Нравственная оценка олимпийских богов, изображенных в «илиаде» гомера.

 

Данное исследование фокусируется на нравственно-религиозной составляющей эпоса Гомера. Участие божеств в событиях Троянской войны рассматривается не как художественный вымысел, а как отражение культовой практики и реального мистического опыта не только мифических героев – участников сражений, но и всего народа, населявшего территорию Древней Греции. Если учесть, что время Троянской войны от времени жизни Гомера отделено бесписьменным периодом Тёмных веков, то, вероятней всего, Гомер накладывает на миф религиозное мировоззрение своей эпохи.

Древнегреческий пантеон включает прежде всего Олимпийских богов во главе с Зевсом, обитавших на священной горе Олимп. Эти боги находятся между собою в родственных отношениях, являясь или детьми низвергнутого бога Крона (Зевс, Гера, Посейдон, Аид, Гестия, Деметра), или потомками Зевса (Афина, Афродита, Гефест, Гермес, Аполлон, Арес, Артемида, Дионис). Они упомянуты в поэме наряду с другими богами (Фемида, Океан, Ирида, Лета и др.).

Насколько эти божества соответствуют библейскому представлению о Боге? Рассмотрим некоторые свойства Бога согласно православной догматики. Для тех, кто воспитан в традициях монотеистической религии, естественно подразумевать в Боге присущие Ему самобытность, неизменяемость, вечность, всеведение, всемогущество, святость, благость, справедливость, милосердие и др.

Самобытность, как отрицание ограниченности по началу и причине бытия [9, с. 98], нельзя приписать ни Зевсу, ни другим Олимпийцам. Зевс со своими братьями и сестрами составляют третье поколение богов, имея внешнюю причину и начало своего бытия во втором поколении богов (отец Крон и мать Рея). Зевс не является творцом ни мира, ни людей. Часть богов и героев – это его дети от жен и любовниц, и не более того.

Отсюда же следует, что упомянутые божества не обладают свойствами неизменяемости и вечности, так как они имеют начало бытия во времени. Никто из древнегреческих богов не может произнести библейское изречение: «Прежде Меня не было Бога и после Меня не будет.» [Ис. 43:10]. Бессмертие, которым отличаются боги от смертных людей, присуще библейскому представлению о сотворённых ангелах. Души людей, по сути, также бессмертны.

 Зевс не имеет ни всеведения, ни всемогущества. Его удаётся обмануть его коварной и ревнивой супруге Гере, когда соблазнённый и уснувший, он теряет контроль над военной ситуацией. Перед принятием решений он колеблется, бросает жребий, поддаётся влиянию супруги Геры и капризной дочери Афины. Глава Олимпа обладает даром предвидения, но демонстрирует, что он не властен над жизнью и смертью, когда, подчиняясь року, не может отвратить гибели своего сына Сарпедона: «Горе! Я зрю, Сарпедону, дражайшему мне между смертных, днесь суждено под рукою Патрокловой пасть побежденным!» [Ил. XVI, 433, 434]. Зевс боится прогневать богиню Ночь: «Ночь… и бессмертных и смертных царица… Укротился, как ни был разгневан, Зевс молнелюбец: священную Ночь оскорбить он страшился» [Ил. XIV, 259-261].

Святость, как непричастность греху и злу, не свойственна никому из Олимпийцев. Похотливый Зевс имеет множество детей, богов и полубогов от своих внебрачных любовных связей, вызывая чувство ревности у супруги Геры. Зевс связан гомосексуальными отношениями с юным Ганимедом, которого он сделал виночерпием на Олимпе, а его отцу троянскому царю Тросу дал коней в качестве выкупа [Ил. V, 266]. Дочь Зевса Афродита многократно изменяет своему мужу Гефесту с Аресом и другими.

Безнравственную любвеобильность Зевса современные ученые пытаются объяснить символически, например, как плоды слияния культов древних местных доэллинских богов с индоевропейскими [33, с. 40]. Подобным же образом оправдывают борьбу между поколениями богов за верховную власть (Крон оскопляет своего отца Урана, Зевс побеждает своего отца Крона) и прочие сражения между божествами.

Сюжеты о конфликтах богов присутствуют также в финикийской мифологии, и, по всей видимости, заимствованы греками у финикийцев. Но сама аморальная и греховная с христианской точки зрения форма взаимоотношений в мифах свидетельствует о нравственной деградации народов, создающих эти мифы. У финикийцев глубина духовного падения выразилась в чудовищных культах принесения в жертву Ваалу и Астарте собственных детей и в храмовой проституции. О таких фактах свидетельствует не только Библия, но и множество археологических находок. Ритуальная проституция известна и в Древней Греции Микенского периода. «В некоторых портах священные проститутки отдавались морякам в обмен на небольшой подарок себе лично и принесение в жертву богине голубя, голубки или крольчонка»[30, с. 123-124]. Возможно, отголоском финикийского влияния является попытка богини Геры безжалостно избавиться от своего новорожденного сына хромоногого Гефеста, о чём он сам вспоминает в «Илиаде»: «…страдал я, заброшенный с неба волею матери Геры: бесстыдная скрыть захотела сына хромого» [Ил. XVII, 395-397]. Древнегреческие легенды содержат жуткие мифы о убийствах детей и каннибализме, связанных с предками Агамемнона Артреем, Пелопсом и сыном Зевса Танталом. Глиняная табличка из Пилоса с текстом Линейного письма B (рис. 8), написанным накануне разорения города в 1210 г. до н. э., упоминает среди даров богам и человеческие жертвы. «Восемь женщин, подаренных главным богиням Пилоса, и трое мужчин, посвященных богу войны Аресу, верховному богу и его сыну, предназначались в жертву… Но кровь не утолила жажды богов. Город и дворец сгорели»[30, с. 126].

Кровожадность бога Ареса, возмущает даже Зевса, который обращается к нему с гневными словами (попутно упоминая ревнивую супругу): «Ты ненавистнейший мне меж богов, населяющих небо! Только тебе и приятны вражда, да раздоры, да битвы! Матери дух у тебя, необузданный, вечно строптивый, Геры, которую сам я с трудом укрощаю словами!» [Ил. V, 890-894].

Между собою боги находятся в состоянии конкурентной вражды. В решающей битве они не только помогают противоборствующим сторонам, но и сражаются друг с другом, нанося серьёзные раны. А Зевс получает наслаждение, наблюдая за битвой с Олимпа: «Но останусь я здесь и, воссев на вершине Олимпа, буду себя услаждать созерцанием. Вы же, о боги, Ныне шествуйте все к ополченьям троян и ахеян; Тем и другим поборайте, которым желаете каждый… Так он вещал — и возжег неизбежную брань меж богами»
[Ил. XX, 22-31].

«Так взволновалося всё, как бессмертные к брани сошлися! Против царя Посидаона, мощного Энносигея, Стал Аполлон длиннокудрый, носящий крылатые стрелы; Против Арея — с очами лазурными дева Паллада; Противу Геры пошла златолукая ловли богиня, Гордая меткостью стрел Артемида, сестра Аполлона; Противу Леты стоял благодетельный Гермес крылатый; Против Гефеста — поток быстроводный, глубокопучинный, Ксанфом от вечных богов нареченный, от смертных — Скамандром. Так устремлялися боги противу богов» [Ил., XX, 66-75].

«Но меж другими бессмертными вспыхнула страшная злоба, Бурная: чувством раздора их души в груди взволновались. Бросились с шумной тревогой; глубоко земля застонала; Вкруг, как трубой, огласилось великое небо. Услышал Зевс, на Олимпе сидящий; и с радости в нем засмеялось Сердце, когда он увидел богов, устремившихся к брани» [Ил., XXI, 380-390].

В конечном итоге лишь мощь Зевса, с которым все боятся соперничать, служит сдерживающим примирительным фактором. Зевс, укрощая строптивую супругу, угрожает ей расправой:

«Ты же безмолвно сиди и глаголам моим повинуйся!

Или тебе не помогут ни все божества на Олимпе,

Если, восстав, наложу на тебя необорные руки».

Рек; устрашилась его волоокая Гера богиня

И безмолвно сидела, свое победившая сердце».

[Ил., I, 565-569].

И хромоногий бог Гефест призывает мать Геру смириться:

«Если восхощет отец, Олимпиец, громами блестящий,

Всех от престолов низвергнет: могуществом всех он превыше!»

[Ил., I, 580-581].

Прижившиеся в современной культуре шаблонные характеристики богов, приписывающие каждому из них определённый нрав и сферу деятельности, часто не находят подтверждения в эпосе. К примеру, дочь Зевса Афина Паллада, которую обыкновенно считают покровительницей справедливой войны, противопоставляя её кровожадному Аресу, далеко не всегда такова. Упоминается её попытка бунта (совместно с Герой и Посейдоном) против Зевса [Ил., I, 398-400]. Афина проявляет жестокое коварство по отношению к Гектору, когда является ему под видом его брата Дейфоба, убеждая вступить в поединок с Ахиллом и обещая помощь. «Так вещая, коварно вперед выступала Паллада»[Ил., XXII, 226-247]. А затем она предаёт Гектора и защищает его противника [Ил., XXII, 276-277, 294-295]. Обманутый Гектор восклицает: «Горе! К смерти меня всемогущие боги призвали! Я помышлял, что со мною мой брат, Дейфоб нестрашимый; он же в стенах илионских: меня обольстила Паллада…» [Ил., XXII, 227-229].

В другом эпизоде Афина игнорирует молитвы о даровании победы от троянцев, обращённых к ней в посвящённом ей храме в Трое:

««Мощная в бранях, защитница града, Паллада Афина!

Дрот сокруши Диомедов и дай, о богиня, да сам он

Ныне, погибельный, грянется ниц перед башнею Скейской!

Ныне ж двенадцать крав однолетних, ярма не познавших,

В храме тебе мы пожертвуем, если, молитвы услыша,

Град помилуешь Трою, и жен, и младенцев невинных!»

Так возглашала, молясь; но Афина молитву отвергла».

[Ил., VI, 305-311].

В повествовании оба враждующих народа, ахейцы и троянцы, молятся одним и тем же богам. Но часто молитвы их боги не хотят исполнять. Причина этому не нарушение людьми нравственных норм или злые дела, а прихоть богов, которые используют людей лишь как инструмент для достижения своих целей. Зевс игнорирует жертвоприношения и не исполняет молитв ахеян и троянцев о честном проведении поединка между царём Менелаем и Парисом для завершения кровопролития: «Моления их не исполнил Кронион»[Ил., III, 302]. Зевс заинтересован в продолжении войны и позволяет Афродите спасти от гибели её любимца Париса. Менелай, справедливо негодует: «Зевс, ни один из бессмертных, подобно тебе, не злотворен!»[Ил., III, 365]. И далее Зевс по внушению супруги Геры, ненавидящей троянцев, посылает в их лагерь Афину, чтобы та спровоцировала нарушение перемирия:

«Быстро, Афина, лети к ополченью троян и данаев;

Там искушай и успей, чтоб славою гордых данаев

Первые Трои сыны оскорбили, разрушивши клятву».

[Ил., IV, 70-73].

Афина наущает троянского воина Пандара, чтобы он нарушил клятву перемирия, совершив покушение на царя Менелая:

«Став близ него, устремила богиня крылатые речи:

«Будешь ли мне ты послушен, воинственный сын Ликаона?

Смеешь ли быстрой стрелою ударить в царя Менелая?

В Трое от каждого ты благодарность и славу стяжаешь;

Более ж всех от Приамова сына, царя Александра».

[Ил., IV, 92-96].

После того, как доверчивый Пандар выполняет её поручение и выпускает стрелу, богиня «возбраняет стреле смертоносной к телу касаться»[Ил., IV, 129-130]., защитив от гибели Менелая, но позволив стреле нанести лишь лёгкое ранение. Нарушение клятвы вызвало справедливый гнев ахейцев и продолжение войны.

В этом и многих подобных эпизодах Зевс не только не проявляет к молящимся милости и любви, но демонстрирует своё коварство и безжалостность, искушает и обманывает, манипулируя страстями (подобно Булгаковскому Воланду) не только людей, но и богов.

В «Илиаде» существует множество и других примеров, показывающих, что Олимпийцы не обладают Божественными свойствами, подразумеваемыми в традиции монотеизма.  

Выдающийся русский антиковед А. Ф. Лосев упомянутые несоответствия Олимпийцев с христианским представлением о Боге относит к категории «Религиозно-мифологические противоречия» [20, с. 38].Ученый отмечает с иронией: «В конце концов невозможно понять, религия это или антирелигиозная пропаганда»[20, с. 39].

С людьми боги контактируют или путём непосредственного открытого общения, или вступают в действие, приняв облик кого-либо из персонажей, либо воздействуют на тело и психику посредством внушения мыслей и эмоций и наделяя сверхъестественными способностями. Выше уже были рассмотрены несколько эпизодов с Афиной и Зевсом, в которых результатом вмешательства богов был обман, введение в заблуждение и провокация.

Одна часть богов покровительствует ахейцам (Гера, Афина, Посейдон, Гефест, Лета), а другая – троянцам (Аполлон, Афродита, Арес, Артемида, Гермес, Ксанф). Есть у богов среди людей любимчики: Гера и Афина помогают Диомеду и Ахиллу, Аполлон и Афродита вдохновляют и оберегают Гектора, Афродита защищает Париса. Причина ненависти Геры и Афины к Парису и троянцам весьма низменны: Парис среди трёх богинь выделил красоту Афродиты, чем вызвал ревность двух других участниц конкурса:

«Он богинь оскорбил, приходивших в дом его сельский;

Честь он воздал одарившей его сладострастием вредным».

[Ил., XXIV, 29-30].

Афродита в качестве благодарности помогла Парису обольстить и похитить красавицу Елену, жену спартанского царя Менелая. Это событие послужило поводом к началу Троянской войны.

Афродита обладает способностью возбуждать в людях любовную страсть. Даже Гера прибегает к помощи Афродиты, использовав её магический пояс для соблазнения Зевса:

«Пояс узорчатый: все обаяния в нем заключались;

В нем и любовь и желания, шепот любви, изъясненья,

Льстивые речи, не раз уловлявшие ум и разумных».

[Ил., XIV, 215-217].

Однако чаще всего боги вдохновляют на битву, внушая не только смелость, но и ярость, и кровожадную жестокость. Афина наделяет героя Диомеда необычной силой и храбростью и исцеляет от ран:

«В оное время Афина Тидея великого сыну

Крепость и смелость дала, да отличнейшим он между всеми

Аргоса воями будет и громкую славу стяжает.

Пламень ему от щита и шелома зажгла неугасный,

Блеском подобный звезде той осенней, которая в небе

Всех светозарнее блещет, омывшись в волнах Океана, —

Пламень подобный зажгла вкруг главы и рамен Диомеда

И устремила в средину, в ужасное брани волненье».

[Ил., V, 1-8].

«Члены героя соделала легкими, ноги и руки»

[Ил., V, 122].

Афина даёт указание герою поражать врагов не только среди людей, но и бессмертных:

«Нет, не страшися теперь ни Арея сего, ни другого

Сильного бога; сама за тебя я поборницей буду!»

 [Ил., V, 827-828].

Сама Афина участвует в битве в качестве возничего на колеснице Диомеда, и используя магию, делается невидимой для Ареса:

«Шлемом Аида покрылась, да будет незрима Арею» [Ил., V, 845].

Наделённый сверхъестественной силой, Диомед наносит раны Афродите и Аресу. Афина отражает смертельные удары врагов от Диомеда и направляет его копьё для поражения цели:

«копье направляет Афина Пандару в нос близ очей»

[Ил., V, 290-291].

«И тогда на Арея напал Диомед нестрашимый

С медным копьем; и, усилив его, устремила Паллада

В пах под живот, где бог опоясывал медную повязь;

Там Диомед поразил и, бессмертную плоть растерзавши,

Вырвал обратно копье; и взревел Арей меднобронный»

[Ил., V, 855-859].

Аполлон (Феб) помогает Гектору в поединке с Аяксом, быстро исцеляя от ран:

«Быстро Аякс подхватил несравненно огромнейший камень;

Ринул его, размахав, и, напрягши безмерную силу,

В щит угодил и насквозь проломил его камнем жерновным,

Ранил колена врагу: на хребет опрокинулся Гектор,

Сверху натиснут щитом; но незапно воздвиг Приамида Феб».

[Ил., VII, 268-273].

Аполлон исцеляет рану Главка в ответ на его молитву:

«В скорби взмолился герой, обращаясь к царю Аполлону:

«Царь сребролукий, услышь! … уврачуй жестокую рану;

Боль утоли и могущество даруй, да силою слова

Храбрых ликийских мужей возбужу я на крепкую битву

И за друга сраженного сам достойно сражуся!»

Так он молился; услышал его Аполлон дальновержец:

Быстро жестокую боль утолил, из мучительной раны

Черную кровь удержал и мужеством душу наполнил».

[Ил., XVI, 513-514, 523-529].

Сам Зевс вмешивается в битву, чтобы помочь Гектору, когда считает это необходимым:

«Отец и бессмертных и смертных.

Он, загремевши ужасно, перун сребропламенный бросил

И на землю его, пред конями Тидида, повергнул».

[Ил., VIII, 132-134].

Мудрый Нестор, увидев знамение, останавливает Диомеда, рвущегося в битву:

«Друг Диомед, оборачивай к бегству коней быстроногих.

Или не чувствуешь ты, не тебе от Кронида победа!

Ныне его на бою громомещущий Зевс прославляет,

Гектора; после, быть может, когда возжелает, дарует

Славу и нам. Человек не преложит советов Зевеса,

Сколько бы ни был он силен: могучее он, громовержец!»

[Ил., VIII, 139-144].

И действительно, позже Зевс и другие боги оставляют Гектора, обрекая его на смерть от рук Ахилла.

Подобным образом боги принимают участие во всех битвах. И герои по сути не столько проявляют личную отвагу, сколько вдохновляются и усиливаются Олимпийцами, преследующими свои цели. «Храбростью ты знаменит; но она дарование бога» [Ил., I, 178] – справедливо замечает Агамемнон в споре с Ахиллом.

Правнук Зевса и сын нимфы Фетиды герой Ахилл может вызвать у современного читателя неоднозначное мнение. Любимец богов Ахилл состоит в гомосексуальной связи с Патроклом. Любовные отношения этих персонажей возносит Платон: «Ахилл смело предпочел прийти на помощь Патроклу и, отомстив за своего поклонника, принять смерть не только за него, но и вслед за ним. И за то, что он был так предан влюбленному в него, безмерно восхищенные боги почтили Ахилла особым отличием». [Платон. Пир]. Лишь желание отомстить за гибель Патрокла вынуждает Ахилла наконец вступить в сражение с Гектором и троянцами. «Отношения между Ахиллом и Патроклом, как бы идеальны они ни были, содержат долю гомоэротических чувств и поступков, гомеровский эпос также полон несомненными следами эфебофилии и никто в античной Греции никогда в этом не сомневался» [18, с. 361].

В первой части поэмы Ахилл, обиженный на несправедливый раздел военной добычи царём Агамемноном, отказывается сражаться и злорадствует, праздно наблюдая за поражениями своих единоплеменников ахейцев. Когда он, наконец, вдохновляемый богами вступает в битву, то проявляет необузданную кровожадность и свирепость:

«Он же, божественный, дрот свой огромный оставил на бреге,

К ветвям мирики склонивши, и сам устремился, как демон,

С страшным мечом лишь в руках: замышлял он ужасное в сердце;

Начал вокруг им рубить: поднялися ужасные стоны

Вкруг поражаемых; кровию их забагровели волны.»

[Ил., XXI, 17-21].

Тяжёлое впечатление производит его жестокость и немилосердие в эпизоде с убийством безоружного измождённого троянского юноши Ликаона. Ликаон просит Ахилла о пощаде, униженно обнимая ему ноги. Но Ахилл безжалостно пронзает юношу мечом, произнося жестокие и циничные слова:

«Ныне пощады вам нет никому, кого только демон

В руки мои приведет под стенами Приамовой Трои!

Всем вам, троянам, смерть, и особенно детям Приама!

Так, мой любезный, умри! И о чем ты столько рыдаешь?»

[Ил., XXI, 103-106].

Похороны своего любовника Ахилл сопровождает не только ритуальным жертвоприношением животных, но приносит в жертву двенадцать троянских юношей, взятых в плен специально для этой цели.

«Бросил туда ж и двенадцать троянских юношей славных,

Медью убив их: жестокие в сердце дела замышлял он».

 [Ил., XXIII, 175-176].

«Божественный» Ахилл как злобный демон надругается над телом убитого им Гектора, волочит тело по земле за колесницей и приказывает напустить псов для растерзания [Ил., XXII, 395-405]. Только покровительство над Гектором Аполлона и Афродиты препятствует совершиться кощунству[Ил., XXIII, 184-191]. Пессимистические речи Ахилла дают основания предполагать у него склонность к самоубийству [30, с. 62].

Иногда герои проявляют благородство, как в случае Диомеда и Главка, которые, сошедшиеся на поединок, вспомнили о взаимном гостеприимстве своих отцов, и разошлись мирно с дружеским рукопожатием: «За руки оба взялись и на дружбу взаимно клялися»[Ил., VI, 233]. Но к дружеским отношениям они приходят благодаря личным человеческим качествам, боги в этом благородном порыве не участвуют.

Неоднократно случается, что боги вселяют в души людей страх, неуверенность, помрачают ум, вводят в заблуждение: «В оное время у Главка рассудок восхитил Кронион» [Ил., VI, 234].

Зевс посылает Микенскому царю Агамемнону обольстительное сновидение, чтобы внушить ему, что тот без труда завоюет Трою в течение дня. Обольщённый Агамемнон верит сну. Так Гомер комментирует его доверчивость:

«Муж неразумный! не ведал он дел, устрояемых Зевсом:

Снова решился отец удручить и бедами и стоном

Трои сынов и данаев на новых побоищах страшных».

[Ил., II, 38-38].

Зевс принимает жертвоприношение, но не собирается исполнять мольбы обманутого предводителя ахейцев:

«…к молитве его не склонился Кронион:

Жертвы приял, но труд беспредельный Атриду готовил».

[Ил., II, 419-420].

Агамемнон, признавая свою ошибку, говорит о помрачении, посланном на него от богов, «слепой страсти (ате)» [10, с. 12].:

«не я, о ахейцы, виновен;

Зевс Эгиох, и Судьба, и бродящая в мраках Эриннис:

Боги мой ум на совете наполнили мрачною смутой

В день злополучный, как я у Пелида похитил награду».

[Ил., XIX, 86-89].

Ахилл, обиженный Агамемноном, соглашается с ним, обвиняя Зевса:

««Зевс! беды жестокие ты посылаешь на смертных!

Нет, никогда б у меня Агамемнон властительный в персях

Сердца на гнев не подвиг; никаким бы сей девы коварством

Он против воли моей не похитил; но Зевс, несомненно,

Зевс восхотел толь многим ахеянам смерть уготовить!»

[Ил., XIX, 86-89].

Сам Гомер также разделяет это мнение, говоря: «Совершалася Зевсова воля» [Ил., I, 5], [10, с. 14].

Зевс способен вселять взаимную вражду в целые народы, когда желает развязать войну:

«… брани народов, которых Кронион

Духом вражды сердцегложущей свел на кровавую битву»

[Ил., VII, 209-210].

Зевс помогает то ахейцам, то троянцам, ослабляет или усиливает то одних, то других:

«Кронид, веселящийся громом,

Свыше, от гор Идейских, воздвигнул свирепую бурю,

Мрачный прах на суда заклубившую; он у данаев

Дух унижал, возвышая троянам и Гектору славу».

[Ил., XII, 252-255].

Принимая решения об участи людей и народов, Зевс руководствуется не целью защиты справедливости, но своими желаниями или выполняя требования и просьбы Геры, Афины или других Олимпийцев. «Трудно найти в «Илиаде» свидетельства того, что 3евс озабочен справедливостью как таковой» [10, с. 54].

Боги вселяют в людей ярость, страх, смятение и другие страсти, побуждая их к кровопролитным сражениям и безжалостным убийствам. Вся троянская война производит впечатление массового человеческого жертвоприношения, спровоцированного богами. Скорбя о смерти Сарпедона, «Зевс ужасную ночь распростер над долиной убийства, Брань за любезного сына сугубо ужасна да будет» [Ил. XVI, 567, 568].

Боги хотят от людей прежде всего покорности, хвалебных гимнов и жертвоприношений:

«Кто бессмертным покорен, тому и бессмертные внемлют».

[Ил., I, 218].

«Громкий пеан Аполлону ахейские отроки пели,

Славя его, стреловержца, и он веселился, внимая».

[Ил., I, 473-474].

Большую роль во взаимоотношениях богов с людьми играют различные виды прорицаний. Из жизни греков в период Троянской войны известно, что во многих случаях предсказатели обладали большим авторитетом и властью, чем цари. «До окончательного разгрома афинян на Сицилии в 413 году до н. э. прорицатели играли решающую роль в администрации государств и ведении войн. Микенцы, как и их потомки, верившие, что любое мероприятие находится в опасной зависимости от игры случая, пытались узнать и склонить на свою сторону волю богов, наблюдая за полетом птиц и пчел, агонией жертвенных животных, падением подброшенных камешков, костей и палочек. Для них хорошим прорицателем был не тот, кто ограничивался предсказанием будущего, но тот, кто, согласно гомеровской формуле, ведал настоящее и прошлое, подобно Калхасу, Тиресию, Кассандре и Манто»[30, с. 112].

В ахейском войске роль прорицателя принадлежала жрецу Калхасу, который получил дар предвидения от Аполлона:

«Ка́лхас восстал Фесторид, верховный птицегадатель.

Мудрый, ведал он всё, что минуло, что есть и что будет,

И ахеян суда по морям предводил к Илиону

Даром предвиденья, свыше ему вдохновенным от Феба».

[Ил., I, 69-72].

Без его одобрения не принимаются серьёзные решения. Сам военный поход на Трою по указанию жреца был предварён принесением в жертву богине Артемиде Ифигении, дочери царя Агамемнона (рис. 9). «Прорицатели и гаруспики вроде Калхаса и Тиресия, наблюдая за полетом птиц и подрагиванием внутренностей закланных животных, объявляли, благословляют небожители поход или нет. Войско очищали, обрызгивая водой или кровью, а иногда заставляя проходить между двумя половинами рассеченной пополам жертвы. Часто в жертву приносили человека – пленника, раба или ребенка» [30, с. 141].

В эпоху периода Троянской войны обращение к прорицателям было обязательным ритуалом для всех языческих народов Средиземноморского региона при подготовке военного похода [30, с. 140]. Хорошо известна роль жриц Пифий при Дельфийском оракуле в храме Аполлона в Классическую эпоху. Даже Александр Македонский учитывал их предсказания в планировании своих военных походов.

Итак, на основании эпоса Гомера, проведя анализ поступков богов Олимпийцев, об их нравственных качествах можно сказать следующее: боги эгоистичны, лживы, коварны, ревнивы, мстительны, жестоки. Богам не свойственны любовь и милосердие. Люди в поэме проявляют больше чести, мужества и благородства, чем жители Олимпа. Бессмертие – главное отличие богов от людей. Боги обладают также различными сверхъестественными способностями магического характера и возможностью воздействовать на человеческое тело и психику. Олимпийцы пытаются подчинить себе волю людей, требуют поклонения и жертвоприношения, но не призывают к нравственной жизни. Боги не властны над жизнью и смертью. Всех людей, даже фаворитов богов, ждёт смерть и тоскливое пребывание в мрачном Аиде в виде теней. И даже кратковременную земную жизнь людей боги не в состоянии сделать счастливой:

«Боги судили всесильные нам, человекам несчастным,

Жить на земле в огорчениях: боги одни беспечальны».

[Ил., XXIV, 525-526].

Таким образом, божества Гомера не соответствуют представлениям о Боге Творце, известным из библейского откровения. Бог Творец забыт, или вытеснен второстепенными объектами поклонения. Такое явление ухода Бога Творца из религиозной жизни и культовой практики встречается у многих языческих народов и отмечено религиоведами как «deus otiosus» («праздный бог»). У шумеров это бог Ану, у финикийцев – бог Эль. Утрата общения с Единым Богом всегда сопровождается возникновением многобожия и нравственным упадком. «В религиях политеистических многочисленные боги, враждующие друг с другом, совершающие безнравственные поступки, являются по сути представителями демонических сил»[1].

Противоположным примером может послужить современная Микенскому периоду иранская религия зороастризм, в которой Бог Творец под именем Ахура-Мазда ставится в центр религиозного культа [2, с. 16].

Для понимания духовно-религиозных процессов, произошедших в древности, уместно обратиться к идее первобытного монотеизма. Эту концепцию развивают в XX в. Вильгельм Шмидт и М. Элиаде. Современные исследования находят новые подтверждения этой теории в изучении культуры малых этносов: «Новые исследования, проведенные среди малых народов, где теория прамонотеизма В. Шмидта еще практически не применялась (таких, как нивхи и нанайцы, удмурты и хакасы, чукчи и коряки, а также в других малых этносах) – подтверждает правильность концепции изначального монотеизма в первобытной культуре и дает надежду на более глубокое обоснование данной теории в современном научном пространстве» [7].

Изначальная связь с Единым Богом Творцом сохраняется у Ветхозаветных евреев, но вытесняется многобожием у большинства язычников. Языческие мифы сохраняют память о Творце, как об ушедшем, или побеждённом молодыми богами, которым и посвящён реальный культ.

Исходя из концепции прамонотеизма такие явления, как провозглашение веры в Единого Бога в религиях ислама и зороастризма (Аллах и Ахура-Мазда), есть не столько внедрение эволюционных новшеств, сколько восстановление, возврат к истокам и древним традициям. А забвение о Боге Творце сопровождается нравственным упадком и возникновением демонических культов. Память о Высшем Боге, удалившемся от общения с людьми по причине какого-либо ритуального нарушения или греха, сохраняется у всех современных «примитивных» народов, которые при этом практикуют анимизм, тотемизм, шаманизм и магию. «Высшие Существа небесной структуры постепенно исчезают из культов: они «отдаляются» от человека, уходят в небо и становятся dei otiosi. Эти боги, создав Космос, дав человеку жизнь, чувствуют, можно сказать, нечто вроде «усталости», как если бы великий промысел Сотворения исчерпал их ресурсы… Высшее Существо небесной структуры сохраняет свое господствующее положение лишь в скотоводческих цивилизациях и приобретает положение единого Бога либо в монотеистических религиях (Яхве, Аллах), либо в религиях, тяготеющих к монотеизму (Ахура-Мазда). Явление «отдаления» Высшего Бога отмечается уже на первобытных уровнях цивилизации» [34, с. 78]. «У коряков есть Всевышнее Небесное Существо — тот, который вверху, которому они приносят в жертву собак. Но это Всевышнее Существо (как, впрочем, и многие другие Всевышние Существа) весьма пассивно: людей терзает злой дух (Калау), а тот, который вверху редко приходит им на помощь» [35, с. 169]. Это может свидетельствовать не об интеллектуальной недоразвитости или стагнации, а о последствиях духовной деградации.

Такие же причины могут лежать в возникновении эллинского пантеона, вытеснившего память о Боге Творце. В греческой мифологии более древние боги, такие как Уран и Гея, уступают место Кроносу и Рее, которые, в свою очередь, сменяются олимпийцами Зевсом, Герой и другими. Признаки забытого, пасивного бога («deus otiosus»), не участвующего в делах этого мира, в «Илиаде» носит Океан, прародитель богов и вселенной. Престарелый Океан живёт уединённо и ни с кем не общается. «Подлинным космогоническим началом для Гомера являются Океан и Тефия. Об этом определенно говорит и Гера (Илиада, XIV, 201), и Гипнос (245 слог)»[20, с. 331].