Последняя миссия американского невольничьего судна

 

В 1850 году в Новом Орлеане умер рабовладелец Джон Макдоног, который, сделав Новому Орлеану и Балтимору посмертные дары на образовательные цели, потребовал выполнить одно условие – чтобы по истечении нескольких лет его рабам предоставили свободу и возможность эмигрировать в Либерию. В период до весны 1859 года уполномоченные, ответственные за имущество, начали подыскивать судно, на борту которого освобожденные рабы могли бы быть переправлены в негритянскую республику на африканском побережье. Сначала предложили перевезти их на борту пакетбота, который каждую весну с эмигрантами и грузовыми поставками отправлялся из Балтимора, а позднее в том же году возвращался с грузом продовольствия из колонии. Однако примерно в это время выяснилось, что корабль «Ребекка», стоявший у правительственного причала в Новом Орлеане, к 1 мая должен был прибыть к западному побережью Африки. Он мог обеспечить освобожденным рабам вместе с их багажом подходящие условия для переезда. Вскоре состоялись переговоры. В последний момент уполномоченные решили послать с ними врача и спешно запросили об этом доктора Ховарда Смита, профессора медицинского колледжа, который рекомендовал только что прошедшего курс лекций молодого студента Джорджа Хоу из города Натчеза штата Миссисипи.

В девять утра того же дня «Ребекка» должна была отходить, когда доктор Смит обнаружил молодого студента у ворот благотворительной больницы и без ответного приветствия спросил: «Джордж, ты хочешь съездить на африканское побережье?» Хоу сразу ответил: «На все сто, доктор». – «Когда ты соберешься?» Полагая, что профессор шутит, Хоу сказал: «Хоть сейчас». Взяв с него слово, профессор объяснил ситуацию и необходимость такой поспешности. Когда он закончил, молодой человек прыгнул в кабриолет доктора и вскоре оказался в офисе уполномоченных Макдонога, где подписал соглашение на поездку в качестве медика освобожденных рабов[47].

В офисе некоторые джентльмены предавались веселым шуткам о «шерсти и слоновой кости», и один из них написал письмо врачу военного корабля США «Винсеннес», патрулирующего побережье Африки, сказав Хоу: «Это рекомендательное письмо, возможно, будет для вас полезным». Но тот был настолько поглощен идеей поездки в Африку, что не придал особого значения этим шуткам и отправился домой упаковывать книги и одежду.

В двенадцать часов он был на борту корабля и, представляясь капитану, отметил, что тот выглядел раздраженным. Вскоре капитан пригласил его в каюту и приказал стюарду приготовить комнату. Выйдя на палубу, Хоу увидел пеструю толпу негров, мулатов, квартеронов, мужчин, женщин и детей разных возрастов числом сорок три человека. Они усердно занимались перетаскиванием багажа на борт корабля. Многие из них не желали ехать и, казалось, были удручены перспективой покинуть дом. Вскоре прибыли несколько уполномоченных с женами, которые знали негров, и через некоторое время им удалось немного приободрить иммигрантов.

Корабль отошел от причала в четыре часа вечера. Рано утром следующего дня они были в устье реки, а через час – в открытом море. Приятный южный бриз гнал корабль дальше со скоростью восемь миль в час. На званом обеде Хоу обнаружил за капитанским столом натурализованного шотландца капитана К., первого помощника мистера Т. из Лонг‑Айленда, двух испанцев, мало говоривших по‑английски. Последовало представление. Один испанец пояснил, что они со спутником едут в торговую факторию на африканском побережье, представляя торговый дом в Гаване. Долго ожидая подходящей возможности выбраться туда, он взял билет на это судно на всю протяженность маршрута.

После ужина помощник остался в каюте, к столу пришли и были представлены другие офицеры: «Это доктор Собоунс, я – помощник, вот второй помощник, там плотник. Теперь скажите, как вы умудрились поехать с нами в последний момент?» После того как Хоу объяснил, помощник сказал: «Вам следует узнать кое‑что о корабле и его рейсе, перед тем как займетесь делами». Это напоминало шутки уполномоченных и заставило молодого врача задуматься. Вечером, во время вахты помощника, он подошел к нему и после нескольких замечаний о погоде сказал: «Мистер Т., я не вполне понял ваше замечание за ужином. Будьте любезны объяснить». После долгого молчания помощник ответил: «Ладно, рано или поздно вы узнаете это. Не думаю, что я выдам тайну, если скажу вам сейчас, что данный корабль – невольничье судно. Да, именно оно. Корабль принадлежит испанской компании, которая представлена здесь испанцем, старшим из пассажиров. В свое время он примет обязанности капитана. Другой испанец будет его помощником. Они купили этот корабль два месяца назад и столкнулись со всеми таможенными проблемами. Корабль идет под американским флагом и, как полагают, будет приобретен торговым домом в Новом Орлеане, являющимся филиалом испанской компании. Они хотели добыть документы, позволяющие кораблю идти к африканскому побережью. Сейчас все, что предназначено для этого региона, воспринимается с подозрением, и испанцы решили идти без груза для приобретения пальмового масла, древесины бафии яркой и других товаров. По разным причинам таможенные власти отказали выдать документы. Между тем корабль загрузили пустыми бочками, бочарными клепками в неотесанном виде, из которых собирались сбивать в случае необходимости другие бочки. Очень деликатным был вопрос о продовольственном снабжении, поскольку продовольствие нельзя было везти с выгодой в качестве груза для этой местности и для бартерного обмена оно не годилось. Тогда испанцы предложили оборудовать корабль как китобойное судно для промысла в районе от Бермуд до мыса Доброй Надежды. Это позволило бы судну по случаю подойти к африканскому побережью за водой и свежим продовольствием, а также потребовало бы больше времени на поездку. Как раз в это время торговый дом узнал о плане уполномоченных Макдонога отправить бывших рабов через Балтимор в Либерию. Рассмотрев этот вопрос, решили предложить корабль как средство транспортировки за весьма умеренную цену. Если бы таможенники согласились на это, им была бы выплачена хорошая премия. Предложение приняли и назначили дату отбытия. Теперь испанцы располагали легитимным грузом для африканского побережья и легко получили необходимые документы для торговой фактории на реке Конго, остановки по пути в Либерии. Могу вам сказать также, что ваше присутствие здесь неприятно для капитана К., поскольку он собрался проследовать с этими неграми до южного побережья Кубы, оставить их в знакомом месте и продолжить рейс. Сейчас это невозможно без договоренности с вами, но не думаю, что он что‑нибудь скажет вам по этому поводу. Вы чужак, мы все время на виду у других судов. Вам легко будет шепнуть несколько слов, чтобы расстроить экспедицию».

На следующий день рано утром, когда капитан с врачом вели на палубе разговор за чашкой кофе, он заметил: «Эти негры представляют большую ценность, каждый из них владеет каким‑нибудь ремеслом, что заинтересовало бы любую плантацию. Женщины тоже приобрели большой опыт. За них бы на Кубе дали кругленькую сумму. Куба очень близко, и я знаю, где можно высадить негров без большого риска».

Врач сразу ответил: «Капитан, этих негров надо высадить в месте назначения в Африке, и насколько возможно, я не позволю изменить программу».

Как бы развеивая всякие сомнения, капитан сказал: «Разумеется, их следует высадить в Либерии, жаль только, что на ветер выбрасывается столько денег».

Помощник во время вахты, которая затем последовала, спросил доктора, о чем они говорили с капитаном, потому что по возвращении в каюту последний долго и бурно разговаривал с испанцами. Он не мог их убедить, что высадка негров на Кубе представит небольшой риск, с согласия врача или без. Узнав подробности разговора между капитаном и врачом, помощник сказал: «Ну, теперь вопрос решен, мы движемся на юго‑восток вместо юго‑запада. Это означает, что мы не будем делать остановку на Кубе на этом этапе рейса».

«Это мой второй рейс подобного рода, – сказал помощник. – Первый был из Нью‑Йорка в Африку и Бразилию, и, поскольку в Бразилии, видимо, запретят рабство, а кули становятся дешевле негров на Кубе, наш корабль будет последним невольничьим судном. Если нам повезет, то мы привезем последний груз живого товара. Сначала вам нужно понять, что требуется один человек в качестве главного распорядителя и три агента, каждый с помощником, способным подменить агента в случае болезни или смерти. Главарь проживает в Гаване. Один агент с помощником, испанский капитан и его приятель, находятся вместе с нами на борту корабля. Он поехал в Соединенные Штаты приобрести самое быстроходное судно, какое только можно купить за деньги. Нашел в Новом Орлеане клипер из Балтимора «Ребекка» водоизмещением пятьсот пятьдесят тонн, с высокими парусами, лиселями к бом‑брам‑реям, стакселями к бом‑брам‑стеньгам, с рекордной скоростью по ветру четырнадцать узлов, со способностью определяться по траверзному расстоянию. Судно было оборудовано новыми парусами, такелажем, дополнительным рангоутом и реями, а также большим запасом материала для изготовления новых парусов во время рейса, замены ненадежных лееров, бегущего такелажа и т. д. Служащие таможни, видимо, отнеслись к судну с подозрением и внимательно следили за всем, что касалось судна. Как раз в это время уполномоченным Макдонога сделали предложение отвезти негров в качестве пассажиров, после чего произвели соответствующие приготовления. Потом началась закупка в больших количествах риса, белых бобов, свинины и галет якобы для пассажиров. Посредством длинного шланга были заполнены все бочки водой из отверстия под ватерлинией в носовой части корабля. Его снабдили досками и смастерили койки между палубами по всей длине трюма по числу ожидавшихся пассажиров. На палубе соорудили большую плиту для приготовления пищи. Другой агент с помощником отбыли несколько месяцев назад к африканскому побережью, закупили и договорились вывезти частями по контракту столько негров, сколько их помещается внутри судна. Место встречи с ними знали на борту нашего корабля только испанцы. Еще один агент с помощником располагались в качестве рыбаков, я точно знаю, на редко посещаемом острове с южной стороны Кубы. Там с компаньоном или двумя они удят рыбу на продажу, так что им требуются постоянный лагерь и малое судно. Когда мы подойдем, они будут готовы сообщить нам, где и когда выгрузить товар. В Гаване у главаря все наготове, в его особые функции входит подкуп таможенников и удержание их подальше от места, где их не хотят видеть. Унция золота, семнадцать долларов на человека, выплачивается таможенникам за каждый выгруженный комплект живого товара. Они делят взятку между собой, согласно прежним договоренностям».

Жизнь на борту протекала приятно, поскольку наш корабль снабдили замечательной провизией, деликатесами, необходимыми для комфорта. В условиях замечательной погоды проход по Гольфстриму вызывал большой интерес. Каждый день производились эксперименты, менялись размеры и тип парусов, чтобы добиться максимальной скорости. Все мачты проверили на максимальную нагрузку, добавляли новые леера и лось‑штаги до тех пор, пока не оставалось сомнений в способности мачт выдержать любую нагрузку. Корабль легко преодолевал в день триста двадцать – триста пятьдесят миль, идя круто против ветра, как только возможно. В полосе юго‑восточных пассатов корабль шел двенадцать часов курсом на востоко‑северо‑восток, двенадцать часов – на юго‑запад и в течение суток двигался на восток со скоростью тридцать миль.

Негры вскоре привыкли к движению судна, но продолжительность рейса утомляла их, и они не раз повторяли, что когда захотят вернуться в Луизиану, то пойдут пешком, так как провели достаточно времени на качающейся палубе. Чтобы занять себя, женщины принимались штопать и стирать белье офицеров. И так как их посуду сложили в нижнем трюме, необходимо было найти другую. Со стиркой и сушкой справились легко, но глажка осуществлялась посредством наполнения раскаленными углями алюминиевого ведра и использования его как утюга – правда, без особого успеха.

1 июля 1859 года разыгрался ужасный шторм, с ветром и дождем, море сильно разбушевалось. Показался мыс Пальмас, на нем была расположена Монровия, столица Либерии. Все сооружения у воды затемняла дымка, и, когда она рассеялась, появился небольшой пароход и сделал холостой выстрел, приглашая «Ребекку» стать на якорь. Корабль поднял американский флаг и двинулся дальше в сопровождении парохода, оказавшегося английским крейсером «Вайпер», который подошел, возможно, ближе и выслал на борт «Ребекки» офицера. Тот вежливо объяснил свое появление и был приглашен вниз, где ему в качестве жеста любезности показали документы корабля, потому что последний был теперь под юрисдикцией либерийских властей. Офицер любезно пояснил, что узнал судно, как только оно оказалось в пределах видимости, и что его пароход вместе с другими крейсерами некоторое время высматривал «Ребекку». Он сказал, что его правительство депешей, доставленной почтовым пароходом в Сан‑Паулу‑ди‑Луанда, уведомило крейсеры, что корабль «Ребекка» находится под подозрением. Судно описали с такой точностью, что ошибиться было невозможно. Офицер полагал, что корабль имел груз на вывоз, и был сильно раздосадован, когда обнаружил, что груз предназначен на ввоз и по назначению. После короткого пребывания он покинул корабль и удалился на пароходе в южном направлении.

Затем от берега к кораблю по очень бурному морю без особых усилий подошло длинное каноэ, под управлением четырех явно голых негров. Подойдя, они перебрались через поручни и стали ходить, подскакивая, среди пассажиров – без одежды, за исключением лоскутов ткани, повязанных вокруг поясницы. Их было пятеро, мускулистых особей, низкорослых и плотных, с татуировками от лба до кончика носа и на щеках, иссиня‑черных. Это были туземцы‑крумен из племени, которое распространено на побережье. Капитаны кораблей нанимали их для погрузки товаров и воды или в качестве лоцманов. Их редко брали на вывоз. При виде туземцев‑крумен пассажиры, охваченные ужасом и испугом, подняли адский вой. Матросы, пользуясь ситуацией, ходили между испуганными неграми и говорили им, что сейчас для них наступило время снять свою одежду и приготовиться идти на берег, чтобы быть похожими на людей, среди которых они будут жить.

Корабль стал на якорь в месте, назначенном туземцами‑крумен, и отправил на берег весточку о прибытии. Однако из‑за шторма курьер явился только на следующий вечер. Его появление успокоило негров, как масло бурные воды. Агент оказался энтузиастом и вскоре дал им понять, что сад Эдема всего лишь неприглядный пригород по сравнению с Монровией.

4 июля отмечалось как праздничный день, и офицеров корабля пригласили на обед к президенту республики и его министрам.

Вечером миссионер, единственный белый человек, проживавший в негритянской республике, отвел врача в сторону и сообщил о серьезных сомнениях относительно характера миссии «Ребекки», а прибыв на корабль, он сказал офицерам, что их подозревают. На созванном сразу совете обсудили меры по высадке на следующий день пассажиров с их пожитками. В Монровию только что вернулась английская канонерская лодка и стала на якорь на небольшом расстоянии от корабля. От ее присутствия хотелось избавиться как можно скорее.

На следующий день рано утром появилась флотилия шлюпов, каноэ и яликов. Испанский капитан сказал доктору, что тот пойдет на борту судна до реки Конго, где произойдет встреча с почтовым пароходом. Доктор принял это предложение. К полудню высадили пассажиров с их пожитками, вернулся капитан с судовыми документами и т. д. Подняли якорь и двинулись новым курсом. За кораблем сразу последовал английский крейсер, но скорость «Ребекки» составляла двенадцать миль по сравнению с его восьмью. До наступления темноты англичанин исчез за горизонтом.

На палубе появился испанский капитан. Это был смуглый коротышка с черными волосами и холодным, решительным взглядом. Он носил открытую рубашку с большим шелковым платком вокруг шеи, белые брюки с широким красным поясом, обернутым вокруг талии несколько раз, широкую мягкую шляпу. Типичный бандит. За ним следовал помощник в почти таком же облачении. Затем он выступил вперед и ударил в корабельную рынду. Команда собралась на юте, где испанский капитан А. обратился к ней на испанском и английском.

– Матросы, теперь я капитан этого корабля. Это мой помощник, – сказал он, представляя своего спутника. – Другие офицеры сохраняют свои должности. Бывшего капитана и помощника мы уважаем и будем с ними советоваться. Цель рейса – закупка в Африке негров и доставка их на Кубу. Поездка чревата опасностями, но, если все пройдет хорошо, будет много денег. Если среди вас есть желающие сойти на берег, корабль сделает остановку в месте, где можно будет благополучно высадиться и получить двойное жалованье на день выдачи.

Команда выразила желание подписать новые статьи договора, и были объявлены размеры жалованья в случае успеха рейса. Американскому капитану и его помощнику полагалось по 5000 долларов, второму помощнику – 3500, плотнику – 3000, каждому матросу – по 1500 долларов. Численность команды составляла двадцать три человека, включая турок, греков, итальянцев, испанцев, шотландцев, янки и датчан.

Было очевидно, что испанский капитан не доверял капитану К. и, хотя они вели себя любезно по отношению друг к другу, в их поведении не наблюдалось ни малейшего признака фамильярности. Такое отношение к К. разделяла почти вся команда. Однажды, когда капитан К. зависал на булине за кормой, проверяя рулевые петли, матрос на руле вытащил нож и сделал движение с намерением перерезать канат и сбросить капитана в море. Однако доктор заметил это и быстро обратил внимание на него испанского капитана.

Корабль опережал время прибытия к назначенному месту встречи на несколько недель, поэтому он неспешно двигался вперед, пока не вышел на расстояние одного дня хода до Маюмбы, расположенной примерно в двухстах милях к северу от устья реки Конго. Эту часть побережья усиленно патрулировали паровые и парусные суда Соединенных Штатов, Англии, Португалии и Испании, так что, приближаясь к берегу, мы подвергались большому риску перехвата. Хотя судовые документы были действительными до реки Конго, однако корабль могли перехватить по подозрению и отправить в Сьерра‑Леоне. Там же суд мог основательно расследовать дело и вынести приговор о конфискации.

Однажды ход корабля был отрегулирован таким образом, чтобы, идя всю ночь в направлении побережья, он находился в дневное время на расстоянии пятнадцать миль от берега. В это время спустили на воду ялик, и в него сели испанский капитан с двумя матросами. Их снабдили продовольствием на два дня и компасом, после чего они отправились к берегу. Корабль же сразу повернул в открытое море с учетом того, что по прошествии сорока дней он вернется в место, где испанский капитан высадился. Теперь командование кораблем принял испанский помощник и вышел в море, удалившись на четыреста миль от берега, чтобы затем вернуться однажды и потом снова уйти в открытое море на сорок дней, не приближаясь к берегу на расстояние двести миль. Это был весьма спокойный переход. Лишь в двух случаях были замечены суда, которые оказались китобойными и держались мористее.

Утром на рассвете на сороковой день вояжа корабль подошел к побережью достаточно близко, чтобы отчетливо видеть рельеф, но на берегу не было обнаружено ни одного живого существа. Наверх послали наблюдателя, чтобы убедиться в отсутствии судов на горизонте. Корабль двигался несколько миль вдоль берега, пока не увидели негра, размахивавшего огромным белым флагом с большим красным крестом во всю длину и ширину полотнища. Это был сигнал, и через несколько минут можно было видеть, как несколько негров тащат к воде из укрытия корабельный ялик. Через час капитан А. был снова на борту. Очевидно, что‑то не так пошло. Агент и помощник прибыли значительно позже, чем их ожидали. Оба заболели африканской лихорадкой и пребывали в торговом пункте на реке Конго на лечении. Ежедневно мимо этого места проходили британские крейсеры, и их визит ожидался в любой момент, когда корабль отправился в открытое море, в каюте снова провели совет, на котором решили, что раз судовые документы в порядке и позволяют идти к реке Конго, то надо двигаться туда и ожидать дальнейшего развития событий.

Слабые ветры и сильные течения задержали отбытие к торговому пункту, который находился в семидесяти милях от устья реки. Когда причалили, то обнаружили лодку с двумя белыми людьми. В одном из них узнали помощника агента, который сообщил капитану, что агент умер от чахотки и африканской лихорадки. Помощник медленно выздоравливал, и все торговые операции отложили до его выздоровления или прибытия корабля. Его спутником в лодке оказался торговец, в фактории которого он нашел прибежище. Теперь корабль был вынужден задержаться на некоторое время, так как у испанцев все идет медленно. Судно стало на якорь в семидесяти пяти футах от берега на левом берегу реки, вверх по течению.

Однажды команда увидела, как баркас с офицером и десятью матросами поднимается вверх по течению. Баркас сразу стал на якорь под носом у «Ребекки» и оставался на месте, пока корабль находился в реке. Он прибыл с британской канонерской лодки «Тигрис» и имел информацию с «Виксен» – другой канонерки, ушедшей дальше к югу в поисках корабля. «Тигрис» находился в устье реки, чтобы пресечь любую попытку вывоза негров. Испанский капитан снова покинул корабль и удалился на много дней. Необходимое для «Ребекки» пополнение запасов пресной воды было сделано посредством шланга, пропущенного сквозь отверстие в носовой части судна, незаметно от команды баркаса, хотя он находился на расстоянии в несколько футов.

Однажды на борт пришел торговец из внутренних областей континента и сообщил, что в загонах для негров, предназначенных для погрузки, разразилась эпидемия оспы. Он спросил, что делать. У врача в карманной аптечке имелся пакет вакцины, перетянутый лейкопластырем. Отправившись вместе с испанцем, он путешествовал два дня вверх по реке и затем углубился во внутренние области, передвигаясь в гамаке, подвешенном между двумя шестами, которые несли два туземца. Шли кружным маршрутом, чтобы не раздражать другие племена, которые потребовали бы большой выкуп. Достигнув загона, они обнаружили место, огороженное забором из бамбука высотой восемь‑девять футов, площадью около трехсот квадратных футов. Над ним высилась соломенная крыша, выдававшаяся на десять футов к центру. Эта весьма хрупкая постройка использовалась как место заключения, но также укрытие от солнца, дождя и тяжелой росы, которая бывает очень холодной. Такие загоны, строившиеся в данной местности с разрешения местных вождей, позволяли без проблем выставлять захваченных рабов. Находясь во внутренних областях, торговцы были избавлены от непрошеных гостей. Несколько негров, пострадавших, по заключению доктора, от оспы, заразились от туземцев племени, часто посещавшего побережье. Они общались с туземцами‑крумен, которых наняли в Сан‑Паулу‑ди‑Луанда. Заболевших отделили, для них построили новые загоны в отдаленных от моря районах, для здоровых негров – тоже, а старые загоны сожгли. Из крови вакцинированных больных выделили ослабленный вирус, и болезнь была остановлена[48].

Покупали и договаривались доставить частями для погрузки на корабль достаточно большое число негров. Время отплытия корабля зависело только от того, когда их доставят на борт, но только с условием, что они снова не заболеют оспой. Негров отправляли небольшими партиями в место, расположенное в полудне пути от морского побережья, где они оставались, пока не было согласовано время доставки на берег. Этот последний переход к берегу осуществлялся ночью, чтобы прийти туда задолго до восхода солнца. Корабль должен был подходить на рассвете, и, если он не мог прибыть в назначенное время, вся операция откладывалась на неделю, и негры немедленно возвращались в загон, расположенный в полудне пути от побережья.

Когда врач вернулся на корабль, стоявший в реке, то обнаружил его уже приготовленным для отбытия в любой момент. На борт загружались новые партии птицы и фруктов. Только испанский капитан знал место, где будут приняты негры, и ни один матрос не мог передать полезную информацию англичанам в баркасе, стоявшем под носом корабля.

Доктор решил принять приглашение испанского капитана остаться на корабле не только из‑за риска распространения африканской лихорадки на реке Конго во время своего пребывания там, но также из‑за страсти к приключениям, неуемного любопытства и глубокой веры в удачу. Выяснилось, что в устье реки заходил португальский военный корабль, но, обнаружив там английскую канонерку «Виксен», пошел на север. Это сильно усложняло дело. Один крейсер патрулировал на юге, другой стоял в устье реки, а третий находился на севере. Португалец был хуже всех. Если бы в это время корабль захватили с неграми на борту, его бы отвели в Сьерра‑Леоне, матросов бы высадили в месте захвата или около него. Если бы у корабля был флаг для опознания, офицеров отправили бы из Сьерра‑Леоне соответствующим властям для суда, а негров – на берег для расселения. Судно бы продали или разобрали. Если бы национальную принадлежность не удалось установить, то офицеров бы приговорили к разным срокам заключения после суда или без него. Если бы захват осуществил португалец, офицеров и матросов послали бы на каторжные поселения, и больше бы о них никто ничего не услышал. Американские власти держали здесь военный парусник «Винсеннес».

Однажды ранним утром, кажется 1 октября 1859 года, «Ребекка» подняла якорь и двинулась по течению реки. Судовые документы еще защищали корабль, поскольку он якобы завершил неудачное коммерческое предприятие и возвращался домой. Английский ялик взяли на буксир, а командира‑офицера пригласили на борт. Это была приятная прогулка к устью реки, которого достигли после полудня. Канонерка шла следом, чтобы принять обратно своего офицера и выяснить пункт назначения. Услышав в ответ: «Соединенные Штаты», кто‑то заметил: «Ну да! Конечно!» Вечером и ночью шли курсом на северо‑запад, в направлении Соединенных Штатов. Это делалось для того, чтобы отойти от берега, определить силу ветра в это время, а также возможную скорость хода. На рассвете курс изменили на юг, и весь экипаж занялся удалением следов названия корабля на носу, корме и шлюпках; закрасили белые портики на борту и каждую найденную бумажку и лоскуток, вместе с американским флагом, выбросили за борт.

«Теперь, – сказал капитан, – у нас нет названия и национальности, мы – никто и звать никак. Если нас захватят, каждому следует держать рот на замке. Только в этом случае нам удастся избегнуть сурового наказания».

Четверо суток они кружили, выдерживая расстояние почти полтораста миль от берега. На четвертый день, после полудня, тщательно выверив свое положение в море, взяли курс к побережью. Потушили все огни, кроме того, что в нактоузе, который укрыли чехлом так, что рулевой мог видеть компас, а огонь – нет. Усилили наблюдение, и в три часа ночи корабль был в двух милях от берега, на 6 градусов 10 минутах южной широты, как было условлено заранее. В расчетах не допустили ни одной ошибки, настолько точными оказались хронометры и оценки силы ветра и течения. Уже слышали шум бурунов, но на берегу не заметили ни одного огня. Когда стало светлее, увидели низкую береговую линию, которая прерывалась небольшими песчаными холмиками, покрытыми редким кустарником.

Некоторое количество малых судов, напоминающих лодки для добычи устриц, можно было видеть перед бурунами, и после тщательного изучения горизонта с топ‑мачты подняли сигнал в виде большого белого флага с красным крестом. Ему ответили с берега. Вскоре на пляже можно было наблюдать движущиеся точки. Берег покинуло некоторое число вытянутых черных объектов, и, перебравшись через буруны, они остановились у небольшого судна. Было заметно, что негры пересаживались в лодки у бурунов с каноэ, в каждом из которых сидело от четырех до шести гребцов. Осуществив погрузку, парусные направились к кораблю, и после установки трапов негры быстро перебирались на борт корабля. Когда негр попадал на палубу, ему давали галету и отправляли вниз. Парусные шлюпки сделали несколько ходок туда и обратно, и в два часа пополудни на борт корабля уже перебралось много негров. Тем временем наблюдатель с верхушки мачты крикнул: «Парус! Курсом с юга».

С палубы ничего не было видно, но сразу подняли сигнал об опасности, чтобы поспешили с погрузкой на борт. На короткое время с борта увидели маленькую черную точку. Дымок! Крейсер! Подняли другой сигнал, кроваво‑красный флаг, сообщая на берег о существе опасности. По возможности движение на берегу ускорилось. С корабля спустили шлюпки, которые существенно помогли. Приближавшееся судно заметило корабль, клубы его дыма росли. Оно теперь было видно невооруженным взглядом и опознано как «Виксен». С берега последовал сигнал, что осталось немного людей для погрузки. Прошел еще час, судно определенно приблизилось на расстояние три мили. Вызвали лодки, и целая флотилия парусных шлюпок вскоре направилась к кораблю. Шлюпки подняли на судно, концы сбросили парусным шлюпкам у бортов. Как раз в это время «Виксен» слегка поменял курс и произвел мощный залп, снаряды от которого легли с подветренной стороны. В ответ на это испанский капитан крикнул: «Уходим!» Штифт, державший скобу якоря, был выдернут, и цепь оторвалась. Быстро поставили парус, негры из парусных шлюпок перебрались через борт корабля. Опустевшие шлюпки с несколькими обитателями, туземцами‑крумен, легли в дрейф и рассеялись, как испуганные птицы.

Казалось, корабль отправится в путь не скоро, все с тревогой следили за тем, как ставятся другие паруса. Добавлялись лиселя, поднимались стакселя и большой квадратный парус на бизань‑мачте от палубы до топселя. «Виксен» находился теперь на расстоянии в мили и, казалось, шел с приличной скоростью. Он снова изменил курс и затем выпустил облачко дыма. Всем стало не по себе, когда всплеск воды показал, куда рикошетом угодило ядро. Оно легло очень близко. Однако корабль, видимо, выиграл в расстоянии благодаря своему маневру, и чем сильнее крепчал ветер, тем больше он удалялся от земли. Облако черного дыма показало, что канонерка предприняла попытку сократить расстояние, проигранное во время изменения курса с целью производства выстрела. «Ребекка» теперь шла легко, и расстояние между судами возрастало, а вскоре ветер усилился настолько, что пришлось убрать верхние лиселя. Прошел еще час, и почти наступила ночь. Крейсер отстал по меньшей мере на пять миль, он все еще преследовал корабль, надеясь на то, что произойдет какое‑нибудь происшествие, которое задержит «Ребекку». Наступила темнота, но корабль продолжал идти прежним курсом до полуночи, когда курс поменяли на зюйд‑зюйд‑вест, которым шли до рассвета. Таким образом, если бы что‑то случилось с мачтами, «Ребекка» находилась бы далеко от маршрута продолжавшей ее преследование канонерки. На рассвете корабль держался курса вест‑тень‑норд, и юго‑восточный пассат гнал его вперед со скоростью четырнадцать узлов в час.

Из устроенных на борту загонов частями брали негров – одну половину для корабля, другую – для владельца, чей представитель закупит товар в Соединенных Штатах или Англии и доставит в Луанду на почтовом пароходе, а оттуда в небольших шлюпах – к месту назначения, – некоторые матросы и члены команды захваченного судна. Они были рады воспользоваться случаем для возвращения на родину.

Во время погрузки доктор занимался тем, что отделял негров, не выглядевших здоровыми, или тех, которые получили незначительные ранения во время доставки на палубу, и отправлял их в импровизированный лазарет, сооруженный посредством отгораживания части пространства полубака. Когда здоровые негры поступали на борт, испанский помощник размещал их так, что, когда все они были на борту, каждый мог лежать на боку. Так как никто не знал, какую часть негров составляют мужчины, всех поместили вместе. На следующее утро произвели разделение. Около четырехсот женщин и девушек отправили на палубу. Поперек корабля построили глухую переборку, добавили другие койки. Затем женщин спустили вниз и прислали наверх достаточное число мужчин в помощь плотнику для сооружения дополнительных коек. Более послушных трудно себе вообразить: не требовалось никакого насилия, и хотя порой они не понимали, что от них требуется, но, разобравшись, немедленно и с усердием выполняли все необходимое.

Теперь негров посылали на палубу группами по восемь человек и сажали вокруг больших плоских блюд, горкой наполненных вареным рисом, бобами и свининой, порезанной на мелкие кусочки. Блюда изготовлялись из части бочонков для муки и других продуктов, у которых обрезалась верхняя часть, при этом оставлялась бочарная клепка примерно на четыре дюйма. Каждого негра снабжали деревянными ложками, изготовленными ради забавы членами экипажа во время сорокадневного путешествия. Бочарные клепки отпиливались на восемь дюймов, делились на отрезки шириной полтора дюйма, из которых затем карманными ножами вырезали ложки. В собственности раба ложка оставалась потому, что привязывалась веревочной тесьмой к его шее. Так как на палубе не было свободного места для кормежки всех негров сразу, блюдами обносили межпалубное пространство, чтобы все они ели в одно время, три раза в день. В подходящих местах расставляли бочонки с водой, которой негров щедро снабжали днем и ночью. С наступлением темноты их направляли в новые помещения: мужчин – в средней части судна, женщин – в отгороженное от мужчин место на корме, перед лазаретом. Если глядеть через люки, то невольники напоминали сардин в банке – на полу и койках лежали тесно, насколько возможно. Большие виндзейли обеспечивали поступление свежего воздуха, а открытые люки – достаточную вентиляцию.

На следующий день был созван общий сбор, чтобы проверить списки на представленные партии негров. Каждая фактория имела свое особенное клеймо: в виде письма или геометрической фигуры. Негров клеймили раскаленным железом на левом плече за несколько дней до погрузки собственником или представителем. Рабы были молодыми парнями, возрастом не менее двенадцати – четырнадцати лет, но не старше тридцати. Их общая численность составляла около тысячи двести человек.

Затем капитан отобрал около двадцати сильных мужчин и одел их в мешки, которые имели отверстия, проделанные для головы и рук. От этих мужчин, называвшихся «камисас» («рубашки»), требовали отскабливать и чистить межпалубные помещения и т. п. Им ежедневно давали небольшую порцию рома. Женщин разделили на группы, каждую из которых на час посылали в кормовую часть палубы. Смена групп производилась до ночи. Мужчин ограничивали верхней палубой между каютой и полубаком, посылали столько групп, сколько могло поместиться там сразу. Когда они утром впервые вышли на прогулку, то каждого из них окунали в бочку с соленой водой и заставляли бегать вокруг, пока они не просохли.

Несмотря на очевидное здоровье негров, каждое утро среди них обнаруживали три‑четыре трупа. Их за руки и за ноги выносили на палубу и бесцеремонно, словно пустые бутылки, выбрасывали за борт. От чего они умирали и всегда по ночам? В загонах знали, что, если негра не развлекать и не заставлять двигаться, он захандрит, сядет, прижав подбородок к коленям и обхватив их руками, а затем вскоре умрет. Среди цивилизованных людей нельзя представить, чтобы человек задерживал дыхание до смерти. Полагают, что африканцы способны на это. У них не было возможности что‑либо скрывать, тем более убивать друг друга. В обязанности камисас входило также следить в течение дня за другими неграми, и, когда камисас <