Отношений со Сталиным уже нет.

Скорее всего, под влиянием Орджоникидзе 13 февраля

Года на места была послана директива секретарям обкомов,

Крайкомов, ЦК нацкомпартий, начальникам управлений

НКВД по краю, области. В ней выражалось прямое указание

Не арестовывать «директоров, инженеров и техников, конструкторов

Промышленности и транспорта и других отраслей» даже

По согласию секретарей местных партийных комитетов, которые

Часто дают его ради собственной страховки. Аресты могут

Производиться только с согласия «соответствующего наркома».

Если нарком противился, за разрешением спора надо было обращаться

в ЦК ВКП(б).

Тут все понятно. Политбюро сдерживало усердие региональных

Властей, оставляя контроль за собой.

Вместе с тем Орджоникидзе не являлся оппозиционером,

Его сталинизм был более мягким, более человечным по отношению

К соратникам, чем сталинизм Кагановича или Молотова.

Не случайно Серго накануне февральско-мартовского пленума

ЦК (1937), на котором он должен был выступать с докладом

О вредительстве в промышленности, отправил на заводы

Несколько комиссий для проверки обвинений НКВД.

Можно сказать, что Орджоникидзе остался на позициях ленинской

Внутрипартийной демократии, принципы которой не

Позволяли рассматривать идейных противников как врагов.

Во всяком случае, политическая практика конца 1920-х годов,

Когда оппозиционеров не заключали в тюрьмы, а ограничивались

Их ссылкой, была ему ближе, хотя именно ему принадлежала

Идея использовать труд заключенных на северных стройках.

(В сентябре 1936 года стали переводить репрессированных

Оппозиционеров в тюрьмы и лагеря.)

451

Сталин же к 1936 году уже был полновластным диктатором,

Проводившим заключительные операции по устранению оппонентов.

Его директива «об уничтожении мерзавцев», согласно

Духу которой НКВД можно было не утруждаться сбором доказательств,

Фактически легла в основу всех публичных

Судебных процессов, на которых подсудимые покорно соглашались

С приписываемыми им преступлениями.

Иногда их признания красноречиво свидетельствовали об

Обратном — о фальсификации. Так, Пятаков говорил, что, будучи

В Берлине в декабре 1935 года, летал к Троцкому в Осло и

Что самолет совершил посадку на аэродроме «Хеллер», однако

Норвежцы опубликовали в своей прессе справку, что «никакие

Гражданские самолеты там не приземлялись».

К тому же Троцкий развернул пропагандистскую работу,

Обличая Сталина. Он выразил готовность участвовать в открытом

Процессе. Москва на это ничего не ответила, так как любой

Европейский суд, рассматривая ордер на выдачу Троцкого,

Потребовал бы убедительных доказательств. А что мог предъявить

Сталин?

По сути, он был загнан в угол надвигающейся войной, к которой

СССР не был готов. Ему требовалось устранить потенциальных

Врагов, но законных, юридически выверенных

Средств не было. Следственный аппарат НКВД располагал

только заданием Сталина.

Поэтому репрессии 1936—1938 годов —это не имеющая

Аналогов по изощренности и средневековая по характеру операция

Одного, низшего, ядра населения против другого, высшего.

Столкнулись две культуры.

И чем цивилизованнее Сталин хотел показать проводимые

Судебные процессы, тем ужаснее они казались в Европе. Там не

Могли даже и помыслить, что у него нет иных средств и расценивали

Его действия как расправы без суда и следствия.

Однако и такие расправы тоже были. Хотя эта практика (и

Философия) противоречила линии Сталина на конституционный

Порядок и альтернативные выборы.

Когда многие биографы Сталина и исследователи его времени,

Опираясь на апокриф чекиста-невозвращенца А. Орлова,

Пишут о том, что Сталин давал личные гарантии своим врагам

В обмен на их публичные признания, они не задаются

Вопросом: а зачем Сталину были нужны признания?