То нервная дрожь, — ну, хоть бы слезы, хоть бы заплакать.

Нет, колотит только. Принесли носилки, положили на них тело.

Впервые увидела я отца нагим, — красивое тело, совсем не

Дряхлое, не стариковское. И меня охватила, кольнула ножом в

Сердце странная боль — и я ощутила и поняла, что значит быть

"плоть от плоти". И поняла я, что перестало жить и дышать тело,

От которого дарована мне жизнь, и вот я буду жить еще и

Жить на этой земле.

Всего этого нельзя понять, пока не увидишь своими глазами

Смерть родителя. И чтобы понять вообще, что такое смерть,

надо хоть раз увидеть ее, увидеть, как "душа отлетает" и остается

Бренное тело. Все это я не то чтобы поняла тогда, но ощутила,

Что это прошло через мое сердце, оставив там след.

И тело увезли. Подъехал белый автомобиль к самым дверям

Дачи, — все вышли. Сняли шапки и те, кто стоял на улице, у

Крыльца. Я стояла в дверях, кто-то накинул на меня пальто, меня

Всю колотило. Кто-то обнял за плечи, — это оказался

Н. А. Булганин. Машина захлопнула дверцы и поехала. Я уткнулась

Лицом в грудь Николаю Александровичу и наконец

Разревелась. Он тоже плакал и гладил меня по голове. Все постояли

Еще в дверях, потом стали расходиться.

Было часов 5 утра. Я пошла в кухню. В коридоре послышались

Громкие рыдания, — это сестра, проявлявшая здесь

Же, в ванной комнате, кардиограмму, громко плакала, — она

852

так плакала, как будто погибла сразу вся ее семья... "Вот, заперлась

и плачет — уже давно", — сказали мне.

Все как-то неосознанно ждали, сидя в столовой, одного: скоро,

В шесть часов утра, по радио объявят весть о том, что мы уже

Знали. Но всем нужно было это услышать, как будто бы без этого

Мы не могли поверить. И вот, наконец, шесть часов. И медленный,

Медленный голос Левитана или кого-то другого, похожего

На Левитана, — голос, который всегда сообщал нечто

Важное. И тут все поняли: да, это правда, это случилось. И все

снова заплакали — мужчины, женщины, все... И я ревела, и

Мне было хорошо, что я не одна и что все эти люди понимают,

Что случилось, и плачут со мной вместе.

Здесь все было неподдельно и искренне, и никто ни перед

Кем не демонстрировал ни своей скорби, ни своей верности.

Все знали друг друга много лет. Все знали и меня, и то, что я была

плохой дочерью, и то* что отец мой был плохим отцом, и то,

Что отец все-таки любил меня, а я любила его.

Никто здесь не считал его ни богом, ни сверхчеловеком, ни

Гением, ни злодеем, — его любили и уважали за самые обыкновенные

Человеческие качества, о которых прислуга судит

Всегда безошибочно» 6 4 2.

Рыдала вся страна. Людям было не то что жалко Сталина,

Они чувствовали — кончилась эпоха, кончилось очень трудное,

Даже мучительно трудное, трагическое великое время. Он

Ушел, а они остались. И им надо жить без него, осмыслить

Свою жизнь, которая уже тоже становилась историей.

Шестого марта утром в Колонный зал Дома союзов, где

Стоял фоб с телом Сталина, пришли руководители страны.

Сталин лежал в своем старом кителе генералиссимуса, который

По случаю почистили и подшили обтрепанные рукава. Зал

Был пуст, лишь несколько человек Да распорядители скорбной

Церемонии растворялись в его пространстве. Распорядители

Устанавливали возле фоба венки. Неподалеку от фоба стояла

Фуппа членов Политбюро — Маленков, Берия, Хрущев, Молотов,

Каганович, Микоян. Громко рыдал Хрущев, остальные

Фустно молчали 6 4 3.

К тому времени уже был проведен пленум ЦК, председателем

Совета министров стал Маленков, заместителями — Берия,

Молотов, Булганин, Каганович. Хрущев остался секретарем

ЦК и членом Президиума ЦК. Берия получил в кураторство

МВД СССР, объединившее МГБ и МВД.

Однако Маленков, оставаясь секретарем ЦК, председательствовал

И на заседаниях Президиума ЦК, то есть был глав-

853

Ным. «Молодых» выдвиженцев, Брежнева, Пегова, Пономарен-

ко, вывели из Секретариата ЦК*.