Издевательства над Иисусом и отречение Петра.

 

 

14.65‑72 – «И некоторые начали плевать на Него и, закрывая Ему лице, ударять Его и говорить Ему: прореки. И слуги били Его по ланитам. Когда Петр был на дворе внизу, пришла одна из служанок первосвященника и, увидев Петра греющегося и всмотревшись в него, сказала: и ты был с Иисусом Назарянином. Но он отрекся, сказав: не знаю и не понимаю, что ты говоришь. И вышел вон на передний двор; и запел петух. Служанка, увидев его опять, начала говорить стоявшим тут: этот из них. Он опять отрекся. Спустя немного, стоявшие тут опять стали говорить Петру: точно ты из них; ибо ты Галилеянин, и наречие твое сходно. Он же начал клясться и божиться: не знаю Человека Сего, о Котором говорите. Тогда петух запел во второй раз. И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели петух пропоет дважды, трижды отречешься от Меня; и начал плакать».

Повествование о Страстях Иисуса для раннего христианства было чем‑то бoльшим, чем просто рассказ о суде над Ним. Всякий, кто узнавал об этих Страстях, должен был прочувствовать ужас и несправедливость всего происходящего. Именно этой цели служат отрывки, которые повествуют об издевательских насмешках над Иисусом и об отречении от Него одного из самых близких друзей.

Мы читаем об оплевании, избиении, издевательствах над Иисусом. «И некоторые начали плевать на Него и, закрывая Ему лице, ударять Его и говорить Ему: прореки. И слуги били Его по ланитам» (14.65), и несколько далее: «Воины отвели Его внутрь двора, то есть в преторию, и собрали весь полк, и одели Его в багряницу, и, сплетши терновый венец, возложили на Него; и начали приветствовать Его: радуйся, Царь Иудейский! И били Его по голове тростью, и плевали на Него, и, становясь на колени, кланялись Ему» (15.16–19). – Эти описания тотчас напоминали своим слушателям другие, библейские тексты, которые тоже говорили о преследовании праведника беззаконниками. Достаточно вспомнить «Песнь об Отроке Господнем» из книги пророка Исаии:

«Он был презрен и умален пред людьми,

муж скорбей и изведавший болезни,

и мы отвращали от Него лице свое;

Он был презираем, и мы ни во что ставили Его.

Но Он взял на Себя наши немощи

и понес наши болезни;

а мы думали, что Он был поражаем,

наказуем и уничижен Богом.

Но Он изъязвлен был за грехи наши

и мучим за беззакония наши;

наказание мира нашего было на Нем,

и ранами Его мы исцелились.

Все мы блуждали, как овцы,

совратились каждый на свою дорогу;

и Господь возложил на Него грехи всех нас.

Он истязуем был, но страдал добровольно

и не открывал уст Своих;

как овца, веден был Он на заклание,

и как агнец пред стригущим его безгласен,

так Он не отверзал уст Своих.

От уз и суда Он был взят;

но род Его кто изъяснит?» (Ис_53.3–8).

Мы привели текст пророка Исайи по Синодальному русскому переводу, который, увы, далеко не всегда точно отражает мысль оригинала, не говоря уже о высокой поэзии оригинального текста. Так, например, последнее из приведенных предложений следовало бы скорее перевести так:

«Узы и суд взяли Его от нас;

но кого печалит Его судьба?»

Рассказ об отречении Петра несомненно обращен непосредственно к читателям Евангелия. Только что Петр клятвенно убеждал Господа в своей верности. Вспомним: «Петр сказал Ему: если и все соблазнятся, но не я. И говорит ему Иисус: истинно говорю тебе, что ты ныне, в эту ночь, прежде нежели дважды пропоет петух, трижды отречешься от Меня. Но он еще с большим усилием говорил: хотя бы мне надлежало и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя» (14.29–31). И действительно, до самого последнего момента Петр действовал с отчаянной смелостью. Он начал с того, что, защищая Учителя, обнажил свой меч, готовый схватиться с целой толпой. Далее, – прочие сбежали, а Петр держал свое слово и не оставил Иисуса в беде, последовав за арестованным во двор первосвященника. И вот теперь «он же начал клясться и божиться: не знаю Человека Сего, о Котором говорите». Да, в нем проявилась эта странная двойственность человеческой природы. Он сидел у огня, потому что ночь была холодной, завернувшись в свой плащ. В свете костра люди узнали Петра, но он отрицал какую‑либо связь с Иисусом. А далее произошло следующее: По римскому обычаю ночь делилась на четыре стражи, с 6 часов вечера до 6 часов утра (в 9 вечера, в 12 ночи, в 3 часа и в 6 часов утра. После третьей стражи, в три часа утра, менялась стража. При смене трубил сигнал, так называемый галлициний, что в переводе с латыни означает пение петуха, то есть время рассвета. И вот, в тот момент, когда Петр в третий раз отрицал свое знакомство с Иисусом, над городом раздался звук трубы, поразивший слух Петра. Он вспомнил все, сердце его не выдержало, и он заплакал.

Каждый читатель этой истории может задуматься: если уж такое произошло с Петром то что же ожидать от нас? Да, все мы должны считаться с возможностью нашей неверности и нашего предательства.

Петр, «вспомнил слово, сказанное ему Иисусом» и, горько заплакав, раскаялся в своей неверности. Поэтому и всякий верующий, когда его постигнет искушение и он поймет свою неверность, должен вспомнить пророческое слово Иисуса: «трижды отречешься от Меня». Эти слова Господа не стоит забывать и помнить, что они касаются всех нас.

 

 

Иисус перед Пилатом.

 

 

15.1‑5 – «Немедленно поутру первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион составили совещание и, связав Иисуса, отвели и предали Пилату. Пилат спросил Его: Ты Царь Иудейский? Он же сказал ему в ответ: ты говоришь. И первосвященники обвиняли Его во многом. Пилат же опять спросил Его: Ты ничего не отвечаешь? видишь, как много против Тебя обвинений. Но Иисус и на это ничего не отвечал, так что Пилат дивился».

В дни великих праздников римский прокуратор обычно прибывал в Иерусалим из своей резиденции в Кесарии Приморской. Это он делал на случай беспорядков, которые были вполне возможны при таком стечении народа. Поскольку прокуратор, которым тогда был Понтий Пилат, уже был в городе, члены Синедриона могли сразу привести к нему Иисуса. Исторические источники характеризуют Понтия Пилата как человека грубого и жестокого. Поскольку римский суд открывался утром, «первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион» «немедленно поутру» привели Иисуса к прокуратору.

Описание судебного разбирательства перед Пилатом не оставляет сомнения в том, что первые христиане и Евангелист не могли рассказывать о Страстях Иисуса без глубокого внутреннего соучастия. Важнее мелких исторических подробностей, которые так занимают наших современников, для них было так сказать общее впечатление несправедливости всего происходящего.

Из прочитанных кратких строк мы видим коварство ненавидевших Иисуса первосвященников и всей их компании. На Синедрионе они обвинили Иисуса в богохульстве, в оскорблении Бога. Но Пилату до всего этого не было никакого дела. И они хорошо знали, что он не захочет разбираться в их религиозных спорах. Поэтому на суд Пилата они привели Иисуса с обвинениями в государственной измене. Из других Евангелий мы знаем, что они обвиняли Его в том, что Он развращает народ, запрещая людям платить подать кесарю и называя Себя Христом Царем (Лк_23.12).

И вот Пилат задал Иисусу вопрос: «Ты Царь Иудейский?». Этот вопрос неиудея, к тому же римского чиновника был задан в форме, понятной и привычной для него, римлянина. И форма эта содержала в себе большую опасность для Иисуса. Современный читатель этого, как правило, не замечает. Иудеи ожидали Мессию, и вопрос иудея был бы примерно следующим: «Ты Царь Израиля?», или «Ты Сын Давидов?» или еще что‑нибудь подобное. Но иудей никогда не называл и не мог назвать ожидаемого Мессию «Царем иудейским». Это – официальный политический титул, принятый в Римской империи. Вот Ирод, например, был «царем иудейским». Итак, вопрос Пилата носил политический характер. Никаких самозваных политических царей римляне в своем государстве не могли бы потерпеть. Всякий местный царь должен был утверждаться Римом! Самозванца Пилат должен был осудить. Именно об этом говорит в своем Евангелии Иоанн: «Пилат искал отпустить Его. Иудеи же кричали: если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю» (Ин 19.12). На вызывающий тревогу вопрос Пилата Иисус не дает однозначного ответа. Все, что Он имел сказать, Он уже сказал перед Синедрионом: «Да, он – Царь Израилев». Но «Царь Иудейский»? – Конечно, нет. Никаких притязаний на политическую власть Иисус не имел. Поэтому он ответил Пилату: «Я Царь Иудейский? Это ты так говоришь», «это ты Меня так называешь», «это твои слова». Ответ Иисуса похож на пожатие плечами: Что Я буду тебе здесь объяснять? Ты, римлянин, все равно не поймешь. «Может быть, Я и Царь, но ты хорошо знаешь, что Я вкладывал в это вовсе не тот смысл, который Мои обвинители вкладывают в свое обвинение. Я не политический революционер. Мое Царство не мирское». Пилат отлично понимал это и потому продолжал допрашивать Иисуса. Иудеи продолжали нагромождать обвинения, а Иисус хранил полное молчание. Говорить, объяснять – бессмысленно. Вот поэтому Иисус и молчал. Он знал, что добиться взаимопонимания с иудейскими руководителями невозможно, и Он знал также, что и к Пилату обращаться совершенно бессмысленно. Он знал, что всякая связь с ними нарушена: ненависть иудеев представляла собой железный занавес, через который не могли пройти никакие слова. Между Ним и Пилатом тоже была пропасть, через которую не было никакого моста. Ситуация была абсолютно безнадежной.

В следующей беседе мы продолжим чтение об этих трагических событиях.

 

Беседа 41.