — Давай. Северус, я хочу, чтобы ты меня трахнул, — он снова ухмыляется. — Ну, твоя очередь.

 

Кажется, поцелуй – это единственная возможность заставить его молчать. Мои мысли возвращаются к моему болезненно напряженному члену. Когда я слышу свое имя и слово "трахнуть" в одном предложении, я горю желанием продолжить это.

 

Он же настаивает. — Скажи это, - шепчет он.

 

— Нет.

 

— Ты не хочешь? - он хмурится, и я вздыхаю.

 

— Я этого не говорил.

 

Он поднимает голову, его губы скользят по моей щеке, его бедро касается моего. Я задерживаю дыхание. Он касается языком мочки моего уха. — Пожалуйста, — шепчет он и тыкается носом мне в ухо.

 

Раздражение и возбуждение заполняют меня, и я чувствую, как мои губы изгибаются в усмешке. Я кусаю его за шею, и он опускается на подушку. Я дам ему то, чего он хочет. — Я хочу трахнуть тебя, Гарри, — он удовлетворенно стонет.

 

Я продолжаю, - Но сначала я заставлю тебя умолять меня, — Он открывает рот от удивления. — Потом я медленно войду в тебя… - я касаюсь языком его ключицы и слышу, как он стонет. — Это будет больно, и я буду смотреть, как ты извиваешься, пока я лишаю тебя невинности, — я сопровождаю свои слова покусываниями его шеи. — Когда я полностью войду в тебя, я начну тебя трахать – очень медленно. Ты захочешь сильнее и быстрее, но я не дам тебе этого, пока ты с ума не сойдешь от желания. Я буду трахать тебя, пока ты не начнешь кричать. И ты будешь кричать, Гарри, — я смотрю на него. Я вдруг чувствую облегчение, дав выход своей злости, даже если мне это будет стоить единственного шанса на секс за последние десять лет. Я готовлюсь к тому, что он передумает.

 

— Черт. Это было невероятно, - говорит он, запыхавшись.

 

Не та реакция, которую я предполагал. Но тем не менее интригующая.

Он тянется за банкой и протягивает ее мне. Я беру ее и устраиваюсь между его ногами, отругав себя за нервозность. Я беру этот жуткий любрикант, пытаясь не показывать своего отвращения. Я думаю, стоит ли перевернуть его на живот, потом решаю, что хочу видеть его лицо.

Его тело напрягается в ожидании. Я медленно ввожу в него палец, и он сжимает его. Он резко вздыхает, хватаясь руками за одеяло. Я медленно начинаю двигать пальцем, наблюдая, как вытягивается его лицо. 

— Дыши, — шепчу я, и он переводит дыхание. Я чувствую, как он стонет, и наклоняюсь, чтобы поцеловать его. Я убираю свой палец и добавляю к нему второй.

Его дыхание становится прерывистым. Он смотрит прямо мне в глаза. Я немного сгибаю свои пальцы в поисках…

— А—ах! — выдыхает он, и я улыбаюсь. Он хватает меня за плечи, и я снова провожу по его простате. — О, черт… боже… — задыхается он.

— Тебе это нравится? — он стонет в ответ, и я добавляю третий палец. Он изгибается подо мной. Я поддерживаю медленный ритм. Я смутно понимаю, что он просит еще.

 

— Еще что?

Он хныкает, и я смеюсь. — Еще тебя… пожалуйста.

 

— Ты уверен, что готов к этому? — я двигаю пальцы глубже, и он дрожит.

 

— Да! Северус… боже… пожалуйста.

 

Я вытаскиваю пальцы и он стонет. Я становлюсь на колени и бросаю мимолетный взгляд на всю свою жизнь. Я был хорошим человеком. Строгим и целомудренным в течение целых десяти лет. Да, я был жестоким, но моральным и этически непоколебимым с тех пор, как решил перейти на светлую сторону. Я смотрю вниз на Гарри и пытаюсь проклясть его за то, что он свернул меня с верного пути. Но сейчас я могу чувствовать только глубокую благодарность. Я решаю попробовать позже.

 

— Ты уверен?

 

Его глаза вспыхивают. — Давай.

 

Я вхожу в него и чувствую сопротивление его плоти. Стон боли вылетает из его горла, и я пытаюсь сконцентрироваться на его лице, а не на восхитительной тесной теплоте, сжимающей меня. Я вдруг жалею о том, что описал ему мои планы относительно своих действий. Я сомневаюсь, что смогу сдерживаться достаточно долго, чтобы исполнить свои обещания.

Я двигаю бедрами так осторожно, как только могу. Его глаза закрываются, и губы шевелятся от невысказанных слов. Я уничтожил последние крохи его невинности. Весьма надоедливая вещь, надо сказать.

 

Дюйм за дюймом я вхожу в него, умирая от усилия, чтобы сдержать себя. Я чувствую, как он расслабляется. Он открывает глаза.

— Все нормально? — спрашиваю я.

 

Он мигает и выдыхает, — Я люблю тебя.

 

Это нормально, говорю я себе. На мгновение я вспоминаю чувство, когда я впервые ощутил кого—то внутри себя. Эта мысль ускользает, когда я чувствую, как он перемещается подо мной. Мой стон сливается с его. Он закусывает губу, когда я начинаю двигаться в медленном темпе. Меня возбуждают его стоны, но я сдерживаюсь.

 

Боль на его лице сменяется желанием, и он двигает бедрами мне навстречу. С каждым моим движением он стонет, — О, черт… да… сделай это…

 

Я немного отстраняюсь, потом рывком вхожу глубоко в него. Он стонет, и я вместе с ним. Я тянусь рукой и начинаю поглаживать его член. Его тело дрожит от этой ласки. Моя рука подчиняется общему ритму. Я чувствую, как его зад сокращается, и он взрывается в моей руке. Я вхожу в него еще раз, и вспыхиваю оргазмом, который, кажется, растворяет все кости в моем теле. Я падаю на него. Мое сердце разрывается. Счастливая смерть. В этот миг восторженного безумия я почти говорю ему, что люблю его. К счастью, мой рот не в состоянии говорить что—либо.

 

Он обнимает меня, дрожа от наслаждения. Наконец, его дыхание успокаивается.

— Вау, — я поднимаю голов с его плеча и целую его, потом перекатываюсь на бок. Я мечтаю о своей волшебной палочке, чтобы произнести хорошее очищающее заклинание и блаженно растянуться на кровати. Я думаю, что в таких случаях использование магии абсолютно необходимо. Но мне приходит в голову, что Дамблдор будет возражать.

 

Я почти смеюсь, представив его лицо, если бы он вошел и увидел нас обнаженных в объятиях друг друга. Его замечательный мальчик и преданный слуга. Но на самом деле, наверное, это было бы не так забавно.

 

Вздохнув, я сползаю с кровати, приглашая его с собой.

 

— Куда мы идем? — спрашивает он, и я просто смотрю на него. Он следует за мной в ванную, где мы быстро принимаем душ и возвращаемся в мою комнату, чтобы одеться.

 

— Ты собираешься переживать, правда? — он улыбается и натягивает свои штаны.

 

— Что? — я надеваю брюки. Он тянется за своей футболкой, и я мысленно говорю "до свидания" его пупку.

 

Он пожимает плечами. — Я думаю, что ты собираешься упрекать себя за то, что переспал со мной, — он подходит ко мне и кладет руки мне на плечи. — Я только хочу сказать тебе спасибо, — он касается своими губами моих, — Ты изумительный. Даже если мы никогда больше этого не сделаем, я никогда не забуду этого.

 

Его слова скользят через меня, и странным образом чувство вины уходит. Когда раскаяние снова нападет на меня, эти слова будут моей защитной мантрой. Я мысленно благодарю его за это. Потом мы одеваемся.

 

Через минуту мы входим в кухню. Он вдруг замирает, и я вижу торт, сияющий красными и золотыми искрами.

 

— Мне кажется, его здесь не было, когда ты пришел в ванную, — говорю я. Я понимаю его испуганный хрип как *нет*. Я оглядываюсь, ожидая, что старый колдун выпрыгнет из—за угла, наложив на меня заклятие мучительной смерти. Когда я не вижу Дамблдора, мне хочется упасть на пол, плача от своего глупого везения. Я роюсь в памяти, вспоминая слова, пришедшие мне в голову чуть раньше.

 

*Убейте меня сейчас*

 

Почему—то мне кажется, что это не те слова.

 

Глава 11. Расплата.

 

— Не переживай, — говорит он.

 

Он осторожно подходит к сверкающему великолепию. Такое ощущение, что торт сейчас превратится в Дамблдора. — Тут письмо, — он берет конверт со стола, — Это тебе.

 

Я перевожу дыхание и подхожу к столу. Меня одолевают сомнения. На конверте большая зеленая буква "S". Письмо не свистит и не шипит. Это хороший знак. Нет, директор захотел бы проклясть меня при личной встрече. Хорошие колдуны всегда так делают. Я ломаю печать и облегченно вздыхаю, когда нахожу там лишь пергамент с каракулями Дамблдора.

 

**С, пожалуйста, вернитесь. Торт — это портключ. Координаты уже установлены. Вы должны аппарировать. Я жду вас в своем кабинете в 13.00. Попробуйте торт. Насколько я помню, вы всегда любили лимоны. С наилучшими пожеланиями, Д.**

 

Я озадаченно смотрю на письмо. Выглядит совсем не так, как будто директор только что наблюдал, как любимчик всего волшебного мира только что трахнулся с профессором алхимии, которого все обожают ненавидеть. Язык письма неопределенный, как будто Дамблдор считает, что его могут перехватить. Или, может быть, он слишком взбешен, чтобы быть красноречивым. Я пытаюсь понять, что значат эти слова о лимонах. 

 

— Что там?

 

Я отдаю ему письмо и падаю на стул. Мое сердце бешено колотится, как будто оно только что осознало, что могло произойти. Я начинаю гадать, почему мы должны вернуться. Я спрашиваю себя, почему он дает нам время, если хочет разлучить нас. Может, он дает нам возможность попрощаться? Нет, это глупо.

Не так ли?

 

— Так… Он не знает.

 

— Может, он прислал торт в качестве последней закуски перед казнью, — лично я бы предпочел бутылку виски, но торт для Поттера ко дню рождения.

 

— Почему мы должны уехать?

 

Я смотрю на него. Он пытается скрыть разочарование.

 

Я вполне насладился своим пребыванием здесь. И я понимаю, что обязан удовольствием только его компании. Я ужасаюсь, что с восторгом смотрю на перспективу провести остаток лета здесь. С ним. Я отталкиваю эту мысль.

 

— У вас столько же информации, сколько у меня, Поттер.

 

— О, — его лицо вытягивается, — Хотите торт, профессор? — его голос холоден, и я гадаю, почему. Тут я понимаю, что назвал его Поттером. Мысленно я тоже называю его Поттером. Подозреваю, что это имеет непосредственное отношение к тому, что я одет. Или он одет. Очень просто. Голый: Гарри. Одетый: Поттер. Очень логично.

 

— Профессор?

Я смотрю на него. Ах, да. Торт. — Нет, спасибо. Предпочитаю не пытаться подсластить свою желчь, — я усмехаюсь в попытке рассеять напряжение, повисшее между нами. Он не отвечает. Он даже не двигается. Он смотрит на меня.

 

Черт. Мне пришло в голову, что он не даст мне закончить все это так изящно. Нам нужно *поговорить*. Внезапно мне хочется, чтобы Дамблдор прикончил меня. Я открываю рот, чтобы что—то сказать, но не знаю, что. Кажется, все уже сказано. Границы, правила, возраст, этика… ля—ля бля про тополя.

Это не моя жизнь.

 

— Слушай, мы не могли бы просто пропустить ту часть, где ты мне скажешь, что все это было неправильно?

 

Я удивленно поднимаю бровь. Не знаю, радоваться или нет тому, что мы мыслим одинаково. — Кажется, все это уже было сказано? Не очень—то это помогло.

 

Он ухмыляется. Я не должен чувствовать благодарность за это.

 

— Я имею в виду, ну, ты знаешь, я не жалею об этом. Но…

Он замолкает, и я напрягаюсь в ожидании. Видно, как он старается подобрать слова. Он вздыхает и садится на стул рядом со мной.

 

— Ты уже пожалел, да?

 

Я хочу сказать *да*, но вместо этого с губ срывается *я не знаю*. Странно. Конечно, я знаю. Я не должен был этого делать. Я сдался. Я пал. 

 

Мне это понравилось.

 

Черт.

 

— Потому что если ты жалеешь, то я почувствую вину. Не за то, что сделал это… За то,… что заставил тебя это сделать.

 

— Ты меня не заставлял ничего делать.

 

Он фыркает. — Ой, да ладно. Я же практически затащил тебя в постель.

 

— Насколько я помню… — начинаю я и обрываю себя. Образ Поттера, растянувшегося на кровати в ожидании, оглушает меня. Я ерзаю на стуле. — Я сам отвечаю за свои действия. Сожалею я или нет, это не важно. Важно то, что мы должны обсудить, что происходит сейчас.

 

Нет. Это не нужно обсуждать. Все очевидно. Я бегу. Далеко.

 

— Ты правда хочешь это обсудить? Или ты все уже решил?

 

Мне вдруг приходит в голову, что пока я изучал его, становясь экспертом по Поттерам, он делал то же со мной. Кроме Дамблдора, никто еще не мог сказать, что знает меня. Какая—то часть меня проклинает себя за то, что я позволил этому произойти. Я хмурюсь.

 

— Единственная вещь, которую я могу сделать, как профессионал, это уйти в отставку.

 

Он бледнеет, его рот приоткрывается. — Ты не можешь это сделать, — говорит он хриплым шепотом, и я вижу, как его заполняет вина. Почему-то я чувствую облегчение. Желание уйти в отставку ускользает в трещину, появившуюся в моей морали. Я сказал трещину? Я имел в виду пропасть.

 

— Что ты предлагаешь? — это должно было звучать, как язвительно—нетерпеливое замечание, но слова вышли подозрительно беспомощными.

 

Он хмурит брови и вздыхает, потом закрывает глаза. — Мы сделаем так, как написано в письме. Я скажу Дамблдору, что наши уроки закончены. У тебя останется мой плащ… — он осекается. Я киваю и борюсь с волной… чего—то. Я откашливаюсь и говорю,— Это единственный реальный выход, — я пытаюсь заставить себя поверить в это.

 

Он заставляет себя улыбнуться, — Я знаю, — улыбка становится усмешкой, — Но после того, как я закончу школу, мы должны повторить это.

 

Я думаю, доживет ли он до этого. Он берет мою руку и тянет к своим губам — восхитительным, мягким, розовым губам. Я закрываю глаза и пытаюсь не думать о том, как несправедливо расставание с этими губами сейчас, когда я познал их.

 

— Я буду скучать.

 

Слова "Иди, собирай вещи" вылетают из моего рта. Я все еще чувствую тепло его губ на своей коже. Я слышу, как он уходит, и подавляю порыв остановить его. Я подавляю все странные чувства, царящие во мне, и собираюсь, чтобы вернуться в Хогвартс.

 

***

Я стою перед входом в кабинет директора. Логика говорит мне, что он ничего не знает. Торт был послан просто как портключ. Но я все еще не понимаю. Пока я не увижу лицо старикана, я не могу быть уверен, что все сошло с рук. Назойливый вопрос вертится в голове — *что если?*

 

Итак, меня уволят. И хорошо. Особенно после слов Поттера, — *Знаете, профессор, теперь я никогда не смогу видеть ваш свирепый взгляд и не вспомнить, как вы говорите, что хотите меня трахнуть*. Как, черт побери, я смогу вести у них уроки без своего фирменного взгляда? Лонгботтом учится в этом классе. Черт. Вести занятия с эрекцией — это что—то новенькое.

 

Внезапно дверь открывается, и я вижу Блэка. — Он хочет тебя видеть.

 

Так как я все еще не разорван на части, я прихожу к выводу, что он ничего не знает. Я немного расслабляюсь. В голове крутится фраза *я трахнул твоего крестника*. Вдруг я понимаю, что не жалею ни о чем. Наоборот, я доволен собой.

 

Я вхожу. Блэк за мной не идет. На пороге кабинета последние сомнения покидают меня. Дамблдор доброжелательно улыбается. Это не лицо человека, который собирается меня проклясть. Я готов поверить, что судьба благосклонна ко мне. Я ликую. Вдруг кто—то поднимается из кресла. Я понимаю, что все приятное когда—то кончается. Но почему так быстро? Я вижу Ремуса Люпина.

 

— Привет, Северус, — улыбается он.

 

Пусть люди ненавидят меня, но когда я презираю кого—то, я честно демонстрирую это. Я разрушил его карьеру. Как он смеет мне улыбаться? Я хмурюсь.

 

— Спасибо, Ремус. Увидимся завтра.

 

Он пожимает рук директору и уходит. Я вдруг снова думаю об отставке. Мне просто пришло в голову, что сейчас я услышу традиционную ежегодную проповедь на тему "будь добр к новому профессору Защиты от темных искусств". Я говорю себе, что совет управляющих никогда не разрешит снова преподавать оборотню. Но тут же вспоминаю о могуществе Дамблдора. Мы потакаем его безумию, потому что он могуществен.

 

Дверь закрывается, и я пересекаю комнату.

 

— Привет, Северус.

 

Я киваю в знак приветствия, и собираюсь с силами. Я почти слышу его слова *я хочу попросить вас, чтобы вы готовили ужасно сложное и трудоемкое зелье для человека, который пытался вас убить*

 

— Все нормально?

 

— Да, — *Хватит об этом*

 

Он хмурит брови. — Замечательно. Если ты не против, Северус, я хотел бы знать… Почему ты здесь?

 

На мгновение я растерялся. Я чувствую себя так, как будто упал со скалы. Невероятно, как такой простой вопрос может так много значить.

 

— Вы… Вы написали мне письмо, — мой голос срывается. Это меня не волнует.

 

Его лицо каменеет. Кажется, он готов убить кого—нибудь. Меня, например.

 

— Северус? Где Гарри?

 

— Он… Портключ… Торт… Албус, вы прислали письмо, — я не в силах сказать, поэтому протягиваю ему письмо как доказательство. Он не выглядит убежденным. Его лицо вытягивается, и мое сердце замирает.

 

Я его убил. Я его трахнул и послал на верную смерть.

 

— Ты не знаешь, куда его отправил портключ? — я молча качаю головой. Он исчез. Его убьют. Это моя вина. Слова "Мне очень жаль" слетают с моего языка, и я почти смеюсь над собой. Неподходящее извинение за то, что я разрушил тот мир, который мы знали.

 

Я всегда догадывался, что совершу великое дело. Только я не знал, что это будет так глупо.

 

Я понимаю, что держу в руках горячую чашку с чаем. Дамблдор что—то говорит, но я не могу уловить смысл. Я пытаюсь найти способ исправить то, что я сделал.

 

Тихий голос в моей голове говорит, что это не моя вина. Что я не мог знать. Но его заглушает другой голос, который кричит *Какого хрена ты наделал?*.

 

— Северус?

 

Я смотрю на него. Он терпеливо ожидает моего ответа. Мне хочется, чтобы он меня ненавидел. Вдруг горячий чай проливается, ошпарив мне руку. Боль отрезвляет меня. Паника уходит, сменяясь холодным расчетом. Я справляюсь с собой.

 

— Мы не должны терять надежду. Он может сбежать.

 

Я киваю, не доверяя своему голосу. Он встает и идет к камину.

 

— Минерва, пожалуйста, найдите Сириуса Блэка и скажите, что я хочу его видеть.

 

Замечательно. Меня все—таки убьют.

 

***

— Сириус, присядь, пожалуйста, — Блэк подозрительно смотрит на меня. На этот раз оправданно. У меня не хватает сил, чтобы бросить на него ответный взгляд.

 

— Сириус, у нас есть подозрение, что Гарри похитили, — я мысленно аплодирую директору за его тактичность и кидаю быстрый взгляд на Блэка. Я почти жалею его, и потрясен этим. Его рот приоткрылся. Он побледнел. Я вижу страх в его глазах.

 

Страх сменяется убийственной яростью, когда он смотрит на меня. Я невольно тянусь к своей палочке за защитой, но в короткий миг решаю не защищаться, если он захочет убить меня. Смерть будет милосердным избавлением от жизни, полной сожалений, которая меня ожидает.

 

— Что случилось? — спрашивает он сквозь зубы. — При чем здесь он?

 

Дамблдор вздыхает и спокойно говорит, — Северус присматривал за Гарри, когда ты покинул темницу.

 

 

— Вы заперли Гарри с этим?! — он указывает на меня, и тут же все подобие жалости к этому человеку исчезает во мне. Я снова обретаю свой свирепый взгляд. — Что ты с ним сделал? — рычит он, брызгая слюной.

 

— Нет, серьезно, неужели ты думаешь, что если бы я что-то с ним сделал, я бы сейчас сидел здесь? — ну ладно, практически я *что-то* с ним сделал, но это сейчас к делу не относится.

 

— Сириус, я гарантирую, что Северус не виноват. Он получил письмо, как будто от меня, и прибыл сюда, считая, что выполняет мои указания.

 

— И ты его не проверил? — спрашивает он, как будто я идиот.

 

Я сжимаю зубы и заставляю себя спокойно сказать, — Нет. Так как только Албус знал, где мы находимся, мне не пришло в голову проверить письмо.

 

— Понятно, значит, Волдеморт знал, где вы. Странно, что ты еще здесь, — его обвинение заставляет меня замереть. Я прищуриваю глаза с вызовом.

 

— Сириус… — начинает Дамблдор, но я перебиваю его.

 

— Что ты имеешь в виду, Блэк? — я сделал в этой борьбе больше, чем он и все его друзья, и рисковал своей шкурой чаще. Я не позволю этому дураку обвинять меня в связи с Темным Лордом.

 

Он усмехается. — Просто мне интересно, почему Волдеморт забрал Гарри и оставил тебя? Ты его предал, а он разрешил тебе уйти. Странно, не так ли? Или ты предал не его? Снейп, во сколько он оценил жизнь невинного мальчика?

 

Остатки моего терпения покидают меня. Я хватаюсь за свою палочку. Он тоже. Я быстрее.

 

— Хватит, — кричит Дамблдор, поднимаясь на ноги.

 

Я поджимаю губы. Я не хотел его убивать, только растворить его язык.

 

— Хватит ребячества. Вспомните, что вы оба взрослые люди. — Нет, это я взрослый человек. Он — пес.

 

Блэк отворачивается от меня. Я мог бы воспользоваться этим, но директор наверняка опередит меня. Разочарованный, я опускаю свою палочку. Я так надеялся увидеть, как он проклинает меня без языка.

 

— Сириус, прошу вас проверить окрестности школы. Гарри мог аппарировать.

 

— Аппарировать?

 

— Он учился. Идите, пожалуйста.

 

Бросив еще один уничтожающий взгляд на меня, он принимает форму, более соответствующую его интеллекту, и убегает. Я поворачиваюсь к Дамблдору, пытаясь успокоиться. Как ему удается заставить чувствовать себя так, как будто я все еще непослушный школяр?

 

— У тебя есть соображения по поводу того, как Волдеморт удалось вас найти? — его глаза изучают меня. Я не отвожу взгляд, пытаясь определить, сомневается ли он во мне. Если да, я хочу развеять сомнения. Возможно, я непрофессиональный, неэтичный и безвольный, но я не потерплю обвинений в предательстве.

 

— Нет. Я не знаю, где он.

 

Он кивает, и я вижу, что он мне верит. Я борюсь с желанием снова свалиться в кресло. Вдруг я вспоминаю сон Поттера. Я должен сказать ему все, что мне известно.

 

— Албус, может, это не важно, но… Мальчику вчера было плохо. Потом ему снился сон, что… — я замолкаю, вдруг поняв, почему Поттер не хотел мне рассказывать об этом. Это звучит абсурдно. — Он видел во сне, что Волдеморт… слился с дементорами.

 

Я изучаю его реакцию. Кажется, он понял.

 

— Он не спал, когда шрам вдруг начал болеть. Он разбудил меня. В какой-то момент от боли он потерял сознание, — я отталкиваю мысль, что он потерял сознание в моей постели. Это не важно.

 

— Слился… ты имеешь в виду поцелуй?

 

Мой рот кривится от отвращения. — Да.

 

— Понятно, — голос серьезный. На его лице на мгновение появляется выражение побежденного. Он прогоняет его.

 

— Вы думаете, это было видение? Про Волдеморта.

 

— Я думаю, что это не было ни сном, не видением. Но я думаю, что это важно. Я не могу судить, пока не поговорю с Гарри, — по выражению его лица я понимаю, что дискуссия окончена. Я почти проклинаю его за это. Но я сейчас не в праве проклинать никого.

 

— Хорошо, Северус. Иди к себе. Я не хочу, чтобы все знали, что ты здесь.

 

— Албус, вы же не хотите сказать, что…

 

— Я скажу, если мы что-то узнаем. И ты не пойдешь его искать, Северус. Это понятно?

 

Я негодую. Хотя если пока моя метка меня не беспокоит, я даже понятия не имею, где его искать. Я совершенно беспомощен.

 

Я встаю и иду к двери. Он останавливает меня. Я бросаю в камин щепотку дымолетного порошка. Последней мыслью перед тем, как я покинул его кабинет, было *как несправедливо, что моя красивая, холодная темница теперь станет моей тюрьмой*.

 

***

Вместо того чтобы сидеть в своей комнате, думая над горькой судьбой этого чертового мальчика, я пытаюсь провести время с пользой. Я сижу за столом, заваленным книгами из моей большой библиотеки. Я слишком мало знаю о бессмертии. Я не понимаю, почему кто—то хочет жить сотни лет. По мне это было бы скорее наказанием. Конечно, пытаться понять, почему Волдеморт делает что-то, так же реально, как получить от Дамблдора какие-либо объяснения.

Я презираю их обоих.

 

Я не нахожу ответов в своих книгах. Если бы я не был прикован к своим комнатам, я отправился бы в библиотеку и поискал что-нибудь там. Отчаявшись, я иду за бутылкой виски. В ней я найду ответы.

 

Мои запасы спиртного уменьшаются, заметил я. Незаконченная бутылка виски напоминает мне о нем, и мое сердце сжимается. Я пытаюсь не думать, жив ли он. Прошло уже пять часов. Каждая секунда уничтожает надежду, за которую я все еще отчаянно цепляюсь.

 

Я оставляю виски и беру последнюю свою бутылку бренди. Я говорю себе, что виски мы отпразднуем с ним его счастливое спасение. Часть моего мозга критикует глупый оптимизм. Но я умышленно подавляю эту часть, и слепо верю в его спасение.

 

Я сажусь в *это* кресло и жду. Он вернется. Моя жизнь была бы слишком удобной без него, чтобы я это заслужил.      

 

Глава 12. Насколько я помню.

 

— Северус?

 

Голос вытаскивает меня из… ну, не совсем сна. Скорее мечтаний и воспоминаний о нем, о его вкусе, восторженном выражении лица, когда он кончил. Влажные мечты.

Я смотрю в камин и вижу голову Дамблдора. Я ерзаю на кресле. На *этом* кресле.

 

— Мы нашли его. Он жив.

 

По жуткому выражению лица директора я понимаю, что *жив* — это все, что можно о нем сказать. Но все равно, меня наполняет чувство облегчения. Взяв себя в руки, я киваю. Если бы не комок в горле, я мог бы спросить его о подробностях.

 

— Он в лазарете. Но повторяю, что тебя не должны видеть. Я буду держать тебя в курсе.

 

Я стискиваю зубы и снова киваю. Он исчезает в камине, и я пытаюсь убедить себя, что мне достаточно того, что мальчик жив. Мне не нужно его видеть. О нем хорошо позаботятся. У его постели уже, наверное, хлопочет весь Хогвартс. И он не нуждается во мне.

 

Я наливаю себе стакан бренди и пытаюсь не думать о том, что у меня есть плащ-невидимка. Я же взрослый человек. Я сделаю так, как мне приказано. Пусть Дамблдор попросил только о том, чтобы меня не видели. Все равно он не имел в виду плащ, думать так — это ребячество.

 

*Он жив*. Если бы я верил в богов, я молился бы весь день. Я вздыхаю и чувствую пробежавшую по мне дрожь. Я гадаю, в какой форме он может быть после пребывания в течение нескольких часов в компании Темного Лорда. Но я прерываю эти мысли. Он жив. Это главное.

 

Если это только не тот случай, когда "скорее жив, чем мертв". Я снова думаю о плаще.

 

Да, к черту все. За последние двадцать четыре часа я нарушил столько правил, что это уже не в счет. Директор не узнает. Я просто посмотрю на мальчика. Никто не узнает об этом.

 

Я достаю плащ из сундука и иду к камину. Я удивляюсь, каким жалким я стал, и отправляюсь в пустой класс недалеко от лазарета. Завернувшись в плащ, я иду к лазарету. К счастью, дверь приоткрыта.

 

Мое сердце сжимается, когда я слышу крик. Я вхожу в дверь и вижу слабо освещенную комнату и три фигуры, склонившиеся над кроватью.

 

— Продолжайте говорить с ним, я попробую что-нибудь посильнее, — говорит Помфри и идет неподражаемой самодовольной походкой. Я вижу Люпина и Блэка.

 

Я проклинаю свое невезение. Передо мной оборотень, который легко обнаружит меня, и пес. Хотя я не знаю, насколько сильно его обоняние, когда он в человечьем обличье.

 

— Гарри… — шепчет Блэк, — Черт, о чем я должен с ним говорить?

 

Я подхожу ближе, чтобы увидеть мальчика. Он сидит на кровати, завернувшись в одеяло, уставившись в никуда. Очевидно, кататония. Я пытаюсь дышать ровно и успокоить бешено колотящееся сердце.

 

Теперь говорит Люпин, — Гарри, это профессор Люпин. Вы в Хогвартсе. Вы меня понимаете?

 

Он не обращает внимания. Он смотрит сквозь меня. Я вижу следы побоев. Ничего удивительного. Но его раны еще не обработаны. Он грязный. Я слышу скрип двери, и в комнату входит Дамблдор. На мгновение мне кажется, что он меня видит. Но он проходит мимо, и я еле сдерживаю вздох облегчения.

 

— Как он?

 

— Он… сошел с ума, — голос Блэка полон безнадежности. Ублюдок. Хренов крестный. Мальчик прошел через ад, а он готов запереть его в Больницу Святого Мунго. Если бы они просто убрались все отсюда к черту…

 

— Думаю, что с ним все будет в порядке, — Дамблдор. Звучит неуверенно. Я вдруг вспоминаю Лонгботтомов. Блестящие волшебники превратились в идиотов, пускающих слюни в комнате без окон. Как насмешка, их сын не превзошел и этого.

 

— Поппи дала ему снотворное. Его перестало трясти, но посмотрите на него, Албус…

 

— Блэк указывает на человеческое тело, которое является Поттером. Я подхожу чуть ближе, но слышу шаги Помфри. Я делаю шаг назад, чтобы не быть пойманным.

 

Она несет бокал, в котором, должно быть, еще одна доза снотворного. — Гарри, дорогой, ты должен это выпить, — она кладет руку ему на затылок, и он кричит, отскакивая от ее прикосновения. Она устало смотрит на Блэка, и тот кивает. Он со вздохом прикасается к подбородку Поттера, пытаясь поднять его голову. 

 

Поттер кричит и отбивается от их рук. Одеяло падает, и я вижу его тело — такое же израненное, как и лицо. Даже в этом свете, с такого расстояния, я вижу, как сильно он пострадал. Люпин борется с его руками, пока Блэк держит голову. Кажется, него нет сил для борьбы. Крик превращается в непрерывный плач, по щекам бегут слезы, прокладывая дорожки по грязной коже.

 

Я отворачиваюсь, не в силах выносить это зрелище. Я убеждаю себя, что он просто в шоке. Он выздоровеет. На память тут же приходят все те пытки, которые я видел. В которых участвовал. Просто чтобы удовлетворить свои садистские импульсы. Это были безымянные жертвы, ничего личного. Я не хочу думать, что могло случиться с тем, к кому Темный Лорд испытывает личную неприязнь. И я чувствую благодарность, что Волдеморт — такой гордый ублюдок. Будь он капельку умнее, он бы просто убил мальчика, а не доказывал бы каждый раз свое превосходство.

 

Он должен посмотреть маггловские фильмы. Он бы знал, что случается со злодеями, которые устраивают шоу.

 

Булькающий стон говорит мне, что им удалось влить зелье ему в горло. Я слышу, как Помфри говорит, — Теперь тебе будет лучше, Гарри, — через мгновение она уходит.

 

Я подхожу ближе. Он лежит, свернувшись в комок, прикрыв голову руками. Его взгляд блуждает, он пытается сфокусироваться в моем направлении.

 

— Северус? — стонет он.

 

Мой рот открывается. Сначала я думаю, что он каким-то образом может видеть меня или чувствовать мое присутствие. Затем до меня доходит, что в комнате полно людей, которые не должны слышать, как он называет меня по имени. Никогда. Блэк сжимает кулаки и отворачивается от кровати.

 

— Черт возьми, почему он продолжает спрашивать о… — Блэк рычит и пытается справиться с собой, — Если этот ублюдок…

 

Дамблдор перебивает его, — Северус не сделал ничего плохого, он помогал мальчику. Я абсолютно доверяю ему. Как тебе.

 

Я отрываю глаза от разъяренного лица Блэка и смотрю на Поттера, который проиграл борьбу со снотворным.

 

— Поппи позаботится о нем. Минерва приготовила для вас комнаты. Сириус, ты выглядишь устало, почему бы тебе не отдохнуть?

 

— Я его не оставлю.

 

— Сириус, я понимаю тебя. Но сейчас ты ничем не сможешь ему помочь. Я скажу тебе, когда мы узнаем, насколько он пострадал. Пожалуйста.

 

Люпин тащит Блэка за собой, и они выходят. Я тоже направляюсь к двери, когда Дамблдор поворачивается и глядит прямо на меня с улыбкой.

 

— Похоже, Гарри плохо повлиял на тебя, Северус.

 

 Блин. Я похож на дурака, не так ли?

 

***

— Думаю, я должен был предположить, что вы можете видеть через этот дурацкий плащ.

 

Он вздыхает. — Да ладно, это неважно. В конце концов, никто больше не заметил. Можешь его снять. Я скажу Поппи, что ты вернулся, — он достает палочку и запирает дверь. Я снимаю плащ.

 

— Насколько все плохо? — я собираюсь с силами перед его ответом. Судя по его ранам, я ожидаю самого плохого. Конечно, Cruciatus — самое любимое проклятие Темного Лорда, но он чаще использует его в дуэли или для напоминания о своей силе. Сомневаюсь, чтобы он рискнул снова сразиться на дуэли с мальчиком. Учитывая садистские привычки Темного Лорда, Cruciatus — это детские забавы по сравнению с тем, на что он способен при наличии времени. Мальчик пропадал восемь часов.

 

— Мы не смогли его как следует обследовать. Он, вероятно, в шоке. Он попробовал проникнуть в хижину Хагрида. Скорее всего, он хотел найти тебя.

 

— Очевидно, он бредил, — говорю я, ужасаясь навалившейся на меня вине. Я говорю себе, что это естественно, что он меня искал. Я был последним человеком, с которым он общался перед тем, как попасть в ад. К тому же я его персональный транквилизатор. Я его *успокаиваю*.

 

*Я люблю тебя, Северус*. Я сжимаюсь в комок, и пытаюсь не думать о том, что все, кто когда-то говорил эти слова, уже умер или умирает.

 

Дамблдор невесело фыркает. — Северус, думаю, что нам нужно придумать, как объяснить крестному Гарри, почему вдруг тот зовет своего самого нелюбимого профессора в тяжелые минуты. Ты слышал, Сириус подозревает самое плохое. Конечно, я объясню ему, почему необходима строгая секретность. Но, может быть, у тебя есть идеи, что сказать ему?

 

Его слова впиваются в мой мозг. Честно говоря, я чувствую некоторое удовлетворение от идеи рассказать Блэку все. Пусть знает, что пока его не было, сын Джеймса сблизился со мной. И если бы я был самоубийцей, то с удовольствием посмотрел бы на лицо Блэка, когда тот узнает, как именно я успокоил мальчика.

 

— Поступайте, как сочтете нужным, — говорю я и слышу быстрые шаги Помфри. 

 

— Северус, как вы здесь оказались?

 

Дамблдор отвечает за меня, — Северус согласился оказать нам необходимую помощь. Буду вам признателен, если вы не будете рассказывать о его присутствии здесь кому-то еще.

 

Если она и находит его слова странными, она не показывает этого. Она кивает и говорит с легкой улыбкой, — Хорошо, Северус. Только боюсь, что сейчас вы ничем не сможете помочь. Я дала ему Зелье-для-снов-без-сновидений. Но оно не подействовало. Тогда я добавила еще немного снотворного с анальгетиками. Это должно поддержать его по крайней мере пару дней. Я просто хочу его немного помыть. Он не очень-то доброжелательно реагирует на попытки к нему прикоснуться. Бедняжка.

 

Я морщусь от ее слов. Ему не нужна жалость, ему нужна помощь. Конечно, он не дает к себе прикоснуться. Тот, кто вырвался живым из лап Пожирателей смерти, не забывает этого. Если Поттеру не нужен был психоаналитик до этого, он понадобится сейчас. Я надеюсь только, что его сознание вытеснит воспоминания об этом кошмаре. Если, конечно, он вернется в сознание.

 

Вдруг я слышу хриплый крик. Помфрей хватается за сердце и отпрыгивает от кровати. Он переводит взгляд с меня на Албуса. Поттер дрожит и стонет снова. На его лице появляется гримаса боли.

 

— Я… Но как… — заикается Помфрей, — Я не понимаю. Я дала ему дозу, которая свалила бы с ног горного тролля. Я едва к нему прикоснулась.

 

Она поднимает бровь и вздыхает перед новой попыткой. Когда она кладет руку ему на плечо, он кричит и пытается вырваться. Она упрямо поджимает губы и быстро толкает его, он падает на спину. Он орет, как будто его сжигают заживо. До меня вдруг доходит, что он не просто избегает прикосновений человека.

 

*Насколько я помню, вы всегда любили лимоны*

 

Слова всплывают у меня в памяти, сердце подпрыгивает. Я смотрю на Помфрей, которая продолжает пытать мальчика назойливыми прикосновениями. Как только я обретаю дыхание, я кричу, — Стой! Не прикасайся к нему!!! — я вытаскиваю свою палочку и говорю "Вингардиум Левиоза". Это первое, что пришло мне в голову, и я тут же проклинаю себя за глупость.

 

— Северус! Что… — кричит Помфрей, когда мальчик поднимается в воздух, ускользая от нее. Я не могу ей ответить. Если я отвлекусь, мальчик упадет. Если он упадет, боль убьет его. К счастью, Дамблдор замечает мою проблему, и добавляет еще одно заклинание. Мальчик зависает в воздухе. Директор смотрит на меня с выражением лица типа "объясняй сам".

 

— Его отравили. Торт… — я останавливаюсь и смотрю на озадаченное лицо Помфри.

 

— Поппи, вы не могли бы оставить нас на минуту? — говорит Дамблдор, пристально глядя на меня.

 

Она выглядит сердитой, но выходит. Я падаю на стул без сил, усмехаясь над зловещим планом Волдеморта. Он вернул мальчика, чтобы тот погиб от проявленной заботы. Какая-то извращенная часть меня оценила его черный юмор. Другая часть чувствует облегчение, что у меня не было аппетита, и я не попробовал торт. Но большая моя часть гадает, как, черт побери, я собираюсь спасти его на этот раз.

 

***

Как только мы остаемся одни, я пытаюсь объяснить. Зелье, которое применил Волдеморт, проникает в спинной мозг, затем распространяется по кожным нервам. В результате его нервные окончания стали настолько чувствительными, что на пике действия зелья самое легкое прикосновение будет казаться ужасной болью. То есть само зелье не смертельно, но мальчик в итоге умрет от болевого шока.

 

— Ты можешь приготовить противоядие? — хрипло спрашивает Дамблдор.

 

Я поднимаю бровь. Ах да, противоядие. — Волдеморт еще не поработал над этим, — говорю я. Взгляд Дамблдора заставляет меня почувствовать стыд. Я должен был подумать, прежде чем сказать.

 

— Противоядия нет. Это зелье использовалось всего несколько раз. Это недостаточно эффективный метод пытки. Его слишком долго варить, и ингредиенты сложны в приготовлении, — Кроме лимона. Это мое собственное добавление к рецепту. Мне всегда нравилась идея придать смерти вкус.

 

Я никогда не видел Дамблдора таким старым. Он долго смотрит на то, как надежда волшебного мира парит над кроватью, голый и грязный. — Что мы можем сделать, Северус?

 

Я безнадежно качаю головой. — Мы должны помочь ему выжить, пока зелье не выведется из организма, — Звучит так просто. — Он ел торт около полудня, сейчас почти десять. Зелье достигает своего пика действия через двенадцать часов. Я не могу сказать, сколько это будет продолжаться, Албус. Я не видел, чтобы кто-то выдержал дольше четырнадцати часов. Его нужно обезболить, но любое заклинание работает только местно. Идеальным вариантом была бы общая анестезия. Но в сочетании с бешеным количеством белладонны в его крови, которое он получил из снотворного зелья… Он вряд ли сможет проснуться, — вспышка в глазах Дамблдора говорит мне, что он готов ухватиться за эту последнюю надежду. Это единственное, что нам остается. Я вздыхаю. — Вряд ли у Поппи найдется что-то достаточно сильное. Возможно, в Госпитале Святого Мунго, но я думаю, что это невозможно сделать легально.

 

Директор кивает и почти улыбается, — Я поговорю с Сириусом и Ремусом. Скажи Поппи то, что ей нужно знать.

 

Я киваю в ответ. — Скажите им, что нужно спешить. Через два часа его душа будет рваться из тела.

 

Дамблдор выходит, и я, наконец, позволяю себе рассмотреть мальчика. Он напоминает безжизненную марионетку. Да он и есть марионетка. Потерявшийся между Дамблдором и Волдемортом, он привязан за миллион нитей. Возможно, он бы предпочел смерть в качестве альтернативы этой жизни в постоянном страхе и безумию, которое уже поджидает его по ту сторону сегодняшней ночи.

 

Я пытаюсь взять себя в руки. Ему так не везет в жизни, что это почти смешно. Если я спасу его сейчас, это только отложит неизбежный финал. И жизнь его не станет счастливее. Но, по крайней мере, он умрет не так. Обнаженный и беспомощный, зависший в воздухе как сломанная игрушка. Это не смерть героя.

 

Я подавляю желание прикоснуться к нему. Провести рукой по его грязной коже. Его глаза закрыты, и лицо подергивается. Я не думаю, что он спит. Скорее балансирует на грани сознания. Количества стрихнина в его крови достаточно, чтобы нейтрализовать действие всех седатиков, которые он получил. Я вздыхаю. Когда мое дыхание достигает его кожи, он стонет. Я делаю шаг назад, и ограждаю его специальным заклинанием, защищая от… ну, от воздуха.

 

Я не хочу представлять, что произошло с ним. Раны и синяки покрывают его кожу, которая еще несколько часов назад предстала передо мной во всем своем юношеском великолепии. Мне приходит в голову, что я не единственный, кто лишил его сегодня невинности. Я не могу представить, насколько хуже было бы ему сейчас, если бы я не сделал этого. Меня наполняет странное чувство триумфа. Поттер подарил мне то, что эти ублюдки пытались у него украсть. Я рад, что у меня хватило ума принять этот дар.

 

Я задумываюсь. Эта мысль еще вчера показалась бы мне абсурдной. Где мой здравый смысл?

 

Итак, я официально заявляю, что лишился своего отточенного ума. Я пытаюсь свирепо посмотреть на мальчика. Но, учитывая, что он беспомощно висит над кроватью, я могу лишь устало пробормотать "глупый мальчишка" без малейшего намека на недовольство. Я чувствую слабость. Я иду к Помфри, и надеюсь поскорее добраться до глотка чего-нибудь крепкого.

 

***

Я снова сижу на полу в этом дурацком плаще, забившись в угол, как собака. Несчастная бесполезная собака, наблюдающая за спящим мальчиком. Я понимаю, что должен чувствовать какую-то благодарность к Блэку, который рисковал опять попасть в Азкабан, когда воровал анестетик, чтобы спасти мальчику жизнь. Но если бы я почувствовал что-то кроме отвращения, это было бы чудом. А я не верю в чудеса.

 

Если мальчик выживет, это может заставить меня переосмыслить веру в чудеса. Чем дольше я думаю над этим, тем больше убеждаюсь, что Волдеморт не мог просто отправить мальчика обратно. Скорее он наслаждался бы видом его страданий. Я убежден, что зелье предназначалось мне. Если бы я его проглотил, никто бы не спас меня от смерти. Никто бы и не узнал. Но Волдеморт не настолько глуп, чтобы думать, что я съем торт.  

 

Нет. Мальчик сбежал. Но я не могу понять, как ему это удалось. Когда зелье подействовало, он просто не смог бы сосредоточиться достаточно для аппарации. Эта способность утрачивается к третьему часу отравления.  

 

Мне вспоминается рыжеволосая маггловская девушка, которую Люциус выкрал из Лондона, чтобы проверить зелье. Я сидел в углу и бесстрастно наблюдал, как девушка выпила отравленный чай и глуповато хихикнула в ответ на блестящую обольстительную речь Люциуса. Я записывал ход эксперимента.

 

Все начинается с небольшого зуда вдоль позвоночника примерно через час после приема. Люциус всегда был готов помочь, и вот девушка уже извивается под его прикосновениями. Через три часа объект впадает в эйфорию. Объект становится похожим на кошку, наслаждающуюся теплом. В дальнейших экспериментах мы выяснили, что если объект был напуган, действие немного отличалось. Тело не подчинялось своему владельцу. Это пытка удовольствием. Поттер должен был умолять о прикосновении. Он сходил с ума от желания, но мог осознавать все, и ненавидеть себя за это.

 

Я проглатываю горькое чувство ненависти к себе, когда вспоминаю, как наслаждался зрелищем этой части эксперимента. Девушка билась в истерике, выкрикивая проклятия и оскорбления, умоляя Люциуса, о да… пожалуйста… прикоснуться к ней. Жертва превращается в невольного мазохиста, когда стирается грань между болью и удовольствием. Это было невероятно — наблюдать, как человек разрывается между отвращением и блаженством.

 

Но блаженство быстро сменяется болью. Сначала вся кожа начинает гореть. Я помню, как девушка поднималась на цыпочки, бессмысленно умоляя прекратить этот ад. Потом раздражение становится невыносимым. В это момент и нашли Поттера. Ему повезло. Часто это только начало пытки.

 

Ее крики настигали меня. Пронзительные вопли ударяли по моим нервам так, что меня стошнило. Нет, пытки никогда не были моим коньком. По крайней мере, физические пытки. Я предпочитаю затрахать мозги до умопомрачения. Этот же, немного видоизмененный полезный прием я использую и сейчас в преподавании.

Пение птиц прервало мои воспоминания. Уже утро, а мальчик все еще жив. С каждым часом надежда на то, что он выживет, возрастает. Я не могу сказать, вывелось ли зелье из его организма, но пик действия уже прошел. Риск сочетания снотворных с эфиром кажется теперь незначительным. К худу или к добру, он мальчик, который снова выжил.

***

 

Поттер не шевельнулся ни разу.

 

Спустя четыре дня непрерывного наблюдения за ним у меня в голове крутятся только три мысли — постель, ванна, виски. Не обязательно в этом порядке. Если я услышу еще один измученный вздох от его бесполезного крестного, то этот ублюдок получит удар от страшно разъяренной невидимой силы. Я пытаюсь сообразить, как я смогу встать незаметно, когда вдруг открывается дверь и входит Дамблдор. Он дает ему что—то похожее на свежий номер "Ежедневного Оракула".

 

Я пользуюсь моментом и поднимаюсь на ноги. Блэк ошеломленно смотрит на первую полосу газеты. — Сукин сын, — бормочет он, — Но он этого заслужил. Я хотел бы убить его сам.

 

Дамблдор обращает внимание на мой вопросительный взгляд и кивает, — Да, мне кажется интересным, что Питер был убит в ту ночь, когда Гарри сбежал, — говорит он.

 

Блэк смотрит на Дамблдора с ужасом. — Вы же не думаете, что Гарри его убил?

 

Мой желудок подпрыгивает, когда я рассматриваю такую возможность. Я не думаю, что Поттер достаточно силен, чтобы убить кого—то магией. Но мальчик много раз удивлял меня. Я смотрю на него и надеюсь, что это не правда. У него достаточно проблем и без висящего на его совести убийства.

 

— Нет, — говорит Дамблдор, — Нет. Просто я вспомнил ту ночь, когда ты вернулся в Хогвартс в поисках Питера.

 

Я усмехаюсь. Да, ночь, когда орден Мерлина ускользнул из моих рук. Я до сих пор виню в этом Поттера. Ночь, когда на меня напали собственные студенты, и не были за это наказаны. Ночь, когда Поттер назвал меня жалким за попытку спасти его шкуру. Ночь, когда я проявил невероятное терпение и не убил Блэка сразу же, как только увидел, из-за чего и остался в дураках. Другими словами, одна из худших ночей в моей жизни. Я почти рычу.

 

Дамблдор продолжает, — Гарри в ту ночь сохранил Питеру жизнь. Возможно, своей смертью Питер оплатил свой долг.

 

У Блэка вытягивается лицо, потом глаза опасно прищуриваются, — Он же убил Джеймса и Лили. Почему он должен спасать их сына? Этот человек трус.

 

Мне моментально приходит в голову, что в течение всех пятнадцати лет я обвинял Блэка в смерти Джеймса. Даже когда узнал в прошлом году, что это не правда, я все равно ненавидел его за это. Теперь, когда существование Петтигрю было доказано, мне нужно смириться с тем, что Блэк не предавал Джеймса. Меня тошнит, и я прислоняюсь к стене, испытывая к Блэку даже еще большее отвращение за то, что он заслуживал доверия Джеймса.

 

— Возможно, ты прав, Сириус. Но все способны искупить свои грехи, — Дамблдор смотрит на меня. Я отвечаю свирепым взглядом из—под своего плаща.

 

— Ремус это видел? — спрашивает Блэк, — Вы побудете с ним? Я скоро.

 

— Конечно.

 

Блэк уходит, бросив прощальный взгляд на Гарри. Я стою в углу. Дамблдор мягко улыбается.

 

— Этот человек пытался меня убить, — рычу я.

 

Я вижу, как подергиваются уголки его рта. Он уже готов начать банальную речь о добродетели прощения. Но он замолкает, когда из кровати раздается слабый стон.

 

— Гарри? — Дамблдор подбегает к кровати.

 

Его лицо кривится, и он закусывает губу. Снова стон. Он моргает глазами и разглядывает комнату, после чего снова зажмуривается. Я в ужасе — похоже, зелье все еще действует на него. Он снова громко стонет и сжимает зубы.

 

— Гарри? — снова спрашивает Дамблдор. Мальчик не отвечает. Его лицо искажено. Мое сердце сжимается. Это не сработало.

 

— Гарри, тебе больно? — спрашиваю я, пытаясь придать голосу спокойный оттенок. 

 

Его лицо моментально успокаивается, дыхание замедляется. Он тянется руками к лицу.

 

— Мне так жаль… — стонет он, — Пожалуйста, не оставляйте меня здесь.

 

 

Глава 13. Выздоровление.

 

*Зелье обжигает мой пищевод, падает обжигающим потоком в желудок и разносится по телу. Я прекращаю дрожать. Я не могу двигаться. Простыни подо мной и одеяло обжигают мою кожу. Если я двинусь… если я даже просто вздохну, я умру. Темная призрачная фигура плывет по комнате и останавливается передо мной. Глядя на меня, ожидая меня. Потом прикасается. Обжигая и раня. Я кричу, и даже крик делает мне больно. Я хочу умереть. Кислота обжигает мой рот, стекая в уже горящий желудок. Голоса визжат мне в ухо. Я переворачиваюсь на бок. Больно. Нельзя двигаться. Нельзя дышать. Я открываю глаза

 

Это он. Прозрачный. Темный. Просто тень. Мертвый.

 

— Северус?

 

Я просыпаюсь и недоуменно слушаю свое дыхание. Потом я вспоминаю, как пришел к нему, когда у меня начал болеть шрам. Но… я ведь уже проснулся, не так ли?

 

Да. Я помню, как смотрел на него спящего. Лежал у его кровати и просто смотрел на него. Слушал его дыхание. Пытался удержаться и не прикоснуться к нему. Обычная ухмылка на его лице разгладилась во сне. Глаза закрыты, он такой расслабленный… Я хочу поцеловать его…

 

О, Боже. Я поцеловал его. И у меня был секс. Со Снейпом.

 

Внезапные воспоминания удивляют меня, и я гадаю, было ли это на самом деле. Я помню ванную. Снейп мокрый и завернутый в полотенце. И он меня целовал. Это я целовал его, но он ответил на поцелуй. Боже, мне это приснилось? Его рот, его язык, его руки на моем теле.

 

Волдеморт.

 

Меня пронзают воспоминания. Торт. Портключ. Сижу в темнице. Нет, в каком—то подвале. Пытаюсь достать свою палочку из сумки и зажечь свет. И потом голоса. Я их узнал. Я не мог найти палочку. И было уже слишком поздно.

 

Я боюсь открыть глаза. Я не хочу знать, где я. Я помню боль. О, Боже, я помню руки, касающиеся меня, терзающие меня. И я хотел этого. Что—то было в торте. Меня отравили. И Волдеморт смотрел, как я катаюсь по полу, и смеялся.

 

Но я сбежал, правда? Я вспоминаю, как вернулся в Хогвартс. Я дотянулся рукой до своей сумки, боль убивала меня. И я смог вернуться в Хогвартс. Руки. Они меня убивают. И… он умер.

 

Его призрак смотрел на меня. Я помню его взгляд. Он был здесь. Он умер. Они, наверное, поджидали, когда он аппарировал, и убили. Он все еще здесь? О, Боже. Мне кажется, что я слышу его голос. Я пытаюсь открыть глаза и посмотреть на него. Я слышу собственный стон, потом кто—то зовет меня по имени. Голос Дамблдора. Я открываю глаза и оглядываю комнату, чтобы найти его. Его призрак. Я вижу только Дамблдора, но Снейпа там нет. Я снова закрываю глаза. Если его здесь нет, я не хочу просыпаться. Я не хочу просыпаться никогда.

 

Я глубоко вздыхаю и пытаюсь уснуть. В горле застревает крик, я хочу проглотить его, но он вырывается наружу. Крик отчаяния. Они убили его. Дамблдор снова зовет меня по имени, но я не хочу, чтобы он был здесь. Я не хочу быть здесь. Я хочу быть с ним. Умереть.

 

— Гарри, тебе больно?

 

Его голос. Снейп. Мое сердце замирает, и перехватывает дыхание. Я боюсь открыть глаза. Боюсь, что не увижу его. Боюсь, что увижу. Прозрачный. Призрачный. Мертвый. Я закрываю лицо руками. Я хочу с ним поговорить, но не хочу, чтобы Дамблдор слушал. Я не хочу, чтобы Дамблдор знал.

 

— Мне так жаль, — шепчу я. Надеясь, что он услышит. Надеясь, что директор не услышит. — Пожалуйста, не оставляйте меня здесь.

 

***

— Гарри, ты в Хогвартсе.

 

Дамблдор говорит с ним, как с двухлетним ребенком. Мальчик не реагирует. Он по—прежнему закрывает лицо ладонями и что-то шепчет. Я не слышу слов. До меня вдруг доходит, что ему не больно. Он просто сошел с ума. *Лучше, чем умер*

 

Я закрываю глаза и прислоняюсь к стене. Глупо было думать, что он выдержит это. Вопреки всему. Значительно более сильные волшебники проходили через меньшие мучения, и получали место в Госпитале Святого Мунго. А я подобно большинству идиотов волшебного мира неосознанно считал, что Гарри Поттер — неуязвимый. Теперь меня оглушает понимание того, что супергерой всего лишь человек.

 

— Кто умер, Гарри? — спрашивает Дамблдор и я закрываю глаза. Старик наклоняется к мальчику. Поттер трясет головой и прячет голову в подушку. Желудок снова подпрыгивает. Итак, он убил Петтигрю. Я даже не знаю, должен ли испытывать облегчение по поводу того, что у него хватает разума чувствовать раскаяние.

 

Я разрываюсь между жалостью к нему и восхищением. Чтобы наложить смертельное заклинание, волшебник должен быть достаточно сильным. Конечно, большинство волшебников не будут и пытаться. Слишком велико наказание — Азкабан, с окружающей вас темнотой, которая сводит с ума. Даже Пожиратели смерти используют это заклинание лишь в крайнем случае. Есть много других способов убивать, которые не несут таких последствий.

 

К тому же, если мальчик до сей поры стоял на грани безумия, то сейчас у него вряд ли хватит сил, чтобы восстановиться. Мне вдруг приходит в голову, что мы должны организовать масштабное нападение на Волдеморта и убить этого чертового ублюдка. Я убью его сам. Освобожу мальчика.

 

Я вдруг чувствую острую необходимость вернуться в холодное спокойствие своих комнат.

 

Сюда уже мчится Помфри, и неодобрительно смотрит на Директора. — Что случилось, Альбус? — она видит мальчика, рыдающего в подушку. — Гарри, дорогой… Ну, хватит, хватит. Выпей, это поможет, — она дает ему успокаивающее зелье.

 

Я сдерживаю пренебрежительное фырканье. Сколько они еще будут держать его в таком состоянии, не давая взглянуть в лицо реальности? Это лишь откладывает неизбежное, но не позволяет легче перенести встречу с ним. Мальчик принимает такое решение его проблемы и переворачивается на спину, оказавшись лицом ко мне. Его глаза блестят от слез, веки красные. Он шмыгает носом. Я вижу, как он прищуривается, его лицо напрягается. Наверное, он представляет мертвого Петтигрю. Он глубоко вздыхает и его лицо расслабляется.

 

— Поппи, вы побудете с ним, пока вернется Сириус?

 

— Конечно.

 

Директор поворачивается ко мне и взглядом приглашает следовать за ним. Я выхожу из своего угла, бросив напоследок еще один взгляд на спящего мальчика. Я понимаю. Теперь я ничего не могу для него сделать. Я могу только ждать, пока все его няньки не поймут, что рано или поздно он должен проснуться.

 

 

***

Я выпадаю из своего камина, сбрасываю проклятый плащ и сажусь в *это* кресло, вызывая бутылку бренди. Я предлагаю Дамблдору выпить, когда он появляется из камина. Он отказывается. Ну и ладно, мне больше достанется.

 

— Через два дня будет собрание, Северус. Мы должны пересмотреть вопросы безопасности замка. И до этого времени я должен убрать мальчика из больничного крыла. Его никто не должен видеть. Если ему хорошо с тобой, я думаю, что он может остаться здесь. Пусть он будет там, где чувствует себя уютно.

 

Я киваю и чувствую почти благодарность за то, что директор все еще доверяет мне. В последний раз я едва не убил мальчика, уж не говоря о том, что я его трахнул — но старикан не должен узнать об этом.

 

— Мне нужно скрыть твою комнату. Как только он войдет сюда, я наложу специальное заклинание. Если сюда заглянет кто—то еще, он увидит лишь пустую комнату. Таким образом, вас никто не увидит. Но вы оба будете заперты, по крайней мере до тех пор, пока замок не будет достаточно безопасным. Составь, пожалуйста, список вещей.

 

Алкоголь заставляет меня возражать. Но я киваю и пытаюсь подавить растущий гнев. Мальчик снова становится узником. Как и я.

 

Он продолжает, — Ты тоже наложишь свое защитное заклинание. Мы разработаем специальную систему связи на случай, если что—то понадобится вам или мне. Думаю, мальчику об этом знать необязательно. Обо всем этом. Чем меньше он знает, тем меньше вероятность, что его обнаружит Волдеморт.

 

— Вы думаете, Волдеморт может найти его через его сны?

 

Я вижу, как он тщательно подбирает слова, — Я думаю, что через его связь с мальчиком он сможет определить его местонахождение и другие вещи. Спрятать Гарри невозможно, но можно запутать Волдеморта. Я еще многого не знаю об их связи. Нет прецедента. Но я уверен, что Волдеморт не тронет мальчика, пока тот в замке под моей защитой. Дополнительные меры безопасности нужны только для того, чтобы предотвратить распространение информации через шпионов.

 

— Как долго мы будем заниматься этим, Албус? — вопрос срывается с моих губ, как проявление подавленной ярости от того, что мальчик растрачивает свою молодость зря.

 

Он поднимает брови и смотрит на меня. Я отвожу взгляд. — Ты волнуешься, что он не восстановится.

 

Я фыркаю. — Я боюсь, Албус, что пока мы с вами упираемся, чтобы сохранить ему жизнь, мы тем самым лишаем его этой жизни. Сохраняя его жизнь, мы тем самым перекладываем на него ответственность за необходимость справиться с одним из сильнейших волшебников нашего времени. И что мы получим в том случае, если он справится? Он тоже погибнет. Блестяще.

 

— Я согласен с тобой, Северус. Это нечестно.

 

— При всем уважении, Альбус, нечестно — чертовски неточное слово.

 

— Это его судьба, Северус.

 

Я усмехаюсь. В самом деле. — Кто это сказал, Албус? Может быть, его судьба была бы другой, если бы он сам ей управлял.

 

Мой выпад ранит его. Я тут же сожалею о своих словах. Он вздыхает. — Северус, а ты знаешь, почему Волдеморт выбрал сына Джеймса Поттера для своего эксперимента?

 

Я нелегко признаю свое незнание, поэтому только поднимаю бровь, ожидая его объяснений.

 

— Волдеморт — последний из живущих наследников Салазара Слитерина.

 

Да. Все это стало известно, когда Поттер учился во втором классе. Небольшая история с мальчиком по имени Риддл. Еще одна опасная для жизни ситуация, из которой ему чудом удалось выбраться. Когда Джеймс умер, Гарри остался последним в роду Годрика Гриффиндора. Я ругаю себя за то, что не увидел этой связи раньше.

 

— Выбрав Поттера, Волдеморт гарантировал, что род Гриффиндора прервется, — говорю я. Конечно, учитывая ориентацию мальчика, он прервется в любом случае. Я почти смеюсь над этой мыслью. Но вместо этого я усмехаюсь.

 

— Точно.

 

— То есть предполагается, что мальчик будет бороться с наследником Слитерина из-за того, что сам он наследник Гриффиндора? То есть вся эта многолетняя борьба происходит лишь из-за того, кем был его предок? Разве мы не избавились от глупой вражды между факультетами?

 

Он поднимает бровь. Я молча признаю свое лицемерие и тяжело смотрю на него. Это абсурд. Но так же нелепо, что Волдеморт уже начал эту борьбу.

 

— Но есть и интересные хитросплетения. Ты же знаешь, когда смертельное проклятие отразилось, часть силы Волдеморта, а точнее, Слитеринской линии, передались мальчику. Магически Гарри является наследником как Слитерина, так и Гриффиндора. Волдеморт понял это. Кровь мальчика течет и в его венах. Фактически они равны.

 

Равны. Я мог бы рассмеяться над этим, если бы слова не исходили от самого сильного волшебника в Англии. Он и правда сумасшедший. — Албус, я не могу представить шестнадцатилетнего мальчишку, который был бы ровней хотя бы просто хорошему волшебнику, не то что сильнейшему темному колдуну за сотню лет. И позвольте не забывать о такой мелочи, как бессмертие Волдеморта, которое весьма усиливает его перевес.

 

Его глаза темнеют. Я пью свой бренди.

 

— Что касается молодости Гарри, ты прав. Но скоро ему будет семнадцать, он растет. А насчет преимуществ бессмертия Волдеморта — так это дело восприятия. Я хочу сказать, что умение любить делает мальчика в два раза сильнее.

 

Я почти давлюсь. Ага, любовь. Точно. Любовь почему-то не спасла мальчика от смерти в ту ночь.

 

*Дело восприятия*. Да пошел ты…

 

Старый дурак посмеивается над моим выражением отвращения. Но насмешка в его глазах тут же сменяется усталостью, которая стала привычной в эти дни. В какой-то момент я задумываюсь, сколько еще сможет выдержать старик. Одной войны с темными силами вполне достаточно для жизни. Он сейчас участвует в третьей. Я обрываю эту мысль. Я не могу представить этот мир без него. Не могу даже заставить себя об этом подумать. Ему я обязан всем.

 

Он со вздохом встает. — Я начну работать над охраной твоих комнат прямо сейчас. Надеюсь, что мы сможем разместить мальчика здесь уже завтра. Попытайся отдохнуть, Северус. Ты выглядишь ужасно.

 

Мне хочется ответить, что и сам он выглядит не лучшим образом, но я вижу, что он ждет такого ответа, и молчу. Он уходит через камин. Я наливаю еще стакан бренди, борясь с желанием отхлебнуть прямо из бутылки. Меня закроют на все лето в моих комнатах с малышом Поттером.

 

Мне вспоминается последний разговор с Поттером. Кажется, что прошла целая вечность. Тут до меня доходит, что каждый раз, когда я пытаюсь выкинуть его из своей жизни, он снова возвращается в нее. Если бы мальчик не был подвергнут мучительной пытке, в которую возможно входило и групповое изнасилование, я бы мог беспокоиться о том, что произойдет, когда мы останемся наедине. Но так как это произошло, он вряд ли захочет, чтобы еще кто-то когда-нибудь к нему прикасался. Я благодарю высшие силы, что я трахнул его первым. По крайней мере, он узнал, на что это похоже, прежде чем был взят силой.

 

Я закрываю глаза и пытаюсь остановить эти мысли. Я подношу стакан к губам, но вдруг чувствую себя слишком плохо, чтобы пить. Ванна. Потом постель. Меня не волнует, будет ли с ним все в порядке. Меня не волнует, восстановится ли он когда-нибудь от этого. Я выкину его из своей головы до тех пор, пока не смогу забраться в его мысли и вытащить его.

 

Я не думаю о том, что случится, если я ошибусь. Я не имею права на ошибку.

 

 

***

Я открываю глаза и вижу на стуле темную фигуру, опустившую голову на руки.

 

— Профессор?

 

Голова поднимается. — Нет. Это я… Сириус.

 

Правильно. Снейп же умер. А я нет. Сириус двигает свой стул ближе к моему изголовью. Я вижу на его лице вымученную улыбку. Он берет меня за руку и сжимает. Я пытаюсь не заплакать. Я слабо извиняюсь за то, что принял своего крестного за его злейшего врага. Это могла бы быть смешно… если бы не было так грустно. Снейп умер. А я — мальчик, который выжил.

 

— Как ты? — спрашивает он.

 

Безнадега. Тошнота. Одиночество. — Пить хочется.

 

Он наливает мне стакан воды из кувшина. Я сажусь и пью, но мое горло отказывается глотать. Я выплевываю воду обратно. — Какой сегодня день? — выдавливаю я.

 

— Утро вторника. Ты здесь уже почти пять дней. Дамблдор сказал, что ты проснулся вчера на пару минут. Так жаль, что меня здесь не было. Чертово невезение, — он слабо улыбается, и я пытаюсь улыбнуться в ответ. Но выходит скорее ухмылка. Я больше не пытаюсь.

 

— Они нашли тело? — шепчу я, пытаясь снова сделать глоток. Мне это удается. Я смотрю на Сириуса, он выглядит озадаченным. Он морщится, и я задерживаю дыхание, готовясь к его ответу.

 

— Да… но, Гарри, я не хочу, чтобы ты об этом думал, ладно? Ты просто… постарайся выздороветь… и… Слушай, в конце концов, он это заслужил. Все, что произошло.

 

Меня как будто придавило к кровати. — Как… — я начинаю дрожать. Неважно, что он ненавидел Снейпа. Никто не заслуживает смерти. — Как ты можешь это говорить? Как ты можешь даже подумать… — слезы капают из глаз. Я хочу ударить его. Сириуса. Своего крестного. Я сжимаю кулаки и падаю обратно в кровать.

 

— Я… прости, Гарри. Я не…

 

— Уходи, — шепчу я. Я боюсь, что если скажу это чуть громче, то просто начну орать на него.

 

— Гарри…

 

Я снова зарываюсь лицом в подушку. Мне вдруг хочется рассказать ему обо всем, что произошло между мной и его злейшим врагом. Что тот Снейп стал для меня тем, кем не смог стать он. Я хочу сказать ему, как сильно я люблю человека, которого он ненавидит. Я хочу его уничтожить. — Уходи. Пожалуйста.

 

Я слышу, как он встает и выходит. Я кричу в подушку. Это, кажется, отнимает у меня остатки энергии. Я снова плачу. Я ничего не хочу. Он умер. Как мои родители. Как Хагрид. Как Седрик. Сколько еще умрет из-за меня?

 

Я вспоминаю слова Волдеморта:

 

*Гарри Поттер. Должен поблагодарить тебя за возможность найти моего скользкого слитеринского товарища. Я уже боялся, что это невозможно. Но, к счастью, похоже, что он застрял в твоем сердце так же, как и в моем. Не волнуйся, Гарри. Ты снова увидишь свою любовь. Это дело нескольких часов*

 

Волдеморт знал. Я не знаю, как. Через мои сны. Или видения… Он нашел меня. Нашел Снейпа… Северуса. Его зовут Северус. Звали. Они его убили. Я выжил. Снова.

 

Я больше не могу плакать. Мне не хватает воздуха. Я пытаюсь не думать о том, как я собираюсь жить без него.

 

Я переворачиваюсь на спину, вытирая лицо простыней. Я гадаю, где он. Его призрак не был похож на остальные призраки Хогвартса. Он был не прозрачным и бледным, а темным и сумрачным. Я не хочу думать о том, что это могло значить. Я представляю, что он здесь. Надеясь, что он вернется. Я фыркаю, когда понимаю, что хотел бы, чтобы меня преследовал мой профессор Алхимии. Я представляю, как он следует за мной на все занятия, кружа по классу, насмехаясь над всеми. Он был бы страшнее, чем Кровавый Барон. Может быть, он смог бы вести уроки. Как Биннс.

 

Дверь открывается. Я напрягаюсь. — Гарри? — Дамблдор.

 

Я открываю глаза. Он запирает дверь, и мне интересно, почему. Я сажусь и вижу, как ко мне приближается размытое бело—красное пятно. Я прищуриваюсь, пытаясь разглядеть его отчетливее и почему—то думаю о том, существуют ли у волшебников окулисты.

Он не смотрит на меня. Он смотрит куда-то мимо. Я поворачиваюсь, чтобы увидеть, куда именно он смотрит.

 

— Северус, — говорит он, и мое сердце сжимается. Я смотрю в этом направлении, почти ожидая, что сейчас из стены материализуется темное облако.

 

Я слышу тяжелый вздох из угла. Призраки не вздыхают, не так ли? Мое сердце колотится в груди. Я вижу, как он снимает мой плащ—невидимку. У меня перехватывает горло, и голова кружится от нахлынувших эмоций.

 

Непонимание. Облегчение. Радость. Смущение. Любовь. Он жив.

 

Это слишком много для меня, и я неожиданно снова начинаю плакать.

 

***

Я ошеломленно наблюдаю, как Блэк покидает комнату. Я чувствую почти симпатию по отношению к нему. И немного гнева на мальчика, который настолько неблагодарен к человеку, спасшему его жизнь, чтобы вышвырнуть его из своей палаты. Конечно, Блэк поступил глупо, сказав так о смерти Петтигрю. Но этот слизняк убил родителей мальчика. Поттер должен бы помнить об этом.

 

Когда дверь закрывается, он кричит в подушку, потом всхлипывает. Мне одновременно тошно и любопытно, что я стал свидетелем такого проявления чувств. Искренних. Ужасных.

 

Я должен бы стыдиться мысли о том, насколько мне нравится быть невидимым и просто наблюдать. Я мог бы проводить целые дни так. Но это не должно войти в привычку. Если мальчик когда-нибудь выздоровеет, я верну ему плащ. Плащ-невидимка — опасная вещь для затворника. Особенно для вуайериста.

 

Он постепенно умолкает, и я думаю, что он снова уснул. Но он поворачивается и я вижу его заплаканное лицо. Зеленые глаза составляют поразительный контраст с красными опухшими веками. Я разрываюсь между желанием успокоить его и бежать скорее к жестким холодным камням своей темницы. Я не делаю ничего. Я просто смотрю на его лицо. Он фыркает, и я размышляю, что могло бы привести его к этому.

 

— Гарри? — входит Дамблдор и запирает дверь. Он смотрит на меня и кивает. Я отчаянно трясу головой в знак того, что предпочел бы остаться невидимым. Я не могу представить лицо мальчика, когда он узнает, что у его истерики был свидетель. Клянусь, что Поттер может умереть от смущения. Я бы умер.

 

Как обычно, Дамблдор не обращает внимания на мое отчаяние. — Северус… — он кивает в моем направлении, и я отвечаю ему свирепым взглядом, в который вкладываю всю свою ненависть. Он даже не моргает. Мальчик испуганно смотрит в мою сторону. Я вздыхаю и снимаю плащ.

 

У мальчика открывается рот. Черт. Ну ладно, согласен, я извращенец. В свою защиту могу сказать лишь то, что мне было запрещено быть видимым. Я делал это только из беспокойства за Поттера. Я не просто подглядывал за ним. Но почему-то мне кажется, что он этого не поймет. Я падаю на стул, подавляя мысль о том, что хотел бы увидеть, как он удовлетворяет себя. Да, я извращенец.

 

Я слышу рыдания и смотрю на него. О чем, черт побери, он сейчас-то плачет? Я удивляюсь этим слезам. Когда-то они должны прекратиться, рано или поздно.

Лучше рано.

 

Я убираю отвращение со своего лица и вижу, как он смотрит на меня через прищуренные глаза. Дамблдор откашливается, и я отвожу взгляд.

 

— Гарри?

 

 Поттер трясет головой и поворачивается к директору. Я немного расслабляюсь.

 

— Как ты себя чувствуешь?

 

Он вздыхает и хмурит брови. — Я… — он слабо улыбается и снова смотрит на меня, — — Я думал, что видел вас… в смысле, я вас видел… Думал, что вас видел…

 

Если бы мальчик когда-либо был способен на связную речь, я бы подумал, что с ним что-то не так. Он кусает губу, и я вдруг вспоминаю, насколько великолепен его рот.

 

— Вы подумали, что видели меня, — повторяю я.

 

— Вы там были. Я думал… Мертвый. Но вы не умерли, — он смеется, — Очевидно.

 

— Простите, что я вас разочаровал, — говорю я.

 

Он открывает рот для ответа, но Дамблдор перебирает его, — Гарри, если ты себя нормально чувствуешь, боюсь, что я должен задать тебе несколько вопросов.

 

Нехотя Поттер поворачивается к директору, — Не знаю, сколько я смогу рассказать, профессор. До этого момента я думал, что профессор Снейп стал призраком.

 

Я фыркаю от ужасной мысли о вечном существовании. И потом гадаю, не похоже ли это на подглядывание из угла под прикрытием плаща-невидимки.

 

Директор, как я вижу, тоже забавляется этим. — Что вас заставило так подумать?

 

Поттер морщит нос. — Может быть… Может быть, это был сон. Я подумал… В ту ночь, когда я здесь оказался… — он снова поворачивается ко мне, — Я вас видел. То есть *думал*, что это вы. Странно. Я… — он вздыхает, — Боже, как я рад, что вы живы.

 

— Это могло быть зелье, Северус? Кажется, он мог тебя видеть. В конце концов, он звал тебя.

 

Я фыркаю. — Да. Если бы вы не были в бреду в ту ночь, я бы мог снять с вас баллы за такое фамильярное обращение к учителю, — я вижу, как мальчик с ужасом понимает мои слова, и рад, что директор не видит выражение вины на его лице.

 

Дамблдор смеется, — Думаю, что в данном случае мы не заметим это маленькое нарушение дисциплины, — он делает паузу и говорит очень серьезно, — А теперь, Гарри, я хочу сказать, что сделаю все возможное, чтобы тебя защитить. Но ты должен рассказать мне, что ты знаешь о смерти Питера Петтигрю.

 

У него открывается рот. — Он… Он мне помог. Спас меня… Я догадывался, что Волдеморт должен… — он вздыхает, и я ожидаю новой истерики. Которая не наступает.

 

На лице Дамблдора появляется заметное облегчение. Я мысленно вычеркиваю "убийство" из длинного списка вещей, которые этот мальчик сделал слишком рано. Мне вдруг приходит в голову, что если он не убивал Петтигрю, то его истерика была вызвана тем, что он думал, что я умер. Это значит, что он думал, что слова Блэка относились ко мне. Это означает, что он выгнал своего крестного. Из-за меня. Я усмехаюсь от неожиданной теплоты, разлившейся в груди, и с трудом подавляю желание поцеловать глупого мальчишку.

 

— Гарри, ты не должен беспокоиться об этом, — говорит Дамблдор, и вытягивает меня из моей блаженной радости.

 

— Так вот о ком говорил Сириус, — размышляет он вслух, — Боже, он, наверно… Я ублюдок, — он на мгновение закрывает лицо руками, потом смотрит на меня. — Почему вы скрывались? — в его голосе звучит гневный оттенок. Дамблдор не дает мне ответить.

 

— Я попросил Северуса оставаться невидимым. С Сириусом все будет в порядке, я ему объясню. Но сейчас ты мне должен рассказать о своем сне в ту ночь перед твоим похищением.

 

Он опускает глаза. — Это не был сон, профессор. Это… Ладно, я не уверен. Волдеморт как-то меня нашел. Он сказал, что мы… Волдеморт и я… как-то связаны, я не знаю, как. Он знает про меня… Как будто он правда читает мои мысли, сэр. Он узнал, что профессор Снейп со мной.

 

— Ты знаешь, как он это узнал?

 

Я смотрю на Дамблдора, его лицо непроницаемо. Я поворачиваюсь к Поттеру, который молча качает головой. — Он только сказал, что… Я не помню, сэр. Может быть, мой шрам?

 

Я еле слышно вздыхаю от облегчения. Мальчик ничего не знает. Так лучше для него.

 

— Хорошо. А что-то еще ты помнишь? Разговор, или что-то еще? Что угодно.

 

— Не совсем, сэр. Он… их было там несколько. Три Пожирателя смерти. Они были в масках, но там был Червехвост — вы же знаете, у него эта рука… И я не уверен, кажется, там был мистер Малфой, судя по голосу. Другого я не знаю. Волдеморт сказал, что у них что-то вроде вечеринки… Ой… — его глаза расширяются, — Он… странно, он сказал, что собирается отпраздновать свое бессмертие или что-то в этом роде. И сказал, что я ему нужен…

 

Мальчик смотрит на Дамблдора. — Сэр, когда я там был, я просто с ума сходил. Я имею в виду, я не помню. Многое, — он поджимает губы, и я понимаю, что он помнит гораздо больше, чем говорит.

 

— Я понимаю, — говорит Дамблдор. Он правда понимает. — Если ты вспомнишь что-то еще, Гарри, ты можешь сказать профессору Снейпу. Боюсь, что вы оба снова должны спрятаться для…

 

— Нет!

 

Его отказ по крайней мере удивляет меня. Я внезапно паникую, пытаясь понять, почему он не хочет снова остаться со мной. Он трясет головой. — Нет. Профессор Дамблдор, я… он… Волдеморт нашел меня, сэр, и я не знаю, как. Если он снова это сделает… Я… я не хочу… Он ведь знает, что профессор Снейп был со мной. Я не могу… Пожалуйста… — он опускает голову, как будто боится посмотреть на нас.

 

Дамблдор печально улыбается над альтруизмом мальчика. Я понимаю, что эта его самоотверженность ничто иное, как попытка сохранить себя. Если все, кто близок ему, погибают от рук Волдеморта, я понимаю, почему он не хочет быть привязан к кому—либо. Я понимаю это. Но не потерплю.

 

— Я ценю ваше беспокойство о моей жизни, мистер Поттер. Тем не менее, я буду проклят, если позволю вам мучаться от этого в одиночестве. Вы обязательно сделаете какую-нибудь глупость. Я не собираюсь иметь на своей совести вашу смерть.

 

— И я не хочу иметь вашу на своей совести! — его глаза горят.

 

— Гарри, я гарантирую, что ты и профессор Снейп будете в безопасности. Теперь, когда мы знаем, что Волдеморт может вас найти, мы примем соответствующие меры. Вы не покинете Хогвартс, у вас будет все необходимое. Я прошу вас довериться мне.

 

— Я…— начинает он, но замолкает, — У меня же нет выбора, правда?

 

— Мне жаль, Гарри, но это единственный способ обеспечить твою безопасность, —Поттер трет лицо руками и невесело фыркает. Директор поднимается со стула. — Я только скажу мадам Помфри, что ты уезжаешь.

 

— Мне нужно поговорить с Сириусом,— бормочет Поттер.

 

— Я поговорю с Сириусом сегодня днем. Он отдыхает. Не волнуйся, Гарри, он поймет, — Дамблдор улыбается и выходит. Поттер поднимает голову и смотрит на меня.

 

— Если что—то случится… если вы умрете… — он трясет головой и откидывается на одеяло. — Я не хочу иметь с этим дело, понимаете? Я… Я не…

 

— Поттер, заткнись. Я не собираюсь умирать, — гнев в моем голосе звучит правдоподобно. Я знаю, куда он клонит, и не собираюсь разрешать ему дальше сходить с ума. — Я клянусь, что судьба не будет столь милосердна. И если благодаря глупой шутке фортуны я все-таки буду убит, ты прекрасно с этим справишься — ты молодой и сильный.

 

— Ты ни хрена не понял? — говорит он сквозь зубы. Его щеки краснеют. Я собираюсь огрызнуться, но он продолжает, — Я не хочу быть здесь без тебя. Ты… ты… — он стонет и падает на подушку, закрывая лицо руками.

 

— Ты эгоистичный маленький ублюдок. Множество людей заботятся о твоем существовании. И что, Поттер, ты покончишь с собой? Вслед за мной? Отличный способ вознаградить твоих родителей, которые за тебя жизни отдали!

 

— Заткнись, — голос холоден.

 

— Что—что?

 

— Ты слышал.

 

— Да, я слышал. В чем дело, Поттер? Не любишь, когда тебе напоминают о тех, кто пожертвовал собой ради тебя? — я приказываю себе заткнуться, но какая-то часть меня продолжает. Та часть, которая хочет вытащить его из этого отчаяния. Из самообвинений. — Да, ты не желаешь забивать голову ответственностью. Нужно ли напомнить, что только что умер еще один человек, чтобы спасти твою шкуру? — Я знаю, что это полуправда. На самом деле мальчик является лишь жертвой всех тех людей, которые отдали за него жизнь. Перекладывание ответственности. И я сам несправедливо направляю на него свой гнев — гнев по поводу своей беспомощности. Я понимаю, почему он хочет умереть. И часть меня, которая видит груз ответственности, возложенный мной на него, тоже хочет, чтобы он умер.

 

— Ты ублюдок, — шипит он.

 

— Точно, — я встаю, закутываюсь в плащ и возвращаюсь в свои комнаты через камин, слыша, как он проклинает меня вдогонку. Я мысленно ругаю себя за то, что напал на него, и собираюсь с силами, чтобы сделать это еще раз.

 

***

 

— Гарри?

 

Я открываю глаза и вижу Дамблдора. Похоже, я уснул. В моем желудке пустота, как будто я не ел лет сто. Глаза закрываются. Я хочу спать.

 

— Ты готов?

 

Буду ли когда-нибудь готов? Нет. Я сажусь и спускаю ноги с кровати. Встаю. И тут же падаю обратно, пытаясь унять головокружение. Меня мутит.

 

— Ты съешь что-нибудь, когда мы отправим тебя в подземелья.

 

Моя гордость. Мое достоинство. Мое сердце. Смесь вины и стыда с привкусом депрессии. Я не могу ждать. Я снова встаю и Дамблдор берет меня за локоть, поддерживая. Мир вокруг меня сливается в один нечеткий образ. Мне нужны очки. По сравнению со всем, что произошло за неделю, это кажется незначительным, но я не могу ходить вслепую. Это угнетает.

 

— Сэр? Когда я смогу получить свои очки?

 

— Ах, да. Боюсь, что только в начале семестра, Гарри. Но я уверен, что профессор Снейп не откажется приготовить для тебя зелье, улучшающее зрение. У вас будет много времени, — посмеивается он.

 

Я и понятия не имел, что есть такое зелье. Весьма полезно перед игрой. Мысль о квиддиче высасывает из меня остатки энергии. Мне становится совсем тошно. И это пугает — я же люблю квиддич, говорю я себе. Это одна из тех вещей, которые меня успокаивают. Меня снова неудержимо тянет спать, когда я вдруг вспоминаю, что еще меня успокаивает. Или, скорее, кто.

 

Ублюдок.

 

Дамблдор заводит меня в пустой класс, кидает в камин щепотку дымолетного порошка. — Комнаты профессора Снейпа, — говорит он с улыбкой. Я вхожу в камин и повторяю его слова. Я спотыкаюсь и только чудом не падаю лицом на пол. Он сидит на своем обычном стуле, я не вижу его лица. Я не говорю ничего, просто сажусь на соседний стул. Я больше не могу стоять. Минутой позже из пламени появляется Дамблдор.

 

— Ну хорошо. Северус, я надеюсь, у вас есть здесь все необходимое, — в его интонациях слышна насмешка.

 

— Это же не на все лето, Альбус, — горько говорит Снейп.

 

 — Нет. Все, что необходимо, вы можете заказывать на кухне. Все ваши заказы будут перерегистрированы, так что никто не узнает, кто их сделал. Северус, Гарри понадобится зелье для зрения, если у вас будет время, — я размышляю о том, как на него влияет этот почти высмеивающий оттенок Дамблдора. Я представляю, на что похоже его лицо. Глаза сверкают, губы сжаты в тонкую линию.

 

Нет, мне нет дела до того, как он выглядит. Он ублюдок. Бессердечный и ненавистный ублюдок.

 

— В ваших комнатах установлена дополнительная кровать. Северус, если будет нужно что—то еще, вы знаете, как со мной связаться. Гарри, если тебе что-то понадобится, скажи профессору Снейпу. Твои вещи уже здесь.

 

Снейп фыркает и мне хочется чем-нибудь в него бросить. Может быть, даже наложить проклятие. Но палочка в моей сумке, а я ее не вижу. Я не смогу видеть, пока он не приготовит это чертово зелье. Будь я проклят, если я попрошу его о помощи. Когда-либо еще.

 

— Ну, если больше ничего, то я пойду.

 

— Сэр, скажите Сириусу, что я прошу прощения. Я не должен был этого делать, вне зависимости от того, что он там сказал, — в один день я потерял Снейпа, Сириуса, и каким-то образом, квиддич. Я мечтаю о кровати, которую упомянул Дамблдор. Как называется противоположность бессонницы?

 

— Не волнуйся, Гарри. Я с ним поговорю. Постарайся хорошо отдохнуть, ладно?

 

Я киваю и подавляю горький смех. Хорошо отдохнуть, ага. Очень весело — быть запертым в комнате с человеком, который обожает сыпать соль на раны. Человеком, который все еще разговаривает со мной, как с одиннадцатилетним ребенком, хотя мы…

 

Нет. Я не буду думать об этом.

 

Я слышу, как он уходит в камин. В груди образуется противная пустота. Я не хочу быть наедине с ним. Только не так. Почему Дамблдор не закрыл меня в темнице, где я не должен был бы разговаривать со Снейпом? Где никто бы не погиб из—за меня. Он сказал, что я не ценю то, что они отдали жизни за меня. Он должен понять, что я с удовольствием отдал бы свою, чтобы вернуть их. Чертовски трудно чувствовать одновременно благодарность и вину. Но он этого не понимает. Никто не понимает.

 

Мой гнев по отношению к нему улетучивается. Я чувствую разочарование. Это моя ошибка — я думал, что он отличается от других. Он прав. Я должен чувствовать благодарность. И я ненавижу себя за то, что не чувствую.

 

— Ты должен поесть, — говорит он, поднимаясь.

 

— Я не хочу. Я лучше лягу.

 

— Отлично. Голодным.

 

— Спасибо, я пойду, — отвечаю я сердито, затем пытаюсь быстро уйти в спальню. К несчастью, драматизм моего жеста теряется, когда я полуслепой и слабый бреду прочь. Я чувствую, как он смотрит на меня. Он смеется. Если бы был Бог, он бы сейчас его убил. Голова кружится, и я сажусь на пол, обхватив голову руками и мечтая о смерти.

 

Я слышу, как он подходит ко мне и приседает за спиной. Он дает мне бутерброд.

 

— Ешь, невыносимый ты упрямец. Я не дам тебе умереть в своей комнате, — ощущение его близости грозит вызвать во мне новую бурю эмоций. Я подавляю их и беру у него бутерброд. Я слегка касаюсь его руки, и теряю последние крохи самообладания.

 

Я роняю бутерброд и кидаюсь ему на шею. От неожиданности он падает, и я обнимаю его, не заботясь о том, шокировал я его или нет. Все переживания последних дней — как меня похитили, пытали, как я думал, что он умер, потом понял, что ошибся — все это захватывает меня, заставляя задыхаться от эмоций. Я цепляюсь за него, и момент кажется вечностью. Потом я немного успокаиваюсь, чувствуя, как его руки обнимают меня. — Не покидай меня никогда, — шепчу я, уткнувшись в его шею, и лишь смутно понимаю, что говорю это вслух.

 

Он неуклюже гладит меня оп спине и фыркает, — Ты так говоришь, как будто у меня есть выбор, — он вздыхает и опускает голову. Я ослабляю свои объятья, но не выпускаю его. Я не могу. Я впервые чувствую человеческое тепло с тех пор, как все это случилось. Я мечтаю, чтобы время остановилось, и я навсегда мог бы остаться вот так рядом с ним. В безопасности.

 

— Глупый мальчишка, — бормочет он, — Я к тебе привязался.

 

Конец II части.

 

 

Часть 3. Будь, что будет.

Глава 1. Все хорошее.

 

Я снова и снова сдаюсь.

Каждый раз, когда я выпутываюсь из смятых простыней и его тонких объятий, я обещаю себе, что это в последний раз. Каждый раз я знаю, что снова сдамся ему. Это наша игра. Сколько я смогу сопротивляться, пока не кончатся силы? Застенчивый смех. Робкая улыбка. Поцелуй с такой наигранной невинностью, что я могу поклясться, что он каждый раз возрождается заново. Вечно.

Но, как и все в мире, это когда-то закончится. Завтра стены нашего гнездышка падут, и он снова станет Гарри Поттером, шестиклассником Хогвартса. А я снова стану профессором алхимии и ненавидимым всеми ублюдком. Я говорю себе, что должен вспомнить о своем положении. Здесь, в этих стенах, где всем правило наслаждение, и не было такого наказания, как последствия, мы слишком легко забыли о своих ролях. Но за дверью нас ждет реальность.

- Северус. - Шепот в темноте. Если я отвечу, он придет ко мне. Пока он является инициатором наших отношений, я могу убеждать себя, что моя вина только в моей слабости.

Сдаюсь. Ммм…

Я слышу, как он встает с кровати, привезенной для него Дамблдором. Не то чтобы она использовалась слишком часто. Я все еще настаиваю на соблюдении приличий. Но он больше не жалуется, что я заставляю его лежать там в одиночестве. Он знает, что не проведет там много времени.

Скрип кровати, и он скользит под мое одеяло. - О чем ты думаешь?

- Как мне было спокойно, пока ты не вошел в мою жизнь.

- Ты неисправим, — смеется он и гладит мою грудь. Его нога скользит между моими. Меня уже давно не потрясает это жест. Он довольно вздыхает, и я еле сдерживаюсь, чтобы не сделать того же. Ты же не будешь знать, чем заняться, когда я уйду, — дразнит он.

Глубокий смысл этого утверждения заставляет меня почувствовать головокружение. Я почти благодарен, когда он прижимает свои губы к моим, отвлекая меня. Я и правда не знаю, что делать, если он уйдет. Я проклинаю себя за то, что так привязался к нему. Его отсутствие я обязательно почувствую. Тепло его тела, которое пахнет солнцем, хотя не видело солнца уже больше месяца. Уютная тишина между нами. Он занял свое место. Физически и морально он занимает каждый уголок моего жизненного пространства.

Время здесь остановилось. Мы не говорим о том, что произошло. И о том, что еще произойдет. Возможно, это неправильно. Но каждый раз, когда я пытаюсь заговорить об этом, он останавливает меня умоляющим взглядом или поцелуем.

- Я знаю, что все изменится, когда начнется семестр. Но мы же не можем знать, что еще случится? Давай просто… дождемся, — ответил он в последний раз, когда я попытался обрести свой здравый смысл. Я оставил попытки. Когда кто—то живет в постоянном страхе за свою жизнь, он не может позволить себе роскошь помечтать о будущем. Планы… мечты… Гарри живет настоящим, и держит меня там же.

Его губы перемещаются над моими. Мягко. Медленно. Нет места той спешке, которая была в первые наши дни. Он не спешит, наслаждаясь моментом. Он меня запоминает. Я запоминаю его. Это будет поддерживать меня, когда я должен буду вспомнить свою строгость. Стать профессором Снейпом. Когда Северус пойдет к черту.

 

Его губы перемещаются на мою шею, и его дыхание посылает по телу волну дрожи.
Игра языка и зубов. Он провоцирует меня. Он всегда меня провоцирует. Мое тело реагирует на его ласки, кровь во мне пульсирует, и на меня накатывают волны удовольствия. Неважно, что он запретен для меня, или что в памяти ясно возникает образ Красавицы и Чудовища. Я не помню, чтобы когда-то так наслаждался кем-то. Это глупо. Это опасно. И чертовски правильно.

- Северус?

- Ммм…

Его руки скользят по тонкой ткани моей ночной рубашки. Он находит сосок и слегка поглаживает его, потом легонько щипает. - Я…, — он трется носом о мою шею, — Я хочу быть в тебе, — шепчет он. Я могу представить, как он покраснел, но меня охватывает паника, и больше я ни о чем не могу думать. Я не помню, когда в последний раз я был снизу. По крайней мере, добровольно. Он замечает мое внезапное замешательство. Он это чувствует. Он всегда это чувствует.

- Может быть, это наш последний раз. По крайней мере, на какое-то время. Я просто… Я хочу знать… Я хочу почувствовать тебя. Пожалуйста. - Он поднимает голову и смотрит на меня. Всегда один и тот же аргумент. Каждый раз может стать последним. Некоторые глупцы считают, что каждый день нужно жить так, как будто он последний. Те глупцы, которые могут в это поверить.

Я подавляю свой трепет. В конце концов, я слишком стар, чтобы так волноваться. Часть меня хочет, чтобы он узнал, чтобы он получил все, прежде чем наступит завтра. - Чтобы быть сверху, мистер Поттер, нужно обладать капелькой сдержанности. Вы уверены, что способны на это?

Он прищуривается. - Я думаю, что ты просто боишься дать мне контроль. - Слышал ли я когда-либо более точные слова? - Раздевайся. Сейчас. - Он пытается подражать моим интонациям. Но он даже не приблизился к ним. Я смеюсь над ним, потом снимаю свою ночную рубашку. Он делает так же. - Знаешь, мы могли бы сэкономить кучу времени, если бы спали голыми.

Я сердито смотрю на него. - Я все еще наивно надеюсь, что ты сможешь управлять своими импульсами.

Он ухмыляется. - Если ты так думал, то почему ни разу не заставил меня ими управлять?. - Он останавливает меня, прежде чем я смог ответить. Дерзкий негодяй. Мой сарказм испаряется под ласками его энергичного языка. Он накрывает мое тело своим. Его прежняя осторожность забывается перед перспективой нового опыта. Нового риска. Его любопытство не знает границ.

Он быстро спускается губами вдоль моего тела и находит мой член. Я хорошо его научил. Слишком хорошо. Я издаю стон. Похвала за отличную работу.

Его рот, горячий и мокрый, скользит по мне. Он помогает себе рукой, проводя языком по головке. Мое дыхание ускоряется, и я вынужден закрыть глаза. Слишком захватывающее зрелище. Дорого бы дал, чтобы увидеть лица членов Поттеровского фанклуба, если бы они увидели его таким — сгорбившимся над членом бывшего Пожирателя Смерти. Действительность не перестает удивлять меня.

Прежде чем он завел меня слишком далеко, я тихонько тяну его за волосы. Он поднимает голову — рот приоткрыт, щеки покраснели, — Что?

- Если уж ты хочешь меня трахнуть, я предпочитаю, чтобы все было по правилам. Я не хочу, чтобы ты кончил в тот момент, когда войдешь в меня. Ложись.

На мгновение он задумывается, потом соглашается. Он всегда быстро соглашается, когда дело касается таких вещей. Я не удивлен. Хотя моя роль в качестве наставника здесь уже исчерпана. Здесь, в этой постели, мы на равных. Я просто Северус. И меня немного пугает, как легко я на это согласился.

Он вытягивается на спине. Я устраиваюсь между его бледными бедрами, смакуя тепло его тела. Его грудь движется в унисон с моим собственным дыханием. Я целую его, Вкус зубной пасты и еще чего-то, его собственный вкус. Невинный. Это неправда, он невинен не больше, чем я. Но я клянусь, что в нем всегда это останется. Что—то, что я понимаю как сущность Гарри Поттера.

Я спускаюсь вдоль его груди. Мой язык скользит над многочисленными розовыми шрамами, которые могли бы уродовать его. Но они делают его прекрасным. Он уже давно не напрягается, когда я уделяю им внимание. Он принял их, как часть себя. Смирился. Я никогда не узнаю, что за чудовище их оставило. Он не скажет, а я не спрошу. Но они больше не напоминание о перенесенных пытках. Теперь это его часть.

Он мягко стонет от ощущения моего дыхания на своем члене. Я дразню его языком, и он подается бедрами мне навстречу. Я беру его в рот, наслаждаясь его стонами. Я начинаю сосать с силой, и он замолкает. Я играю с ним — зная, как заставить его стонать и как лишить голоса. Моя рука тянется к его яичкам, и у него перехватывает дыхание, когда я провожу пальцем по нежной плоти. Каждый звук, который он издает, отдается во мне. Я чувствую соленый вкус на языке, его яички сокращаются. Я могу закончить это прямо сейчас. Он просит меня об этом. Я сопротивляюсь, наслаждаясь моментом. Все хорошее когда-нибудь кончается, но в этом случае я могу выбрать, когда именно это закончится.

Я поглаживаю и сосу его. Много раз привожу на грань, чтобы потом не дать разрядки. Нежные слова сменяются проклятиями, которые слетают с его губ с искренностью детской молитвы. Я вижу, как он открывает рот, его глаза сверкают страстью и отчаянием.

- Пожалуйста…

Я быстро двигаю по нему губами, чувствуя, как близка разрядка. Я беру его глубоко в горло, и вижу, как он закатывает глаза, роняет голову на подушку и кончает со стоном. На какое-то мгновение он выгибается дугой, как будто под действием невидимой силы, мышцы на его животе перекатываются под блестящей бледной кожей. Я отпускаю его, и он без сил падает на кровать, вздыхая. Я снова накрываю его тело своим.

- Ты великолепен, — выдыхает он.

Я сцеловываю комплимент с его губ, и кладу голову на подушку рядом с ним. Его рука обнимает мою шею, и он задумчиво начинает играть моими волосами. Мы лежим молча. Постепенно его дыхание становится спокойнее, и сердце уже не колотится так сильно.

- Я не хочу, чтобы наступило завтра, — почти неслышно шепчет он. Я потрясен. Редкий случай, когда он позволяет себе думать о чем—то еще, кроме настоящего момента. Я поднимаю голову, и вижу печаль в его глазах. Он пытается скрыть ее слабой улыбкой. Я сползаю с него и ложусь на спину, уставившись в потолок, пытаясь справиться со страхом, который стучит во мне. Я наконец-то понял, что завтра обязательно наступит.

- Прости. Глупо, что я это сказал, — он обнимает меня. - Попробуй просто не думать об этом, ладно?

- Ты не можешь делать вид, что все это бесконечно.

- Я знаю. Но глупо беспокоиться об этом сейчас, правда? В смысле, когда оно наступит… пусть наступает. И мы его встретим. - Он вздыхает, прижимается ко мне крепче и целует мое плечо. - Я просто хочу быть с тобой. И забыть.

Я не спрашиваю, что именно он хочет забыть. Мне не нужно знать. Я думаю, что и ответа-то конкретного у него нет. Он хочет просто забвения. Еще на одну ночь наш мир существует только в этих стенах. Мы не думаем о том, что произойдет, когда они рухнут.

Он скользит по мне и возвращает к реальности. К нему. Его коже. Его телу. В эту постель. Его рот, руки, язык, ласкают меня, отвлекая мое сознание от абстрактных рассуждений, чтобы вернуть ко всем пяти чувствам. Его руки, и рот, и его тело отчаянно стремятся продлить момент, как будто опасаясь, что я могу исчезнуть навсегда. Я ошеломлен его стремлением, и своим собственным. Отдавшись ощущениям и удовольствиям, я впитываю его всеми моими чувствами. Поглощаю его.

Я слышу, как он шарит в темноте в поисках чего-то. Он находит, и отпускает мой сосок, который зажимал зубами. Он смотрит на меня, словно спрашивая разрешения, потом становится на колени между моих ног и открывает бутылку любриканта. Он льет немного себе на пальцы, и у меня перехватывает дыхание. Когда я чувствую легкое прикосновение его пальцев, моя рука автоматически тянется и останавливает его. Он неуверенно смотрит на меня, но не пытается убрать руку. Его пальцы кружат вокруг моего входа. Я глубоко вздыхаю и отпускаю его руку, пытаясь совладать с панической дрожью.

В меня входит палец, и я перестаю дышать. Он двигается осторожно, легко. Я заставляю себя принять это вторжение, отдаться его неопытным пальцам. Он смотрит на меня, изучая мою реакцию. Я чувствую, как в меня входит еще один палец, и начинает двигаться в унисон с первым. Я начинаю стонать, когда горящее наслаждение усиливается.

 Ты красивый, — шепчет он, — Так хорошо?. Он вводит пальцы до конца, потом почти полностью вытаскивает их. Я закрываю глаза и концентрируюсь на этом почти забытом ощущении — быть заполненным кем-то. Мое дыхание становится прерывистым, когда я чувствую его третий палец. Он тоже дышит тяжело, продолжая осторожно растягивать меня, помня собственный опыт.

Он двигает пальцами, и случайно задевает мою простату, посылая волну удовольствия по моему телу. Громкий стон вырывается из моего горла. Я открываю глаза и вижу радость на его лице. Его бедра двигаются в такт его пальцам. Это слишком сильные ощущения. Этого мало.

- Давай.

- Давай что? — ухмыляется он.

Мне вдруг приходит в голову, что это не просто удовольствие для него, это месть. Он вытаскивает пальцы и еще раз медленно скользит ими по простате. Я сжимаю губы, пытаясь не стонать. Он видит мою реакцию, и начинает поглаживать снова и снова.

- Черт, сделай это, — рычу я.

- Скажи, что именно, — шепчет он, покусывая мою шею.

- Трахни меня, Гарри. Или я тебя прокляну

 

Он хихикает и вытаскивает пальцы. Я невольно вздрагиваю от этой потери. Он становится на колени между моими ногами. Я подкладываю подушку себе под бедра. Он нервно улыбается. - Только не смейся, если я что-то сделаю не так.

Я фыркаю. - Я думаю, что если ты что-то сделаешь не так, я вряд ли буду смеяться.

Он поджимает губы, — Ты мог бы просто сказать 'хорошо'. - Я раздвигаю ноги, чтобы вместить его. Не очень достойная поза. Мне приходит в голову, что лучше бы я лег на живот. Но мысли исчезают, когда я чувствую его член. Он смотрит на меня, — Ты готов?. - Я подавляю недоверчивый смех. Он входит в меня, и моя плоть болезненно растягивается. Я слышу его вздох и стон, — Боже… Черт…. - Я заставляю себя расслабиться, пока он собирается с силами.

Наконец, он начинает двигать бедрами, раня и лаская сжимающую его плоть. Я едва дышу. Горящая боль странным образом сочетается с удовольствием, завладевшим мной. Он слишком осторожен. Я обхватываю его ногами и тяну к себе. Он громко стонет, и мой стон вторит ему.

- О, Боже… Это… черт…

Я глубоко дышу и отдаюсь власти этого вторжения, которое я скорее ощущаю как чувство целостности. Мой мозг затуманен всеми нелепыми, глупыми идиллическими чувствами, которые ощущает человек, привязанный к кому-то. Он зажмуривает глаза и поджимает губы. Я чувствую зловещую улыбку на своих губах. Я сокращаю свои мышцы, и вижу, как он мгновенно открывает глаза.

- Давай. Сильнее, — командую я, и он подчиняется. По телу пробегают волны удовольствия. Я тянусь рукой к своему члену, и начинаю поглаживать себя в такт его движениям. Его лицо напряжено, он кусает губы, ускоряя темп. Я тоже ускоряюсь, мое дыхание становится прерывистым. Голова кружится от глубокого дыхания. И от удовольствия. Все мое тело напрягается, и я взрываюсь у себя в руке. Он громко стонет и глубоко входит в меня, достигая оргазма. Он падает на меня и вдавливает в кровать.

- Если бы я сейчас умер, я бы по крайней мере умер счастливым, — шепчет он. Я фыркаю, не в силах ответить более членораздельно. Если я скажу, что чувствую то же, это не улучшит ситуации.

Я вздыхаю и тянусь за своей волшебной палочкой, чтобы наложить очищающее заклинание. Уже в который раз я чувствую благодарность за то, что родился волшебником. Он снова вытягивается на кровати, обнимая меня. Его дыхание согревает мою кожу, губы ласкают мою шею.

- Спасибо. Это было невероятно. Но мне кажется, что я смогу сделать это лучше. Нам нужно попрактиковаться, — смеется он.

- Если бы ты с таким же энтузиазмом относился к учебе, я думаю, что ты превзошел даже мисс Грейнджер.

- Если бы я так же делал свои домашние задания, я был бы префектом.

- Точно.

- А ты бы стал директором. - Он смеется.

Мне в голову приходит ужасная мысль. - Да… Теперь я никогда не смогу посмотреть ему в глаза.

- Ну и хорошо, — вздыхает он, — Мы останемся здесь навсегда. - Я рассеянно глажу его по спине.

- Гарри…

- Я знаю, — шепчет он.

- Мы должны это обсудить.

- Обсудим. Завтра. Просто… давай завтра. Ладно?

Я снова сдаюсь. Звуки его дыхания заглушают тиканье часов, отмеряющих последние секунды нашего рая.

Я открываю глаза и вижу его мерцающий зеленый взгляд. Он улыбается и прикладывает палец к моим губам.

- Просто послушай,— он убирает палец и поворачивается на спину. - Я тут подумал….- Я еле сдерживаю язвительный комментарий. Ему бы пора узнать, как нужно начинать подобные разговоры. Особенно со мной. Я слушаю.

- Дамблдор считает, что наши дополнительные уроки должны продолжаться. И… я не вижу причин, чтобы их прекратить. Ты можешь сказать, что это… ну… нарушает дистанцию между нами. Но мне кажется… ладно, я скажу… все это уже давно произошло. Мы знаем, что можем сохранить это в тайне. Я не знаю, почему мы должны остановиться. В смысле… ты же был шпионом, правда? Постоянно жил двойной жизнью. И… ты можешь быть злобным ублюдком в классе. А вечером я накажу тебя за это. - Он улыбается и глядит на меня.

- Нет, — твердо говорю я. Мысленно я аплодирую себе за решительность и надеюсь, что он не доконает меня.

- Сев.

- Нет. И не называй меня так. Я поднимаюсь с кровати и ищу свою мантию. Он следует за мной.

- Почему?

- Потому что это не мое имя

- Ты же знаешь, что я не это имею в виду. - Я поворачиваюсь и сердито смотрю на него. Он отвечает таким же взглядом. - Почему?

- Это не сработает.

- Отлично. А что ты предлагаешь?

- Выпить чаю. - Я иду в гостиную, и передо мной появляется горячий чайник. Я сажусь и жду его. Через пару минут он появляется — к счастью, одетый. Он садится напротив меня и ждет, пока я изложу свою версию развития событий. К сожалению, я это не продумал.

- Ну?

Ладно. Одно я знаю точно: - Это не должно продолжаться.

- Что именно?

Секс. Любовь. Чувства. Он.

Он продолжает раньше, чем я смог решиться на ответ. - Ладно. Я могу прожить без секса. Но…, — он морщит нос, — Но ты идиот. Честно. Ты… тебе ведь это нравится так же, как и мне, даже если ты никогда не признаешься в этом. Ты всегда говорил мне, что я не должен приносить себя в жертву. Самое время тебе последовать собственному совету

Отлично, я лицемер. Не новость для меня.

Он подходит и становится на колено передо мной. - Слушай. Ты всегда пытаешься поступать так, как считаешь правильным. Мы решили, что не должны быть вместе. Но так получилось, что мы вместе. И… я думаю, что у нас нет выбора. Мы привязались друг к другу.

Он улыбается. Я снова вспоминаю слова Трелани *А вы проиграете*. Он прав. Даже если бы я смог прекратить все это, то должен сделать это прямо сейчас. Когда он стоит передо мной на коленях. Может быть, я слишком долго проторчал в этой чертовой темнице, но в его словах есть смысл.

Я точно проторчал здесь слишком долго.

- Как… ладно, мы ничего не решили. Посмотрим, как пойдут дела, когда мы отсюда выйдем. Ладно?. - Он поднимается и садится мне на колени, обняв меня ногами.

- Северус? Скажи что-нибудь.

- Мне нужно выпить.

- Сейчас 6.30 утра, — ухмыляется он.

- Значит, у меня есть ровно десять с половиной часов, чтобы приготовиться для возвращения в мир.

- У меня есть иди, как можно провести время получше.

Я поднимаю бровь, — Я не сомневаюсь. - Он наклоняется, чтобы поцеловать меня. - Гарри…

Все мои протесты испаряются, когда тело расслабляется в этом чертовом кресле. Я уже давно хочу спросить у него, как поменять пароль. Его губы скользят по моим, и у меня нет сил, чтобы отказаться от его сонного тепла. Вдруг губы исчезают, я открываю глаза и вижу его довольную ухмылку. Я заставляю себя снова сказать Гарри.

- Чертово кресло.

Он смеется, — Когда придет Дамблдор?

- Заклинания закончат действовать в пять.

В его глазах появляется дьявольский блеск. - Думаю, что нам лучше вернуться в постель. Вечером тебе понадобятся силы.

- Вот почему я не собираюсь ложиться в постель с тобой. Слезь с меня. У тебя разве нет домашнего задания? - Нелепость моих слов поражает меня. Я трахаюсь с тем, кто должен делать домашнее задание.

- Ммм…, — он наклоняется и покрывает поцелуями мою шею. - Может, ты мне поможешь? Что ты знаешь о том, как быть сверху? - Он хихикает и проводит языком по моему уху. Меня трясет от возбуждения, которое скоро станет очевидным даже через мантию.

- Слезь с меня, ненасытный маленький негодяй.

- Я настаиваю.

Он целует меня, и вся моя решительность исчезает. Не так уж много у меня ее было. Я даже не так раздражен, как должен быть. Он ласкает мои плечи, шею, грудь. Я уступаю ему. Снова и снова. Я сдаюсь.

Я проиграл.

 

- Просто послушай. Я тут подумал…

Ой, нужно было подумать лучше. Я замолкаю на мгновение, чтобы дать ему съязвить. У него есть на это право. Как ни странно, он не отвечает. Я продолжаю. Эту речь я сочинял в течение всех ночей, когда сидел и смотрел, как он спит. Я мог бы провести так всю жизнь. Но сегодня мы должны выйти из темницы. Меня тошнит от мысли об окружающем мире. Но еще хуже мне становится, когда я думаю, что не смогу больше лежать рядом с ним, чувствовать его, любоваться им во сне.

- Ты можешь быть злобным ублюдком в классе. А вечером я накажу тебя за это,— я улыбаюсь и поворачиваюсь к нему. Каменное лицо. Сердце останавливается. На что я рассчитывал?

- Нет.

Ладно, если разумные доводы не работают, попробую попросить.

- Сев.

- Нет. И не называй меня так, — отвечает он и поднимается с постели, одевая мантию. Я поднимаюсь вслед за ним.

- Почему?

- Потому что это не мое имя.

Ха—ха.

- Ты же знаешь, что я не это имею в виду. - Он сердито смотрит на меня. Я тоже так могу.

- Почему?

- Это не сработает.

- Отлично. А что ты предлагаешь?

- Выпить чаю.

Он выходит из комнаты. Я одеваюсь, пытаясь подобрать слова. Но все, что приходит в голову — это - Ты мне нужен. Я без тебя умру. Пожалуйста, не бросай меня.

Мне кажется, что это еще больше напугает его. Но это правда. Он не понимает, что только он позволил мне выжить. Я должен был сойти с ума этим летом, потерявшись в кошмарных воспоминаниях. Но он был со мной — молчаливый и ненавязчивый. Он не спрашивал, что случилось. Как бывший Пожиратель Смерти, он должен знать, что могло произойти. Я благодарен ему. Многого я не помню, но то, что осталось в памяти, настолько ужасно, что я не мог об этом говорить. Я даже не могу думать об этом без нервной дрожи. И когда я начинаю об этом думать, он всегда рядом, чтобы успокоить.

Я одеваюсь и иду к нему. Сажусь на самый неудобный стул и жду, когда он что-нибудь скажет. Когда он убьет меня словом. Я задыхаюсь от паники.

- Ну?

- Это не должно продолжаться.

Я проглатываю застрявший в горле комок. - Что именно? - Я не дам ему это сделать. Я не дам ему просто уйти.

- Ладно. Я могу прожить без секса. Но…, — его лицо вытягивается. Он тоже не хочет, чтобы все закончилось. - Но ты идиот. Честно. Ты… тебе ведь это нравится так же, как и мне, даже если ты никогда не признаешься в этом. Ты всегда говорил мне, что я не должен приносить себя в жертву. Самое время тебе последовать собственному совету.

Он не отвечает, только пялится в свою чашку. Я думаю, что он пытается найти слова и объяснить мне, почему это не сработает. Меня снова охватывает паника. Я падаю к его ногам, отчаянно подбирая слова. - Слушай. Ты всегда пытаешься поступать так, как считаешь правильным. Мы решили, что не должны быть вместе. Но так получилось, что мы вместе. И… я думаю, что у нас нет выбора. Мы привязались друг к другу. - Я слабо улыбаюсь, и он вздрагивает.

Я знаю, что он не хочет, чтобы все закончилось. Я нужен ему так же, как и он мне. Он беспокоится только о том, что скажут люди. Они нас осудят. Только потому, что он старше меня. Но я знаю и то, что если он попробует меня оттолкнуть, я снова окажусь здесь. Как бы ни смешно это звучало, мне кажется, что это судьба. По крайней мере, я на это надеюсь.

- Как… ладно, мы ничего не решили. Посмотрим, как пойдут дела, когда мы отсюда выйдем. Ладно?. - Он не отвечает, и я сажусь к нему на колени. - Северус? Скажи что-нибудь.

- Мне нужно выпить.

Не совсем тот ответ, которого я ждал. Но во всяком случае, он не сказал, — Я рад от тебя отделаться или что—то типа того. Я чувствую облегчение от того, что он сменил тему.

- Сейчас 6.30 утра.

- Значит, у меня есть ровно десять с половиной часов, чтобы приготовиться для возвращения в мир.

Мир. Мир, где я должен не спать ночами и не сметь пойти к нему. Где я должен делать вид, что не люблю его, и мне нет дела до того, что он так далеко от меня. Мне вдруг захотелось быть еще ближе к нему. Я хочу быть с ним. В нем. Во мне.

- У меня есть идеи, как можно провести время получше.

Он смотрит на меня.

- Я не сомневаюсь. - Я решаю заткнуть его. - Гарри…

Его дыхание становится прерывистым, и я понимаю, что включилось кресло. Он закрывает глаза. Мне хочется рассмеяться, но я решаю воспользоваться своим преимуществом, пока он молчит. Это большая редкость. Я целую его, скользя языком между его зубов, как он научил меня. Осторожно, мягко. Я ловлю зубами его нижнюю губу — как он это любит. Он отвечает мне. У него нет выбора. Я отрываюсь от него, прежде чем он начнет ощущать невидимые пальцы.

- Гарри, — выдавливает он и хмурится.

- Чертово кресло.

- Когда придет Дамблдор?

- Заклинания закончат действовать в пять.

- Думаю, что нам лучше вернуться в постель. Вечером тебе понадобятся силы. - Я усмехаюсь.

- Вот почему я не собираюсь ложиться в постель с тобой. Слезь с меня. У тебя разве нет домашнего задания?

Ага, есть кое-что, что мне хотелось бы изучить подробнее. - Ммм… Может, ты мне поможешь? Что ты знаешь о том, как быть сверху?

- Слезь с меня, ненасытный маленький негодяй.

Ну ладно.

- Я настаиваю.

Я целую его, и он на мгновение напрягается. Тут же его руки скользят под мою футболку и начинают гладить спину. Я победно улыбаюсь. Но мне хочется большего. Я развязываю пояс его мантии и вижу, что он возбужден. Он меня хочет. Кровать вдруг кажется очень далекой. Я хочу его прямо сейчас. Здесь.

Он снимает с меня футболку, и я встаю, чтобы скинуть брюки. Я все еще ношу старые штаны Дадли. Он тоже поднимается и снимает мантию. Он стоит передо мной — бледный, обнаженный, стройный. Прекрасный. Я знаю, что никто со мной не согласится. Но это делает его еще более красивым. Это делает его моим.

Он прижимает меня к себе, и я задыхаюсь от бури эмоций. Совершенство. Единственное слово, которое приходит мне в голову, чтобы описать это. Он дополняет меня. Я дополняю его. Когда мы вместе, все кажется несущественным и несовершенным. Мы — это тепло, покой и безопасность. Самая прекрасное, что есть в мире. Просто мы.

Я чувствую его эрекцию, и тут же все мысли о власти улетучиваются. Я хочу, чтобы он был во мне. Чтобы он никогда не покидал мое тело. Он мне нужен.

Он проводит пальцами вдоль спины и приоткрывает рот мне навстречу. Как я собираюсь жить без этого? А как собирается он? Это совершенство. Он не может этого не чувствовать. Это слишком сильно, чтобы не быть взаимным. Я обнимаю его за шею и приподнимаюсь на цыпочки, чтобы быть ближе к нему. Если бы волшебство действительно существовало, мы бы превратились в единого человека. - Я хочу, чтобы ты был во мне, — говорю я. Я не имею в виду его член. Я имею в виду его. Во мне. Со мной. Навсегда.

*Невозможно*

Он тянется к своей палочке, чтобы взять любрикант. Я его останавливаю. Я этого не хочу. -
 Я не хочу причинить тебе боль, — шепчет он. Его рука гладит мой подбородок, шею, лицо.
Я встречаюсь с ним взглядом. - Ты не причинишь. В смысле… это не будет плохо. - Я не могу объяснить, что именно имею в виду. Но, кажется, он понимает. Он всегда понимает. Все, что я чувствую. Все, что я есть. Он просто знает.

Он кивает и становится за моей спиной, обнимая меня. Он кладет мне руки на плечи, и я опускаюсь на колени, опираясь на кресло.

От ощущения его дыхания на своей заднице я вздрагиваю. Что…, — я не заканчиваю вопроса, когда его язык проникает в мое отверстие. Мой мозг отключился. И это как раз тогда, когда я подумал, что секс не может быть еще лучше.

Я могу только стонать. К языку присоединяется палец, и я еле сдерживаюсь, чтобы тут же не кончить. Я кричу и почти плачу от удовольствия. Он удерживает мои бедра руками.

Потом одной рукой он тянется к моему члену и начинает поглаживать его. Я снова кричу и кончаю, свалившись на стул без сил. Мне приходит в голову, не так ли умирают от удовольствия.

Он подставляет руки и собирает мою сперму. - Вставай, — командует он. Я не могу. Сердце бешено колотится, ноги ватные. Не может же он правда рассчитывать, что я смогу встать. Он смеется, и я пытаюсь подняться, но мне удается лишь присесть на корточки. Он садится на стул передо мной и смазывает свой член моей спермой. Невероятное зрелище.

- Ну, если ты не можешь с собой справиться, я помог себе сам. - Он усмехается, подняв бровь. Я с трудом поднимаюсь. - Повернись. - Я подчиняюсь и чувствую его руки на своих бедрах. Он тянет меня к себе и коленом раздвигает мои ноги.

Он легко входит в меня, и я снова чувствую возбуждение. Северус вдыхает сквозь зубы и стонет. Я медленно опускаюсь на его член. Это не очень больно. Не больнее, чем мне хочется.

- Все нормально? — спрашивает он неровным голосом.

Я не могу говорить. Или дышать. Я киваю. Он приподнимает меня и насаживает с силой. Я вскрикиваю и откидываюсь назад. Он скользит по мне руками и целует мою шею. Я слышу его быстрое прерывистое дыхание. Я хочу остановить время. Хочу как-нибудь стать его частью. Я хватаю его за руки, прижимая сильнее.

Я шевелю бедрами, и он кусает меня за плечо. Его руки гладят мои бедра, он входит в меня глубже, чем я мог себе представить. Я держусь за подлокотники кресла, приподняв свое тело, пока он медленно продвигается в меня. Мне кажется, что каждым своим движением он проникает мне прямо в душу. Одной рукой он прижимает меня к себе за плечи, а другой начинает гладить мой быстро увеличивающийся в размерах член в унисон с движениями бедер. В животе теплеет, он продолжает в умопомрачительно медленном темпе, и я не хочу ускоряться. Мои ноги дрожат от напряжения, но я не хочу, чтобы он останавливался. Никогда.

Но все когда-то должно закончиться.

Он хватает меня, и мы оба падаем на пол. Я едва успеваю подставить руки, чтобы не рухнуть лицом в ковер. Он почти полностью выходит из меня, и резким движением проникает снова.

- Черт!. - Волна удовольствия пульсирует во мне, и я кричу. Он понимает мой крик как знак одобрения, и продолжает в том же духе, пока я не теряю дар речи.

А он не теряет.

- Кончи еще раз, Гарри… Для меня… Я хочу чтобы ты кричал…

Я вдруг чувствую себя так, как будто меня ударили в живот. Я закрываю глаза и говорю себе, что это Северус, но слова продолжают крутиться в голове.

*Покричи для меня, мальчик… Я хочу слышать твой крик… Ну давай, маленький ублюдок, кричи…*

Я не должен был получать удовольствие. Это было зелье. Не я. Я зажмуриваюсь и пытаюсь сконцентрироваться на его движениях. Вот как это должно быть. Добровольно. По желанию. Я чувствую, как он кончает в меня. Я падаю на пол, и он сверху. Если он сейчас меня покинет, я сломаюсь. Я умру.

- Что случилось?, — спрашивает он, запыхавшись.

- Что?

- Я сделал тебе больно?

- Нет.

Он скатывается с меня, и я еле сдерживаюсь, чтобы не просить его не делать этого. Он бормочет очищающее заклинание. Мне удается совладать с собой, и я улыбаюсь, глядя на него.

- С тобой все в порядке?. - Его голос холоден. Я проклинаю себя за то, что я такая сволочь.

Я все еще улыбаюсь. - В порядке. Просто… я истощился в первый раз…. - Я сажусь и целую его. Он скептически смотрит на меня, и я смело гляжу ему в глаза. Но я невольно обнимаю себя, и это выдает мое смятение. Он замечает это, но не комментирует.

- Пошли в постель, — тихо говорит он и встает, предлагая мне руку. Я с благодарностью принимаю помощь.

Он никогда не спрашивал меня о том, что случилось после моего похищения. Думаю, что он догадывался. Я не смог объяснить ему, не смог признаться. Есть что-то неправильное в том, что за счастливейшим моментом в моей жизни последовал самый страшный. Я делал все, чтобы убедить его, что все в порядке. Но во мне все еще живет надежда, что когда-нибудь он сумеет избавить меня от этих воспоминаний.

Мы ложимся по одеяло — он на спине, обнимая одной рукой меня за шею. Я прижимаюсь к нему и забываю все дурные мысли. Они принадлежат другому миру. А здесь мой мир — это он.

- Я люблю тебя, ты знаешь.

Он хмыкает и гладит меня по руке.

- Я не жду, что ты тоже скажешь мне это. Я просто хочу, чтобы ты поверил.

- Постарайся уснуть.

Я прижимаюсь к нему еще крепче, мечтая стать его частью. Когда-нибудь, если я захочу очень-очень сильно, у меня это получится.

***

Я рассматриваю пол, сидя перед камином между Дамблдором и Северусом. Странно видеть здесь кого-то еще. Обидно. Как будто его присутствие как-то уродует нашу комнату. Наш мир. Он принес новости снаружи. Я рассеянно слушаю, и понимаю, что все это не имеет значения. Это меня не касается. Это касается мальчика, который все еще заперт в каморке под лестницей в доме по Прайвет—Драйв 4. Я оставил его там в тот день, когда Северус пришел, чтобы спасти меня.

Но я все еще должен играть свою роль.

Они говорят о последних событиях в Министерстве. Внезапное появление Петтигрю вызвало немало вопросов. Корнелиус Фадж под подозрением. Новые смерти и исчезновения. Общество возмущено. Кажется, Волдеморт возвращается. Все это меня не касается. Это не моя жизнь. Я хочу, чтобы они перестали обсуждать это здесь. Там, снаружи, можно. Но здесь… это похоже на разговоры о сексе в церкви.

- Что там с Блэком?, — спрашивает Северус, привлекая мое внимание.

- Его дело пересматривается. Он под наблюдением Министерства. Они допросили его под Веритасерумом.

Мне вдруг приходит в голову, что если Сириус освободится, я не смогу остаться здесь с Северусом. Сириус и слышать об этом не захочет. И я не смогу возразить. Мне становится дурно. Мне хочется вскочить. Или пойти спать. Или просто убежать. Или исчезнуть.

- Не волнуйся, Гарри, — говорит Дамблдор. Он хмурится. - Твоя часть истории была восстановлена по записям.

О. Я даже и не подумал, что меня могут за это наказать. Наверное, могут. Кажется абсурдом, что я должен понести наказание за что-то, что сделал в той жизни. Я смотрю на Северуса, который пристально глядит на меня. Потом на директора. Он не может все еще сердиться из-за этого, правда? Это не касается меня. Нас.

Он фыркает.

Дамблдор вздыхает. - Скоро приедут студенты. Гарри тебе лучше вернуться в общежитие. Учебники и все необходимое для тебя уже куплено. Я также позволил себе приобрести для тебя несколько новых мантий и очки. Это новый продукт, они даже улучшат твое ночное зрение. - Он улыбается.

- Спасибо, сэр, — говорю я. На самом деле целоваться в очках неудобно. Мне понравилось обходиться без них.

- Не стоит благодарности. Ты должен вернуться через камин. Я бы попросил тебя каждый раз пользоваться камином, когда ты идешь куда-то один. Каминная сеть будет для тебя открыта. Я дам тебе карту. Конечно, комнаты профессоров будут недоступны. Что касается комнат профессора Снейпа, они будут открыты, если только вы оба не решите иначе.

Я смотрю на Северуса. Он кивает. Я перевожу дыхание.

- Увидимся на празднике. Полагаю, вы рады тому, что выходите отсюда. - Он улыбается мне и Северусу. Я пытаюсь улыбнуться в ответ, молча проклиная его за то, что он разрушил мой рай.

Дамблдор поднимается и идет к двери. Он покидает нас с обещанием скоро увидеться.

- Старый ублюдок, — бормочу я. Северус фыркает. Я смотрю на него. - Что?

- Мистер Поттер, не вижу повода так говорить о профессоре Дамблдоре. Люди будут удивлены, откуда в вас появился такой цинизм. – Он усмехается.

Я подхожу к нему, опускаюсь на ковер и кладу голову ему на колени. Он перебирает мои волосы, и я расслабляюсь. Пытаюсь не думать о том, что все это закончится через несколько минут.

- Это было не трудно, правда? Мы справились.

- Да. Особенно когда мне удавалось не думать о том, чем мы занимались на этом стуле час назад. - Он вздыхает. - Так ты мне скажешь, какую роль ты сыграл в побеге Блэка?

Желудок сжимается. Я смотрю на него. - Нет.

- Ты ведь помог ему? Я был прав все это время.

- Почему вдруг это важно? Я имею в виду… ведь это было давно.

 

- Потому что эта была одна из ужаснейших ночей в моей жизни, Поттер. И я хочу знать, что случилось. Повесели меня. Я ведь не смогу тебя за это наказать, правда?

- Да, я ему помог. Я должен был. Он невиновен.

Он кивает. Как?

Я опускаю глаза. - Я не могу сказать. Это не только я. Прости. Ты сердишься?

- Да. - Но он не выглядит сердитым. Я снова опускаю голову ему на колено, он продолжает перебрать мои волосы. Я пытаюсь не думать о том, как мне будет этого не хватать. Я не хочу думать о том, на что похожа жизнь среди людей, которые думают, что я все еще Гарри Поттер.

Я слышу свой голос, — Мне страшно. - Я закрываю рот, прежде чем сморожу еще какую-нибудь глупость.

- Глупость. Ты же гриффиндорец, Поттер. Страшно — это слово не для тебя.

- А как же ты? — спрашиваю я. - Как ты собираешься учить студентов, когда весь факультет желает тебе смерти?

Он смеется. - Очень проницательно, Поттер. Десять баллов Гриффиндору.

- Тебе лучше не произносить таких слов там. Люди могут что-то заподозрить. Но серьезно…, — я смотрю на него, - Как… Я имею в виду, с тобой же все будет в порядке?

- Я взрослый человек, Поттер, и в силах о себе позаботиться. Вопреки распространенному убеждению, не все мои студенты — начинающие Пожиратели Смерти. А мои недоброжелатели достаточно умны, чтобы не пытаться мне мешать. Они же слитеринцы, а не гриффиндорцы. Они знают меру.

Я усмехаюсь над этим тонким оскорблением, потом смотрю на него. - А знаете, *профессор*, шляпа хотела отправить меня в Слитерин. Но я не захотел. - Я показываю ему язык.

- Что только доказывает то, что ты гриффиндорец, неспособный принимать мудрые решения. А теперь иди туда, где ты должен быть.

Сердце сжимается. - Мое место здесь, — бормочу я, уткнувшись лицом в его колени.

Он гладит меня по голове, потом отталкивает. - Увидимся на празднике. И завтра на уроке. Посмотрим, насколько развиты твои актерские способности. Обещаю, что я буду безжалостным.

Он улыбается.

Я целую его, мечтая, чтобы можно было разлить человека по бутылкам, закупорить и носить с собой, пока его нет рядом. Этот раздел алхимии я бы выучил с удовольствием. Через мгновение он отталкивает меня.

- Я люблю тебя, Северус.

Он пристально смотрит на меня, потом кивает. Я знаю

 

***

Вернуться в свою комнату в общежитии было странно, но сидеть в Холле было просто ужасно. От шума разболелась голова. Они такие шумные — смеются, болтают, улыбаются. Я понимаю, почему он всегда такой мрачный. Меня встречает шторм приветствий. Я никогда не чувствовал себя так неловко. Сердце колотится так, что, кажется, окружающие слышат его стук. Я смотрю на него, ища ободрения. Наши взгляды встречаются, и вот я уже нахожу силы дышать.

- Гарри!. Гермиона бросается ко мне и обнимает меня. Рон приветственно хлопает меня по спине. Я пытаюсь выглядеть счастливым. Меня охватывает паника, когда я понимаю, что мне не о чем с ними поговорить. Они мои лучшие друзья, а я чувствую себя так, как будто вижу их впервые. Почему-то я чувствую себя предателем.

- Что-нибудь слышно от Мягколапа? — спрашивает Рон.

- В последнее время — нет. У него берут показания.

- Да, мы знаем, — Рон закатывает глаза.

Гермиона с беспокойным видом разглядывает стол.

 Гермиона, все нормально. О наших действиях знают только по записям.

 

Она глубоко вздыхает и опускает голову на руки. Такое ощущение, что она была в напряжении с тех пор, как Сириус раскрыл себя. Так должен бы чувствовать себя и я. Но нет. Я беспокоюсь только о том, придется ли мне жить со своим крестным. В той, прошлой жизни, я бы ошалел от счастья. Теперь же возможность иметь… родителя… ограничивает меня. Я всю жизнь прожил без родителей, и теперь слишком поздно пытаться начать все заново.

Я слышу вздох Гермионы. Они же отпустят его? Это не опасно?

Я вдруг замечаю профессора Люпина, который нам улыбается. Не могу поверить, что я не заметил его раньше. Упоминал ли об этом Дамблдор? Кажется, нет. Я перевожу взгляд на Северуса, который разговаривает со Спраут. Интересно, как он чувствует себя в связи с возвращением Люпина? Интересно, что почувствую я, когда у меня появится возможность об этом подумать?

- Просто им нужен кто-то, кто точно не работает на Сами-Знаете-Кого, — бормочет Рон, — Кто-то, кто точно знает, что он делает.

- Ага, и этот кто-то однажды пытался тебя сожрать, — отвечает Гермиона. Но она не выглядит сердитой.

- Гарри? С тобой все в порядке? — спрашивает Геримона.

Я поднимаю брови, — Да, а что?

- Ты странно выглядишь, — улыбается Рон.

Я проверяю свое выражение лица и понимаю, что я хмурюсь. Скорее, даже усмехаюсь.

- Я думала, ты говорил, что не останешься с ним на лето, — тихо говорит Гермиона.

- С кем?

- С кем — со Снейпом.

А. Они и понятия не имеют. Они все еще думают, что я провел лето с Сириусом. Сколько тысяч лет прошло с тех пор?

- Почему это ты думаешь, что я был со Снейпом?, — невинно спрашиваю я.

- Потому что ты хмуришься совсем как он, — хихикает она. Я пытаюсь расслабить лицо.

Рон хохочет, — Ох, Гарри! Точно! И твои волосы… они грязнее, чем обычно?

- Да хватит, — смеюсь я и застенчиво провожу рукой по своим волосам. Они не грязные. И у него тоже. Я помыл их только сегодня днем. Я улыбаюсь тайком и пытаюсь отогнать воспоминания. Теперь это нетрудно.

- Так ты был с ним?. Гермиона. Она никогда не отстанет.

- Недолго. Я снова смотрю на него. Он смотрит на слитеринский стол. Я замечаю устремленный на меня взгляд Малфоя. Он усмехается. Я чувствую панику. Они все смотрят на меня. Крабб, Гойл, Нотт. Дети Пожирателей Смерти. Они все глазеют на меня. Они знают.

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться. Краем сознания я понимаю, что МакГонагалл объявляет о начале церемонии сортировки. Я хватаюсь за скамейку и пытаюсь не дрожать. Я не могу игнорировать устремленные на меня взгляды.

Я говорю себе, что они не могут знать все. Отец Малфоя не мог рассказать ему все, правда? Я не представляю, чтобы отец рассказал сыну о том, какой он извращенец. Но если Малфой собирается стать Пожирателем Смерти, возможно, ему бы это понравилось. В любом случае, его усмешка говорит о том, что он такой же извращенец, как и его отец.

Я задыхаюсь, и сердце колотится так, как будто я пробежал милю. Все звуки доносятся откуда-то издалека, голова в тумане. Я аплодирую, когда нужно, и улыбаюсь новым лицам, появляющимся за нашим столом. Если бы они только знали, насколько я их ненавижу. Я ненавижу всех. Я хочу вернуться в темницы. Домой.

Я смотрю на Северуса, наши взгляды снова встречаются. Он отводит глаза, когда слышит имя Мерсер, Эбби. Я поворачиваюсь и вижу светловолосую девочку, которая забирается на стул. Я снова смотрю на Северуса. Он закрывает лицо руками. Спраут касается его плеча, и он вздрагивает. Он что-то ей говорит, потом снова смотрит на меня. Я неуверенно улыбаюсь. Он вдруг поднимается и выходит из зала.

 

Я снова хватаюсь за скамейку, пытаясь сдержаться и не выбежать вслед за ним. Интересно, что случилось. Девочка направляется к столу Рэйвенкло. Моя паника усиливается. Он бросил меня здесь. Одного.

- Все нормально, Гарри?. Голос Рона доносится сквозь шум в голове.

Я улыбаюсь и киваю. Нет, не нормально.

Я тону.

Глава 3. Потерянный рай.

 

У магглов есть своя магия. Она называется дистилляция. Мерлин благословил их на это.

В определенных ситуациях требуется постепенно успокоить тревожные мысли, снизить напряженность чувств, и маггловские напитки как ничто иное подходят для этого. Но какие-то проблемы лучше решать с разрушающей ошеломительной скоростью, которой можно достичь только волшебными способами.

Сегодня я предпочитаю огненный виски всем своим напиткам, игнорируя перспективы, которые они передо мной открывают. Фактически, перспектива только одна — я стремлюсь к разрушению. И только огненный виски может меня излечить.

Я опрокидываю в себя первый стакан, который помогает заглушить голос МакГонагалл. *Мерсер, Эбби*. Обжигающая жидкость помогает не думать о том, когда, черт побери, я стал настолько старым, чтобы учить второе поколение. Я буду учить второе поколение, а мой мальчик-любовник бросает мне тайные улыбки, сидя за столом среди тех, с кем я не желаю иметь никаких близких отношений. Скорее я предпочел бы быть сваренным заживо. Потому что я ненавижу детей.

Я выпиваю половину второго стакана, надеясь заглушить понимание того, что здесь он не казался мне таким молодым. Там, в Большом Зале, я увидел его тем, кто он есть — запуганный несчастный шестнадцатилетний мальчик, влюбившийся в единственного человека, с которым общался. И этот человек должен был как следует подумать, прежде чем прикоснуться к нему. Я забылся. И за это заслуживаю строгого наказания. Пусть даже это в основном его вина. И Дамблдора.

И моя.

По большей части моя.

*Fuck*

Я допиваю второй стакан и принимаюсь за третий.

Я убежал от голоса МакГонагалл в тихое спокойствие своих комнат только для того, чтобы услышать, как стены говорят его голосом, кричащем об удовольствии, которое давал ему я. Эти холодные стены, которые всегда гасили любые чувства, угрожавшие моему покою — будь то ярость, печаль, или, очень редко, радость. Моя тихая гавань стала еще одним местом, откуда мне хочется убежать.

Чертов Дамблдор.

Это он создал рай и бросил меня туда вместе с мальчиком. Смотри, но не прикасайся. Не ешь плодов с этого дерева. Я ел с этого дерева.

Много раз.

Я закрываю глаза и вижу его умоляющий зеленый взгляд, обращенный ко мне. Он сыграл свою роль, пытаясь убедить всех, что он рад их видеть. Но только когда он смотрел на меня, улыбка появлялась в его глазах. Великолепный зеленый цвет. Я смотрел на него, пытаясь убедить себя, что все, что мы делали здесь — это наш секрет, и он не имеет ничего общего с нашими повседневными ролями. Но мое присутствие там было нужно ему. И я был там для него.

Но и там я играл свою роль — профессор Снейп сидел во главе стола и наблюдал, как его студенты издевательски пялились на мальчика, с которым он должен вести себя точно так же, не смотря на то, что он все еще ощущает вкус мальчика на языке. Запретный плод.

Запретные губы, сложившиеся в улыбку, это сияние глаз, в которых я видел страсть, и доверие, и … любовь… Он вышел из роли, и я сбежал в свои темницы, где я должен был забыться. Если бы не призрак его присутствия, преследующий меня в этих стенах.

Глупо, но я не могу сказать, что беспокоит меня больше — то, что я развратил шестнадцатилетнего мальчика, или то, что я собираюсь сделать это снова. Единственное, что может удержать меня — это отставка. Но я не могу этого сделать, потому что это его убьет. Этого мальчика. Моего любовника волей обстоятельств.
Алкоголь действует недостаточно быстро.

Я уже подношу бутылку к губам, чтобы отхлебнуть прямо из горлышка, когда вдруг слышу характерный свист. Кто-то появляется из моего камина. Я едва сдерживаюсь, чтобы не проклясть глупого мальчишку, когда он вываливается из моего очага. Ему удается восстановить равновесие. Он улыбается. Я нет.

- Привет, — неуверенно приветствует он меня.

- Ты что здесь делаешь? Кажется, я сказал, что мы увидимся завтра, — рычу я с яростью, подогретой огненным виски.

- Ты казался… расстроенным. Все в порядке?. - Он смотрит на бутылку, потом на меня.

- Все нормально. Уходи.

Он подходит ближе, и я пойман в ловушку на своем стуле.

- Поттер, ты оглох?

- Что это за девочка?

Я вдруг ненавижу его так, как никогда никого не ненавидел. Что это за девочка? Напоминание о реальности, чертов ублюдок. - Да так. Дочка бывшего студента. - Я снова пью и делаю все, чтобы он ушел. Не помогает.

- А…, — он хмурится и опускается на пол передо мной. А этот… бывший студент… он… то есть ты… э… ну, ты понимаешь.

Нет, не понимаю. - Что?. - Он краснеет и отводит глаза. А. - Боже, нет, — выдавливаю я. - Поттер, несмотря на те выводы, которые ты мог сделать за последний месяц, у меня все же были принципы.

Он вздыхает с облегчением. Мне становится дурно от мысли о том, что он осмеливается ревновать.

- И если бы даже было *ты понимаешь, что*, это не твое дело, — язвительно добавляю я.

Вот так. Он рассердился. Мне уже лучше. Я снова пью.

- Но… но почему ты рассердился? Это началось с той девушки. И это *мое* дело, когда кто-то или что-то настраивает тебя против меня .

Чертова логика.

- Я не рассердился. - Правда, нет. Я просто сижу здесь и убиваю те серые клеточки, в которых хранятся болезненные воспоминания. - Просто я помню свое место. А ты должен помнить свое. У нас было безумное лето, теперь оно закончилось. Если ты это усвоишь, проблем не возникнет.

Я поднимаюсь и пытаюсь уйти куда-то, где его нет. Например, в спальню.

Он тоже встает. Преследует меня. Хватает меня. Черт!

- А если я не послушаюсь?. Он подходит ближе, глаза полны пренебрежения. Или определенности.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не упасть ему в ноги и умолять оставить меня в покое. Как будто существует такая вещь, как покой. Как будто он когда-то существовал.

- Кто мы за пределами этой комнаты — это не имеет значения. Ничего не имеет значения. Твоя *роль* там не имеет отношения к нам. И…

- К нам?, — усмехаюсь я. - *Нас* не существует, глупый мальчишка.

Боль на его лице заставляет меня отвернуться. Остатки своего гнева я направляю на каменную стену. - И никогда не было. Чем раньше ты это поймешь, тем раньше найдешь кого-нибудь твоего возраста, с кем сможешь провести остаток юности. *и, возможно, своей жизни*

 

Долгая тишина. Вопреки своему решению, я поворачиваюсь к нему. Он пристально смотрит на меня. - Северус…

Я сжимаюсь от этой близости. - Не называй меня так. - В моем голосе больше отчаяния, чем мне хотелось бы.

Неважно, он все равно игнорирует мои слова. - Так вот в чем дело? Не в том, что ты мой профессор. Ты чувствуешь себя старым, да? Правильно? Но для меня все равно, сколько тебе лет.

Как он осмеливается читать между строк? Я поджимаю губы. - Поттер, ты наивен.

- А ты невыносим!, — кричит он. - Хватит решать, что лучше для меня. Я не верю, что ты хочешь закончить все это. Ты делаешь это только потому…

- Потому что это правильно, ты маленький ублюдок!. - Я отвожу взгляд, пытаясь убежать от него. Но здесь мне от него не скрыться, здесь все пропитано его духом. Нужно сбежать куда-то подальше.

Может быть, в Азкабан.

- Ну, скажи, скажи! Все это, там… это неправильно. Я это чувствую. И знаю, что ты тоже это чувствуешь. Я знаю.

- Ах, пожалуйста, Поттер. Ты просто хорошенькая задница, и ничего больше.

- Хватит. Я знаю, что ты пытаешься сделать. Это не сработает.

Если я хочу избавиться от него, это должно быть действительно больно. Несмотря на бешено стучащее сердце, я усмехаюсь, — Ты думаешь, что я в тебя влюбился, Поттер? Неужели ты настолько глуп, что подумал, что я могу влюбиться в шестнадцатилетнего мальчика? Ты меня за дурака принимаешь?

Из всех реакций на мою жестокость я меньше всего ожидал насмешки.

- Ты такой предсказуемый, — говорит он ласково.

Я теряю дар речи от этого полного игнорирования моих попыток его оттолкнуть. *Я НЕ предсказуемый!!!* Я хочу протестовать, но он целует меня раньше, чем мне удается что-то сказать.

Впервые за почти двадцать лет, в течение которых я пью, я понимаю смысл предупреждения на маггловских бутылках. Спиртные напитки могут замедлить реакцию. Я бы добавил еще вызывают нерешительность.

Когда мне удается собраться с силами, я отталкиваю его и кричу, чтобы он уходил. Но тут раздается стук в дверь. Он уходит в спальню, бросив на меня еще один взгляд.

Я сердито открываю дверь, ожидая увидеть Дамблдора, который заслуживает моего возмущения за преподнесенный мне сегодня сюрприз. Старый ублюдок знает, что я не позволю себе наложить проклятие на него и его домашнего оборотня на глазах у всех.

Кипящая во мне ярость быстро угасает, когда я вижу своего префекта, стоящего за дверью.

- Мистер Малфой. - Я мгновенно трезвею, невольно выпрямляюсь и напрягаюсь.

- Здравствуйте, сэр. Можно войти?. - Воспитанный вежливый мальчик. Полная противоположность Гарри Поттеру.

Я не двигаюсь. Хотя это не так уж необычно — пригласить студента в мои комнаты, этот мальчик относится к тем, кто желает мне смерти. Я не спешу его приглашать. К тому же в спальне прячется другой мальчик.

В какой фарс превратилась моя жизнь!

- Чем обязан, мистер Малфой?, — спрашиваю я.

- Мне нужно с вами поговорить, сэр, — в его голосе явно слышится раздражение. Он не привык, чтобы ему отказывали.

- И это так важно, что не может подождать до завтра?

В его взгляде появляется ярость, но он тут же справляется с собой. Он высокомерно усмехается.

- Это касается вас и Гарри Поттера.

***

- Меня и Гарри Поттера, — медленно повторяю я, вкладывая пренебрежение в каждое слово. Я не паникую. Все, что он может знать — это то, что я приглядывал за Поттером на каникулах. И это знания более опасны для него, чем для меня. Я улыбаюсь. - Что именно вы имеет в виду, говоря это?

- Можно войти?, — спрашивает он. Я приглашаю его жестом. Он входит и ждет приглашения, чтобы сесть. Пожирателей Смерти можно обвинить во многом, но не в отсутствии вежливости. Они знают, где и как себя вести. Я указываю ему на стул. Не хотел бы я, чтобы он сел в *это* кресло. Пусть сядет на чертовски неудобный стул.

Великое искусство запугивания.

Я стою.

- Ну?, — нетерпеливо говорю я.

- Я знаю, что вы делали этим летом, сэр. Многие из нас знают. - Он смотрит мне в глаза. Это вызов.

- Не могли бы вы уточнить, мистер Малфой? Или я должен догадываться?.

Он нетерпеливо вздыхает. Я думаю, стоит ли упрекнуть его за дерзость, но сдерживаюсь. Я предвкушаю игру. Я же очень давно так не играл. Надеюсь, навык вернется быстро.

- Я знаю, что Темный Лорд нашел Поттера. И я знаю, что вы были с ним.

Я концентрируюсь и делаю свою лучшую насмешливую гримасу. - Кажется, у вас неплохие сведения. Могу ли я напомнить вам, мистер Малфой, что если вы знаете о том, что вас не касается, было бы благоразумным держаться подальше от этой проблемы? Если, конечно, вы пришли сюда не для того, чтобы сообщить мне об источнике этих знаний? - Я понижаю голос до тихого свиста. Он вынужден напрягать слух. Хитрость в том, чтобы знать, на кого нужно кричать, а на кого подействует только такое шипение.

Он колеблется. Я рад. Я чувствую, как подергивается уголок моего рта, и опускаю голову к нему. - Я так и думал. Прекрасно, мистер Малфой, если вы пришли сюда не для того, чтобы меня повеселить, почему бы вам не сказать мне, что вы собираетесь делать с этими ненужными знаниями?

- Я пришел предупредить вас, сэр. Начнутся слухи.

- Слухи? - Я фыркаю. - Вы же не угрожаете мне сплетнями?

- Я здесь не для того, чтобы вам угрожать, сэр. - Он прекрасно держится. Шестнадцать лет опыта и изворотливости. - Я просто подумал, что вы должны знать, что существует план вашего увольнения.

Я не удивлен этой новостью. Похоже, его послали сюда, чтобы увидеть, как я уйду в отставку из страха за свою репутацию. Мои прежние компаньоны до сих пор не поняли, что я давно потерял свое достоинство.

- Понятно. Я должен быть уволен по приказу Дамблдора? Или мои умненькие студенты совершили что—то ужасное?

Зловещая улыбка искажает его лицо — точная копия улыбки отца. Она выглядит даже еще более зловещей в сочетании с ангельским личиком, доставшемся ему от Нарциссы. На мгновение я впечатлен. Но я тут же вспоминаю, что он еще ребенок. Он играет игрушечным оружием в игру, которую я освоил, когда он был еще не более чем возможностью в яйцах своего отца.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но передумывает и пожимает плечами.

- Может быть, вы можете сказать, что мешает мне немедленно исключить вас из школы?

Его улыбка расширяется, и я почти переступаю грань между ледяным спокойствием и насилием. - Я не сделал ничего дурного. Я просто сообщил учителю о заговоре против него — ведь это же моя обязанность, как префекта, правда? - Невинность на его лице смехотворна.

И я смеюсь. Невесело, но смеюсь.

Я кладу руки на подлокотники кресла. Он удивленно вздыхает и откидывается назад.

- Не играй со мной, Драко Малфой, — говорю я низким голосом, наклоняясь к нему. - Почему ты рассказываешь мне это?

 

Он собирается с силами перед ответом. - На вашем месте я захотел бы это знать.

Я изучаю его лицо. То, что он пришел по доброй воле, чтобы меня предупредить, вряд ли возможно. Я не могу поверить в то, что было бы проще всего. Лучше принять это как предупреждение об опасности.

Я отхожу от него. - Что же, похоже, я должен вас поблагодарить. Теперь можете вернуться в свою комнату.

Он встает и идет к двери. - Сэр, мог я вас спросить кое о чем?

Я поднимаю бровь.

- Почему вы не вернулись?

Даже сам вопрос не удивляет меня так, как искреннее любопытство в его глазах. На мгновение я задумываюсь над ответом. Конечно, я предал Темного Лорда задолго до его падения. Даже если о моем предательстве и не знали все, имеющихся сведений было бы достаточно, чтобы убить меня, как только я откликнулся бы на первый зов Темного Лорда за 13 лет. Не говоря уж о моей борьбе с ним в облике Квиррела пять лет назад. Но я не скажу ему об этом.

Итак, почему?

- Вы целовали подол Темного Лорда, мистер Малфой?. - Его выражение лица вполне красноречиво. - Вы это делали из уважения или из страха?

Он моргает.

- От меня не ждут, что я буду целовать край мантии Дамблдора. - Во всяком случае, не буквально. Это достаточно хороший ответ, чтобы повлиять на невероятное высокомерие мальчика.

Он кивает. Я вижу, как он раздумывает над моим ответом. Надеюсь, он еще подумает над ним.

Уже в дверях он оборачивается и говорит, — Буду признателен вам, если вы никому не расскажете о том, что я здесь был. Отец меня убьет, если узнает. - Он иронично улыбается и открывает дверь. Мне хочется как следует встряхнуть его. Он не подозревает, какую цену заплатит за эти игры.

- Спокойной ночи, профессор Снейп, — говорит он прежде чем закрыть дверь.

- Спокойной ночи, мистер Малфой, — отвечаю я. Я вздрагиваю от нахлынувшей на меня необъяснимой любви, которую всегда испытываю к студентам своего факультета.

Их планы относительно меня не страшны. Дамблдора не так-то легко одурачить.

Не малодушие удерживает меня от того, чтобы пойти к директору и рассказать ему о моих отношениях с его драгоценным мальчиком. Это гордость. Я не позволю им выиграть. Я не дам им того, чего они хотят. Чего они ждут. Я буду бороться с ними на всех уровнях. И я знаю, что самое уязвимое место — их отпрыски, находящиеся под моим влиянием. Если я найду в себе силы, они будут просто игнорировать своих родителей.

Я думаю, что я должен поздравить своих маленьких слитеринцев с возвращением в школу.

Я напоминаю себе сказать Малфою, чтобы он собрал завтра вечером слитеринцев для небольшой беседы. Я беру стакан виски и допиваю остатки. Я же собираюсь сесть в *это* кресло, как вдруг вспоминаю, что у меня есть еще одно неоконченное дело в спальне. Я иду туда, умоляя, чтобы мальчику не пришло в голову раздеться. Хотя меня это бы не удивило.

Однако я удивлен. Он сидит на полу, обняв колени, и дрожит. Конечно, он беспокоится о *своей* репутации. Слухи о том, что у него есть что-то общее с ненавистным деканом Слитерина, гораздо хуже для него, чем для меня. Мои коллеги — достаточно зрелые люди, чтобы не слушать детскую болтовню. И уж конечно, им и на секунду не придет в голову, что я мог трахнуть студента — тем более того, к кому я испытываю явное отвращение. Для них это абсурд.

Для мальчика, знаменитого настолько, как мой юный любовник, сплетни — это катастрофа. Он будет раздавлен слухом о том, что у него что—то было с уродливым грязным мерзавцем, живущем в темнице. Я отделаюсь только уязвленным самолюбием.

 

- На вашем месте я бы не волновался. Нет сомнений в моих истинных чувствах по отношению к вам. - Я усмехаюсь.

Он всхлипывает и поднимает глаза, красные от слез. Я оглушен его реакцией. Какой бы ужасной не была ситуация, это не повод, чтобы плакать. Мне приходит в голову, что он дрожит и плачет вовсе не от угроз Малфоя.

- Что случилось?

- Ничего. Он врет.

- Понятно. Я разворачиваюсь и ухожу в гостиную.

Он идет за мной и сразу направляется к камину. - Мне пора, — бормочет он и поворачивается, чтобы взять банку дымолетного порошка. Я не понимаю такой срочности. Еще пару минут назад он намеревался остаться здесь до тех пор, пока не убедит меня снова вернуться в свой извращенный мир аморальный для общества за этими стенами. Мы же были лишь частью этого мира, так же как он был нашей частью.

Черт.

Я обрываю эти мысли, прежде чем смогу убедить себя в их истинности.

- Увидимся завтра. - Он слабо улыбается. Я вижу на его лице выражение паники, и это меня пугает. Что заставило его так отреагировать? Мне просто необходимо его успокоить.

- Поттер…

Он замирает от этой формальности. Я вздыхаю, — Гарри, все будет хорошо.

- Я надеюсь, — шепчет он, бросает горсть порошка в камин, бормочет адрес и исчезает. Меня охватывает дурное предчувствие.

Глава 4. Представление.

 

- Итак, мы начинаем изучение мазей. Те, кто не счел нужным открыть учебник на каникулах, продемонстрирует свое незнание, окрасившись в яркие цвета. Так как результаты ваших ошибок будут несмертельны, я не собираюсь готовить противоядия. *Мисс Грейнджер*, вы будете работать одна, и тестировать мази на себе. Мы начнем с простейшей мази для рассасывания шрамов, которая описана на 439 странице ваших учебников. Те из вас, которым удастся не испортить мазь, обнаружат, что ее действие проявляется через пять-десять минут. Имейте в виду, что это относится только к небольшим поверхностным шрамам. Простите, мистер Поттер, мы ничего не сможем сделать с вашей меткой. 

 

Я смотрю на него впервые с тех пор, как почувствовал его присутствие в комнате. Я поражен тем, насколько он бледен. Только глубокие тени залегли под глазами, которые смотрят на меня из-за стекол очков. Студенты поворачиваются и глазеют на него. Он глядит на группу хихикающих слитеринцев, краска заливает его щеки. Он опускает глаза.

 

Я отвожу взгляд.

 

- Те из вас, кто не может следовать простейшим инструкциям, вероятнее всего обнаружат, что шрам окрасится в ярчайший красный цвет. Вы должны будете сами найти средство против этого, и затем написать объяснение своей ошибки длиной в четыре дюйма и описать ваш метод борьбы с этим эффектом. Начинайте. 

 

Звук открываемых сумок и шелест страниц заполняет комнату. Я начинаю готовить противоядие для своего урока у пятиклассников. Я не думаю о том, что сделало мальчика неузнаваемым за один день. Я могу только догадываться о причинах. Тени под его глазами говорят о бессонной ночи. Нервный взгляд на слитеринцев свидетельствует о том, что он обеспокоен нашим с Малфоем разговором.

 

Я вспоминаю его поспешный уход из моей комнаты, красные заплаканные глаза. Я гадаю, что расстроило его больше - вероятность распространения слухов о природе наших отношений, или то, что меня могут уволить, и я должен буду уехать. Оставить его. Забрать наш рай с собой.

 

Скорее всего, и одно, и другое.

 

Я ставлю зелье на огонь, и обвожу взглядом студентов, мельком задержавшись на его лице, которое по-прежнему необычайно бледно. Он смотрит на меня, потом переводит взгляд на Малфоя, и снова краснеет. Мне так и хочется наложить на него проклятие за то, что по его лицу можно все прочитать. Если он так и будет себя вести, мне проще самому сдаться Совету Управляющих, чем пережить скучнейшую процедуру расследования, после того, как люди наконец-то сопоставят странное поведение мальчика со слухами, распространяемыми слитеринцами.

 

Я смотрю на мальчика, который виновен в таком состоянии Поттера. На мгновение я удивляюсь, насколько тщательно Малфой подходит к приготовлению зелий. Все компоненты взвешены и выложены на столе в том порядке, в котором они будут необходимы. Впечатляет, если учесть, что мальчик никогда в жизни ничего не сделал честно. Вечно рядом с ним эти два олуха. Крабб в точности похож на своего отца - так же не способен ничего сделать, если ему не прикажут. Гора мышц. Гойл... ладно. Я не понимаю, как можно быть настолько тупым. Оба оказались на моем факультете только потому, что они слишком ленивые, серые и скучные, чтобы попасть куда-либо еще. Слитерин всегда был пестрым сборищем людей, которые не укладываются в социальные рамки. Далеко не все они амбициозные и хитрые. Таковы лучшие из них - те, кто соответствует описанию. Малфой - выраженный лидер. Забини - слишком тихая. Паркинсон - слишком горластая. Малфой достаточно умен, чтобы знать, когда говорить, а когда лучше заткнуться.

 

Гойл наклоняется к Малфою и что-то шепчет. Тот поворачивается и смотрит на Поттера. Поттер поднимает глаза, как будто почувствовав холодную сталь его взгляда. Я не вижу лица Малфоя, но Поттер снова краснеет. Он переводит взгляд на нож в своей руке. Рука так дрожит, что мне приходит мысль остановить его, прежде чем он отрежет себе пальцы. Он откладывает нож в сторону, бормочет что-то Уизли и встает. Кровь отливает от его лица, которое снова становится мертвенно-белым, и он падает на спину. Я слышу глухой удар головы о каменный пол.

 

- Гарри!, - кричит Гренджер и перескакивает через скамейку к нему. Я борюсь с собой, чтобы не подбежать к нему. На мгновение я застываю, пытаясь решить, как же я должен отреагировать. Как бы я отреагировал, если бы все еще ненавидел мальчика. Я сжимаю зубы и иду к нему. Я свирепо смотрю на бессознательное тело, растянувшееся на полу, зацепившись коленями за скамейку.

Я достаю палочку.

 

- Продолжайте работать. Это маленькое происшествие не заслуживает того, чтобы становиться центром внимания

 

- Сэр, он болен, - шипит Уизли. - Он хотел попросить разрешения пойти в Лазарет, когда упал

 

- Пять баллов с Гриффиндора, Уизли. Я сказал продолжать работу

 

Я направляю на него палочку и бормочу *Enervate*. Он открывает глаза. Взгляд фокусируется на мне, и я вижу, что он меня узнал. Он зажмуривается и хватается руками за затылок, лицо искажается гримасой боли.

 

- Черт..., - стонет он.

 

Я подавляю улыбку. - Похоже, этот удар несколько спутал ваши мысли. Я снимаю балл с Гриффиндора, Поттер, за ругань

 

- Что?, - он смотрит на меня.

 

- У вас слух отказал? Вы можете подняться, или ваша способность к передвижению тоже утеряна? - Приглушенное хихиканье и проклятия наполняют комнату, давая мне уверенность, что я хорошо играю свою роль. Я должен играть убедительно, несмотря на беспокойство, терзающее меня.   

 

Он подтягивает ноги и садится на полу, обхватив голову. - Думаю, что мне нужно к мадам Помфрей, сэр, - бормочет он, но не пытается подняться.

 

- Точно, - я поворачиваюсь к классу. - Думаю, что вы достаточно взрослые, чтобы поработать самостоятельно несколько минут, пока я отведу вашего одноклассника в Лазарет

 

- Сэр, вы не должны...

 

- Глупости, мистер Поттер. Иначе мне придется объяснять директору, почему вы разбились, свалившись с лестницы. Мистер Малфой, присмотрите за классом в мое отсутствие

 

Я встречаюсь с его наглым взглядом. Он усмехается уголком рта. Его громилы неуверенно смотрят на него, гриффиндорцы стонут. Я борюсь с желанием раскланяться и поворачиваюсь к Поттеру, протягивая ему руку. И тут же жалею об этом, когда он касается меня. Я мгновенно вспоминаю его руки на моей коже, ласкающие мою грудь, гладящие мой...

 

Я резко поднимаю его, дернув за руку, и тут же разрываю контакт, спрятав руку в рукаве мантии. Он покачивается, но держится на ногах. 

 

- Пойдемте, - я указываю на дверь. Он выходит, я иду за ним. Мы молча поднимаемся по ступенькам.

 

-Что случилось?, - спрашиваю я, когда мы оказываемся в тихом коридоре, ведущем к Лазарету.

 

- Голова закружилась, - бормочет он, все еще потирая затылок.

 

- Почему?

 

- Какого черта я должен это знать?

 

- *Мистер Поттер*, я должен напомнить вам, где вы находитесь?

 

- Нет, *сэр*, - ворчливо отвечает он.

 

Его ребячество раздражает меня, и я вдруг тяну его за собой в пустой класс, запирая за собой дверь. Поворачиваюсь к нему. - Если ты не в силах справиться с ситуацией, скажи мне об этом

 

Он выглядит удивленным, потом упрямо поджимает губы, - Зачем? Что ты сделаешь?

 

Я открываю рот, чтобы отругать его, но не могу придумать, что сказать. Отставка для меня - это выход из ловушки, но я не могу заставить себя это произнести. Я прищуриваюсь.

 

Его лицо смягчается, и он трясет головой. - Это не из-за вас. Правда. Это... я не... Ладно, - он отворачивается, закрыв лицо руками.

 

- Слушай меня, - начинаю я, - Если ты не в силах спокойно высидеть урок, моя этическая обязанность...

 

- Я же сказал, что это не из-за тебя!

 

- А из-за чего?, - спрашиваю я сквозь зубы.

 

Он открывает рот и закрывает глаза, он молчит. Потом он снова закрывает лицо руками. - Пожалуйста. Просто... это не из-за тебя. Ладно?

 

- Ну, независимо от причины такого поведения, оно будет интерпретировано именно так, как только начнут распространяться слухи относительно прошедшего лета. Если ты продолжишь так себя вести, наши шансы на то, что слухи можно опровергнуть, значительно снизятся. Независимо от того, что это за проблема, Поттер, если ты не хочешь, чтобы меня уволили, советую держать себя в руках

 

Я ожидаю увидеть гнев на его лице, но вижу лишь усталость. Острая боль пронзает мое сердце, и я еле сдерживаюсь, чтобы не успокоить его. Он кивает. Я вздыхаю и поворачиваюсь, чтобы отпереть дверь. Я замираю, почувствовав его руку на своем плече. Я поворачиваюсь, и он заключает меня в крепчайшие объятия. Мои руки предательски тянутся к нему и прижимают его покрепче. Он шепчет извинения и отстраняется.

 

Я смотрю на него, и замечаю, что его лицо уже не такое бледное, и сам он не выглядит таким потерянным, как прежде. Он улыбается, и у меня вырывается вздох облегчения. Почему облегчения, я не знаю.

 

- Ты сможешь один добраться до Лазарета?

 

Он кивает.

 

- Ты сможешь приготовить зелье сегодня вечером во время нашего дополнительного занятия. - Его улыбка превращается в усмешку, и, черт побери, мои губы улыбаются против моей воли. Я открываю дверь и выглядываю в коридор, прежде чем выйти. Я не смотрю, действительно ли он идет в госпиталь, или нет. Я все еще чувствую его дыхание на своей шее, призрак его тела все еще прижимается ко мне.

 

Я борюсь с желанием закрыться в безопасности своей темницы.

 

Одному.

 

С ним.

 

***

 

Я выхожу из коридора, ведущего к кабинету Дамблдора. Я удивлен, как легко мне удалось взглянуть в доброжелательные глаза этого человека, придав себе невинный вид. Или во мне умерли последние принципы, или я окончательно убедил себя, что все мои проделки полностью на его совести. Или, возможно, моя совесть просто решила, что все, что мы делали, было лишь логическим продолжением наших встреч, и мне не за что чувствовать вину.

 

Конечно, вина еще может вернуться.

 

Директор, конечно, не был обеспокоен новостью о том, что мои студенты хотят моего увольнения. Он успокоил меня, сказав, что любые слухи не смогут бросить тень на мою репутацию и не вызовут вопросов. Интересно, как бы он отреагировал на ответ, который получил бы в том случае, если бы задал эти вопросы.

 

На подходе к холлу я слышу голос Малфоя, который говорит, - Ах, профессор Снейп! - и делает вид, что падает в обморок на руки Гойлу.

 

Поттер и двое его спутников останавливаются и смотрят на Малфоя. Гренджер тянет мальчиков за руки, бормоча им что-то. Они собираются пройти мимо, когда Малфой с издевкой замечает, - В чем дело, Поттер? Любовные мучения, когда все закончилось? Или не закончилось?

 

- Малфой, какого черта, о чем ты?, - говорит он со странным выражением.

 

Малфой сверлит его взглядом, - Поттер, он разрешает называть себя Северусом? Или ты зовешь его сэр ? Он обещал наказать тебя, если ты будешь непослушным мальчиком?

 

- Слушай, Малфой, тебе не стоит озвучивать свои извращенные фантазии о своем декане. Люди могут кое-что про тебя подумать. - Поттер усмехается и поворачивается, чтобы уйти.

 

- А может, он разрешает тебе называть его папочкой? Так, Поттер? Ты ищешь отца?

 

Он замирает. Я вижу, как напрягаются мышцы на его спине. Он поворачивается, глаза странно блестят. На лице появляется улыбка. Я видел такую улыбку - непосредственно перед тем, как человек срывается. Я вздрагиваю и достаю свою волшебную палочку, чтобы вмешаться в случае необходимости.

 

- Если уж говорить об отцах, Малфой... как поживает твой папаша? Когда увидишься с ним, поцелуй его от меня. Я так и не сказал ему спасибо за то, что он трахнул меня в мой День рождения. 

 

У меня отваливается челюсть. Малфой сжимает губы. Он прищуривается и отвечает, - Пошел ты, Поттер. Хренов извращенец.

 

- Извращенец? Хм, возможно. Но твоему папочке понравилось. - Его голос звучит совсем мирно. Если только этот мир был бы адом. Я хочу остановить перепалку, но не могу восстановить дар речи. Он продолжает - мягко, холодно. - Он не рассказал тебе об этом? Как он меня трахал. Это передается по наследству, Драко? Ты тоже хочешь услышать мои крики? Ему нравилось, когда я кричал. Он так кончил...

 

Окружающие слушают молча с ошеломленными лицами. Он контролирует свой голос, но от него буквально исходят волны ненависти. Он балансирует на грани. Я впечатлен исходящей от него энергией, и в то же время чувствую подступившую тошноту от его слов, которые подтвердили то, что я пытался отвергать все лето.

 

Малфой краснеет и морщится. - Ты урод. Мой отец к тебе бы даже не прикоснулся

 

Поттер фыркает. - Ревнуешь, Драко? Папочка не дает этого тебе?

 

Малфой достает свою палочку и целится в него, но Поттер не делает ни малейшей попытки защититься. На его лице блуждает маниакальная усмешка. Я вдруг понимаю, каким закаленным он стал с годами. Думаю, что регулярные дуэли с Темным Лордом весьма поспособствовали укреплению характера. Он больше не боится.

 

- Давай, Драко. Заканчивай начатое. Представляю, как обрадуется Волдеморт. Может быть, он даже даст тебе лизнуть его задницу.

 

- Ты чертов придурок.

 

- Точно.

 

Я вижу, как напрягаются мышцы на руке Малфоя. Он открывает рот, чтобы произнести проклятие. Я его останавливаю.

 

- Мистер Малфой!. - Все удивленно пялятся на меня, пока я спускаюсь по лестнице. Сумасшедший взгляд Поттера сменяется выражением крайнего сожаления. Он опускает глаза, чтобы не встретиться со мной взглядом.

 

- В мой кабинет. Поттер, останься здесь. Остальным разойтись. - Толпа послушно рассасывается, Малфой смотрит на меня с яростью через подступившие слезы. Уизли и Гренджер смотрят в пол. - Вы оба, вернитесь в свою гостиную

 

Гренджер поворачивается, чтобы уйти, по Уизли вызывающе смотрит на меня. - Иди, Рон, - бормочет Поттер, и ужасный рыжий мальчик с неохотой уходит. Я хватаю Поттера за руку и тяну в ближайший класс. Как только дверь за нами закрывается, он сползает по стене, обхватив голову руками. Я вижу, как его колотит.

 

- Ты что, самоубийца?

 

Он кладет голову на колени, закрывая затылок руками. Он не отвечает.

 

- Это было невероятно глупо.

 

Он поднимает голову, его лицо краснеет от ярости. - А что, я должен был позволить ему продолжать пытать меня? Пытать тебя?. - Он вздыхает и снова опускает голову. - Ты сказал мне позаботиться о проблеме. Я позаботился.

 

Воздух в комнате становится таким напряженным, что трудно дышать. Я не могу говорить о том, что так и осталось невысказанным за лето. Меня трясет от страха и вернувшегося чувства вины.

 

- Ты должен был мне рассказать, - говорю я тихо.

 

Он обхватывает свои колени. Пытается стать меньше. Я не могу винить его за это. Я и сам хочу только одного - исчезнуть.

 

- Это не имеет значения, - чуть слышно говорит он. Мне приходит в голову, что он говорит не со мной. Он поднимается, пытаясь держать себя в руках, отказываясь встречаться со мной взглядом.

 

- Наоборот, я думаю, что твое сегодняшнее поведение показало, что это *имеет значение*. И это важно для меня. Ты это знал, и именно поэтому ничего мне не рассказал!

 

То, что началось как утешение, превратилось в обвинительную тираду. Я даже не могу сказать, что рассердило меня сильнее - то, что с ним сделали, или то, что глупый мальчишка не рассказал мне об этом, а позволил мне бередить его незалеченные раны.

 

И все же, я знал. Я знал, и позволил себе воспользоваться его молчанием, чтобы сделать вид, что ничего не произошло.

 

- Нет. Это не важно для *нас*. Ничего не...

 

Какой-то импульс заставляет меня схватить его и прижать к стене. - Не важно?, - шиплю я ему в ухо. Пальцы сжимают его плечи. Еще чуть-чуть, и я поцарапаю его.- Покричи для меня, Гарри. Давай. Я хочу услышать твой крик.

 

- Пошел ты...,- выдавливает он, роняя голову мне на плечо.

 

- Отрицание не избавит от проблемы. - Я отпускаю его. - Увидимся вечером. Я могу опоздать. Начинай без меня, - бормочу я, открываю дверь.

 

- Прости, - шепчет он.

 

Я не оглядываюсь, чтобы посмотреть, действительно ли он сожалеет.

 

 

***

 

Я врываюсь в свой кабинет. Людей гораздо проще запугать, когда они сталкиваются с неожиданностью. И чтобы эта встреча была действенной, Малфой должен был поторчать здесь в ожидании.

 

- Это было весьма глупо, мистер Малфой, - говорю я, проходя мимо него к своему столу, даже не взглянув на маленького ублюдка.

 

- Вы тоже собираетесь защищать его?

 

Я оборачиваюсь и смотрю на него. Он прищуривается, глаза горят негодованием и чем-то похожим на предательство. Я понимаю его. Понимаю, но игнорирую его вопрос и начинаю свою речь.

 

- Вы сын Пожирателя смерти. Направить палочку на Гарри Поттера - вполне достаточное основание для исключения. Вы этого добиваетесь?

 

- Вы меня не исключите, - спокойно говорит он.

Я усмехаюсь, - Почему вы так уверены?

 

- Потому что вы знаете, что если меня исключат, я пойду прямиком к Темному Лорду. А вы этого не допустите.

 

Я посмеиваюсь, - Вы неправы, мистер Малфой. Насколько я знаю, вы уже на его пороге. Не хватает только Темной метки. Держу пари, что ваша церемония посвящения уже спланирована. - По его лицу я вижу, что я прав. Я издевательски улыбаюсь. - Это произойдет, когда вам исполнится семнадцать, правда? В феврале? Я не приму приглашения.

 

Он поджимает губы. - Вы же знаете, что у меня нет выбора.

 

- Забавная вещь - выбор. Появляется только тогда, когда нам хочется его видеть. - Мое обвинение попадает в цель. Презрение на его лице сменяется унынием. Странная боль пронзает меня. Я заглушаю ее и продолжаю. - Что касается вашего поведения, мистер Малфой, позвольте напомнить вам, что вы префект. И от вас требуется соответствующий образ действий. Спонтанные дуэли в Главном Зале не входят в понятие образцового поведения. Если вы не в силах это запомнить, я буду вынужден предоставить это звание тому, кто действительно его достоин. Понятно?. 

 

- Мой отец...

 

- Ваш отец не может повлиять на происходящее здесь. Хотя он имеет определенное влияние в Министерстве, Совет Управляющих ему не подчиняется. Люди не позволят им угрожать, мистер Малфой. - Он свирепо смотрит на меня, отвечая на все. На меня вдруг снизошло вдохновение еще одного волшебства. Волшебства, которое называется обман. - Осмелюсь сказать, что если ваш отец попытается что-то сделать, образцов, взятых из тела Гарри Поттера, будет достаточно, чтобы заставить его исчезнуть на долгое время.

 

 

У него отваливается челюсть. Он трясет головой. - Вы врете.

 

- Да ну?. Ну да. Но я вижу, что он колеблется.

 

- Вы... вы потеряете работу.

 

- За что? Только не говорите мне, что вы верите собственным слухам. Образцы подвергнуты анализу, и доказано, что они принадлежат вашему отцу. Единственная причина, почему ваш отец еще не в тюрьме - это то, что Дамблдор решил сохранить в тайне похищение Гарри Поттера. Похоже, вы роете могилу собственному отцу, мистер Малфой.

 

- Я не начинал этого, сэр. - Он паникует. Мне почти жаль его. Почти.

 

- Нет. Но вы это закончите, правда?

 

- Вы же знаете, от меня ожидают определенного поведения. Он публично оскорбил моего отца. Я не могу оставить это безнаказанным.

 

- Вы сделаете то, что должны сделать. Просто совет - прежде чем замахнуться на него, убедитесь, что он тоже поднял свою палочку. Иначе вы можете прямо сейчас начать валяться в ногах Темного Лорда. Я лично вышвырну вас отсюда в ваше поместье. - Он смотрит на меня с негодованием. - Вы свободны.

 

Через мгновение он разворачивается и идет к двери. Я останавливаю его, вспомнив еще кое о чем. - Мистер Малфой, пожалуйста, соберите весь факультет в гостиной после обеда. Я хотел бы поприветствовать новых студентов. 

 

Он понимает мои истинные намерения и просто кивает. Потом выходит. Я остаюсь в затененной комнате, снова и снова проигрывая сцены, наполняющие меня сожалением и страхом.

 

Я проклинаю драму, которой стала моя жизнь, и боюсь того дня, когда эта драма окончится.

 

 

***

 

Я вхожу в гостиную Слитерина, заставляя своим присутствием моментально замолчать две сотни студентов. Я рад. Когда жизнь превращается в хаос, такие моменты напоминают, что я еще не утратил способности контролировать происходящее. Это успокаивает. Я замираю и разглядываю их лица. Первоклассники глядят на меня с благоговением. Я поджимаю губы, чтобы мое развлечение не было принято за доброту.

 

Конечно, есть студенты, на которых я не произвел впечатления, и они разглядывают узоры на ковре. Именно те студенты, для которых я готовил свою речь.

 

- Надеюсь, все же знают, что я декан Слитерина. Я должен вас поприветствовать. Итак, вы были распределены в Слитерин. Вопреки болтовне Сортировочной Шляпы, не все факультеты равны. Знаки различия на ваших мантиях - метка, по которой вас будут оценивает в течение семи лет. Не надейтесь, что профессора будут справедливы. Они будут следить за вами и снимать баллы при первой же удобной возможности. Тем не менее, как слитеринцы, вы должны быть достаточно сильными и умными, чтоб пройти через это. Это ваша новая семья. Только присутствующие в этой комнате люди могут вас понять. Ваше поведение отразится на них. Отстранитесь от них - и вы одиноки.

 

Студенты реагируют по-разному. Глаза новичков возбужденно блестят, как будто их приняли в какое-то тайное общество. Студенты постарше слышат такие речи каждый год. На их лицах - смесь самодовольства и скуки. Но в этом году их ждет нечто новенькое. Я продолжаю речь.

 

- Я также хочу уточнить, что о любых фактах запугивания, принуждения или других методах вербовки на Темную сторону должно быть немедленно доложено мне. Виновные в этом студенты понесут наказание. - Вызывающие взгляды сменяются удивленными. Я усмехаюсь. - В Хогвартсе принято игнорировать факт, что большинство темных колдунов вышли из Слитерина. Считается, что это просто совпадение. Я не верю в совпадения. Те из вас, кто уже поддался соблазну, должны вспомнить, что значит быть слитеринцем. Мы амбициозные, умные, хитрые, и честолюбивые. Прежде чем вы будете валяться у кого-то в ногах, или станете пешкой в чужой игре, подумайте, соответствует ли это званию слитеринца. Уверяю вас, что нет

 

Они неловко переминаются с ноги на ногу. - Несомненно, некоторые из вас уже знакомы с этим. Я просто хочу сделать предупреждение. Слушайте внимательно, поскольку я не намерен повторять. Каждый, кто будет уличен в этих грязных делишках, будет не просто исключен из школы, но и передан в руки Ауроров, быстрее, чем вы успеете сказать *Хмури-дикий глаз*.- В этой школе у стен есть уши. Не забывайте об этом. Также советую вам не вступать в конфликт с одним знаменитым гриффиндорцем. Напасть на Гарри Поттера - все равно, что напасть на Албуса Дамблдора. А даже сам Волдеморт не рискует столкнуться с Дамблдором. Любая враждебность, выходящая за рамки соперничества между факультетами, будет рассматриваться как угроза безопасности мальчика. Он любимчик этого мира, и мир не позволит ему угрожать. Считайте, что я вас предупредил. Ну и напоследок я желаю вам спокойной ночи и прошу последить за собой. Я хотел бы, чтобы Слитерин вернул себе Кубок колледжей хотя бы раз за мою жизнь. От красного с золотом у меня уже голова болит 

 

Я разворачиваюсь и выхожу, обрадованной мертвой тишиной, воцарившейся в гостиной. Я не надеюсь, что те, кто уже связаны с Темным Лордом, одумаются. Для этого недостаточно простых речей. Я сказал это для того, чтобы они поняли, что я не собираюсь играть роль слепого дурачка. И для того, чтобы маленькие негодяи побежали к своим родителям, Пожирателям Смерти, и сообщили - меня не запугать и не обмануть.

 

Из гостиной я направляюсь в классную комнату, внезапно сожалея, что у меня не было чуть больше времени, чтобы сочинить *эту* речь.

 

Я вхожу в класс и вижу его, уставившегося на свою руку. Я откашливаюсь, и он поворачивается ко мне, улыбаясь.

 

- Сработало. - Он показывает мне свою руку, на которой виден след старого шрама. Во всяком случае, кожа не окрасилась в красный цвет, поэтому я верю, что он приготовил удачное зелье. Но...

 

Я смотрю на свои карманные часы. Приготовление мази занимает около двух часов. - Вы не были на обеде?, - спрашиваю я, подходя ближе, чтобы проверить его работу.

 

Он снова смотрит на руку. - Нет. Мне... нужно было уйти. Гермиона и Рон... они спрашивали... И я ушел. - Он смотрит на меня. - Я правда все испортил, да?

 

Я хочу согласиться, но не могу, видя его лицо. Я вздыхаю. - Мазь может убрать большинство шрамов на твоем теле. - На мгновение я замолкаю, ощущая близость, созданную этими словами. Она полностью нейтрализует ту резкость, с которой я вначале обратился к нему.

 

Он поднимает глаза и трясет головой. - Думаю, что я оставлю их.

 

Я не должен радоваться этому. Я ругаю себя за то, что чувствую облегчение. Я не думаю о том, сколько времени провел, запоминая эти шрамы на его теле. И о том, как он изгибался под моими прикосновениями. И это мое недумание наводит меня на мысль о том, что он хочет сохранить их только из-за внимания, которое я им уделял.

 

Черт. Не сработало.

 

- Соберите свои вещи. Идите в мои комнаты через камин. Я вас там встречу.

 

Он так и делает. Я иду к себе, пытаясь понять, какого черта я собираюсь там с ним делать.

 

 

***

 

- Я прошу прощения, - говорит он, как только дверь за мной закрывается. Он стоит близко к камину, чтобы иметь возможность быстро покинуть мои комнаты. - Я знаю, что должен был тебе сказать. Но я не знал, как... и я не хотел, чтобы ты знал. - Он усмехается. - И я все еще не хочу, чтобы ты знал. Но ты догадался. Я так думаю. - Он опускает голову, словно ожидая приговора.

 

Я не могу заставить себя судить его. - Садись.

 

Он не двигается. Он долго разглядывает свои ноги, потом качает головой. - Думаю... Просто... мне лучше уйти, правда? Я имею в виду...

 

- Хватит мямлить, садись. Ты никуда не пойдешь. - Я раздраженно иду в свой кабинет и возвращаюсь с бутылкой виски и парой стаканов. Думаю, что раз уж мы с ним сделали все, о чем я мог бы пожалеть, ничего страшного не случится, если я угощу его виски. И, видит Мерлин, я заслужил выпивку. 

 

Я сую стакан ему в руки и сажусь на стул, делая первый глоток. Виски мягко покрывает мои внутренности, защищая от тревоги, которая готова превратить желудок в шотландский сыр. Я вздыхаю, и вижу, что он уже осушил свой стакан.

 

Мой маленький протеже. Конечно же, он должен был перенять мои худшие привычки.

 

Тишина становится все напряженнее. Я не хочу обсуждать это, пока не буду достаточно пьян, чтобы не сдерживать чувства. Я начинаю разговор с более легкой темы.

 

- Сегодня ты оскорбил Малфоя. - Мне не нужно смотреть на него, чтобы знать выражение его лица. Потрясение от внезапной смены темы разговора, затем возмущение по поводу того, что меня беспокоит нанесенное Малфою оскорбление.- Я говорю это только для того, чтобы предупредить. Он будет мстить. Лучше бы тебе позаботится об охране.

 

-Злобный ублюдок, - бормочет он и тянется к стоящей на столе бутылке.

 

- Он не злобный. Он играет роль. Как и ты. Только он публично не выходит из роли.

 

- И что бы это значило?, - рявкает он.

 

- Успокойся. Это значит, что то, чему ты учишься с прошлого года, Малфой изучил еще в детстве. Он Драко Малфой, единственный наследник семьи Малфоев, и все, что из этого следует. Он никогда не мог быть ничем иным, как то, во что он играет.

 

- И все-таки он ублюдок, - бормочет он.

 

Я не могу найти силы, чтобы поспорить с ним. Я даже не уверен, что он неправ. В любом случае, вряд ли это цель нашей дискуссии. - Тем не менее, он будет защищать семейную честь. Будь осторожнее.

 

- Я его не боюсь.

 

Я смотрю на него, не веря своим ушам. Как я мог увлечься кем-то настолько незрелым? Я наливаю себе еще стакан и быстро его выпиваю. Я и вправду оттрахал шестнадцатилетнего мальчика.

 

Дрожа от нахлынувшей волны самоотвращения в сочетании с теплой горечью виски, я говорю, - Боишься ты его или нет, я надеюсь, что в следующий раз, когда он будет тебе угрожать, ты вытащишь свою чертову палочку.

 

- Он мне ничего не сделает.

 

- Он может.

 

- Он не сделает.

 

- Он бы уже сделал, если бы я не вмешался! Ты самый упрямый маленький негодяй, которого я знаю. Пожалуйста, забудь на минуту свою глупую гордость и послушай меня. Так уж вышло, что я заинтересован в том, чтобы ты жил, Поттер. И я не хочу хоронить своего безрассудного маленького любовника из-за этих каких-то мерзавцев. Какого черта ты улыбаешься?

 

- Я... я просто никогда не слышал, чтобы ты это говорил.

 

- Что говорил? То, что не хочу твоей смерти? Я думал, это очевидно, учитывая, сколько раз я спасал твою жалкую шкуру.

 

Он трясет головой, улыбка становится шире. - Ты назвал меня любовником.

 

Вот черт.

 

- Что лишний раз доказывает, что ты меня с ума сводишь, - отвечаю я. Плохо. Я снова подумываю бросить пить, но тут же отметаю эту мысль, решив, что легче обвинить во всем мальчика.

 

Он подходит ко мне и становится передо мной на колени. Как и миллионы раз прежде. Зрелище настолько знакомо, что я почти забываю почувствовать раздражение. Он кладет подбородок мне на колени, и я замираю, прежде чем запустить пальцы в его волосы.

 

Он вздыхает и поднимает глаза. - Это был ужасный день. Не думаю, что он станет лучше, но... , - он морщит нос и хмурится, подбирая слова. Потом он вздыхает и продолжает, - Я не могу этого сделать. Без. Тебя. - Его лицо принимает извиняющееся выражение, и он ждет моего ответа.

 

Я не знаю, должен ли ужаснуться полным отсутствием эмоций в его словах. Просто констатация факта. Тысячи ответов проносятся в моей голове, как пластиковые шары в лотерее.

 

Слова *Я с тобой* срываются с моих губ, и я должен был бы удивиться этому сильнее. Он улыбается, целует мое колено и трется об него щекой. Я начинаю гладить его по голове, понимая, как я напрягся от собственных слов. Я чувствую привкус искренности на языке, который говорит мне, что эти слова созрели задолго до того, как были произнесены.

 

Я наливаю еще стакан, делаю глоток, и едва не выплевываю его обратно, когда в голове проносится фраза *пока смерть не разлучит нас*. Прокашлявшись, я начинаю смеяться тем горьким смехом, который может вызвать лишь отличный виски.    

 

- Почему ты смеешься?, - спрашивает он.

 

Я молча трясу головой.

 

*Потому что плакать не в моем характере*, - молча отвечаю я, затем смываю эту мысль новым глотком.