Нанотехнологическая антиутопия

 

Мы не ошиблись! Натотехнология, скрещенная с нынешней правящей «элитой» глобализма и генно-биологической революцией, сулит нам ад. Такой, где от России и русских не останется и воспоминания. Впрочем, как и от нынешнего Запада тоже. Поэтому – кровь из носу! – но надо, чтобы технологии творения всего из материи оказались в руках люденов-русов, а не кого-нибудь еще.

Когда мы работали над книгой, один из наших товарищей прислал нам статью, подписанную псевдонимом «Реактор». И вышла она на сайте «Молодежное научное общество» (http://www.mno.ru/). Подумав, мы решили сделать ее подглавкой. Итак…

«Первопричиной всех по настоящему глубоких и прочных изменений в жизни людей всегда была новая техника. Социальные перевороты могут лишь ускорить или затормозить ее прогресс, но сами по себе они не способны преобразовать общество. Общество, разбитое социальной революцией, очень скоро возрождается под иным именем, с иными людьми, но с прежней структурой. Единственной силой, противостоящей этой тенденции является новая техника. Только она может предложить людям новые условия жизни, и только новые условия жизни могут подвести фундамент под коренную ломку и изменения общественных отношений.

В ближайшие 5-15 лет новые научно-технические достижения коренным образом изменят промышленность, общество и международные отношения. Основой этих перемен послужат нанотехнология. Ее развитие ведет к революционным успехам в электронике, оптике, биотехнологиях, созданию принципиально новых материалов и оборудования. В свою очередь достижения этих направлений вызовут внезапные технологические прорывы в таких областях, как нейроэлектроника, искусственный интеллект, энергетика, микроробототехника, молекулярное производство. В США государственные исследования по нанотехнологиям проводятся в рамках хорошо финансируемой Национальной Нанотехнологической Инициативы.

Это закономерный этап научно-технического прогресса, основа будущего процветания. К сожалению, наша страна отстает по всем этим направлениям на 10–20 лет и правящие круги ряда зарубежных стран, заинтересованные в достижении мирового господства, не пренебрегут возможностями для оказания на нашу страну беспрецедентного силового давления вплоть до полного уничтожения и захвата.

Как только начнётся процесс складывания из атомов, то «всего лишь пятьдесят лет» могут принести большее количество изменений, чем все, что случилось со времён средневековья. Несмотря на все, что мы слышим о современных технологических революциях, в действительности они не сделали таких больших перемен в нашей жизни, как революции первой половины столетия. Действительно ли телевидение изменило наш мир? Несомненно, меньше, чем это сделало радио, и даже меньше, чем это сделал телефон. Как насчёт самолетов? Они просто уменьшили время путешествия с дней до часов – в то время как железная дорога и автомобиль уже сделали большие изменения, сократив это время путешествия с недель до дней! Но ряд новейших технологий ставят нас на порог поистине значительных перемен; нанотехнология могла бы иметь большее влияние на наше материальное существование, чем такие два последних больших изобретения этого рода – замена палок и камней металлом и цементом и использование электричества. Точно так же мы можем сравнивать возможное воздействие искусственного интеллекта на то, как мы думаем, и на то, как мы могли бы начать думать о самих себе, только с двумя более ранними изобретениями: изобретением языка и письма.

Искусственный интеллект быстро устранит вообще всякую потребность в человеческих массах. Ведь для огромного большинства задач, которые выполняют люди, интеллект вообще не нужен. Это справедливо для 97,8 % рабочих мест как в сфере физического, так и умственного труда. Что же нужно? Хорошая ориентация, навыки, ловкость, сноровка и сметливость. Всеми этими качествами обладают насекомые. Оса вида сфекс находит полевого сверчка, впрыскивает в его нервные узлы яд, который парализует, но не убивает его, потом выкапывает в песке нужных размеров норку, кладет рядом с ней жертву, заползает в норку, чтобы исследовать, хорошо ли она приготовлена, нет ли в ней сырости или муравьев, втаскивает сверчка внутрь, откладывает в нем свое яичко и улетает, чтобы продолжить эту процедуру, благодаря которой развившаяся из яичка личинка осы может до своего превращения в куколку питаться свежим мясом сверчка. Тем самым оса демонстрирует превосходную ориентацию при выборе жертвы, а также при выполнении наркологическо-хирургической процедуры, которой подвергается жертва; навык в сооружении помещения для сверчка; сноровку при проверке того, обеспечены ли условия для развития личинки, а также сметливость, без которой вся последовательность этих действий не могла бы осуществиться. Оса, быть может, имеет достаточно нервных клеток, чтобы с неменьшим успехом водить, например, грузовик по длинной трассе, ведущей из порта в город, или управлять межконтинентальной ракетой, только биологическая эволюция запрограммировала ее нервные узлы для совершенно иных целей. Речь, разумеется, не о том, чтобы строить из электроники «настоящих» ос, пауков или пчел, а лишь об их нейроанатомии с заложенной в нее последовательностью действий, необходимых для достижения заранее намеченных запрограммированных действий.

Технологические изменения радикально изменят задачи и характер применения всех видов силовых структур. Сам характер ведения боевых действий, принципы хода и исхода войны изменятся до неузнаваемости. Произойдет стирание различий между войной и миром, так как мир превратится в постоянную подготовку к войне, а подготовка к войне станет неотличима от самой войны. Если сегодня поимка иностранного шпиона не служит поводом для немедленного ядерного удара, то обнаружение деструктивных высокотехнологичных устройств поблизости от стратегических объектов может означать фактическое начало войны, поскольку лишает обороняющуюся сторону времени, необходимого для ответного удара. Ситуация противостояния при высокой автоматизации боевых систем приведет к стиранию различий между военным и гражданским населением, когда все граждане будут работать на оборонные цели в гораздо большей мере, чем во время «холодной войны».

Не будет также различий между ведением войны профессиональными армиями, и террористическими операциями, так как терроризм сегодня становится все более популярным инструментом ведения войны «от третьего лица». На самом деле, с военной точки зрения не имеет значения, отваживаются ли политики прямо указать на принадлежность террористической банды сильному и устрашающему противнику. А трусливых политиков и руководимых ими государств не останется на карте уже после первых дней войны.

Непрерывность и скоротечность войны будет обусловлена высоким технологическим уровнем оружия – современные и перспективные платформы за несколько часов способны доставить вооружение в любую точку земного шара и его окрестностей, а щедро финансируемые за рубежом программы создания орбитальных комплексов с лазерным и ионным оружием позволят поражать цели на всей поверхности Земли через секунды после их обнаружения. Цена времени будет гораздо более высокой, чем в I или II мировых войнах, поэтому ни одна из сторон не допустит даже минутной паузы в активных действиях. Высокая динамика тактической и стратегической ситуации приведет к нечеловеческой сложности и напряженности боевых действий. От командующих самого высшего уровня потребуется 24-часовое внимание и принятие стратегических решений в течение многих месяцев войны и нескольких лет предвоенного состояния. Необходимость координировать действия миллионов разнородных боевых единиц, учитывать действия и моделировать планы каждой из сторон, потребует наличия очень мощных компьютеров с развитым искусственным интеллектом.

Стирание различий между материей и информацией, вызванное прогрессом наноэлектроники и молекулярного производства, приведет к драматическому возрастанию информационной компоненты боевых действий. В недрах программного обеспечения лабораторий, заводов, боевых единиц и командных пунктов развернутся не менее масштабные и гораздо более скоротечные боевые действия с целью нарушить работу программируемых устройств противника.

Стирание различий между живой и неживой природой, вызванное прогрессом биотехнологий и технологий интеграции живых и наноэлектромеханических систем, не только расширит возможности лечения раненых, но и приведет к появлению широких классов эффективных боевых единиц, которые с трудом можно будет однозначно отнести к личному составу или к военной технике, что само по себе кардинально изменит все военное дело. Ведь доселе все составные части вооружения были приспособлены к человеку, имели в виду его анатомию (чтобы ему было удобнее убивать) и физиологию (чтобы его было удобнее убивать).

Чем разрушительнее воздействие какой-либо стихийной силы или какого-либо оружия, тем меньшие по размерам организмы или системы имеют возможность уцелеть в зоне разрушения. Поэтому не человекообразные автоматы составят армию нового типа, а искусственные насекомые. Большая часть этого неживого микровоинства могла бы по первому сигналу об опасности атомного нападения глубоко закопаться в землю и вылезти наружу после взрыва, сохраняя боеготовность даже там, где отмечалось убийственная радиация: ведь солдат этот не только микроскопический, но и небиологический, то есть мертвый. В то же время боевой единицей станет микроармия, лишь как целое обладаюшая заданной мощью и боеспособностью (точно так же, только целый рой пчел, а не отдельная изолированная пчела, может рассматриваться как самостоятельный организм). Поскольку театры военных действий будут постоянно подвержены опасности ядерного удара, который уничтожает не только боевые силы, но и всякую связь между отдельными родами войск, а также между войсками и командованием, появятся неживые микроармии множества типов, в своих действиях руководствовующиеся двумя противоположными принципами.

Согласно принципу автономности, такая армия будет действовать, словно боевой поход муравьев, волна болезнетворных микробов или нашествие саранчи. Последняя аналогия дает особенно наглядное представление о тактике такой армии. Как известно, в сущности даже тучи саранчи, насчитывающие сотни миллиардов особей, прямой опасности для человека не представляют. Но одной лишь своей гигантской массой они способны вызвать крушение поездов, превращают день в ночь и парализуют любое движение. Даже танк пробуксовывает, въехав в огромное скопление саранчи: она превращается в кровавое месиво, в котором гусеницы вязнут как в болоте. Так вот мертвая, искусственная «саранча» будет сравненно страшнее, ибо конструкторы снабдят ее для этого всем необходимым. Она будет действовать, как мы уже сказали, автономно, согласно программе, и обходиться без постоянной связи с каким-либо центром командования. Можно было, конечно, уничтожать искусственную саранчу атомными ударами, но это было примерно то же, что палить из атомных пушек по облакам: образовавшиеся разрывы вскоре затянули бы другие облака. Согласно принципу телетропизма, микроармия будет огромной (плывущей по морю или рекам либо летающей) совокупностью самособирающихся элементов. К цели, избранной на основании тактических или стратегических соображений, она будет направляться в полном рассредоточении с нескольких сторон сразу, чтобы лишь перед самой целью слиться в заранее запрограммированное целое. Таким образом, боевые устройства должны выходить с заводов не в окончательном виде, готовые к боевым действиям, но словно микроскопические кирпичики, способные сплотиться в боевую машину на месте назначения.

Современное тяжелое, громоздкое броневооружение падет под натиском микроармий столь же быстро, сколь и бесповоротно. Как микробы незаметно проникают в организм животного, чтобы убить его изнутри, так неживые, искусственные микробы, согласно приданным им тропизмам, проникнут в дула орудий, зарядные камеры, моторы танков и самолетов, каталитически прогрызут насквозь броню или же добравшись до горючего или боеприпасов, взорвут их. Да и что сможет поделать самый храбрый и опытный солдат, обвешанный гранатами, вооруженный автоматом, ракетометом и прочим огнестрельным оружием с микроскопическим и мертвым противником? Не больше, чем врач, который решил бы сражаться с микробами холеры или чумы при помощи молотка или револьвера. Среди туч микрооружия, самонаводящегося на заданные цели, человек беспомощен так же, как римский легионер со своим мечом и щитом под градом пуль. Людям придется покинуть поля сражений уже потому, что специальные виды биотропического микрооружия, уничтожающего все живое, убьют их в считанные секунды.

Микроармия сможет без труда преодолеть любую оборонительную систему и вторгнуться в глубокий тыл неприятеля. Это для нее не сложнее, чем для снега или дождя. В то же время крупнокалиберное атомное оружие окажется бесполезным на поле боя, его применение попросту не окупится. Прошу вообразить себе попытку сражаться с вирусной эпидемией при помощи термоядерных бомб. Эффективность наверняка будет мизерной. Можно, конечно, спалить обширную территорию даже на глубину сотен метров, превратив ее в безжизненную, стеклянную пустыню, но что с того, если час спустя на нее начнет падать боевой дождь, из которого выкристаллизуются «отряды штурма и оккупации»? Водородные бомбы стоят недешево. Труднейшей задачей «безлюдного» этапа военной истории окажутся поиски способа отличить врага от своих. Способы маскировки и демаскировки повторят способы, существующие в живой природе: иммунитет, борьба антигенов с антителами, тропизмы, а кроме того, защитная окраска, камуфляж и мимикрия. Неживое оружие сможет прикидываться летящей пыльцой или пухом растений, натуральными насекомыми, каплями воды, но за этой оболочкой будет скрываться химически разъедающее или несущее смерть содержимое.

Микроармии создадутся в два этапа. На первом этапе конструкторами и изготовителями безлюдного микровооружения будут еще люди. На втором этапе разработка, испытания и производство целиком станут уделом машин. Люди устранятся сначала из армии, а затем и из военной промышленности, а значит станут вообще никому не нужны. Любая из неживых армий будет несравненно сложнее, чем улей или муравейник. В плане своей структуры и внутренних зависимостей она соответствует скорее «большим биотопам» живой природы, то есть целым пирамидам видов флоры и фауны, которые живут совместно на определенной территории, в определенной экологической среде и между которыми существует сложная сеть отношений конкуренции, антагонизма и симбиоза, уравновешивающих друг друга в процессе эволюции. Для управления ими потребуется мощный искусственный интеллект.

Нанотехнология не только изменит характер ведения войны, но и создаст новые, значительные и решающие, причины для ее внезапного начала.

До сих пор, мир основывался на стратегии гарантированного взаимного уничтожения, подразумевающей, что каждая ядерная держава, как например, Россия, США, Китай, имеет средства ядерного возмездия, которые не могут быть уничтожены ядерной атакой противника. Так, ядерное оружие может уничтожить Москву, Нью-Йорк, Пекин, но оно не может уничтожить подводные лодки в глубинах океана, подземные пусковые установки, или бомбардировщики, патрулирующие в небе, до того как они успеют нанести ответный удар. Нанотехнологические боевые устройства смогут в течение считанных часов незаметно найти эти средства возмездия и сделать их непригодными. В результате, применившая их сторона сможет безнаказанно применять ядерное оружие, зная, что ее противник больше не способен нанести ей гарантированного ущерба.

Осознание этого факта руководствами государств вызывает вовлечение все новых участников в гонку вооружений по созданию молекулярного производства, которая приведет победителя в ней к мировой нанотехнологической диктатуре. Причем, в эту гонку включаются и неядерные государства, поскольку нанотехническое оружие сможет нанести технике и людям противника не меньший ущерб, чем ядерное, но при гораздо большей избирательности.

Нанотехнологическая гонка вооружений неизбежно приводит к мировой военной нестабильности. Большое количественное превосходство одной из сторон в созданных вооружениях может подтолкнуть ее к решению о нанесении безнаказанного удара по своим противникам. Учитывая экспоненциальный темп производства, характерный для нанотехнических вооружений, можно предполагать, что ни одна страна не захочет подвергаться риску упустить немного времени, что даст противнику преимущество в разы.

Это создает беспрецедентное давление на лиц, принимающих решения, о немедленном наращивании военного потенциала. Так всеми овладевшими молекулярным производством сторонами могут быть очень быстро произведены беспрецедентные количества очень разрушительного оружия.

Необходимость точного контроля действий противника приведет к огромной протяженности фронта – на земле, в океанах, в воздухе и в космосе. Более чем возможно взаимопроникновение боевых устройств на территорию противника. Поскольку распознавание сигнала об атаке и доведение приказа на ответный удар займет время, каждой из сторон будет выгодно атаковать первой и по всем направлениям одновременно.

Точное равенство в технологии, ресурсах и вооружениях в любом случае нереалистично, что приводит к так называемой «нестабильности раннего преимущества» – если кто-то начнет раньше других лидировать в нанотехнической милитаризации, осознание того факта, что конкурент может иметь более быстрые системы молекулярного производства, или более совершенное оружие, или имеет доступ к большему количеству сырья, обеспечивает дополнительный мощный стимул для превентивного удара. Более того, после долгого мира никто толком не представляет эффективности вооружений и производственной базы противника.

Равный старт здесь также невозможен. В любом случае нанотехнологии одной из сторон будут более развиты, ее компьютеры будут более быстрыми, ее оружие будет более эффективным, ее финансирование будет лучшим. Понимая это, отстающие страны, вынуждены начинать соответствующие приготовления заранее и в секрете, а как только будут пойманы на этом, они будут вынуждены атаковать, чтобы не потерять уже созданного преимущества. А сверхдержава с большим арсеналом обычных вооружений, не дожидаясь этого, может опасаться таких конкурентов и просто нанести по подозрительным странам превентивный удар обычными средствами.

Переход от централизованного узкоспециализированного производства к децентрализованному универсальному, основанному на атомной сборке, устранит предпосылки для торговли между странами (а потом и между предприятиями) – основной связывающий фактор. Каждое государство, владеющее нанотехнологией, станет самодостаточным организмом, которому будет только выгодно остаться на мировой карте одному. Масштабная автоматизация устранит абсолютное большинство рабочих. Несмотря на радужные прогнозы оптимистов и коммунистов о том, что тогда все займутся научно-техническим творчеством и искусством, приходится признавать, что большинство населения любой страны не способно и не стремится заниматься ни тем, ни другим. А предприятия ни за что не станут платить бездельникам из благотворительных целей когда компьютеры и усовершенствованные роботы станут выполнять ту же работу лучше и дешевле.

Этот процесс будет все усугубляться – с постепенным превышением экономической эффективности машин над уровнем среднего гражданина, миллиарды людей окажутся не востребованы экономикой, и не способны освоить в короткие сроки новые профессии. Это приведет к массовой безработице, коллапсу потребительских рынков, сворачиванию производства потребительских товаров – армиям безработных будет нечем заплатить за товары. Они станут не нужны своим правительствам и станут представлять угрозу. Это приведет к еще большей автоматизации и милитаризации промышленности ведущих индустриальных государств – потребность в уничтожении внутренних и внешних врагов выйдет на первое место для элит, руководящих этими государствами.

Более того – прогресс в биомедицинских технологиях, вызванный наномедициной – лечением на молекулярном уровне, приведет к возможности значительного, а со временем и неограниченного продления человеческой жизни. То есть естественная смерть, с которой мы все сегодня так или иначе смирились, станет необязательным завершением жизни. Это вызовет совсем другие отношение к опасности, в том числе и к военной. Сегодня нам легко проявлять смелость и мириться с наличием врага, поскольку все мы знаем, что рано или поздно все равно умрем и нам нечего особенно в этом смысле терять. А завтра лидеры технологически развитых государств станут мыслить иначе. Как сегодня одурманенные религиозные фанатики способны на все, чтобы, как им кажется, обрести «вечную жизнь в раю», так завтра будут рассуждать совершенно рациональные и могущественные люди. А мы знаем, что когда живые существа борются за само свое существование, то понятия эстетики, гуманизма, морали, к сожалению, отходят на второй план. И целью новой войны будет не территория, не нефть, не политические успехи – ее целью будет полное физическое истребление противника, поскольку пока противник жив, он еще способен каким-либо образом извернуться и нанести смертельный удар.

Граница между войной и миром, и без того не слишком отчетливая, теперь совершенно сотрется. Уже ХХ век покончил со стеснительными ритуалами открытого объявления войны и ввел в обиход такие понятия, как нападение без предупреждения, пятая колонна, массовые диверсии, «холодная война», война через посредников, и все это было лишь началом уничтожения границы между войной и миром. На смену альтернативе «война или мир» пришло состояние войны, неотличимой от мира, и мира, неотличимого от войны. Прежде, когда диверсантами могли быть лишь люди, диверсия выступала под маской доблести и добродетели. Она проникала в поры любого движения, не исключая таких невинных его разновидностей, как общества собирателей спичечных коробков или хоровые кружки пенсионеров. Впоследствии, однако, диверсией сможет заниматься все что угодно, от гвоздя в стене до порошков для смягчения жесткой воды. Поскольку люди не будут составлять уже реальной боевой или политической силы, не стоит переманивать их на свою сторону при помощи пропаганды или склонять к сотрудничеству с врагом. Начнут случаться явления, которые прежде сочли бы природными, но теперь они вызывались неведомо кем, и даже неизвестно, вызывались ли они вообще кем бы то ни было. Кислотные дожди, выпадавшие из загрязненных промышленными отходами облаков, известны еще с ХХ века. Если дожди станут разъедать автострады, линии электропередач, стены и крыши заводов, то невозможно будет установить, чье это дело: отравленной природы или вражеских диверсантов. И так во всем. Массовый падеж скота, это естественная эпизоотия или искусственная? Циклон, обрушившийся на побережье, – случайный, как прежде, или же вызванный скрытым перемещением воздушных масс над океаном посредством невидимых туч микрометеорологических диверсантов, не больше вируса каждый? Гибельная засуха – обычная или опять-таки вызванная отводом дождевых облаков? Подобные бедствия обрушатся на весь мир. И в то время как одни увидят в этом доказательство их естественного происхождения, другие объяснят глобальный характер загадочных катастроф тем, что все располагают уже «безлюдными» средствами воздействия на большом расстоянии и вредят друг другу, официально заявляя, что будто бы ничего не делают. Схваченного с поличным диверсанта нельзя уже будет подвергнуть перекрестному допросу и даже спросить о чем бы то ни было, поскольку синсекты и псевдомикробы даром речи не обладают. Все новые отрасли мировой науки поглотятся военными службами, занимающимися различением искусственного и естественного. Ведь в диверсионном происхождении придется подозревать ураганы, болезни сельскохозяйственных культур, падеж скота и даже падение метеоритов. Сотрутся не только линии фронта, но и различия между мелкими и крупными антагонизмами.

Благодаря достижениям технологии, которая уничтожит различие между естественным и искусственным в каждой области жизни и на каждом участке Земли и ее окружения, где нет больше разницы между естественным и искусственным белком, естественным и искусственным интеллектом, нельзя будет отличить несчастья, вызванные конкретным виновником, от несчастий, в которых никто не виновен. Подобно тому как свет, увлекаемый могущественными силами тяготения в глубь черной дыры, не может выбраться из гравитационной ловушки, так человечество, увлекаемое силами взаимных антагонизмов в глубь тайн материи, очутится в технологической западне. И не имеет значения, что эту яму оно само себе вырыло. Решение о мобилизации всех сил и средств для создания новых видов оружия будут диктовать уже не правительства, не государственные мужи, не воля генеральных штабов, не интересы монополий или иных групп давления, но во все большей и большей степени страх, что на открытия и технологии, дающие Решающий Перевес, первым натолкнется Кто-то Другой. Это окончательно парализует традиционную политику. На переговорах ни о чем нельзя будет договориться, ибо любое проявление доброй воли в глазах другой стороны будет означать, что противник, как видно, имеет в запасе другое, Наиновейшее Оружие, раз готов отказаться от Нового… Невозможность достичь соглашения о разоружении в таких условиях можно доказать математически. На конференциях по разоружению принимаются определенные решения. Но если время принятия миротворческого решения превышает время появления нововведений, радикально изменяющих обсуждаемое на переговорах положение вещей, любое решение становится анахронизмом уже в момент его принятия. Коль скоро «сегодня» приходится договариваться о том, что было «вчера», договоренность из настоящего перемещается в прошлое и становится тем самым видимостью чистейшей воды. Так конфликт будет нарастать до своего абсолютного максимума, пока кто-нибудь все же не покончит со всеми остальными.

И, несомненно, такая война нового типа будет гораздо более разрушительной, чем все войны, пережитые человечеством ранее.

Многие заблудшие люди до сих пор находятся под властью иллюзии будто в мире идет борьба между силами добра и зла. На самом деле борьба происходит лишь между разными силами зла.

Известно, что в США, как и в любой жизнеспособной стране нет и намека на практическое воплощение провозглашаемой «демократии» – стратегические решения как и везде принимаются узкими кругами правящих кланов, связанных финансовыми, политическими, родственными и религиозными узами. Эти кланы отчасти состоят заодно, отчасти же конкурируют между собой, в результате чего на вершину власти выбираются самые жестокие, агрессивные и коварные группировки. Они и определяют в каждый момент политику США и их сателлитов. Кроме того, осознание контуров надвигающихся угроз в сочетании с традиционно сильными в американских и европейских верхах воззрениями мессианского характера превращают людей в религиозных фанатиков, убежденных в своей высшей миссии – уничтожить другие народы и обрести всемогущество и бессмертие через высокие технологии. Еще учения Зороастра и гностиков средневековья содержали положение, что все люди должны возвратиться к первобытному состоянию совершенства, что материя, убежище зла, будет истреблена огнем и что духи, достигшие совершенной зрелости, вознесутся к «полноте разума» вкушать наслаждения неразрывного союза с однородными духами. На разные лады подобные идеи уже просачиваются в массовые СМИ, подготавливая примитивную психологию рядового американца, европейца, китайца и других к войне. Могущество же современных PR-технологий уже не раз показало, что правительства могут манипулировать массами как им угодно, а отдельные несогласные индивиды, как всегда бывает в таких случаях, будут проигнорированы или устранены.

Сегодня ни о какой боеспособности вооруженных сил нашего государства не может быть и речи – они не готовы ни к новой, ни даже к традиционной войне. И дело тут даже не в том, что парк военной техники не обновляется годами, и не в бюрократизации армии. Дело в отсутствии там, наверху, боевого духа. Наше руководство не осознает или не хочет осознавать, что уступки иностранным стервятникам подобны смерти. Нашу страну перестали уважать как конкуренты, так и сами ее граждане. Напыщенные заявления правительства о «новом оружии», «уникальных научных достижениях», «экономическом росте» неплохо действуют на замкнутого в своем мирке массового избирателя, но при ближайшем рассмотрении действительного положения дел, оказываются мишурой, прикрывающей полное отсутствие воли и решимости бороться за свои интересы. Стоящие у власти олигархические группировки, находящиеся в крепкой узде иностранных разведок и мафиозных кланов, гораздо больше опасаются обнуления своих счетов за рубежом и неприятностей, которые могут случиться с их детьми, учащимися за границей, нежели задумываются о том, что вскоре станут совершенно не нужны своим хозяевам. Это непонимание ведет к трусости, которая черной тенью ложится на всех наших соотечественников. «Позорного пятна трусливого подчинения не отмыть никогда, – говорит Клаузевиц, – эта капля яда отравит кровь и будущих поколений данного народа, она подорвет силы и парализует волю ряда поколений». Однако на самом деле для нас это лишь психологическая инерция побежденного. Вместо концентрации сил для того, чтобы вцепиться в глотку обнаглевшего хищника, мы лежим и почитаем за музыку хруст наших костей в чужих зубах.

Обман самого себя – самый короткий путь к тому, чтобы стать неудачником. Неудачник – это человек, который довольствуется тем, что ему доступно и выдает это за желаемое. Неудачник воспринимает каждую ситуацию не как ситуацию, которую он создал сам и сам может изменить, а как неизбежную данность. Стать неудачником легко. Достаточно к месту жаловаться на обстоятельства. Стать удачливым трудно; нужно все, что происходит, считать организованным тобой. Неудачник всегда может найти того, кто во всем виноват. Даже если неудачник решает, что он в чем-то виноват, он ничего не делает. Неудачник уверен, сделать ничего нельзя. Неудачник слабее неудачи. Даже самая маленькая неудача сильнее самого большого неудачника.

Поэтому от защитников такой безвольной покорности нельзя и ожидать, что они внезапно прозреют и решатся действовать по-иному. Напротив, именно эти люди всегда будут руками и ногами отбиваться от все более очевидных фактов, до тех пор, пока не произойдет нападение или на поверхности не появятся новые лучшие силы, которые сумеют покончить с угнетателем. В первом случае никто даже не успеет среагировать – темпы подготовки и ведения современной войны находятся далеко за пределами воображения наших чиновников. Новейшим средствам ракетного и аэрокосмического вооружения, концентрирующимся вокруг наших границ, потребуется менее 20 минут для поражения жизненно важных объектов (Кремль к таковым не относится), без которых сопротивление станет почти невозможным.

Итак, война за мировое господство уже идет полным ходом. Пятьдесят два государства ведут исследования в области нанотехнологии, сотни крупнейших корпораций и университетов ведут собственные разработки, правительства концентрируют власть и ресурсы для всесторонней подготовки к решающей финальной схватке. Грань между миром и войной уже стерта, и осталась лишь война, накал и ярость которой неизменно растут.

В такой ситуации важно не поддаться искушению поверить речам множественных сторон, зазывающих неискушенное в политических интригах население на свою сторону. Давайте трезво взглянем на вещи!

Когда грянет гром, чиновники и олигархи продолжат спасать свои задницы, сдавая наши, как мы это и наблюдаем на протяжении уже многих лет. Шансы что кто-то из них возглавит сопротивление – минимальны – людей, недостаточно крепко находящихся в узде иностранных разведок никто не подпустит к управлению страной, а люди, попадающие в такую узду, пока живут слишком хорошо, чтобы думать о восстании. А потом будет уже поздно.

Разного рода и «оранжевые» и «розовые» революционеры представляют собой вирусный инструмент «мягкой интеграции» ослабленных стран в глобальную систему подчинения США, еще более жесткую, чем сегодня.

«Оппозиции» всех сортов представляют собой лишь финансово-экономические кланы, в обмен на пассивность которых власть позволяет им «пастись» неподалеку от своей кормушки. От этих людей, всю жизнь играющих роли веселых и печальных шутов меньше всего можно ожидать какой-либо борьбы.

Но как же, скажете вы, ведь не все так плохо – ведь у нас есть ядерное оружие, Академия наук, Минобороны, активно развиваются спецслужбы и т. д. и т. п. Они действительно есть. Но не у нас с вами. И созданы они не для нашей с вами защиты вас, а для защиты от нас (если что). Если вы – ученый или инженер, то вы работаете по какому-нибудь гранту и в результате ваша разработка попадает в руки зарубежных спонсоров, которые с ее помощью усовершенствуют свои истребители и корабли. Если вы работаете в отечественном НИИ, то ваша разработка может послужить правительству в его нелегком деле разворовывания страны и обороны от граждан.

И в том, и в другом случае, ваша работа неизбежно оборачивается против вас. Потому что никто по большому счету не заинтересован, чтобы вы остались живым и здоровым после войны. Никто. Те, кто думает, что кто-то там наверху задумается, и возьмет их в свою команду для совместного противостояния внешнему врагу, сильно заблуждаются. Правительство начинает задумываться о нанотехнологиях, о модернизации ядерных и других сил. И что? Эти работы все равно поручаются «придворным» ученым и академикам, и если вы не родственник, то можете быть семи пядей во лбу – никто не поручит вам ничего разрабатывать. Разве что на полностью безвозмездной основе. И если седые академики с советской закалкой и связями находят общий язык с государственными и иностранными «потребителями» их открытий, то молодому ученому там совершенно нечего ловить.

Но если государство самоустраняется от развития науки, от предоставления образования, от создания боеспособной армии, от поддержания политической независимости и т. п., то зачем мы его вообще содержим? Что оно делает нужного российской молодежи? На этот вопрос ответил один мудрый человек. Он сказал: «чиновники существуют не потому, что они кому-нибудь нужны, а потому что их трудно прогнать».

Из всего этого следует вывод: мы никому не нужны кроме самих себя. И в начавшейся мировой войне никто и пальцем не шевельнет в нашу пользу. Мы – излишнее население брошенной территории, которое слишком молодо чтобы противник мог позволить себе ждать, пока оно умрет своей смертью.

В этой войне мы находимся на одной из низших и слабейших ступеней иерархической лестницы. Иными словами у нас есть все шансы на то, чтобы упустить уникальную историческую возможность. А ведь она больше никогда не появится.

Некоторые боятся преждевременно потерять свою шкуру в этой борьбе. Жизнь коротка, по сравнению с остальным временем просто миг а значит нечего и терять. А ожидание чего-то большего отнимает у нас столько времени, что на это самое большее мы просто не успеваем и смерть смеется, а человек разводит руками и умирает. А ведь жизнь – это или дерзкое приключение, или ничего.

Никогда ещё в истории не было такого бросающегося в глаза контраста между тем как обстоят дела и тем, как они могли бы обстоять. Рассуждая совершенно хладнокровно и трезво, мы приходим к выводу, что при нынешней обстановке нам совершенно нечего терять потому что ничего и нет.