Крестьянская нация и современная нация

Крестьян часто называют стойкими хранителями национальности. Однако Отто Бауэр также называет их арендаторами нации, которые не участвуют в национальной культуре. Это противоречие наглядно показывает, что «национальное» в крестьянстве — это совсем другое, чем то, что составляет современную нацию. Современная национальность, конечно, происходит от крестьянской, но отличается от нее фундаментальным образом.

В древнем натуральном хозяйстве крестьян хозяйственная единица была сведена к мельчайшим масштабам, интересы хозяина не выходили за пределы деревни или долины. Каждый район представлял собой общину, которая едва поддерживала отношения с ближайшими соседями, общину, имевшую свою историю, свои обычаи, свой диалект и свой характер. Некоторые из них были связаны родственными узами с деревнями соседних районов, но они не имели большого влияния друг на друга. Крестьянин крепко держится за специфику своей общины. В той мере, в какой его экономика не имеет ничего общего с внешним миром, в той мере, в какой его семена и урожай лишь в исключительных случаях подвержены влиянию превратностей политических событий, все влияния внешнего мира проходят для него бесследно. В любом случае он не проявляет беспокойства и остается пассивным; такие события не проникают в его внутреннюю сущность. Единственное, что может изменить природу человека, это то, что он активно воспринимает, что обязывает его преобразовывать себя и в чем он участвует из собственного интереса. Вот почему крестьянин сохраняет свой партикуляризм вопреки всем влияниям внешнего мира и остается «без истории» до тех пор, пока его хозяйство самодостаточно. С того момента, как он втягивается в шестеренки капитализма и оказывается в других условиях — становится буржуа или рабочим, крестьянин начинает зависеть от мирового рынка и вступает в контакт с остальным миром — с того момента, как у него появляются новые интересы, нерушимый характер его старого партикуляризма утрачивается. Он интегрируется в современную нацию; он становится членом гораздо более обширного сообщества судьбы, нации в современном смысле слова.

О крестьянстве часто говорят так, как будто предыдущие поколения уже принадлежали к той же нации, что и их потомки при капитализме. Термин «нации без истории» подразумевает концепцию, согласно которой чехи, словенцы, поляки, украинцы и русские всегда были столь разными и особенными нациями, но почему-то долгое время оставались бездействующими как таковые. В самом деле, о словенцах, например, нельзя говорить иначе, как о некотором количестве групп и районов с родственными диалектами, причем эти группы никогда не составляли настоящего единства или сообщества. Название точно передает тот факт, что, как правило, диалект решает, на какие нации будут претендовать потомки его носителей. В конечном счете, однако, именно реальные события решают, должны ли словенцы и сербы, русские и украинцы стать одной национальной общностью с единым письменным языком и общей культурой или двумя отдельными нациями. Не язык является решающим фактором, а политико-экономический процесс развития. Выделяя язык как решающий фактор, можно с таким же успехом сказать, что крестьянство Нижней Саксонии является верным хранителем немецкой национальности, а также голландской национальности, в зависимости от того, по какую сторону границы оно проживает; оно лишь сохраняет свою деревенскую или провинциальную специфику; Было бы так же глупо говорить, что крестьянин Арденн упорно сохраняет бельгийскую, валлонскую или французскую национальность, если он придерживается диалекта и обычаев своей долины, или говорить, что каринтийский крестьянин докапиталистической эпохи принадлежал к словенской нации. Словенская нация появилась только с появлением современных буржуазных классов, которые сформировали конкретную нацию, и крестьянин не стал бы ее частью, если бы не был связан с этим сообществом реальными собственными интересами.

Современные нации — неотъемлемый продукт буржуазного общества; они появились вместе с товарным производством, то есть с капитализмом, и его агентами являются буржуазные классы. Буржуазное производство и обращение товаров требуют обширных экономических единиц, больших территорий, жители которых объединены в общину с единым государственным управлением. По мере развития капитализма он непрерывно укрепляет центральную государственную власть; государство становится более сплоченным и резко очерченным по отношению к другим государствам. Государство — это боевая организация буржуазии. Поскольку буржуазная экономика основывается на конкуренции, в борьбе с себе подобными, организации, созданные буржуазией, должны обязательно бороться между собой; чем мощнее государство, тем больше благ, к которым стремится его буржуазия. Язык не был решающим фактором, за исключением попытки провести границы этих государств; регионы с родственными диалектами были вынуждены пойти на политическое слияние там, где не вмешивались другие факторы, потому что политическое единство, новая общность судьбы, требует единого языка как средства общения. Письменный язык, используемый для общего общения, создается на основе одного из этих диалектов; таким образом, он является в некотором смысле искусственным творением. Поэтому Отто Бауэр прав, когда говорит: «Я создаю общий язык вместе с теми людьми, с которыми я наиболее тесно общаюсь; и я наиболее тесно общаюсь с теми людьми, с которыми у меня общий язык». Именно так возникли те национальные государства, которые одновременно являются и государством, и нацией.[2] Они не стали политическими образованиями только потому, что уже представляли собой национальные сообщества; именно новые экономические интересы и экономическая необходимость послужили основой для объединения людей в такие прочные группы; но возникли ли эти государства или другие — если, например, южная Германия и северная Франция не образовали вместе политическое образование, а это произошло с южной и северной Германией — это в основном связано с древним родством диалектов.

Распространение национального государства и его капиталистическая эволюция привели к тому, что в нем сосуществуют самые разные классы и слои населения; вот почему иногда кажется сомнительным определение национального государства как общности судьбы и характера, поскольку классы и слои населения не оказывают друг на друга непосредственного влияния. Но общность судьбы немецких крестьян и крупных капиталистов, баварцев и жителей Ольденбурга состоит в том, что все они являются членами Германской империи, в границах которой они ведут свою экономическую и политическую борьбу, в пределах которой они подвергаются одной и той же политике, где они должны занимать одну и ту же позицию в отношении одних и тех же законов и таким образом влияют друг на друга; вот почему они составляют реальную общность, несмотря на все разнообразие этой общности.

То же самое нельзя сказать о тех государствах, которые возникли как династические образования при абсолютизме, без прямого сотрудничества со своими буржуазными классами, и которые, следовательно, в результате завоеваний включали в себя население, говорящее на многих разных языках. Когда в одном из таких государств начинается проникновение капитализма, в нем возникают различные нации, которые становятся многонациональными, как, например, Австрия. Причина появления новых наций наряду со старыми снова кроется в том, что основой существования буржуазных классов является конкуренция. Когда современные классы возникли из чисто крестьянской группы населения, когда большие массы людей оказались в городах в качестве промышленных рабочих, за которыми вскоре последовали мелкие торговцы, интеллигенция и владельцы фабрик, последние были вынуждены предпринимать усилия от своего имени, чтобы обеспечить бизнес этих масс, которые все говорили на одном языке, делая акцент на своей национальности. Нация, как сплоченная общность, представляет собой для тех элементов, которые являются ее частью, рынок, клиентскую базу, сферу эксплуатации, где они имеют преимущество перед своими конкурентами из других стран. Чтобы сформировать сообщество с современными классами, они должны выработать общий письменный язык, который необходим как средство общения и становится языком культуры и литературы. Постоянный контакт между классами буржуазного общества и государственной властью, которая до сих пор знала только немецкий язык как официальный язык общения, заставляет их бороться за признание своих языков, своих школ и своих административных аппаратов, и в этой борьбе наиболее материально заинтересованный класс — национальная интеллигенция. Поскольку государство должно представлять интересы буржуазии и должно оказывать ей материальную поддержку, каждая национальная буржуазия должна обеспечить себе как можно больше влияния на государство. Чтобы завоевать это влияние, она должна бороться с буржуазией других наций; чем успешнее она сплотит вокруг себя всю нацию в этой борьбе, тем большей властью она обладает. Пока ведущая роль буржуазии основывается на сущности экономики и признается как нечто само собой разумеющееся, буржуазия может рассчитывать на другие классы, которые чувствуют себя связанными с ней в этом вопросе тождеством интересов.

В этом отношении нация также является в полной мере продуктом капиталистического развития, и даже необходимым продуктом. Там, куда проникает капитализм, он неизбежно должен возникнуть как общность судьбы буржуазных классов. Национальная борьба в таком государстве не является следствием какого-либо угнетения или правовой отсталости, она есть естественное выражение конкуренции как основной предпосылки буржуазной экономики; (буржуазная) борьба каждого против всех есть непременная предпосылка резкого отделения различных наций друг от друга.