Царь великой державы и бог таежного народа

 

Драматические и загадочные обстоятельства предшествовали вступлению на престол Дария I — царя державы Ахеменидов, созданной в середине VI в. до н. э. персидскими племенами Юго-Западного Ирана. Под властью могущественной империи оказались многие страны Ближнего и Среднего Востока — от Египта и берегов Эгейского моря до Средней Азии и долины Инда. В 530 г. до н. э. в войне со среднеазиатскими кочевниками погиб основатель державы Кир Великий. На престол вступил старший из двух его сыновей — Камбис, младший же, Бардия, стал наместником ряда важных провинций. Дарий в своей Бехистунской надписи и античные писатели, повествующие о тех же событиях, сообщают о том, что Камбис приказал убить Бардию, видя в брате опасного соперника. Об убийстве царевича знало лишь несколько близких царю лиц. Уверенный в надежности своего престола, Камбис отправился в поход на Египет и пробыл там около трех лет. Но царь просчитался: в Иране начались волнения и произошел государственный переворот. 11 марта 522 г. власть захватил человек, называвший себя Бардией. Источники рассказывают, что новый правитель по внешности удивительно походил на подлинного царевича.

Узнав о перевороте, Камбис поспешил в Иран, но по пути умер при загадочных обстоятельствах в Сирии: по одним сведениям, от раны, которую будто бы случайно нанес себе, садясь на коня; другие данные позволяют предполагать, что на царя было совершено покушение. Теперь «Бардия» был признан царем по всей державе. За семь месяцев своего недолгого правления он успел провести важные социальные и религиозные реформы. Но тем временем семь знатных персов, и в том числе Дарий, составили заговор против самозванца. 22 сентября 522 г. они проникли в царскую резиденцию, убили царя и его ближайших сподвижников. Правителем стал Дарий. Реформы лже-Бардии были отменены.

Такова версия официальной персидской традиции и некоторых античных авторов. Она принимается и многими современными учеными.

Но можно ли полностью полагаться на эти рассказы? Не была ли официальная версия сфабрикована Дарием и его сторонниками, которые устранили неугодного им царя? Ведь трудно, например, поверить, что в течение ряда лет убийство сына Кира, фактического наследника престола, сохранялось в тайне, а самозванец, оставаясь неузнанным, исполнял роль наместника. Существенно также, что, по древнейшему из дошедших античных свидетельств об этих событиях — трагедии Эсхила «Персы», убитый заговорщиками царь вовсе не рассматривается как самозванец. И может быть, на престоле Ахеменидской державы в течение семи месяцев правил настоящий Бардия — сын Кира, а не принявший его имя узурпатор (эта точка зрения подробно аргументирована известным советским востоковедом М. А. Дандамаевым).

Загадки, связанные с обстоятельством вступления на престол Дария, на этом не заканчиваются. Почему, например, из семи заговорщиков царем стал именно Дарий? Может быть, он имел среди них особые права на престол и при организации заговора уже предполагалось, что в случае успеха царем будет именно Дарий? В Бехистунской надписи Дарий приписывает себе основную роль в свержении самозванца, изображает себя организатором заговора. Но античные источники описывают события иначе, отводят в заговоре главную роль не Дарию, а другим заговорщикам. Дарий не являлся вместе с тем и ближайшим родственником или прямым наследником Кира и Камбиса. Не только Дарий, но и некоторые другие заговорщики принадлежали к роду Ахеменидов, а когда встал вопрос о будущем царе после устранения лже-Бардии, еще были живы отец и даже дед Дария.

У античных авторов сохранился интереснейший рассказ о том, каким же образом именно Дарий получил права на престол. После убийства самозванца заговорщики стали решать, кто из них должен стать царем. Ни один не хотел уступить другому. Наконец все же договорились разрешить спор: на заре следующего дня претенденты должны были верхом выехать в условленное место (как указывает Помпей Трог, у царского дворца), и тот, чей конь заржет первым при восходе солнца, получит верховную власть.

Успех сопутствовал Дарию, он стал царем Ахеменидской державы. «Милостью» верховного бога называет свое вступление на престол сам Дарий: Ахурамазда — великий бог небесного свода — вручил ему царство, сделал его повелителем и законодателем, передав ему обширную землю, когда на ней господствовали вражда и волнения, чтобы именно он установил порядок на земле и благоденствие для людей. Так заявляет в своих надписях царь Дарий.

…На далеком небе живет высший бог Нуми-торум, хозяин неба. Далек он от земного мира и обычно не вмешивается в дела людей. Некогда царили на земле смута, вражда и убийства. В них приняли участие и семь сыновей Нуми-торума, отправленные отцом на землю. Решил бог прекратить усобицы, навести на земле порядок и установить на ней единого повелителя. Спустился Нуми-торум с неба и сказал сыновьям: тот из вас будет старшим над людьми и своими братьями, кто завтра на рассвете первым приедет к моему дворцу и привяжет своего коня к серебряному столбу. Раньше всех приехал Мир-сусне-хум, младший из семи братьев, и с восходом солнца привязал коня к серебряному столбу. Так стал он повелителем земли. Велел Нуми-торум другим братьям почитать Мир-сусне-хума за старшего, а людям — «за главного руководителя и судью»; молодому правителю «приказал он заботиться о людях». И стали жить люди в благополучии и богатстве под покровительством Мир-сусне-хума — «за людьми смотрящего человека».

Эта легенда была записана у манси в XIX в. путешественником и этнографом Н. Л. Гондатти. Невольно возникают аналогии с преданием о вступлении на престол царя персов Дария I. В основе обоих рассказов отражена традиция гиппомантии — избрание царя с помощью коня. Совпадает и ряд характерных деталей: решающий эпизод происходит на заре следующего дня, связан с восходом солнца; к серебряному столбу у дворца верховного повелителя должны были привязать коня братья-соперники в угорской легенде, спор знатных персов также решался у царского дворца (более того, в рассказе Геродота упоминается и о конской привязи на месте состязания); в обоих преданиях совпадает и число претендентов на власть.

Нет сомнений, что обе легенды связаны друг с другом. Если обычай избрания царя с помощью коня хорошо известен по религиозной и эпической традиции древних ариев (засвидетельствован он и у некоторых других индоевропейских племен), то у предков манси вряд ли могли самостоятельно возникнуть такие представления и особенно подобная практика избрания на царство. Угорские племена, как уже отмечалось, познакомились с коневодством в результате контактов с иранскими племенами, этим объясняется и возникновение у них культа коня (для иранских верований была обычной и связь коня с солнцем).

Поэтому есть все основания полагать, что мансийская версия легенды об избрании царя обязана своим происхождением представлениям тех иранских племен, которые некогда жили в соседстве с предками финно-угров. И вместе с тем легенда о боге таежного народа Мир- сусне-хуме позволяет уточнить и некоторые сведения иранской традиции об избрании на престол «царя царей», Ахеменида Дария I.

Независимо от того, происходило ли на самом деле избрание Дария путем гиппомантии или сам Дарий, не имея бесспорных прав на престол, заручился «поддержкой» древнего обычая, существенно само бытование подобной традиции в древнем Иране в эпоху великой империи Ахеменидов.

 

ТАИНСТВЕННЫЙ ЗВЕРЬ ШАРАБХА

 

К числу примеров древних связей ариев с финно-угорскими племенами можно отнести индийские рассказы о фантастическом звере шарабха. О нем не раз упоминается в древнеиндийской литературе, в сочинениях самого различного жанра и разной религиозной принадлежности. Шарабха обычно описывается как дикий могучий зверь, способный вступать в борьбу с крупными хищниками, превосходящий по силе даже льва. Древние индийцы полагали, что шарабха имел восемь ног (его называли аштапада — «восьминогий»), и считали его «жителем» снежных гор и лесов. Правда, представления о внешнем облике шарабхи были различны и даже противоречивы. Древние индийцы не могли объяснить точно, что это за зверь: его даже сравнивали с верблюдом, иногда с козлом, но чаще всего относили к разряду оленей.

Образ шарабхи был популярен и в буддийской литературе. Он главный персонаж двух буддийских джатак — поучительных сказаний о прошлых рождениях Будды. По представлениям буддистов, Будда некогда принимал образы различных людей, животных и божеств. Джатаки — религиозные сочинения, но они содержат популярные легенды и басни, различные фольклорные сюжеты, связанные с очень древними мифологическими представлениями.

«В некой отдаленной местности, где не встретишь человека и не услышишь человеческого голоса, служившей пристанищем стад различных древних животных, густо заросшей кустарниками и деревьями… где не проезжало ни колесо колесницы или повозки, ни нога спутника не ступала… жил Будда в облике шарабхи, одаренный силой, быстротой, большим и очень крепким телом…» Однажды царь верхом на коне, преследуя диких животных, заблудился и оказался в той далекой лесной местности. Увидев шарабху, он уже было направил на него свой лук, но стремительный зверь бросился бежать. Шарабха «встретил на пути большую расщелину и, быстро перепрыгнув ее, словно лужицу, побежал дальше». В этой, как и в другой джатаке, специально подчеркивается крепость тела, особая сила шарабхи, его изворотливость, помогающая ему избежать смертельной стрелы даже самого опытного охотника. Как-то шарабха, рассказывает джатака, был окружен опытными охотниками, которые похвалялись быстро расправиться со зверем. Но он так искусно избегал стрел, что охотники не могли его застрелить, и шарабхе подобно быстрому ветру удалось ускользнуть в горы, в лесную чащу.

Итак, что же это за фантастическое животное индийских легенд — многоногий лесной житель шарабха, обладающий огромной силой и быстротой, неуязвимый даже для смертоносных стрел искусных земных охотников? Может быть, это чисто сказочное животное, обязанное своим бытованием в индийских сказаниях исключительно вымыслу? Если проследить развитие индийских представлений о шарабхе, то выясняется, что эти неземные черты усиливаются и приобретают «демонический» характер. Конкретный образ животного все более отступает на задний план, хотя сохраняются его описания как зверя, похожего на оленя, но с более крупным телом, могучего и быстрого (сохранялась также традиция употребления мяса шарабхи в пищу). Можно полагать, что прообразом шарабхи в индийской традиции был лось, наиболее сильный и крупный представитель семейства оленевых, живущий в северной лесной зоне, обладающий быстрым бегом, способностью преодолевать различные препятствия, болота и реки, вступающий в борьбу с хищником («Хороший удар передней ноги лося, — свидетельствует А. Брэм, — иногда сваливает волка замертво»). С лосем — животным северных лесов и лесостепей — вполне могли быть знакомы предки индийцев на своей прародине.

 

Лось в когтях грифа. Украшение из кожи. Пазырыкские курганы

 

Еще в начале XX в. венгерским ученым Б. Мункачи было высказано мнение, что древнеиндийское слово «шарабха» соответствует названию лося у угорских народов Зауралья — манси и хантов: «шор(е)п»; «сарп», «шарп» и пр.; эту точку зрения позднее разделяли специалист по финно-угорским языкам Э. Леви, санскритолог Т. Барроу и некоторые другие ученые. В настоящее время преобладает иное объяснение (известный финский лингвист А. Йоки, венгерская исследовательница Е. Коренчи и др.): упомянутые угорские названия лося связываются со словами из других финно-угорских языков, употребляемых в значении «рог» (фин. «сарви», эстон. «сарв», марий. «шур» и др., сравните: иран. «срва» — «рог»). Однако в этих финно-угорских языках лось обозначается иначе, а его названия «шарп», «сорп», сходные с индоиранским «шарабха», встречаются лишь в языке манси и хантов.

Хотя этимология индийского слова «шарабха» остается спорной, обращает на себя внимание сходство мотивов в древнеиндийских сказаниях о многоногом шарабхе и в угорских преданиях о лосе. Вот, например, одна из легенд, записанная в Зауралье у обских угров Н. Л. Гондатти в XIX в. Сначала лось обитал на небе, и было у него шесть ног. Никто не мог догнать его, стремительно бегущего. Но возгордился лось и стал хвастаться своей силой и быстротой. Узнал об этом бог верхнего мира Нуми-торум и послал небесного богатыря наказать лося. Долго гнался по небу чудесный богатырь за лосем, наконец настиг его, отрубил две задние ноги и бросил их на землю. Осталось у лося четыре ноги, и сделался он частой добычей человека. Воспоминание же о шестиногом лосе, гласит предание, осталось на небе в виде созвездия Большой Медведицы, а путь, по которому небесный охотник преследовал лося, не что иное, как Млечный Путь. По другой версии этой легенды, бог Тункпох охотился на шестиногого лося, долго гоняясь за ним по небу на лыжах из священного дерева. Лишь когда лось спустился на каменный мыс, охотник настиг его и отсек у зверя две ноги. Небесный лось стал обычным зверем, живущим в таежных лесах Севера.

Подобный сюжет об охоте на священного лося, связанный с особыми космологическими представлениями, хорошо известен и по этнографическим материалам, собранным у эвенков. Советский этнограф Г. М. Василевич записала несколько вариантов этого сказания. Три охотника направились на промысел лося, но когда они увидели небесного зверя, то главный стрелок, обещавший легко расправиться с лосем, испугался и побежал прочь; поэтому до сих пор продолжается охота на небесного лося: четыре звезды Большой Медведицы — это лось, три — охотники. По другой версии, герой захотел убить небесного лося и пустил в него стрелу, ранив зверя; но хозяин верхнего мира остановил охотника и не позволил ему добить священное животное. Небесный лось живет на небе, в тайге верхнего мира; днем он скрывается в ее чаще и невидим для земных существ, а ночью взбирается на горные вершины и в образе Большой Медведицы появляется среди других небожителей. С ним связывается смена дня и ночи; этот таежный зверь якобы выбегает из тайги, взбирается на горную вершину, с которой может достать солнце.

Сходные предания о священном лосе зафиксированы и у многих других народов Севера, от бассейна Енисея до Финляндии. Столь же широко распространено связанное с этой легендой название созвездия Большой Медведицы — «Лось» (интересно, что оно называлось так и на Руси, по-видимому под влиянием мифологических представлений лесных народов севера Европы). На основе археологических материалов и наскальных изображений академик А. П. Окладников показал, что образ лося и его связь с солнцем — один из древнейших мотивов общих космологических воззрений многих народов Севера.

Имеется, таким образом, определенная близость северных сказаний о лосе и охоте на него с древнеиндийскими преданиями об охоте на шарабху. Совпадают и некоторые детали в описании этого животного. Индийский сюжет о многоногом, стремительном лесном звере, живущем на недоступных человеку снежных горах, возможно, связан с представлениями о лосе, бытовавшими у народов лесной зоны Севера. Более того, происхождение индийской традиции о шарабхе можно увязать с мифологией угорских народов, именно там мы находим также совпадение такой необычной детали, как многоногость (шесть или восемь ног).

В Индии рассказы о фантастическом звере шарабхе подробно излагаются в сочинениях классического периода древнеиндийской религиозной и светской литературы, когда этот мотив дополнился совсем иными сюжетами и вошел в общую фольклорную традицию народов Индостана. Но имеются данные, позволяющие утверждать, что о шарабхе было известно уже создателям ранневедийской литературы и даже «Ригведы».

Шарабха упоминается в различных ведийских текстах (Самхитах и Брахманах), в ранневедийском памятнике — «Атхарваведе» — ему посвящено одно из заклинаний: «Ты, о изгнанный шарабха, похожий на козла, сможешь преодолевать труднодоступные места».

В «Ригведе» о шарабхе говорится в гимне великому Индре в связи с таким важным сюжетом мифологии ведийских ариев, как похищение птицей сомы; примечательно также, что шарабха выступает здесь как некий мифический персонаж, связанный с небесной сферой, его причисляют к разряду божественных риши.