Спиноза — рационализм и система

 

Субстанция и атрибуты

 

Наряду с Декартом и Лейбницем Спиноза принадлежит к классической рационалистической школе. Спиноза — это, пожалуй, самый удачливый создатель грандиозных систем.

Геометрия Евклида вдохновила Спинозу, как и Декарта, на построение рационалистической системы. Спиноза обладал глубочайшей верой в то, что человеческий разум, опираясь на очевидные положения и дедуктивные заключения, способен достичь абсолютно надежного знания.

В плане исторической преемственности идей отметим следующее. В спинозовской моральной теории прослеживаются параллели со стоицизмом; его учение о природе имеет много общего с пантеизмом. Религиозные идеи Спинозы включены в контекст либеральной критики Библии, а в политической философии он близок к требованию толерантности, выдвинутому в Новое время.

Жизнь. Барух (Бенедикт) Спиноза (Spinoza, 1632–1677) родился в Амстердаме в еврейской семье, которая бежала из Португалии от инквизиции. В юности Спиноза изучал иудаистскую философию и теологию и рассматривался как подающий надежды будущий служитель иудаистского культа. Но Спиноза рано проявил наклонности к независимости мышления, подкрепляемые изучением естественных наук и философии Декарта. Его независимая и критическая позиция привели к конфликту с еврейской общиной. Ни просьбы, ни угрозы не заставили его отказаться от философии, в результате чего в возрасте 24 лет он был проклят и отлучен от общины.

После отлучения Спиноза вел размеренную, скромную жизнь. Источником заработка была шлифовка линз для оптических инструментов. Это давало ему возможность быть свободным и независимым. Он отклонил предложение занять пост профессора в университете, полностью и целиком посвятив себя философским занятиям. Его философию обвиняли в атеизме и материализме, но никто не критиковал образ жизни Спинозы. Его спокойная жизнь, далекая от мирских страстей и амбиций, являет собой образ жизни возвышенного философа, живущего в полной гармонии со своим учением.

Спиноза страдал туберкулезом легких и умер в 45 лет.

Спиноза написал на латыни Краткий трактат о Боге, человеке и его счастье (Tractatus brevis de Deo et homine ejusque felicitate). Название этой работы указывает на ведущие темы философии Спинозы: Бог, человек и его счастье.

Около 1661 г. он создал незавершенный Трактат об усовершенствовании разума (Tractatus de intellectus emendatione), который был опубликован только после его смерти. В нем Спиноза обсуждает основной этический вопрос о высшем благе и отвергает в качестве высших благ то, чего добивается большинство людей, а именно почет, богатство и наслаждение. Для Спинозы вопрос о высшем благе связан с вопросом о высшей форме познания. В этом трактате он говорит о четырех путях познания. 1) Мы познаем нечто, когда мы слышим то, что о нем говорится, не обладая при этом каким-либо личным опытом в отношении сказанного. Например, так мы узнаем о нашем дне рождения. 2) Мы познаем с помощью непосредственного личного опыта. 3) Мы познаем с помощью логического вывода, в ходе которого, используя метод дедукции, выводим истинные утверждения из других утверждений, истинность которых нам уже известна. Это надежный путь познания, однако он предполагает, что мы уже обладаем истинными утверждениями, из которых получаются наши выводы. 4) Четвертый и последний путь познания состоит в непосредственной интуиции. Это единственный путь, который дает нам ясное и определенное знание и ведет к сущности вещей. Итак, налицо сходство между спинозовским четвертым путем познания и декартовой точкой зрения на интуицию и очевидность.

Первый путь познания является вторичным и ненадежным. В принципе ненадежен и второй, так как мы можем ложно интерпретировать наш опыт [ср. с возражениями Декарта против чувственного опыта]. Третий путь, как уже говорилось, предполагает надежность исходных предпосылок. Поэтому, если мы хотим получить достоверное познание, мы должны следовать четвертому пути непосредственному интуитивному постижению. Если не стремиться к скептическому саморазрушению, то мы не можем отрицать того, что в некотором смысле действительно обладаем надежным знанием. Например, мы должны сказать, что обладаем надежным знанием того факта, что первые три пути познания не ведут к надежному знанию. Это предполагает, что мы уже обладаем четвертым видом познания. Таков приблизительно аргумент в пользу спинозовского рационализма.

В 1663 г. Спиноза опубликовал маленькую работу о принципах философии Декарта и в 1670 г. анонимно выпустил в свет Богословско-политический трактат (Tractatus theologico-politicus). В нем, исходя из тезиса о принципиальном различии философии и теологии, Спиноза заложил основы исторического исследования Библии. Философия — это наука, целью которой является истина, тогда как теология — не наука. Ее целью является выработка практического поведения, требуемого для благочестивой жизни. Трактат вызвал большие споры.

Политический трактат (Tractatus politicus) был опубликован посмертно. В нем Спиноза особенно подчеркивает важность терпимости (толерантности). Различные формы правления имеют свои положительные и отрицательные стороны, но главным является наличие свободы вероисповедания, свободы мысли и свободы самовыражения. Спиноза стремится обосновать свое понимание политики с помощью своего учения о человеческой природе, то есть того, чем является сущность человека. Это желание жить и оберегать жизнь. Но чтобы понять, что из этого вытекает, нам необходимо более подробно ознакомиться с философией Спинозы.

Главный труд Спинозы Этика, или Этика, доказанная в геометрическом порядке (Ethica ordine geometrico demonstrata) также был опубликован после его смерти. Содержанием этого труда является одновременно этика и метафизика. Что касается его структуры, то он создан по образу геометрии как математической системы. Спиноза начинает с восьми определений и семи положений (аксиом), из которых выводит различные метафизическо-этические утверждения (теоремы). Хотя мы и можем ставить под вопрос строго логическую общезначимость его умозаключений, не вызывает сомнения, что этот труд представляет собой завершенную философскую систему.

На первый взгляд Этика кажется сухой и абстрактной работой. Но за ее формальным фасадом скрываются волнующие идеи об участи человека. Они указывают путь, ведущий от преходящих и неразумных волнений и страстей к свободной и спокойной жизни, в которой каждый способен рассматривать себя и вселенную с точки зрения вечности, sub specie aeternitatis. В этой свободной жизни человек знает и признает основополагающие законы природы, приобретая тем самым спокойствие духа, а также свободу путем понимания необходимости. Таким образом, за математической формой мы находим определенное видение места человека во вселенной.

Первая часть Этики «О Боге» посвящена основной структуре вселенной. Предполагается, что человек занимает подчиненное положение, но посредством своего разума может понять Божественное и таким образом достигнуть наивысшего блага. Вторая часть «О природе и происхождении души» более углубленно рассматривает метафизическое учение о вселенной и человеке. В третьей части «О происхождении и природе аффектов» и четвертой части «О человеческом рабстве, или о силе аффектов» центральное место занимает учение об аффектах. Главным препятствием, которое мешает человеку достичь подлинного счастья и спокойствия, являются страсти, аффекты. Человек постоянно допускает воздействие на себя различных внешних сил, в результате чего его душа не находится в состоянии равновесия. Люди совершают действия, которые приводят их к несчастьям. Страсти обуздывают и ограничивают человека, превращая его в раба стремления к богатству, славе и наслаждению.

В пятой части «О могуществе разума, или о человеческой свободе» Спиноза показывает, как можно избавиться от этой игры страстей. Избавление заключается в проникновении мудрого человека в необходимую сущность вселенной и стирании границы между ним и остальной вселенной.

Однако спинозовское бесстрастное исследование страстей не означает отрицания всех аффектов или чувств. Спиноза проводит различие между хорошими и пагубными страстями. Хорошими являются те чувства, которые увеличивают нашу жизненную активность. Пагубные чувства делают нас пассивными. В активном состоянии мы в большей степени являемся причиной наших действий. В этом состоянии мы больше исходим из себя и оказываемся более свободными (согласно спинозовскому определению свободы).

При этом под активностью не понимается внешняя суетливость или лихорадочные действия. Согласно Спинозе, мы должны стремиться освободиться от случайных внешних обстоятельств, чтобы именно наша духовная сила, наша подлинная сущность направляла наши действия и нашу жизнь. Подлинная сущность человека заключается в активном интеллектуальном познании, которое направлено на преодоление нашей изоляции. Благодаря этому мы можем отождествить себя с природой (Богом). Вот почему пятая и последняя глава Этики называется «О могуществе разума или о человеческой свободе». С помощью нашего ума (интеллекта) и активного интеллектуального познания связи всего с Богом мы сами становимся свободными, ибо теперь наша идентичность охватывает Все и уже не ограничивается нашим маленьким эго, которое теряется перед лицом бренности и изменчивости изолированных явлений.

С помощью такого познания человек находит высшее счастье в интеллектуальной любви к Богу (amor intellectualis Dei). В то же время именно Бог является причиной любви человека к Богу. Поэтому интеллектуальная любовь к Богу это не только любовь по отношению к Богу, но и любовь от Бога. Наша любовь к Богу является собственной любовью Бога. «Познавательная любовь души к Богу есть сама любовь Бога, которой Бог любит самого Себя […]. Познавательная любовь души к Богу составляет часть бесконечной любви, которой Бог любит самого Себя» [Б.Спиноза. Этика. — В кн.: Б.Спиноза. Избранные произведения в двух томах. Т.1. — М., 1957.— С. 612.].

Полагая, что мы можем познать сущность вещей с помощью рациональной интуиции, Спиноза оказывается рационалистом. Одновременно он, как и Декарт, является дедуктивным мыслителем, видящим в математике идеал науки. Но Декарт в основном занимался поиском абсолютно надежных аксиом, при этом собственно дедукция находилась на втором плане. Спиноза же начинает с аксиом и особое внимание уделяет следствиям, то есть системе. На первой странице Этики мы находим определение основного понятия субстанции: «Под субстанцией я разумею то, что существует само в себе и представляется само через себя, т. е. то, представление чего не нуждается в представлении другой вещи, из которого оно должно было бы образоваться» [Б.Спиноза. Этика. — В кн.: Б.Спиноза. Избранные произведения в двух томах. Т.1. — М., 1957.— С. 361

Что такое субстанция? Ранее мы использовали это латинское слово для обозначения, например, отдельных вещей, как они понимались в аристотелевской философии. Субстанция, было сказано, это то, что существует независимо. Для Аристотеля субстанциями были отдельные вещи вроде коричневых дверей или круглых башен в их противопоставлении свойствам типа коричневый и круглая. Эти свойства обладают относительным существованием, поскольку они могут быть найдены только как свойства отдельных вещей. Один из способов понимания спинозовской концепции субстанции заключается в том, чтобы сказать, что она является некоторой абсолютизацией аристотелевского определения: «Субстанция — это то, что есть (существует) самостоятельно, абсолютно самостоятельно, и что понимается в качестве самостоятельного, абсолютно самостоятельного». Сказать, что субстанция — это то, что существует полностью независимо, и то, что понимается только из самого себя, без участия чего-либо еще, означает отказаться от понятия субстанции как понятия отдельных вещей. Коричневая дверь существует только потому, что кто-то ее сделал. Понятие коричневой двери указывает на дверную раму и такие действия, как открыть и закрыть дверь. Другими словами, дверь не существует полностью независимо от чего-либо еще. Она также не может быть полностью понята без того, чтобы мы не понимали еще что-то, что не является дверью. Поэтому, согласно новому абсолютному определению, дверь не является субстанцией. Соответственно, мы можем рассмотреть и другие отдельные вещи, организмы, неживые тела и созданные человеком предметы. В любом случае отдельные вещи должны быть ограничены другими отдельными вещами. Это ограничение всегда влечет то, что отдельные вещи не могут быть полностью поняты независимо от чего-либо еще. Соответствующая граница и то, от чего она ограничивает, должны рано или поздно стать частью определения вещи. Это означает, что ни одна отдельная вещь, которая тем или иным способом отграничена от чего-либо иного, не может считаться субстанцией в смысле нового определения. Но чем тогда, согласно этому определению, является субстанция? Мы должны сказать, что субстанция одна и бесконечна, так как любое ее офаничение будет противоречить определению. Субстанция является одной, поскольку в мире не может быть двух (или более) субстанций. В противном случае отношение одной субстанции ко второй (к другим) необходимо включить в наше полное понимание субстанции, что также противоречит определению. Субстанция является бесконечной в том смысле, что для нее не могут быть установлены фаницы во временном или любом ином смысле.

Не может также существовать помимо субстанции ничего такого, что было бы ее причиной. Ведь это другое необходимо было бы включить в нее, если бы мы полностью поняли субстанцию. Но согласно определению, субстанция может быть понята только через нее самое, и только через нее. Спиноза выражает это обстоятельство, говоря, что субстанция является причиной самой себя (causa sui).

В случае, если существует Бог, Он не может быть чем-то отличным от субстанции, так как отношение субстанции к этому другому, к Богу, необходимо включить в наше понимание субстанции. Таким образом, субстанция не может быть отлична от Бога. Субстанция есть Бог.

Аналогично этому субстанция не может быть отлична от природы. Субстанция есть природа.

Итак, учение Спинозы представляет собой монизм: все есть одно, и все понимается на основе этого одного.

Поскольку и Бог, и природа являются субстанцией, то мы приходим к пантеизму: Бог и природа сливаются воедино. Так как субстанция не создана, а природа есть субстанция, то мы не можем сказать, что Бог является творцом природы. Отсюда становится понятной реакция на философию Спинозы со стороны иудаистских и христианских кругов.

Однако что тогда есть субстанция? Если, задавая этот вопрос, спрашивают о чем-то, что можно представить или некоторым образом изобразить, то вопрос поставлен неадекватно. (Например, мы можем представить треугольник, квадрат и т. п. в том смысле, что можем нарисовать их внутренний образ. Мы можем также продолжить и нарисовать картину десятиугольника, одиннадцатиугольника. Однако рано или поздно мы окажемся не в состоянии считать стороны воображаемого многоугольника. В этом смысле мы не можем вообразить многоугольник с 1001-й стороной и различать многоугольники с 1001-й и 1002-мя сторонами. Однако мы можем подумать о них в том смысле, что мы обладаем понятиями многоугольников с 1001-й и 1002-мя сторонами. Другими словами, существует много больше того, о чем мы можем подумать, помыслить, чем того, что мы можем нарисовать в виде внутренней картины) [См. Декарт. О методе.].

Если субстанцию нельзя вообразить в рассмотренном выше смысле, то отсюда следует, что мы не можем приписать Богу те атрибуты, которые мы можем вообразить.

Однако можем ли мы думать о субстанции, иметь понятие о ней? В определенном смысле, да. Субстанция появляется перед нами двумя способами, а именно как протяжение и как мышление. Это два из бесконечно многих способов, которыми субстанция обнаруживает себя и раскрывается перед нами. Спиноза говорит о двух атрибутах: мышлении и протяжении. Они являются одинаково значимыми формами раскрытия одной и той же фундаментальной субстанции.

Отдельные протяженные вещи, такие, как эта книга, являются модусами (лат. modus) атрибута протяжение, а отдельные мысли — модусами атрибута мышление.

Мы находимся в непосредственном контакте с различными модусами этих двух атрибутов субстанции, но не обладаем прямым доступом к ней. Попытаемся прояснить это положение с помощью следующего примера. Представим, что мы рассматриваем предмет через два окрашенных стекла, скажем, зеленое и красное, и не имеем возможности смотреть на него непосредственно. Предмет воспринимается либо как зеленый, либо как красный. Когда обнаруживается соответствие между зеленым предметом (одним модусом), наблюдаемым через зеленое стекло (первый атрибут), и красным предметом (другим модусом), наблюдаемым через красное стекло (второй атрибут), — то есть соответствие между модусами мышления и модусами протяжения), — то оно возникает не в силу существования причинной связи между двумя стеклами (двумя атрибутами) или между вещью, видимой в качестве зеленой, и вещью, видимой в качестве красной (двумя модусами). Оно возникает в силу того, что мы смотрим на один и тот же предмет (субстанцию) через разные стекла (атрибуты).

Отсюда следует, что отдельные феномены, включая отдельных индивидов, являются ничем иным, как более или менее сложными модусами этих двух атрибутов субстанции. В конечном счете все связано, так сказать, через субстанцию. Все имеет относительное или ограниченное по отношению к субстанции существование. (Протяжение и мышление не являются двумя независимыми основными элементами, как это было у Декарта, — см. декартовы res cogitans и res extensa, — а представляют собой два аспекта одной и той же субстанции).

 

Необходимость и свобода

 

Отношение между субстанцией и атрибутом не является причинной связью. Происходящее в субстанции не является причиной соответствующих событий в каждом из двух атрибутов. То, что происходит, происходит в субстанции, но обнаруживает себя в двух аспектах — протяжении и мышлении. В корне неверно также говорить о связи или отношении между субстанцией и атрибутом, как будто речь идет о двух феноменах, находящихся в отношении друг к другу. Атрибуты являются только способами проявления субстанции.

Мы не можем также говорить и о принуждении, если под ним понимать то, что одно явление влияет на другое вопреки его воле или сущности. Ведь здесь мы рассматриваем на самом деле только один феномен — субстанцию. Происходящее в мышлении и в сфере протяжения не может быть результатом принуждения со стороны субстанции, так как все происходящее и в мышлении, и в сфере протяжения является только формами проявления того, что происходит в субстанции.

Эта точка зрения Спинозы охватывает и политическую сферу. Человек является ничем иным, как модусом двух атрибутов, а именно, протяженным телом и мыслящей душой. Происходящее с душой и телом всегда согласовано друг с другом не в силу какой-либо формы влияния одного на другое, а благодаря тому, что и то и другое являются выражениями одного и того же события в субстанции. Поэтому то, что мы делаем, и то, что мы думаем, необходимо определяется субстанцией без какой-либо формы принуждения, так как по сути мы являемся аспектами субстанции.

Здесь, как и в учении Гоббса, мы видим, как вопрос о свободе определяется пониманием человеческой природы. Поскольку человек, согласно Спинозе, есть по сути одно и то же с субстанцией, постольку бессмысленно говорить (если слова «свобода» и «принуждение» используются как характеристики взаимосвязи между двумя относительно независимыми явлениями), что человек свободен по отношению к субстанции или что субстанция принуждает человека.

Спиноза придерживается механистического понимания протяженности. Происходящее в этой сфере причинно обусловлено. Но люди не являются причинно обусловленными субстанцией. Каузальная детерминация входит в форму проявления, которой протяженные события в субстанции обладают в протяженной сфере.

Однако, когда все в двух атрибутах вытекает из бесконечной природы Бога столь же необходимо, как из сущности треугольника следует, что сумма его углов всегда равна 180°, то чем тогда является бесконечная природа Бога или субстанции? Субстанция оказывается одним и тем же с законами Природы. При этом Спиноза рассматривает природные законы в духе законов скорее геометрии, чем физики. Субстанция и все происходящее в ней, так сказать, то, что действительно происходит в ней, рассматривается исключительно в понятиях логических и вневременных структур. Универсум не есть собрание физических и психических явлений, отделенных друг от друга и детерминируемых изменениями и расположением в пространстве и времени. Универсум, субстанция, скорее является вневременным и статическим целым, которое в определенном смысле неизменно по своей логической структуре.

Означает ли это, что Спиноза отрицает существование индивидов? И отрицает ли он, что индивид является более или менее свободным? В принципе, существует только субстанция. Индивидуальный человек является модусом субстанции. Однако в относительном смысле отдельный человек обладает собственным существованием и своей свободой в той мере, в какой он способен действовать на основе собственной природы. Свобода, таким образом, является задачей, которая требует, чтобы мы познали нашу собственную природу [Этика]. Согласно Спинозе, понимание собственной природы означает, что мы поняли себя как аспекты целого, как модусы субстанции. Другими словами, постижение человеком самого себя влечет также понимание отношений и связей, в которых он живет. Постижение самого себя является большим, чем понимание самого «себя» в узком смысле. Необходимо понять самого себя как аспект определенной ситуации, как часть целого.

Используя социальную терминологию, можно сказать, что индивид должен понять себя в качестве создания, детерминированного сообществом и определяемого в своей идентичности и сущности социализацией и взаимодействием в данном обществе. Чем больше мы избавляемся от ограниченных и мелочных связей и забот и познаем самих себя как внутренне детерминированных охватывающей нас социальной и физической реальностью, тем свободнее мы становимся. Ведь углубляя и расширяя наше самопонимание, мы осознаем все происходящее как принадлежащее нам самим. Таким образом, когда наша собственная идентичность осознается в охватывающем нас контексте, мы в меньшей степени сталкиваемся с принуждением: все меньше вещей представляются нам в качестве внешних. Однако мы приобретаем такую «всеохватывающую» идентичность только тогда, когда мы на деле познаем, чем она является. Каждый должен лично познать эту истину через его внутреннюю связь со «всем, что существует». Подобная идентичность не может быть достигнута без признания ее в качестве истинной [См. J.Habermas. «Konnen komplexe Gesellschaften eine verniiftige Identitat ausbilden?». Zwei Reden. — Frankfurt am Main, 1974. В данной работе эта проблема рассматривается в связи с философией Гегеля.].

Идея Спинозы о том, что истина делает нас свободными, в различных формулировках встречается у Сократа и стоиков, в христианском учении и в философии эпохи Просвещения, у Фрейда и у современных критиков идеологии. Однако все еще остаются спорными и неразрешенными вопросы о том, что такое истина и как она может сделать нас свободными.

Для Спинозы освобождающая и спасительная истина вытекает из (рас)познания нашей связи с тотальностью, (рас)познания, которое одновременно приводит к расширению нашей идентичности относительно субстанции.

Интерпретация спинозовского учения о человеке и субстанции в качестве политической доктрины о взаимосвязи индивида и общества позволяет затронуть ряд интересных моментов взаимоотношений между властью и формированием идентичности. Начнем с краткого описания традиционного понятия власти.

Власть можно определить как отношение между двумя или более участниками (группами, классами, отдельными индивидами), в котором один участник господствует над другим, заставляет его уступать, подчиняться. Проиллюстрируем это, обратившись к простой и четко определенной ситуации, в которой оба участника стремятся получить как можно больше благ, как это имеет место, например, при переговорах о величине заработной платы между профсоюзом и предпринимателем. Если одна сторона изменяет свое поведение, уступая требованиям другой, то другая сторона обладает властью над первой. Власть проявляется здесь в форме отношения между участниками. Она не является здесь связью с природой и не является характерным свойством индивида или группы. Власть понимается как то, что реализуется в конкретных условиях, в которых участники имеют принципиально одинаковое понимание ситуации и преследуют одну и ту же цель. При этом они состязаются в достижении определенного блага на основе общих и четко заданных критериев. Речь идет о своего рода «параллелограмме власти».

Но часто ситуации, в которых мы находимся, являются более сложными и неясными, чем подобная ситуация чистого состязания. В них вовлечены разные блага, а стремящиеся к их получению участники могут обладать разными интересами и несовпадающими критериями в отношении этих благ и способов их получения. Участники могут по-разному понимать отношения друг с другом например, как более состязательные или более партнерские. В этих сложных ситуациях один участник может попытаться вести игру по своим правилам, определив благо выгодным для него образом. Сторона, которая задает свои правила игры, включая формирование идентичности партнеров и оппонентов, может обеспечить себе более выгодные позиции, когда начнется «перетягивание каната». Здесь мы говорим о своего рода «метавласти», то есть о власти устанавливать правила игры за власть. При этом может идти речь, например, о формировании группой ее идентичности, способа ее самопонимания, скажем, в качестве «молодежи». Лицо, покупающее фабрику для производства молодежной одежды, объективно заинтересовано в том, чтобы молодые люди понимали себя в качестве молодежи и чтобы они хотели символически выразить это понимание в своей одежде. При этом одновременно важно и то, чтобы следование быстро меняющейся моде стало важным для выражения этой молодежной идентичности. Если эта попытка сформировать с помощью моды подобную идентичность молодежи оказывается успешной, тогда одежда других возрастных групп будет рассматриваться молодыми людьми, обладающими этой идентичностью, как нечто другое, не имеющее к ним отношения. При этом ношение одежды, которая представляет «других», может потенциально представлять принуждение.

Этот достаточно безобидный пример иллюстрирует, как формирование идентичности может внести решающий вклад в определение границ нашего восприятия свободы и принуждения; в то, как мы понимаем себя и других — кто мы и кто они; в то, к чему мы стремимся и к чему испытываем отвращение. Подобные факторы в значительной степени определяются сложным взаимодействием экономических отношений, традиций и преднамеренных влияний. Такие «определения правил игры» часто могут быть найдены там, где речь идет об определении места полов, о расовых предрассудках, о литературно правильном и неправильном языке. Их политическая значимость достаточно очевидна: правила игры служат для поддержания определенных структур в обществе (например, различных видов дискриминации, а также властных структур в целом).

Все это, конечно, вольная интерпретация некоторых аспектов философии Спинозы. Он не занимался политическими спорами вокруг формирования нашей идентичности — в его время еще не были развиты социология и другие общественные науки. Однако спинозовское учение о человеке и субстанции, о различных возможных расширениях нашей идентичности и о том, как соответственно этим расширениям изменяются свобода и принуждение, может быть интересным образом истолковано в качестве политического учения о взаимосвязи индивида и общества. Причем проблема власти и проблема свободы могут анализироваться в свете того, как определяется наша идентичность, нами сами или другими, рационально или нет.

Можно сказать, что, согласно Спинозе, мы не в состоянии понять ничего, даже самих себя, если мы не рассматриваем все в контексте всеобщей взаимосвязи и с правильной точки зрения. Понимание того, что означает быть человеком, есть понимание того, как человек встроен в природу. Понять самого себя — это всегда больше, чем понять только себя. Мы должны при этом правильно понимать ситуацию, в которой мы живем. Этика вместе с освобождающим самопониманием, которое очерчивает нашу идентичность, указывает путь к пониманию тотальности, или, как говорит Спиноза, субстанции. Этика, следовательно, необходимо является метафизикой.

 

 

Глава 12.