Большая генеалогическая схема

343

говорится: «Дом, полный мужчин, превосходит дом, полный быков». Исключительная позиция этой ветви подчеркивается и тем, что он сумел присвоить себе имена далеких предков семьи, а также тем, что к членам семьи принадлежат Ахсен, представляющий группу на всех важных внешних встречах семьи, во всех конфликтах и на всех торжествах, и Ахмед, «мудрец», тот, кто своими рассуждениями и советами поддержива­ет единство группы. Отец девушки, Юсеф, пол­ностью отторгнут от власти не столько из-за раз­ницы в возрасте между ним и его дядьями (Ахсеном и Ахмедом) — известно, что в принятии ре­шений участвуют и более молодые, чем Юсеф, сыновья Ахмеда, — сколько потому, что он самоустранился от соревнования между мужчи­нами, от всех особенно крупных дел и даже в какой-то степени от земледельческих работ. Бу­дучи единственным сыном и, более того, «сыном вдовы»*, т. е. единственной надеждой рода, он был избалован женским окружением, не допус­кался к играм и занятиям с другими детьми и за­нимал маргинальное положение на протяжении всей своей жизни: сначала служба в армии, по­том сельскохозяйственные работы на чужбине, впоследствии он использовал благоприятное по­ложение, которое обеспечивало ему обладание значительной долей наследства при относительно малом числе едоков, что позволило ему по воз­вращении в деревню ограничиться работами по охране, уходу за садом и огородом, т. е. работа­ми, не требующими ни особой инициативы, ни большой ответственности, одним словом, наи­менее мужскими из мужских работ. Это всего лишь некоторые аспекты, которые следует при­нимать во внимание, чтобы понять политичес­кую — внешнюю и внутреннюю — функцию бра­ка Белаида, последнего сына Амара, который сам был сыном Ахмеда и дядей Юсефа, с дочерью это-

* Этому выражению соответствует в русской традиции «ма­менькин сынок». — Прим. перев.

344

го последнего — Яминой, т. е. со своей кузиной по параллельной линии в соответствии с класси­фикацией (дочь сына брата отца отца). С помо­щью этого брака, который держатели власти Ахмед-мудрец и Ахсен-дипломат заключили как соответствующий обычаям, не проконсультиро­вавшись с Юсефом, предоставив его жене тщет­но протестовать против столь мало выгодного брака, доминирующая ветвь укрепляет свою по­зицию, усиливая свои связи с ветвью, богатой зем­лями, не вредя при этом своему престижу во внеш­нем мире, поскольку структура домашней влас­ти никогда не демонстрируется вне дома. Таким образом, полная истина этого союза заключает­ся в том, что эта истина двойная. Официальный образ брака, т. е. брака между кузеном и кузи­ной по параллельной линии, принадлежащими к большой семье, которая стремится продемон­стрировать свое единство в прочном союзе с це­лью еще большего его укрепления и одновремен­но засвидетельствовать свою приверженность святым традициям предков, бесконфликтно ужи­вается (даже в глазах людей, чужих для группы, но всегда достаточно хорошо информирован­ных — ибо в этом универсуме все знают друг друга достаточно для того, чтобы никогда не ошибаться в навязываемых им представлениях) с объективной истиной союза, которая санк­ционирует вынужденный альянс между двумя социальными единицами, когда последние доста­точно негативно связаны друг с другом, и в ра­дости и в горе, т. е. генеалогически, чтобы быть вынужденными объединять свои взаимодопол­няющие богатства. Такие примеры двойной игры коллективного мошенничества можно приводить до бесконечности.

Конечно, речь не идет о том случае, когда объективный смысл брака так очевиден, что не оставляет места для сим­волических переодеваний. Так, случай, когда так называ­емый mechrut («некто в плохом положении»), отец, лишен­ный потомства мужского пола, получает возможность от-

345

дать свою дочь за «наследника» (awrith), при условии, что тот переселится в его дом, только в сказках или книгах по этнографии может быть завуалирован и может скрывать суть этой разновидности покупки зятя, принимаемого за его производительную силу и способность к воспроизводству, которые механически применяемые принципы официально­го видения мира хотели бы здесь увидеть²¹. В каком бы ре­гионе это не происходило, те, кто говорят, что такая форма брака им незнакома, что она встречается лишь в других краях, не лукавят. Действительно, более углубленный ана­лиз генеалогий и семейных историй не позволил обнару­жить ни одного случая, который бы полностью соответство­вал этому определению («я тебе даю свою дочь, но ты посе­лишься у меня»). Тем не менее можно точно с такой же уверенностью утверждать, что нет такой семьи, в которой не было бы хотя бы одного awrith, но замаскированного под официальный образ «компаньона» или «приемного сына»: слово awrith, «наследник», есть не что иное, как официальный эвфемизм, позволяющий благопристойно на­звать неназываемое, т. е. человека, который в прини­мающем его доме может быть определен лишь как муж сво­ей жены. Само собой разумеется, что человек чести, иску­шенный в этих делах, всегда может рассчитывать на под­держку своей группы в попытках представить как усынов-

²¹ Особый интерес юристов к тому, как выживает родство по материнской линии, заставляет их обратиться к случаю awrith, который они называют на своем языке «договором об усыновлении совершеннолетней особи мужского пола» (см. на материалах Алжира: Bousquet G. H. Note sur le mariage mechrouts dans la région de Gouraya // Revue algérienne. — Janvier-février 1934. — P. 9-11; Lef è vre L. Recherches sur la condition de la femme kabile. — Alger: Carbonel, 1939; на материалах Марокко: Marcy G. Le mariage en droit coutumier zemmoûr // Revue algérienne, tunisienne et marocaine de législation et jurisprudence. — Juillet 1930; Marcy G. Les vestiges de la parenté maternelle en droit coutumier berbère // Revue africaine. — №85. —1941. — P. 187-211; Capitaine Bendaoud. L'adoption des adul­tes par contrat mixte de mariage et de travail chez les Béni Mguild // Revue marocaine de législation, doctrine, jurisprudence chrétiennes. — №2. — 1935. — P. 34-40; Capitaine Turbet. L'adoption des adultes chez les Ighezrane. — Ibid. — P. 40; №3. — 1935. — P. 41).

346

ление такой союз, который — в циничной форме контрак­та — представляет собой извращение любых уважаемых форм брака и в качестве такового столь же унизителен для awrith (о таком говорят «он — замужем»), как и для родите­лей девушки, достаточно заинтересованных в том, чтобы отдать дочь в руки этого своего рода бесплатного слуги. И совершенно естественно, что в таком случае группа идет на выгодную для нее ложь, тем самым стараясь скрыть, что она не смогла найти для amergur более достойного сред­ства, чтобы избежать «гибели» семьи.

Стратегии второго порядка, которые всегда стремят­ся обратить полезные связи в связи официальные, т. е. сде­лать так, чтобы практики, подчиняющиеся в действитель­ности другим принципам, казались вытекающими из генеа­логического определения, достигают сверх того непреду­смотренной цели, поскольку создают такое представление о практике, которое как бы специально подтверждает то, что спонтанно рисует себе этнолог, этот «специалист по ритуалам». Обращение к правилу, этому приюту незнания, освобождает от необходимости всестороннего учета мате­риальных и особенно символических расходов и доходов, который содержится в основании и смысле бытия практик.

Обычное и необычное

Далеко не подчиняясь норме, которая внутри системы официального родства назначала бы того или иного обяза­тельного супруга, заключение брака находится в непо­средственной зависимости от состояния практического род­ства, от родственных связей, установленных и используе­мых как между мужчинами, так и между женщинами, а так­же от соотношения сил внутри «дома», т. е. между родами, объединенными браком в предыдущем поколении, кото­рые склоняют и обязывают разрабатывать то или иное поле связей.

347

Если допустить, что одна из главных функций брака состоит в воспроизводстве социальных отношений, чьим продуктом он и является, то легко понять, что различные типы брака, которые можно выделить, выбрав в качестве критерия как объективные характеристики соединившихся групп (их положение в социальной иерархии, их разнесен­ность в пространстве и т. п.), так и характеристики самой свадебной церемонии и, в частности, степень ее торжествен­ности, тесным образом соответствуют самим характерис­тикам социальных связей, благодаря которым эти браки стали возможными и их же воспроизводят. Официальное родство, коллективно назначаемое и социально признан­ное, есть то, что делает возможными и необходимыми офи­циальные браки, которые дают ему единственную возмож­ность практической мобилизации в качестве группы и тем самым подтверждения своего единства, столь же торже­ственного и одновременно искусственного, как и поводы для его празднования. Именно в практическом родстве, т. е. в поле связей, беспрерывно используемых и таким образом обновляемых для нового использования, замышляются обычные браки, обреченные, по причине их частоты, на заурядность ничем не примечательного и на банальность обыденного. Общий закон обменов предполагает, что часть своей работы по воспроизводству группа посвящает вос­производству официальных связей, тем более значитель­ную, чем выше группа расположена в социальной иерар­хии, а следовательно, чем она богаче связями такого сорта. Из этого следует, что бедные, у которых нет ничего, что можно было бы потратить на торжества, стараются ограни­читься обычными браками, которые обеспечивают им прак­тическое родство, в то время как богатые, т. е. имеющие более всего родни, требуют большего и жертвуют большим ради всякого рода более или менее институционализирован­ных стратегий, направленных на поддержание социального капитала, в котором самым важным, безусловно, является чрезвычайного типа брак с высокопрестижными «чужими».

Среди искажений, присущих спонтанной этнологии местных информаторов, самое коварное состоит, несомнен-

348

но, в том, что они уделяют несоразмерно большое место таким необычным бракам, которые отличаются от обыч­ных позитивным или негативным образом. Помимо всяко­го рода curiosa (о которых этнографу часто сообщают доб­ровольные информаторы), как, например, брак типа обме­на (abdal, когда двое мужчин «обмениваются» между со­бой своими сестрами), брак по типу «присоединения» (thirni, когда два брата женятся на двух сестрах, при этом вторая сестра «присоединяется» к первой, или когда сын женится на сестре или даже дочери второй жены своего отца) либо особый тип брака — «брак по репарции», женитьба на вдо­ве умершего брата (thiririth, от err — отдавать, возвращать), местные информаторы предпочитают экстремальные слу­чаи: либо наиболее полноценный в мифологическом отно­шении брак между кузеном и кузиной по параллельной ли­нии, либо наиболее полноценный в политическом отноше­нии брак, объединяющий старейшин двух племен или двух разных кланов.

Таким образом, сказка — этот полуритуали­зированный дискурс, наделенный дидактической функцией, простой парафраз в иносказательной форме поговорки или пословицы, выполняющих роль морали — отбирает исключительно браки, так или иначе отмеченные и отмечающие. Преж­де всего различные типы женитьбы на кузине по параллельной линии, чья цель в сохранении по­литического наследства или предотвращении вымирания рода (в случае единственной дочери). Затем наиболее явные мезальянсы, как, например, брак между филином и дочерью орла, этот наи­более очевидный случай брака «по восходящей» (как в социальном, так и в мифологическом смыс­ле: верх противопоставляется низу, как день, свет, счастье, чистота, честь противопоставляется ночи, темноте, несчастью, грязи и бесчестью) меж­ду мужчиной, находящимся на низшей ступени социальной лестницы, awrich, и женщиной из се­мьи с более высоким социальным положением. В таком браке традиционная поддержка оказы­вается вывернутой наизнанку по причине несо-

349

ответствия положений супругов в социальной иерархии и иерархии по полу. В данном случае дающий и занимающий более высокую позицию должен прийти на помощь тому, кто берет и сто­ит на низшей ступени: орел вынужден посадить себе на спину зятя-филина, чтобы тот позорно не проиграл в соревновании с орлятами, — скан­дальная ситуация, выражающаяся в поговорке «отдал ему свою дочь, да еще пшеницы дал в при­дачу».

Вопреки подобным официальным представлениям, на­блюдения и статистика показывают, что во всех исследо­ванных группах «дальние» браки — это чаще всего просто обычные браки, затеваемые, как правило, женщинами для поддержания родства или практических связей, благодаря которым они становятся возможными и чьему усилению способствуют.

Так, например, в большой семье деревни Агбала в Малой Кабилии из 218 браков мужчин (первого для каждого из них) 34% были заклю­чены с семьями, не входящими в состав племени; и лишь 8% браков, заключенных с самыми уда­ленными как пространственно, так и социально группами, обладают всеми чертами престижных браков: они касаются только одной семьи, кото­рая стремится дистанцироваться от других ро­дов с помощью оригинальных матримониаль­ных практик; оставшиеся 26% далеких браков лишь возобновляют ранее установленные отно­шения (связи «через женщин» или «через дядьев по материнской линии» постоянно поддержи­ваются по случаю свадеб, отъездов и возвраще­ний из путешествий, похорон и иногда даже в связи со строительными работами). Две трети браков (66%) заключаются внутри племени (со­стоящего из девяти деревень): если исключить со­юзы с оппозиционным кланом, которые состав­ляют всего 4% и всегда имеют политическое зна­чение (особенно для старших поколений) по при­чине традиционного антагонизма, противо­поставляющего обе группы, остальные браки

350

входят в разряд обычных. В то время как на­считывается 17% случаев, где браки связаны с вы­бором в других родах, и 39% — с выбором в об­ласти практических связей, только 6% союзов за­ключено внутри рода, из которых 4% с кузиной по параллельной линии и 2% с кузиной другого типа (две трети рассматриваемых семей к тому же на­рушили неделимость состояния)²².

Об обычных браках между семьями, связанными меж­ду собой частыми и давними обменами, ничего особенного не говорят, кроме того, что так было всегда, и всегда было одинаково, и что их единственной функцией, помимо био­логического воспроизводства, является воспроизводство социальных отношений, которые и делают их возможны­ми²³. Необычные (экстраординарные) браки, заключаемые по инициативе мужчин из различных деревень или племен, одним словом, за рамками обычного родственного окру­жения, и, как правило, празднуемые с большой помпой, соотносятся с обычными (ординарными) браками, заклю­чение которых обычно не сопровождается особыми торже­ствами, так же как обмены в обычной жизни с необычными обменами, представляющими чрезвычайные возможности, выпадающие на долю представительской родни.

Все необычные браки похожи друг на друга тем, что исключают участие женщин. Но в отличие от брака между кузеном и кузиной по параллельной линии, сговор о кото-

²² В ходе последнего исследования Рамон Бассагана и Али Сайяд (Bassagana R., Sayad A. Op. cit. — 1974) обнаружили в Ат Янни мизерный процент (2/610) браков с кузиной по параллельной линии или с близким agnat (6/610) и существенно большую долю браков с дочерью дяди по материнской линии (14/610) или с близким союзни­ком (58/610).

²³ Вот очень показательное свидетельство: «Как только у Фатимы появился первый сын, она стала подыскивать ему будущую жену. Она перебирала все возможности, пользуясь любым случа­ем: у соседок, среди своей ближайшей родни, в деревне, у друзей, во время свадеб, на богомолье, у колодца, среди чужих и даже на поминках, на которых она должна была бывать. В результате она переженила всех своих детей без проблем и как бы даже не заме­чая» (Yamina Aït Amar Ou Saïd, 1960).

351

ром происходит между братьями или другими мужчинами рода с благословения старейшины (этим только необыч­ные браки и отличаются²⁴ от обычных, немыслимых без вмешательства женщин), брак, заключаемый вдали от от­чего дома, официально предстает как политический. Та­кой брак заключается вне поля обычных семейных связей, сопровождается пышной свадебной церемонией, вовлека­ет большие группы людей, и единственным его оправдани­ем является обоснование политического характера: напри­мер, скрепить мир или установить союз между «главами» двух племен²⁵. Обычно решение о таком браке принимает­ся на базаре, в каком-либо нейтральном месте, куда не до­пускаются женщины и где роды, кланы и племена встреча­ются между собой, оставаясь всегда начеку. Весть о свадь­бе разносится специальным глашатаем — «крикуном», в отличие от другого типа свадеб, куда собираются лишь родственники и нет торжественных приглашений. В таком браке женщина предстает лишь как политический инстру­мент, своего рода залог или разменная монета, могущая

²⁴ Если оставить в стороне мифическую идеализацию (кровь, чистота, живот и т. п.) и этическую экзальтацию (честь, доброде­тель и т. д.), которые плотно окружают чисто агнатический брак, об обычных браках говорится то же самое, что и о браке с кузиной по параллельной линии. Так, например, считается, что женитьба на дочери сестры отца, точно так же как и женитьба на кузине по параллельной линии, способна обеспечить согласие между женщи­нами и уважение супруги по отношению к родителям мужа (ее khal и ее khalt). Так, с минимальными затратами, сама степень близкого семейного родства снимает конфликт, порождаемый неизбежным в случае брака между двумя чужими друг другу группами скрытым соперничеством по поводу статуса и условий жизни, предоставля­емых молодой жене.

²⁵ Эти необычные браки свободны от обязанностей и условно­стей браков обычных (в частности, потому, что те не имеют «про­должения»). Помимо случаев, когда проигравшая группа (клан или племя) передает женщину победившей группе или когда две груп­пы, для того чтобы продемонстрировать, что нет ни победителя, ни побежденного, обмениваются женщинами, может случиться, что группа-победитель отдает женщину другой группе, ничего не беря взамен. Это случается тогда, когда посредством брака соединяют­ся не самые могущественные группы, а маленькая семья из группы победителей с большой семьей другой группы.

352

принести символические барыши. Такой брак — возмож­ность публично и официально, т. е. совершенно легитимно, выставить напоказ символический капитал семьи, органи­зовать, так сказать, представление своей родни и тем са­мым приумножить этот капитал ценой очень больших за­трат. Этот брак подчиняется логике накопления символи­ческого капитала: так, если брак с чужеземцем, оторван­ным от своей группы и нашедшим убежище в другой дерев­не, не вызывает никакого уважения, то брак с чужеземцем, живущим вдалеке, престижен, поскольку свидетельствует о широко распространившейся известности рода. Точно так же, в отличие от обычных браков, которые идут давно «проторенными путями», политические браки не повторя­ются и не могут повторяться, иначе союз был бы обесценен, стал бы обычным. В этом также проявляется сугубо муж­ской характер политического брака, он часто противо­поставляет отца невесты ее матери, менее заинтересован­ной в символической выгоде, которую может принести этот брак, но более чувствительной к трудностям такого брака для дочери, обреченной жить на чужбине (thagbhribth — ссыльная, заброшенная на восток)²⁶. В той мере, в какой, через посредничество непосредственно заинтересованных семей и родов, политический брак устанавливает связи между широкими группами, он становится целиком и пол­ностью официальным, а потому нет ничего в его церемо­нии, что не было бы строго ритуализировано и чудесным образом стереотипизировано: несомненно, потому, что став­ка в таких браках очень велика, а опасности разрыва столь многочисленны и разнообразны, что нельзя целиком пола­гаться на отрегулированную импровизацию согласованных габитусов.

²⁶ «Жениться на чужбине — это ссылка»; «брак на чужбине — это изгнание» (azwaj ibarra, azwaj elghurrba), — часто говорят мате­ри, чьи дочери были отданы в группу чужих, где они никого не знают (thamusni) и не имеют никаких родственников, даже самых дальних. О том же поет женщина, отданная замуж «в ссылку»: «О, гора, открой свои двери для изгнанницы. Пусть она увидит родной край. Чужая земля — родная сестра смерти. И для мужчины, и для женщины».

353

Интенсивность и торжественность ритуаль­ных акций возрастает по мере того, как мы пере­ходим от браков, заключенных в единой семье или в кругу практической родни, к необычным бракам, где можно наблюдать во всей полноте церемониал, который при обычном браке сво­дится к самой упрощенной форме. Браки, заклю­ченные в привилегированном секторе рынка (сек­торе akham), который властью старейшины и со­лидарностью агнатов образует свободную зону, где по определению исключены пустые обещания и какая-либо конкуренция, отличаются значи­тельно более низкой ценой, чем необычные бра­ки. Часто союз устанавливается сам собой, либо для его установления бывает достаточно незамет­ного посредничества женщин этой семьи. При­готовления к свадьбе ограничиваются самым не­обходимым. В первую очередь сводятся до ми­нимума расходы (thaqufats) на свадебный кор­теж семьи невесты; на церемонии imensi, где за­ключается брачный контракт, собираются лишь самые почетные представители двух семей (по­рядка 20 мужчин). Приданое невесты (ladjaz) со­ставляет не более трех платьев, двух платков и нескольких обычных принадлежностей (пара обуви, hank);«вдовье наследство» — сумма, по­лучаемая в случае смерти супруга, обговарива­ется заранее, в зависимости от того, какое прида­ное должны купить на базаре родители невесты (матрас, подушку, сундук, к которым прилага­ются также одеяла — предметы семейного руко­делия, передающиеся от матери к дочери) — все вручается без особой торжественности, никого не обманывают и ничего не скрывают. Что каса­ется расходов на свадьбу, то их также стремятся свести к минимуму, стараясь, чтобы она совпала с праздником Аид. Тогда барашек, традиционно приносимый в жертву по случаю праздника Аид, служит угощением к свадебному столу, а многие приглашенные присылают извинения, что не мо­гут быть по причине все того же праздника. Та­ким обычным бракам, восхваляемым традици-

354

онной крестьянской моралью (по контрасту с «замужеством вдовьих дочерей», которые нару­шают границы социально допустимого для каж­дой семьи), необычные браки противостоят во всех отношениях. Для того чтобы пробудилось амбициозное желание искать невесту в чужом краю, нужно иметь особую предрасположен­ность в виде привычки поддерживать неординар­ные контакты, т. е. обладать необходимыми для этого способностями, в частности лингвисти­ческими. Нужно иметь большой капитал исклю­чительно дорогостоящих связей в отдаленных краях, которые одни только и могут предоста­вить точную информацию, а также посредников, необходимых для заключения соглашения. Одним словом, чтобы суметь мобилизовать этот капи­тал в нужный момент, надо долго и помногу вкла­дывать. Приведем один пример, когда глав сооб­щества марабутов попросили послужить посред­никами, за их работу им оплатили множеством способов: «талеб» деревни, самое высокопостав­ленное духовное лицо, состоящее в кортеже (iqafafen), обут и одет с иголочки «хозяином свадьбы», а дары, которые ему традиционно пре­подносятся в виде денег — во время религиозных праздников, и натурой — во время сбора уро­жая, некоторым образом соответствуют величи­не оказанной услуги: барашек на праздник Аид — лишь один из видов компенсации за то униже­ние, которое он испытал, ходатайствуя перед мирянином (который, сколь бы ни был могуще­ствен, не несет учение Корана «в своем сердце»), и за то, что он благословил свадьбу с высоты своей веры и своего учения. После того как согла­шение достигнуто, церемония «обязательства» (asarus, внесения залога, thimristh), выполняющая функцию обряда присвоения (a â ayam — назна­чение, или, иначе, avlak — указание, сходная с це­ремонией первой распаханной борозды; или, еще точнее, amlak — освоение, в том же смысле, что и освоение земли), сама по себе есть уже как бы свадьба. На эту церемонию приходят с подарка-

355

ми не только для невесты (которая получает пред­назначенный для нее «залог» в виде драгоценно­стей и денег от всех мужчин, которых она встре­чает в этот день, — thizri), но и для всей женской части семьи: с продуктами (крупа, мед, масло и т. д.), с домашним скотом, который будет прире­зан и съеден гостями или передан невесте. На це­ремонию приходит много людей, мужчины демонстрируют свою силу, стреляя из ружей, как в день свадьбы. На всех торжествах, сопровож­дающих весь этот период вплоть до свадьбы, не­веста (thislith) будет получать свою «долю»: боль­шие семьи, живущие далеко друг от друга, не могут ограничиться обменом несколькими блю­дами кускуса — подарки делаются соразмерно объединяющимся группам. Девушка, о которой уже сговорились, которая уже «отдана», «при­своена» и «должна сохранить память» с помо­щью множества подарков, тем не менее еще не приобретена. Ее семье предоставляется почетное право ждать и заставлять ждать других столько времени, сколько она пожелает. Конечно, свадь­ба представляет собой кульминацию символи­ческого столкновения двух групп, а также мо­мент самых больших расходов. В семью невесты thaqufats посылается два центнера крупы, как минимум, полцентнера муки, в изобилии мяса (в живом виде), которое, как все понимают, не будет съедено полностью, 20 литров меда, 10 лит­ров масла. Рассказывают, что на одной свадьбе в семью невесты пригнали бычка, пять баранов и послали в придачу тушу еще одного барана (ameslukh). Правда, делегация iqafafen состояла из 40 мужчин с ружьями, к ним еще следует доба­вить всех родственников и почетных лиц, воз­раст которых освобождает их от необходимос­ти стрелять — т. е. всего 50 человек. Приданое невесты, которое в таком случае может насчиты­вать до 30 предметов, дублируется подарками другим женщинам из семьи невесты. И если час­то можно слышать, что между большими людь­ми нет chrut (т. е. условий, выполнения которых

356

требует отец дочери прежде, чем дать свое согла­сие), то это потому, что статус семей сам по себе выступает гарантией выполнения с лихвой зара­нее оговоренных явным образом «условий». Обряд передачи «вдовьего наследства» (douaire), представляет собой случай полного столкнове­ния двух групп, в котором экономическая ставка является также показателем символического ка­питала, а потому может стать предлогом столк­новения. Требовать для своей дочери больших «вдовьих» или назначать выплату большого douaire, чтобы женить сына, — значит в обоих случаях утвердить или же обрести высокий пре­стиж. Обе группы стремятся доказать, чего они «стоят»: одна — показывая, какую цену люди че­сти, знающие цену всему, назначают за союз с собой; другая — с блеском демонстрируя, на­сколько они ценят себя, выказывая готовность дорого заплатить за то, чтобы иметь дело с парт­нерами, достойными их самих. В результате сво­его рода торга «наоборот», скрывающегося под видимостью обычного торга, обе группы неза­метно сходятся на том, чтобы поднять ценность «вдовьего наследства», понимая, что оно являет­ся безусловным показателем символической цен­ности их продукции на рынке матримониальных обменов. И нет похвальнее поступка, чем посту­пок отца невесты, который, завершая ожесточен­ный торг, торжественно возвращает значитель­ную часть полученной суммы. Чем более суще­ственна возвращенная сумма, тем больше почета она приносит, как если бы завершение сделки та­ким щедрым жестом должно было конвертиро­вать в честь весь этот торг, который не был бы столь откровенно жестким, если бы за поиском максимизации материальной выгоды не прята­лись поединок чести и попытка увеличить сим­волическую прибыль²⁷.

²⁷ Дальние браки, будучи продуктами разработанных страте­гий, ожидаемых от союзов, представляют собой своего рода крат­косрочный или долгосрочный вклад, посредством которого пред­полагается сохранить или увеличить социальный капитал, в частности, благодаря социальному качеству, которое обеспечивают «дядья по материнской линии»: поскольку всем понятно, что самые длительные и самые престижные связи являются и наиболее защи­щенными от необоснованных разрывов, то их и не пытаются раз­рывать по пустякам. В случае, когда расторжение брака неизбеж­но, применяются всякого рода уловки, чтобы не растратить капи­тал союзов. Случается «умолять» родителей разведенной жены, чтобы они вернули ее обратно, оправдываясь незрелостью, легко­мыслием, словесной несдержанностью, безответственностью мужа, который слишком молод, чтобы по-настоящему оценить истинное значение союза, либо ссылаясь на то, что формула развода была произнесена не три раза, а один, и то по легкомыслию и без свиде­телей. Развод превращается в простую ссору (thutchh ' a). Дело до­ходит до обещаний устроить новую свадьбу (с imensi и приданым). Если все же решение о разводе принято окончательно, существует множество способов от него «отделиться»: чем более значительна и торжественна свадьба, тем более в нее вложено, тем, следова­тельно, более велика заинтересованность сохранить отношения, которые предстоит разорвать, и тем более такой разрыв носит скры­тый характер. Никто не требует немедленного возврата наслед­ства, но и никто не отказывается его возвратить (т. к. «бесплат­ное» расторжение брака считается серьезным оскорблением), ино­гда даже ждут, когда женщина вновь выйдет замуж; никто не ведет слишком точных расчетов, к оформлению развода стараются не привлекать свидетелей, особенно чужих.

357

Что касается брака с кузиной по параллельной линии, то своей исключительной позицией в местном и, как след­ствие, в этнографическом дискурсе этот брак обязан тому, что наилучшим образом соответствует мифоритуальному представлению о разделении труда по половому признаку и, в частности, о тех функциях, которые предписываются мужчине и женщине во взаимоотношениях между группа­ми. Прежде всего он содержит самую радикальную форму­лировку отказа от признания отношения родства как тако­вого, а следовательно, оно представляется как простое удвоение отношений преемственности: «женщина ни объе­диняет, ни разъединяет» (известна свобода, которая теоре­тически предоставлена мужу разводиться с женой, и прак­тически неведома ситуация, когда такой же свободой рас­полагала бы пришлая жена, по крайней мере до тех пор, пока она не родит наследника мужского пола, а то и доль­ше, а также амбивалентность отношения между племянни-

358

ком и дядей по материнской линии). Часто брак между параллельными кузеном и кузиной восхваляют за то, что дети от такого брака («чье происхождение без примесей, чья кровь чиста») могут относиться к одному и тому же роду, по отцовской или по материнской линии («Он взял себе дядьев по материнской линии там, откуда идут его корни», — ichathel, ikhawel; или по-арабски: «своего дядю по матери и своего дядю по отцу» — khalu â ammu). Кроме того, исходя из того, что женщина несет в себе угрозу не­чистоты и бесчестия для всего рода («позор, — как гово­рится, — это молодая девушка», а зятя иногда называют «покрывало позора»²⁸), утверждается, что лучшая или наи­менее плохая женщина происходит из агнатов: это кузина по параллельной отцовской линии, самая мужская из жен­щин, крайним выражением которой является самый невоз­можный продукт патриархального воображения — Афина, рожденная из головы Зевса. «Женись на дочери твоего â amm: даже если она и будет тебя грызть, то уж не прогло­тит». Параллельная кузина по отцовской линии, эта куль­турная и вышколенная жена, противопоставляется кузине по параллельной материнской линии, как женщине простой, сгорбленной, приносящей несчастье и нечистоту, как жен­ское-мужское противопоставляется женскому-женскому, т. е. в соответствии со структурой (типа а/b:: b₁/b₂),в соот­ветствии с которой организуется также мифическое про­странство дома или сельскохозяйственного календаря²⁹.

²⁸ Частично этим объясняются ранние браки: девушка является слабым местом группы. Поэтому отец так бывает озабочен тем, чтобы поскорее избавиться от этой угрозы, сбыв дочь под защиту другого мужчины.

²⁹ Ж. Челод, сообщая в своей работе, что «в простонародном языке Алеп называют проституток "дочерьми тетки по материн­ской линии"», приводит сирийскую поговорку, в которой содер­жится такое же неодобрительное отношение к женитьбе на дочери сестры матери: «Он нечист, поэтому и женился на дочери своей тетки по материнской линии» (Chelhod J. Le mariage avec cousine parallele dans le système arabe // L'homme. — Juillet—desembre 1965. — №3-4. — P. 113-173). Точно так же, чтобы подчеркнуть полное отсутствие генеалогической связи, в Кабилии говорят: «Кто ты мне? Даже не сын дочери сестры моей матери — mis illis rhelti».

359

Понятно, что женитьбу на дочери брата отца благословят все и что она способна принести благословение всей груп­пе. Такой женитьбе сообщалась роль ритуала, открываю­щего брачный сезон, который, подобно тому как аналогич­ный ритуал открытия пахотных работ позволяет отвести угрозу, возникающую при соприкосновении мужского и женского, огня и воды, неба и земли, лемеха и борозды, т. е. позволяет отвратить неотвратимое осквернение³⁰.

Нет ни одного информатора, ни одного эт­нолога, который не считал бы, что у арабов и берберов каждый мальчик имеет «право» на свою кузину по параллельной линии: «Если мальчик хочет дочь брата своего отца, он имеет на нее право. Но если он ее не хочет — его не спраши­вают. Это как земля». Несмотря на то, что эти слова информатора гораздо ближе к реальности практик, чем к этнографическому юридизму, ко­торый даже не подозревает, что существует го­мология между отношением к женщинам рода и отношением к земле, тем не менее они скрывают бесконечно более сложную реальную связь, ко­торая объединяет индивида с его кузиной по па­раллельной линии. Ведь пресловутое право на дочь брата отца может оказаться долгом, подчи­няющимся тем же принципам, что и обязанность отомстить за родственника или выкупить семей­ные земли, на которые позарились чужие, и

³⁰ Косвенным подтверждением того значения, которое сообща­ется браку между кузеном и кузиной по параллельной линии, может служить тот факт, что лицо, которому поручалось торжественное открытие пахоты — акция, аналогическая торжественному началу свадьбы, — не играет никакой политической роли и что его функция имеет исключительно почетный, или, если угодно, символический характер, т. е. он одновременно незначителен и уважаем. Этот пер­сонаж зовется amezwar (первый), aneflus (доверенное лицо), а также aqdhim (старец), amghar (старик), amasaud (счастливчик), или, еще точнее — aneflus, amghar nat - yuga (первый, доверенное лицо, ста­рик, держащий пару волов или плуг). Самым показательным пред­ставляется последнее название, поскольку оно открыто указывает на гомологию между пахотой и свадьбой — bul â aras, человек свадь­бы (см. Laoust E. Mots et choses berbères. Notes de linguistique et d'ethnographie. — Paris: Challamel, 1920).

360

возлагающимся со всей своей полнотой лишь в исключительных обстоятельствах. Тот факт, что право преимущественной покупки (achfa â) земель сформулировано и закреплено законом в ученой юридической традиции (обладающей институ­ционализированной властью и гарантированной судами), а также подкреплено «обычаем» (qanun), ни в коей мере не подразумевает, что формаль­ное или обычное право может стать основами практик, реально существующих в отношении оборота земель. Продажа унаследованной зем­ли — это прежде всего внутреннее дело рода, а обращение к власти, которая превращает долг чести в правовое обязательство (будь то собра­ние клана или деревни), является исключением; за обращением к праву или обычаю chafa â ('или achafa â) чаще всего кроются основания, ничего общего с правовыми не имеющие (например, на­мерение объявить о недоверии покупателю и