Поэтому ты смотришь на меня так, будто злишься на весь мир.

 

— Те сердца, которые сделали дети, — внезапно говорит Крис. — Это то, что ты делаешь?

Я киваю.

— Ты продаешь их?

Я снова киваю.

— Да.

— Сколько они стоят?

— Ну, это зависит от размера.

— Ты делаешь их на заказ или они у тебя есть в наличие?

Я слегка хмурюсь, когда улыбаюсь.

— У меня есть сделанные, но я также принимаю специальные заказы.

Крис резко выдыхает и трет лоб.

— Мне нужно что-то подарить своей невесте на годовщину, и я понятия не имею, что ей подарить. Ты бы подумала, что после восьми лет совместной жизни я должен знать? — Он смеется. — И мне кажется ей понравится одно из сердец.

— Ну, я могу принести одно в четверг, когда вернусь с теми, что для детей.

Он улыбается.

— Это было бы потрясающе. Ты знаешь, где мой офис? Он на противоположной стороне от Джен.

— Уверена, что найду его.

Мы встаем в одно и то же время и неловко смотрим друг на друга, возвращаясь к нашим телефонам. Наконец, он протягивает руку, и я пожимаю ее.

— Увидимся в четверг.

Я прощаюсь и иду к столу Оливера, но он уже стоит, прежде чем я дохожу до него, он уходит в коридор. Я иду за ним в комнату рядом с ресторанным двориком. Он закрывает за нами дверь и прижимает меня к стене, целуя меня, прежде чем я смогла что-то сказать. Я тяну его за волосы, он тянет мои, и наши руки держат лица, языки сталкиваются. На вдохе я отрываюсь.

— Ты действительно скучал по мне, — тяжело дышу я. — Ты обычно пристаешь к женщинам в больничных палатах?

Оливер прижимает лоб к моему и тяжело выдыхает.

— Определенно нет. Обычно я никогда не бываю в таком отчаянии.

Он стонет, когда я впиваюсь ногтями ему в грудь.

— Расскажите мне больше об этом отчаянии, Доктор Харт, — бормочу я, прислонившись и облизывая контур его губ. Он прижал бедра ко мне, и я стону, чувствуя, как сильно он возбужден.

— Мне нужно еще одно свидание, — шепчет он мне в губы, запуская руки под рубашку.

— Ты пытаешься соблазнить меня в середине рабочего дня? —спрашиваю я, выгибая спину, когда он кладет руки под мой бюстгальтер.

— Я освободился больше часа назад, — говорит он, лаская мои соски большим пальцем.

— И ты остался?

— Я хотел подождать тебя.

— Серьезно? —спрашиваю я, задыхаясь, когда его рот опускается и он берет мой сосок.

— Мхмм, — отвечает он моей коже.

— А потом ты сидел и смотрел на меня через всю комнату?

— Он не твой тип, — говорит он, облизывая мой второй сосок.

— Что? — Яяхватаю его за голову, чтобы остановить его движения, и он смотрит на меня.

— Тот парень, с которым ты обедала. Он не в твоем вкусе.

Я не могу не улыбаться.

— Ты думаешь, я была на свидании с парнем в столовой больницы, в которой ты работаешь?

Он издает длинный вдох, все еще держа мою грудь.

— А как бы ты это назвала?

Я смеюсь, покачивая головой, приподняв подбородок, чтобы он снова посмотрел на меня.

— Называть это свиданием было бы смешно. Тебя бы беспокоило, если бы это было так?

— Я держался, чтобы не засмеяться оттого, как он пожимает плечами и смотрит в сторону.

— Ты хочешь сказать, что привел меня сюда, потому что ревновал?

Его глаза мерцают.

— Я не буду ревновать.

— Так, если я скажу тебе, что парень, с которым ты меня видел, пригласил меня на свидание, настоящее — за пределами больницы, ты не будешь возражать?

— Он позвал? — рычит он.

— Будет ли это иметь значение?

— Да.

— Почему? — спрашиваю я, пробегая обеими руками по его волосам. Он закрывает глаза при движении.

— Потому что. — Он ластится от моих прикосновений. — Потому что…

— Угу?

Он открыл глаза.

— Потому что я хочу, чтобы это был я. Я хочу быть тем парнем, который постоянно забирает твое время.

— Так будь этим парнем, — отвечаю я.

— Я буду, — говорит он, приблизившись, чтобы поцеловать меня. — Я буду.

— Хорошо, — отвечаю я, прижимаясь к нему в ответ, желая остаться так навсегда. От реальности, что я не могу так делать каждый раз, мне больно. Как будто он чувствует, что от меня исходит беспокойство, он отдаляется и касается моей щеки ладонью.

— Это просто собеседование, Элли, — шепчет он, глядя на меня. Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза. Однако это не просто собеседование. Это смена жизни. Жизнь коротка, напоминаю себе. Посмотри, что случилось с Уайтом. Я не заставлю Оливера чувствовать себя плохо из-за любви ко мне. Я не могу быть той девушкой, которая требует отказаться от своей мечты в обмен на мое счастье. Когда я успокоилась, я открываю глаза.

— Я знаю. Иди надери задницу на собеседовании, Бин. Делай что нужно.

Я протягиваю руку и целую его в щеку. Он снова хватает меня, но я останавливаю его.

— Позвони мне, когда вернешься.

Каким-то образом я отворачиваюсь от его больших зеленых глаз, от тех больших, теплых рук, и от чувства комфорта, которое он мне приносит. Я выхожу из комнаты и больницы, не оглядываясь назад.

 

 

Глава 32

Сидя на одном из стульев на лужайке моих родителей, я бью большой кусок стекла и режу себе палец. Я начинаю ругаться и сосу крошечный порез на кончике пальца. Со мной такого не случалось…некоторое время.

— Сегодня нужно отпраздновать, — говорит мама, садясь рядом со мной с двумя бокалами лимонада в руках.

— Да, — говорю я, протягивая руку к стакану.

— Ты счастлива, что наконец-то продала дом?

Я вздыхаю, отодвигаю коробку на коленях в сторону и закидываю ноги на стул.

— Счастлива, освобождена, немного взволнована.

— Не огорчена, — заявляет она. Я смотрю на нее и вижу, как она улыбается мне.

— Не огорчена, — отвечаю я, и я рада, что это правда. Может быть, это связано с тем, что я живу с Виктором уже целую вечность. Может быть я наконец-то приняла это, но часть меня всегда будет думать о потере Уайта, но я пережила это и нашла способ двигаться дальше.

— И ты продала картину Уайта, которую так любишь. Ты делаешь много больших шагов. Я горжусь тобой, — говорит она с улыбкой.

— Спасибо. Я тоже, — отвечаю я небольшим смехом.

— Но ты будешь заниматься галереей? — снова спрашивает мама, что больше похоже на заявление, чем на вопрос.

Я хмурюсь от ее слов.

— Конечно.

— Если тебе нужна помощь в открытии чего-то нового, мы с удовольствием поможем тебе, ты же знаешь?

Я молчу какое-то время. В галерее столько воспоминаний, сколько в доме, но каким-то образом я разделяю их по-разному. Когда мы были там вместе, я была в своей студии, а Уайт был в своей. Мы не делили пространство, как делили нашу спальню.

— Спасибо, но пока я в порядке. Я подумаю, когда договор аренды закончится.

— Когда это произойдет?

— В конце месяца, — фыркаю я.

Моя мать качает головой.

— Ты хорошо умеешь тянуть, — отвечает она с небольшим смехом. — Тут много стекла. Сколько сердец было разбито на этот раз?

Мои родители шутят над моими сердцами. Они даже не знают, как они появились, но они думают, что они красивы и поддерживают меня в том, чтобы я делала их. Первые люди, которые купили сердца, были группой разозленных пожилых женщин без свиданий на День Святого Валентина. Они говорили: «Кому вообще нужен мужчина?». На следующий год все трое были замужем. Однако последняя часть обычно игнорируется в разговоре о разбитых сердцах, потому что все предпочитают пересказывать более печальную история, которая заключалась в том, что они были разведенными, которым надоело ходить на плохие свидания.

Я улыбаюсь.

— Я рада сообщить, что эти сердца для свадебной вечеринки.

— Серьезно?

— Очень. Парень, который руководит отделением, отвечающим за художественную программу в больнице, купил одно для своей невесты, и она решила, что хочет одно для каждой из своих горничных.

— Это очень мило. У нее должно быть много денег, — комментирует она. Когда звучит голос отца, мы обе оборачиваемся на звуки его голоса, кричащего, что люди начали приходить на барбекю.

— Я уберу это, — говорю я, вставая и потягиваясь.

— Я здесь, — кричит Мия, заходя во двор. Впервые за пару дней я чувствую что-то, кроме стресса.

— Помоги мне с этим, пожалуйста, — кричу я, когда забираю одну из коробок. Она подходит ко мне и берет другую коробку.

— Они такие красивые, — говорит она, когда мы шли к дому. Мы положили их в гостиной у входной двери, оставаясь там, когда пришла ее мама. Разговор продолжился о сердцах, фотографиях Мии и мальчиках. Все одно и то же каждый раз, когда мои родители устраивают барбекю. Те же разговоры… те же люди… это никогда не устареет. Когда я была с Уайтом, я пропустила целую массу таких дней, потому что, он не очень любил на них приходить. Он сказал, что все заставляют его чувствовать себя чужаком, и мне было больно, что он так думает, поэтому я тоже не приходила. Я не жалею об этом, хотя я скучала все время. Моя семья это понимала. Они знали, если бы они были на моем месте, они бы поступили также.

Приехал Виктор с какой-то девушкой, которую я никогда раньше не видела, на буксире с ее подругой.

— Это Мэделин и ее подруга Эмма, — говорит он в качестве приветствия. — Мэделин - сестра Бобби.

Мы с Мией переглядываемся, а затем смотрим на Виктора, прежде чем приветствуем Мэделин и Эмму, которые выглядят как мои младшие сестры. Моя первая мысль интересно, что Оливер думает обо всем этом. Мы мало говорили с тех пор, как он уехал на собеседование на прошлой неделе. Однажды ночью было несколько текстовых сообщений и телефонный звонок, когда он позвонил, «желая услышать мой голос», но ничего о том, что между нами. К счастью, я была достаточно занята, так что эти мысли посещали меня только ночью.

— Дженсен подъезжает, — говорит Вик после того, как девочки ушли. Он любит давать Мии информацию о статусе его друга. По крайней мере, он не настолько невежественен, чтобы позволить ему топтаться здесь и застать ее врасплох.

— Я думала, что он уехал на работу, — говорит Мия, ее голос тише, чем это было несколько мгновений назад.

— Изменил граффик, —говорит Вик, отворачиваясь.

— Как ты вообще оказался с сестрой Бобби? — спрашиваю я, кивая на девушек, которые сейчас разговаривают с моей мамой и Беттиной.

— Она осталась на ночь.

Я глазею на него.

— Ты переспал с сестрой своего друга? Сколько ей лет?

— Расслабься, — говорит он, смеясь над моим взглядом. — Она достаточно взрослая, и все по обоюдному согласию. Позвать их сюда было джентельменским поступком, так как они проснулись поздно, и Эмме было плохо после выпивки.

Я чувствую, что мои уши становятся горячими от его исповеди, но я стараюсь не давать просочиться своему бурлящему гневу. Он прав насчет обоюдного согласия, но он такой лицемер, так как встречается с младшей сестрой своего друга, когда все, что он когда-либо делал, это предупреждал своих друзей насчет меня.

— Где был ее брат?

— Работал над делом.

— Не могу поверить, что ты с ней переспал, — говорю я, глядя на него.

— Ей не семнадцать, — говорит он, как будто он оскорблен или что-то в этом роде. Из моего периферического зрения я вижу, как Мия скрестила руки. Я делаю то же самое и посмотрела на него, мысленно стреляя кинжалами в него. Вик смеется, а затем опустил взгляд в пол.

— Она мне нравится, понятно? — сказал он, уходя. Я обращаюсь к Мие и безмолвно говорю ей, что ненавижу его, к чему она резко кивает в согласии. После того, как наша взаимная ненависть к моему брату установлена, мы возвращаемся на улицу и наливаем себе очень большие бокалы Сангрии ее мамы.

— Ты в порядке? — спрашиваю я Мию, которая выглядит так, будто проглотила лягушку.

Когда она кивает, не говоря ни слова, мой взгляд следует от нее к Дженсену и Оливеру, которые смеются и разговаривают, когда входят, похоже, что они только что вышли из проклятой фотосессии Аберкромби. Как будто они не виноваты за наш дискомфорт и беспокойство. Их вид заставляет мои внутренности вспыхнуть.

— Ты хочешь уехать? Мы можем просто уехать, — предлагаю я, надеясь, что она согласится, но она этого не делает. Она улыбается и поворачивается ко мне с неожиданно ясными глазами.

— Нет. Твои родители очень рады, что ты здесь в этом году, — говорит она, положив руку на мою. — Я справлюсь.

— Мы всегда делаем это, да? — говорю я, грустно улыбаясь, когда смотрю, как Оливер и Дженсен идут к Вику и девушкам. Они оба приветствуют парней чрезмерно возбужденными объятиями, которые заставляют мой живот скрутиться. Я сжимаю руку Мии сильнее, когда смотрю, как Эмма практически вешается на Оливера, который улыбается ей.

— Я звоню Нейтану, — внезапно говорит она, от чего мой рот открывается.

— Ты не сделаешь, — говорю я, неожиданно для себя. Ни один из нас обычно не играет в головные игры или не пытается заставить кого-то ревновать. Я думаю, что мне никогда не нужно было заставлять Уайта ревновать, потому что он родился чрезмерно ревнивым, но Мия никогда не была такой. Друзья моего брата все похожи в одном, они уверены в себе. Настолько уверенны, что они верят, что каждая женщина поведется на них. Дженсен всегда относился к Мии так, как будто она никуда не денется, не то, чтобы он был грубым, но он принимал ее как должное. Какой бы неземной сейчас не была Мия, она противоположность Дженсена, всегда верила ему, всегда молчала, когда он был рядом, потому что он был шумным. Когда все пошло не так, она вылезла из раковины, готовая к перерождению. Я знаю, что она использует свои громкие комментарии как щит, потому что она уже не была прежней после Дженсена. Не публично. Я получаю настоящую Мию, в те времена когда она тихая и уязвимая. Я смотрю на парней, разговаривающими и смеющимися с этими девушками. И решаю… к черту… мы тоже можем повеселиться.

— Скажи ему, чтобы привел друзей, — говорю я, глядя на короткие волосы Оливера. Он подстриг их для собеседования. Конечно, они все равно длинноваты, доходят до воротника поло. Он также сбрил бороду, так что выглядит он свежее.

— Пойдем, — говорит Миа, яростно печатая в своем телефоне. — Мы обязательно вернемся.

Я следую за ней через боковую дверь и смеюсь, когда она ворчит под нос «ублюдки». Я люблю ее. Мы идем наверх в мою комнату, и она помогает мне разобраться с сердцами, над которыми я работала, пока Нейтан не позвонил, сообщая, что они снаружи. Мы практически выбежали на улицу, чтобы встретить Нейтана, Хантера (да, моего «первого» Хантера) и Стивена. С этими парнями мы тусовались в школе и колледже. Они просто веселые, милые люди.

— Я не видел тебя целую вечность, — говорит мне Хантер после того, как мы все обнялись.

— Я знаю. Что случилось с той девушкой, с которой ты встречался? Эмилия?

— У нас вроде как перерыв. Отношения на расстоянии — это тяжело, — говорит он, пожимая плечами. — Но я все же думаю, что между нами, что-то есть.

Я улыбаюсь в ответ. Мы немного поговорили, и я полностью забыла о вечеринке на заднем дворе и парнях, которых мы хотели заставить ревновать. Я почти уверена, что Мия тоже. Это похоже на старшую школу, иногда чувствовать себя подростками это то, что нужно. Мы смеемся и шутим о днях борьбы Нейтана, и после глупой демонстрации одного из движений, где я была использована в качестве спарринг-партнера, я приземляюсь коленями на землю. Смеясь сквозь боль.

— Ты в порядке? — спрашивает Нейтан, осматривая меня.

— Я в порядке. Очевидно, слишком старая, чтобы играть в это дерьмо, но я буду жить, — говорю я, заставляя нас всех смеяться.

— Давай, залазь на мои плечи в память о былых временах, — говорит Хантер подмигивая.

Хантер, по какой-то странной причине, бежит во двор, крича что-то о зомби-Апокалипсисе. Я почти уверена, что он пытается подражать кому-то из ходячих мертвецов, но голос, который он использует, далек от этого. Я держусь изо всех сил, истерически смеясь, мои волосы развиваются взад и вперед, пока Мия, Нейтан и Стивен следуют за нами. Мы все смеемся так сильно, что толпа на заднем дворе оборачивается, чтобы посмотреть на нас.

— Прекрасно, а вот и соседи, — говорит Вик, улыбаясь, когда Хантер останавливается, чтобы поприветствовать его, все еще держа меня на плечах. Вик и его друзья всегда любили этих парней. Они занимались серфингом вместе, и я уверена, что они все еще играют в футбол на День Благодарения.

— Давно не виделись, мужик, — говорит Хантер, проходя и приветствуя всех со мной, все еще висящей на спине. Я жалуюсь на свое колено и собираюсь спрыгнуть, когда он подбрасывает меня и ловит в кольцо рук, как будто мы в команде поддержки, а вишу вниз головой, а волосы тянутся по траве.

— Ты собираешься ее отпустить? Ты знаешь, что для ее кровообращения не безопасно находиться в таком положении слишком долго, — говорит доктор Оливер, как будто кто-то спрашивал его. Все на это фыркают.

— Чувак, пожалуйста, оставь работу на рабочем месте, — говорит Дженсен.

— Ты меня опустишь? — говорю я, смеясь, пока убираю волосы с лица. Хантер смеется, смотрит на меня и качает головой. Когда он наклоняется ко мне, мои глаза расширяются. Я не думаю, что он поцелует меня или что-то еще, но все же, я внутренне волнуюсь. Он наклоняется к моему уху и громко шепчет, чтобы каждый мог его услышать.

— Зомби все еще там, но конечно, если с твоим коленом все хорошо, я могу тебя опустить.

Я смеюсь, когда он отступает и я ударяю его по груди, он шипит, и ставит меня на ноги. Я держусь за его руки для равновесия.

— Если ты хочешь меня полапать, все, что тебе нужно сделать, это попросить, — говорит он, флиртуя.

— Я говорила тебе, что мы слишком стары для этого. Теперь у меня кружится голова, — говорю я.

— Ты слишком стара для этого. Я чувствую себя хорошо. Если ты захочешь еще один заход, ты знаешь, где меня найти.

— Элли, могу я поговорить с тобой минутку? —говорит внезапно Оливер. Хантер, и я бросаем на него взгляд, как Вик и Дженсен.

— Наверное? — пищу я. Когда мои глаза встречают его ярко-зеленые глаза, мое сердце падает где-то между моей печенью и желчным пузырем. Я смотрю на Хантера и улыбаюсь.

— Я сейчас вернусь.

Он улыбается и пожимает плечами.

— Мы будем здесь. Иди сюда, Мия, ты следующая, — говорит он, бросаясь на Мию, которая смеется и отступает.

— Это только что стало интересней, — бормочет Дженсен.

— Ты не можешь позволить себе еще один синяк под глазом, — говорит Вик, когда я следую за Оливером. Он ведет меня под огромное дерево на другую сторону двора. Я иду, пока не встаю прямо перед ним, где ствол дерева блокирует нас от моего брата и остальных людей.

— Что случилось, — говорю я, держа свой взгляд на траве между нашими ногами.

— Что случилось? — говорит он. — Что случилось? Это то, что ты собираешься сказать?

Я вздыхаю и смотрю на него. Я ненавижу, что его лицо заставляет мое сердце колотиться так. Я ненавижу, что его глаза и то, как он смотрит на меня, делают все остальное таким…малым.

— Как прошло твое собеседование? — спрашиваю я. Он закрывает глаза и проводит рукой по волосам.

— Мне нравятся твои волосы, — продолжаю я. — И твоя бритая борода.

Оливер снова открывает глаза и слегка улыбается, но я принимаю это.

— Спасибо, и собеседование прошло отлично. Собеседование… их было два… — Он смотрит в сторону, через плечо, когда говорит это, поэтому я жду. Когда он не дает дальнейших комментариев, я с тревогой улыбаюсь.

— Хорошо. Я знала, что так и будет.

Мы смотрим друг на друга в течение долгого, молчаливого момента, и мне так хочется, чтобы он прикоснулся своими мягкими губы к моим и поцеловал.

— Итак… Хантер… — говорит он, наконец.

Я немного посмеиваюсь.

— Мы не встречаемся или что-то еще, если это то, куда ты клонишь, — говорю я, вспоминая больницу.

— Я не… — Он перестает говорить, вздыхает и прижимается спиной к стволу дерева, наклоняя голову вверх, открывая свое горло. Я не хочу ничего больше, кроме как податься вперед и поцеловать его Адомово яблоко. — Это так тяжело для меня, Элли. Не думаю, что ты понимаешь, как тяжело.

— Что? — спрашиваю я, мое сердце поднимается к горлу, пока я жду когда он сбросит на меня бомбу.

Он снова смотрит на меня.

— Я действительно думал, что ударю его. Я имею ввиду Хантера.

Его ревность оказывает на меня такое влияние, что мое сердце вырывается из груди. Я ненавидела ревность Уайта, это раздражало меня, заставляло меня сердиться, но Оливер, говорящий об этом, заставляет мое тело петь.

— Почему? — спрашиваю я, подходя ближе.

— Он пришел сюда, не заботясь ни о чем. Для него это так просто. Вик даже не моргнул, когда увидел вас.

— Потому что мы друзья, — шепчу я, приближаясь к нему еще ближе.

— Я знаю это, но все же. Я представлял, что произойдет, если я сделаю то же самое, и в моей голове результат не очень хороший.

— Ты хочешь сказать, что мы должны положить этому конец? — спрашиваю я, опуская взгляд на землю между наших ног.

— Нет. Я бы никогда так не сказал.

Суровость в его голосе возвращает мои глаза к нему.

— Почему?

— Мы уже прошли через это, — тихо говорит он, протягивая руку, чтобы взять мою. — Я хочу тебя.

— Так возьми меня, — отвечаю я, и его лицо темнеет. Он протягивает руки и тянет меня немного ближе.

— Нас поймают, — шепчу я.

— Я так сильно хочу тебя сейчас, — говорит он, рыча мне в щеку. Я отстраняюсь от него и опускаю руку, глядя на него сквозь ресницы.

— Может быть, нам стоит пойти в ванную через пару минут, — шепчу я. Я хочу этого… что бы то ни было. До тех пор, пока я могу иметь его, я хочу его. Он кусает нижнюю губу.

— Пять минут.

— Пять минут, — говорю я, улыбаясь, уходя от него и направляюсь к Мии.

— Что ему было нужно? — шепчет она.

— Он сказал, что хотел убить Хантера, когда увидел, как мы вошли.

Она смеется.

— Это было настоящее шоу. Дженсен смотрел на меня с тех пор, как мы сюда зашли.

— Ну, мы знали, что это произойдет.

— Он такой засранец. Такой симпатичный, слишком ответственный, мудак, — говорит она со вздохом, ссылаясь на Дженсена, качая головой.

— Бин устроился на работу?

Я сжимаю губы.

— У него были собеседования. Сомневаюсь, что они предложили что-то на месте.

Мысль о том, что он уедет на работу так далеко в ближайшее время, заставляет мое сердце болеть. Я решила использовать эти последние недели, или месяц вместе, чтобы быть просто вместе. Об остальном я позабочусь позже. Я справлюсь с болью, когда она придет, и я признаю, что я тайно надеюсь, что это не так.

— Ребята! Стейки готовы! — зовет моя мама. И толпа направляется в её направлении.

— Ты не пойдешь? — спрашивает Мия, когда она замечает, что я стою на месте.

— Я буду здесь. Мне нужно кое-что внутри, — говорю я, и иду противоположным путем, когда она побежала вперед, чтобы догнать Стивена, Нейтена и остальную команду.

Как только я оказываюсь в ванной, я вздыхаю от ожидания. При звуке шагов мое сердце пропускает ритм, а затем перестает биться вообще, когда Оливер входит в ванную, его присутствие владеет каждой частичкой моего внимания. Мои глаза перемещаются по длине его тела, я не думаю, что когда-нибудь устану смотреть на него. Такое чувство, что он вызывает эту реакцию у меня так долго, сколько себя помню. Его рука тянется за спину, чтобы повернуть замок на двери, и он улыбается этой медленной, чувственной улыбкой, которая всегда заставляет меня превращаться в более мягкую версию себя. Он покрывает свои руки вокруг моей талии, притягивая меня на себя, когда его губы захватывают мои в медленном поцелуе. Это сладкий, нежный поцелуй, который завязывает мои внутренности в узел.

Мои руки тянутся к его лицу, неистово прикасаясь ко всему сразу, к его шее, к его рукам, к его рубашке… и, несмотря на то, что мы в ванной, и это должно быть быстро, но взгляд, который он бросает на меня, говорит об обратном. Он расстегивает джинсы и стягивает их вместе со своими боксерами. Его глаза разрывают каждую частичку решимости, которую я создала, когда он наблюдает, как я делаю то же самое. Я выскользнула из моих шлепанцев, моих джинсов, моих стрингов, и повернулась, упираясь в раковину, и мои глаза встречаются с его в зеркале. Когда я наклоняюсь, его взгляд мгновенно покидает мой, чтобы посмотреть на то, что я обнажаю для него. Когда его глаза возвращаются к моим, голод в них заставляет меня держаться крепче. Мои глаза задерживаются на его длине, и я облизываю губы в ожидании того, что снова почувствую его внутри себя.

Оливер двигается между моих ног, и в течение долгого времени, сжимает мою задницу ладонями, глаза закрыты, его грудь сильно расширяется. Я отступаю и призываю его войти в меня, но он продолжает ласкать меня и водить пальцами вверх и вниз по моим влажным складкам.

— Я готова для тебя, — шепчу я, дрожа от его прикосновения.

— Я знаю. — Он наклоняется и оставляет поцелуй между моими лопатками. — Ты всегда была готова для меня.

Он погружается в меня медленно, полностью, и я кусаю губу, чтобы не закричать.

— Ты так готова для меня, — говорит он, стонет, когда он набирает темп. Одна из его рук поднимается к моему плечу, а другая к моей талии, когда его толчки становятся сильнее. Я стараюсь не издавать ни звука, но ничего не могу поделать. Я чувствую себя такой полной, так хорошо.

— Шшш, — бормочет он мне в ухо, облизывая его. — Ты такая идеальная, Элли. Такая идеальная для меня.

Его слова и вид обожания, который я вижу в зеркале, заставляют мое сердце еще больше оживиться. Я толкаюсь в него, когда его зубы прижимаются к моему плечу.

— Оливер, — я стону, кусая губу, когда его рука двигается, чтобы потереть мой клитор. Его удары оживляются, влажный звук его тела, шлепающий по моей заднице, становится все громче и быстрее.

— Элли, — он стонет против меня, а за ним идет множество, ''пожалуйста, давай, детка. Я не могу терпеть, когда ты так сжимаешь меня''. Искра вспыхивает во мне, начиная от кончиков пальцев ног до макушки головы и распространяется подобно быстрому огню, когда все внутри сжимается. Оргазм сотрясает меня, когда он кончает внутри меня.

Оливер прячет лицо в мою шею и тяжело дышит, когда моя голова падает вперед, и я пытаюсь отдышаться. Мы слышим шаги снаружи, и наши головы поднимаются, посмотрев друг на друга в тревоге. Я вздрагиваю, когда он быстро выходит из меня, давая мне одежду, и я начинаю краснеть, когда он застегивается. Мы даже не близки к тому, чтобы выглядеть нормально, мои волосы в беспорядке, наши лица блестят от пота, но я показываю ему выйти на улицу в любом случае. Он закрывает за собой дверь, но я слышу громкие голоса, как только он выходит, а затем поворачивается дверная ручка.

— Кто там, черт возьми? — у меня сводит горло от паники, когда я понимаю, что это осуждающий голос моего брата за дверью.

— Клянусь Богом, я люблю тебя. Ты мой брат, но, если там, тот о ком я думаю… — говорит он, позволяя этой мысли зависнуть и мариноваться некоторое время. Он бьет рукой о дверь. — Открывай дверь! — кричит он, заставляя меня сделать шаг назад. Но я не могу, потому что я полностью онемела. Полностью и совершенно онемевшая, когда я смотрю на дверь и новая волна предвкушения проходит через меня – не та, когда я заходила сюда. Наконец, я чувствую, как слезы заполнили мои глаза, и я иду, чтобы открыть дверь, но останавливаюсь, когда снова слышу, как он говорит.

— Эстель отсутствовала за столом… Эстель и ты единственные, кто пропал без вести. Она не в своей комнате, Мия понятия не имеет, где она… Хантер не знает, где она… и я действительно пытаюсь предположить, что она не была там с тобой, — говорит Виктор, его голос низкий и угрожающий.

— Я влюблен в нее, ясно? — говорит внезапно Оливер. Мои колени ослабевают, и у меня появляются слезы на глазах. Я поворачиваю замок на двери и открываю её. Рот моего брата полностью опускается, и как только он понимает кто перед ним, его взгляд становится убийственным.

— Моя сестра? — говорит он. — Ты трахаешь мою сестру? — он кричит, как будто ему нужно подтверждение, не видя меня перед собой. Оливер стреляет в меня взглядом, который заставляет мою грудь сжаться сильнее.

— Я влюблен в нее.

— Влюблен? — Виктор кричит, толкая его. Я бегу к ним и хватаю руку Виктора.

— Вик, остановись!

— Ты влюблен в нее? Как ты можешь быть в нее влюблен, если ты уезжаешь? Ты только что согласился на работу в четырех часах езды отсюда к северу, бл*дь, — кричит он.

— Они предложили тебе там работу, и ты согласился? — тихо спрашиваю я, мой голос дрожит, когда я отпускаю руку Виктора. Он использует момент, чтобы пройти вперед и замахивается на Оливера, ударяя его в лицо. Оливер вздрагивает и хватается за лицо, но его глаза остаются прикованными к моим.

— Я собирался поговорить с тобой об этом.

— Ты даже не сказал ей? — кричит Виктор и снова бьет его. — Ты трахаешь мою сестру и у тебя даже не хватило приличия сказать ей, что ты уезжаешь? Как долго это продолжается?

— Это между мной и ней, — говорит Оливер, выплевывая кровь, его руки сгруппированы по бокам, как будто он держится, чтобы не ударить.

— Ты и она? Нет тебя и ее! — Виктор кричит, задыхаясь и поворачивается ко мне. — Элли, тебя и Оливера нет.

Он говорит эти слова, и я не знаю, как должно выглядеть мое лицо, но, если оно раздробленное, как мои внутренности, я думаю, он это видит. Это разжигает еще один раунд гнева внутри него.

— Ты ублюдок, — говорит он, снова шагая к Оливеру, и тогда я подрываюсь и реагирую, хватаясь за руку Виктора и тащу его обратно. Как бы мне ни было больно, я не хочу, чтобы он продолжал бить незащищенного Оливера, который просто принимает избиение, словно он того заслуживает.

— Остановись, Виктор. Просто остановись, — говорю я плача.

— Ты знаешь, через что она прошла? Ты, черт возьми, знаешь, через что ей пришлось пройти за последний год? Ей не нужен такой парень, как ты, который снова сломает ее!

Виктор продолжает кричать. Наконец, к нам бежит толпа, все появляются из ниоткуда одновременно. Дженсен роняет свою тарелку на пол и бежит на полной скорости к нам, отталкивая Виктора назад.

— Этот ублюдок… — он делает рваный вдох. — Ошивается вокруг Эстель!

— Я не ошиваюсь рядом с ней! — рычит Оливер.

Виктор снова кидается вперед, но Дженсен сдерживает его.

— Я доверял тебе. Когда это началось? Я, бл*дь, доверял тебе! Ты мне как брат! Как ты мог это сделать? — кричит Виктор.

Только когда Мия подбегает ко мне и обхватывает меня руками, я понимаю, как сильно дрожу. Она пытается увести меня назад, подальше от суматохи, но я не двигаюсь с места, пока мой отец не подходит к нам.

— Виктор, в мой кабинет.Живо, — говорит он тоном, не оставляя места для обсуждения. — Оливер. В мой кабинет. Живо.

Виктор стреляет в него взглядом.

— Можешь поверить…

— Заткнись и иди в мой кабинет, и не трогай его снова.

Тишина обрушивается на нас, и Оливер пытается пройти мимо них ко мне, но я медленно качаю головой, не желая, чтобы все стало хуже. В любом случае, мне нужно подумать. Мне нужно уйти от всех и подумать. Я глотаю свои эмоции и иду к машине Мии в тишине. Моя мама и ее мама останавливают нас, чтобы обнять меня и сказать, как они сожалеют, задавая миллион вопросов. «Когда это произошло? Ты влюблена в него? Почему ты скрывала это от нас?» Но я не отвечаю. Я не говорю, что это случилось так давно, что я не помню, когда это все началось. Я не говорю, что я держала это от них в тайне, потому что хотела избежать именно того, что произошло. И, наконец, я определенно не говорю о том, как мое сердце, что оно расколото настолько сильно, что оно даже не разбилось, оно взорвалось в большом, кровавом беспорядке.

Я сажусь в машину, и парни, Нейтан, Стивен и Хантер идут с нами. Стивен и Нейтан находят способ втиснуться сзади, а я вынуждена сесть на колени Хантера спереди. Как только мое лицо касается его груди, я теряю самообладание и всхлипываю. Он просто держит меня, без слов, пока мы не добираемся до дома Нейтана, и они выходят из машины.

— Мне очень жаль, Элли, - говорят все трое, обнимая меня. Они знают, через что я прошла. Они знают, через что я прошла. Они присутствовали на похоронах и после. Они держали меня за руку в течение многих лет, когда мое сердце было только немного сколото, а позже, только немного сломано, так что это правильно, что они будут присутствовать, чтобы увидеть полную кончину всего этого. Когда я возвращаюсь в машину, мы спокойно едем на пляж, куда мы обычно ездим, когда у нас есть хорошие дни и жалкие дни. Мы идем к черным скалам, которые стали нашим третьим колесом, нашим лучшим другом, ступенькой для наших успехов и мулом для наших проблем. Как только мы садимся рядом, она протягивает мне руку… свое плечо… свое ухо… и я плачу, плачу до тех пор, будто мои слезы соревнуются с волнами в печальной, разбитой симфонии.

 

 

Глава 33

 

Я считаю, что мне повезло, что я была влюблена дважды. Некоторые люди не находят людей, с которыми они будут связаны на более глубоком уровне. Я нашла двоих. Я любила обоих одинаково, но по-разному. Один был моим наставником, моим другом, моим любовником. Он открыл мне глаза на величие, на которое я была способна. Он верил в меня, когда другие думали, что я потерплю неудачу. Когда я потеряла его, я плакала каждый день, недели, горевала месяцами. Я скорбела о потери молодой жизни, любимого художника, луча света в нашем обществе и моей жизни. Я все еще скучаю по его улыбке и запаху его рук, даже после того, как он выкуривал десять сигарет. Я скучаю по тому, как он рассказывал мне о деревнях, которые он видел, и о людях, которых он встретил в них. Я даже скучаю по его вспыльчивым истерикам и тому, как он бросал краски повсюду, когда свет снаружи постепенно переходил в лунный. День, когда Уайт научил меня направлять свою боль в искусство, был днем, когда я влюбилась в него. Разбей все это вдребезги, сказал он, помогая мне разбивать тарелки и стаканы. Ненавижу этот мир, кричал он, взяв молоток для деревянных ложек. Он смотрел, как я ломаюсь, и когда я закончила, он поднял меня вместе с разбитыми кусками стекла. Один за другим, мы склеили все это вместе, и когда мы закончили, мы сделали самое прекрасное разбитое сердце, которое я когда-либо видела.

Первый мальчик, в которого я влюбилась, радовал меня рассказами о королях и королевах, о войне и мире, и о том, как он надеялся однажды стать чьим-то рыцарем в сияющих доспехах. Я жила с помощью его поздних ночных приключений, наблюдая, как он оживленно размахивал руками, рассказывая свои истории и любила, как его зеленые глаза мерцали, когда я смеялась над его шутками.

Он научил меня, каково это, когда меня ласкают и целуют. Позже он научил меня тому уровню боли, который ощущаешь, когда теряешь того, к кому привязался. Единственное, чему он забыл меня научить, это как справляться с болью, которая сжимала мою грудь после того, как он разбил призрак того сердца, которое у меня осталось. Я всегда думала, что это был пропущенный урок. Теперь я задаюсь вопросом, может он пытался понять это сам, или он просто никогда ничего не чувствовал. Мне было интересно, когда он ушел той ночью, вернется ли он. Когда все стало серьезно с Уайтом, я очнулась ночью, думая, ''что, если Оливер войдет в эту дверь прямо сейчас и попросит меня быть с ним? Я уйду? ''Я так и не нашла ответа, потому что он так и не пришел. Мне нравится думать, что я не основывала свою помолвку ни на чем, кроме моей любви к Уайту, но все же, что «что если» всегда оставалось.

В отличие от потери Уайта, я никогда не прекращала оплакивать Оливера. Я никогда не останавливалась, потому что мое сердце не успевало восстановиться, до того, когда он возвращался и снова прорывался через него. Оливер научил меня сердечной боли и тоске. Он научил меня встречать боль улыбкой, потому что, как бы прекрасна ни была жизнь, иногда она приходит к нам в формах, которые мы не узнаем. Он научил меня понимать, что самое главное в любви - настоящей, сверхъестественной, заставляющей чувствовать себя сумасшедшим, всепоглощающей, обнажающей тебя видом любви - это то, что, когда ты паришь, ты находишься выше, чем мог бы мечтать. Но когда вы падаете, вы приземляетесь внутри самых глубоких темных расщелин, и остаетесь одни, чтобы себя вытащить.