Доктор Джакиль и Мастер Хайд

 

По светским раутам гуляя доктором Джакилем

Он удивлял народ одежды элегантным стилем

Но выпив из пробирки смесь шипучую

Растрепанным злодеем становился с кровью жгучею

И назывался ночью, — мистер Хайд…

Был мост над речкой… (Темза или Клайд..?)

 

И ветер дул, морщины неба раздвигая…

Вот мистер Хайд, зловеще приседая

И зверем волком ногу волоча

Покинул дом приличного врача

Спешит сквозь дождь терзать красивую брюнетку

Которую поймал он в золотую клетку

Лишив работы в результате крупного скандала…

 

Терзает… бьет… Она кричит… Ему все мало

Вращая бешено зрачками по белкам

Аккомпанирует ненастным небесам

Расшлепанным рисунком рта охального

И непричесанными волосами…

Он рвет на ней скорлупку платья бального!

Брюнетка щеголяет телесами…

 

И складок как английский торт Джакиль

В пробирках он выращивает гниль

Влюблен в дебелую профессорскую дочку

О нравы буржуазные среды!

Гуляет с нею в парках у воды

Но все ж содрать стесняется сорочку!

День X

 

Сегодня лидер оппозиции

звонил правительству с утра

что революция в столице, и,

«власть отдавать уже пора»

 

В ответ «путана», в трубку харкнули

и связь прервалась. Лидер встал.

Сказал: «Ну что же, будет жарко им

Дворец остался и вокзал»

 

Четыре танка стали серые

у президентского дворца

Спокоен президент «Я верую…»

Но пляшут губы у лица

 

По радио Бетховен, Моцартом,

перемежаемый порой

Отрыгивает пламя косо ртом

повстанцев пушка за горой

 

Хоть семь утра, но жар сгущается.

Уже готовы те и те.

И ночь поспешная кончается,

и день страшит их до костей

 

Майор Ривера гладко выбритый

засовывает в горло кольт,

и бренди прошлой ночью выпитый

печёт желудок тыщей вольт

 

С посольской крыши с жопой бабочки

слетел последний вертолёт.

Посол Вудстокер нервно сняв очки

из фляги виски жадно пьёт

 

Советник жжёт дела секретные

а звёздно-полосатый гад

сползает нехотя, конфетный, и,

вдруг падает, накрывши сад

 

Антонио (племянник Санчеса)

пятнадцать лет сегодня бьёт,

но ровно через два часа

в мальчишку пуля попадёт

 

на ляжке револьвер с брелоками,

«Калашников» в другой руке,

он упадёт и брызнув соками

замрёт на каменном куске…

 

Капрал Родриго жадно держится

за Мэри-Анны белый круп

и семя медлит, медлит, нежится

стекает девке между губ…

 

Сейчас он вскочит. Вдруг оденется

покинет девку и постель

(капрала пуля ждёт) он ленится

а девка сонно моет щель

 

....................

Смеётся лидер оппозиции —

Горбатый человек в очках.

Уж журналистов (бледнолицые!)

подвёз автобус второпях…

Картина мира

 

Браунинг взвел китаец

Нож достает малаец

Пятеро храбрых бразильских ребят

Банк грабануть хотят

 

Жизнь происходит круто

У капитана Кнута

Кнут капитан продал АК

И купил в Макао песка

 

Таиландский рыбак и малайский пират

Получили калашников-автомат

Им пожимая желтые руки

Кнут обещает привезть базуки

 

Том руку Дику перетянул

И шприц ему в вену воткнул

В Нью-Йорке в кровати ребята лежат

Не выйдет из них солдат…

На смерть майора

 

Майора убили потом в Чечне,

Он кепи свое дал мне.

Махнулся со мной на кепку мою

(Не раз побывала она в бою).

…У майора Касаткина отпуск был,

Через Москву он лежал.

Я майора Касаткина не забыл,

На подкладке он написал:

«Кто найдет эту кепку — тотчас отдай

майору Касаткину».

Я надеюсь, майор, ты попал в рай,

И рай твой ведет войну

С адом соседним за райский сад,

Примыкающий к ним двоим.

Я надеюсь, майор, что твой отряд

Наступает сквозь адский дым.

Что крутая у вас в раю война,

Такая, как ты любил,

Как Сухуми взятие, так и на-

ступленье подземных сил.

* * *

 

Старый фашист (Пьер Грипари)

на «днях литературы» в городе Коньяк,

посоветовавший мне прочесть Нерваля,

умер недавно…

Старый французский фашист и старый педераст.

Нерваля я не прочёл, но знаю,

что он повесился на фонаре в Париже

под первыми лучами зари

на улице Старого фонаря. Как красиво!

Проклятый поэт должен быть фашистом.

Другого выхода нет.

Все мы одержали победу (то есть

потерпели поражение) в 1995-м и рядом

Краинские сербы потеряли их землю,

Я потерял Наташу.

Не удалась попытка Денара

отбить Коморские острова.

И умер Миттеран фараон…

(Умер даже Бродский — мой антипод-соперник.

Некому посмотреть на меня,

один я остался)

Проклятый поэт должен быть фашистом.

Не удалась попытка…

Христос проиграл…

И Че Гевара с Мисимой, и Пазолини,

мы все проиграли, т.е. выиграли все…

Мы в тысячный раз выходим с тобой

из жёлтой больницы, Наташа,

у Нотрэ Дам (О, госпиталь Бога!), и апрель

наступает опять и опять…

Я был фашистом, когда я шёл с тобою

по каменным плитам

госпиталя Бога…

Я был им…

Я им остался.

Ты превратилась в бродяжку, панкетку, рок-группи,

пожирательницу грибов, в

женщину-газированный автомат.

А я не могу больше быть и…

только фашистом

примет меня земля.

* * *

 

Смерть и Любовь над миром царят,

Только Любовь и Смерть.

И потому Блядь и Солдат

Нам подпирают твердь

 

неба. Горячие их тела

(он — мускулистый, она — бела,

так никого и не родила,

но каждому мясо своё дала),

 

переплелись и пульсируют вместе.

Ей — безнадёжной неверной невесте —

В тело безумное сперму льёт,

Зная, что смерть там она найдёт.

 

У Бляди мокрый язык шершав.

В щели её огонь,

Солдат, отрубатель и рук, и глав,

Он семя в неё как конь…

 

Она ему гладит затылок,

И он извивается пылок…

* * *

 

Когда себя введу

в твой молодой канал

И на стене в аду

(а ад кромешно ал)

тебя собой распял

скользил и воспарял

 

И горечь на губах

и твой ночной живот

и думаешь в потьмах:

«ну и случилось, вот.»

 

апрель 2000 года

* * *

 

Принцем Тамино, с винтовкой и ранцем

Немец австрийский Гитлер с румянцем

По полю французскому славно шагал

Но под атаку газов попал

 

«Кози фан тутте». «Ди Зауберфлёте»

Австрийского немца моцартовы ноты

Ездил в Париж. Жил полжизни в каретах

Музыку сфер записал он в дуэтах

 

Курфюрсты. Эрцгерцоги. Клары. Кораллы

Наци вина нацедили в бокалы

Гомо-фашисты, Эрнст-Ремы и гомо

Имя Моцарта фашистам знакомо.

 

Будь я эсэсовцем юным и смелым

Слушал бы я Фьердилидж с Дорабеллой

Два офицера: Гульельмо, Феррандо

Их Муссолини прислал контрабандо

Двух итальянцев, — штабистов смешливых

В наши кафе кобылиц боязливых

 

Как я люблю тебя Моцарт-товарищ,

Гитлер-товарищ — не переваришь,

Гитлер амиго принцем Тамино

Нежно рисует домы в руино…

 

2002 год, Лефортово

Лефортово

 

Тюремный день турусами шурша

Уж начался, и едет не спеша

Газету принесли… Стучат ключом

Лекарства что прописаны врачом

Сложив в бумажку, нам суют в кормушку

Вторую чаем вспененную кружку

Я допиваю. День пошел баржою

Если тюрьму можно назвать рекою

 

Отель Лефортово, военные погоны

И стоны, стоны, стоны, стоны

Души, здесь похороненной живьем

«Как Вы мсье?» мне «человек с ружьем»

Вопрос лукавый задает, он лыс

Сей младший лейтенант и вправду лис

 

Он тонкий лис, перловкой и морковкой

Его рубаха пахнет, он с золовкой

До «Бауманской» ехал поутру…

«Я — все нормально, скоро не помру

Назло Вам проживу еще лет триста»

— Звучит ответ философа-фашиста

 

Философ гриву отпустил как мог

В кормушку он смеется и плюется

Он отжимается, он не сдается

«Он супермен», сказал бы педагог

Он высший сорт, он — экстра, мега-стар

А младший лейтенант — он русский самовар

* * *

 

Насте

 

Страшно проснулся: пустая тюрьма

Утром проснулся рано

А под ногами с крутого холма

…Бактрия и Согдиана

 

Желтые обе. Милые две

Родины у султана

Бактрия — словно бы грива на льве

Дождь золотой — Согдиана

 

Я не доставлю Вам… я не умру

Как лепестки из фонтана

Нежно стучат о земную кору

…Бактрия …Согдиана

 

Ты пишешь письмо мне

А адрес прост: каракули крупного плана

Азия — где небеса купорос

Бактрия. Согдиана.

 

Будет полет золотых орлов

Хоть соль будут лить на рану

Пока не увижу с высоких холмов

Бактрию и Согдиану

Саратовский централ

 

Тюрьма шумит от двери до двора

С утра вползает влажная жара

И выползает мокрый влажный зверь

Чтобы в окно протиснуться теперь

 

Тюрьма гудит, кричит и говорит

Тюрьма ключами ковано стучит

На суд-допрос, на бледный Страшный Суд

Нас пацанов испуганных влекут

 

Тюрьма живет вся мокрая внутри

В тюрьме не гаснут никогда, смотри!..

В тюрьме ни девок нет ни тишины

Зато какие здесь большие сны!

 

Тюрьма как мамка, матка горяча

Тюрьма родит, натужная, кряхча

И изрыгает мокрый, мертвый плод

Тюрьма над нами сладостно поет!

 

«Ву-у-у-у! Сву-у-у-у! У-ааа!

Ты мой пацан, ты мой, а я мертва

На суд-допрос, на бледный Страшный Суд

Тебя пацан, вставай пацан, зов-уут!»

Смерть Алескандера

 

Цветут болота Вавилона

Вода из Тигра и Евфрата

Весной микробами богата

Царь пьет за прах Гефестиона

 

Царь сник, Царь-алкоголик болен

Ему мудрец Калан когда-то

Предрек что нет, не смерть солдата

Найдет. Но смертью вавилонен

Он будет в городе разврата

 

Тень синяя от стен суровых

Ширь медная пустынь вдоль ложа

На сказку свежую похожа

У изголовья, вин багровых

Стоят сосуды с бурдюками

 

Закаменевши желваками

Алескандер отходит к мертвым.

Его красивым и простертым

Мечи сжимая кулаками

Толпа угрюмых и упертых

Ждет полководцев. Сквозняками

 

Дворец весенний ощетинен

Держава. Азия. Держава

Угрюмо остается справа

Ведь смертью переполовинен

Дворец двоится обессинен

 

Смерть входит слева

Смерть спокойна

И Азия большая знойна

И Вавилон обескартинен.

 

Смерть — юная большая дева

Чей взор стеклянен и невинен

* * *

 

Насте

 

Пойти бы погулять с блондинкой

С изящной тонкой половинкой

Пойти бы с ты бы погулять

Блондинку б нежную обнять

И сиську ей рукою мять

 

Блондинки это же не люди

С тобою с ангелом иду

И озираются все люди

В две тыщи, а каком году?

 

ТЫ как цветок на нежном поле

Как платье льнет к тебе. Доколе

Сидеть в тюрьме, пыхтеть, вонять?

Блондинку б скользкую обнять!

Элен

 

Песнь механического соловья на рю Пайенн

Масонский дом, где пирамида с треугольником

И встреченная девушкой Элен… Элен… Элен

Тележка, что влачит угольев ком

 

Влачит, свистит, визжит, старушкою ведомая

По рю Пайенн идет близкознакомая

Ко мне идет и пэ несет, чтоб спариться

Так что же ей с старушкою базариться..?

 

Заткнувши пальчиками ушки и зажмурясь

Она бежит по рю Пайенн прищурясь

И блики и удары солнца в уголь

«Бзынь! Взынь!», — блик отлетает в угол

 

И тьму разит. А та несет мочой

Таков был быт несложный, городской

В Год восемьдесят первый там в Paris

Элен… Элен… Элен… ты мокрая внутри…

 

Была.

* * *

 

К своей невесте Пелажи

Маркиз де Сад спешит

И гравий под ногой визжит

На «ша» и «жэ» и «вжи»

 

Глубокий вырез. Сонный лиф.

Холодных сисек гроздь

Над ней Маркиз де Сад, как гриф

У ней как в горле кость

 

Он пилит, рвет, кусает плоть

Толчет ее как соль

Она визжит: «Господь! Господь!

Меня он режет вдоль!»

 

[Затем он ей, но то и люб

Блондин, садист, маркиз

Что с нею — нежной, страшо груб

Ее швыряет вниз]

 

Ее слуге он отдает

Слуга хватает плеть

И истязает ей живот

И топчет как медведь

 

Она спала бы без него

Сосала бы конфет…

[И обожает оттого

Что без маркиза своего

Ее на свете нет]

 

«Амёба хрупкая моя!

Моя ночная жбан!»

«В нее внедряйся как копье

Топчи ее, мой Жан!»

 

Воняет плоть, смердит дерьмом

О белозадый зверь!

О Пелажи, ты жадный дом

Холодных сисек этажи

Вчера, всегда, теперь…

 

Лимонов жил, Лимонов жив

Лимонов будет жить

К своей невесте Пелажи

Маркиз де Сад спешить…

* * *

 

И вязкий Ленин падает туманом

На ручки всех кают над океаном,

 

И ржавый Маркс — заводоуправления

Прогрыз железо: ребра и крепления,

 

И черный Ницше — из провала — крабом

И толстый Будда, вздутый баобабом,

 

И острый я, как шип цветов колючих

На Украине призраков летучих,

На Украине снов, где Гоголь с вязами

Где буки и дубы и рощи базами…

 

Такие мы. А Вы — какие?

Мы — неземные. Вы — земные.

Февраля 2003 года

 

Где-то Наташечка

Под теплым мелким дождичком

Идет сейчас босая

А выше над облаком

Господь играет ножичком

Блики на лицо ее бросая

 

«Бу-бу-бу-бу-бу-бу!» «Ба-ба-ба-ба-ба-ба!»

— Так поет Наташечка нагая

Выпятила девочка нижнюю губу

Мертвенькими ручками болтая

И ножками тоже помогая…

 

Поспешает в направленьи Рая

Мокрая Наташечка нагая.

* * *

 

Насте

 

Когда-нибудь, надеюсь, в ближайшем же году

Я к маленькому панку с улыбкой подойду

 

Долго мы не виделись, товарищ панк,

Пойдёмте, погуляем (не против?) в зоопарк.

 

Там умные пингвины и лица обезьян

Там ходит волк красивый, как красный партизан

 

Что-то Вы невеселы товарищ панк

Для маленькой прогулки не взять ли нам ли танк?

 

И эта чудо-девочка, с прекрасной из гримас

Мне скажет: «Волк тюремный! О, как люблю я Вас!

Я просто молчалива. Я вовсе не грустна.

Всё классно и красиво!» — так скажет мне она.

 

Где плещутся в бассейнах тюлень, гиппопотам

На танке мы подъедем к мороженным рядам

 

Мы купим сорок пачек ванили с эскимо

От зависти заплачут, те кто пройдёт мимо

[1] вариант: «Навеваюсь птицею сиреною в день торжественных матросов»

[2] вариант: «Туманы тёплые одели ветки и цветы черёмух»

[3] Витаю (укр.) — приветствую.