Новые люди в русской культуре

Прогресс русской культуры воплощался в людях, тесно связанных с развитием государства, нуждавшегося в специалистах, знакомых с основами математики и геометрии, свойствами руд и металлов. И вот появились архитекторы, опытные инженеры, проектировавшие строительство новых крепостей (Иван Григорьевич Выродков и Постник Яковлев), приказные дельцы (Иван Висковатый), писцы, описывавшие земли, картографы, составившие при Грозном первый чертеж государства, литейщики (такие, как Богдан и его ученик Пятой, Андрей Чохов, Кузьмин Первый). К середине XVI в. выросли кадры, способные справляться со сложными инженерными задачами. Среди них первое место принадлежало Ивану Григорьевичу Выродкову, который в необычайно короткий срок (за 4 недели) поставил крепость г. Свияжска и руководил сооружением тур, опоясавших Казанскую крепость.

Атмосфера начала царствования Грозного вызвала к жизни политических деятелей широкого размаха, таких, как Сильвестр и Адашев, понимавших основные задачи переустройства страны, она давала возможность изложения своих взглядов Пересветову и Ермолаю Еразму. Наиболее образованные думные люди вели переговоры с представителями иностранных держав и решали важные государственные задачи (И. М. Висковатый, Алексей Адашев). Без знаний не могли обходиться и торговые люди, побывавшие в заморских странах. Все они — будь то дворяне, защищавшие самодержавие и выколачивавшие оброк из своих крестьян, или торговые люди — тесно были связаны с царской властью. Для них дальнейшие судьбы страны становились делом жизни. Вопросы улучшения государственного строя России, будущего воинников и холопов, права и обязанностей государя обсуждали в конце 40-50-х годов такие мыслители, как Ермолай Еразм, И. С. Пересветов.

Новые люди появлялись и в городе, и в деревне. Тип нового человека, целую прослойку торговых мужиков, «которые рожью торгуют и деньги в рост дают», заметили даже законодательные памятники XVI в. Им, этим торговым мужикам — Амосовым, Своеземцевым, Прощелыкиным и др., конечно, далеко было до людей эпохи Возрождения. С последними могли сравниться лишь Аника Строганов, да его сыновья — Семен, Максим и Никита, соледобытчики, основатели крупнейшего торгового дома, активно участвовавшие в присоединении Сибири, опытные организаторы различных ремесел, в первую очередь металлообработки, иконописного дела, переписки рукописей. Даже рядовые торговые люди по своему подходу к жизни отличались от предшествующих поколений. Их настольными книгами были не столько Евангелие и Апостол, сколько «Торговая книга», перечислявшая все виды товаров, которые можно купить и продать, с подробнейшим указанием сортов и цен. «Новые люди» формировались и за монастырскими стенами. Монастыри, все теснее и теснее связанные с рынком, нуждались в строгом учете произведенной, закупленной и проданной продукции. Монастыри начинают систематически вести приходо-расходные книги. Настоятель, келарь и казначей делили время между чтением богослужебных книг и проверкой записей в приходо-расходных. Наиболее ярким представителем новых людей в среде церковников был Филипп Колычев, одаренный и изобретательный инженер, мысль которого обращалась и на усовершенствование орудий сельскохозяйственного труда, и на устройство мельниц, и др.

Человек середины XVI в. как бы впервые увидел окружающий мир во всем его разнообразии.

Изобразительное искусство: Художники, иллюстрируя житийные, богословские и исторические сочинения, тщательно выписывали разнообразные города, реки, моря, корабли со всеми деталями оснастки (в миниатюрах Егоровского сборника), оружие и убранство домов, княжеские и боярские регалии (в Лицевом летописном своде). Правда, в изображениях господствовал привычный для иконописцев штамп, но реально переданные детали нарушали привычные традиции, восходившие еще к Византии. На иконах реалии окружающего человека мира, в особенности архитектурного пейзажа, вытеснили с первого плана фигуру святого. Особенно заметно это в клеймах житийных икон, таких, как «Тихвинская богоматерь» или «Антоний Римлянин». По многим иконам того времени с большой достоверностью можно реконструировать комплексы монастырских зданий. Так, на иконе «Воздвижение креста» из Троице-Сергиева монастыря довольно точно воспроизведены пятиглавый собор с позакомарным покрытием и шатровая колокольня на мощных столбах. Многочисленные жанровые сцены, обрамлявшие в клеймах изображение какого-либо святого, по стилю напоминают миниатюры. В повествовательных композициях на произведениях мелкой пластики и иконах все чаще встречаются фигуры зверей и птиц, изображения небесных светил, сложных архитектурных форм, точно переданной одежды и предметов быта. Проникновение реалистических мотивов приводило порой к неожиданным результатам. Образ святого терял возвышенные черты. «Предстоящие» в композициях середины и второй половины XVI в., и в первую очередь Богородица, — живые люди, изнемогающие под бременем несчастья, а не святые, с радостью принимающие испытание, посланное богом. Изображение реальных черт мира, окружающих человека, нахлынувших новых жизненных впечатлений приводит к изменению самой манеры письма художника, измельчанию и детализации, резко контрастирующей с возвышенной монументальностью произведений предшествующего XV в.

Литература: Энциклопедией русского быта можно назвать «Домострой», сборник поучений по всем отраслям домашнего хозяйства, написанный Сильвестром для сына Анфима. «Домострой» знаменовал упадок внутренней религиозности и проникновение рационализма в мировоззрение торговых слоев. Рост городов и бюргерства вызывал появление подобных хозяйственных энциклопедий, регламентировавших быт зажиточного горожанина, и в других странах. «Домострой» Сильвестра перекликается с чешскими памятниками — четвертой книгой «Учения христианского» Фомы Щитпого, предшественника Яна Гуса, «Советами отца сыну» Смиля Фляшки (XIV в.), итальянским «Рассуждением об управлении семьей» Пандольфини, французским «Парижским хозяином» (XV в.) и т. д. В «Домострое», как и во всех этих сочинениях, быт трактовался как единственная форма удовлетворения человеческих потребностей на земле. Формальное соблюдение религиозных обрядов — вот что требовал от «рачительного» хозяина составитель «Домостроя». «Домострой» подробнейшим образом описывал, как следует накрывать на стол, как уставлять на чистой скатерти бесконечные столовые «суды». В «Домострое» содержались рецепты приготовления постных кушаний, скоромных, различных напитков и сладких кушаний. В глазах читателя «Домостроя» дом был не его временным земным прибежищем, преддверием ада, рая или чистилища, а человеческой храминой, о которой он обязан был заботиться не меньше, чем о настоящих храмах. Дома украшались орнаментальными и животными мотивами.

Все большее распространение получали восточные и итальянские шелковые ткани, западные сукна, даже высшее черное духовенство не отставало от общего поветрия. Модным среди мирян было ношение «платья и одежды иноверных земель», в том числе и восточных тюбетеек. Распространение предметов роскоши сопровождалось все большим вниманием к человеческому телу. И мужчины, и женщины начали тщательно следить за собой. Мужчины стали выщипывать усы, бриться и «подсекать» бороду ради моды. Как ни протестовал против этих новых веяний Стоглав, он не в силах был остановить общего движения. Широко распространились такие игры, как шахматы и шашки. Запрещения Стоглава «бесчинствовать» шахматами и предостережения «Домостроя» относительно будущей судьбы игроков не могли остановить увлечения ими. Сдвиги в мировоззрении и миропонимании не привели к освобождению от пут религиозной философии. Выбираясь из них, светский человек России попадал в новые, становясь лицом «государственным». Для укрепления своего положения государство широко использовало православие и церковь, а последняя — царскую власть для упрочения господства над душами и телами верующих. Союз православной церкви и царизма обеспечил победу контрреформации в России. Под ее знаком прошло развитие русской культуры 50–80-х годов XVI в. Как бы ни складывались взаимоотношения царизма и церкви, они выступали единым фронтом против развития свободолюбивой и творческой мысли.

На службе царю и церкви

В Старице в 1561 г. был сооружен Борисоглебский собор, знаменитый своими изразцовыми рельефами. Собор в Дмитрове при Владимире Старицком (1566—1569) был украшен такими же рельефами.

Литература и летописание: Давно прекратили свою деятельность местные центры летописания. Только на северо-западе (в Новгороде и Пскове) или в отдельных монастырях появлялись небольшие летописи, составители которых изредка размышляли о судьбах страны в тяжелые годы опричнины. Общерусское летописание полностью стало государственным делом. Его вели теперь в государеве дворце, под руководством близких к царю Алексея Адашева и Ивана Висковатого. Сам царь участвовал в этом, «переписывая» историю в связи с новыми политическими катаклизмами. Летопись становилась хроникой придворных событий, войн и дипломатических приемов, основанной на материалах государственного архива, превращаясь в свод выдержек из посольских и разрядных книг.

Дольше всех подобие самостоятельности сохраняла одна область литературы — публицистика. Основные догматы православия подверглись сокрушительной критике «еретиков». Под напором передовой общественной мысли религиозная культура средневековья дала трещину. В канун введения опричнины в России безраздельно господствовал один публицист — сам царь. Фактическое исчезновение в годы опричнины публицистики как жанра свидетельствует о глубоком и трагическом кризисе общественной мысли. В связи с канонизационными соборами 1547—1549 гг. в макарьевском кружке были составлены особая редакция жития Александра Невского, освободившего Псков от немецких рыцарей, Ефросина, основателя Псково-Печерского монастыря, в 1558 г. — новгородских святых Никиты и Нифонта, повесть о юрьевском «мученике» Исидоре. Даже житийная литература оказалась на службе царизма. Лишь в изображении эпизодов классовой борьбы крестьянства жития правдоподобны.

Стоглав как памятник публицистики середины XVI в. показывал состояние официальной идеологии. Он был лишен каких-либо творческих начал. Стоглаву вторил и «Домострой», предписывавший возносить молитвы о здравии царя — в церкви и дома.

На канун опричнины приходится создание произведений, целью которых был пересмотр истории России с точки зрения официальных концепций (Казанская история, Степенная книга, Лицевой летописный свод). «Степенная книга», написанная в 1560—1563 гг. по поручению митрополита Макария царским духовником Афанасием (Андреем, позднее митрополитом), оказалась одним из наиболее значительных историко-литературных произведений эпохи. В 1564—1565 гг. была написана «Казанская история», повесть, излагающая историю Казанского ханства и многовековой борьбы с ним России. Авторы «Степенной книги» и «Казанской истории» пользовались беллетристическими приемами изложения. Ополчившаяся на занимательное светское чтение официальная литература (будь то церковная, будь то светская) уже не могла придерживаться старых канонов, что ярко свидетельствовало о ее внутреннем кризисе.

Основной круг чтения законопослушного читателя определялся житийными и святоотеческими произведениями, которые, как и некоторые сочинения светского или полусветского содержания (книга Иосифа Флавия «О пленении Иерусалимском», «Космография» Козьмы Индикоплова и т. д.), были включены Макарием в «Великие Четьи Минеи». Беллетристические произведения (например, «Повесть о Динаре») были лишены диалогов, остросюжетных конфликтов, резких поворотов в судьбах героев.  «Душеполезные» произведения типа «Повести о Динаре», «Повести о Евстратии-Велизарии», «Прения живота со смертью» вытеснили переводные занимательные сочинения предшествующего времени. Эти повести приобретали характер агиографических (житийных) сочинений (например, «Повесть о Варлааме и Иоасафе», «Сказание о Вавилоне», включенные в «Великие Четьи Минеи»).

Архитектура и скульптура: Строительство каменных сооружений было подчинено целям внешней и, в особенности, внутренней политики государства. Управление строительством сосредотачивалось в руках царя, что было оформлено в 1583 г. созданием приказа Каменных дел. Основное место в крепостном строительстве во время Грозного заняло сооружение крепостей на севере страны, где царь хоронился или намеревался отсиживаться от своих действительных или мнимых врагов. Так возникла крепость Александровой слободы, где было сооружено и несколько храмов, больше похожих на башни, чем на церкви. Продолжалось строительство на востоке (в Свияжске и Казани им руководил псковский городовой мастер Постник Яковлев) и на западе (в 1557 г. Иван Выродков и П. П. Головин ставили «...город от Немец усть-Неровы реки... у моря для пристанища морьскаго корабленого». Архитектурным памятником, который должен был увековечить венчание Грозного на царство, был храм Иоанна Предтечи (покровителя Ивана Грозного), в 1553—1554 гг. построенный в соседнем с Коломенским селе-усадьбе Дьякове.

Жизнерадостная и нарядная церковь Покрова Богородицы (храм Василия Блаженного), «преудивлепа различными образцы и многими переводы», была исполнена чувства ликования.

Покровский собор узаконил новую для каменного зодчества форму шатровых сооружений, ставших преобладающими в дворцовом строительстве третьей четверти XVI в. Дворцовая архитектура пыталась утвердить идею прославления самодержавия, прибегая для этого к новым формам. Шатровые церкви как символ укрепляющейся царской власти были воздвигнуты в Брусенском монастыре, расположенном внутри кремля г. Коломны (1552), в Воротынске на Угре (середина XVI в.), в Лютикове монастыре (1559). Вслед за переходом Старицы в руки Ивана IV там также началось сооружение шатрового храма.

Скульптурным мемориалом венчания Грозного на царство должен был стать Мономахов трон, или место (1551 г.), установленный в Успенском соборе. Пластичность и динамичность резьбы может дать некоторое представление об искусстве скульптуры того времени. Произведения мелкой пластики (нагрудные иконы, иконки-складни, мощевики-ковчеги и кресты) после Стоглава, как показала Т. В. Николаева, отличались большим единообразием, чем ранее. Возможности проникновения в изобразительное искусство народной традиции уменьшались. Москва, вернее Кремль «царствующего града», стала и центром художественной жизни. Прославлению военных побед посвящена роспись Золотой палаты Кремлевского дворца (1547—1552). В росписи использованы сюжеты русской истории, библейских рассказов и притч. Впервые в истории русской художественной культуры вопросы искусства становятся предметом обсуждения церковных соборов (1551 и 1554 гг.), складывается определенный план создания произведений различных видов искусства: монументальной живописи, книжной иллюстрации и прикладного искусства, в частности резьбы по дереву.

Каноны: Стоглав установил специальные правила о том, как следует писать иконы. Стоглавый собор принял решение о введении лицевых иконописных «подлинников», дающих образцы, т. е. схематическую характеристику, изображений отдельных святых и целых композиций. Такие инструкции содействовали стандартизации обликов святых и должны были искоренить «самомышление» иконописца, литейщика, резчика.  Стоглав ополчился и на иконописцев, которые «по торгам ходят с образы без чести». В творчестве мастеров, писавших иконы вне мастерских, «на широкого потребителя» и продававших их вразнос, органически соединялись и народные представления о тех или иных святых, и элементы ремесленничества, сплавленные с трафаретным изготовлением по «подлинникам». Вопрос об изображении современников встал в связи с изготовлением икон для Благовещенского собора. Молящиеся цари, святители, народ напоминали живых людей, хотя изображения и были лишены портретного сходства. В угоду царю Стоглав подтвердил право изображать на иконах не только святых, но и живых царей и священнослужителей. Наместники бога на земле таким образом, как бы причислялись к лику святых.

Собор волновал и вопрос об «изобразимости божества». Речь шла о запрещении писать на иконах бога-отца, как это делалось на Западе. Образец так называемой новозаветной Троицы (бог-отец ц бог-сын на престолах с голубем между ними) представила четырехчастная икона, изготовленная для Благовещенского собора Московского Кремля псковскими мастерами вскоре после пожара 1547 г. Создание четырехчастной иконы возбудило массу кривотолков. Этот список был рассмотрен на соборе 1554 г., который занимался делом М. Башкина. Собор 1554 г. отверг упреки осмелившегося иметь собственное мнение дьяка, но вынужден был признать справедливость обвинений в «латынстве».

Собор 1554 г. постановил и впредь держаться символико-дидактического жанра. В 60–70-х годах в иконах нового типа, выдержанных в богословско-дидактическом стиле, содержатся огромные многофигурные композиции, почти лишенные выразительности. Так, изображение Ирода на иконе Рождества Богородицы, возможно, отражает желание иконописца посрамить всемогущего государя. Собор 1554 г. разделил живопись на два вида — историческое, или бытийное, письмо, т. е. изображения на евангельские и библейские сюжеты, и приточное (изображения на темы притч). Наряду с изображением притч стали появляться и аллегории современных событий. Такова знаменитая икона «Церковь воинствующая» — живописный мемориал «Казанского взятия»; Впрочем, икона весьма далека от монументальности. В 60-е годы велись работы еще над одним грандиозным памятником правления Ивана IV — лицевым летописным сводом. Каждый лист общерусской Никоновской летописи должен был быть иллюстрирован. Созданный по непосредственному распоряжению царя, свод содержал историю человечества от библейских времен до его царствования, он увековечивал и прославлял власть русских самодержцев, незыблемую до конца мироздания. Лицевой свод невольно перерос свое непосредственное назначение. В лаконичном и условном стиле его миниатюр детально и разнообразно изображены всевозможные стороны русской жизни.

Ремёсла: Ювелирное искусство также было в основном поставлено на службу монарха. В Москве сосредоточились лучшие злато- и среброкузнецы, сканых дел мастера. Царскую казну пополнило много новой утвари, в том числе очень строгое, с ритмичным узором блюдо Марии Темрюковны, серебряная заздравная чаша 1564 г. и, наконец, корона.  

Не менее роскошны были и вклады Ивана IV в крупнейшие монастыри: цаты (подвески) к золотому окладу иконы Троицы Андрея Рублева, оклад иконы «Одигитрии» Архангельского собора, оклад рукописного Евангелия в Благовещенском соборе в Москве и другие. В ювелирных изделиях широко используются драгоценные камни — сапфиры в сочетании с изумрудами и красными яхонтами. Неотделанные камни, лишенные блеска, цветовыми пятнами украшали изделия.

Те же тенденции к пышности и великолепию отличают и шитье. Последним значительным произведением этого времени, выполненным в традициях русского и южнославянского шитья с богатой красочной гаммой, была плащаница, вышитая шелком в мастерской Евфросинии Старицкой 1565 г. для Кирилло-Белозерского монастыря. В шитье постепенно начинает преобладать металлическая — золотая и серебряная нить.

В годы опричнины интерес царя к изобразительному искусству приобретает особую целенаправленность. На фресках крытых галерей и приделов, пристроенных к Благовещенскому собору (1564), и великокняжеской усыпальницы Михаило-Архангельского собора (1564—1565) были запечатлены предки Грозного. Далекие от портретного сходства, фрески точно указывали сан, чин и возраст воспроизводимого лица. Изображения античных мудрецов, в том числе Аристотеля и Гомера, отличаются присутствием чисто русских деталей. Тенденции официального искусства прослеживаются и в новоприсоединенных районах, в частности, в стенописи собора Свияжского монастыря (1561). Здесь и многочисленные сюжеты аллегорического характера, и апокрифические легенды, причем в некоторых изображениях животных явно чувствуется западное влияние.

По мере усиления повествовательного начала в изобразительном искусстве московские мастера стали опираться на достижения новгородской и псковской школ. Многочисленные местные школы и направления постепенно сменялись одним общерусским, сохраняя местные особенности только в частностях. Художники этого времени, чтобы воспрепятствовать разномыслию, пытаются объяснить каждое слово иллюстрируемого ими текста. Произведения перегружены деталями, многочисленными фигурами, лишь косвенно относящимися к теме; они лишены той глубины, цельности и величественности, которой по праву гордится русское искусство XV в. Во время Ливонской войны, поглощавшей большие средства и требовавшей напряжения сил всей страны, несколько ослабела и строительная деятельность. Был сооружен только один более или менее значительный храм — Успенский собор в Вологде, задуманный как повторение московского. В 70-е годы прекратилось создание каких-либо новых памятников архитектуры и живописи.

Животворный родник

Народ оставался хранителем ее ценностей и той основы, на которой возник новый подъем культуры в XVII в. Народная традиция наиболее непосредственно проявляется в прикладном искусстве. К сожалению, большая часть произведений прикладного искусства не дошла до нашего времени. Сохранились только знаменитые новгородские коробьи — красные и желтые, окованные черным и белым железом, снабженные замками. Коробьи — непременная принадлежность монастыря и монастырского подворья, богатого боярского и купеческого двора — использовались также для хранения царского архива и казны. Уцелели и немногочисленные прялки.

Пожалуй, в области деревообработки, не регламентированной строгими нормами государственных или церковных распоряжений, мог дольше сохраниться дух неповторимости, противоборствовавший единообразию, охватившему культуру.

Этой тенденции противостояла и устная народная культура. Игры, вождение медведей, сопровождавшиеся острыми шутками о правителях, будили живую мысль народа, вызывая противодействие церкви и государства.

XVI век дал России Василия Блаженного, канонизированного церковью в 1588 г. Этот «святой» выступал в роли правдолюбца. Житие этого юродивого обрастало легендами, в которых народ делал его обличителем неправедных деяний царя.

Не менее отчетливо прозвучал он и в песнях. Народ осудил скорый и неправый суд Ивана IV в песнях «Взятие Казани», «Гнев Ивана Грозного на сына». Вера в непобедимые силы народа звучит в песнях о чванливом Кострюке-Мастрюке, воплотившем реальные черты одного из инициаторов опричнины черкесского князя Михаила Темрюковича. Народная память надолго удержала представление о беспримерном подвиге освобождения пленных в Казани в песне «Молодец зовет девицу в Казань».

В былине о Вавиле-скоморохе изображен царь Собака, правивший в «инишьнем» (другом) царстве. В этом мотиве — отзвук репрессий, чинимых опричниками, и мечты крестьян о «своем» царе, грядущем торжестве счастья и справедливости. В произведениях народного творчества складывался идеал крестьянина, свободного в выборе своей судьбы. В песнях о Ермаке Тимофеевиче звучит тема свободного выбора пути.

Живые родники народного творчества пробивались на окраинах Русского государства, особенно на севере, переживавшем пору значительного экономического подъема. Здесь строились небольшие церковки «посадского типа», прообраз будущей светской и церковной архитектуры XVII в. Традиции народного деревянного зодчества давали себя знать и в крепостном строительстве севера и востока страны. Так строили Строгановы укрепленные городки. В 1584 г. была сооружена деревянная крепость Архангельска, единственного русского морского порта.

В районе Среднего Поволжья, в таких центрах, как Углич, Ярославль, Кострома, Нижний Новгород, складывается новый слой художников — городских светских мастеров. Особенно выделяется строгановская школа письма, в творчестве Прокопия Чирина и Истомы Савина давшая выход новому мироощущению — любованию реалиями мира.

Время Грозного — время грандиозных перемен в области культуры.

Россия, единственная независимая славянская страна с преобладающим православным населением, стала оказывать не только материальную, но и культурную помощь другим славянским народам.