Нечего сказать. Мы просто друзья, ты и я, ты ничего не ищешь за пределами этого мира, помнишь. . .

Нечего сказать. Мы просто друзья, ты и я, ты ничего не ищешь за пределами этого мира, помнишь???

Гррр…

Всё равно придурок.

 

Глава 17

Я ждала и ждала целый день. Если телефон Гордона не умер, как и его компьютер, и его не взяла в заложники группа бешеных обезьян, он должен был уже позвонить. Мне нужно поговорить с ним, чтобы он смог объяснить, как поведет себя давление пара в среде концентрированного растворителя.  Ладно. Я просто хочу услышать его голос.

Я смотрю на телефон. Ты позвонишь. Гордон, я знаю, ты меня услышишь. Пожалуйста, позвони, чтобы я могла знать, что у нас всё в порядке. Мне нужно знать, что ты не игнорируешь меня. Позвони…позвони…

Мой телефон звонит. Нет.

Вздоооооох.

Итак, как мне использовать отношение между осмотическим давлением и молярностью раствора, чтобы предсказать молекулярный вес растворенного вещества? И как же, Лолита? Покупая кусочек всемирно известного пирога с фруктами «Рикардо»? Какая ты умница! Тогда поехали!

 

Лолита помогает мне добраться до разных мест. Не только в «Рикардо» или в школу, но также и далеко, далеко отсюда. Например, вместо того, чтобы корпеть над учебой в моей комнате, она снова привела меня к лодочной пристани Мёрфи, где я старательно дожидаюсь, пока в моей жизни всё встанет на свои места.

Что, возможно, мне стоит прекратить и начать становиться счастливой самостоятельно.

Но как? Я не могу заставить Гордона позвонить мне, и я не могу внезапно стать умной и сдать химию. Единственное, что я могу, это достать сложенный кусочек бумаги из кармана джинсов и посмотреть, что это. «Понижение Плутона», статья, которую Рок дал мне прошлый вечером. Знаете, когда Рок не ведет себя как лошадиная задница, он может быть весьма дальновидным.

Я читаю статью и поражаюсь, как быстро меняется этот мир. Мы изучаем предметы в школе, которые позже оказываются опровергнуты, например, Колумб в действительности не открыл Америку, а Плутон собирается получить статус карликовой планеты только потому, что меньше пяти процентов мировых астрономов так считают. Я задаюсь вопросом: почему мы привыкаем к чему-то, когда ничто не постоянно? Даже люди. Почему мы должны открывать дорогу к нашим сердцам для них, когда однажды они умрут?

В общем и целом, довольно глупо об этом думать, но это правда. Почему мы должны инвестировать наше время и нашу энергию в людей, если, в конечном счете, они не собираются ошиваться поблизости? А именно: зачем мне приносить себе больше боли, пытаясь определить местонахождение моей биологической матери? Она не хотела меня тогда; она не захочет меня и теперь. Мне просто хочется удовлетворить свое любопытство, разве это достаточно важная причина?

Возможно.

Вдалеке темно-серые облака медленно клубятся. Поднимается ветер, и увидев траву, исполняет ветреный балет. Неважно, как сильно я стараюсь, я не могу понять этот чертов учебник по химии. Я продолжаю читать тот же абзац снова и снова. Мой карамельный пирог не вдохновляет меня, как я на это рассчитывала. Я снова пытаюсь позвонить Року.

— Да? — отвечает он хриплым и сонным голосом.

— Э-э, привет, не ты ли незрелый болван, который только на других наговаривает, но не желает ничего слышать о себе?

— По-разному. Это ли секси-байкерша, которая думает, что репетитор — это ответ на ее ночные молитвы?

— Мы только пришли на вечеринку вместе, Рок. Подумаешь.

 Я легко могу представить его лежащим на спине в своей кровати, руки позади головы. Что, если с ним кто-то еще?

 — Только вечеринка? Только поэтому ты не звонила мне до утра? Кого ты обманываешь, Хлоя? Кроме того, ты была более наряженной, чем ранее. Я иногда туплю, но не настолько.

— Прекрасно. Может быть, он на самом деле мне нравится. Но хреново то, что я не уверена, что могу сказать тебе об этом. Ты меняешь наши отношения, и мне это не нравится.

— Ты можешь рассказать мне что угодно. Ты это знаешь.

— Нет, не могу. Потому что ты будешь ревновать и говорить смущающие вещи.

— Почему бы тебе не испытать меня? Ты не дала мне шанс оправдаться.

Я вздыхаю в трубку.

— Ладно, давай попробуем. Гордон не эгоистичный придурок, которым ты его считаешь. Он невероятно добр ко мне, хотя мы ругаемся иногда. Он другой, и он мне нравится. Вот.

Я жду.

— Другой. Точно. Хммм. — Я слышу телевизор на заднем плане и его низкий, убеждающий смех. — Тот парень не заботится о тебе так, как ты думаешь, Хло. Парни, как он… что-то для них всегда имеет приоритет. Но продолжай рассказывать… Ты милая, когда наивная.

— Видишь? Я знала, что ты не сможешь. И ты не тот, кто вправе так говорить. Все твои свидания проходят со шлюхами, как Эмбер.

— Оу, я хочу шлюх. Я сомневаюсь, однако, что ты в активном поиске мудаков.

— С чего ты взял, что он мудак?

— Видишь, ты признаешь это.

— Ах! Ты поверхностный. Некоторые могут сказать, что ты мудак.

— Мне плевать, что кто-то может это сказать. Ты бы так сказала?

— Нет, — отвечаю я быстро. Не сказала бы. Уверена, некоторым сложно понять Рока, но если однажды уяснить, что он ни над кем не издевается, и что девушки, которых он цепляет, так же заинтересованы в нем, как и он в них, трудно назвать его мудаком. Он не обманывает никого и единственный человек, которому он причиняет боль, это он сам.

— Что ж, рад слышать, что я еще рассчитываю на твою лояльность, — говорит он. — Но если ты спросишь меня...

— Чего я не...

— Ты все еще не должна встречаться с тем чуваком. Ты должна быть со мной. Поскольку, по крайней мере, ты будешь знать, где ты в моем списке приоритетов — номер один, детка.

— Конечно, ты так сказал, потому что неисправим.

— Спасибо, и ты горяча.

— Заткнись. Когда ты поможешь мне отремонтировать мотоцикл? — спрашиваю я, меняя тему.

— Когда хочешь. Я всегда здесь.

— Да, но никогда один, поэтому ты должен прийти к моему дому.

Внезапно, я слышу хруст гравия позади меня, с дороги. Я быстро сажусь и поворачиваюсь, чтобы посмотреть. Вижу Лолиту, и больше ничего. Трава и кустарники загораживают обзор.

— Что ты делаешь? — спрашивает Рок, зевая.

— Ничего. Мне пора.

— Окей.

Там наверняка какое-то транспортное средство. Мое сердце немного ускоряется. Никто никогда сюда не приезжает. Может быть, Гордон?

— Рок, я тебе перезвоню.

— Пока. — Он вешает трубку.

Я закрываю телефон и встаю, чтобы получше рассмотреть.

— Эй!

Дверца машины захлопывается. Галька хрустит под ногами, и впервые за все время, что я прихожу сюда, я чувствую себя незащищенной. Зря я прервала разговор с Роком.

— Эй! — отзывается мужской голос — Кто там? — мужчина появляется сквозь высокие травы в красном поло с белыми буквами и логотипом, карандаш за ухом. Кто посмел вторгнуться в мое убежище?

Я не отвечаю. Сердце стучит в моих ушах. Он выглядит на двадцать с чем-то, каштановые волосы под бейсболкой с окаймляющим рисунком.

— Ты в порядке? — спрашивает он, оглядываясь, словно кто-то еще может быть со мной.

— Да. Я просто делаю домашнюю работу, — отвечаю я, указывая на книгу. Зачем я ему это говорю? Я не должна объясняться перед незнакомцем.

— Твой? — Он показывает на Лолиту.

— Да.

Пауза. Растерянный взгляд. Он кивает, проверяет Лолиту, затем оглядывается на меня, как будто пытаясь соотнести гонщика с мотоциклом. Пожимает плечами.

— Круто. Мы просто собираемся здесь провести измерения. Тебе не придется уезжать.

— Какие измерения?

— Имущество, удобства, весь лот.

У меня в животе сворачивается тугой узел.

— Зачем?

Он поворачивается и смотрит на старый дом Мёрфи с разбитыми окнами и наклоняющимся забором из связанных цепей.

— Тут разруха. Это все нужно снести и восстановить.

— Что вы имеете в виду? Почему?

Кому нужна земля в глуши?

Окружной работник выглядит раздраженным на меня. Видимо, ничего неожиданного, что кто-то хочет переехать сюда, поближе к устью. Я пытаюсь представить того, кто мог увидеть этот район на карте и решить, что ему это место нравится так же сильно, как и мне. Был ли он здесь? Я никогда никого не видела.

— Земля была продана с аукциона. Вы не сможете болтаться здесь слишком долго. Мы, наверное, начнем в ближайшее время.

— Что? — спрашиваю я, слыша панику в своем голосе. Куда я должна идти? Это мое место! — Кто купил? — требую я, чувствуя себя ужасно.

— Округа? Частный собственник? Я не знаю, кто. Я здесь просто для измерений. — Он машет, обозначая конец нашего разговора и направляется обратно в свой грузовик. Больше голосов. Больше мужчин, чтобы украсть мою пристань со своими измерительными лентами и блокнотами.

Я не могу в это поверить. Никто не обращал внимания на это место многие годы. Я смотрю на воду, пытаясь вообразить новую семью переезжающую на эту землю, полностью разрушая дом Мёрфи, чтобы построить другой дом с террасой и причалом для лодок. Мне больше не будут здесь рады.

— Сколько у меня времени? — обращаюсь я, но мужчина направился в другую сторону участка. Облака уже почти над головами, а воздух пропитан влажностью. Облака будто говорят: пора двигаться дальше. Пора уходить.

Но я не уйду.

Меня в этом году уже просили отпустить и идти дальше.

Это мое место, мое убежище. Так что бульдозеру придется переехать меня, а затем убрать моё расплющенное тело, чтобы разлучить меня с собственностью.

 

Глава 18

День теста.

Проблема в том, что я не могу перестать думать о разрушении дома Мёрфи. Я просто вижу, как деревянные доски расщепляются в куче хлама под металлическими челюстями. Я чувствую себя изнасилованной, как мама могла бы чувствовать, если бы моя биологическая мать неожиданно пришла в наш дом, требуя, чтобы я была с ней. Было бы у неё на это право? После того, как мама любила меня больше, чем кто-либо другой?

Воспоминания о блаженной ночи в субботу не помогают. Я пытаюсь сосредоточиться, стряхнуть с себя мысли, но часы мистера Руни уж больно громкие, и я не могу сосредоточиться.

Сегодня мистер Руни надел розовый лабораторный халат. Он напоминает перевернутую сахарную вату на бумажной палке из-за седых волос, торчащих на затылке. Из-за проблем со зрением он выбрал Александру в качестве наблюдателя, так она начнет свой тест, когда мы закончим. Она сидит на специальном стуле, бдительная и безразличная одновременно. Она недоботаник, то есть она самая умная в классе, но в то же время у нее есть друзья и репутация, которой она дорожит, так что она не собиралась стучать на любого списывающего. Педро дразнил её сексуальными рожицами, пытаясь рассмешить.

В моем тесте непонятные символы смеются надо мной. Ха! Говорят они. Ты забавная Хлоя Родригез, ты думала, что могла посетить вечеринку, почти заняться сексом на капоте машины, прокататься на Лолите большую часть воскресного вечера, и все еще верить, что сможешь сдать тест в утро понедельника. Ты глупая девчонка!

Некоторые из тайных символов не смеются. Некоторым из них я нравлюсь, и они вполне понятны моим жалким мозгам, но их недостаточно, и сегодня меня точно ожидает академический провал. Но я не скажу родителям. Я найду способ сдать эту работу, даже если мне придется надеть крошечный лабораторный халат, гольфы и косички, чтобы добиться хорошего расположения Руни.

Кошмар. Я не могу поверить, что только что думала об этом.

Хотя, если будет нужно, я так и сделаю.

Я выбегаю из класса Руни и делаю глубокий выдох, затем спускаюсь по ступенькам на второй урок по английскому. Но вместо того, чтобы повернуть направо, как обычно, я поворачиваю налево, выбирая дальний путь, чтобы избежать класса крестной. Последнее, что мне сейчас нужно, так это услышать от нее, как прошел тест.

В холле я останавливаюсь, прислоняюсь к стене и позволяю фактам медленно проникнуть в мое сознание. У тебя есть полтора оценочных периода, чтобы вытянуть балл на тройку. Что означает, что мне нужно получить пять или четыре за каждый тест остальные четыре месяца, если я хочу сохранить Лолиту. За каждый тест!

Я обречена, как утка во время обеда крокодила.

Я вижу Эмбер, мчащуюся в гневе по коридору. Ее преследует Винс. Он догоняет ее и пытается обнять за плечи, но она ударяет его локтем в ребра. Ауч. Уже неприятности в раю? Я сканирую коридор в поисках Гордона. Вернется ли он к прежнему Гордону, ведя себя так, словно я трачу его время? Мне интересно, так как он не позвонил мне вчера. Мое сердце делает сальто, кульбиты, повороты и прыжки просто от этих мыслей.

Я ухожу из коридора и быстро направляюсь в класс. Затем я вижу Гордона, разговаривающего с миссис Х. в холле А. Она кивает и улыбается ему во время разговора. Это потрясает меня, как Гордон умеет находить подход к учителям. Нужно ли ему вообще стараться? Или у него всегда есть карт-бланш?

Я стою напротив колонны, приготовившись к моменту, когда он повернется и заметит меня. Я буду улыбаться и ждать. Мяч на его поле.

Миссис Х гладит его по руке — хороший мальчик — ещё немного кивает и разворачивается в свой класс. Она машет пока-пока и исчезает в кабинете. Гордон улыбается, явно довольный еще одной успешной учитель-ученик беседой, затем смотрит на часы. Он поворачивается и начинает идти в обратную сторону от того места, где я стою.

— Псс, — подзываю я его.

Он смотрит через плечо с сумасшедший-на-миссии лицом и замедляется. То, как он это делает, заставляет меня чувствовать, что я удерживаю его от более важных вещей. Я отодвигаю эту идею в сторону.

— Привет, Хлоя, — здоровается он, пробегая рукой по волосам. Он посылает мне слабую улыбку. — Прости, я не позвонил тебе вчера. Меня задержали дома.

— Всё в порядке. Я знаю, у тебя тест по алгебре сегодня.

— Да. — Он неловко делает паузу.

Ты собираешься упомянуть субботнюю ночь? Мы, отчасти, обнажили там наши души, Гордон.

— Что насчет твоего тест по химии? Как ты справилась? — спрашивает он.

— Я думаю, что хорошо. Я готовилась вчера, так что увидим.

Он улыбается, кивает, оглядывается вокруг на пустой коридор. Электронный звонок с воем проносится над нами. Ни поцелуя, ни взятия за руку. Земля, поглоти меня сейчас.

— Это хорошо. Возможно, я не нужен тебе больше, хах.

Он смеется, но это не смешно. Почему он больше не нужен?

Я стараюсь говорить глазами и сказать ему, что та ночь что-то значила для меня, что это не был просто другой день в жизни Хлои Родригес, и что я никогда не чувствовала себя так близко к кому-либо, что я снова хочу его увидеть. Мне нужно что-то сказать.

— Нет, я думаю, ты все еще нужен мне…на самом деле.

Его улыбка угасает. Вот оно. Вот где он скажет мне, что суббота была ошибкой, что мы не пара, у него просто было временное помутнение. Я отвлечение его программы.

— Леди и джентльмены… — Наш охранник проходит по коридору, вращая рацией в воздухе. — Уходите. Вперед.

— Я пойду с тобой, — говорит Гордон, догоняя меня, так как я поспешно ухожу.

— Гордон, просто…не нужно. Знаешь? Я направлялась в свой класс, вот и все. Все нормально, если ты сомневаешься. Я понимаю.

— Я не о том, Хлоя. Но я не смогу позаниматься репетиторством сегодня. У меня статья по литературе и тест по алгебре…

Но сомнение все еще есть в его глазах. Я могу его видеть.

Он берет мою руку, и мой живот идет ко дну. 

— Смотри, сейчас мне нужно идти. У меня осталось только два занятия до математического теста, и мне нужно немного подготовиться.

— Конечно, — говорю я, но в моих мыслях другие идеи. Давай, откажись от протокола, как ты сделал в тот день, и прогуляй уроки со мной.

Он стоит, играя с моими пальцами, и, наконец, уверенность решает за меня. Его карие глаза умоляют мои. Он действительно чувствовал это в ту ночь, не так ли? Как и я. Это не было ничем для него, и я не спугнула его. Его рука мягко поднимает мой подбородок, и его лицо медленно встречается с моим.

Это тот поцелуй, который заставляет тебя забыть, где ты. Это настолько сильно, и мне интересно как это вообще могло быть, но правильно.

Я отстраняюсь, возвращаю равновесие.

— Иди, позвони мне позже. Если сможешь.

Он не уходит. Его взгляд задержался на моем лице. Колесики вращаются в его голове и я могу сказать, что он ломается. Наступает время, когда ничто не может вмешаться в твое тело и сердце или то, что они говорят тебе. И судя по тому, что Гордон не двигается, я понимаю, что сейчас это самое время.

 — В чем дело? — Ты не можешь пойти в класс, верно? Я знаю. Я чувствую то же самое.

Он мягко тянет меня вперед.

— Пошли.

— Куда мы идем?

Но Гордон не отвечает. Я пытаюсь представить, как мы должно быть выглядим. Гордон, ростом почти в два метра, не подозревающий о том, что он горяч, тащит за собой мальчишескую девушку с дикими темно-рыжими волосами. Мы не соответствуем друг другу, и все же мы вместе, и это прекрасно. Я так взволнована, что едва замечаю крестную, направляющуюся нам навстречу, внимательно осматривая глазами. Чёрт, я забыла о ее классном часе.

— Бонжур, мадам, — говорю я быстро, избегая ее глаз.

— Бонжур.

Она больше ничего не говорит, но мне и не нужны слова, чтобы понимать, о чём она думает.

— Хороший акцент. Как я понимаю, у тебя есть уроки у мадам Джордан? — предполагает Гордон.

— Да, но она также моя меррейн — моя крестная.

Он смотрит на меня:

— Не может быть.

— Да.

— Вау.

— Да ну! Она тут же доложит всё моей маме.

Это не отвлекает Гордона от его миссии — забрать меня отсюда. Я не имею понятия куда, но мне абсолютно всё равно, я чувствую себя живой. И поверьте мне, после того, как я чувствовала себя до этого, это очень хорошо.

 

Двадцать минут спустя мы там, где я никак не ожидала: дома у Гордона. Его родители на работе, и мы одни в его комнате, которая столь же незатейлива, как его автомобиль. Стол с идеальным порядком. Компьютер, явно дорогой. Ничего на стенах, за исключением небольшой периодической таблицы Менделеева около его стола.

— Зачем ты её повесил? — Я смеюсь. — Разве тебе недостаточно школы в школе?

— Я повесил её в прошлом году, и просто забыл. Я её вообще не замечаю.

 Это потрясает меня, Гордон одного со мной возраст и года обучения, но иногда ведет себя так, будто он намного старше. Я сканирую помещение в поиске любых плакатов, фотографий Сабины, которые он может по-прежнему хранить, но ничего. Лампа и пульт дистанционного управления на его ночном столике, и DVD-диски, но не так много.

— Ты когда-нибудь до этого пропускал занятия?

Я ложусь на его кровать и наблюдаю за ним, собирающим диски с пола.

— Постоянно, но обычно ради других уроков. Чтобы учиться. Мои учителя никогда не переживают.

— Но не чтобы пойти домой? Не чтобы побыть с девушкой?

— Нет, не для этого.

— Тогда ты становишься больше похожим на меня, — отметила я. — Это должно напугать тебя до усрачки.

— Ещё как!

Я ахаю:

— Не может быть.

 Он хихикает, лежа на кровати рядом со мной и взяв мою руку в свою.

— Да, но ты тоже становишься похожей на меня. Учеба, успешные тесты...

— Я никогда не говорила, что успешно сдала тест, — напоминаю я ему, проглатывая страх. Боже, он действительно думает, что я хорошо справилась.

— Что ж, я думаю, мы встретились где-то посередине.

— Может быть, — соглашаюсь я, двигаясь ближе к нему. Я хочу чувствовать его руки вокруг себя. Но я буду ждать, пока он сделает первый шаг. Как далеко я хочу зайти? Готова ли я?

— Может, такими и должны быть пары — уступчивыми.

Значит, мы официально являемся парой, прямо из уст всезнайки. Я сдерживаюсь, чтобы не совершить маленькие кульбиты в его кровати.

— Может быть.

Он смотрит на потолок.

— Может быть, мне нужно вовремя вернуть свою задницу на тест по алгебре в час. Может быть, мы в полном дерьме, и приходить сюда было большой ошибкой.

Я закрываю глаза.

— Может быть, нам нужно прекратить говорить «может быть».

— Откуда нам знать, Хлоя?

Сексуальные, полные губы с оттенком неуверенности. Щетина, такая соблазнительная.

— Мы и не знаем. Но разберемся по ходу.

— Типичный ответ Хлои. Королевы печенья с предсказаниями.

— Ты злой.

Я прислоняю свой лоб к его. Он смеется, и, возможно, я ошибаюсь, но он кажется почти рад, словно ему нравится, что его назвали злым.

— Гордон? — Я беру его руку и чувствую гладкость его красивых, квадратных ногтей.

— Моторная девчонка?

— Я проигнорирую это.

— Почему? Это ты. Ты сама так говорила. Ты любишь ездить на Лолите. Это не приговор.

— Ты прав, но я ненавижу людей, которые не знают меня и называют так. Как Сабина, когда я впервые заговорила с ней во время репетиторства.

— Может быть, она подумала, что ты этим гордишься. Я думал, что ты гордишься.

— Почему?

— Ну, потому что это не совсем оскорбление. Это имя, основанное на наблюдениях.

— Я думаю, ты прав. Кстати, о Сабине, — говорю я, играя с ниткой, чтобы оторвать взгляд от него. — Вы когда-нибудь…ты знаешь.

Он качает головой.

— Нет. Мы были вместе несколько месяцев, но ничего вроде этого не происходило. Скорее всего поэтому она понравилась моим родителям. Всё ещё нравится. Но в прошлом году, прежде чем я переехал сюда, у меня были серьезные отношения с девушкой в Бостоне. И…да.

— Ох, прости, что спросила.

В моей голове всплывает образ Гордона и другой девушки обнаженными в кровати, вызывая незнакомые ощущения.

— Ничего страшного. — Он прижимает свою ладонь к моей. Его ладонь гораздо больше. — Что насчет тебя? Была ли ты с кем-нибудь?

Я качаю головой.

— Никогда?

— Боже, не делай вид, что удивлен, Гордон. Мы, Моторные девчонки, чувствительные существа.

Он затих, думая о чем-то. Я наблюдаю, как он моргает время от времени, кончики его ресниц светятся от света, исходящего от окна. Я кусаю кончики его пальцев, и слова произносятся сами собой:

— Ты такой сосредоточенный. Иногда я хотела бы больше походить на тебя.

— Нет, не хотела бы. Поверь мне.

— Да, хотела. Хотела бы я сбалансировать свою жизнь и сосредоточиться на учебе, как ты. — Я хочу рассказать ему больше о том, что чувствую, но мне страшно. Что делать, если я в конечном итоге оттолкну его вместо того, чтобы стать ему ближе? Я решаю немного рискнуть. — Я думаю о тебе, Гордон. Много.

Он переплетает свои пальцы с моими и прижимает мою руку к своему лицу. Мне нравится это ощущение.

— Конечно, думаешь, — говорит он, стараясь сдержать смех.

— Чт…ты эгоманьяк! — Я бью его по руке и груди.

Он начинает смеяться и обволакивает меня вокруг себя так легко и плавно так, что мои конечности слабеют. — Я тоже много думаю о тебе, Хлоя. Ты думаешь, я был бы здесь в противном случае? Никто прежде не заставлял меня чувствовать себя таким образом.

— Никто? — Я поднимаю брови. Ни Сабина, ни девушка из Бостона?

— Никто. Не так.

— Теперь нас двое.

— Это кажется опасным. То, как я могу легко влюбиться в тебя.

— Так и есть.

Его глаза скользят вдоль моего лица.

— Знаешь, ты действительно красивая. Я имею в виду, я всегда знал, что ты милая, но сейчас я смотрю на тебя, и…

— Что?

— Ты удивительная.

Мне никогда не приходилось краснеть, но это подходящий момент, чтобы начать.

— Ух ты, Гордон. Я не знаю, как реагировать. Спасибо, наверное.

— Не благодари меня. Это правда.

Он целует меня, сначала мягко, затем действительно горячо. Медленно, как будто проверяя, готова ли я к повторению субботней ночи, его руки скользят по моим волосам, вниз по рукам, и затем на миг прижимаются к моей груди. Внезапно, я чувствую себя так, словно разъезжаю на Лолите на пустой дороге в центре Эверглэйда — ничего передо мной, ничего, чтобы остановить меня, ни дорожных знаков, ни копов, ни родителей. Куда бы я ни направлялась — это полностью мое дело.

Слова моей мамы опасно и безрассудно проявляются из моего сознания и стараются предупредить меня. Но я, как всегда на Лолите, выталкиваю их из головы и готовлюсь к всплеску адреналина.

 

Глава 19

Весь февраль меня не покидает ощущение, словно кто-то зажег бутылочную ракету в моей душе. Сразу после нашего тестирования и февральской романтики, я не могу больше думать ни о чем, кроме времени, когда я и Гордон снова увидимся друг с другом. Даже о последнем тесте, который я провалила. Становится все труднее и труднее сфокусироваться во время репетиторства, но я все еще стараюсь. Это единственная пора, когда я могу быть уверена, что увижу Гордона в школе. В другое время мы видится, когда можем сбежать я в его дом в течение дня или в моем доме по выходным.

Мои родители любят его. Конечно, любят. Как я могла получить такого ответственного молодого человека? Рок, однако, это другая история. Гордон и я вместе уже семь недель, но Рок все еще относится к нему с таким же безразличием, как я относилась к Эмбер. Как будто встречаться с Гордоном то же самое, что встречаться с Эмбер.

Время от времени я все еще думаю над словами Рока, что у Гордона всегда будут более высокие приоритеты, чем я. Когда приходит время учебы, да, он весьма дисциплинирован. Во время уроков он весь в учебе, но после школы, он весь мой, и нас ничто не может прервать. Меня напрягает только то, что я до сих пор не встретилась с его родителями. Я знаю, они строгие, поэтому я не давлю на проблему, но все же, это бы далеко продвинуло наши отношения.

В День Святого Патрика мы воздерживаемся от любых празднеств и просто болтаемся у лодочной пристани, который, слава богу, все еще стоит. Наши головы касаются друг друга, наши пальцы крепко переплетены. Я чувствую, что нахожусь на краю чего-то, но не знаю чего.

Сегодня вечером, большинство звезд скрыты плотной полосой туч. Я фокусируюсь на одной очень тусклой звезде, не закрытой облаком.

— Думаешь, есть жизнь на Глизе 581c[20]? — спрашиваю я, притворяясь, что это могла бы быть самая далекая планета.

— Глиза 581с?

Гордон опускает мою руку себе на грудь и кладет ее плашмя. Я поворачиваюсь к нему.

— Ты хочешь сказать, что Мальчик-Мозг не знает о планете в другой Солнечной системе, которая, возможно, имеет такие же водные условия, как наша?

— Я знаю. Я просто не знал, что она называется Глиза 581с. — Его улыбающийся голос откликается в оживленной ночи. Добавьте к кузнечикам легкий ветерок и шелест травы, и это красивая колыбельная ночи. — Неужели нельзя было назвать планету получше? Ведь Земля не называется «Солнце 14b». Это должен быть «Магнус» или что-то еще.

— Правда? «Рататуй» или «Бунсолар» или даже «Мегапланета» звучало бы лучше.

Он тихо смеется.

Я улыбаюсь и закрываю глаза. Я хотела бы, чтобы эта ночь длилась вечно. Его рубашка пахнет, как его комната, запах, который я ассоциирую с некоторыми приятными событиями. Всем, кроме последнего момента. Я жду мгновения, когда пойму, что люблю правильного человека. И после почти двух месяцев, это время почти настало. Потому что не будет лучшего времени, чем сейчас.

Облака уплывают, снова открывая небо, и звезды сияют, как блестящая аппликация на черной бумаге, которую я делала в четвертом классе. Я помню, что добавила маленьких инопланетян, и мой учитель с усиками улыбнулся мне: «Думаешь, там могли бы жить инопланетяне?».

Сейчас он начнет спорить, кто такие инопланетяне, или предположит, что мы и есть инопланетяне. Сто процентов.

— О чем я больше всего беспокоюсь, так это о пришельцах, живущих здесь. Даже внутри нашей планеты. — Он по-профессорски поднимает палец. — Ты когда-нибудь замечала, что Северный и Южный полюса всегда покрыты облаками на изображениях спутника?

Я сужаю нем взгляд.

— На самом деле. На полюсах есть огромные дыры. Дыры, которые могли бы привести к совершенно новому миру на нашей планете. Ты не знала, что Земля полая?

Я смотрю на него ошарашенно. Он звучит настолько серьезно, что я не могу сказать, шутит он или нет.

Он мягко посмеивается:

— По крайней мере, так думают некоторые люди. Теория полой Земли. Не могу поверить, что ты не знала об этом, с твоим-то интересом в астрономии.

— Нет, новость для меня. Я изучу эту тему, как только вернусь домой.

Я смеюсь.

— Ты, действительно, изучаешь статьи, когда мы не вместе? Я думал, что ты только катаешься на Лолите или разговариваешь с Роком.

— Знаешь, — замечаю я, — ты можешь быть абсолютно честным и все же оскорбительным в одно и то же время. Это так невинно и мило. — Он улыбается, глаза закрыты. — Ответ на твой вопрос — да, я действительно исследую материалы.

— Вроде чего? Дай мне пример.

Я вздыхаю.

— Ну, что угодно, что у меня в мыслях. Недавно это было усыновление. Вроде того, сколько людей против закрытых усыновлений в наше время. Они составляют примерно два процента всех случаев. Большинство людей думают, что это очень жестоко для усыновленного ребенка — ничего не знать про своих родителей.

Он поворачивается ко мне.

— И как ты себя чувствуешь по этому поводу?

— Не уверена. — Я пожимаю плечами. — Я не думаю, что это жестоко. Было бы мое удочерение открыто, было странно всегда видеть моих биологических родителей, знать, что они доступны, и всё же не быть с ними. Я думаю, что более жестоко, знать, кто они.

— И, если ты вступишь в контакт с ними, нет гарантии, что тебе понравится то, что ты увидишь.

— Да, как у одного мужчины, о котором я читала, чья биологическая мать использовала частного детектива, чтобы найти его. Она начала преследовать его до такой степени, что мужчине пришлось наложить судебный запрет на собственную мать. Это ужасно.

— Да, но это одиночный случай, Хлоя. Ты собираешься довести дело до конца? Расследование твоего случая?

Хмм. Вопрос на биллион долларов.

— Сейчас, пожалуй, склоняюсь к да. Я знаю, что, возможно, найду какую-нибудь угрюмую женщину, которая не захочет иметь со мной дела, и я знаю, что у нее может быть целая куча детей, которые, возможно, заставят меня почувствовать себя дерьмово, потому что она приглядывает за ними, а не за мной. Но дело в том, что я просто хочу увидеть ее. Я хочу её найти и пройти этот путь. Если она ещё жива.

— Я понял. Чтобы покончить с этим.

— Точно.

— Ты собираешься говорить маме?

Пфф. Вопрос на триллион долларов.

— Если бы был способ это сделать, не вмешивая ее, было бы здорово. Но я его не знаю.

Мы немного притихли, так как он играет с моими пальцами. Странно думать обо всем этом деле с удочерением. Год назад в моей голове не было подобных мыслей. Сегодня я серьезно об этом думаю. 

Мой телефон вибрирует в джинсах. Я достаю его и вижу, что это Рок. Я кладу телефон обратно в карман. Я выучила, что нужно держать Рока и Гордона в разных углах, и сейчас я дарю Гордону всё своё внимание.

— Кто это?

— Рок.

— Ты собираешься ответить?

— Нет, он просто хочет узнать, во сколько прийти и помочь с ремонтом Лолиты, — лгу я. Он, наверное, хочет увидеть, здесь ли я, чтобы присоединиться. — Она давно нуждается в починке. Бедняжке необходимо немного внимания и заботы.

— Байку или Року? — уточняет он.

Я в шоке от тишины. Проглатываю комок в горле.

— Что ты имеешь в виду?

Он пожимает плечами, словно ему не следовало поднимать этот вопрос.

— Ничего. Я просто подумал, возможно наше сближение поспособствовало натянутости в твоей дружбе с ним.

— Мы в порядке. У нас всё хорошо — говорю я, но это звучит натянуто даже для меня.

— Как скажешь.

Я понимаю, не легко иметь девушку, чей лучший друг является парнем, особенно магнитизирующим девушек, как Рок, но Гордон вполне хорошо к этому отнесся. Ведь он самый зрелый семнадцатилетний парень, которого я когда-либо встречала.

— Малыш? — говорю я.

— Да. — Я люблю вибрации, которые создает его голос напротив моей руки на его груди.

— Это может прозвучать глупо, а учитывая, что ты анализируешь каждую глупость, которую я иногда произношу, я даже боюсь говорить... но уже прошло семь недель с нашего первого поцелуя…

 — Господи, женщина, выкладывай! — кричит он.

Я нервно смеюсь в его рубашку.

— Хорошо. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я действительно тебя люблю. И что я уважаю тебя. И то, что ты очарователен со мной. Действительно, очарователен, если это имеет какой-то смысл. Серьезно, я смотрю на тебя. — Я чувствую тяжесть на груди, когда говорю это. — Ты дал мне огромное количество веры в то, что я могу делать лучше, и поэтому я просто хочу сказать спасибо.

Он прочищает горло.

— Ух ты, Хлоя, я ценю это. Правда, ценю.

Я вздыхаю, счастливая, что смогла, наконец, сказать ему, что чувствую, и то, что, кажется, он воспринял это хорошо.

— Но я уверен, что ты знаешь… — он продолжает. — Обожание значит «поклонение», и… тебе не следует поклоняться никому. Даже мне.

Я продвигаюсь так, чтобы лучше видеть его, но сейчас темно, я вижу только его контур.

— Стоп. Остынь, Мальчик-Мозг. Я не это имела в виду. Просто я восхищаюсь тобой, и это хорошо. И я изменилась с тех пор, как я с тобой. И это здорово, когда твоя вторая половинка делает тебя лучше.

Разве ты так не думаешь? Я умираю, как хочу спросить, но не собираюсь сегодня настаивать на развитии темы.

— И я согласен, — говорит он — Просто убеждаюсь.

Уфф! Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его.

— Не переживай, у меня нет никаких секретных твоих статуэток в моем шкафу. И просто чтобы ты знал — я цитирую знаменитую фразу Дарта Вейдера — Меня напрягает ваше неверие. Давайте посмотрим, кто теперь ботаник.

Он смотрит на меня в замешательстве.

— Звездные войны, — поясняю я.

— О, это не должно было меня удивить, — мямлит он.

— Что? — говорю я, пребывая в шоке. — Что это значит?

— Это значит... — Он убирает волосы с моего лица и мягко меня целует. — Что мне следует прекратить недооценивать тебя.

Крестная однажды сказала мне, что ты можешь посмотреть в глаза парню и увидеть, врет он или нет. Если он вздрагивает или отводит взгляд, не доверяй ему. Но глаза Гордона стойкие. Сильные. Настолько стойкие и сильные, насколько я могу сказать в окружающей абсолютной темноте.

— Спасибо, милый.

— Пожалуйста. — Он целует меня снова, затем быстро отодвигается. — И, возвращаясь назад… нет, я не думаю, что есть жизнь на Глизе 581с.

— И почему нет?

— Потому что нужно намного больше, нежели просто вода, чтобы воссоздать определенные условия, как на Земле. Нужен углекислый газ, и никто даже не знает, есть ли он там. Кроме того, половина планеты повернута лицом к звезде все время, и в результате она опаляется.

— И…

— И другая половина планеты постоянно в темноте, поэтому слишком холодная. Вряд ли пригодная для жизни, не так ли?

— Всё всегда настолько черное и белое для тебя? Что насчет буфферной зоны посередине? Та сумеречная зона, которая одновременно освещается звездой и скрыта от её прямых лучей? Может ли быть там жизнь?

Гордон обдумывает вопрос. Мне любопытно услышать его ответ. Если он думает так же, как и я, он решит, что это возможно, и нам, вероятно, следует отправить НАСА туда в ближайшее время. Если нет... ну, тогда он стал бы первым ботаником, кого я знаю, кто считает, что других миров не существует.

— Одинаковые ли два человеческих отпечатка пальцев? — говорит он. — У всех шести с половиной миллиардов людей в этом мире? — Он сжимает мои пальцы, один за другим. — Нет, они все разные. Поэтому я думаю, что Земля — уникальное чудо природы, вроде нас. И, кстати, говоря о фриках, мы оба знаем, что может быть только одна Хлоя в мире, верно?

Жесткий удар. Прямо в центр его трицепсов. Хватит ему смеяться, теперь он вскрикивает от боли. Я знаю, что права насчет сумеречной зоны на Глизе 581c, там может быть жизнь. Когда он смотрит в пространство, я понимаю, что не смотрю на звезды, как обычно делаю. Я пялюсь на него.

Может, он прав. Может, в каком-то смысле я поклоняюсь ему. Но неужели это так плохо? Только если он не может сопереживать, я думаю. Если он не знает, какого это, обожать кого-то.

Мой телефон издает короткий шум, сообщающий о голосовой почте. Я слушаю сообщение.

Оно пришло две минуты назад от Рока. Его голос звучит низко, на грани депрессии. «Счастливого дня Святого Патрика, Хло. Позвони мне, если хочешь». И вина, которую я чувствую за все время с Гордоном, тянется отсюда до Глизы 581c.

 

Глава 20

Время от времени мой папа идет ловить рыбу, не чтобы заработать, а просто чтобы выбраться из дома. Две недели назад, при полной луне папа решил, что пора выходить. Рыбалка при луне не лучшее время для ловли чего-нибудь, но для ловли сна это бесценно. Обычно он идет один, но сегодня вечером он пригласил меня с собой. Так как Гордон работает над проектом, я принимаю его предложение.

Наша лодка мягко качается где-то около Шугарлоф Ки на стороне Залива. Лежа на спине, я наблюдаю, что луна на востоке окружается облаками, недостаточно густыми, чтобы полностью скрыть ее. Папа сидит с другой стороны лодки, настраивая свою удочку, холодное пиво стоит между его коленей. Он не говорит много, просто натягивает блесны и грузила.

— Что ты собираешься поймать сегодня вечером?

— Что клюнет. — говорит он — Может, луциана или тарпона.

— Тарпон? Фу.

Я закрываю глаза и представляю, что приду сюда когда-нибудь с Гордоном. Мы могли бы попасть в массу неприятностей в одиночку на лодке, учитывая, как всё время вместе разгораемся. Интересно, что он сейчас делает.

— Так, красавица... — Папа сидит спиной, положив одну руку вдоль борта лодки, а в другой руке держит пиво.

— Так, папочка...

Сейчас начнётся допрос. Я не против, потому что папа всегда дает комментарии. Плюс, я знаю, что он мне полностью доверяет, всегда так.

— Как дела с химией?

— С химией всё хорошо.

— Рок?

— Хорошо.

— Парень?

— Хорошо.

— Предохраняешься?

— Пока нет необходимости.

— Это моя девочка.

Он делает очередной глоток пива. Я улыбаюсь на Луну. Юпитер играет в прятки между облаками, только одна звезда видна сегодня. Я сворачиваюсь калачиком на моей стороне, закрыв глаза, океан меня убаюкивает.

— Ты ведь не знаешь, почему мы здесь? — спрашивает он вдруг.

Мои глаза резко открываются.

— Э-э...порыбачить?

Он с улыбкой смотрит на меня.

— Кое-кто ушел в подполье на некоторое время, — замечает он. — Она даже не читала свои астрономическим новостям.

— Сегодня вечером падение комет?

Я быстрое сканирую небо на что-то необычное. Он снова улыбается, заканчивает оставшееся пиво и бросает пустую бутылку в полиэтиленовый пакет.

— Я никогда не знал, что моя красавица забудет про лунное затмение, с тех пор как она была... — Он приближает свои руки близко друг к другу, изображая малышку Хлою.

— Затмение сегодня вечером? — Мои глаза широко открываются. Я не могу поверить, что это совершенно выскочило у меня из головы.

— Гордон занимает большую часть твоих мозговых клеток. Просто убедись, что оставляешь немного места для других вещей. Он хороший парень, но в этом возрасте даже у хороших ребят в мыслях лишь собственные гормоны.

— Он не такой, папочка.

— Они все такие, красавица, — парирует он. Папа хочет, чтобы я это поняла, и поняла хорошо. — Я был таким, и думаю, я довольно приятный парень. Так что будь осторожна.

— Хорошо, я поняла.

Волна несет лодку к живописной небольшой скале, затем снова успокаивается. Папа открывает ещё пиво, ложится на спину и смотрит на Луну. Он закончил свою лекцию, если её можно так назвать, но мне стало интересно, вдруг он прав. Если все парни такие, то почему не я чувствую, что Гордон использует меня?

Добрых двадцать минут мы ничего не говорим, просто смотрим в небо и ждем. Затем, мало-помалу, нижний край Луны начинает выравниваться, темная тень закрыла очертания Луны. Это удивительно, что мы — наша гигантская, массивная планета — мешает продвижению солнечного света.

Я пытаюсь представить себе отца подростком, ещё до встречи с мамой. Сколько девушек у него было? Он любил кого-нибудь из них? Как он отреагировал на мое удочерение? Представляя его с разных сторон с одной стороны делает меня ближе к нему, а с другой — отдаляет. Я никогда полностью не узнаю его и его секреты. И будучи его дочерью, я не хочу их знать.

Я осматриваюсь вокруг, проверяя, бодрствует ли он все еще, оценивая небесное шоу. Его глаза — щелочки, но открытые. Периферийным зрением он ловит меня, наблюдающей за ним, и выдаёт одну из его милых улыбок папочки. Восхитительную улыбку папочки. Я улыбаюсь в ответ. Наползающая тень, наконец, закрывает всю поверхность луны интенсивным оттенком красновато-оранжевого, и я не могу не думать, что мой папа немного походит на лунное затмение — непонятный в своей части тени, но все равно видно, все равно красиво, и все еще там, когда я смотрю на него.

 

Весенние каникулы, наконец, наступили, и я могу наслаждаться утренним сном. Целую неделю мне не придется видеть древнего Руни и решать любые уравнения. Я помогаю маме с малышами в течение дня, и оказывается, что моя помощь делает маму счастливой. Иногда по утрам я обнаруживаю Рока, спящего на крыльце, когда он приходит на завтрак. Они с мамой смотрят музыкальный телеканал, после чего он уходит, будто на секретную миссию. Я больше даже не спрашиваю куда.

В среду утром я просыпаюсь от звука звонящего домашнего телефона, моя мама смеется, затем ее шаги слышатся в комнате младенцев. Больше ничего не помню, потому что я снова задремала, мечтая о теплом песчаном пляже и далеком запахе жареной ветчины и сыра.

— Хлоя, иди есть! — Я слышу, как кто-то зовет меня с пляжа.

Глубокий голод заставляет меня проснуться и отправить мою задницу на кухонный барный стул. Как будто я не видела пищу несколько дней.

— Ура, завтрак, — бормочу я, потирая глаза.

— Уже полдень. Это так ты наслаждаешься каникулами? — Мама говорит, кладя сэндвич на тарелку и разрезая его пополам. Не более чем через четыре секунды, я съела первую половину.

— Ага.

— Рок звонил некоторое время назад.

— Почему он не позвонил на мой телефон?

— Не знаю. Он позвонил, чтобы узнать, дома ты или нет. Он, вероятно, не хотел тебя будить.

— Что он сказал?

— Что он будет дома сегодня, если он тебе нужен, и что он слишком м надоедает. Он извинился за «бродяжничество, словно пиявка» — Она смеется, качает головой. — Он не надоедает никому, бедняжка.

— Он мог бы просто позвонить мне и сказать всё мне.

— Может, он хотел с кем-то еще поговорить. Ты проводишь так много времени с Гордоном, дорогая. Я думаю, может он просто чувствует себя немного... я не знаю... отверженным, может быть?

Я киваю, заканчивая остатки сэндвича с комком вины в горле. Я поговорю с ним позже.

— Можно мне ещё один?

— Конечно. — Она начинает другой бутерброд, потом говорит. — Ты знаешь, иногда я чувствую себя плохо из-за Рока. Мы для него как семья. — Она смотрит на меня секунду, затем возвращается к кухонным делам. — Это печально. Это заставляет меня ценить то, что моя мама и папа были рядом, чтобы поднять нас, хоть я и жалуюсь на них.

Я киваю. Это ее способ сказать мне, что я не должна искать ответы насчет моего дела по усыновлению? Потому что если это оно... вдох.

— Да, и мы должны ценить того, кто любит нас, будет ли наша ДНК совпадать или нет. Я поняла.

Она останавливается и смотрит на меня.

— Это не то, что я собиралась сказать. — Наши глаза пересекаются, и на долю секунды я замечаю выражение моего дяди в ее глазах. Она предлагает еще один бутерброд, режет его пополам, затем протягивает мне. — Я собиралась сказать, что приняла своего папу как данность, но, если бы он не был частью моей жизни, я бы хотела знать его. Поэтому если тебе нужна помощь в поиске твоих биологических родителей, Хлоя... — Шпатель в руке слегка дрожит — Всё хорошо. Я помогу тебе.

Я смотрю на свои ветчину и сыр, расплавленный по-американски и сочащийся со всех сторон, прилипая к плите. Внезапно, я уже не так голодна. Я ценю мамину помощь, но буду чувствовать себя лучше, делая это в одиночку.

— Ладно, — говорю я.

Я складу бутерброд, благодарю маму за обед, и ухожу в свою комнату.

 

Каждый раз, когда Рок звонил сегодня, он считал обязанным сказать мне, что ничем не занимается, просто смотрит телевизор в своей комнате весь день. Это попытка доказать, что он способен к воздержанию и что я ошибаюсь насчет него. В результате мне приходится постоянно переключать линии во время телефонного разговора с Гордоном, чтобы поговорить с Роком, когда он звонит.

— Это снова Рок, — бормочу я в трубку.

— Скажи ему, что ты кормишь своего брата или что-то еще.

— Я не могу. Он в депрессивном состоянии.

— Я заметил. Я пытался сказать тебе.

— Я-я знаю, Гордон. Но это странно. Я также не могу перестать быть его другом. Это его убьёт.

— Но ты также не можешь быть его психотерапевтом. Он слишком эмоционально связан с тобой.

— Но…но так и есть, — говорю я, понимая, что собираюсь быть абсолютно честной. — И он тоже мой терапевт. Прости, я знаю, что он парень, но вот только это так.

— Так... — Он притих на несколько секунд. Гордон откашлялся, прочищая горло. — Ты рассказала ему о нас? О личных вещах?

— Раньше я бы все рассказала, но всё изменилось. Мне придется подождать, пока у него появится новая девушка, прежде чем я смогу рассказать ему что-нибудь, чтобы он не жалел себя. Сейчас он думает, что влюблен в меня.

— Я мог бы сказать тебе это при первой же встрече с ним, — говорит он. Я смотрю на потолочный вентилятор, поглощая эхо слов Гордона. Так значит это очевидно для окружающих, не только для меня.

— Он не любит меня, Гордон. Он просто… нуждается. Он нуждается в ком-то на все времена.

Я не говорю ему, но допускаю, что чувство Рока настоящее на этот раз. Возможно, что все предыдущие влюбленности тоже были настоящими, просто они вели к нынешнему. Рок никогда не воздерживался в течение целой недели, с тех пор как потерял девственность четыре года назад. С тех пор женщины сменялись нонстоп.

— Ты сейчас чем-нибудь занят? — спрашиваю я.

— Могу сделать перерыв. А что?

— Мы можем встретиться на пристани? Умираю, как хочу тебя видеть.

Я схожу с ума, думая обо всех наших моментах в его комнате на этой неделе, которые медленно приводят к неизбежному… к чему я теперь готова. Всю неделю он был очень мил, и он не давит авторитетом, когда мы вместе. Мне нравится выражение его лица, когда он понимает, что девчонки рулят, и что у меня есть собственная власть, и он не может знать все ответы вселенной.

— Выезжаю, — говорит он, и я за дверью уже через четыре секунды.

Пора Гордону узнать еще один из секретов пристани. Устье отлично подходит для купания. Сегодня поверхность воды без тины. Вода прозрачная до самого дна. Кругом рыбы, но что с того? Температура воздуха тридцать два градуса. Нужно охладиться.

Я стаскиваю с себя шорты, оставив нижнее белье и бюстгальтер как купальные принадлежности, и ныряю в стиле пушечного ядра.

— Уиииии! — Я визжу, врезавшись в поверхность воды, в пузыристую тишину, окружающую меня в теплой воде. Когда я всплываю, вижу Гордона, стоящего на краю причала с руками на бедрах.

— Не могу поверить, что ты только что это сделала. Вода противная. Что если там есть аллигаторы?

— Тогда нас съедят. Прыгай ко мне, детка. Или ты цыпленок?

Он наклоняет голову набок, как будто размышляет, следует ли принять или отклонить вызов.

— Бокк, бокк, бокк... цыпленок! — Я поддразниваю, брызгая водой на него снизу вверх.

Полный решимости доказать, что он, по факту, не домашняя птица, Гордон снимает футболку и прыгает в воду. Больший всплеск в принципе невозможен. Волны, которые он создает, размера цунами. Я проглатываю немного слегка соленой воды.

Он выныривает, волосы прилипли ко лбу.

— Как тебе это для цыпленка?

— Эй, ты действительно доказал мне.

Я гребу к нему и смело оборачиваю ноги вокруг его талии. Инстинктивно он хватает меня, чтобы удержать.

— Тебе не следует этого делать.

— А почему бы и нет?

Он прикусывает нижнюю губу.

— Это опасно.

— Что за странная одержимость опасностью?

Я целую его. На заднем плане я слышу, как мой телефон звонит. Рок должен быть страдает и нуждается во мне, прежде чем он свалится с фургона воздержания... Но я не могу поговорить с ним прямо сейчас. Ему придется справляться с проблемами без меня.

— Это захватывающе.

Гордон целует меня в ответ. Я не знаю, дело в солнце, воде или ещё чем-нибудь, но сегодня определенно произойдет что-то сексуальное. Гордон — определенно тот парень для меня.

Я тянусь за свою спину, чтобы расцепить бюстгальтер. Он всё равно пропитался водой.

— Что ты делаешь? — спрашивает он, разрывая поцелуй.

— Становлюсь опасной.

Я кидаю лифчик на причал. Он широко улыбается.

— Ты сумасшедшая, знаешь? А если тебя кто-то увидит?

Его глаза быстро опускаются вниз.

— Никто не придет. Твоя очередь, цыпленок. Бокк, бокк, бокк.

Я тяну его за шорты. Держу пари, что он этого не сделает. Но, потому что он любит доказывать, что я ошибаюсь, он изображает лицо, словно я лузер, и снимает шорты. Не только шорты, но все! Он кружит ими, изображая меня, и бросает трусы на причал. Они приземляются рядом с моим бюстгальтером с огромным глухим стуком.

Я смеюсь громче всех раз, когда я смеялась в последнее время.

— Я не могу поверить, что ты это сделал!

— Слава богу, я думал ты смеешься над чем-то другим.

Он возвращает меня обратно, снова оборачивая мои ноги вокруг его талии. Остался лишь один кусок материала между нами, и поверьте мне, он небольшой. Мысли заполняют мой разум. Что, если я забеременею? Вот, что случилось с моей биологической матерью?

— Что не так? — Его заинтересованный взгляд вырывает меня из моей задумчивости.

— Если я сниму эту последнюю вещь… — я слышу нервы в своем голосе. — Что произойдет? Не будет ли это ошибкой?

Он прислоняет свой лоб к моему. 

— Все зависит от тебя. Но я не знаю, как это может быть, Хлоя. Я люблю тебя.

Он мягко моргает, его ресницы слипаются вместе. Его лицо сейчас так красиво.

— Я тоже тебя люблю, — отвечаю я. И я знаю, что если что-то ужасное или неожиданное случилось бы, я бы справилась. Мы бы справились. Мы снова целуемся.

И я снимаю трусики без малейшего сожаления. Я сворачиваю их и бросаю на причал, вбирая в себя все окружающее пространство — солнце, небо, звук шлепка рыбы поблизости. Я чувствую себя уверенно, зная, что это должно произойти в моем идеальном месте с моим идеальным парнем.

Гордон прижимает меня к себе и целует в щеку. Я могу сказать, что он хочет показать мне, что спешки нет, что я контролирую ситуацию.

Вдруг я слышу шум. Урчание двигателя на дороге. Не вопрос, ребята. Не неизвестный транспорт. А Мустанг 68 года под управлением единственного человека, с которым я разделяла это особое место. Человек настолько наивен, что верит, что он все еще единственный, удостоенный этой чести.

Шум мотора приближается. Гордон следит за моим взглядом.

— Здесь кто-то есть.

— Рок, — говорю я ему.

Он отпускает меня и начинает плыть по направлению к пристани.

— Что ты собираешься ему сказать?

— Ни малейшего понятия.

Хотя Рок знает, что Гордон и я много времени одни, если он нас тут увидит, то может отреагировать не лучшим образом. Нет времени даже залезть на причал за нашей одежды.

Я вижу черный капот мустанга, скользящий по гравию. Надеюсь, у него хватит порядочности уйти, когда он увидит, что мой мотоцикл и автомобиль Гордона здесь вместе.

— Уходи, Рок, — бормочу я.

Мустанг замедляется, звук его двигателя заполняет устье. Гордон смотрит на меня из-под причала. Я гребу к нему, но не настолько близко, чтобы я не могла видеть происходящее на берегу. Мой телефон звонит, но звонок прекращается после двух секунд, словно Рок понял, что это плохая идея. Я услышала переключение передач Мустанга, затем он разворачивается на гравии и возвращается к дороге.

Я громко выдыхаю.

— Хлоя, тебе лучше поговорить с ним, — произносит Гордон, поднимаясь на причал. Я отворачиваюсь, смущаясь. Одно дело смотреть на кого-то обнаженного, кто лежит рядом, и совсем другое, если этот кто-то в таком виде выходит из воды.

Он нагибается, чтобы помочь мне вылезти, и протягивает мою одежду, пока я выползаю на деревянные доски.

— Нет, не нужно. Он уже не ребенок. Останься, Гордон. Не позволяй ему запугать тебя.

Гордон натягивает мокрые шорты и ложится на спину. 

— Нет. Тебе нужно с ним поговорить, — повторяет он, и я понимаю, что наш особый момент завершается. Он прав. Рок, наверное, страдает. Он не ожидал этого, и мне нужно честно поговорить с ним. Но неужели нельзя было подождать еще час?

— Отлично, — говорю я, разочарованная, что наш вечер на этом заканчивается. Может быть, вселенная пытается мне что-то сказать. Может быть, сегодня был не тот день. Я ненавижу знаки и ненавижу предупреждения, так что неудивительно, что я быстро одеваюсь и сажусь на Лолиту. — Я позвоню тебе позже.

— Хлоя, — окликает меня Гордон.

— Да? — Ненавижу, когда он останавливается и начинает рассуждать о том, что мы делали вместе. Я не чувствую никакого сожаления, и он не должен.

— Не злись. Мы отлично провели день вместе.

Он улыбается. Я киваю в ответ.

Я помню те первые времена репетиторства. Как трудно было заставить его расслабиться. Но сегодня он прыгнул прямо в устье и снял свои шорты. Разве не этого я хотела? Для него, чтобы поставить мир на паузу, и просто весело провести время? Но я никак не могу отделаться от иррационального гложущего ощущения, что он пытается от меня избавиться.

— Мне все равно не следовало с тобой сейчас видеться, — говорит он, и я едва могу поверить в то, что слышу — Я был по уши в работе.

Я не отвечаю, просто жду, пока он закроет дверь машины и тронется в путь на главную дорогу. Тогда я опускаю голову на Лолиту и вдыхаю неожиданную тишину болота.

 

Глава 21

Рок сидит на полу моей спальни, вычищая карманным ножиком грязь под ногтями. В моей девчачьей желтой комнате ему так же комфортно, как коту в ванной. Согласно давнишним инструкциям моего папы Року не разрешается сидеть на моей кровати ни при каких обстоятельствах — честно говоря, довольно глупое правило. Если бы мы собирались заняться сексом, мы могли сделать это на полу.

— Ты собираешься что-нибудь сказать? — спрашиваю я, садясь на кровать, скрестив ноги.

— Ты меня сюда позвала.

— Я знаю, но…

— Как долго вы ездите туда, Хлоя?

 Он смотрит вверх, сжав челюсти. То, как он произносит «Хлоя» заставляет мое сердце немного сжаться.

— С тех пор как мы встречаемся друг с другом. Рок, он мой парень. Чего ты ожидал?

— Если всё так просто, то почему ты даже не упомянула об этом?

Он посылает мне тяжелый взгляд.

— Я знала, что слухи о том, что мы вместе, нервирует тебя. Мне кажется, ты поэтому держал дистанцию, но я действительно хотела бы, чтобы мы оставались друзьями.

— Смотри, тебе не нужно ничего объяснять мне. Это твоя жизнь, твои решения. — Его загорелые руки выглядят сильными на его коленях, в то время как он скользит острым концом ножа под каждым ногтем. — Хлоя, у тебя есть все права быть с тем, с кем ты хочешь, но это не значит, что я должен притворяться, будто мне это нравится, но не переживай больше за меня.

 — Я переживаю за тебя. Я переживаю, что ты не спишь дома, что ты собираешься заболеть… — Я смотрю, как он чистит ногти. — Что ты кидаешь грязь на мой пол. — Надеюсь, он посмеется. Я скучаю по его смеху.

Он слегка улыбается.

— Пристани там больше не будет. Меня оттуда вышвырнули. — Он приподнимает бровь, глядя на меня из-под полуопущенных ресниц. — Там собираются что-то строить, представляешь?

— Когда ты узнала?

— Ещё в январе.

— Ещё в январе, и ты мне это сообщаешь только сейчас? Именно об этом я и говорю, милая. Совсем никакого общения. Где любовь?

 Он раздраженно взмахивает руками.

— Что ж, Рок, ты приходил и уходил много раз в последнее время. И я знаю, что ты творишь, когда пропадаешь без вести.

— Что? Я звонил тебе целый день, Хлоя! — он отвечает тем же обвинительным тоном.

— Сегодня, да, но что насчет других дней?

— В другие дни я старался заглушить дерьмовое существование, — говорит он с абсолютной серьезностью.

Я просто смотрю на него. Я не знаю, правда ли это или Рок снова играет в «спаси меня».

— Ты не имеешь это в виду.

— Нет, конечно. — говорит он, возвращаясь к чистке оставшихся ногтей.

Я вздыхаю.

— Рок, дело в том, что я должна попрощаться с пристанью, и я хочу, чтобы ты был там в это время. Не Гордон.

Надеюсь этим приглашением я напомню ему, что люблю его.

— Хах, спасибо.

— Ты знаешь, что ты большой малыш. Ты мог бы быть чуть более понимающим.

— Уаааау. — Он снова и снова закрывает, и открывает карманный нож. — Тебя не могут заставить уйти.

— Эм, могут. Я не владею этой землей.

— Ахх, пфф, — он ворчит, откусывая крошечный уголок ногтя и выплевывая его.

— Это наше место, — заключаю я. И так и есть. Я люблю Гордона, но он по-прежнему просто гость там. — Давай каждый день немного зависать там, ты и я, на прощание.

— Наше место, — повторяет он, потерянный в мыслях.

Его лицо — его глаза — убивают меня. Возможно ли любить двоих людей одновременно? Рок считает, что между нами, что-то есть, и, возможно, если бы никто из нас не нашел себе пару, это могло бы сработать, ради размножения или чтобы не быть одинокими, но сейчас я влюблена в потрясающего парня. И я должна сказать это Року.

— Есть кое-что ещё. — Он настороженно смотрит на меня. — Но ты должен пообещать не психовать, иначе потом мне будет трудно тебе еще что-либо когда-либо рассказывать, и тогда мы больше не будем друзьями.

— Ты трахаешь этого чувака.

Мой мозг высвечивает милую картинку меня и Гордона вместе, кожа соприкасается с кожей, руки и ноги, сплетенные вместе.

— Пока нет, но…

— Всё выглядит именно так. — Он распластывается на моем полу и протягивает руки. — Я знаю, что так и есть, куколка. Не надо мне тут втирать.

— Я не втираю ничего.

— Втираешь

— Прекрати, Рок. — Сидя на кровати, я беру подушку и бросаю в него. — Мы ещё не сделали это. Но я хочу.

Он обнимает подушку и качает головой, на его губах — грустная улыбка.

— Ты же понимаешь, что и так всё это знал, Хло? Я знал ещё до того, как ты рассказала мне.

— Я хотела, чтобы ты услышал всё от меня.

— Да? Что ж, спасибо, но я отчасти всё понял, когда увидел его машину и твой байк там рядом. И потому что мы друзья, я должен предупреждать тебя, если мне кажется, что ты совершаешь большую ошибку. И знаешь? Я думаю, ты совершаешь большую ошибку.

— Ты никак не угомонишься. Я знаю, ты думаешь, что мне стоит быть с тобой, но забудь об этом. Друзья, которые начали встречаться, больше не возвращаются к прежнему положению. И я не хочу потерять тебя!

Почему я ору?

Рок сидит прямо, на его лице недоверчивое выражение.

— Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, что нам не суждено быть вместе, как твоим родителям? Я провожу свою жизнь здесь из-за них и тебя. Я хочу своим детям такую же семью, как ваша.

— Но так не происходит со всеми. Они чокнутые, — выпаливаю я.

— Откуда мы будем знать, если мы даже не попробовали? — он кричит в ответ так громко, что я почти начинаю плакать. Он видит боль на моем лице и быстро возвращает самообладание. Боже. Я пробегаю рукой через волосы.

— Гордон действительно милый, — произношу я медленно, улавливая взгляд презрения на его лице. — Ты даже не попытался узнать его получше.

 Он поднимает руки вверх.

— Какого черта ты хочешь от меня, Хлоя?

— Ты можешь быть счастлив за меня! — кричу я.

— Прекрасно, — он кричит в ответ. — я счастлив за тебя!

— Ах! — Я чувствую, словно два мира сталкиваются в моей груди. Я больше не могу справляться с этим. — Иди домой. Мне нужно учиться.

— Тебе нужно учиться? Пфф. Ты уже становишься им.

— Ох, что? Я не могу теперь учиться? Гордон тут не при чем.

— Прекрати произносить это дебильное имя.

— Прекрати называть его дебилом, — огрызаюсь я.

— Как угодно.

Он усаживается в поддельно-спокойную позу. Я вздыхаю.

— Если я завалю химию, родители отберут Лолиту. И если они отберут мой байк, я потеряю свою душу, Рок. Ты ведь должен это понимать.

Он закрывает глаза.

Если он хочет вести себя как засранец, это его выбор.

— Ты знаешь, что самое худшее? — спрашиваю я, встречая его упрямые глаза. — Неделя за неделей ты ожидаешь, что я буду просто принимать девушек, с которыми ты встречался. Большинство из них я даже никогда не видела, никогда не знала их имен. И теперь я прошу тебя принять одного парня — только одного — и ты этого не делаешь. Я впервые счастлива, с тех пор как умер Сет, и ты не можешь быть счастлив за меня. Что ж, я не собираюсь позволять тебе всё испортить.

Я встаю и открываю дверь своей комнаты.

— Мне жаль, Хло. Я просто не могу, — отвечает он на мои обвинения.

— Ох, да пошел ты, — бросаю я через плечо.

Он может последовать за мной, если хочет, или может заснуть в моей комнате, не мое дело. Я ухожу. Я хватаю ключи от Лолиты с крючка в кухне, но мама выходит из чулана, один ребенок в слинге на груди, другой — в слинге на спине.

— Куда ты идешь?

— Наружу. — Я хватаю шлем из угла и направляюсь в гараж.

— Стоп, — говорит мама.

Малыш в переднем слинге поворачивает голову ко мне, словно он тоже собирается прочесть мне лекцию. Я смотрю на нее.

— Стоп, что?

— Ты никуда не идешь.

— Я всегда выхожу после обеда.

Это не похоже на мою маму останавливать меня, особенно в эти дни. Мне нужно мое пространство.

— Присядь, Хлоя.

Ее светлые волосы свободными локонами свисают вокруг лица. Круги под глазами менее яркие. Младенцы спят больше, а мама набирается сил.

Я прислоняюсь к углу. Что бы она мне не сказала, я выслушаю стоя.

— В чем дело, мам?

— Крестная говорит, ты покидала школу вместе с Гордоном. Это правда?

Мой живот сжимается.

 — Нет, — вру я. — Я только пропустила один день во время второго семестра. В другие дни это был обед. Я уходила, чтобы поесть.

— Покидать школу во время обеда не позволено.

— Я…

Я думала, она не знала о новом правиле. И я определенно не думала, что крестная видела меня уходящей. Она всегда обедает в учительской.

— Она говорит, ты завалила два последних теста по химии, Хлоя.

Мама ждет, ее глаза задумчивые, а рот превратился в тонкую линию.

— Как она узнала? Даже я не знаю, что получила за последний тест.

— Ты получила два.

— Что?

— Она работает в твоей школе, Хлоя. Прекрати вести себя так легкомысленно! — Ее тон в конце повышается. Разочарованная, она закрывает глаза и поглаживает голову малыша Сегана, чтобы успокоиться.

— Она выдумывает, мама! Это неправда.

 Позади меня мягко закрывается входная дверь, Рок незаметно уходит. Уверена, всё это забавляет его.

 Мама качает головой, ведь мы обе знаем, что у крестной нет причин врать.

— Хлоя, — говорит она медленно — Ты способна принимать правильные решения, когда прикладываешь усилия, но сейчас, милая, ты не задумываешься о последствиях того, что делаешь.

— И что это значит, мам? Что именно я делаю?

Ее спокойная маленькая улыбка говорит мне, что она знает. Она не глупа. Тем более мама сама прогуливала школу все время, чтобы побыть с отцом. — Тебе нужен новый репетитор, и я собираюсь его тебе нанять.

— Нет. У меня есть Гордон.

— Гордон, — подчеркивает она, — не помогает тебе больше в этом смысле. Он сбегает с уроков вместе с тобой. Если бы ему было какое-то дело до тебя или до твоей скатившейся отметки, он бы остался в школе на весь день и убедил бы тебя сделать то же самое.

 — Ты не можешь так говорить, мам. У тебя был парень, который тоже прогуливал с тобой. Поэтому ты не можешь ничего говорить мне.

— Я так себя не вела.

— Неправда. Сэти сказал мне.

Шок на ее лице впечатляет. Ха! Так вот!

— Сэту было только десять. Он бы не знал ничего. Кроме того, он всегда был в школе, когда я возвращалась домой с…

Я улыбаюсь.

— Когда ты возвращалась домой с… кем?

Она не отвечает, просто в разочаровании сжимает губы вместе.

Я понижаю голос и стараюсь звучать по-взрослому в надежде, что она будет рассматривать меня так.

— Я обещала, что исправлю оценку, и исправлю. Поверь мне.

— Не могу. Хлоя, у тебя средняя оценка двойка. Ты слышишь меня? Двойка. Я знаю, что мистер Руни не самый лучший учитель, и я знаю, что химия никогда не была твоей сильной стороной, но уговор есть уговор, и сегодня вечером, когда твой отец вернется домой, я ему всё расскажу.

— Мама! Пожалуйста! Я исправлю оценку. Я из кожи вон вывернусь, но исправлю. Клянусь!

— Хлоя, оставь ключи и вернись в свою комнату.

— Нет!

Я не могу. У меня слёзы на глазах наворачиваются, но я не могу заставить себя оставить ключ. Она не может так со мной поступить. Она должна понять! Я делаю заметку, никогда не быть такой сучкой в отношении своей дочери, если она у меня будет, неважно удочеренная или нет.

— Что? — возмущается она. И первый раз за год я снова вижу свою маму — ту, что участвовала в моей жизни до того, как родились малыши. Ее брови сходятся вместе, губы формируют тугой узел, зубы с силой сжимаются.

— Мама…

— Оставь ключ на счетчике и возвращайся в свою комнату, — она мягко произносит, словно так будет легче. — Никто не говорит тебе любить школу, Хлоя, но я не могу позволить тебе слоняться, заваливая химию, прогуливая уроки, причиняя себе боль.

— Кто говорит, что я причиняю себе боль? Теперь ты говоришь, как Рок!

 Я всегда слежу за речью в разговорах с ней, но сейчас мне все равно. Она не понимает. Она не понимает, что делает со мной.

— Не зря я всегда любила этого парня.

Как будто это смешно. Ха, ха! Ха, ха…нет. Одно дело, когда Рок себя нахваливает, но теперь ещё мама? Хватит уже.

Я смотрю на нее и скрещиваю руки.

— С каких пор тебя волнует, что я делаю со своей жизнью? Я каждую ночь без проблем ухожу, и теперь ты беспокоишься? — Я словно плююсь ядом, но, если она отберет Лолиту, тогда мне нечего терять. — Ты же всегда называла меня странницей, говорила, что я обречена скитаться по земле! Ты всегда сравнивала меня с Сетом!

Сравнение, которое я сейчас очень лелею.

— Ты не знаешь, о чем говоришь. Я всегда заботилась о тебе, более чем кто-либо. Я знаю, ты обожала Сэта, малышка, но послушай меня. У Сэта ничего не было. А всё, что было, он потерял.

— Что ты имеешь в виду?

Она качает головой.

— Свою работу, свое будущее…байк, Хлоя. Единственное, что у него было, он отдал тебе. Ты бы так хотела закончить? С мотоциклом и жалкими крохами? Мы стараемся помочь тебе. Какие у тебя цели? Что ты хочешь от этой жизни?

Как она смеет? Словно цель ее жизни была выйти замуж за папу, работать в блинной, и забеременеть в тридцать семь близнецами, не меньше! Кто она, чтобы требовать что-то от меня? Кому какое дело, как я предпочту прожить свою жизнь, если я хорошо отношусь к людям и не причиняю никому боли? Я сыта по горло. Почему мне приходится оправдываться?

— Ничего. Я ничего не хочу, — говорю я, бросая ключ на кухонный стол. Моя грудь сжимается от боли.

Я вылетаю из кухни и направляюсь к входной двери. Она может отобрать Лолиту, но я всё равно уйду. Я ожидаю некого сопротивления, но похоже, мама использовала весь свой арсенал. Он позволяет мне уйти без единого слова.

И я ухожу. И иду. И иду. Я шла целый час в прохладной ночи и прошла почти пять километров, весь путь к пристани Мерфи.

 

Глава 22

На ночное небо можно положиться. И на созвездия. Если звезда сгорит, пройдет много световых лет, прежде чем кто-либо это заметит. Даже когда солнце садится и облака покрывают Землю, ночное небо на месте.

Мне необходимы звезды.

Постоянные.

Надежные.

Спокойные.

Я пытаюсь позвонить Гордону, чтобы он приехал и забрал меня, но он не отвечает. Учитывая, что практически произошло этим вечером, а ещё добавляя, что я до полусмерти защищала его от Рока, он мог бы и ответить на долбанный телефон. Мог бы сказать: «Прости, Хлоя, я должен учиться», и всё. Я бы поняла.

Следом я звоню Року, он по крайней мере берет трубку.

— Слышал, ты получила от своей мамы, — говорит он ровным глубоким голосом.

— Пофиг.

Слабый свет проносится через небо, но я ничего не загадываю. Желания — это полный бред.

— Тебе нужно определиться, чего ты хочешь, малютка, — молвит он, словно мудрец.

— Слушай, — ворчу я, — если бы я хотела получить еще один выговор, я бы осталась дома с мамой. Ты должен быть моим плечом, на которое можно опереться. Я должна иметь возможность сказать тебе что угодно без осуждения с твоей стороны. Ты единственный, на кого я могу положиться.

— Я рад, что ты, наконец, начинаешь это понимать.

— Ты мудак. Пока.

— Расслабься. Я всё понял, — говорит он. — Да, я всегда буду здесь для тебя, если тебе нужен. Всегда.

Я улыбаюсь и закрываю глаза. Рок Нуньес, светящийся сверхгигант в Галактике Андромеды. Здесь, в любое время, когда он мне нужен.

Лягушки напевают мне спокойную мелодию. Мне следует добавить лягушек в список постоянных вещей. Спасибо вам, маленькие лягушечки.

— Прости за все, — мямлю я.

— Все в порядке. Это я должен просить прощения. За множество вещей, Хлоя. За то, что вел себя как придурок. И за то, что критиковал русского чувака. Я обещаю, я не буду больше трепать тебе нервы по этому поводу.

— Ты просто присматривал за мной. Я знаю, — я прерываю его, прежде чем он скажет что-либо еще.

— В любом случае… — он медленно растягивает слово, и я улавливаю неловкое молчание в самом конце. Другой вызов. — Мне пора. Это Эмбер.

— Какого черта, Рок?

— Ее и Винса, пора поставить точку. Вот почему я звонил тебе сегодня.

— Боже.

Воздух становится липким. Серые тучи медленно наползают на ночь, словно занавес, завершающий шоу.

— Пока, куколка.

— Пока.

Прекрасно. Эмбер вернулась. И теперь замкнутый круг начнется снова. Она будет трахать его мозги, а он вернется к сексу на одну ночь. Возможно, он прав. Возможно, я единственная, кто может спасти его. Но что бы я получила в ответ? Скорее всего, ЗППП[21], как сказал бы Сэти, и мой смех вырывается в воздух легким ветерком.

В тишине моей комнаты мой телефон проигрывает мелодию, которую я поставила на Гордона. Но только на мгновение. Я проверяю телефон. ПРОПУЩЕННЫЙ ЗВОНОК — МАЛЬЧИК-МОЗГ — 00:26. Перезваниваю ли я? Да. Я звоню и жду, мое сердце дрожит. Я смотрю в темноте на красное свечение будильника Санта на Харлее. Снаружи легкий дождь бьет в мое окно.

Он отвечает.

— Привет.

— Привет, в чем дело?

— Ни в чем.

— Ты просто звонишь мне, — я напоминаю ему.

— Я знаю.

— Ты испугался, что я уже сплю?

— Да, — он звучит неуверенно. Я не схожу с ума от того, как дрожит его голос.

— Ты в порядке? Ты странно звучишь.

— Всё хорошо. Я просто увидел, что ты до этого звонила.

— Ага.

Странная тишина поселилась между нами.

— Хлоя, я должен быть с тобой честен по поводу кое-чего.

— Хорошо. — Мое сердце подскакивает к горлу. — Что это?

— Мои родители в курсе моих дел последние несколько недель. Они знают, что я с кем-то встречаюсь, и им не нравится, что я трачу так много времени, вместо того, чтобы заниматься.

Я выдыхаю, хоть и не осознавала, что задержала дыхание.

— Все хорошо, Гордон. Моя мама тоже в курсе моих дел. Она знает, что я пропускала школу с тобой. И моя оценка по химии не стала лучше.

— Она знает? Это моя вина, Хлоя. Ещё одна проблема.

— Это не проблема, — говорю я быстро, прежде чем он начнет думать, что мы совершаем большую ошибку, оставаясь вместе. — Мы просто должны учиться усерднее и отдохнуть друг от друга. Давай позанимаемся на выходных и увидимся в понедельник, хорошо? Мы все наверстаем.

 Господи, это, оказалось, трудно произнести, когда я хочу просто остаться с ним снова наедине, но нужно всё сделать правильно. Мы должны доказать нашим родителям, что мы можем совмещать отношения со школой.

Неожиданно его голос звучит иначе. Холодно.

— Звучит отлично. Увидимся в понедельник. Спасибо.

Звучит отлично? Спасибо? Его мама скорее всего рядом. Я жду на линии.

— Хлоя, — шепчет он минуту спустя.

— Да? — Я ненавижу ощущение скрытности, но не могу сказать что-либо еще.

— Слушай, я не могу сейчас говорить. У стен есть уши. Но я люблю тебя. Поговорим завтра.

Вау.

Возможно, я потеряла Лолиту сегодня, но это единственная вещь, которую я теряю. У нас с Гордоном просто временные трудности. Уж одна-то должна была появиться за два с половиной месяца.

— Хорошо. — Я позволяю разочарованию в моем голосе пропутешествовать через расстояние в особняк Гордона, прямо в его скрупулезный, но милый мозг. — Я тоже тебя люблю.

Понедельник, снова в школу. Рок с утра пораньше у моего дома, спит на крыльце, когда я выхожу во двор. Я легонько толкаю его голову ботинком.

— Мы все еще гоняем? — мямлит он.

— На Дуранго? — спрашиваю я, смотря на старого серого слона, на котором предстоит добираться в школу. Лолита теперь запретная зона.

— Я мог бы отвезти тебя.

— Нет, у меня репетиторство после школы.

— Что ж, тогда почему Гордон не отвезет тебя потом домой?

— Потому, что… — я колеблюсь — мама сейчас против него.

Его брови приподнимаются, он морщится.

— Я, я не собираюсь ничего говорить. Совсем ничего.

— Хорошо. Поехали уже.

Я стараюсь гонять с Роком на пикапе, но он проносится мимо так быстро, что я почти поглощена следом Мустанга. Внедорожники сосут яйца.

В школе я посещаю все шесть уроков, не видя Гордона. Уже четыре дня, только с несколькими проверочными звонками, ничего эмоционального. И после его голоса в тот день, это начинает меня пугать. Я знаю, у него сегодня было несколько тестов, так что он, скорее всего, где-то занимается. На худой конец, я увижу его на репетиторстве со сверстниками.

Во время последнего урока я с трудом выдерживаю. Я должна встретиться с ним. Я должна утонуть в его объятьях, прикоснуться к его ямочкам, и почувствовать, что у нас все по-прежнему хорошо. Мой желудок сводит, бурно и панически.

Одна минута до звонка.

Мои мысли уже бегут по коридору, уворачиваясь от людей на моем пути в кабинет, и когда звонок, наконец, звонит, я выхожу из дверей и бегу, чтобы выиграть Тройную Корону[22].

Я ловлю силуэты людей. Винсент раздраженно орет в коридоре, Эмбер с подругой что-то обсуждают в углу. Но я не могу притормозить. Я мчусь на репетиторство. Добравшись до кабинета, вся запыхавшаяся, я останавливаюсь, чтобы привести себя в порядок за дверью. Я притворяюсь, что у меня очень важный телефонный звонок, на всякий случай, если Сабина наблюдает. Так она не подумает ничего плохого.

Пока я жду, замечаю, что вновь пойдет дождь. Конечно, это апрель в Южной Флориде.

Гордон уже должен быть здесь. Может, он уже внутри? Он мог сделать свой последний тест и прийти пораньше, вот почему я его не видела. Улыбка появляется на моих губах, я тяну, чтобы открыть шумные двери класса.

Я быстро визуально проверяю ряды парт. В классе привычные люди, хотя есть и несколько новичков. Начался же последний семестр. Миссис Рат машет мне приветливо со своего места. Я в ответ машу ей. Сабина смотрит на меня, как ревнивая саламандра со своего трона из скрепок. Все как обычно. Но нет Гордона. Он опаздывает.

Чтобы скоротать время, я читаю главу в моем учебнике, но думаю лишь о нашем купании голышом на пристани, о поцелуе в воде... Было так хорошо быть так близко к нему. Если он чувствует то же самое, то он выдержит своих родителей и приведет меня в свою жизнь. Где ты, Гордон?

Я чувствую, что кто-то стоит рядом со мной и гляжу вверх. Джин Симмонс[23] присаживается рядом со мной в цветастом платье.

— Хлоя.

— Ой, здравствуйте, миссис Рат.

— Гордон скоро будет. Он сегодня был в школе.

— Правда? — Я не делаю ничего, чтобы скрыть удивление. Моя ручка стук-стук-стучит о тетрадь. — Спасибо, — отвечаю я, надеясь, что она оставит меня в покое с моим приступом паники. Что происходит? На выходных оказалось слишком много времени, чтобы думать? Я пыталась позвонить ему, но телефон переключился на голосовую почту.

— Эй, милый. Я здесь, жду тебя. Поторопись, я не думаю, что мое сердце сможет выдержать еще дольше.

Полчаса спустя я все еще сижу, оставленная моим так называемым бойфрендом. Сабина часто смотрит на меня победным взглядом. Счастлива? Я одариваю ее минимальной улыбкой и тихонько встаю, направляясь к двери. Только когда я прошла мимо шумной двери и вышла на стоянку, я позволила себе пронзительный визг. Но так как дождь идет словно-льет-из-канавы, вокруг никого, кто бы услышал меня.

 

Глава 23

В Дуранго[24] я звоню Гордону больше одного раза. Если он не ответит, тогда я позвоню ему домой. Накричу на его родителей. Я должна поговорить с ним. Если есть проблема между нами, мы можем с ней справиться.

На этот раз он отвечает после третьего звонка.

— Привет, Хлоя.

— О, привет! Где ты был весь день? — Я стараюсь говорить мягко.

— У меня был сумасшедший день, ты не представляешь.

— Да, я поспорю. Но… ты забыл про репетиторство?

— Я прошу прощения, но сейчас я не могу говорить об этом.

— Что? Почему ты не можешь говорить об этом, Гордон? У тебя нет минуты, чтобы объяснить, что происходит? — Я знаю, что веду себя по-хамски, но я заслуживаю объяснения.

— Подожди, — просит он, словно он идет в более тихое место, чтобы поговорить. Я права. Когда он возвращается на связь, его голос тише, но яснее. — Хлоя, пожалуйста, не пойми неправильно, но… мне нужно несколько дней. Есть много чего, что нужно сделать дома. Мои родители действительно наблюдают за мной. У меня нет такой же бесконечной свободы, какая в твоем доме, понимаешь?

— Ты выставляешь это в таком виде, словно у меня нет правил просто потому, что мои родители не такие строгие, как твои. Но, если им не нравится то, что мы вместе, отлично. Мы порвем ненадолго.

— Это не то, Хлоя. Ты не понимаешь. Они… — он колеблется. Мне не нравится, как это звучит — Они даже не знают о тебе. Не то, чтобы мне не позволено иметь девушку, но просто это не поощряется.

— Ты сказал мне, что они знают, что ты встречался с кем-то.

— С кем-то, да. Я не сказал им, с кем именно.

— Что не так с тем, с кем ты встречаешься? — Я не могу поверить, что слышу это. — То есть я была твоим маленьким грязным секретом все это время? Ты не можешь просто представить меня? В чем проблема? Я не язычница какая-нибудь. Не поддавайся их убеждениям, Гордон.

 — Я не склоняюсь, но ты… ты снова ведешь себя прямолинейно, Хлоя. Все не так просто.

— Ничего не просто, Рок, я знаю! — Мой голос отзывается внутри пикапа.

Тишина.

— Ты… только что назвала меня Роком?

Что?

— Я имею в виду, Гордон. Прости. — Боже, что не так со мной? — Смотри, я просто… хотела бы, чтобы у тебя было достаточно уважения, чтобы позвонить мне и всё объяснить, а не вести себя как долбанный трус. — Я стараюсь контролировать свой голос, но под конец прокрикиваю последние слова.

 — Можешь ли ты выражаться, не крича, словно банши? Я прекрасно могу понять тебя без твоего тона.

— Иди к черту, — огрызаюсь я. Как ему такой тон? У меня есть право психовать. Я не любила его снисходительный способ говорить со мной, когда мы впервые встретились, и, черт возьми, не люблю это сейчас. Какой парень не может противиться своим родителям ради того, во что он верит, ради человека, которого он любит? Внезапно я понимаю, что это не поможет. Я закрываю глаза и перефокусирую свою энергию. — Прости — бормочу я.

Он вздыхает.

— Нет, это ты прости. Ты права, я должен был позвонить тебе. Но просто… займись своими делами несколько дней, чтобы мои родители отстали от меня. Затем всё вернется на круги своя. Хорошо?

Это ли начало конца? Потому что именно так это ощущается.

— Да, Гордон. Отлично. Мы возьмем перерыв друг от друга.

И я бросаю трубку глупо и драматично. Возможно, я похоронила наши шансы быть вместе, но как сказала бы мама, луна сегодня уменьшается, а когда это происходит, Хлоя невыносима.

Я не могу пойти к причалу, потому что идет дождь, и я не могу пойти домой, потому что мама почувствует, что одержала победу в некой битве за Лолиту. Я не пойду к дому Гордона, потому что у меня есть достоинство. Так что я останавливаю поиски на единственном человеке, который может заставить меня чувствовать себя лучше, когда планеты не выстроены в линию. Рок.

Я уверена, он будет взволнован услышать это.

Дворники Дуранго проносятся со свистом, но недостаточно быстро, чтобы очистить ветровое стекло от воды. Мои ресницы также не делают достаточно эффективной работы, чтобы стереть слезы из моих глаз. Чтобы усугубить положение, я чувствую себя побежденной за рулем пикапа. Я обещала Сету, что буду заботиться о Лолите, но оказалась не в состоянии выполнить обещание. Теперь она заперта в гараже. Я подвела тебя, Сэти. Я подвела и себя тоже.

Я помню, когда Сэт сидел на этом самом месте рядом со мной, обучая меня вождению, мне было тогда только двенадцать. Он сказал мне, что я выглядела естественно, словно водила всю свою жизнь. И, в какой-то мере, так и было. До сих пор я всегда была счастлива за рулем какой-нибудь машины, или пикапа, или Лолиты — контролируя что-то. Гордон прав насчет одной вещи. Я Моторная Девчонка.

Когда я поворачиваю на улицу Рока, я ожидаю увидеть очередную машину на его подъездной дорожке. Но его Мустанг там один. Спасибо, Господи.

Выпрыгивая из машины в ливень, я хлопаю дверью и практически истребляю скользкую траву, пытаясь добежать до его двери. Под прикрытием крыльца, я стучусь.

— Привет!

Я берусь за дверную ручку, и дверь со скрипом открывается. Я мягко закрываю дверь за собой и шагаю в темную гостиную. Жалюзи всех окон закрыты, те же старые диваны со времен нашего детства, неиспользуемые и полные пыли. Легкий запах дыма от сигарет его отца витает в воздухе. Телевизор Рока громко включен.

— Привет? — снова зову я, придвигаясь ближе к короткому коридору, который ведет в три спальни, медленно обхожу коробки с хламом, которые никогда не доберутся до гаража. Комната Рока в задней части дома. Я переступаю через рулон картона, который блокирует мой путь, как упавшее дерево в лесу. Отсюда я слышу голоса из телевизора, и через приоткрытую дверь вижу спину Рока без рубашки, скульптурную и загорелую. Его джинсы на нем, но больше я ничего не вижу, потому что он перемещается. Я чувствую себя глупо, стоя здесь. Прошло так много времени, с тех пор как я ступала в этот дом, и это уже не то же место, что было раньше. Может быть, не стоило сюда приезжать.

Почему я брожу вокруг да около?

Я так близко, чтобы снова позвать его по имени, но вдруг другая фигура появляется на виду. Девушка наклоняется, чтобы снять всё, что осталось от ее наряда. Голая, она встряхивает волосы. Брюнетка со светлыми прядями.

Я делаю шаг назад, но спотыкаюсь о картон и отпрыгиваю назад, пытаясь восстановить равновесие. Я использую стену как трамплин и бегу за дверь, прежде чем у Рока будет шанс поймать меня, хотя я слышу его голос из прихожей:

— Постой!

Я спотыкаюсь, выбегая из дома в дождь, но нащупываю ключ, который запихнула в карман, когда Рок появляется в двери:

— Хлоя, что ты здесь делаешь?

Тут я могу только мокнуть, пока пытаюсь найти ключ, но он не в кармане.

— Я приехала поговорить с тобой.

— Ты в порядке?

— Просто превосходно.

Я нахожу ключ в траве. Поднимаю его и втыкаю в замок.

— Это всё Гордон?

— Это ничего. Пока.

— Тебе не нужно уходить, Хлоя.

Я бросаю на него тяжелый взгляд.

— Я думаю, нужно. Ты занят.

Он тихо прикрывает дверь.

— Я отвезу ее домой.

— Нет. Не делай этого. Просто… просто... — Я не знаю, почему я так взволнована. Я знаю всё о распутной жизни Рока, так что это не должно меня удивлять.

Его брови сходятся в смущении, он ждет, чтобы услышать всё, что я могла бы сказать, но слова застряли, поскольку дождь впитывается через мои джинсы. Это самый хреновый день в моей жизни. Вот бы его вычеркнуть. Второй худший. Наконец, я открываю дверь машины и залезаю в неё, включая зажигание.

— Хлооооя, — он пытается подбодрить меня, но сегодня его голос не обладает привычной магией. — Давай, малышка, — он скулит.

— Рок! — Я пристегиваюсь. — Я не собираюсь оставаться здесь и ждать пока твоя ‘гостья’ или, я должна сказать, клиентка уйдет. Мне здесь делать нечего.

— Тебе всегда есть, что здесь делать, — возражает он твердо.

— Нет. Мы никто. Ты и я — никто! — шиплю я, хотя между нами точно что-то есть, и я имею право требовать, чтобы маленькая шлюха покинула его дом.

— И чья это вина? — Он пытается повысить голос на меня, но все под контролем. Даже когда он теряет терпение со мной.

— Твоя! — я кричу. — Может быть, если бы ты не распутничал все время, я позволила бы себе приблизиться к тебе. Но ты сказал, что остановишься, и посмотри — ты не можешь.

— Ты дала мне красный свет, Хлоя. Ты совершенно ясно дала понять, что ничего никогда не изменится между нами.

— Да, потому что я не могу конкурировать. Ладно? Я просто не могу, — говорю я. Как я могу поверить, что кто-то лучше не будет поблизости, Рок? Кто-то красивее, с лучшим телом. Я боюсь. Ты не чувствуешь... мой страх?

Его взгляд бесценен.

— О чем ты говоришь, Хло? Я не знал, что ты чувствовала. Ты всегда говоришь, что не хочешь потерять меня как друга, я так и думал.

— Так и есть, Рок, но послушай... я бы с удовольствием дала бы нам шанс. Однозначно. Но, во-первых, скорее всего, шансов нет. И во-вторых... — я жестом указываю на обнаженную девушку в его доме, которая, наверное, гадает, что здесь происходит. — Ты всегда будешь собой.

Он, кажется, впитывает каждое мое слово, потом медленно качает головой.

— Ты не понимаешь. Ты никогда не поймешь. Если я не могу быть с тобой, Хлоя... — Он пожимает плечами.

— Понимаю. Тебе нужна замена, верно?

Я смотрю на него.

— Ты так говоришь, будто я похож на собаку, — кричит он сквозь проливной дождь.

— Больше похож на развратного неандертальца.

— Это здорово, Хлоя. Действительно здорово.

Мне нечего сказать.

Он переворачивает вверх ладони. 

— Я бы бросил это все ради тебя. Но ты не понимаешь.

— Так брось!

— Скажи мне одно лишь слова, и я брошу.

Наши взгляды встречаются. Он не шутит. Я знаю, он сделал бы это ради меня, но все же я не могу сделать этот шаг. Я панически боюсь, что потеряю его, и я не могу потерять Рока. Я имею в виду, если я потеряю Гордона, это будет дерьмо мангуста, и мне будет адски больно, но если я потеряю Рока... я действительно потеряю все. И я потеряла достаточно близких за год — на десятилетие. Он принимает мое молчание как знак. Его голос спокоен.

— Хлоя, я все еще люблю тебя, но не собираюсь ждать вечно. В какой-то момент тебе придется решать.

 Я закрываю дверь и выезжаю на дорогу. Мой мозг ощущается, как свежий мертвец. Все взвинчено и запутано. Отъезжая, я смотрю на Рока в зеркале заднего вида, все ещё стоящего в дверях, полуголого, с расстегнутыми джинсами. Почему грудь болит? Он прав. Я дала ему красный свет. Мне должно быть все равно. Гордон мой парень, не Рок. Но я позвонила Року, моему супер-яркому гиганту в Галактике Андромеды — который всегда на месте, когда я нуждаюсь в нем.

Я бы бросил это все ради тебя. Слова изводят меня всю дорогу домой. Просто, когда я думаю, что знаю, чего я хочу от жизни, от всей этой любовной игры — правила меняются снова и снова.

 

Глава 24

Старайся провести целую неделю, воображая, что все нормально. Старайся жить нормально, словно человек, которому ты отдала всю свою энергию за последние три месяца и почти отдала себя, не ведет себя так, будто ты не существуешь. Старайся не звонить ему, даже если твои пальцы желают. Я так впечатлена собой, что не могу сдерживаться. Внешне может показаться, что у меня все отлично. Да, я и Гордон на небольшой паузе. Мы все еще в порядке. Но внутри я умираю.

Если я скажу Року о моем «испытательном разрыве» с Гордоном, он просто скажет: «Я говорил тебе». И я не хочу слышать от Рока «Я говорил тебе». Зачем давать ему повод для удовлетворения? Кроме того, Рок не приходил в школу всю неделю. Мы не разговаривали со времени нашего спора, и впервые в жизни я чувствую настоящее одиночество.

Во время обеда я вижу расстроенного Винсента-Одиночку, сидящего на парапете с банкой колы. Он не выглядит совсем как девушка, но близок к этому, раз он такой слабак. Я обращаюсь к нему, толкая в плечо.

— Что случилось, Винс?

— Что случилось, что?

Я залезаю к нему на парапет.

— Я не знаю. Просто подумала, что, возможно, что-то случилось.

— Ты имеешь в виду с Эмбер?

Я киваю.

— Я действительно не так часто видела тебя с ней в последнее время.

— Да. Я тоже не видел тебя вместе с Гордоном в эти дни.

Ауч. Я смотрю на свои ногти.

— Ему нужно немного времени. Я пытаюсь справляться с этим, как могу.

Он ухмыляется, кивая.

— Ну, у меня и Эмбер просто не получилось. Я думаю, я видел в ней больше, чем было на самом деле.

— Мы можем поверить во все, что захотим, — говорю я. И вдруг, во мне отзывается лицемерное чувство вины размером с Юпитер. Я всегда старалась увидеть больше в своих отношениях с Гордоном, чем там на самом деле было. Существует ли нечто большее для нас? Или я просто женщина-Винс, воображающая себе великолепие там, где его нет?

— Да, — соглашается он, возвращая меня к нашей беседе. — Я не собираюсь играть в ее игру, Хлоя. Эта девушка полна игр. — Я смотрю, как Винсент пальцами зачесывает назад свои прямые черные волосы и делает глоток колы. Я всегда думала, что он в одной лодке с Роком, что он всего лишь в поисках быстрого безо-всяких-обязательств веселого времяпровождения. Но потом я вижу, как он сжимает губы. Парни так делают, когда думают, что могут что-то потерять, и я ему сочувствую.

Я обнимаю его за плечо.

— Все хорошо, Винс. — Я ласково его глажу. — Отпусти ее. Ты заслуживаешь лучшего. Есть много других девушек на свете!

Он кивает.

— Да, хорошо, если я когда-нибудь найду такую, как ты, то буду ставить GPS на ней, чтобы не потерять.

— Ой, спасибо, Винси-пуу! — я смеюсь, ударяя его в плечо в знак признательности за комплимент. Он делает еще один глоток колы. В коридоре стало довольно шумно. — Как тебе нравиться работать в мастерской? — спрашиваю я.

— Оу, это здорово. Я все время получаю вещи бесплатно и со скидкой.

— Это потрясающе, — говорю я, представляя, как Винс возвращается домой с набитыми сумками, полными обновок. Моторное масло, автомобильные шампуни, бюстики (передние покрышки, а не белье), брезент. Стоп...

— Почему ты так на меня смотришь? — спрашивает он застенчиво.

— Ты...?

— Я что?

— Винс, ты накрыл мой байк пару месяцев назад брезентом? Однажды, когда шел сильный ливень? Брезент был совершенно новый, только со складками на нем.

Он сглатывает и медленно наклоняет голову.

— Эм...не надирай мне задницу, Хлоя. Я просто хотел помочь тебе, потому что он бы совсем промок.

— Так это был ты! — Я должна была догадаться. Амбициозно крутой, но совершенно некрутой Винс. Я не могу заставить себя злиться на него. Он был всего лишь милым.

— Не делай так когда-либо снова. — Я тихонько пинаю парамет, на котором он сидит. — Мой дядя заплатил много денег за синие огни пламени. Они могут поцарапаться.

— Я знаю. Вот почему я никогда ничего не говорил. Но ты понимаешь, он может поцарапаться и без брезента. Людям здесь наплевать. Они трогают Лолиту, когда ты не смотришь.

Хм. Это актуальный вопрос, Король Придурков.

— Так, сколько стоит такая штука? Мне нужна мягкая для мотоциклов, а не эта ерунда, которую ты дал мне.

— Прости. Она была единственная у меня в багажнике. Я посмотрю, смогу ли достать тебе что-нибудь получше.

— Это было бы здорово. Спасибо.

Я толкаю его коленом.

— Без проблем.

Он улыбается.

Странно, что все неправильные мальчики показывают мне свою признательность. Сначала Рок, теперь Винсент. Но не тот, которого я хочу. Не тот, кто мне нужен. Я не рассказываю Винсу о взрывающейся звезде, которую представляет собой мое сердце, или о знаке уличного перекрестка, колеблющегося при малейшем ветре назад и вперед в моей голове. Рок-Стрит — Гордон-Авеню. Снаружи, я невредима и под контролем.

Последний урок, тригонометрия, и я рисую круги.

Затем квадраты.

Затем треугольники, соединяя их вместе.

Мистер Унгар говорит, и я делаю вид, что записываю все, что он говорит, но все, что может рисовать мой карандаш — это фигуры. Формы с небольшими точками по углам, формы с нашивками в них, горошек и немного волнистых строк. Вскоре, я рисую сердечки с зигзагами внутри, мечи, пронзающие их, как мамины старые карты Таро. Далеко от тригонометрии. Половина класса находится в коме, другая половина пытается следить за обновлениями, о чем бы ни говорил мистер Унгар.

У меня никогда не было проблем с тригонометрией, и я не собираюсь заполучить их, иначе я никогда не увижу Лолиту снова.

Так...

Я заставляю себя сидеть и игнорировать часы. Загибаю страницы, убирая сердце-с-мечом-каракули с глаз долой. Я начинаю копировать записи с доски.

Глядя на равнобедренный треугольник ABC и высоту из вершины B к стороне AC, то есть при cos (π/7) = (b/2)a = b/2а

Правильно, это я знала. Гордон бы гордился.

Я буду использовать этот “перерыв” с умом и учиться до отключки мозга. Не только из-за того, что Гордон будет впечатлен моими суперинтеллигенетическими силами, когда мы снова будем вместе, но и я также буду на один шаг ближе к восстановлению Лолиты, моей запретной скорости. Даже если этот план провалится, я должна буду сделать что-то полезное за это время. Может быть, это даже заставит время идти быстрее.

Раздается звонок, заставая меня врасплох. Видите? Это уже работает.

С моим планом я чувствую себя сильной, целеустремленной. Я брожу по коридорам быстро, сталкиваясь с людьми, обгоняющими друг друга на выходе из здания.

Невозможность ударяет.

Я вижу суперботаника, направляющегося в мою сторону. Только Гордон может заходить в школу, когда все остальные убегают. Я хочу спрятаться за колонной, как испуганный олененок. Вместо этого я пересекаюсь с ним глазами и посылаю ему дружелюбную улыбку. Я покажу ему, что я не нетерпеливая, властная девушка, о которой он говорил по телефону на прошлой неделе. Я спокойна. Я впечатлю Гордона высоким уровнем эмоциональной зрелости.

Он машет мне и пробирается сквозь толпу в коридоре, чтобы добраться до меня. Конец времени ожидания? Готов ли он увидеть меня вновь? Мое сердце прыгает по кругу.

— Хэй, милый. Что случилось? — спрашиваю я. Его волосы слегка прилизаны назад. Он выглядит по-другому. Я хочу поцеловать его так же, как мы целовались на пристани. В воде, когда мы почти…

Узнай, что он хочет.

— Все, вот, что случилось. — Он оглядывает коридор, рассеянный. — У меня два теста на этой неделе, лабораторные исследования с некоторыми ребятами из математического курса, и я был принят на курсы колледжа этим летом.

Бла, бла. Меня не заботит ничего из этого. Что насчет меня? Я просто хочу, чтобы он хотел меня.

— Правда? — Я изображаю повышенный интерес — Это потрясающе! Куда?

— УМ[25]. У них есть программа для студентов старшей школы, заинтересованных в инженерной специальности. Но всё зависит от того, вернется ли мой брат домой на лето, фондов, целая куча разных причин.

— Что насчет МТИ и раннего поступления?

— Столько перемен, Хлоя. Более причин, почему мне нужно время подумать.

Все еще? Я слушаю его объяснение об обеих программах, и мне, действительно, хочется быть более заинтересованной, но единственный вопрос, который пылает в моей голове на данный момент: Могу ли я поцеловать тебя сейчас?

Возможно, мое жалостное лицо выдает меня, потому что он останавливается и щурится:

— Ты в порядке?

— Да, я в порядке. — лгу я. Лучше не бывает!

— Уверена?

Я сжимаю губы и киваю. Я хочу сказать: «Нет, я не в порядке из-за принудительной неопределенности, Гордон», но я сдерживаюсь. Хотя не знаю, насколько долго я смогу сдерживаться.

— Потому что я хочу, чтобы ты знала, — он продолжает, — что я ценю все это время, что мы провели вместе.

Ценю? Я хочу плюнуть этим словом ему в лицо и заставить его объяснить, почему он говорит о нас в прошедшем времени, словно между нами все кончено, когда он сказал, что ему нужно только немного времени. Но по какой-либо причине я не могу заставить себя сказать слово. Не здесь, в потоке людей, проходящих мимо.

Я отвожу взгляд и осматриваю коридор, гляжу на что-угодно, только не на его лицо. За три месяца нам удалось перейти от препирающихся противоположностей в вынужденной ситуации до двух людей, которые понимают и любят друг друга. Это мир моих мечтаний. Теперь он говорит, что ценит меня.

— Как химия? — спрашивает он, меняя тему. Если бы он так переживал за мою оценку по химии, он бы занимался со мной после школы. Это могло бы быть нашим raison d’etre[26], если все остальное провалится, по крайней мере, он мог бы быть по-прежнему моим репетитором-сверстником.

— Прекрасно. Все идет хорошо. Сдам, в конце концов. — Конечно, это другая ложь, но если у меня есть надежда вернуть Гордона, он должен видеть, что я ответственная, преуспевающая, относящаяся к жизни серьезно, что у меня есть цели. Как у него. Он не должен разглядеть хаос, в котором я нахожусь.

— Ты уверена? — он смотрит вниз на меня. Он кажется выше сегодня. Или, может быть, я просто сжимаюсь.

— Да! Почему ты продолжаешь спрашивать? Ты мне не веришь?

— Конечно я верю тебе. — Он смотрит на мою руку. Я горю желанием, чтобы он взял ее, сжал, положил на свое сердце. — Всегда верил.

Я не могу понять. Не могу понять эти смешанные сигналы. Если он хочет меня, то должен сказать мне. Если нет, он должен сказать мне, так я смогу двигаться дальше. Я открываю рот, чтобы заговорить. Должно быть что-то, что убедит его, что поставит его на прямой путь к моему сердцу. Но что?

— Хлоя… — начинает он, прежде чем у меня появляется шанс сказать ему что-то. — Я знаю, я огорошил тебя с этим перерывом, но на меня сейчас столько всего навалилось, и… я просто не ожидал иметь девушку. Ты застала меня врасплох, я не хотел разозлить тебя на днях, но я хочу, чтобы ты поняла.

Я киваю, внимательно наблюдая за его карими глазами в поисках лжи. Но там нет никакой дрожи, никаких колебаний. Он смущен. По крайней мере, он признал, что я вывела его из равновесия. Я улыбаюсь, гордясь своими способностями. Это лучшее, чего я сейчас добилась.

— Гордон, делай то, что должен делать. Но я хочу быть с тобой, по-настоящему. Если это не удастся, это не удастся. Ты сводишь меня с ума иногда, но с тобой я счастлива. У нас есть нечто уникальное, и я знаю, что мы можем быть вместе, несмотря на родителей. Я просто хочу, чтобы ты знал.

Вот. Все карты выложены. Прими это или оставь. Он улыбается, и поскольку мое дыхание останавливается, чтобы запечатлеть данный момент, он берет мою руку в свою.

— Я понимаю все, что ты говоришь. Давай поговорим снова, когда школа закончится.

Это полтора месяца! Мое сердце качается в груди, словно буек в бухте. Сосредоточься на положительном. Возможно, он захочет снова быть вместе, когда школа закончится. Я отрываюсь от его объятий, прежде чем мои глаза снова увлажнятся. Я не буду плаксой. Плаксы никогда не получают то, что хотят. 

— Ладно, давай так и сделаем. Мы поговорим через пару недель. Учиться, учиться!

Я улыбаюсь и быстро покидаю его.

Я направляюсь к выходу из школы. Никакой пристани Мёрфи сегодня. Сегодня я начну все с начала, как я сделала в тот день, когда встретила Гордона. Только на этот раз я действительно собираюсь это сделать. Я буду играть в эту игру честно. Я не буду больше ныть о Гордоне. Я не буду винить внешние источники в недостатке моих знаний — ни мистера Руни, ни Гордона, ни то, что у меня было девять месяцев траура. Я возьму на себя ответственность и найду кого-то, кто может мне помочь взять все под контроль. Даже если это девгулии с металлическими ртами, любящие скрепки.

 

Глава 25

Следующий понедельник я сижу одна в компьютерном классе. Мистера Унгара сегодня нет, поэтому я ухватилась за возможность и спросила заместителя, могу ли я остаться, чтобы закончить исследование для моей несуществующей работы по английскому. Здесь можно спокойно погуглить, не оставляя временных интернет- и куки-файлов, которые увидят наблюдательные мамы. Я ввожу ПОИСК БИОЛОГИЧЕСКИХ РОДИТЕЛЕЙ, и мой пульс учащается.

Мне не стоит чувствовать вину по этому поводу. Даже моя мама сказала, что она бы занялась поиском.

Я распечатываю по крайней мере двадцать список агентств, которые изучают закрытые дела по усыновлению, и запихиваю их в рюкзак. После просмотра первых четырех или пяти сайтов, я понимаю, что мне понадобится немного денег, чтобы получить искомую информацию. Мне придется найти работу на лето и потратить часть зарплаты. Интересно, возвращают ли деньги в случае, если биологические родители уже мертвы.

Сейчас первое мая, и репетиторство со сверстником стало меккой для тех, кто отчаялся в учебе. Несколько новых репетиторов присоединились по этой причине. В аудитории теперь громче, чем когда-либо. Никто больше даже не замечает шума дверей. Никто не замечает, что я захожу.

Сабина стоит в середине правого прохода и разговаривает с девушкой с длинными прямыми волосами. Она замечает меня, ее конский хвост тяжело покачивается, когда она поворачивает голову. Да, я вернулась, а Гордон нет. Не сыпь мне соль на рану, кокетка. Сабина возвращается к разговору. Я ищу новое место, чтобы сесть. Старое место не подходит.

Спросить ли ее сейчас? Сейчас лучшее время, я полагаю.

Я ставлю свои вещи и направляюсь к проходу, но в тот момент появляется девчонка, с которой занимается Сабина, Френсин, и они занимают свои места. Теперь я понимаю, что Френсин была права, выбрав репетитора своего же пола. Возможно, мне не пришлось бы начинать сначала, если бы я сделала то же самое.

Я хочу повернуться и сесть на место. Возможно, я могла бы начать сама сегодня и подойти к Сабине в следующий раз, но… так я лишь оттяну. Новая Хлоя не откладывает ничего.

Около ряда Сабины я приседаю.

— Сабина, — шепчу я.

Она не слышит меня, но Френсин замечает. Сабина поворачивается, чтобы взглянуть.

— Привет. Могу я поговорить с тобой минуту?

Она смотрит на Френсин, поднимаясь. Мне интересно, стали ли они подругами, говорили ли обо мне.

— О, конечно, — говорит она, и мы идем к проходу.

— Я знаю, это странно, но я надеялась, что ты можешь помочь мне.

— С чем?

— Репетиторством.

— Но я уже занимаюсь кое с кем.

— Да, я знаю. — В любом случае, почему я спрашиваю ее? Почему никого другого? Я замечаю нескольких ребят, сидящих со скрещенными ногами у учительского стола, которые разговаривают с миссис Рат. Они тоже, возможно, репетиторы, которым не повезло, ожидающие возможности проявить себя. Но все же, я не могу увеличить свои шансы с ними.

— Мне нужна ты.

— Почему я?

— Ты знаешь химию лучше, чем кто-либо здесь. Так сказал Гордон, — объясняю я, вспоминая наше первое занятие по химии.

— Он так сказал? — Она выглядит удивленной.

Я киваю.

— Да. Я знаю, это может выглядеть немного странно, но ты нужна мне. Мне нужно сдать предмет Руни. А ты действительно хороша в том, чтобы помогать людям, — добавляю я, чтобы польстить ей. — Может, ты смогла бы позаниматься со мной в другой день? Моя мама могла бы заплатить тебе.

Она щурится и поворачивается спиной к Френсин, которая, как я замечаю, напрягается, чтобы подслушать наш разговор.

— Могу я спросить тебя кое о чем? Ты и Гордон все еще…?

Выражение ее лица полно любопытства, боли и раздражения в одно и то же время.

— Да, мы все еще вместе. Ну, вроде как, я думаю.

— Что ты имеешь в виду?

Я скрещиваю руки.

— Какое это имеет отношение к репетиторству?

— Никакого. Я просто хочу знать.

— Я…

— Забудь. — Она начинает отворачиваться. — Это не мое дело. Прости, что спросила.

— Нет, подожди. — Я касаюсь ее руки, и она поворачивается, чтобы посмотреть на меня — Что не так?

Ее выражение немного смягчается.

— Ну…Хлоя. Ты просишь меня о помощи, но ты понимаешь, что Гордон был моим парнем? Шесть месяцев.

— Да, я знаю, — отвечаю я, хотя я не знала, что шесть месяцев. Дольше, чем мы.

— Так что мне будет странно сидеть напротив тебя и помогать тебе, зная о ваших отношениях.

— Я не уверена, это можно назвать отношениями. Я имею в виду, да, мы поладили быстро сначала, но потом он...

 Я думаю о том, как рассказать, не выглядя жалкой. Я чувствую, как мое лицо начинает жечь, как перед слезами.

— Попросил перерыв?

Ее брови поднимаются, и каждый из последних моих разговоров с Гордоном врывается в мой мозг, словно наводнение. Значит, дело не только во мне.

— Он поступил с тобой так же? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Ох, — говорю я, не найдя лучшего ответа.

— Без обид, Хлоя, но мне было интересно, как долго это продлится с тобой.

— Ну, спасибо. Это мило.

— Я не имею в виду это в плохом смысле. Просто... я не знаю. Я недостаточно сильна сейчас, чтобы быть в состоянии помочь тебе, зная, что вы, ребята, были вместе. Ты не знаешь, что он для меня значит, — говорит она, нервно оглядывая класс.

Да, я знаю.

Ты влюбилась в него, как и я.

И он отодвинул тебя в сторону, как и меня.

— Ты не представляешь, как было больно, проезжая мимо его дома, увидеть твой мотоцикл у входа, — рассказывает она, ее глаза порозовели и заблестели.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, — говорю я, вспомнив, как меня огорчали незнакомые автомобили у дома Рока.

Ох.

Боже.

Что это значит? Что я влюблена Рока? Боже, это так неправильно.

— Что ж, не могу винить тебя, — добавляю я, глядя на пластиковые стулья. — Не волнуйся. Я найду кого-нибудь еще.

Я направляюсь к доске, услышав ее извинения, как будто из другого измерения. Я могу справиться без Сабины. Я никогда ни в ком не нуждалась, и мне не нужен никто сейчас.

Вдруг я замечаю крестную с сумочкой на плече и ключами в руке, разговаривающую с миссис Рат.

— Крестная, — обращаюсь я к ней, слегка махая рукой.

Она гладит плечо миссис Рат, словно в благодарности, а затем указывает на ступеньки на краю возвышения, куда она направляется. Я встречаю ее там.

— Салют. — Я целую ее в щеку. — Что ты здесь делаешь?

— Милая, садись. — Мы присаживаемся на ступеньках.

— Что не так? — Я помню лицо своего отца, болезненное и замученное, когда он подошел ко мне в гараж с новостями о смерти Сета. Все хорошо, красавица, все в порядке... сказал он, потому что я и так уже всё знала.

— Ничего, — говорит она, заправляя прядь волос за мое ухо. — Я только хочу поговорить. Я беспокоилась о тебе.

— Почему? — Я пожимаю плечом.

— Хлоя. Пожалуйста. Я не вчера родилась.

Я вглядываюсь в ее ясные карие глаза. Линии вокруг них напоминают мне, как долго эта женщина любит меня. Очень долго. Она берет мои руки в свои красиво наманикюренные руки. Ее длинные ногти сегодня светло-розового цвета.

— Ты испытала много стресса недавно.

— Я в порядке. — Я вытаскиваю свои руки из ее рук.

Ее брови сводятся вместе.

— Неправда. — Она видит меня насквозь. Невозможно спрятаться от крестной. — Ты не в порядке. У тебя был тяжелый год, Хлоя. — Слова задевают меня, ведь в них правда.

Я не могу ответить.

— Ты потеряла любимого дядю, — продолжает она. Я стараюсь сдержать волну слез, поднимающихся к краям век. Только слёзы во мне остаются сильными. Она смотрит на свои руки и старается успокоить дыхание. — Поверь мне, он тоже очень любил тебя. Вы были как два близнеца, родившихся в разное время. Так и было.

Брат и сестра… астральные нити, связывающие нас вместе…

— Я знаю, что ты была в компьютерном классе, — произносит она медленно.

Я пожимаю плечами, словно оправдываясь.

— И? Любой может пользоваться этим классом.

— Да, но я знаю, что ты искала.

Я никогда не удаляла ссылки на сайты по усыновлению. Я никогда не думала, что кто-то после меня станет просматривать историю поиска.

— Ты шпионила за мной, крестная?

Ее плечи опускаются. Она выглядит побежденной.

— Твоя мама попросила меня. Малыши занимают много времени, но она все еще хочет приглядывать за тобою.

— Это не дает никому право шпионить за мной.

— Дорогая, если тебя интересует твое прошлое, спроси своих родителей.

— Но они ничего не знают. В любом случае, мне нужно провести профессиональное расследование.

— Да, но по крайней мере, они могут помочь тебе удостовериться, что ты не будешь обманута. И тебе понадобятся деньги на поиски. Хлоя, используй их в своих интересах. Они твои родители. Но если они не знают, что твой интерес настолько силен, как они могут помочь тебе?

Не знаю, рада ли я, что у меня появился кто-то, с кем можно обсудить это дело. Мне нравятся мои отношения с родителями, и не хочу ничего менять, а впутывание их может всё осложнить. И я ненавижу усложнять ситуации! Я вздыхаю и кладу голову на плечо крестной. Мои глаза начинают намокать.

— Поверь мне, я знаю, что сейчас нелегко. Но даже мистер Руни поставит тебе тройку, если увидит, что ты до конца года занимаешься усерднее. Я не хотела тебе это говорить, но я знакома с ним несколько лет, и могу подтвердить, что он так поступал много раз прежде.

— Я пытаюсь, крестная. Я пришла сюда за помощью от кого-то еще, потому что Гордон больше не помогает мне в учебе. Это оказалось непросто для меня.

— Что ж, тогда вперед. Доброе начало — половина дела. — Она улыбается и стирает мои слезы большими пальцами. — Ты не одна, Хлоя. А теперь вперед за учебу.

Я сажусь за парту с никаким желанием учиться, хотя понимаю, что надо.

Она вешает сумочку обратно на плечо.

— Хлоя, твои папа с мамой сильнее, чем ты о них думаешь. Они поймут, что у тебя на уме. У вас преданная семьи, более преданная, чем у некоторых "настоящих" семей, как ты говоришь.

Я смахиваю слезы.

— Я знаю, — шепчу я.

— И, если я тебе нужна, я тоже здесь. Не решай проблемы в одиночку.

Не знаю, почему, но эти слова вывели меня из равновесия, и минут пять я приходила в себя, пока не высохли слезы и цвет лица не вернулся в нормальное состояние.

Угадайте, кто ждал меня утром, когда на своем сером слоне я въехала на парковку? Я отхожу в сторону и щурюсь на нее на солнце.

— Давай так... — Сабина натягивает ремни ее рюкзака, пока я выключаю двигатель и запираю пикап. — Два дня в неделю. Твой дом после школы. Мы не будем говорить о Гордоне. Договорились?

— Конечно.

— Прости за вчерашнее.

— Все в порядке. Мне не следовало устраивать тебе засаду.

— Ты попросила меня о помощи, а я заставила тебя чувствовать себя виноватой. Что бы ни происходило между тобой и Гордоном, это не мое дело. Мне просто нужно признать это.

— Поверь мне, ничего такого не происходит, — я улыбаюсь.

— Но я по-прежнему не хочу знать. — Она улыбается в ответ. Она выглядит здесь, на солнце, по-другому, нежели в тусклом свете класса. А будет ещё милее, когда избавится от своих скоб.

В течение следующих трех недель Сабина приходит по вторникам и четвергам и ничего не берет с моей мамы. Вполне возможно, она самый милый человек на планете. Я не понимаю, как Гордон мог ее бросить. Он идиот.

В остальные дни я старательно учусь сама — на пристани, дома, даже в классе Руни после уроков, чтобы продемонстрировать свои целенаправленные усилия. Учусь везде, кроме аудитории, ставшей роковой для отношений Хлои и Гордона. Я сдаю каждый тест Руни по крайней мере на семьдесят процентов. Я не общаюсь ни с кем, кроме Сабины и семьи. Я оставила Рока, чтобы разобраться в себе. И Гордон, я лишь улыбаюсь ему в коридорах, немое напоминание, что я все еще люблю его.

Скучаю ли я по ним? Да. Но Гордон же смог отодвинуть меня в сторону по своим причинам? Так что я могу сделать то же самое. Хотя я по-прежнему рассчитываю на после-школьное решение, быть ли нам вместе этим летом. А Рок по появляется, то нет в школе, что означает, что он, наверняка, нашел очередную девушку, но мне плевать. В моей жизни многое поменялась. И нам уже не остаться друзьями. Пора ему найти друга-парня, который не будет против выслушать, как он отдает себя девушкам, которые не любят его. А я не хочу.

На пристани Мёрфи сверчки и лягушки исполняют свои ночные симфонии. Воздух тих, ветра нет. Моя рубашка прилипает к потной коже, влажная, как будто она никогда до конца не высыхает после стирки. Я помню, какой мокрой была моя одежда в тот прекрасный день, когда Гордон и я были здесь в последний раз вместе. Тот день был совершенен. И кто пришел и все испортил? Тот, чье имя рифмуется со словом черепок.

Я просматриваю распечатки расследования по усыновлению. Есть один детектив в Южном Майами, не слишком далеко от того, где я живу. Это женщина, и её биография гласит, что она сама усыновленный ребенок. Она сообщает подробности о поиске собственной биологической матери и как она, наконец, встретила ту спустя сорок лет, а также объясняет, что каждый случай индивидуален, и некоторые заканчиваются не так хорошо. Я знаю. Я подготовлена к этому. Я все еще хочу довести дело до конца.

Я свечу фонарем на объявление, что снос состоится в понедельник, 5 июня — одна неделя, начиная с сегодняшнего дня. Забавно, я чувствую, что могу справиться со встречей со своей биологической мамой, но не могу расстаться с пристанью. Здесь столько воспоминаний. Последние — с Гордоном: купание во время весенних каникул, разговоры ночью о космических квантовых теориях, древней Земле, самых старых цивилизациях в мире…

Представляет ли Гордон, на что походит такое вынужденное ожидание? Кто-либо, во всей его привилегированной жизни, когда-нибудь говорил ему ждать, стоять в стороне, в то время как он или она решит, что чувствует к нему? Он когда-либо был жертвой чьего-либо сомнения? Вероятно, нет. Так что я должна простить ему то, что он так поступил со мной. Он просто не понимает. Если бы он знал, как это ощущается, то он не поступил бы так.

Я выключаю фонарь и жду, пока мои глаза снова привыкнут.

Бетельгейзе[27] кажется ярче сегодня. Также и Арктур, Регул и даже Спика[28]. Я хочу посвятить себя звездам за, в ответ на ощущение надежности, которое они дали мне. Я хочу смотреть на них вечно, может быть, даже добраться до них однажды. Если я буду тратить столько времени, глядя на небо, я могу сделать на этом карьеру. Но для этого нужен проходной балл, так что я должна продолжать работать так же упорно. Может, этим летом я смогу устроиться на работу в планетарий в Майами. Это поможет оплатить расследование, и надеюсь, даже новый телескоп. Не дешевый, а апохроматического малыша с пятидюймовыми отверстиями.

Мой телефон звонит новой добавленной мелодией. Сабина.

— Алло?

— Привет, Хлоя.

— Привет! Я только что закончила задание, которое ты дала мне.

— Здорово. Продолжай. — Она смеется немного.

— Да, я думаю, что готова для финала. Я не смогла бы справиться без тебя, так что спасибо.

— Пожалуйста. — Она колеблется. — У тебя есть минутка?

— Да, что случилось?

— Я знаю, мы договорились не говорить о Гордоне, но учитывая, через что ты проходишь, и тот факт, что я прошла через это же дерьмо из-за него, ты должна знать кое-что.

— Что? — спрашиваю я, повеселев с одной стороны, услышав слово дерьмо из уст Сабины Хименес, но опасаясь, с другой стороны, что у нее новости о Гордоне.

Я слышу ее колебания на линии. Не знаю, кто воспримет все, что она скажет тяжелее — я или она.

— Я думаю, что он переезжает.

Я слышу ее. Я слышу. Но в этом нет смысла. Невозможно поверить, что Гордон сообщил эту неожиданную новость кому-то прежде меня, его девушки, которая его любит и обожает.

Я моргаю.

— Переезд в другое место в Майами или...

— Нет, в Бостон, — говорит она.

Я делаю все возможное, чтобы держать свой голос спокойным и свои мысли рациональными. Я сильно кусаю губу, прежде чем спросить:

— Это он тебе сообщил?

— Мой друг, который вместе с ним на алгебре слышал, как он говорил Филиппу.

— Филиппу?

Вот он, избранный. Я слышу, как кровь приливает к моей голове, будто снося мои барабанные перепонки.

— Хлоя, если мы не были друзьями, я бы не сказала тебе ничего. Я бы, наверно, насладилась ситуацией. Но мы друзья. По крайней мере, я так думаю.

— Мы друзья, — подтверждаю я, и у меня такое чувство, что она рассказывает мне это, потому что не хочет видеть меня неосведомленной, не потому что наслаждается, сообщая мне новости. — Спасибо. Я перезвоню.

— Хлоя? — Ее голос умоляет.

— Да.

— Не злись на меня.

— Конечно, нет.

— Просто ты должна знать.

Ага. Это точно.

— Я знаю. Спасибо, Сабина.

Я кладу трубку и просто сижу. Я представляю машину Гордона, подъехавшую к причалу. Он пришел, чтобы извиниться, чтобы сказать мне, как он меня любит. Сказать, что время мы потратили не зря. Что он все обдумал и хочет, чтобы мы двигались вперед с нашими отношениями. Что новость о его переезде неправда.

Но потом я возвращаюсь в настоящее, и в глубине души я знаю, что есть истина и что есть ложь. И я должна быть глупой, слепой или одновременно глупой и слепой, чтобы не различать, что есть что.

 

Глава 26

Сердце колотится при виде его дома, места наших в-середине-школьного-дня свиданий. Его комната светится в темноте. Биение сердца отзывается в ушах.

Мягко закрывая дверь машины за собой, я направляюсь по проложенной кирпичом дорожке к дому Гордона. Впервые я позвонила в звонок. Он будет раздосадован, когда увидит меня. Проходит минута, и передняя дверь щелкает и открывается. Через нее выглядывает миниатюрная женщина с каштановыми волосами. Мама Гордона.

— Да?

— Здравствуйте, — Я улыбаюсь, словно невинная умная девушка. — Гордон дома?

— Он здесь, — говорит она, слышно оттенок русской «з» в ее «с» — Но уже одиннадцать часов. Что тебе нужно?

Абсурдность того, что я делаю, сильно ранит меня.

— Ох. Я не проследила за временем. Я позвоню ему завтра. Простите, что побеспокоила Вас.

Я возвращаюсь к пикапу.

— Ты Хлоя?

Мое сердце падает, когда я поворачиваюсь и вижу ее суженые глаза.

— Да.

Она прислоняется к двери.

— Ты осознаешь, что мой муж и я знаем, что ты проводила здесь время пока нас не было дома?

Мое тело дрожит, мои глаза смотрят на идеально выложенный узор кирпича на дорожке.

— Мне интересно, знает ли твоя мать? Или мне самой стоит ее спросить? — спрашивает она укоризненно.

Мои глаза приклеиваются к ее. Она не унизит меня и не заставит сожалеть. Ее сын так же ответственен за наше поведение, как и я. Я не делала ничего, чтобы совратить его, или что она имеет в виду. Я понимаю, что всегда буду выглядеть так, словно оказываю на людей плохое влияние.

— Тебе нечего сказать? — спрашивает она.

— Я хотела познакомиться с Вами должным образом, — говорю я медленно. — Хотела уже очень давно. Но Гордон настоял, чтобы все произошло таким образом.

— Я уверена, что мой сын имел свои причины. — Она оглядывает меня сверху донизу, словно что-то не так с моим внешним видом.

— Простите, что побеспокоила Вас. — Я разворачиваюсь, чтобы уйти, прежде чем сорвусь на ней.

— Мам, — Гордон появляется в двери в пижамных штанах и футболке — Я сам разберусь.

Меня охватывают привычные смешанные чувства злости и восторга при виде него.

— Поторопись. Уже поздно, — говорит она холодно, наконец убирая с меня тяжелый взгляд. Гордон кивает и закрывает дверь позади себя.

— Прекрасно, теперь я перешла от звания секрета к званию проблемы, с которой нужно разобраться.

Я прислоняюсь к колонне, пиная ее пяткой.

— Почему ты здесь? — спрашивает он. Не грубо. Просто любопытно.

— Почему я здесь? — повторяю я. — Что ж, давай посмотрим… около месяца назад ты сказал мне дать тебе немного пространства, потому что тебе нужно было уладить дела. Но ты не позвонил, не сообщил ничего нового…ничего. Но твои слова дали мне надежду, что, возможно, мы снова будем вместе, как только закончим школу. Школа почти окончена, и я думаю, что нам пора поговорить.

— Но, Хлоя, сейчас неподходящее время. У меня финальные экзамены через несколько дней.

— У нас, Гордон. У нас финальные экзамены через несколько дней. Ты не единственный, у кого важные дела.

Он нервно запускает обе руки в свои волосы.

— Я просто... я до сих пор не знаю. Он качает головой.

— Не знаешь что? Ты только это и твердишь, Гордон. Но мне нужен лучший ответ.

— Ты заслуживаешь лучшего ответа. Я просто не могу его тебе дать. Прости, но не могу.

Я прикусываю верхнюю губу.

— Если ты не хочешь больше быть со мной, то просто скажи, и я смогу двигаться дальше.

— Это не то, чего я не хочу, — искренне говорит он. — Ты невероятная, Хлоя. Ты смешная, умная, красивая... я действительно люблю тебя.

Его слова пронзают меня насквозь. Я чувствую, как мой нос вспыхивает, мне не хочется потерять его.

— Я всегда отлично проводил время с тобой, — он продолжает, его лицо охвачено противоречием. — Ты, наверное, думаешь, что это чушь, исходя из того, как я себя веду, но это не так. Это правда.

 — Но... я подталкиваю, ожидая звездную причину, почему он был готов отказаться от прекрасных отношений, если его слова правдивы.

Он поднимает руку и сдается, позволяя ей тяжело упасть.

— Но мы не можем быть вместе.

Мы не можем быть вместе. Слова ранят меня, но в то же время дают непоборимую силу. Правда. Обнадеживающая, горькая правда. Мы не можем быть вместе. Вот мой ответ. Но я ведь знала это с самого начала. Я просто не слушала предупреждения. Я знала, что у Гордона уже есть жизненный план, и я никогда не была частью этого плана. Скорее мешала его плану.

— Точно. — Мой мозг пытается обработать мир других истин, что я никогда не почувствую его поцелуй на своих губах, никогда не буду лежать в тех руках, которые он в этот миг сложил перед собой. Никогда больше мы не поговорим на темы, которые дают мне возможность чувствовать себя важной и умной.

— Это не то, что ты думаешь. — Он мягко закрывает глаза.

— Ты не знаешь, что я думаю, — тихо отвечаю я, качая головой. Посмотрим, как много времени займет признание. Я знаю, что Сабина не врет о его переезде. Я знаю её настоящую, уверена в ней на сто процентов.

— Ты права. Я не знаю.

— Так в чем дело, Гордон? Я хочу услышать значащую причину, почему мы не можем быть вместе, если ты все еще любишь меня.

Он делает глубокий вдох, затем выдыхает очень медленно.

— Я уезжаю, Хлоя. Я возвращаюсь в Бостон. Как только закончу школу.

Он ждет моей реакции, но я застыла. Если он действительно любит меня всем сердцем, он постарается найти способ, чтобы остаться и быть рядом со мной. Я знаю, что это очень “прямолинейные” мысли, но сейчас я не могу думать рационально.

— Ты не выглядишь удивленной, — замечает он.

— Была бы, если бы я не услышала уже это от кое-кого другого.

Я наслаждаюсь великолепным видом шока на его лице. Он прикрывает рот ладонью, выдыхая через пальцы.

— Я сожалею.

— Конечно, сожалеешь, — говорю я, и необратимая Хлоя просыпается во мне. — Почему ты уезжаешь?

— Потому что у МИТ лучшая интенсивная программа летней инженерной практики? Потому что там мой брат, потому что прежняя работа моего отца там... миллион причин. Мой отец здесь управляющий региональными отделениями, но он может так же легко…

Мне плевать на его папу, брата, козу или кур.

— Так это по большей части их решения. У тебя действительно не было выбора в…

— Нет, это то, чего я хочу, — он перебивает.

Не «я не имею никакого контроля над ситуацией», а «это то, чего я хочу». Я стараюсь не позволить моей челюсти отвиснуть.

— Ты знал все это, когда мы были вместе? Когда мы почти сделали это на пристани? Или в какой-то из дней, когда ты приводил меня сюда? — Я указываю на его комнату. — За три месяца, что мы были вместе, почему ты не сказал мне? Последний месяц, что я ждала тебя, ты не мог предупредить?

— Я не хотел ничего усложнять, пока мы рассматривали плюсы и минусы. Мы просто решили наверняка.

— Что ж, поздравляю тебя, — говорю я, потому что не нахожу других блестящих ответов.

— Хлоя, — произносит он медленно. — Помнишь, я просил тебя не давать себе ложных надежд со мной? Помнишь, я пытался предостеречь тебя?

— Ну, я думала, что это общее предупреждение, вроде «мы не подходим друг другу», что я уже знала было чушью, потому что мы хороши друг для друга. Если бы ты сказал, «потому что я переезжаю этим летом», возможно, я не позволила бы себе привязаться к тебе. Возможно, не позволила бы себе влюбиться в тебя, но я влюбилась, и ты ничего не сделал, чтобы остановить меня.

Почему я чувствую, словно моя грудь расколота?

— Ты права. Мне не следовало обманывать тебя. И прости, что не сказал тебе раньше. Но хотя я люблю тебя, ты дорога мне, но я не уверен, что мы были действительно влюблены, Хлоя. Может быть, мы были влюблены в идею любви. Что часто встречается в жизни.

Мне следовало это увидеть. Вот он, тот же Гордон, известен как “обожать означает поклоняться”, и он не поклоняется никому. Он ясно дал это понять. Это было настоящее предупреждение. Единственное, что мне удается сказать:

— Ты прав, любовь была частью моего коварного плана, чтобы сбить тебя с курса.

— Смешно. Но ты должна признать, что большая часть твоего первоначального плана была нацелена именно на это — удержать меня.

— Что? Ты не серьезно!

 — Шшш, моя мама, — шепчет он. — Да, я серьезно. Вспомни твои «давай уйдем, давай уйдем отсюда!», твоё вытягивание меня из колеи, когда я должен был сфокусироваться на учебе.

Я игнорирую его просьбу быть тихой.

— К черту твою учебу! Ты имел полный контроль над своими действиями, Гордон. Я не приставляла пистолет к твоей голове. Или ты забыл, что ты был самим собой, способным сделать свой собственный выбор? Мне нужно было учиться столько же, сколько учился ты. По разным причинам, может быть, но я училась.

— Ага, так ты не потеряешь свой мотоцикл.

Он говорит «мотоцикл», словно это трехколесный велосипед.

— Как я уже говорила, по разным причинам.

— И это моя точка зрения. Наши приоритеты разные. Всегда были разными. Слушай, забудь об этом. Не хочу сделать тебе больнее, чем уже сделал.

— Что ж, это благородно с твоей стороны.

Минуту мы стоим в тишине. Да, наши приоритеты разные, но я думала, мы уже повлияли друг на друга и стали более уравновешенными людьми. Я знаю, что это мой последний акт отчаяния, но я ищу его глаза, надеясь, что что-то — воспоминание о нас на пристани, или в его комнате, или один из наших невероятно долгих поцелуев заставит его передумать.

Но он просто тихо закрывает глаза, как будто ждет, что я сделаю следующий шаг.

— Единственное, чего я когда-либо хотела, — говорю я спокойно теперь, — Чтобы ты улыбался и был счастлив. Потому что, знаешь, Гордон? Жизнь коротка. И никогда не знаешь, вдруг ты умрешь завтра. Тогда все, что ты планировал на будущее, будет потрачено впустую.

— Я ценю твой образ мышления, Хлоя, правда. И я знаю, что оно исходит из твоего опыта с дядей, но мы все равно не можем быть вместе. Но если я тебе понадоблюсь для чего-либо, чего-угодно, я все еще буду здесь несколько недель, но в остальном...

Медленно я принимаю реальность. Все кончено.

— Тогда все.

Он тянется ко мне, но я отшатываюсь назад.

— Не делай этого, Хлоя. Я должен знать, что ты будешь в порядке.

В его лице я не вижу мерзавца. Я не вижу игрока или мудака. Я вижу мальчика, который действительно заботится обо мне, но в конце дня я просто не попала в его организованный список жизненных приоритетов. Он возвращается на свое русло.

Я киваю, потирая глаза.

— Да, я буду в порядке, — отвечаю я. У меня нет выбора. — Не беспокойся обо мне, Гордон.

— Ты уверена? — он спрашивает больше для своего собственного спокойствия, чем для моего блага.

Столько мыслей готовы вылезти наружу. Что он сдается слишком легко, что мы должны дать нам шанс, что он пожалеет, что отпустил меня, когда окажется в одиночестве в своей комнате по ночам, задумываясь, что я делаю... но я знаю две вещи. Во-первых, что бы я ни сказала, не изменит его решения, и во-вторых...

Я думаю о Роке, когда он сказал мне, что я была бы номером один в его списке, и помню тот адский день в его доме, когда он объявил неизменную готовность изменить весь его образ жизни только ради меня. Амбициозные желания, но благородные. Вот в чем, Хлоя, лояльность. Не в этом.

— Да, я уверена. — Я одариваю его грустной улыбкой. — Еще увидимся, Гордон. Мы будем поддерживать связь в выпускном классе и в колледже. Может быть, даже будем вместе в будущем. Когда придет время.

Гордон улыбается ярко.

— Слушай, и правда. Может, у нас в будущем всё получится.

Я просто шучу, но иногда Мальчик-Мозг на редкость безголовый. Я никогда не буду его высшим приоритетом. У него всегда будут проекты, которые нужно закончить, профессоры, с которыми нужно поговорить, рекомендации, которые нужно сохранить. Там всегда будет больше, больше амбиций, более важных, чем я. И у меня нет времени для мальчиков, у которые нет времени для меня.

Поэтому я ловлю взглядом его красивые карие глаза, затем наклоняюсь, чтобы поцеловать его в последний раз. Он наклоняется, чтобы принять поцелуй. Я могу чувствовать, как часть его разрушается, кусочек его мыслей жалеет о его собственном решении. И с максимальным удовольствием я заканчиваю. Быстро я поворачиваюсь и иду обратно к пикапу.

— Просто, чтобы ты знал, — говорю я, открываю свою дверь и сажусь внутрь. — Возможно, ты был влюблен в идею любви, но я нет. Я любила тебя по-настоящему. — Затем, прежде чем он увидит мои слезы, я закрываю дверь машины и выезжаю на дорогу.

 

Глава 27

Субботнее утро. Я пью кофе с молоком в одиночестве в «Рикардо», вслушиваясь в звон тарелок и столового серебра. Как бы я ни старалась отпустить историю с Гордоном, я все еще слишком много думаю о нём. Я удивляюсь, как могла быть такой глупой, как я могла позволить себе эмоционально привязаться к нему. Также я чувствовала себя виноватой за то, что готова была дойти с Гордоном до конца вопреки всем обстоятельствам, но не сделала то же самое для Рока.

Почему?

Если кто и заслужил такую преданность, то это Рок. Может, я предполагала, что Рок всегда будет рядом, а с Гордоном, я чувствовала, что он ускользает? Вздыхаю. Это уже неважно. Никого из них нет сейчас рядом.

Я заполняю предварительную анкету для детектива по усыновлению в Южном Майами. Как только закончу, я собираюсь ей позвонить. Лучше всего в субботу, потому что я всегда могу оставить ей сообщение, если она не в офисе, и это даст мне время подумать немного больше, в случае если я пожалею, что контактирую с ней.

Мой телефон звонит, и я быстро отвечаю. Это папа.

— Эй. Я думала, ты сегодня на рыбалке.

— Не сегодня. Где ты?

— Учусь.

— Где, ради интереса.

— В Рикардо.

— Ох. — Он медлит с ответом. Почему он вдруг так беспокоится о моем местонахождении? Что-то есть в его голосе. — Когда ты вернешься домой?

— Что случилось, папочка?

— Ничего. Просто... не задерживайся долго, красавица. Скоро пойдет дождь.

— Папа, это май в городе Флорида. Дожди идут каждый день. — Я вношу немного сарказма, но могу сказать, что есть что-то, что ему не терпится рассказать. Так что, хоть я еще не закончила с формой опроса, я оплачиваю счет и собираюсь.

Когда я заворачиваю на подъездную дорожку, вижу папу, который вертится на крыльце вместо того, чтобы возиться в гараже. Что-то не так.

Я закрываю его пикап и тащусь туда, где он сидит.

— Что случилось?

Я нагибаюсь и целую его в щеку. Он потирает виски.

— Заходи в дом. Мама хочет поговорить с тобой.

— Что-то не так? — Мое лицо застывает. В последний раз, когда он так смотрел, он пытался смягчить удар.

— Нет, — говорит он нежно. — Ничего.

Он передвигается, чтобы отпереть входную дверь для меня.

Я прохожу мимо него, но вдруг он хватает меня за руку. Медленно он притягивает меня близко к себе. Он оставляет поцелуй на моей щеке и сжимает меня крепче.

— Красавица. — Его голос звучит прямо в моем ухе, большой палец его руки ласкает мою кожу. Вокруг него прекрасная аура. — Я люблю тебя. Что бы ни случилось, это никогда, никогда, никогда не изменится, ты понимаешь?

Его лицо чем-то обеспокоено, что я не могу разгадать. Выражение его лица меня убивает. Что случилось? Они разводятся? Я же столько раз присуждала им статус «Пара века»? С кем я тогда буду жить? Какой пример они показывают тому, кто пытается выяснить, существуют ли все-таки родственные души в этом мире?

Я сглатываю комок в горле.

— Конечно, папочка.

Он улыбается.

— Все будет хорошо. Иди.

Я вхожу в дом и направляюсь в сторону отзвука тихой беседы мамы и крестной в гостиной.

— Хлоя? — зовет мама.

— Я здесь. — Я сворачиваю за угол и нахожу их сидящими напротив друг друга на диване. Обе они нервно улыбаются, когда видят меня. — Почему папа снаружи? Кто-то умер?

Я сбрасываю свои вещи на кресло. Мама прикрывает рот руками.

— Нет. Садись.

Я опускаюсь на пол и сажусь, скрестив ноги. Мой взгляд мечется между лиц мамы и крестной.

— Я уже повысила свою оценку. Сейчас, наверное, тройка или даже четверка. Вы можете проверить с Руни в понедельник, — предлагаю я крестной.

— Я уже поговорила с Руни. Ты всех догнала в его классе, — отвечает крестная с улыбкой.

Моя мама немного смеется.

— Она может сделать все, на что решится, да, Колетт? — говорит она, и крестная кивает. Они смотрят друг на друга, слабые улыбки на губах. Я качаю колени из стороны в сторону. Напряжение настолько густое, что оно начинает душить меня.

— Значит теперь я могу получить Лолиту обратно?

— Забудь о Харлее на секунду, Хлоя. — Мама убирает назад свои рыжие волосы и крепит их зажимом. Она бросает взгляды на крестную, но у неё появился внезапный интерес к своим ногтям. — Ты никогда не спрашивала о своих биологических родителях, когда была маленькой.

О, Боже. Вот оно.

Ни предупреждения, ничего. Она нашла ответы. Моя мать занималась беготней по выяснению вопросов с усыновлением для меня. Мое дыхание вырывается из легких. Мои нервы замирают от каждого ее слова.

— Что неудивительно, — добавляет она. — Дети принимают вещи так легко. Ты просто приняла тот факт, что мы с ними не контактировали.

Мое сердце начинает стучать внутри грудной клетки. Действительно ли я хочу услышать то, что будет сказано?

— Что ты хочешь мне сказать? — спрашиваю я.

Она сжимает руки вместе и удерживает их около рта, как будто молится.

— Хлоя, мы кое-что знаем о них — твоих настоящих родителях — если ты все еще хочешь знать.

— Что? — Я не могу поверить, что слышу это. — Но ты всегда говорила, что ты не знаешь.

— Что ж, мы выполняли их желания насчет анонимности. У нас не было выбора. Но все стало слишком сложно.

— Что ты имеешь в виду? Кто они? — Я смотрю на крестную. Она так старается стать невидимкой. Моя голова начинает кружится. Меня сейчас стошнит.

Мама делает большой вдох и выдох.

— Боже, Колетт, как, чёрт возьми, мне сказать?

Ее руки дрожат. Крестная подходит к маме и берет ее руку в свою так, как она брала мою руку в классе.

Сначала Сет, затем Гордон, теперь вот это. Я не уверена, что смогу принять это, но мое сердце уже растоптано. Что может ранить сильнее?

— Папа снаружи, — говорит она, — потому что он расстроен. Он думает, что как только ты узнаешь то, что мы знаем, ты не будешь любить его так, как прежде. Я должна спросить тебя, милая: ты думаешь, что новая информация может изменить твоё к нему отношение?

— Нет, конечно, нет, — быстро отвечаю я. И это правда. Я могла бы узнать, что папа находится в розыске в пятидесяти штатах за убийство, и это не изменило моей любви к нему. Ничего бы не изменило.

— Хорошо, потому что твой отец — твой биологический отец — ближе к концу передумал и захотел, чтобы ты знала.

Пауза.

— К концу чего? — спрашиваю я, глядя на сперва на маму, потом на крестную, затем снова на маму. Мама просто сидит, как будто телепатическое сообщение всплывет из ее головы в мою. О чем она? Твой биологический отец... ближе к концу...

— Хлоя, малышка. — Она закрывает глаза, белые костяшки пальцев, сжаты напротив ее лица. Вдруг ее лицо становится безмятежным, словно весь страх только что покинул ее, сменившись на цель и умиротворение. Она открывает рот, чтобы заговорить, и я откидываюсь назад.

Потому что я уже знаю.

Твой биологический отец.

Ближе к концу…

— Сет. — Имя вырывается из меня тише, чем шепот. И гигантский вулкан поднимается снизу, проходит сквозь мою грудь, и вспыхивает в моем сердце, извергая лаву и обломки моей души по всей земле. Я чувствую себя расколотой, лишенной кожи.

Я не могу говорить.

Я ничего не могу.

То же самое я почувствовала на его похоронах, когда не могла подавить сжимающую боль в моем сердце, не могла дышать, не могла представить, как я смогу жить без его шуток, его смеха, как я смогу снова наслаждаться чем-нибудь.

Мамина голова падает прямо в ее руки. У нее нет причин для плача. Я должна плакать. Она выглядит по-другому для меня, по некоторым причинам. Это как если я здесь, то она на расстоянии сотни километров от меня, и все кадры из моей жизни с Сетом разместились между нами.

Как я запрыгиваю ему на спину каждый раз, когда он входит через дверь. Щекотка. Обучение вождению грузовика. Совместная сборка Лолиты, часть за частью. Хвастовство о нем всем своим друзьям, о том, как он был самым классным дядей в мире. Такой молодой, полный жизни и веселья.

Сет.

Я знала.

Так или иначе, я уже знала это.

— Ему было пятнадцать, Хлоя. — Моя мать пытается говорить сквозь слезы, но ее рыдания перехватывают дыхание.

— Всё в порядке, милая. — Крестная гладит ее руку. Я смотрю на них и слушаю лай соседской собаки снаружи.

Мама делает глубокий вдох. Я хочу встать и побежать в свою комнату или из дома, но остаюсь на месте. Почему он не сказал мне раньше? Мне в лицо. Он был перед моим лицом и в моих руках.

— Он не был достаточно взрослым, чтобы растить тебя, и он не хотел, чтобы тебя растила бабушка, потому что мечтал, чтобы у тебя были братья и сестры, когда ты станешь старше, поэтому он выбрал меня. Меня и папу.

Я набираю достаточно энергии, чтобы заговорить.

— А моя мама? — спрашиваю я, и крестная смотрит с интересом. — Не говори мне, что это ты.

— Нет. — Крестная улыбается сквозь слезы. — Хотя это было бы честью для меня, милая.

— Да, я уверена, что Сэти бы это понравилось. — Мама пытается улыбнуться. Я помню, как Сет любил флиртовать с крестной, хотя она всегда издевалась над ним, как я над Винсом.

Ребенок вопит из кухонного монитора. Крестная уходит, чтобы успокоить его. Я слышу убаюкивания, затем тихое жужжание, поскольку шум мобиля звучит из динамика.

Мама шмыгает носом и вытирает глаза тыльной стороной руки.

— Твою маму зовут Тина Норрис. У нее были каштановые волосы и голубые глаза. Она была девушкой Сэти около месяца. У тебя копия ее лица.

Я представляю девушку вроде себя, руки обнимают надутый живот, беременную после меньшего промежутка времени, чем даже мы с Гордоном были вместе. Недостающие куски из моих семнадцати лет без особых усилий размещаются по местам.

— Ей тоже было пятнадцать, Хлоя. — Она делает паузу, чтобы я уяснила. — Она прошла через беременность, затем оставила вас с Сетом. Он делал все возможное, чтобы быть мужчиной, но он не был мужчиной, милая. Он был только ребенком — на два года моложе, чем ты сейчас. Пожалуйста, не злись на него. Он всё сделал правильно. Он не бросил тебя.

Нет, он не бросил. Или бросил? Я моргаю в первый раз за минуты, мои глаза совершенно сухие. Я такая же, как Сэт, да, мама? Я бы всегда спрашивала. Да, отвечала бы она много раз на протяжении многих лет, стеклянными глазами сдерживая мир тайн. Совсем как Сет.

— Он собирался сказать тебе в день, когда врач ожидал, что пересадка костного мозга может помочь ему. Помнишь, как они взяли у тебя образец крови?

Я киваю, память о том разговоре в больнице медленно возвращается ко мне. Я не понимала, как я могла бы помочь.

— Когда твою кандидатуру стали рассматривать в качестве его донора, он понимал, что должен был сначала объяснить тебе многое. Но затем он впал в кому в тот вечер, и... у него не осталось шанса, детка. Мне жаль.

Жаль.

Соединены астральными нитями...

Как близнецы, рожденные в разное время...

Нет, он не бросал меня. Он всегда был рядом. В пределах моей досягаемости.

И моя родная мать, его девушка, была моложе, чем я сейчас.

— Где она? — спрашиваю я, пытаясь вспомнить каждую женщину в возрасте тридцати трех лет, которую я когда-либо встречала в городе Флорида. Видела ли я ее, не осознавая этого? Была ли она женщиной, которая работала регистратором в автомастерской, когда я была маленькой? Или она была официанткой в закусочной?

— Твоя мама? — мама спрашивает сквозь новые слезы. — Мы не знаем. Она бросила тебя с Сетом через две недели после того, как ты родилась. Она жила в мире боли, Хлоя. Очень агрессивные родители, очень неблагополучная семья. Некоторое время мы пытались связаться с ней, но спустя пару лет, мы просто сдались. Мы дали тебе лучшую жизнь, чем она могла бы в любом случае, и честно говоря, я чувствую, что так и должно было быть.

Я киваю. Я не уверена, согласна ли я с этим или нет, но приму это. Пока.

— Мы можем помочь тебе узнать, если ты все еще хочешь.

— Я не знаю.

— Мне так жаль, детка. — Ее голос мягкий и чистый. Мамин голос, единственный голос матери, который я когда-либо знала. — Такого никому не пожелаешь.

Хотя я никогда не чувствовала жалость к себе по этому поводу, она права. Такого никому не пожелаешь. Ни одна мать не должна отказываться от своего ребенка; неважно, насколько молодая мать. Может быть, эта ситуация меня сильнее задевала, чем я сама думала, но сейчас я не знаю, в каком направлении продолжать двигаться.

— Ничего страшного, — говорю я, отрывая взгляд от ее глаз. — Это не твоя вина.

Я сижу там минуту, пытаясь сложить пазл в голове, но я просто хочу убежать. Я хочу выйти из дома и подумать обо всем самостоятельно, без маминого взгляда.

— Ты в порядке? — спрашивает мама. Тогда, впервые за всю свою жизнь, я осознаю что-то новое. Я смотрю в ее глаза.

— Ты моя тетя. — Я слышу свой голос. Он звучит, как чужой.

Она неловко кивает.

— Да, Хлоя. Мы связаны.

Она моя семья.

Они все были моей семьей. Все время.

О, мой Бог. Впервые в моей сознательной реальности, я смотрю прямо на настоящего по крови-и-костям родственника. Краткий смешок вырывается из меня в безграничном удивлении.

— Но для всех намерений и целей, юная леди, я все еще твоя мать. — Она слегка смеется, будто пытается меня взбодрить. — И если ты начнешь называть меня иначе, чем мама, ты будешь наказана, — говорит она, снова начиная плакать.

— Как еще я должна называть тебя... Вероника? Даже если Тина появится у нас на пороге, я всегда буду называть тебя мамой.

Мама вытирает слезы руками. Как будто это меняет моё отношение к ней. Это многое объясняет. Например, почему у нас одинаковые темно-рыжие волосы, те же светло-карие глаза. Она сестра моего отца. Я должна почувствовать облегчение. Я должна чувствовать себя взволновано, зная все ответы, но чувствую себя совершенно разбитой.

Мама вытирает лицо и смотрит прямо перед собой с легкой улыбкой на губах.

— Я не могу поверить, что он не увидел детей. Он бы полюбил их.

Она поворачивается ко мне и улыбается. Я киваю.

Я сделала бы все, чтобы разобраться в себе долгой поездкой на Лолите. Я хочу смеяться, плакать, кричать вслух. Но я стою, безвольно опустив руки по бокам.

— Ну, если у тебя нет более шокирующих новостей, я пойду.

Куда, я понятия не имею.

— Дорогая, не злись.

— Я не злюсь.

— Ты начала расследование и становилась все более любопытной.

— Я знаю.

— И он всегда хотел, чтобы ты узнала однажды. Иногда я наблюдала за вами вдвоем и чувствовала, что должна убедить его забрать тебя. Быть отцом. Наладить жизнь. Но я знала его, Хлоя. Мой младший брат не умел ни капли ответственности. Его самый ответственный поступок в жизни — то, что он отдал тебя.

Она прикрывает лицо руками. Я знаю, что должна как-то утешить её. Ей тоже было нелегко. Я подхожу к маме и сажусь рядом, опершись головой на ее плечо. Она обнимает меня, и мы соприкасается головами. Это не значит, что я в порядке, это не так.

— Могу я забрать байк? — Я знаю, что это не относится к делу, но это единственное, о чем я могу спросить.

Она смеется, делает вид, как будто толкает меня прочь.

— Ах, ты и этот мотоцикл. — Мама встает и направляется к кухне, вытирая лицо полотенцем для посуды. Она не отвечает на мой вопрос.

— Можно? — я спрашиваю еще раз.

— Я бы предпочла, чтобы ты этого не делала.

Кажется, что она собирается сказать что-то еще, но она ничего не говорит. Это не было «да».

Но это также не было и «нет».

 

Глава 28

В течение нескольких часов я сижу в гараже, окруженная смешанными запахами моторного масла и рыболовных снастей. Я чувствую, словно должна заплакать или что-то вроде того, но разве можно проливать слезы в окружении такой красоты? Я качаю свой шлем на коленях и смотрю на Лолиту.

Сет был моим папой.

Конечно, именно он.

Почему я не прислушивалась к своим инстинктам и не выяснила это раньше?

Теперь я не могу вернуть его, не могу побежать к нему, не могу сказать ему, что знаю его секрет, не могу задать ему вопросы, вспыхивающие в моей голове, например, как мне теперь смотреть на своих младших братьев — как на братьев или кузенов? Следует ли мне хранить секрет ради них?

Жизнь — отстой. Но она всегда может быть хуже. Все равно, жизнь отстой.

И я не могу контролировать ее больше, чем это может электрон. Потому что я и есть электрон. Крошечная частица, пытающаяся вклиниться в большой план вселенной. Обломок льда попавший в массивное вращение планетной орбиты, просто за компанию.

Единственный источник света в гараже — это светящаяся оранжевым кнопка открывания дверей. Я неотрывно смотрю на неё. Открой. Отныне я стараюсь больше прислушиваться к своему сердцу, поскольку, возможно, Гордон был прав, когда сказал, что я бунтую без причины. Но я не в силах оставаться дома с вихрем мыслей, кружащих вокруг моей головы, так что я встаю и нажимаю на неё.

Металлическая дверь гаража оживает, медленно открываясь, словно гигантские жалюзи метеорологической обсерватории, и становятся видны серые дождевые облака, заполонившие небо. Я не могу контролировать свою жизнь больше, чем могу контролировать свои чувства. А сейчас я хочу улететь.

Вперед по пустой дороге.

С ветром и водой.

Под пронизывающей стеной дождя.

Я кладу шлем на ящик для хранения. Мне он не понадобится. Что ужасного может произойти? Я погибну в аварии и присоединюсь к Сету на небесах, как и должно было быть все это время? Никаких правил, никаких ограничений. Никто не будет говорить мне, что я могу и не могу делать. Сегодня я дочь своего отца. Сегодня я Моторная Девчонка.

Я вставляю ключ и пробуждаю Лолиту.

Мы проезжаем через режущий ливень.

Я обгоняю слишком медленные машины, пассажиры которых таращатся на меня. Проезжаю патрульные машины, офицеры которых качают головами, словно они что-то знают обо мне. Мне интересно, кто-нибудь из них только что узнал, что вся жизнь ложь? Красивая ложь, которая отныне навсегда изменит психологическое состояние.

Тепло, идущее от Лолиты, согревает мои кости, ее вибрации заставляют сотни водяных капель на ее гладком корпусе и на моих джинсах раствориться в тысячах крошечных капелек в воздухе.

Я направляюсь в Тернпайк, в Майями, где похоронен Сет. Дождь утихает и превращается в легкую морось. Я въезжаю на кладбище и кружу по извилистой дороге, которая старается примирить людей с этим местом, обманывающем окружающих, что их любимые в лучшем мире. Но нет ни единого шанса, что подземелье лучше, нежели открытая дорога с ветром, дующим в лицо.

Я не была здесь с похорон. Тогда еще не было памятника. Только дыра в земле, а мы стояли и молча смотрели на гладкий коричневый гроб, лежащий внутри нее.

Когда родители уехали, я увидела, как пришли мужчины и начали засыпать ее.

Теперь здесь надгробная плита. Я выключаю двигатель Лолиты и медленно шагаю к месту захоронения. Плита хорошая и новая, словно была положена недавно. Это не стоящий памятник, а плашмя лежащая на земле плита. Покрытая свежескошенной травой, влажной и липкой после дождя. Я сдвигаю её, чтобы добраться до камня:

 

В ПАМЯТЬ О

ДОНАЛЬДЕ СЕТЕ ОЛЛМАНЕ

ЛЮБИМОМ СЫНЕ И ОТЦЕ

 

Вот. Во всей увековеченной мрамором славе.

Он всегда хотел, чтобы однажды ты узнала.

Отец.

Хлоя Линн Родригез. Или это Хлоя Линн Оллман?

Слезы наполняют мои глаза, так что больше не могу видеть имя. Внезапно я вспоминаю почему не приходила сюда, с тех пор как он умер. Потому что я никак не могу справиться с его смертью.

Это как трещина, появившаяся внезапно в стенке моей груди от давления. Мысленно я вижу фрагменты с тем, кто мог бы иметь большее. Я вижу хохочущего Сета, его беззаботный взгляд, в то время как он мчится на Лолите по пустой улице. Я вижу его увядающим на больничной койке, медсестры бродят туда-сюда, его тихие глаза сдерживают секреты, которые я никогда не могла вообразить.

Я вижу, как он смотрит телевизор в своем крошечном трейлере, сигаретный дым клубит вокруг его лица, пьет пиво, не заботясь ни о чем, кроме поездок, друзей и поездок с друзьями. И меня. Я вижу его с малышком на руках, не знающим, что с ней делать. Вручившим ее таким образом, чтобы он всегда мог быть рядом.

Трусость? Или безоговорочная, бескорыстная, бессмертная любовь?

Я вижу его лежащим в морге. Это не был он, просто не был. Он бы никогда не сделал такую прическу. Я не могла подойти к нему, хотя я так хотела поправить лакированные пряди на его лбу. В некоторые дни я жалела, что не сделала этого, так я могла бы сказать прощай ему в лицо.

Внезапно я всё понимаю, всё чувствую, всё, что внутри меня, и в одном душераздирающем крике я отпускаю это. Я закрываю лицо руками. Я думала, что буду ближе к нему здесь, но по-честному, если бы я была Сэти, и мой дух мог бы выбрать себе место, это не было бы это грустное, одинокое место. Это было бы там, где ветер и асфальт.

Я ложусь на траву и прижимаю лицо к камню. Я знаю, что земля промокла, но я такая же. Мне все равно. Даже если его дух не здесь, по крайней мере, его тело здесь, и это уже что-то. Я представляю, что он слушает, как я говорю ему, что знаю его секрет. Что я знаю, что это было трудно для него. Что он был глупым, что не рассказал мне. Я рассказываю ему о Гордоне, о том, как потеряла байк, о пристани, о ситуации с Роком… и как я чувствую, словно нахожусь на грани краха. Как дом Мерфи.

Я прошу прощения за отсутствие цветов или подношения, чтобы оставить после себя. Не то, чтобы его это волновало. Я позволяю слезам скатиться по лицу и капать в траву. Я представляю их, проходящих сквозь землю, мимо слоев почвы, муравьев и земляных клопов…

Вниз…

Вниз…

Останавливаясь на гладком холодном металле его гроба. Часть меня там, чтобы составить ему компанию.

И, когда я закрываю глаза, я почти могу слышать, как он произносит слова, которые он сказал бы мне. Слащавые, как клише от-печенек-с-предсказаниями от того, кто знал.

Ты должна продолжать двигаться, Хло.

Не позволяй никому остановить тебя.

Остановишься — умрешь.

Так что просто гони, малышка.

Гони.

 

Глава 29

Вперед по шоссе US-1, через острова, вопреки желанию моих родителей. Я просто еду и еду до тех пор, пока небо не становится пурпурным и горизонт залива не проглатывает солнце. Закат потрясающий, небо пылает оранжевыми и желтыми облаками. Вот для чего были созданы мотоциклы. Перейти свои границы. Войти на новую территорию. Выбросить все в воздух, чтобы посмотреть, где оно приземлится.

Мои щеки горят от ветра, и мои волосы сейчас похожи на запутанное крысиное гнездо. Но мне все равно. Все проблемы позже. Я не переживаю о родителях. Мама звонила дважды, но я перезвоню ей позже. Мне просто нужно побыть одной, чтобы очистить голову.

Переключаясь на третью передачу, затем на вторую, я останавливаюсь на светофоре в Айламораде, стараясь игнорировать покашливания и фырканья Лолиты. Сет бы посмеялся надо мной сейчас. Он бы никогда не позволил ей ездить так долго.

Но я не желаю признаваться в этом.

Две пожилые дамы в Бьюике останавливаются рядом со мной. Больше вытаращенных глаз.

Что?

Они отводят взгляд.

По некоторым причинам я думаю о Гордоне. Он может переехать в Бостон, Сибирь, или Антарктиду, мне все равно. Прошла только неделя с тех пор, как я разговаривала с ним на его крыльце, но я уже привыкла к тому, что он ушел. Хотя было приятно услышать от него, что он будет здесь для меня, если он мне понадобится. Вряд ли я бы приняла его предложение, но это приятно. Я стараюсь сдержать приливную волну, поднимающуюся в моей груди.

Проходят часы одиноких километров, но у меня нет намерений останавливаться. Ночь темнее, чем сожженное моторное масло. Звезды мерцают, как дешевые маленькие стразы. Как же я хочу добраться до них, но они постоянно ускользают, ведя меня всё дальше и дальше по дороге. Понятия не имею куда.

Мои глаза становятся настолько мокрыми, что я почти ничего не вижу.

Ещё через час я где-то между Марафоном и Ки-Уэстом. Я раньше никогда не была так далеко без Сета, без машины, без шлема и без мотоэкипировки. Сейчас я практически голая.

Возможно, я буду ехать до тех пор, пока не проеду последний остров, крайний южный пункт, просто проберусь прямо во Флоридские проливы, мимо акул и скатов, прямо на Кубу. Я проснусь и обнаружу себя на белых сахарных песках, о которых мне всегда рассказывала папина бабушка. Никто никогда не узнает, куда я убежала. Никто никогда меня не найдёт. Может быть, моя биологическая мама тоже там. Тина, греющаяся на солнце, избегающая обязанностей, проживающая жизнь, полную личной свободы.

Я думаю об этом.

Заманчиво.

Но моя мама — моя настоящая мама, та, что дома — никогда бы снова не жила спокойно, переживая, что случилось с ее ребенком, которого она вырастила, которого любила всем сердцем, словно это была ее собственная плоть и кровь. Ушла. Исчезла без следа как испорченное неблагодарное отродье, каким она и является.

Я никогда бы не смогла так сделать. Я могу фантазировать, сбежать этим путем, обижаться, плакать и винить все, что захочу, но я никогда бы её не оставила. Возможно, Тина Норрис ответственна за то, что оставила меня. Как и Сет, она знала, что не сможет справиться с тем, чтобы быть родителем. Но моя семья, мои родители взяли на себя все родительские обязанности, словно это была их судьба.

Все дерьмово.

Воспоминание проносится через мою голову. Оно обо мне и Сете, когда мне было девять или десять. Мы были на диване, и я считала, сколько рыжих и сколько коричневых волосков на его подбородке, пока он смотрел телевизор. Я помню, как папа зашел из гаража и остановился, увидев нас. Он моргнул в замедленном действии, и я думала, это потому что ему понравилось уведенное: племянница и дядя проводят время вместе.

Но сейчас я думаю, что всё было иначе.

Ревновал ли папа к Сету? Злился ли на него? Или и то и другое? Любил ли он Сета так же сильно, как и я? Как странно было для него всегда находиться рядом с Сетом, постоянно напоминающим ему, что он не мой отец — не совсем.

Я в долгу перед ним. Чрезвычайно.

В конце концов, через два с половиной часа после кладбища я добираюсь до Ки-Уэста, крайнего южного пункта в континентальных Соединенных Штатах. Я поворачиваю влево на первом светофоре и слышу, что покашливание Лолиты усиливается. Держись. Я направляюсь к общественному пляжу и въезжаю на парковку, чтобы дать ей отдышаться. Через час, надеюсь, она снова будет в порядке, и мы уедем.

Растягиваясь, мои суставы трещат, и мои мышцы побаливают, но это приятная боль. Пересекая улицу, чтобы попасть на пляж, я наслаждаюсь, что я здесь одна в одиннадцать часов вечера. Я самостоятельно достигла края островов. Передо мной открытое море.

Мой телефон снова гудит, но я не отвечаю. Я просто ложусь на песок, не отрывая взгляда от вселенной. Небеса здесь даже темнее, чем у Мёрфи. Орион, Кассиопея, Близнецы, Малая Медведица… Я называю созвездия про себя, затем повторяю их снова. Я перечисляю их около часа, в то время как волны приливают и отливают раз пятьсот, и мой телефон звенит ещё дважды. Но я не могу на него смотреть.

Сет был моим отцом.

Очевидность этого факта убивает меня. Я должна была держать его крепче. Я должна была целовать его щеку более тысячи раз. Отец. Папа. Сет… Я ухожу прочь.

Кашель вырывает меня из полудрема. Я поднимаю голову и фокусируюсь в темноте. Там мужчина. Стоит на пляже слева от меня на расстоянии около десяти метров. Одетый в белую рубашку с длинными рукавами, бейсболку и джинсы. Ему немного за сорок, в руке бумажный пакет. Смотрит на меня. Либо он пьян, либо псих, либо… он зло. Я выкинула из головы думы о попадании в аварию, но быть убитой на пустом пляже ни разу не мелькало в моих мыслях.

Голос Рока приходит из ниоткуда, чтобы предупредить меня. Откуда ты знала, что это был я, а не какой-то сумасшедший урод, жаждущий убить тебя?

Мужчина продолжает смотреть на меня. Я отворачиваюсь. Я могу смотреть в ответ на пожилых леди на шоссе, как плохая байкерша, но это другое. Тихий сигнал гаснет где-то в моей голове. Инстинкт умирает, и я понимаю, что если не уйду сейчас, то могу закончить в новостях завтрашним утром. И я не так хочу закончить свою жизнь. Если получится, я хотела бы жить здоровой до старости, все еще разъезжая на Лолите с моими взрослыми детьми, едущими рядом со мной.

Я заставляю себя подняться, и одним быстрым движением я вскакиваю, стараясь не споткнуться на неровном песке. Мужчина подходит ближе. Не знаю, что ему надо. Он может оказаться хорошим или плохим, ему может понадобиться моя помощь, или он может попросить доллар, но это неважно, потому что я не собираюсь выяснять.

Иду, иду, иду, песок расходится вправо и влево, мои ноги шагают быстрее и быстрее. Я оглядываюсь через плечо и молюсь, чтобы он не следовал за мной. Он все еще стоит там, все еще смотрит на меня, но не преследует. Я пробегаю последние несколько шагов туда, где отдыхает Лолита, мне пофиг, если я выгляжу испуганно. Я замечаю пикап на стоянке, которого не было, когда я приехала. Зачем я пошла по пути Сета и потащила свою задницу так далеко одна? Зачем, зачем, зачем, зачем?

Я быстро сажусь на кожаное сидение, вставляю ключ и поворачиваю.

Лолита не отвечает.

 — Дерьмо.

Я снова поворачиваю ключ.

— Прости за протечку, но пожалуйста, пожалуйста…

Ничего.

Мужчина на пляже начинает двигаться в мою сторону. Я бормочу себе под нос:

— Чего он хочет? Чего, чёрт возьми, он хочет? Давай, Лола.

Не жди, пока ты сломаешься.

Да, папа.

Я пытаюсь снова, но Лолита уже отжила свое. Я не заботилась о ней как следует, и она преподала мне урок. Ровно в тот миг, когда странный мужчина направляется в мою сторону и хочет меня убить. Я не хочу оставлять ее, но жизнь человека ценится больше машины. Вчера я бы дралась за Лолиту, сделала бы все, чтобы защитить последнее оставшееся от Сета. Но сегодня всё изменилось.

Я то, что осталось от Сета.

Я спрыгиваю с байка и бегу.

 — Куда ты бежишь? — спрашивает человек хриплым голосом.

Безобидный человек не спросил бы, куда я бегу. Его руки в его карманах, еще одна деталь, которая мне не нравится. Я бегу вдоль тротуара под фонарями. Приехать сюда в одиночку — невероятная глупость.

Я отбегаю на пятнадцать-двадцать метров и оглядываюсь назад.

Мужчина добрался до Лолита и проводит руками вдоль ее корпуса, сжимает ее руль.

— Хороший байк. Твой? — Он улыбается.

— Чего ты хочешь? — кричу я, теперь шагая спиной вперед.

Я смотрю в ужасе, как он садится на Лолиту и симулирует, будто едет на ней.

— Вррр, вррррнннг, — он хрипит, смеясь между фальшивыми звуками мотора. Да, он должен быть пьян. Он тоже потерян. Это должно быть местом сбора для всех, кто потерял себя. Но я уже ощутила вкус жалости к себе, и теперь мне нужно попасть домой. Моя ситуация, нравится мне это признавать или нет, не так плоха.

Куда мне идти? Я уехала без документов, без ничего, и я уже истратила пару баксов на бензин. Теперь я здесь без ничего, кроме телефона. Я опускаю на него взгляд. Признавать, что мне нужна помощь — отстой. Особенно на условиях, на которых мы в последний раз остановились.

Но я звоню и жду. Он говорил, что всегда будет рядом для меня.

После первого гудка его голос звучит на линии.

— Где ты? Твои родители искали тебя повсюду, и я звонил и звонил.

— В Ки-Уэсте. Мне нужна помощь, — говорю я, заметив дрожь в своем голосе.

— Какого черта ты делаешь в Ки-Уэсте, Хлоя?

— Это долгая история. — Я не свожу глаз с незнакомца на своем байке. — Можешь мне помочь?

— Конечно, могу. Но у меня это займет два часа.

Я знала это, но все еще хочу плакать.

— Я буду ждать. Позвони мне, когда будешь ближе.

— Господи... ладно... я сейчас выхожу, позвоню тебе чуть позже, чтобы проверить, как ты. Пока.

Я кладу трубку и прижимаю телефон ко лбу.

— Пока, — говорю я никому.

Мужчина все еще смотрит на меня, его руки на Лолите. Он размахивает руками вокруг, как сумасшедший, затем указывает на пикап, как будто предлагает мне шанс уехать с ним. Когда показываю ему средний палец, он изображает удивление, вертит в руках ключи, встает с Лолиты и забирается в свой пикап.

Где дорожный патруль, когда он так нужен?

Не похоже, что он будет изводить Лолиту дальше. Мужчина заводит пикап и выезжает с парковки. Он едет медленно, без фары, тормозя каждые несколько секунд.

— Уехал. Вот и все. — Я наблюдаю, как он поворачивает влево с парковки и едет по улице, заворачивая в жилой район. Пожалуйста, не возвращайся. Мои ноги подгибаются, но я не могу остаться здесь. Я должна продолжать идти. Я набираю 911 и мой палец стоит наготове на ВЫЗОВ на всякий случай, если мне будет нужно. В домах через дорогу нет света. Уже поздно. Я направляюсь по улице в поиске магазинчика или чего-то ещё.

Я не знаю, что делать. Уже почти полночь. Это был долгий день, и он еще не закончился. Я истощена. Желание лечь в свою постель в своем собственном доме вдруг нахлынуло на меня, подобно цунами. Я потеряна, так далеко от своей жизни. Я понимаю, что сюда меня привело моё собственное упрямство, но сейчас я просто хочу вернуться.

Я думаю о папе, вероятно, уставившемуся в темноту, не в силах заснуть, гадающему, где я нахожусь. Он, должно быть, чувствует себя измотанным. Он не хотел, чтобы я знала о Сете, а теперь я знаю. Он, наверное, думает, что я буду любить его меньше. Он, наверное, думает, что я больше не считаю его своим отцом, но это не так. В любом случае, у меня два папы, ведь можно иметь двух тёть или двух дядь, хотя я уверена, что он не хотел бы и этого. Эксклюзивность — это прекрасно.

Я сажусь напротив закрытого пляжного домика и звоню папе. Он отвечает сразу.

— Ты в порядке? — спрашивает он, даже не поздоровавшись.

— Да, я в порядке. — В действительности, нет, но помощь уже в пути, и я не хочу пугать его. Я наблюдаю, как неряшливый серый кот переходит улицу и останавливается прямо передо мной. Его глаза сверкают на меня, потом он убегает прочь. Это занимает не больше минуты, но я понимаю, что молчание на другой линии значит, что что-то в моем отце ломается. — Папа?

Шум шмыганья. Его голос сломлен.

— Я здесь.

— Я просто хотела тебе сказать... — Я думаю о настоящей причине, по которой позвонила. Я не знаю, найду ли когда-нибудь правильные слова, но делаю все возможное. — Как бы я не любила Сета, тебя я люблю больше. Ты выбрал меня и полюбил, хотя я не твоя дочь, что труднее, чем любить меня, не имея никакого выбора. Имеет ли это смысл?

Больше сопения, потом он откашливается.

— Да.

— Ты вырастил меня, так что... ты мой папа.

— Я все понял. Спасибо, красавица. — Я знаю, что он вытирает глаза рукой. Я видела, как он это делает на похоронах. — Ох, — говорит он сквозь заложенный нос.

— Я скоро буду дома. Я обещаю.

 — Тебе лучше быть дома скоро, — хрипит он, и мое сердце парит.

 

 

Глава 30

Пропавший пьяный парень не возвращается. Но не это заставляет меня чувствовать себя лучше. Что действительно заставляет меня чувствовать себя намного лучше, это звук, который я слышу меньше чем через два часа. Я сажусь, прислонившись к пляжному домику, и вслушиваюсь в глухую ветреную ночь.

Позади звука набегающих волн приближается гул автомобильного мотора. Это может быть кто угодно, едущий на пляж, но это не так. Я слишком хорошо знаю этот глубокий гортанный звук. Через мгновение за углом виден яркий свет фар и вспышка дальнего света. Я встаю и подхожу к дороге.

Он здесь.

Я машу руками.

Черный Форд Мустанг 68 года останавливается там, где припаркована Лолита. Я бегу к нему навстречу. Хочется прыгать и плакать одновременно, но я просто останавливаюсь и смотрю, как он выходит из машины.

— Что, чёрт возьми, случилось с твоими волосами? — спрашивает Рок, глядя на меня.

Я пожимаю плечами.

— И где твой шлем? — Рок смотрит вокруг. Когда я снова пожимаю плечами, он качает головой и закрывает дверь. Ни с чем не сравнимое чувство, когда тот, кого ты любишь, появляется во втором часу ночи, чтобы наказать тебя за глупость.

Рок идет к своему багажнику и начинает доставать ряд предметов — моторное масло, портативный маслоотделитель вакуумной камеры, свечи зажигания и грязную тряпку.

— Мы должны были починить эту протечку давным-давно, — бормочет он, терпеливо стоя на коленях около моего байка. Его руки напрягаются и сгибаются с каждым качком насоса. Видя его в белой майке и шортах, я чувствую себя виноватой, что вытащила его с кровати. Виноватой, но довольной. — Сейчас я просто сменю масло и приведу ее к приемлемому состоянию, чтобы ехать домой. Когда вернемся, починим нормально.

— Ладно, — говорю я. — Прости, что я заставила тебя тащиться сюда.

Он быстро выдыхает, его щеки надуваются по обеим сторонам рта.

— Ты все еще не поняла, что я бы сделал для тебя.

Он беспрерывно работает насосом. Туда-сюда, туда-сюда.

— У меня есть смутное представление.

Он поднимает глаза, и хотя Рок не совсем улыбается, но и не злится на меня. Он вставляет вакуумную трубку в масляной бак и открывает клапан. Вакуум тут же начинает высасывать черную грязь из бедной Лолиты.

— Я не могу поверить, что пренебрегала ею так долго.

Я опираюсь на мустанг и протираю глаза. Это самая странная ночь в моей жизни. Рок фыркает, смотря на меня со стороны.

— Может быть, тебе нужно было немного пренебречь, чтобы ценить.

Да, хорошо, я всё поняла.

Он стоит и проверяет свою работу. Через десять минут у нас будет чистый масляный бак, который можно будет залить маслом. Если Лолита все равно не запустится, тогда нам придется вызвать эвакуатор. Рок подходити прислоняется рядом со мной к своей машине. Он складывает руки на груди, глядя на пляж.

— Русский чувак бросил тебя?

— Он меня не бросил, — говорю я, хотя он именно бросил меня. — Но давай просто скажем, что я должна была это предвидеть.

— Мм-хмм, — бормочет Рок.

Я пихаю его своим бедром.

— Да, я знаю, я знаю. Не нужно ничего говорить.

Пауза затягивается, и я ожидаю, что он снова начнет расспрашивать о Гордоне, но вместо этого он говорит:

— Ты все еще думаешь, что я развратный неандерталец?

Я смотрю вниз на свои ногти. Они черные, и кончики неровные.

— Честно? Иногда.

— Это больно, знаешь ли.

— Я знаю, Рок. Но в этом есть определенная толика правды, и это пугает меня.

— Тогда мне лучше уйти сейчас. — Он делает вид, будто уходит.

— Нет. — Я тяну его за руку в свою сторону, прислоняю голову к его руке. — Не делай этого. — Я дуюсь, как ребенок. Впрочем, я так себя и вела, не разговаривая с ним уже почти месяц. Даже если он все еще развратный неандерталец.

— Ах, нет? А почему нет?

Если я скажу, шлюзы откроются. Но сейчас это нормально.

— Потому что ты мне нужен. — Вот, я это сказала.

— Ох, теперь я тебе нужен? Но я неандерталец, а тебе нужна культура... искусство... — Он высоко поднимает другую руку в широком жесте. — Академия!

Я бью его в живот.

— Стоп.

Его веки плотно слипаются.

— Я думал, что я не твоя родственная душа. Я думал, что быть вместе будет означать армагеддон для тебя.

Я тихо бормочу в его плечо.

— Я не знаю, что сейчас чувствовать. Но я знаю, что настоящая любовь не означает удобная.

— Что? Я не слышу тебя.

— Я сказала... настоящая любовь не всегда удобная. Это происходит в любом случае, хочешь ты этого или нет. — Я смотрю в его совершенные губы. Отныне я постараюсь не думать о том, кого еще они целовали. Я просто буду рада, что в настоящий момент он хочет поцеловать меня и никого больше.

— Что изменилось, Хлоя? Я не хочу быть вторым в очереди, просто потому что ничего не получилось с тем придурочным чуваком.

Я игнорирую последние слова.

— Ты не второй в очереди. Но я была. Для Гордона. И я никогда не хочу быть чьим-то сторонним проектом.

Он закручивает мои волосы в тугой виток.

— Ты этого не заслуживаешь.

— Я хочу кого-то, кто бросил бы все дела, чтобы прийти и быть со мной, — говорю я, слишком очевидно описывая того, кого мы оба знаем. — Кого-то, кто понимает мой мир так же, как я понимаю его. Но я всё также не хочу терять его.

Я смотрю на него, убедившись, что он понимает, что я говорю.

Он отпускает мои волосы и молчит некоторое время. Необычно для Рока, но мне нравится. Ветер поднялся в последние полчаса, и волны бьются сильнее о берег.

— Ты не обязан ничего говорить. Я знаю, что ты думаешь. — Что я не могу иметь и то и другое. Что мне придется рискнуть, и если получится, то получится. Если нет, значит нет. Я прислоняюсь к нему. Его тело отвечает. Он не слишком зол на меня.

— Я скучал по тебе, — шепчет он, обнимая меня. — Прости, я был глуп.

— Я единственная, кто вел себя глупо в этот раз. — Невероятнохватывающе глупа. — А ты, ты всегда глуп.

Я чувствую, что он улыбается, несмотря на то, что мое лицо прижимается к его шее. Я отклоняюсь и смотрю на него.

— Пообещай мне кое-что.

Он вскидывает руки.

— Прости, Хло, я не могу не поддразнивать русского чувака.

Я ухмыляюсь.

— Нет, не это. Кое-что другое. Пожалуйста, не уходи и не умирай в ближайшее время. Я не думаю, что смогу справиться с плохими новостями снова.

— Разве я не говорил тебе всегда, что ты не сможешь погубить плохой сорняк?

Моя улыбка переходит в тихий смех. Я чувствую себя счастливее и хуже, чем чувствовала за долгое время.

— Я буду рядом. — Он берет мою руку и кладет ее себе на грудь. Его рука шире, чем Гордона. Я держала ее раньше, но это было давно. Мой желудок нервно прыгает вокруг. Я не могу поверить, что подумываю рискнуть с Роком.

И тут я почувствовала, что вымотана, подавлена этим днем, словно я не спала целую вечность, и я начала терять контроль над слезами. Они появляются и переливаются, в то время как я думаю о Сете и о папе, и о том, как он чувствовал себя сегодня вечером, когда я позвонила ему. Я, наверное, теперь люблю его больше, чем когда-либо прежде. Он взял на себя риск. Он был храбрым воином.

Я могу сделать то же самое.

— Мне нужно знать, что ты не хочешь никого больше, Рок, что ты не будешь глазеть на кого-либо еще. Если ты можешь пообещать мне это, тогда я в игре.

Я должна знать, что я конечная остановка. Больше никаких ароматов недели, никакой Эмбер. Если он не сможет с этим справиться, всё закончится даже прежде, чем начнется.

— Хлоя... — Он берет мою руку, прослеживая очертания моих пальцев. — Я когда-нибудь тебе рассказывал? Однажды, после того как я пришел домой после игр в твоем доме, мой папа посмотрел мне прямо в глаза, я никогда не забуду этот взгляд, и сказал мне, что когда-нибудь я женюсь на тебе.

— Ты никогда не рассказывал мне это. — Я улыбаюсь. — Что ты ответил?

Он обвивает меня руками.

— Фу, — говорит он тихо на ухо. — Я сказал «Фу!».

Мои рыдания прекращает взрыв хохота, превратив их в икоту. Его смех вибрацией отдается в моем теле. Я чувствую себя в безопасности, защищенной, в его руках, обнимающих меня. Он приподнимает мой подбородок и целует меня, сначала мягко, но потом горячо и обнадеживающе одновременно. Я никогда не должна была думать о том, чтобы потерять свой глупый Д-статус с кем-то, кроме Рока.

Через минуту он отстраняется, чтобы лучше видеть меня.

— Знаешь, я никому не даю обещаний. Кроме тебя. Ты слышишь меня?

Его лицо светится. Никакой улыбки. Никакого намека на смех.

Я киваю, веря ему, но также зная, что это будет нелегко. Рок это Рок, а люди не меняются в одночасье. Тем не менее, я знаю, что он постарается сделать все возможное для меня. Сейчас я уверена в этом больше, чем когда-либо еще.

— Итак, теперь... — говорит он. — Расскажи мне еще раз, почему я пришел, чтобы спасти твою жалкую задницу, сюда, в конец долбанного мира?

— Мне нужно было уйти на некоторое время.

— И ты не могла уйти на пристань или в закусочную?

Я качаю головой напротив его груди.

— Нет. Это требовало гораздо более дальней поездки. Моя мама просто сказала мне, кто мои настоящие родители.

Если мои родители решили, что можно написать на могиле Сета «Любимый Сын и Отец» то это уже не секрет. Я не могу поверить, что собираюсь рассказать об этом другой живой душе.

Он ждет, глаза выжидающие.

— Это был Сет.

Я видела лицо Рока на площадке на следующий день после того, как его мать объявила, что уезжает жить со своим парнем. Я видела его, когда сказала ему, что Сет впал в кому. И я видела его, когда сказала ему, что тело Сета, наконец, сдалось. И ничего, ничего никогда не заставляло его рот открыться вот так.

— Я, чёрт возьми, так и знал!

Я рассказываю ему правду о Сете, сообщив, что не было никакого шанса, чтобы он, чёрт возьми, знал это. Затем мы заливаем в Лолиту немного свежего моторного масла, скрещиваем пальцы и ждем. Рок поворачивает ключ, жмет на запуск, и немного гортанного взрыва вырывается из выхлопной трубы. Он крутит педаль акселератора, чтобы способствовать ее движению. Врум...врум. Голос Сэт взрывается в моей голове. Да, детка!

— Всё готово.

— Да! — Я шиплю, обнимая его так сильно, что болят руки. — Рок, ты не понимаешь... я думала, я умру здесь.

Он лезет в багажник и достает большое синее одеяло.

— Но мы не поедем домой. Мы будем спать. Давай.

Он захлопывает багажник. С одеялом под мышкой, Рок хватает мою руку. Мы останавливаемся возле Лолиты, чтобы отключить двигатель и забрать ключ.

— Я не буду спать на этой штуке. Кто знает, где она была?

Наши ноги попадают в песок.

— Либо это, либо песок будет на твоей заднице.

— Я выбираю песок на своей заднице.

Он изображает возмущение на лице. Мы проходим через песок, пока не приближаемся к кромке воды. Потом мы расстилаем одеяло. Я и раньше проводила ночь с Роком, но всегда как друзья — он в спальном мешке в моей комнате. Никогда вот так, вместе под звездным небом. Все изменится с этого момента. Свет такой зеленый сейчас.

 

 

Эпилог

Я надеваю солнцезащитные очки, открываю дверь гаража и впускаю лучи утреннего солнца. Рок спит на моем крыльце.

— Ты когда-нибудь спишь дома?

Он открывает один глаз и садится прямо.

— Готова к тому, что тебе сегодня надерут задницу?

Я натягиваю шлем и вывожу Лолиту наружу.

— Почему ты отвечаешь на мой вопрос вопросом?

— У девушки на байке есть шансы против этой превосходящей машины?

— Что не так, боишься проиграть?

Он спокойно хмыкает, открывая дверь машины.

— Поехали, тогда.

Я возглавляю путь, Рок преследует меня близко позади. Когда дорога расширяется до двух полос, он обгоняет меня и сдает вправо, я обгоняю его, затем он обгоняет меня снова. Наш маленький балет. Но потом я вспоминаю, какой сегодня день. Я жестом указываю ему следовать за мной другим путем, отличающимся от обычного.

Он поднимает ладонь вверх снаружи окна, будто спрашивая: «Куда мы едем»?

Я веду его мимо входа в Тернпайк, рядом простираются поля клубники и лука. Это не будет легко, но я попрощалась с Сетом, и я попрощалась с Гордоном, так что я знаю, что справлюсь. Спустя пару километров я заворачиваю на улицу Мерфи, нажимаю на полный газ, и испытываю трепет от скорости. Рок проделывает то же самое прямо позади меня, и мы врываемся на чужую собственность, поднимая огромное облако пыли гравия.

Получите, разрушители.

Грузовики уже там, злой бульдозер застыл и урчит. Мужчины у своих машин, раздраженные нашим въездом, попивают кофе в ожидании сигнала. Некоторые смотрят на нас с любопытством, но я просто машу им и объезжаю вокруг к пристани. Что они собираются нам сказать? Что мы не можем наблюдать? У меня тут старшинство.

Рок следует примеру и выходит из машины, его ноги давят гравий. Я буду скучать по этому звуку.

— Что здесь собираются построить?

Он щурится от солнца.

— Наверное, какой-то нелепо большой дом, в котором не будет любви.

— Возможно, это будет вполне скромный дом с хорошей семьей.

— Все равно, — ворчу я.

— Возможно, — говорит он, садясь и таща меня за собой, — мы будем жить в нем однажды.

Деревянные доски уже теплые в столь ранний час. Это будет жаркое лето.

— Даже не говори так. Это никогда не произойдет, и ты заставляешь меня грустить.

Он обнимает меня за плечи одной рукой и притягивает к себе.

— Они вышвыривают меня с этого места, Рок. Мне не нравится.

— Я знаю. Но ты найдешь новое место, — говорит он, как только мужчина в строительной каске дает остальным сигнал.

Я зарываюсь лицом в шею Рока и готовлюсь. Я никогда не смогла бы сделать это сама. Даже с моими константами вокруг меня — солнцем, луной, сотнями миллиардов звезд в одной галактике, мне нужен Рок в моей вселенной.

Он одаривает мою щеку несколькими мимолетными поцелуями в попытке отвлечь меня. Это нормально, говорю я себе. Я готова отпустить. Две секунды спустя злой бульдозер устремляется к действию, с треском продвигаясь вперед и вламываясь прямо в гостиную Мерфи.

Благодарности

С неизменной благодарностью и любовью я говорю спасибо следующим людям за их поддержку во время этой непредсказуемой поездки: Ною и Мерфи за то, что были хорошими малышами, позволявшими мне писать «Покоряя Вселенную» в пятиминутных урывках в течение первого года; Майклу за его интерес к тому, какие сцены я написала за день; моей падчерице Девин за её умные предположения; моим коллегам Даниэлю Джозефу, Адриенне Силвер, Линде Родригез Бернфелд и Марьетте Гирлинг за чтение ранних черновиков и отличные рецензии; моему замечательному агенту Стивену Чадни за поддержку моих идей и за период, когда он был лучшим агентом из всех; моему редактору Саре Манхэттен за ее невероятную проницательность и терпение; и, наконец, моему мужу Крису Нуньесу за уговор вытащить Моторную Девчонку из меня на страницы, за то, что всегда в меня верит и говорит мне пиши, детка, пиши, ведь именно этим и занимаются писатели. Я люблю тебя.

Об авторе

Гэби Триана является автором трех романов, ЧЕТЫРЕ СОБЛАЗНИТЕЛЬНИЦЫ, КУБАНИТА, и ПРОПУСК ЗА КУЛИСЫ. Она живет в Майами, Флорида, вместе с мужем и их четырьмя детьми. Вы можете посетить ее онлайн на сайте www.gabytriana.com.

 

[1] Менса — организация людей с высоким коэффициентом интеллекта.

[2] Лабораторная газовая горелка.

[3] Бренд замороженных вафель в США, Канаде и Мексике от компании Kellogg.

[4] Тест, с помощью которого можно определить раковые клетки во влагалище и шейке матки.

[5] Nissan Xterra

 

[6] Тсантса — индейский амулет в виде особым образом высушенной человеческой головы, так что она сильно уменьшается в размерах.

[7] Массачусетский Технологический Институт

[8] Еврейские рогалики с кисло-пряной начинкой.

[9] Maglite или MAG-Lite — известный бренд ручных и карманных фонарей американской компании «Mag Instrument»

[10] Арктур — красный гигант, ярчайшая звезда созвездия Волопаса и всего Северного полушария. И четвёртая по яркости звезда на ночном небе

[11] Да (фр.)

[12] Я люблю вас, Крестная! (фр.)

[13] Господин (фр.)

[14] Я тебя обожаю (фр.)

[15] До свидания, дорогой Свен (фр.)

[16] Академический оценочный тест, аналог ЕГЭ в США.

[17] Игра, которая часто проводится на школьных уроках. Ученик показывает какой-то предмет, а потом рассказывает про него.

[18] В оригинале Хлоя называет Гордона уткой-широконоской (Spoonbill) по созвучию с фамилией Спудинка (Spudinka)

[19] Любимая (исп.)

[20] Глиза 581с (Gliese 581c) – экзопланета в планетной системе звезды Глизе 581.

[21] Заболевание, передающееся половым путем.

[22] Тройная корона — в скачках на лошадях-трёхлетках выигрыш трёх самых престижных номинаций.

[23] Музыкант, бас-гитарист, вокалист. Один из основателей группы Kiss.

[24] Автомобиль Dodge Durango

[25] Университет Массачусетса

[26] Причина, право на существование (пер. с фр.)

[27]          Бетельге́йзе — яркая звезда в созвездии Ориона. Красный сверхгигант, полуправильная переменная звезда.

[28]    Звезды: Арктур — Волопас, Регул — Лев, Спика — Дева