Об отзывчивости и добросердечии

 

Как шиповник стал розой (Ирина Романова)

 

 

У дома расцвёл ярко‑красный шиповник,

Он стеблем ветвистым обнял подоконник.

А там милый кактус, совсем молодой,

Цветами любуясь, качал головой:

 

– Зачем тебе, друг мой, все эти колючки?

А мне защитить надо хрупкие ручки –

Их дети ломают, уж сил нет моих…

– Ну, ладно, отдам, проживу и без них.

 

С шиповником рядом стояла ромашка.

– Я слишком скромна в белоснежной рубашке.

Ты добрым слывёшь, подари мне свой цвет…

– Бери, если надо, – шепнул он в ответ.

 

Крапива спросила: – И что, не обидно?

Теперь тебя, бледного, вовсе не видно.

Жасмин изумился: – Мне это не снится?

Как в нежную розу ты смог превратиться?

 

Стоит она скромно, умыта росою,

И сад украшает иной красотою.

Любуются розой наш кактус с шипами,

Цветная ромашка и мы вместе с вами!

 

 

Дыхания (Станислав Брейэр)

 

А Оленька зимой в лесу заблудилась. Поискала дорогу, поплутала, из сил выбилась – да и села под деревом замерзать.

Увидала её мышка, пожалела, стала на девочку дышать, чтобы согреть своим махоньким дыханьицем.

А у той уже глазки закрываются, ко сну тянет, а как уснёт – то не проснётся.

– Зайчик, зайчик! – позвала мышка. – Скорей сюда, вместе будем на Оленьку дышать.

Прискакал зайчик, стали они вдвоём на неё дышать.

А та уже глазки закрыла, ещё немного – совсем замёрзнет от мороза.

Тут вдалеке послышалось шуршанье.

– Лиса невдалеке! Ой, боязно!.. – сказали мышка и заяц. – Но надо Оленьку согреть.

И стали они лису звать.

– Ну да ну, – удивилась лиса. – От меня еда всегда убегала, а нынче сама зовёт!

– Помоги, лиса! Нашего дыхания не хватает, а у тебя оно побольше, потеплее. Давай вместе на Оленьку подышим.

Пожалела лиса девочку, и принялись они втроём на неё дышать.

Затем и волк подошёл, голодный‑преголодный. Хотел он девочку, а потом и остальных съесть скорей, но жалко стало. И принялся он тоже дышать.

И шатун‑медведь по лесу шатался, притопал – и готов был с голодухи всех разом проглотить. Но вовремя подумал: «Девочка хорошая, и другие от чистого сердца ей помогают, а я их – себе в брюхо? Что я, бессовестный, что ли?»

– Ну‑ко, я тоже подышу моим большущим дыханием. Небось, вместе‑то согреем…

Вот надышали они впятером много тепла – и очнулась Оленька, ясные глазки открыла.

Взял её медведь на лапы, к груди своей мохнатой, тёплой, прижал – и понёс из лесу. Да всё на неё дышал по дороге.

 

 

Донёс почти до самой деревни и говорит:

– Дале сама иди, не то ваши собаки мою шубу до дыр задерут. В чём тогда зимовать буду?

Обняла Оленька медведя большущего – и домой побежала.

А там отец с матерью только что из лесу вернулись, дочку не нашли, плачут на коленях перед Образом. Тут и доченька в дверь постучалась.

– Они там все голодные!.. – сказала она.

…На следующий день отец, мать и дочка Оленька привезли на санках в холодный лес много еды: и мышке, и зайчику, и лисе с волком. А больше всего медведю.

Те наелись досыта – и стало им не так холодно жить…