Как я оказался в Афганистане

 

В феврале 1994 г. на памятном вечере в Москве, посвященном 5-летию окончания афганской войны, все друг друга поздравляли с выводом войск, а меня с вводом в Афганистан, так как к моменту завершения вывода войск я совершенно неожиданно для себя оказался в этой стране.

В конце 1988-в начале 1989 гг. я, как заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, занимался своими делами, связанными с руководством научной работой и оперативной подготовкой, а также некоторыми вопросами военного сотрудничества с зарубежными странами. С целью разъяснения наших позиций по оборонительному характеру военной доктрины по заданию руководства Министерства обороны мною были совершены поездки в Лондон и Бонн. В январе 1989 г. посетил Кубу, где мы с группой офицеров оказывали помощь в проведении оперативно-стратегического учения. Предстояли и другие поездки. Но нельзя было предположить, что неисповедимые пути военной службы могут привести меня в Афганистан.

Советские войска из Афганистана выводились и казалось, что заботы Генштаба, связанные с афганской проблемой, уходят в прошлое. Да и по профилю работы я стоял в стороне от непосредственного участия в афганских делах. Но, как говорят, мы предполагаем, а Бог и судьба располагают.

В конце января 1989 г. с кратковременной поездкой в Кабул вернулся Министр обороны генерал армии Д. Т. Язов и в тот же день поздно вечером собрал совещание руководящего состава Министерства обороны и Генштаба. Он рассказал об обстановке в Афганистане накануне завершения вывода советских войск, о своих встречах с руководством Республики Афганистан. Суть его выступления сводилась в основном к трем моментам. Первое — обстановка в Афганистане складывалась очень сложная и рассчитывать на прекращение военного противостояния правительственных сил и оппозиции не приходилось. Он подчеркнул, что афганское политическое и военное руководство чувствует себя крайне неуверенно. Второе — Министр обороны весьма критически отозвался о позиции некоторых посольских работников и группы военных советников, которые, как он сказал, больше занимаются критикой афганского руководства и меньше делом по оказанию конкретной помощи афганским вооруженным силам. Особенно его беспокоила нескрываемая некоторыми военными советниками ненависть к президенту Наджибулле. Третье — президент Республики Афганистан настойчиво добивался оставления части советских войск в этой стране или (если это возможно) направления наших добровольцев для охраны дороги Хайротон — Кабул и сопровождения автоколонн, обеспечивающих материальное снабжение. Наджибулла поставил также вопрос, чтобы при нем, как Верховном Главнокомандующем афганскими вооруженными силами, работал военный советник с небольшой оперативной группой. Возможность выделения «добровольцев» советской стороной была поставлена под сомнение. Но отказывать ему во всем было невозможно. И поэтому генерал Д. Язов, видимо, счел более целесообразным выделение группы офицеров для работы в Афганистане, чем заниматься созданием сомнительных военных формирований, чреватых политическими осложнениями и требующих больших хлопот.

Наш Министр обороны сказал, что по решению правительства никаких войск, в том числе «добровольцев» в Афганистане оставляться не будет, но военная помощь этой стране будет оказываться, в том числе предполагается направить в Кабул оперативную группу. Свое выступление он закончил словами: «Кто поедет в Афганистан, определим в ближайшие дни. Обстановка там трудная, но думаю, что и никто из вас в труса играть не будет». После этого он оглядел зал и, как мне показалось, несколько дольше задержал свой взгляд на мне. Не один я, видимо, ушел с этого совещания встревоженным. Слух о том, что кому-то предстоит снова отправиться в Афганистан быстро распространился в высших звеньях военного руководства. Узнав об этом и опасаясь, что выбор может пасть и на них, два известных военноначальника, ранее имевшие отношение к афганским делам, слегли в госпиталь. Скрывать нечего, после всего, что произошло в Афганистане, и после вывода советских войск, особого энтузиазма отправляться туда никто не проявлял, в том числе и пишущий эти строки. Одно дело, когда приходится терпеть лишения и рисковать жизнью в справедливой войне, выполнять воинский долг, оправданный в глазах общества. И совсем другое — отправляться на войну, которая заведомо объявлена преступной, испытывая тяжелый морально-политический гнет.

Но мне долго волноваться не пришлось. Уже на следующий день по указанию министра обороны меня вызвал к себе в кабинет вновь назначенный начальник Генерального штаба генерал армии М. Я. Моисеев, где уже сидел заместитель Министра обороны по кадрам генерал армии Д. С. Сухоруков и мне всё стало сразу ясно… Начальник Генштаба после небольшого вступления об обстановке в Афганистане, предложил мне отправиться туда во главе оперативной группы. За ночь я ко всему этому себя уже подготовил и поэтому коротко ответил: «Готов выполнить любое задание, которое на меня будет возложено».

Дело уже прошлое и скажу откровенно: я был в сложном положении. К тому времени у меня участились сердечные приступы и по состоянию здоровья, заключению врачей мне ехать в такую тяжелую командировку было противопоказано. Препятствовали этому и некоторые семейные обстоятельства. Но вместе с тем, ясно отдавал себе отчет в том, что означал бы мой отказ от такой командировки. Это было бы воспринято и изображено самым негативным образом. Мне было 65 лет, все равно вскоре пришлось бы увольняться и заканчивать военную службу с самым неблаговидным имиджем. И поэтому я в беседах с начальством ни о болезнях, ни о других обстоятельствах не заикался, заранее зная, что ничего из этого не будет понято.

Некоторые знакомые отговаривали меня. Говорили: пусть тот, кто заваривал эту кашу, тот и расхлебывает, что ничего хорошего в Афганистане нас не ждет и, если со стотысячной группировкой войск ничего не удалось сделать, то тем более не на что рассчитывать после вывода советских войск. Советовали обо всем этом честно сказать руководству. Были и более резкие высказывания: «Ты идешь на явную авантюру». Один близкий фронтовой товарищ никак не мог понять, почему меня посылают уже на пятую в моей жизни войну, военную акцию (война против Германии 1941–1945 гг., война против Японии 1945 г., участие в Чехословацких событиях 1968 г., в Израиле — египетском противостоянии 1970–1971 гг., и теперь в Афганистан). В интересах дела было бы лучше «обкатать» в Афганистане кого-либо из молодых перспективных генералов и т. д. Во всем этом какой-то резон был. Но перспективные, обреченные на выдвижение генералы в послевоенные годы не особенно стремились в горячие точки и предпочитали нести службу в треугольнике — Москва, Киев, группа войск в Германии. И так ничего не испытав, ничего не изведав, кроме облегченной службы, взошли они на большие должности.

Что касается меня, то я, как и большинство офицеров нашей армии, легкой службы никогда не выбирал и решил до конца нести свой крест. На сборы и подготовку группы дали около недели.

Перед отъездом Д. Т. Язов после некоторых напутствий и лестных слов в мой адрес, спросил: «Ну как, не страшно туда ехать?» Я ему ответил: «Нам уже поздно бояться. В нашей роте в Ташкентском военном училище в 1941 г. было выпущено 119 офицеров и из них вернулись с войны только 26 человек. Остальные сложили головы в возрасте 18–20 лет. Мне же судьба после войны и так подарила еще более 40 лет и грех будет обижаться, если даже что-то случится со мной в Афганистане».

Затем Д. Т. Язов спросил: «Как реагирует жена, Тамара Ивановна?» — Мне ничего не оставалось, как пошутить: «Ваше решение об отправке меня в Афганистан она конечно не утверждает, но высшее руководство, видимо, скорее согласится с Вашим решением, чем мнением моей жены». Собственно в ее понимании сложившийся ситуации я не сомневался. За долгую совместную жизнь она научилась не хуже меня осознавать необходимость стойкого перенесения тягот военной службы.

Перед отъездом состоялись также мои встречи с Председателем КГБ В. Крючковым, Министром иностранных дел Э. Шеварднадзе, Министром внутренних дел В. Бакатиным, начальником Первого Главного управления КГБ Л. Шебаршиным, руководством Главного оперативного, Главного разведывательного и 10 Главного управлений Генерального штаба, а также рядом других должностных лиц Министерства обороны, сухопутных войск и ВВС.

Особенно запомнились встречи с Э. Шеварднадзе и В. Крючковым. Первый принял меня очень тепло. Не скрывал трудности возложенной на меня задачи. Вместе с тем подчеркнул, что нам надо любой ценой сохранить дружественный нам Афганистан и заверял о своей поддержке в предстоящей работе. Труднее происходил разговор с В. Крючковым. Он сразу же заговорил о необходимости поддержки и налаживании контактов с президентом Наджибуллой и представителями КГБ в Кабуле. Я, пользуясь данными, полученными в Генеральном штабе, пытался объяснить, что отношения придется строить на принципиальной основе и что советскому руководству надо рекомендовать президенту Афганистана отказаться от недоверия к афганской армии. В частности, мне тогда представлялось ошибочным решение президента о выводе из Кабула 1-го армейского корпуса, который до этого оборонял город. На все это председатель КГБ сухо и бесстрастно заявил: «Если Вы с такими настроениями поедете в Афганистан, то рассчитывать Вам на успешную работу там нельзя». Далее он выразил неудовольствие неправильной позицией некоторых военных советников, работающих в Кабуле.

С моей стороны было сказано, что пока остаюсь при своем мнении, но если после более тщательного ознакомления с обстановкой на месте, моя позиция окажется ошибочной, то я упорствовать не намерен. Вместе с тем, высказал пожелание, чтобы и представители КГБ более внимательно относились к военным аспектам обстановки в Афганистане. Без укрепления армии и доверия к ней со стороны афганского политического руководства невозможно будет решать задачи противостояния вооруженной оппозиции. На этом мы расстались. Но как потом оказалось, отношение к армии было одним из самых трудных вопросов нашей работы с президентом и сотрудничества с представителями нашего КГБ.

В результате встреч и бесед с должностными лицами различных ведомств, занимавшихся делами Афганистана, ознакомления с донесениями представителей МИД, КГБ, Главного разведывательного управления, военных советников, сообщениями иностранной прессы складывалась весьма удручающая картина о положении в Афганистане. Главная суть всех суждений, донесений и сообщений сводилась к тому, что моджахеды окрылены, значительно усиливаются и готовятся к решающим схваткам за власть, а правительственные круги Республика Афганистан в связи с выводом советских войск находятся в шоковом состоянии. И нет какой-либо надежды, что режим Наджибуллы может продержаться хотя бы несколько месяцев. Мне и Д. Т. Язов говорил: «Поработай там 2–3 месяца, а там посмотрим». Словом, все источники информации, как сговорившись, так нагнетали обстановку вокруг Афганистана, что меня не покидало ощущение, что моя миссия обречена на неизбежный провал.

Меньше всего меня беспокоила моя личная судьба, ибо военный человек к таким поворотам судьбы всегда должен быть готов. Больше тревожили судьба порученного дела, мысли о том, как добиться того, чтобы Республика Афганистан, куда столь уже вложено, могла одна, без помощи советских войск устоять перед новым отчаянным напором вооруженной оппозиции. Для любого генерала, военного руководителя самое страшное — это потерпеть поражение, не выполнить поставленную задачу. От тяжести нахлынувшей ответственности, тревоги, неопределенности и казавшейся тогда безысходности складывающейся обстановки — все мое сознание и нервы были напряжены до предела. Но вместе с тем, чувство ответственности и годами выработанные опыт и закалка помогали собрать себя в кулак, быть внешне спокойным и сосредоточиться на предстоящих делах. Забегая вперед, хочу сказать о том, что положение в Афганистане не во всем было таким уж безнадежным, как это тогда изображалось в Москве и в средствах массовой информации за рубежом.

6 февраля 1989 г. наша оперативная группа вылетела в Ташкент, а оттуда с бывалым опытным экипажем ВВС Туркестанского военного округа поздно ночью добралась до Кабула.

Как всегда при посадке на Кабульском аэродроме самолет сделал несколько кругов с тем, чтобы произвести постепенное снижение в горных условиях местности. И хорошо было видно, как в разных местах шла стрельба и трассирующие пули устремлялись вверх. Создавалось впечатление, что в городе идут бои. Но это была обычная стрельба вверх многочисленных часовых и сторожевых застав, охраняющих Кабул. С этой постоянной беспорядочной стрельбой с расходом большого количества боеприпасов пытались безуспешно бороться, но в конечном счете пришлось ко всему этому привыкнуть.

На аэродроме нас встретил генерал армии В. И. Варенников с группой офицеров. Валентин Иванович был уже назначен заместителем министра обороны Главнокомандующим Сухопутными войсками и по должности и по воинскому званию был старше меня и поэтому мог и не встречать меня лично, а послать, скажем, начальника штаба своей оперативной группы генерал-лейтенанта В. А. Богданова. Но понимая, какие нелегкие дела мне предстоят и, видимо, желая с самого начала морально поддержать нас он все же счел нужным, несмотря на позднее время, лично прибыть на аэродром и встретить нашу группу. На военной службе такое подчеркнутое уважительное отношение к офицерской чести и достоинству имеет всегда большое значение.

А в данном случае оно способствовало налаживанию контактов между убывающей и вновь прибывшей оперативными группами и афганской стороной. Валентин Иванович и его офицеры ознакомили нас с обстановкой и помогли быстрее войти в курс дела, познакомиться с основными афганскими должностными лицами. Несколько дней мы вместе с генералом Варенниковым участвовали на заседаниях Ставки Верховного Главнокомандования, а затем уже перед отъездом все эти дела он полностью передал в мое ведение. Он же до конца продолжал руководить нанесением бомбо-штурмовых ударов по группировкам Ахмат Шаха и мне практически не приходилось вмешиваться в эти дела. На первой же встрече с Президентом — Верховным Главнокомандующим вооруженными силами Республики Афганистан Наджибулла неожиданно и в ироничной форме спросил: «Как же вы осмелились прибыть к нам в такое время, когда уже нет советских войск, как же мы будем держаться?»

Я ему сказал, что в русской армии издавна существует поговорка: «Хороший командир может и одного татарина построить в две шеренги». Будем стараться все вместе, как мусульмане, удваивать наши шеренги и напрягать наши силы до последней возможности. Подчеркнул также, что самое главное сейчас — активизировать работу в войсках, преодолевать настроения обреченности и внушить уверенность в способности Республики Афганистан устоять перед натиском оппозиции. В свою очередь он ознакомил меня со своим пониманием обстановки, рассказал о сложных противоречиях в НДПА, правительстве и армии.

Примерно через неделю генерал армии В. Варенников со своей группой убыл из Афганистана. А мне со своей группой и афганскими властями предстояло вступить в новую полосу афганской жизни без советских войск. Рассмотрим, какой же она оказалась в действительности.