Глава 6. Право древних государств Месопотамии

 

Источники права. В государствах Древней Месопотамии основным источником права очень рано стал писаный законодательный акт, принятый по воле правителя того или иного царства. Появление царских узаконении было обусловлено здесь особыми условиями становления и развития многочисленных государств; возникавших в ходе войн, переворотов, завоеваний, когда складывались непрочные территориально-политические объединения, падала или укреплялась власть того или иного правителя - гегемона, устанавливалось верховенство того или иного этноса. Царское законодательство стимулировалось и относительно ранним развитием товарно-денежных отношений, внутренней и внешней торговли. Вавилон был одним из главных центров международной торговли в древнем мире.

Первые царские надписи не были законами или реформами в собственном смысле слова. Они содержали сведения о действительных или мнимых победах месопотамских царей, их благодеяниях жителям своей страны, городам, храмам, богам. Непременным атрибутом этих апологетических надписей становится утверждение о восстановлении справедливости, о защите царем обездоленных: бедных, сирот, вдов и т.д. К числу таких исторических документов и принадлежат так называемые "реформы" Уруингины, правителя царства Лагаша, относящиеся к 2400 году до н.э. В них говорилось о проведенных им реформах, об освобождении бедняков от долгов, побоев, произвольных поборов, о защите храмового имущества, на которое посягали прежние правители.

Основная цель Уруингины - оставить память о себе грядущим поколениям как о радетеле "старых порядков", "старых обычаев", в чем сказалось влияние общинной идеологии. Не будучи изложением действующих законов, первые надписи, между тем, заложили основу письменной традиции составления и обнародования законодательных повелений правителя, законов в собственном смысле слова.

Такими действующими законодательными актами и были дошедшие до нас, правда не в полном объеме, древнейшие Законы царя Ур-Намму, основателя династии Ура (конец III тысячелетия до н.э.), Законы Липид-Иштара, правителя царства Исины, Законы царя Билаламы царства Эшнунны (начало II тысячелетия до н.э.), Среднеассирийские законы (середина II тысячелетия до н.э.) и самый значительный правовой документ Месопотамии - Законы царя Хаммурапи (1792-1750 гг. до н.э.), древневавилонского правителя крупнейшего государства Двуречья^*.

^* Законы Хаммурапи были найдены в 1901-1902 гг. французской археологической экспедицией при раскопках в Сузах (столице древнего Элама). На черном базальтовом столбе, видимо захваченном эламитами в качестве трофея, было высечено изображение Хаммурапи, стоящего в молитвенной позе перед богом Солнца вавилонян - Шамашем, который вручает ему Законы и законодательные положения на аккадском языке.

Так, например, Законы Ур-Намму начинаются с пролога, содержащего сведения об исторических событиях, добрых деяниях царя, "установившего в стране справедливость, изгнавшего зло и раздоры". Далее следует изложение законодательных нововведений, в частности об установлении единой системы меры и веса (гири в 1 мину и в 1 сикль и пр.) как гарантии новых справедливых порядков: "дабы сирота не был отдаваем (во власть) богатого, вдова не была отдаваема (во власть) сильного, человек сикля (бедный) не был отдаваем (во власть) человека мины (богатого)"^**.

^** Сикль и мина - серебряные денежные единицы в государствах древней Месопотамии. Сикль был равен 1/120 кг серебра, стоимость 225 литров ячменя, которая была равна среднемесячной плате наемному работнику.

По той же схеме - преамбула и изложение действующих правовых положений - построены и другие законы. Главная цель пышных прологов (особенно это характерно для ЗХ), гласящих о справедливости, великих заслугах правителя, заключалась в том, чтобы обосновать угодность, обязательность царских постановлений и тем самым законность самой царской власти.

Примечательно и меняющееся содержание этих обоснований, отражающее укрепление государственных порядков, степень могущества того или иного правителя. Так, если Лугальзагеси, правитель Уммы (2373-2349 гг. до н.э.), связывал свою власть с тем, что "в святилищах Шумера в качестве энси страна его избрала", то Хаммурапи ссылается на свою богоизбранность, полновластие как "царя царей", даровавшего великие блага всем важнейшим городам Месопотамии, их многочисленным святилищам и бегам. Вавилон выступает здесь столицей большого централизованного царства, местом "вечной царственности" его главного бога Мардука, призвавшего якобы Хаммурапи "даровать стране справедливость".

Несмотря на сходство (иногда текстуальное), совпадение ряда норм, все эти законы не могли не содержать и глубоких расхождений, так как каждый правовой акт отражал реалии своего времени, особенности своего государства и пр. Так, САЗ, появившиеся на несколько столетий позже ЗХ, были более архаичны по своему содержанию, по отражению строгих патриархальных порядков, жестоких наказаний за преступления и т.д. Уступали они ЗХ и по правовой технике, по степени разработанности правовых институтов.

Традиционно в законодательстве Месопотамии значительное место занимали правонарушения, причиняющие ущерб личности или имуществу человека, влекущие за собой наказания в форме возмещения этого ущерба; кража, нанесение телесных повреждений, нарушение собственнических прав господина на раба, колдовство, насилие над женщиной, измена жены и пр.

Суровые наказания предписывались во всех законах за такие преступления, как лжесвидетельство, клевета, что было связано с особым почитанием и даже обожествлением понятий "правдивость", "верность слову".

Со временем, под влиянием роста товарного хозяйства, ростовщичества, долговой кабалы, распада больших семей все большее место стало отводиться договорам: займа, аренды земли, купли-продажи, а также наследованию имущества и пр.

Характерной чертой вышеуказанных правовых документов была их незавершенность. Положения ЗХ, например, касались главным образом правового регулирования отношений, связанных с царско-храмовым хозяйством. Они не затрагивали многие важные области внутриобщественных отношений, отношений общин с царской властью и пр. Лакуны в законах, нередкая констатация лишь противоправности того или иного деяния без указания санкции (например, в ЗХ за такие тяжкие преступления, как убийство, чародейство и др.) являются лишним свидетельством того, что наряду с законом особое место среди источников права отводилось общинным обычаям, которыми и определялись эти санкции. Обычаи были главным строительным материалом для царских кодексов.

Вместе с тем расхождения ЗХ, в том числе и терминологические, с живой юридической практикой, с текстами договоров, записанных на многочисленных дошедших до нас глиняных табличках, свидетельствуют о том, что над обычаем работали, а не просто воспроизводили его в законе.

Право Месопотамии так же, как право других древневосточных государств, несло на себе заметное влияние религии, религиозной идеологии. Но это влияние не было столь глубоким, как, например, в Индии, да и сама религиозная идеология отличалась рядом специфических черт.

Перечень грехов в вавилонской книге религиозных заклинаний "Шурпу" (XII в. до н.э.) и преступлений в ЗХ в основном совпадали. В "Шурпу" к грехам отнесены нарушения религиозно-ритуального характера (прямые и косвенные контакты с ритуально "нечистым" человеком, принятие "нечистой" пищи и пр.), любая ложь, обман, сутяжничество, насилие, неоказание помощи нуждающемуся в ней, непостоянство, внесение раздоров в семью и такие деяния, которые прямо закреплены в качестве преступлений в ЗХ: кража (ст. 6-8), предъявление ложного иска или обвинения (ст. 11, 126), грабеж (ст. 22), пролитие крови (ст. 206-208), непочтительное отношение к родителям и старикам (ст. 169, 195), прелюбодеяние (ст. 129) и некоторые другие.

Но в представлении вавилонян понятия греха (намеренного или ненамеренного нарушения воли божьей) и преступления разнились. Совершение греха возможно было без вины: грешник мог даже не знать, какой грех он совершил, например, в случае нарушения ритуальной чистоты. Преступление же предполагало вину, правда, не всегда последовательно. "Небесная" кара не учитывала ни субъективной, ни объективной стороны греховного деяния. За любой грех боги могли послать любое наказание, любые бедствия, избежать которых можно было только с помощью жреца-заклинателя (при этом не требовалось даже раскаяния). Земное же правосудие считалось неотвратимым, как и раскаяние в случае совершения преступления.

Определенная приземленность религиозной идеологии, древ-немесопотамская система ценностей также нашли отражение в праве. В религиозных верованиях Месопотамии не были разработаны понятия об аде и рае в загробной жизни, о посмертном воздаянии за добродетельный образ жизни. Потусторонний мир в представлении жителей Месопотамии, сложившемся в начале II тысячелетия до н.э. и поддерживавшемся тысячелетия, считался абсолютным злом, а все хорошее связывалось с земной жизнью. В шумерско-вавилонской иерархии ценностей не духовному совершенству, как, например, в Индии, а имуществу, богатству неизменно отводилось главенствующее место (выше ставились лишь здоровье, долголетие, дети), ибо не что иное, как материальное благосостояние открывало доступ к наслаждению, которое наряду со служением богам считалось уделом человека.

В заповеди "небо далеко, а земля драгоценна" заключались воззрения людей практически мыслящих, всецело обращенных к земным радостям и печалям. Это обстоятельство объясняет многие особенности древневавилонского права, например, почти полное отсутствие в нем сакрально-религиозных мотивировок преступлений и религиозных санкций за их совершение, признание определенной личностной ценности человека, индивида, в том числе женщины (особенно владеющей имуществом), "светского" подхода в праве к храмовым должностям, которые могли продаваться, передаваться по наследству, да и к самим храмам с их широкой торговой, ростовщической и другой предпринимательской деятельностью.

Для источников права Месопотамии, в том числе и для ЗХ, характерна примитивная правовая техника, казуистичность норм права, их формализм, символический характер. В них нельзя найти ни четкого понятия преступления, которое не всегда можно отделить от частного правонарушения, ни абстрактно сформулированной нормы, касающейся убийства, кражи и пр.

Символична была ответственность за ряд преступлений, например отрезание груди у кормилицы, подменившей ребенка (ЗХ, 194). Формальный и символический характер имела также клятва.

Нет в источниках права и обоснованной системы изложения норм: нормы уголовного права чередуются с нормами процессуальными, регулирующими имущественные отношения и пр. Однако внутренняя логика изложения правового материала присутствует и здесь. В ЗХ, например, нормы права группируются по предметам правового регулирования, а переход от одной группы к другой осуществляется путем ассоциаций.

Так, ст. 6-25 ЗХ посвящены охране собственности царя, храмов, общинников и царских людей. Эта группа норм заканчивается нормой о противоправном завладении чужим имуществом. Казалось бы, переход к следующей, ст. 26, открывающей раздел об имуществе, полученном от царя за службу, согласно которой воин, не пошедший в поход, подлежал смертной казни, нелогичен. Между тем логика древнего законодателя заключалась в том, что речь шла не столько об ответственности за дезертирство, сколько за использование чужого (царского) поля, право на которое воин потерял, отказавшись идти в поход. Следующая группа норм (ст. 42-88) регулирует операции с недвижимостью и ответственность за правонарушения, касающиеся этого имущества.

Регулирование имущественных отношении. В Месопотамии не сложился институт частной собственности на землю. Земля рассматривалась правом в категориях свободного и зависимого владения, пользования. Значительные массивы плодородной обрабатываемой земли сосредоточивались в царских хозяйствах, а также хозяйствах храмов, которые часто пополнялись за счет многочисленных пожертвований со стороны правителей. Царские и храмовые земли обрабатывались различными категориями зависимого люда, сдавались в аренду, передавались за службу: воинам, тамкарам, жрицам и др.

Общинная земля находилась или в коллективном владении (выгоны для скота, луга и пр.), или во владении частносемейном. Как свидетельствуют и САЗ, и ЗХ, свободный общинник-крестьянин обладал широкими правами за свой земельный участок, которые были близки к правам собственника. Он мог продавать, менять, закладывать, сдавать в аренду, передавать по наследству свой участок как особую недвижимую собственность (ЗХ, 39-47, 60-65), при этом не требовалось ни согласия правителя, ни согласия самой общины. Однако земля не стала обычным предметом купли-продажи. Отчуждение земли в представлении жителей Месопотамии было "несчастьем", а покупка чужой земли - несправедливостью. В связи с этим передача земли общинника за пределы общины или круга членов его семьи была, как правило, невозможной. При отчуждении земли человек как бы оставлял после себя заместителя. САЗ, закрепляя исключительную собственность общины на арыки, колодцы и другие объекты коллективного общинного владения, лишь в порядке исключения предоставляли право на покупку участков земли с колодцами и арыками. Их покупали, как правило, крупные землевладельцы, ростовщики, собиравшие большие массивы земли за счет невыкупленных участков, заложенных за долги.

Полноправие вавилонянина было прямо связано с земельным наделом общинной земли. По ЗХ он терял не только земельный участок, но и другие права, если порывал с общиной, даже жена могла отказаться от беглеца (136).

Землевладение общинника-крестьянина всемерно охранялось правом. По САЗ присвоение чужого поля с переносом межи влекло за собой возвращение потерпевшему втрое большего земельного участка, отрубание пальца правонарушителю и наложение на него обязанности отработать месяц на царских работах. Во всех случаях присуждались к царским работам лица, вырывшие колодец на чужом поле, нарушившие границы землевладения собственника (САЗ, 9-10, I). Если же на пустующем поле "выращивались овощи и сажались деревья, то хозяин мог забрать свое поле с урожаем" (САЗ, 13, I).

Значительное внимание в законодательстве уделялось землевладельческим правам воина. Но в правовом статусе земельного участка воина - "илку" в Ассирии и Вавилоне были существенные различия, так как в Ассирии он выделялся из общинной земли (здесь не было крупного царского земельного фонда), а в Вавилоне - из земли царской.

Воинский надел по ЗХ полностью исключался из торгового оборота, всякая сделка относительно земли воина считалась ничтожной. Если воин ради избавления от службы бросал надел, он не терял права на него в течение года при условии возвращения к своим обязанностям. Эта земля не переходила по наследству. По САЗ земельный участок, выделенный общиной человеку, выполняющему царскую повинность, назывался "долей дворца". О самом человеке говорилось, что он несет повинность "поля и дома в своей общине" (45, III). Такой же "долей дворца" обеспечивались и Другие лица внутри общины, обязанные снабжать царя тем или иным продуктом. Существовала и относительная свобода распоряжения "долей дворца", которая становилась все больше объектом продажи, залога и других сделок. По ЗХ в подобном режиме находилось дворцовое имущество, передаваемое за службу жрице, купцу. Они могли продавать "за серебро" свое поле, сад, но на покупателя при этом переходили обязанности службы (ст. 40).

Отдельные виды договоров, например займа, мены, купли-продажи, в месопотамском законодательстве стали регулироваться очень рано. Наибольшая степень разработанности и полноты норм, касающихся договорных отношений, была характерна для ЗХ. В САЗ говорилось главным образом о договорах, связанных с транзитной торговлей, - хранения, перевозки, товарищества и пр.

Все сделки делились на две группы с отчуждением вещи и без такового. Первый вид сделок в силу традиционных представлений о тесной связи вещи с жизнью индивида требовал выполнения более строгих условий, чем второй: письменного договора, клятвы, присутствия свидетеля и пр. К ним относились договоры купли-продажи, дарения, раздела наследства, усыновления. В письменном договоре купли-продажи требовалось точное обозначение объекта купли, удостоверение собственнических прав продавца на вещь, чтобы оградить покупателя от иска со стороны третьего лица, от обвинения в краже, от притязаний государства (в частности при продаже неотчуждаемых царских земель, земельных наделов воинов и т.д.), Этот договор мог включать в себя обоюдный или односторонний отказ от иска и обещание не оспаривать законченную сделку, скрепляемую часто специальной прибавкой к договорной цене ("вартум"). После уплаты цены договор купли-продажи мог быть расторгнут только при определенных обстоятельствах, например, при преднамеренном сокрытии продавцом изъянов вещи. В ЗХ говорится, например, о продаже раба, страдающего эпилепсией. Договор в этом случае мог быть расторгнут в течение одного месяца (ст. 278).

Жесткие требования договора купли-продажи о немедленной плате обходились путем оформления фиктивной купчей, наряду с которой оформлялась и долговая расписка. Число свидетелей при такой сделке доходило до трех десятков. Эти "кредитные сделки", в основном касающиеся приобретения земли, при которых не требовалось немедленной уплаты за проданную вещь, скреплялись в Ассирии свидетельством царя и общины.

В правовом закреплении договора займа, найма вещей и людей, ростовщических операций особенно наглядно проявились различия двух крупных правовых систем древнейших восточных государств: компромиссно-умеренной для своего времени правовой системы Вавилона (ее нормы в значительной мере были продиктованы политикой Хаммурапи на снижение уровня социально-классовых противоречий, на предотвращение дальнейшего обезземеливания общинников-крестьян) и бескомпромиссно-жесткой системы среднеассирийского права, отражающей интересы главным образом олигархической рабовладельческой верхушки.

Сам факт большого количества статей в ЗХ, связанных с ответственностью арендатора земли и пр., свидетельствует о распространении кабальных условий займа, найма, аренды земли, от которых страдали прежде всего бедняки. Так, например, по ЗХ долг мог быть погашен за счет имущества должника, отработки долга самим должником, его женой, детьми. Арендатор земли должен был не только уплатить арендную плату, которая достигала 2/3 урожая, но и вернуть землю обработанной (ст. 42-43). Найденные таблички свидетельствуют о частых сделках жриц Шамаша в Сиппаре, передававших землю в аренду при условии не только арендной платы, но и различных преподношений арендатора храмам - мясом, мукой, деньгами. Арендатор платил полностью оговоренную сумму за аренду чаще вперед, реже в договор включались условия о выплате части урожая. Для стимулирования аренды целины дополнительно к ней в аренду передавался и обработанный участок, чтобы малоимущий арендатор мог прокормиться с поля, пока он поднимает целину.

Прямая ассоциация просматривается в расположении в ЗХ блока норм о найме работника-земледельца после блока норм о найме животных. При этом проводятся четкие различия между наймом лиц "благородных" профессий: врачей, строителей, корабельщиков (ст. 215-225 и др.) и наймом сельскохозяйственных работников, а также рабов. Характерно, что размеры оплаты услуг врача зависели в ЗХ от социального положения пациента: при успешной хирургической операции врач получал 10 сиклей серебpa, если больной был авилумом; 5 сиклей - если он был мушке-нумом; только 2 сикля уплачивалось хозяином, если больной был рабом.

Специально предусмотрены в законах условия найма земледельца. Статья 257 оговаривает своего рода заработную плату, выдаваемую ему серебром или хлебом, которая была более высокой в летний период основных полевых работ (ст. 273). Наемный работник, не вырастивший хлеб на поле, укравший семена, изнуривший скот хозяина, должен был уплатить штраф зерном. Неуплата штрафа грозила ему жестокой смертью - его разрывали с помощью скота на части (ЗХ, 256). При оставлении работы до срока нанявшийся терял наемную плату. Иногда при заключении договора найма работника в качестве условия оговаривалась возможность "кражи чего-либо", в случае совершения которой нанявшийся терял наемную плату, даже если вором был не он.

Вместе с тем тамкар не мог брать более 20% при займе серебра и 33,5% - при займе хлеба (ЗХ, 89). При отсутствии серебра у должника он обязан был брать в счет погашения долга и процентов другую движимость при свидетелях (ЗХ, 90). Превышение тамкаром процентных ставок по договору займа зерна влекло за собой потерю долга (ст. 91) так же, как в случае самоуправного изъятия им хлеба должника из жилища или с гумна (ст. 113). Возврат долга мог происходить по частям. С согласия кредитора долг мог быть перенесен на другое лицо путем изготовления специального документа. Причем заемный документ мог содержать в качестве условия возможность выплаты долга предъявителем. Появление такого договора в храмах и при дворце стало своеобразной предтечей векселя.

Все эти нормы и являются свидетельством той самой "справедливости", которая так широко рекламировалась месопотамскими правителями. В отличие от них в САЗ не ограничивались процентные притязания ростовщиков и сроки долговой кабалы, не проводилось различий между рабами и членами семьи несостоятельного должника, а заем здесь давался под залог "поля, дома, членов семьи". "Либеральные" нормы вавилонского права находились в тесной связи с вышеупомянутой традиционной практикой издания особых "указов справедливости", по которым прощались долги свободных общинников, а заложенные в силу нужды сады, поля, дома безвозмездно возвращались прежним владельцам.

Преступление и наказание. Правовая мысль Месопотамии не достигла такого уровня развития, при котором стало бы возможным закрепление в законодательстве общинных принципов уголовного права, абстрактно сформулированных норм, касающихся таких понятий, как формы вины, обстоятельства, отягчающие и смягчающие наказание, соучастие, покушение и пр. Но определенные упоминания об этих понятиях есть в ЗХ: например, понимание различий между умышленным и неумышленным преступлением (ЗХ, 206, 207), соучастия в форме пособничества, подстрекательства, недоносительства или укрывательства, обстоятельств, отягчающих преступление и пр.

Так, нанесение в драке побоев, повлекших смерть свободного человека, наказывалось штрафом, сумма которого определялась в зависимости от того, кто был потерпевший: авилум или мушкенум. Эта норма стала исключением из общего правила обычного права: убийство человека, умышленное или неумышленное, наказывается смертью преступника или его родственника. Неумышленное нанесение раны в драке, по ЗХ, освобождало от наказания свободного человека. С особой жестокостью - немедленным сожжением - каралась кража на пожаре (ЗХ, 25), сообщничество женщины в убийстве своего мужа (ЗХ, 153) и др.

Вместе с тем правовые источники Месопотамии свидетельствуют о закреплении архаических норм первобытнообщинного строя, самосуде, коллективной общинной ответственности, объективном вменении.

По САЗ "правосудие" в отношении жены было в основном в руках мужа, который мог или простить ее, или наказать. Муж мог взять на себя ответственность за жену в случае кражи. Ему предоставлялась возможность выкупить жену, отдав краденое, но при этом отрезать ей уши. Женщине-воровке, от которой отказывался муж, угрожало отрезание носа, и собственник краденого мог "забрать ее". Кража, совершенная женой у своего мужа, влекла за собой также отрезание ей ушей мужем (САЗ, 3, III). По ЗХ (129) женщину, изменившую мужу, бросали в воду, если муж ее не прощал. По ст. 23 в случае грабежа на территории общины, "если грабитель не будет схвачен", "все пропавшее" должна была возместить потерпевшему община и ее глава - рабианум.

Общая черта месопотамского законодательства - его жестокость, что было особенно характерно для САЗ. Большой круг преступлений (в ЗХ - около 30) карался смертной казнью, которая применялась и по принципу талиона не только в случае умысла преступника, но и по его неосторожности. Согласно ст. 229 ЗХ строитель, построивший дом, который обвалился, убив хозяина дома, подлежал смерти. Если при этом погибал сын хозяина, то убивали и сына строителя (ст. 230). Лекарю, неосторожно выколовшему глаз больному во время операции, отрубали кисть руки (ст. 218).

Смертная казнь предписывалась в форме сожжения, утопления, сажания на кол; применялись и членовредительские наказания: отсечение рук, пальцев, отрезание уха, языка, в том числе по принципу талиона (око за око, зуб за зуб), если потерпевший и преступник были равны по социальному положению. Эти наказания соседствовали с другими: обращением в рабство, изгнанием из общины и семьи, штрафом (композицией), принудительным трудом, клеймением, битьем палками и пр.

Штраф в виде взыскания многократной стоимости похищенного был равнозначен смертной казни. Заведомая непосильность таких штрафов, как например 30-кратная стоимость похищенного из дворца или храма вола, ладьи и пр., предполагала неизбежную смерть преступника. Величина штрафа (так же как и тяжесть членовредительских наказаний) зависела от социального положения преступника и потерпевшего.

Если попытаться как-то систематизировать все составы преступления, закрепленные в ЗХ, то следует прежде всего выделить так называемые преступления против личности. Это - умышленное или неумышленное убийство (убийство женой мужа, неудачная операция врача, повлекшая смерть больного, доведение до смерти голодом должника в доме кредитора и пр.), телесные повреждения, оскорбление словом и действием, ложные обвинения, клевета и т.д.

Другую группу составляли преступления против собственности. Воры и покупатели краденого у частных лиц сурово наказывались, но особо охранялась, как уже говорилось, собственность дворца или храма. Вопреки общему правилу такой состав преступления как посягательство на собственность дворца или храма был сформулирован в ст. 6 ЗХ в абстрактной форме. "Если человек украдет достояние бога или дворца, то этого человека должно убить; а также того, кто примет из его рук украденное, должно убить".

К имущественным преступлениям, кроме кражи и грабежа, относились снятие с раба его знаков рабства (ст. 226-227), мошенничество корчемницы или тамкара в отношении заимодавца (ЗХ, 90-95, 108), повреждение и уничтожение чужого имущества, в частности затопление по нерадивости чужого поля водой из своего арыка или плотины (ЗХ, 53-55), потрава поля скотом (ЗХ, 57) и пр.

Третья группа - это преступления против семейных устоев: кровосмешение, неверность жены, ее распутное поведение (ЗХ, 129, 133, 143), изнасилование (ЗХ, 130), похищение и подмена ребенка (ЗХ, 14, 194), бегство женщины от мужа, укрывательство беженки, увоз замужней женщины и др. При определении наказания за эту группу преступлений учитывалось не только социальное положение преступника и потерпевшего, но и их пол, семейный статус. В САЗ, например, сравнительно меньшее наказание следовало за изнасилование незамужней, чем замужней женщины (55-56, III).

Регулирование брачно-семейных отношений. Жизнь человека в Древней Месопотамии не считалась полной, если у него не было хорошей жены и нескольких детей. Патриархальные отношения в семье здесь сохранялись в течение длительного времени, они особенно ярко выражены в праве Древней Ассирии.

Вместе с тем процессы разрушения больших патриархальных семей затронули во II тысячелетии до н.э. почти все месопотамское общество. В Вавилоне, кроме того, проявилась больше, чем в Ассирии, тенденция ослабления власти мужа над женой, отца над детьми. Так, например, по САЗ из-под патриархальной семейной власти могли выйти только блудницы, храмовые проститутки, разведенные женщины, вдовы, если при этом в семье не оставалось ни одного мужчины, способного осуществить эту власть. После смерти мужа женщину мог взять в жены свекор, братья мужа и даже пасынок (САЗ, 45, III). Только при отсутствии всех этих брачных возможностей она объявлялась вдовой и могла "ходить куда хочет". Жена была лишена дееспособности. Например заклад ею семейной собственности расценивался как кража у мужа, ее безнаказанно мог истязать муж.

С точки зрения права вавилонскую женщину II тыс. до н.э. нельзя назвать полностью беззащитной, хотя в общественном сознании ее роль еще долго сводилась к тому, чтобы быть собственностью мужа. В Вавилоне женщина могла быть свидетелем, жрицей, могла владеть имуществом и заниматься торговлей. Иным, чем в Ассирии, был ее статус в семье.

Так, месопотамский брак скреплялся договором между семьями жениха и невесты или жениха и семьей невесты, но на содержание его в Вавилоне могла оказывать влияние и женщина. Она, например, могла потребовать особого договора с будущим мужем, лишавшего его права закладывать ее за долги (ЗХ, 151).

Ни ранний возраст невесты, ни отсутствие согласия женщины не были препятствием для заключения брака. В ряде случаев, как уже говорилось, не было препятствием к браку и рабское положение мужа (ЗХ, 175-176).

Одним из распространенных условий брака была выкупная плата ("тархатум"), вносимая женихом семье невесты в качестве компенсации за потерю рабочей силы. Сначала выплачивался задаток, предварительный брачный дар по случаю обручения ("библум"). Нарушение брачного договора со стороны жениха влекло за собой потерю им и задатка, и выкупной платы, со стороны тестя - двойную плату того и другого. САЗ не знали брачного обряда обручения, здесь термин "библум" обозначал выкуп за жену и был связан с наступлением брака. В случае смерти жены выкуп мог быть истребован мужем обратно, или ее отец должен был передать свекру другую дочь (31, III).

Безусловное осуждение всего, что нарушало целостность семьи, лежало в основе одной из религиозных заповедей вавилонян - не прелюбодействуй. Среди грехов, перечисленных в "Шурпу", неоднократно назывались и резко осуждались действия тех, кто "сына с отцом разлучит, отца - с сыном, дочь - с матерью, невесту - со свекровью, мужа -с женой".

Семья, в которой были дети, в принципе была в Вавилоне моногамной (сожительство с рабыней не бралось в расчет). Если в Ассирии понятия супружеской верности мужа не существовало, а верность жены обеспечивалась жестокими наказаниями, то в Вавилоне были несколько иные порядки. Если женщину, изменившую мужу, бросали в воду (когда муж ее не прощал), то и длящаяся измена мужа, который "ходит из дома и очень позорит свою жену", давала право женщине уйти от мужа со своим приданым в дом отца. Это право она приобретала и тогда, когда муж покидал общину или клеветал на нее.

Оправдывался также уход женщины к другому мужчине "из-за пропитания" - в случае отсутствия мужа. После возвращения мужа она должна была вернуться к нему, дети же должны "были идти за своими отцами" (ст. 135).

Брак в Месопотамии не считался "священным и нерасторжимым". По Законам Ур-Намму "человек" мог оставить жену, уплатив ей 1 мину серебра, если она не была ранее замужем, и полмины - если была. В Ассирии муж мог оставить свою жену вообще без всякой откупной платы, если "не найдет нужным". По ЗХ оставление мужем жены оговаривалось определенными условиями. Муж не мог покинуть даже больную проказой жену (ст. 142). Он мог уйти от бесплодной жены, дав ей выкуп и вернув приданое (ст. 138). Но он не мог ввести в дом в этом случае наложницу, если жена предоставляла ему рабыню с целью рождения детей. Рабыня, однако, не могла "равняться с госпожой" (ЗХ, 146). Только расточительную и позорящую мужа жену можно было покинуть без всякой выкупной платы, оставив ее "в доме в качестве рабыни" (ЗХ, 141).

Одной из распространенных форм сделок по ЗХ было усыновление, которое осуществлялось в двух четко зафиксированных правом формах: с назначением усыновленного наследником и без такового. В основе этих различий лежали неодинаковые цели усыновления. В первом случае - продолжение рода в бездетной семье, во втором - приобретение рабочих рук. Соответственно первая форма усыновления могла осуществляться только свободным мужчиной свободных детей от свободных родителей. Связи усыновленного по первой форме со своей семьей порывались, он лишался в ней права наследования. Усыновленный без права наследования мог вернуться к своим родителям беспрепятственно. Приемные дети, не обладавшие наследственными правами, могли получить по наследству часть семейного имущества, если они работали в доме усыновителя "уже взрослыми" (ЗХ, 189).

Если говорить о наследственных правах родных детей, то традиционно наследство получали сыновья в равных долях. По САЗ старший сын мог сам выбрать наследственную долю, когда делились "дом, поле, сад, рабы, скот" и пр. Дочерям выделялось приданое.

Лишение сына наследства было чрезмерно затруднено в Вавилоне, отец не мог лишить сына наследства даже в случае нанесения ему сыном тяжкой обиды; только повторная тяжкая обида со стороны сына давала ему это право (ЗХ, 169). Дочь, не получившая приданого от отца, могла вступить в наследство после смерти отца наряду с сыновьями (ЗХ, 189). По ЗХ получала право наследования и пережившая мужа супруга, если он не подарил ей определенного имущества при жизни (ст. 172). Дарение в Вавилоне стало своеобразным эквивалентом наследования по завещанию. Дар мог предназначаться дочери в качестве приданого, сыну - для женитьбы или для последующей передачи в качестве приданого сестре, а также жене, которая могла отдать дар мужа после его смерти любому из своих детей.

Судебный процесс. Четких различий между уголовным и гражданским судопроизводством в праве не проводилось, однако уже выделился ряд правонарушений, преследование за которые государством не могло быть прекращено даже в случае примирения сторон и уплаты компенсации. Так как ростовщические операции тамкара требовали присутствия царского контролера, последний имел право привлечь тамкара к ответственности за правовые нарушения.

В большинстве случаев истец или потерпевший должен был сам доставить ответчика в суд. Розыск и арест особо опасных преступников были делом царских наместников. И истец и ответчик сами представляли суду доказательства. Так, за кражу, совершенную на территории квартала, отвечал весь квартал, который мог избежать уплаты штрафа, доказав, что "ничего не пропало" (ЗХ, 126). Еще шумерские законы знали понятия алиби, вещественного доказательства и прл

Важным способом доказывания были свидетельские показания, особенно если они сопровождались клятвой, и ордалии - испытания с помощью воды и пр. Клятва могла освободить от преследования человека, "не удержавшего беглого раба", пастуха, не сохранившего стадо по не зависящим от него причинам, разрешить спор между арендатором и арендодателем о взыскании убытков, снять все обвинения с женщины, оклеветанной мужем, и пр.

Отказ от дачи клятвы в суде еще по законам Ур-Намму означал потерю спорной вещи или суммы; отказ от ордалии - признание вины. По САЗ ордалии мог подвергнуться не только обвиняемый, но и обвинитель. Ордалия здесь часто выступала как средство проверки клятвы, а отказ от нее был равносилен не только признанию вины, но и самопроклятию. Клятва давалась перед жрецами, клялись именем царей, богов, святилищ. Жрецы принимали участие в организации ордалий и в допросах (например при обвинении в чародействе (САЗ, 47, III). По ряду дел обязательно требовались письменные документы. Частноправовой документ, известный еще Шумеру, сначала удостоверял заключенную сделку. На рубеже III-II тысячелетия до н.э. документ стан