Глава 27. Конец любовной истории призрака

 

Мы подошли к концу письменного отчета, который передал мне перс.

Несмотря на ужас положения, в котором смерть казалась неизбежной, Рауль и его спутник были спасены благодаря великой преданности Кристины Доз. Оставшуюся часть истории рассказал мне сам перс.

Когда я встретился с ним, он жил в небольшой квартире на улице Риволи, напротив Тюильри. Он был очень болен, и потребовалось все мое рвение репортера-историка на службе истины, чтобы уговорить его согласиться разгрузить свою память. Его верный старый слуга Дариус был еще с ним, и он провел меня к хозяину. Перс принял меня возле окна, выходящего в сад Тюильри. Он сидел в большом кресле и, когда пытался держаться бодро, было видно, что когда-то это был красивый, хорошо сложенный мужчина. На меня смотрели все еще прекрасные глаза, но бледное лицо выглядело очень усталым. Голова перса, обычно покрытая каракулевой шапкой, была обрита. На нем был простой свободный пиджак, и он невольно развлекал себя тем, что вертел большими пальцами рук внутри рукавов. Но ум его оставался вполне ясным.

Перс не мог вспоминать ужасы прошлого без понятного волнения, и мне пришлось выжимать из него конец этой странной истории буквально по кускам. Иногда я должен был долго умолять его, прежде чем он отвечал на мои вопросы, а иногда, поощряемый своими воспоминаниями, он с удивительной живостью рисовал отвратительный образ Эрика и страшные часы, которые он и Рауль де Шаньи провели в доме у озера. Я все еще вижу, как он дрожит мелкой дрожью, описывая свое пробуждение в спальне Луи-Филиппа после потери сознания в воде.

И вот конец этой ужасной истории в том виде, каком перс рассказал ее мне, чтобы завершить написанный им отчет.

Когда перс открыл глаза, он увидел, что лежит в постели. Рауль лежал на диване рядом с зеркальным гардеробом. Ангел и демон наблюдали за ними.

После миражей и иллюзий камеры пыток обстановка этой тихой маленькой комнаты казалась специально изобретенной для того, чтобы сбить с толку любого человека, отважившегося на вторжение во владения Эрика. Изогнутая кровать, кресла из красного дерева, туалетный столик с медной фурнитурой, маленькие вышитые салфетки на спинках кресел, часы, безобидно выглядящие ящички на каждом конце камина, полки с выставленными на них морскими раковинами, красные подушечки для булавок, перламутровые лодочки и огромное страусиное яйцо, затемненная лампа на подставке, мягко освещавшая всю сцену, – эта меблировка, с ее трогательным уродством, такая обычная и необычная, в глубине подвалов Оперы приводила в замешательство ум больше, чем все фантастические события, которые только что имели место.

И в этом опрятном, уютном, старомодном окружении фигура человека в маске казалась еще более страшной. Он склонился к уху перса и сказал мягко:

– Вы чувствуете себя лучше, дарога? Вы смотрите на мою мебель? Это все, что осталось от моей несчастной матери.

Он говорил еще что-то, чего перс не мог вспомнить, но одно он помнил ясно, – и это казалось ему странным, – за все время, что он провел в старомодной спальне в стиле Луи-Филиппа, Кристина не сказала ни слова. Она передвигалась бесшумно, как монахиня, которая дала обет молчания, и время от времени приносила чашечку горячего тонизирующего напитка или чая, которые Эрик брал у нее и давал персу. Рауль все еще спал.

Наливая немного рома в чашку перса, Эрик кивнул в сторону Рауля, лежащего на диване:

– Он пришел в себя задолго до того, как мы узнали, будете ли вы жить, дарога. Теперь он спит. Не надо его будить.

Когда Эрик на короткое время вышел из комнаты, перс поднялся на локте и увидел белую фигуру Кристины у камина. Он позвал ее и, все еще слабый, опять упал на подушки. Кристина подошла к нему, положила руку ему на лоб, а затем отошла. Перс хорошо помнил, что она даже не взглянула на Рауля, который спокойно спал рядом. Она вернулась и снова села у камина, по-прежнему молчаливая, как монахиня, давшая обет молчания.

Эрик вернулся с несколькими маленькими пузырьками, которые поставил на камин. Сев возле перса и пощупав его пульс, он сказал опять тихо, чтобы не разбудить Рауля:

– Вы оба в безопасности теперь, и скоро я отведу вас наверх, чтобы угодить моей жене. – Затем он встал и опять ушел без каких-либо объяснений.

Перс взглянул на спокойный профиль Кристины в свете лампы. Она читала маленькую, с золотым тиснением книгу формата, используемого для религиозных работ:

«Имитация Христа», например, появляется в таком издании. В ушах перса все еще звучали слова Эрика – «…чтобы угодить моей жене».

Перс опять позвал Кристину, но, очевидно, она была глубоко поглощена книгой, потому что не услышала его.

Эрик вернулся и дал персу новую дозу лекарства, посоветовав ничего больше не говорить «его жене» или кому-либо еще, потому что это опасно для здоровья.

Перс вспоминал, что видел черную фигуру Эрика и белую фигуру Кристины, скользящих молча по комнате и склонявшихся над ним и Раулем. Перс все еще был слаб, и малейший звук – дверь зеркального гардероба скрипела, когда открывалась, – вызывал у него головную боль. Наконец он тоже заснул.

На этот раз перс проснулся в своей собственной спальне, под присмотром верного Дариуса, который рассказал, что его нашли прошлой ночью около двери квартиры, куда он был доставлен неизвестным, позвонившим в дверь и скрывшимся.

Как только к нему вернулась сила и ясность ума, перс послал Дариуса осведомиться о Рауле в доме его брата, графа Филиппа. Он узнал, что Рауля никто не видел и что Филипп мертв. Его тело было найдено на берегу озера под Оперой в направлении улицы Скриба. Перс вспомнил реквием, который слышал через стену камеры пыток, и у него не осталось никаких сомнений относительно убийцы и убитого. Зная Эрика, он мог легко восстановить трагедию. Думая, что его брат бежал с Кристиной, Филипп отправился в погоню за ними по дороге на Брюссель, где, как ему стало известно, все было подготовлено для тайного бегства. Потерпев неудачу в поисках, он вернулся в Оперу, вспомнил странные вещи, которые рассказывал ему брат о своем фантастическом сопернике, и узнал, что Рауль пытался пройти в подвалы Оперы, а затем исчез, оставив свой цилиндр в артистической комнате Кристины рядом с ящиком от пистолетов. Убежденный, что его брат сошел с ума, Филипп тоже погрузился в адский подземный лабиринт. Для перса этого было достаточно, чтобы объяснить, почему труп Филиппа был найден на берегу озера, где сирена, сирена Эрика, хранителя озера мертвых, вела наблюдение.

И перс не колебался. Напуганный этим новым преступлением и опечаленный неизвестностью относительно судьбы Рауля и Кристины, он решил все рассказать полиции.

Ответственным за расследование был назначен мировой судья по имени Фор. Перс встретился с ним. Легко себе представить, как были восприняты его показания человеком, подобным Фору, человеком, обладающим скептическим, практическим и в общем-то небольшим умом (я пишу то, что думаю) и совершенно не готовым выслушивать такие вещи. С персом обошлись, как с сумасшедшим.

Не надеясь на то, что сможет добиться слушания дела, он начал писать. Поскольку на органы правосудия перс не рассчитывал, он решил обратиться к прессе. Однажды вечером, когда он только что закончил писать последнее предложение своего отчета (именно его я слово в слово представил здесь), Дариус объявил о посетителе, который не хотел назвать своего имени или показать свое лицо и сказал, что не уйдет, пока не переговорит с дарогой.

Догадавшись, кто этот посетитель, перс велел Дариусу немедленно ввести его.

Перс не ошибся. Это был призрак. Это был Эрик.

Он казался чрезвычайно слабым и держался за стену, будто боялся упасть. Он снял шляпу, открыв белый, как простыня, лоб. Лицо его скрывала маска.

Перс встал:

– Убив графа Филиппа де Шаньи, что вы сделали с его братом и Кристиной Доэ?

Услышав страшное обвинение, содержавшееся в вопросе, Эрик отшатнулся, молча подошел к креслу и погрузился в него с глубоким вздохом. Затем заговорил короткими фразами, с трудом ловя воздух:

– Дорога, не говорите со мной.., о графе Филиппе. Он был, уже мертв, когда я.., покинул дом. Он был.., уже мертв, когда запела сирена. Это был.., несчастный случай, печальный, вызывающий сожаление несчастный случай. Он., неуклюже упал., в озеро.

– Вы лжете, – закричал перс. Эрик склонил голову и сказал:

– Я пришел сюда.., говорить не о графе Филиппе.., но сказать вам.., я скоро умру.

– Где Рауль де Шаньи и Кристина Доэ?

– Я скоро умру.

– Где Рауль де Шаньи и Кристина Доэ?

– Я скоро умру.., от любви, дарога, от любви. Вот такие дела. Я.., я очень любил ее. И я все еще люблю ее, дарога, поскольку умираю от этого.., как я сказал. Если бы вы знали, какой красивой она была, когда позволила мне поцеловать ее живой, потому что поклялась своим вечным спасением. Впервые – вы слышите, дарога, впервые – я поцеловал женщину. Да, живую, я поцеловал ее живую, и она была так прекрасна и безжизненна, как мертвая.

Стоя близко к Эрику, перс осмелился схватить его за руку и встряхнуть ее.

– Скажите мне наконец, она мертва или жива?

– Почему вы трясете меня так? – произнес Эрик с усилием. – Я говорю вам, что скоро умру… Да, я поцеловал ее живой.

– И она теперь мертва?

– Да, я поцеловал ее в лоб, и она не отодвинулась от меня. Ах, какая она благородная девушка! Что же касается смерти, я не думаю так, хотя это больше меня не интересует… Нет-нет, она не мертва! И я не хочу слышать, что кто-то прикоснулся хоть к одному волосу на ее голове! Она хорошая, благородная девушка, и она спасла вашу жизнь, дарога, в то время когда ваш шанс на спасение был близок к нулю. Фактически никто не обращал на вас никакого внимания. Почему вы оказались там с этим молодым человеком? Вы должны были умереть только потому, что были с ним. Она просила меня спасти ее молодого человека, но я сказал ей, что, поскольку она повернула скорпиона, я был теперь ее женихом, по ее же выбору, и что ей не надо двух женихов. И это было правдой. Что же касается вас, то вы должны были умереть, потому что были с другим женихом, как я уже сказал.

Но, слушайте внимательно, дарога, в то время как вы оба, обезумев, вопили в воде, Кристина пришла ко мне и, глядя на меня своими большими, широко раскрытыми голубыми глазами, поклялась своим вечным спасением, что согласна быть моей живой женой! До этого в глубине ее глаз я всегда видел ее своей мертвой женой; теперь я впервые увидел в ней живую жену; она действительно имела это в виду, поскольку поклялась своим вечным спасением. Она не убьет себя. Мы заключили сделку. Через полминуты вся вода утекла обратно в озеро, и я был удивлен, увидев вас все еще живым, ведь я думал, что вы уже на том свете… Итак… Соглашение предусматривало, что я доставлю вас обоих наверх. Освободив комнату Луи-Филиппа от вас обоих, я вернулся туда один.

– Что вы сделали с Раулем де Шаньи? – спросил перс.

– Видите ли.., я не хотел доставлять его наверх немедленно. Он был заложником. Я не мог держать его в доме у озера из-за Кристины, поэтому запер его в удобном месте, приковал должным образом в тюрьме коммунаров, которая находится в самом отдаленном и безлюдном месте Оперы, ниже пятого подвала. Туда никто не ходит, и заключенного там никто не может слышать. Мой разум был свободен, и я пошел к Кристине. Она ждала меня.

Кажется, в этом месте своей истории Эрик встал, он выглядел настолько опечаленным, что перс, который сидел в кресле, вынужден был тоже встать, будто повинуясь тому же импульсу, что и Эрик, чувствуя, что невозможно продолжать сидеть в такой важный момент. Перс даже снял свою каракулевую шапку (как он сам сказал).

– Да, она ждала меня, – продолжал Эрик, от сильного волнения дрожа как лист, она ждала меня, стоя прямо, живая, как настоящая, живая невеста, ведь она поклялась своим вечным спасением… И когда я подошел к ней более робкий, чем маленький ребенок, она не отвернулась. Нет, нет, она оставалась.., она ждала. И мне даже показалось, дарога, что она немного придвинула ко мне лоб – совсем немного, чуть-чуть, как живая невеста. И.., и я.., поцеловал ее! Я поцеловал ее! И она не умерла. И после того как я поцеловал ее в лоб, она продолжала стоять так, близко от меня, как будто это было совершенно естественно. О дарога, это было так хорошо – поцеловать кого-то. Вы не можете знать, что я чувствовал, но я.., я… Моя мать, моя бедная, несчастная мать никогда не позволяла мне целовать ее. Она сбрасывала мою маску и убегала… И ни одна женщина.., когда-либо… О, я – я был так счастлив, так счастлив, что заплакал. Я упал к ее ногам, все еще рыдая. Я целовал ее ноги.., ее маленькие ноги, рыдая. Вы тоже плачете, дарога, и она плакала тоже. Ангел плакал!

Рассказывая, Эрик рыдал, и перс не мог сдерживать своих слез, видя, как стонет этот человек в маске, у которого вздрагивали плечи и руки были скрещены на груди, стонет то скорбно, то с нежностью, казалось, растворявшей его сердце.

– О дарога, я чувствовал, как ее слезы падали мне на лоб – мой лоб! Они были теплыми, они были сладкими, они текли по моему лицу под маской. Ее слезы! Они смешивались с моими собственными слезами. Ах, ее слезы! Послушайте, дарога, послушайте, что я сделал… Я снял маску, чтобы сохранить ее слезы, и она не убежала. Она не умерла! Она оставалась живой, плачущей надо мной-, со мной. Мы плакали вместе! Господь на небесах, ты дал мне все счастье в мире!

И Эрик упал со стоном в кресло.

– О, я не умру еще, нет, не сейчас, – сказал он персу. – Но позвольте мне плакать.

И некоторое время спустя он продолжил:

– Послушайте, дарога, послушайте это… Когда я был у ее ног, она сказала: «Бедный, несчастный Эрик!» – и взяла мою руку. С этого времени… Вы понимаете… Я был только бедной собакой, готовой умереть за нее, поверьте мне, дарога!

У меня в руке было кольцо, золотое кольцо, которое я дал ей: она его потеряла, а я нашел. Это было обручальное кольцо. Я вложил его в ее маленькую руку и сказал: «Вот, возьмите это кольцо, возьмите для себя.., и его. Это будет мой свадебный подарок, подарок от „бедного, несчастного Эрика“. Я знаю, вы любите этого молодого человека. Вы не должны больше плакать». Она нежно спросила меня, что я имею в виду. Я сказал ей, и она немедленно поняла, что я стал бедной собакой, готовой умереть за нее, что она может выходить замуж за своего молодого человека, когда ей захочется, потому что плакала вместе со мной… Ах, дарога, вы не можете себе представить… Говоря ей все это, я как будто хладнокровно резал свое сердце на куски… Но она плакала со мной и сказала: «Бедный, несчастный Эрик!» Душевное волнение Эрика было таким сильным, что он попросил перса не смотреть на него, потому что он задыхался и должен был снять свою маску. Перс рассказывал мне, что отошел к окну и с сердцем, полным сострадания, смотрел на вершины деревьев в Тюильри, чтобы не видеть лица монстра.

– Я пошел к молодому человеку и освободил его, – продолжал Эрик, – и велел ему следовать за мной к Кристине. Они поцеловались передо мной в спальне Луи-Филиппа… У Кристины было мое кольцо… Я заставил ее поклясться, что, когда я умру, она придет ночью к озеру со стороны улицы Скриба и тайно похоронит меня вместе с золотым кольцом, которое будет носить до этого дня. Я объяснил ей, как найти мое тело и что она должна будет сделать с ним. Затем она поцеловала меня в первый раз, сюда, в лоб, – не смотрите, дарога, – в лоб! Не смотрите! И они ушли вместе… Кристина больше не плакала, плакал только я. Ах, дарога, дарога, если она сдержит свое обещание, она скоро вернется! – И Эрик замолчал.

Перс не задавал ему больше вопросов. Он перестал беспокоиться за судьбу Рауля и Кристины: после того как он видел плачущего Эрика в ту ночь, ни один представитель рода человеческого не мог сомневаться в его словах!

Эрик опять надел маску, собираясь с силами, чтобы покинуть перса. Он обещал прислать ему, чтобы отблагодарить за доброту, которую тот однажды проявил к нему, самое дорогое для него в мире: все бумаги, Кристины (она писала их для Рауля и оставила у Эрика) и несколько предметов, которые принадлежали ей: два носовых платка, перчатки и ленты от туфель. В ответ на вопрос перса Эрик сказал, что молодые люди решили обвенчаться в каком-нибудь уединенном месте, где они смогут спрятать свое счастье, и что они уедут в «поезде северного направления», чтобы попасть туда. И наконец, Эрик попросил перса объявить о его смерти Кристине и Раулю, как только получит обещанные реликвии и бумаги. Чтобы сделать это, он даст извещение в отдел некрологов газеты «Эпок «.

И это было все.

Перс проводил Эрика до двери своей квартиры, и Дариус сопровождал его до тротуара, поддерживая, когда он шел. Его ждал экипаж. Перс, стоя у окна, слышал, как Эрик сказал извозчику: «К Опере».

Экипаж скрылся в ночи. Перс видел несчастного Эрика в последний раз.

Через три недели «Эпок» опубликовала среди других некрологов извещение всего из двух слов: «Эрик мертв».

 

ЭПИЛОГ

 

Такова истинная история призрака Оперы. Как я говорил в начале своего повествования, не может быть больше никакого сомнения в том, что Эрик действительно существовал.

Нет необходимости еще раз описывать волнение, которое это дело вызвало в Париже. Похищение певицы, смерть графа де Шаньи при таких таинственных обстоятельствах, исчезновение его брата, трое рабочих из группы осветителей, найденных в бессознательном состоянии… Какие трагедии, страсти, преступления сопровождали любовь Рауля и очаровательной Кристины!

Какова судьба этой великой загадочной певицы, которую мир никогда больше не слышал? Говорили, что она стала жертвой соперничества между двумя братьями, но никто не знал, что произошло на самом деле. Никто не мог представить, что Рауль и Кристина исчезли, чтобы насладиться уединенным счастьем. Они не хотели, чтобы об этом знало общество, особенно после необъяснимой смерти графа Филиппа. И в один прекрасный день они сели в «поезд северного направления». Когда-нибудь я сам, возможно, сяду в этот поезд, чтобы поехать и посмотреть твои озера, Норвегия, молчаливая Скандинавия, где, может быть, еще сохранились следы Рауля и Кристины, а также мадам Валериус, которая исчезла в то же время. И, может быть, когда-нибудь я услышу одинокое эхо северной страны, повторяющее пение женщины, которая знала Ангела музыки.

Долгое время после того, как дело было закрыто из-за непрофессиональных усилий мсье Фора, пресса все еще возвращалась к этой тайне, продолжая гадать, что за чудовищный преступник ответствен за убийство графа де Шаньи, исчезновение его брата и Кристины Доз. Только одна газета, знакомая со всеми закулисными слухами, писала, что все «эти преступления были совершены призраком Оперы». Но даже это было написано с обычной газетной иронией.

Полиция отказалась слушать перса, а после визита Эрика он не предпринимал больше усилий, чтобы его выслушали. И все же он один знал всю правду, и у него были веские доказательства: они пришли к нему вместе с реликвиями, обещанными Эриком.

За мной оставалось право завершить дело с помощью самого перса. Я держал его в курсе моего расследования, и он направлял его. Он уже многие годы не бывал в Опере, но все еще прекрасно помнил планировку здания, и у меня не было лучшего проводника, помогающего обнаружить его самые секретные уголки. Перс также дал мне все источники информации и посоветовал, с кем я должен переговорить. Это он порекомендовал мне пойти к мсье Полиньи в то время, когда бедняга был почти на смертном одре. Не знал, что его состояние было таким отчаянным. Я никогда не забуду тот эффект, который произвели на него мои вопросы о призраке. Он посмотрел на меня так, как будто видел дьявола. Он отвечал очень кратко, несвязными предложениями, но этого было достаточно, чтобы показать – и это главное! – насколько призрак Оперы перевернул его и без того беспокойную жизнь. (Полиньи был тем, кого называют любителем удовольствий.) Когда я поведал персу о скромных результатах моего визита к бывшему импресарио, он неопределенно улыбнулся: «Полиньи никогда не понимал, насколько был обманут этим подлым Эриком. – Иногда перс говорил об Эрике как о боге, а иногда как о подлом негодяе. – Полиньи был суеверен, и Эрик знал это. Монстр знал многое об общественных и частных делах в Опере».

Когда Полиньи услышал таинственный голос в пятой ложе, который сказал ему о доверии со стороны его коллег, у него не возникло вопросов. Вначале Полиньи был как громом поражен, будто услышал голос с неба, и он подумал, что проклят; когда же голос попросил деньги, он наконец понял, что они с Дебьенном стали жертвами шантажа. Устав от своих обязанностей директоров по различным причинам, они оба ушли, не пытаясь узнать побольше о странном призраке, который дал им такую необычную книгу с инструкциями. Они поведали эту тайну своим преемникам, вздохнув с облегчением от того, что избавились от ситуации, которая так интриговала их, но нисколько не развлекала.

Вот что рассказал мне перс о Дебьенне и Полиньи. Затем я заговорил об их преемниках и выразил удивление по поводу того, что в первой части своих «Мемуаров импресарио» Мушармен дал такой полный отчет о деяниях призрака, но почти ничего не сказал о них во второй части. Перс, который знал мемуары так хорошо, будто сам написал их, сказал, что я многое пойму, если задумаюсь над несколькими фразами, которые Мушармен посвятил призраку во второй части. Эти фразы представляют особый интерес, потому что раскрывают, как закончилось дело о ежемесячных двадцати тысячах франков. Вот этот отрывок:

«Относительно призрака Оперы, некоторые странные капризы которого я описал в начале этих мемуаров, я скажу только одно: что одним благородным актом он компенсировал все неприятности, которые причинил моим коллегам и, нужно признать это, мне. Он, должно быть, решил, что есть пределы любой мистификации, особенно когда таковая стоит больших денег и когда в это дело вовлекается полицейский комиссар. Несколько дней спустя после исчезновения Кристины Доэ, когда мы назначили встречу с мсье Мифруа, чтобы рассказать ему обо всем, мы нашли на столе Ришара конверт, на котором красными чернилами было написано: „От П. О.“. В конверте находилась довольно большая сумма денег, временно и в порядке шутки изъятых из кассы дирекции. Ришар немедленно выразил мнение, что мы должны удовлетвориться возвращением денег и не продолжать это дело. Я согласился с ним. И все хорошо, что хорошо кончается. Вы согласны, мой дорогой П. О.?» Мушармен продолжал верить, особенно после того как деньги были возвращены, что стал жертвой нелепого чувства юмора Ришара, а Ришар никогда не прекращал думать, что Мушармен развлекался тем, что состряпал это дело, чтобы расквитаться с ним за несколько мистификаций, которые он разыграл.

Я спросил перса, какой трюк использовал Эрик, чтобы вытащить двадцать тысяч франков из кармана Ришара, несмотря на булавку. Он ответил, что не интересовался деталями, но что если я хочу сам пойти и «поработать» на месте инцидента, то найду ключ к разгадке тайны в кабинете директоров, помня, что Эрика не напрасно называли любителем люков. Я обещал персу, что исследую место действия, как только у меня будет время, и теперь скажу читателю, что результаты моего расследования были удовлетворительными. Я не ожидал найти так много неоспоримых доказательств того, что действия, приписываемые призраку, действительно имели место.

Бумаги перса, то есть Кристины Доэ, заявления, сделанные мне бывшими служащими Ришара и Мушармена, маленькой Мег (добрая мадам Жири, к сожалению, скончалась) и Ла Сорелли, которая живет сейчас в уединении в Лувесьенне, – все это составляет документальные свидетельства существования призрака. Я намерен передать их в архив Оперы и хотел, чтобы стало известно, что они способствовали нескольким важным открытиям, которыми я могу справедливо гордиться.

Хотя мне не удалось найти дом у озера, потому что Эрик блокировал все секретные входы (даже несмотря на это, я уверен, что его можно легко найти, осушив озеро, о чем я несколько раз просил администрацию изящных искусств), я открыл секретный проход коммунаров, нашел люк, через который перс и Рауль спустились вниз, в подвалы Оперы. В подземной тюрьме коммунаров я обнаружил на стенах много надписей тех бедняг, которые были заключены здесь, и среди них инициалы Р. Щ. Разве это не существенно? Рауль де Шаньи! Буквы и сегодня хорошо видны. Конечно, на этом я не остановился. В первом и третьем подвалах я открыл и закрыл два люка, открывающихся с помощью системы вращения, незнакомой рабочим сцены, которые используют только горизонтально скользящие люки.

Наконец, я могу сказать читателю с полным основанием: «Посетите как-нибудь Оперу, попросите разрешения побродить по зданию без глупого гида, пойдите в пятую ложу и постучите по громадной колонне, которая отделяет эту ложу от соседней. Постучите по колонне тростью или кулаком и прислушайтесь: вы поймете, что внутри она полая. И после этого не удивляйтесь, откуда мог идти голос призрака, поскольку внутри колонны есть достаточно места для двух человек. Если вы спросите, почему никто не поворачивался к колонне во время событий в пятой ложе, я отвечу, что она выглядит так, как будто сделана из сплошного мрамора, и кажется, что голос идет с противоположной стороны. Ведь Эрик, будучи чревовещателем, мог делать так, что его голос шел оттуда, откуда он хотел.

Колонна украшена сложной резьбой. Надеюсь, когда-нибудь в ней обнаружат некое устройство, которое можно поднимать и опускать, что позволяло Эрику вести таинственную переписку с мадам Жири и передавать ей щедрые подарки.

Все, что я видел и трогал, ничто в сравнении с тем, что, этот удивительный, фантастический человек, вероятно, создал в таком здании, как Опера, но я променял бы все эти открытия на одно, которое сделал в кабинете директоров, всего в нескольких сантиметрах от кресла одного из них. Я обнаружил там люк шириной с доску пола и не длиннее, чем предплечье, люк, который мог закрываться и открываться, как крышка ящика. И я легко могу представить себе вылезающую из скрываемого люком отверстия руку, ловко забирающуюся в нижний карман фрака, фалды которого касаются пола… Это то отверстие, через которое ушли сорок тысяч франков и с помощью посредника вернулись обратно.

Говоря об этом с персом, я спросил его с понятным волнением:

– Поскольку сорок тысяч франков вернулись, значит, Эрик только шутил, когда дал импресарио книгу с инструкциями?

– Вовсе нет, – ответил он. – Эрик нуждался в деньгах. Чувствуя себя отрезанным от людей, он не испытывал никаких угрызений совести и использовал свои чрезвычайные способности, которыми природа наделила его в качестве компенсации за ужасное уродство, чтобы эксплуатировать человеческие существа различными способами, иногда очень артистичными и весьма прибыльными. Он вернул сорок тысяч франков Ришару и Мушармену, потому что уже не нуждался в то время в деньгах. Он отказался от своего плана жениться на Кристине Доз. Он отказался от всего на земле.

По словам перса, Эрик родился в маленьком городке возле Руана и был сыном подрядчика-строителя. В раннем возрасте он убежал из родительского дома, где его уродство вызывало лишь ужас. Какое-то время он выступал на ярмарках с балаганщиком, который представлял его как «живой труп». Он, должно быть, пересек всю Европу, странствуя от ярмарки к ярмарке, и завершил свое обучение как артист и фокусник у мастеров искусства волшебства – у цыган.

Целый период его жизни остался загадкой. Его видели на ярмарке в Нижнем Новгороде во всем блеске своей отвратительной славы. Тогда он уже пел как никто другой в мире; он демонстрировал свое искусство чревовещания и делал поразительные магические трюки, о которых говорили в караванах на всем пути в Азию. Вот каким образом его слава достигла дворца в Мазендеране, где маленькая султанша, фаворитка шаха, страдала от скуки. Торговец мехами по пути из Нижнего Новгорода в Самарканд описал чудеса, которые видел в палатке Эрика. Торговца привели во дворец, и его расспрашивал дарога – начальник полиции Мазендерана. После этого дарога тот получил приказ отправиться на поиски Эрика. Он привез Эрика в Персию, где на протяжении некоторого времени тот имел большую власть.

Эрик был виновен в нескольких ужасных преступлениях, поскольку он, кажется, не знал разницы между справедливостью и несправедливостью. Он принял участие в ряде политических покушений и использовал свои дьявольские изобретения против короля Афганистана, который вел войну с империей. Шах проникся к Эрику симпатией. Это было время «розовых часов» Мазендерана, о которых мы читали в истории перса. У Эрика были весьма оригинальные идеи в архитектуре, и он задумал возвести дворец, как фокусник мог задумать сделать волшебный ящик, и шах приказал ему построить такой дворец. Он построил, и результат, кажется, был таким, что повелитель мог идти в своем дворце куда угодно и его не видели, мог исчезать таким образом, что его невозможно было обнаружить.

Когда шах стал обладателем такой драгоценности, он решил поступить так, как поступил один царь в отношении гениального создателя собора на Красной площади в Москве. Он приказал выколоть золотые глаза Эрика. Но затем шах подумал, что даже слепым Эрик мог построить такое же необыкновенное сооружение для другого монарха и что, пока Эрик жив, кто-то еще сможет узнать секреты чудесного дворца. И он решил убить Эрика вместе со всеми, кто работал под его командой.

Начальнику полиции Мазендерана было поручено выполнить эту отвратительную миссию. Эрик оказал ему несколько услуг и часто смешил его. Дарога спас Эрика, дав ему возможность бежать Но чуть не? заплатил за свою слабость собственной жизнью. К счастью для него, труп, который был найден на берегу Каспийского моря, наполовину съеденный птицами, был выдан за труп Эрика после того, как друзья дароги одели его в одежду, принадлежавшую Эрику. Начальник полиции избежал казни, но был наказан ссылкой и лишением всего имущества. Однако, поскольку он был членом шахской семьи, он получал небольшие месячные выплаты из государственной казны. Перс уехал в Париж.

Что касается Эрика, то он бежал в Малую Азию, а затем в Константинополь, где служил у султана. Чтобы дать представление об услугах, которые он оказывал этому монарху, я могу только сказать, что Эрик – автор всех знаменитых люков, секретных камер и таинственных сейфов, которые были найдены во дворце султана после последней турецкой революции. Это Эрик сделал куклу-автомат – точную копию султана, что заставляло людей думать, что он присутствует в одном месте, в то время как в действительности он спал в другом.

Эрик, естественно, вынужден был покинуть султана по той же причине, по какой ему пришлось бежать из Персии: он знал слишком много. Затем, устав от этой авантюрной, тяжелой, чудовищной жизни, он захотел стать таким, «как все другие». И он стал подрядчиком-строителем, обычным подрядчиком, строившим обычные дома из обычных кирпичей. Он добился контракта на некоторые работы по перестройке фундамента Оперы. Когда он оказался в подвалах этого огромного театра, его творческая, причудливая и магическая натура вновь дала себя знать. Он был ужасен, как всегда, и возмечтал создать для себя дом, неизвестный остальному миру, дом, который навсегда скрыл бы его от человеческих глаз.

Читатель знает большинство из того, что последовало затем, и может предположить остальное; это подразумевается во всей этой невероятной, но в то же время правдивой истории. Бедный, несчастный Эрик! Должны ли мы жалеть его? Или проклинать? Он просил только одного – быть как все. Но он был слишком уродлив! Ему приходилось или скрывать свой гений, или растрачивать его на различные трюки, тогда как с обычным лицом он мог бы стать одним из благороднейших представителей рода человеческого. У него было сердце достаточно большое, чтобы объять весь мир, но он должен был довольствоваться подвалом. Думаю, мы должны пожалеть призрака Оперы.

Несмотря на его преступления, я молился над его останками и просил Бога быть милостивым к нему. Зачем Господь создал такого уродливого человека, как он?

Я уверен, вполне уверен, что недавно молился над его останками, когда их изъяли из земли на месте, где заложили граммофонные пластинки. Его труп превратился в скелет. Я узнал его не по уродству головы, ибо все люди страшны, когда мертвы долгое время, но по золотому кольцу. Кристина Доэ, несомненно, приходила и надела кольцо на палец Эрика, перед тем как похоронить его, как и обещала.

Скелет лежал около маленького фонтана, где Ангел музыки впервые держал Кристину Доэ, потерявшую сознание, в своих дрожащих руках.

Что станет с этим скелетом? Конечно, он не должен быть захоронен в могиле бедняков! Я считаю, что скелет призрака Оперы принадлежит архивам Национальной академии музыки. – ведь это необычный скелет.