Сталин и кредитная реформа. Наши достижения

 

Государственная работа – дело исключительно сложное. Замечу, что более 10 лет (с 1935 по 1946 год) я не был в отпуске. И среди наркомов не я один. В августе 1939 года я было отправился отдыхать, но уже через пять дней был отозван в Москву. Вообще все работники госаппарата трудились с предельным напряжением. И если случались у нас ошибки, то это чаще всего были ошибки поиска, спутники роста…

В связи с этим хочется рассказать об одном эпизоде, связанном с обсуждением в 1940–1941 годах проекта реформы советского кредита, которую готовил Госбанк и отвергал Наркомат финансов СССР.

Наркомфин и Госбанк – это такие окна, через которые можно увидеть отчетливо все происходящее в народном хозяйстве: и в процессе общественного воспроизводства, и в создании совокупного общественного продукта, и в распределении национального дохода, и в осуществлении государственной экономической политики. Ведь при сохранении товарно-денежных отношений социалистическое воспроизводство совершается с участием денег и кредита, на основе разветвленных финансов. Чтобы понимать, как в этих условиях действуют законы развития социалистической экономики, как проявляются экономические категории, преломляемые через призму финансов, нужно абсолютно осмысленно представлять себе содержание финансов и функционирование финансовой машины, пути использования ее для руководства общественным производством и повышения его экономической эффективности.

Основным звеном финансовой системы является у нас государственный бюджет. Весь финансовый аппарат, начиная с наркомата (министерства) и кончая районным финотделом, участвует в формировании госбюджета, составляет его, затем представляет на партийно-правительственное рассмотрение. А когда Верховный Совет СССР утвердит правительственные предложения и примет закон о госбюджете, именно финансовый аппарат, опять-таки сверху донизу, будет определять со своей стороны конкретные финансовые взаимоотношения государства и народного хозяйства, государства и общества. В формировании бюджета Госбанк участвует лишь косвенно, как исполнитель бюджета в порядке кассового обслуживания, причем действует в данной сфере на основе положений и инструкций, разрабатываемых Наркоматом (Министерством) финансов СССР. Таковы «исходные позиции», с которых оба учреждения обсуждали проект реформы.

Скажу сразу, что упомянутая реформа в целом не была нужна. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что партия и правительство не провели ее ни тогда, ни позднее. С самого начала дитя оказалось мертворожденным. Зачем же тогда рассказывать о госбанковском проекте? А затем, что он не просто стал на какой-то срок жизненной реальностью, пусть временной, но и отнял у руководящих органов очень много месяцев и сил, заставив их заниматься данным делом. Тем самым эта история приобретает особую поучительность с точки зрения общегосударственной работы. К тому же она вообще небезынтересна, ибо дает некоторое дополнительное представление о людях и событиях.

В чем же расходились позиции НКФ и Госбанка? НКФ основывался на следующих соображениях: в каком направлении развивался наш кредит? Он непрерывно совершенствовался во имя обеспечения высоких темпов роста общественного производства. В СССР действительно проводились кредитные реформы. Хороша та реформа, которая ускоряет реализацию продукции и обращение товарно-материальных ценностей, способствует росту товарооборота, упрощает доставку товара от производителя к потребителю, не нарушая в целом социалистического характера финансовых отношений. Добиться этого можно, если обосновать реформу необходимыми экономическими и политическими предпосылками, то есть связать ее теоретически и практически с нашим общим делом. Но если жизнь не обязательно требует нововведений, если вопрос можно решить по-иному, то неоправданные перестройки только нанесут ущерб.

В данном случае все началось с очередного вопроса «банкиров» о том, почему это Наркомат финансов СССР рассматривает кредитные и кассовые планы Госбанка? Мы ответили: такова многолетняя практика. Сложилась же она вследствие необходимости увязывать названные планы с наличием общегосударственных ресурсов и госбюджетом. А последними ведает Наркомфин. Ответ не убедил «банкиров».

Сначала от наркома устно потребовали добровольного согласия на перемены. Ссылаясь на экономическую нецелесообразность идеи и на существующую государственную практику, я отказался. Тогда-то и возник проект «кредитной реформы». В конце 1940 года он был представлен на рассмотрение Совнаркома СССР. Имелось в виду затронуть очень многое. Упомяну об основных предлагавшихся нововведениях: ввести краткосрочный коммерческий кредит и векселя; ввести кредитование по обороту; расчеты и платежи предприятий и хозяйственных организаций по кредиту, а также расчеты покупателей с поставщиками должны производиться до взносов в бюджет; предусматриваемые госбюджетом ассигнования на пополнение оборотных средств предприятий и хозорганизаций должны передаваться последним не через финансовые органы, а через Госбанк; недостача в оборотных средствах предприятий и хозорганизаций, возникшая в результате убытков или невыполнения плана по прибыли, должна автоматически покрываться из госбюджета.

В целом предложения можно было разделить на четыре группы. Одни (большинство) являлись пережитком уже пройденного нами этапа. Другие – забеганием вперед. Третьи, примерно соответствуя переживаемой полосе, не отвечали реальным возможностям государства с точки зрения материального обеспечения. Четвертые могли быть приняты. А в совокупности первые три грозили, как показалось сотрудникам НКФ, расшатать дело социалистического строительства, хотя никто, естественно, к этому не стремился.

Обсуждение проекта на расширенном заседании Правления Госбанка носило очень острый характер. Я высказался против реформы в целом и более не брал слова. А в личной беседе с Н. А. Булганиным пытался доказать ему, что проект причинит вред хозрасчету и неизбежно ослабит соблюдение кредитной и финансовой дисциплины. Но убедить его не смог. Стремясь обосновать свою позицию как можно более надежно в теоретическом отношении, руководство Госбанка дополнительно привлекло к делу для консультаций специалистов кредитно-денежной науки. Мы тоже опирались не только на мнение руководителей Наркомата финансов, но и на точку зрения видных специалистов финансовой науки. Велся не просто административный спор, а серьезная государственная и научная дискуссия, хотя и на организационной почве.

В начале 1941 года состоялось (впервые – под председательством И. В. Сталина) заседание Бюро Совета Народных Комиссаров СССР. Я был членом бюро. Н. А. Булганин доложил о проекте. В основном доклад свелся к разъяснению идеи и к ответам на вопросы присутствовавших.

Большую часть вопросов задал Сталин. Затем он спросил, кто хочет взять слово. Увидев, что я, Сталин поинтересовался, буду ли я говорить о финансах как специалист или хочу сделать общие замечания? Мы уже знали, что, если он ставит так вопрос, значит, по общим моментам хочет выступить сам. Поэтому я сказал, что буду говорить о конкретных финансовых проблемах. Действительно, Сталин сообщил, что имеет общее замечание и выскажется вначале.

Сталин начал с того, что сразу охарактеризовал проект как мероприятие, толкающее страну не вперед, а назад. Заявил, что не видит серьезных оснований для принятия предложений. Особенно удивляет его мысль о введении кредитных векселей. Это пройденный этап в кредитных отношениях. Для чего же восстанавливать былое? Не дойдем ли мы вскоре до того, что кто-нибудь потребует учредить биржу? Не видно, как именно обеспечивает проект дело укрепления социализма. Зато видно, чем он ослабляет социалистическое строительство. Не бухнули ли авторы проекта не в те колокола?

Высказывание Сталина во многом облегчило мое последующее выступление, так как я заранее знал, что Булганину обеспечена поддержка со стороны некоторых членов Политбюро ЦК ВКП(б).

Мне дали на выступление 30 минут. Главные возражения я направил против коммерческого краткосрочного кредитования, подчеркивая, что возродится автоматизм, который создаст для предприятий возможность по нескольку раз получать денежные средства на одни и те же цели. Тем самым контроль рублем ослабнет, социальная роль финансов понизится, государство лишится одного из важных рычагов управления народным хозяйством. В результате пункт проекта о коммерческом краткосрочном кредите и векселях провалился при первом чтении и сразу же был вычеркнут.

Относительно пункта об очередности платежей я говорил, что он подрывает госбюджет и, ликвидируя гарантированность поступления в первую очередь именно в него всех денежных средств, может нанести ущерб социалистическому воспроизводству, обороне страны, многим государственным мероприятиям. Это произвело сильное впечатление. Пункт забаллотировали. Равным образом провалились предложения о пополнении оборотных средств за счет госбюджета, о замене в некоторых хозяйственных отраслях заемных средств собственными и другие. Не согласились с моим мнением при чтении пункта о кредитовании по обороту. Я считал его ненужным, ибо миновало время, когда коммунисты руководили делами «вообще», а хозяйство вели «спецы».

Ведь банк, говорил я, кредитуя оборот, получит возможность участвовать в формировании оборотных средств и тем самым контролировать их. Представители банка, если это ему выгодно, будут вмешиваться в работу предприятий и зажимать инициативу их руководителей. Вместо поощрительной политики возникнет тормоз. Но большинство мою точку зрения не поддержало, и предложение прошло. Между прочим, жизнь показала, что кредитование по обороту позднее развивалось у нас успешно. Оно стало перспективным делом, а некоторые товарищи защитили докторские диссертации на эту тему… Значит, в этом пункте я был неправ. Но в целом реформа так и не состоялась.

Банковский кредит в социалистическом обществе является одним из очень важных элементов распределения и перераспределения совокупного общественного продукта и национального дохода. Будем, однако, помнить прежде всего о роли Советского государства – главного орудия построения социализма и коммунизма. Проще говоря, не следует забывать, какой фактор тут хозяин, а какой – слуга…

По роду моей работы я все чаще участвовал, естественно, в обсуждении различных вопросов на заседаниях ЦК ВКП(б) и Совета Народных Комиссаров, не раз присутствовал на заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б). Советское правительство всегда интересовалось финансами, уделяло им большое внимание. Я особенно ощущал это при обсуждении этих вопросов не только как нарком, но и как председатель Государственной штатной комиссии при Совете Народных Комиссаров СССР, а позднее – как председатель Валютного комитета. Центральный Комитет требовал экономить там, где расходы казались недостаточно обоснованными. Мне как наркому наибольшие затруднения доставляли случаи, когда приходилось просить разрешения на дополнительную эмиссию – выпуск в обращение новой порции денежных знаков. Признаюсь, что нередко я чувствовал себя в такие минуты неважно. В ЦК ВКП(б) принимали предложения о новой эмиссии очень неохотно, а уж если принимали, то всегда требовали, чтобы одновременно были представлены предложения по обеспечению возврата выпускаемых денег, когда эмиссия не обусловливалась экономической необходимостью.

Существует латинская пословица «Кому выгодно?». Этот вопрос задают, когда хотят разобраться в запутанном деле, выяснить побудительные мотивы действий, понять, во имя чего совершаются поступки. Словом, надо смотреть в корень.

Очень часто сей корень определяется политической борьбой или экономическим моментом. Выяснишь, кому выгодно происходящее, и сразу многое становится на свое место. Профессия финансиста такова, что здесь прибегать к латинской пословице приходится, пожалуй, значительно чаще, чем в любой другой отрасли. Коль скоро мы являемся не «финансистами» вообще, а работниками именно советской финансовой системы, для нас экономически целесообразной будет только такая постановка вопроса, при которой может получить выгоду Советское государство. Это первая заповедь для всякого, кто приходит в финансовое ведомство СССР. Вот почему все, что делалось в годы существенного переустройства нашего наркомата и пересмотра его деятельности, следует преломлять через призму экономической целесообразности в рамках социалистического общества. То, что успешно прошло проверку временем и самой жизнью, пусть уцелеет и получит положительную оценку. Непригодное должно быть расценено историей отрицательно.

Приведу несколько примеров того, как решались различные вопросы именно с позиции экономической целесообразности. Жизнь свидетельствовала, что к концу каждого месяца население усиливает закупки товаров. Несомненно, это, как правило, связано со сроками выдачи зарплаты. Поступления в казну с торгового оборота нарастали соответственно к тем же срокам. Нельзя ли воспользоваться этим и убыстрить отчисления, ибо время – деньги? Конечно, можно. И наркомат тотчас реагирует введением особой инструкции о порядке обложения налогом с оборота, скажем, товаров в системе Ювелирторга; с апреля 1939 года он взимался в четыре срока: за первую декаду каждого месяца, за вторую декаду, за семь дней третьей декады и, наконец, за оставшиеся три-четыре дня последней декады.

К 1939 году только 0,5 процента крестьян оставались единоличниками. В этих условиях обложение жителей деревни сельскохозяйственным налогом по твердым ставкам потеряло смысл. И во изменение закона 1934 года было введено обложение в зависимости от размера доходов, с прогрессивной процентной накидкой. В подготовке и проведении всех мероприятий участвовал весь центральный аппарат наркомата.

Но, конечно, не каждое явление могли мы охватить инструкцией или заранее намеченным порядком действий. Жизнь постоянно вносила свои коррективы. Казалось бы, какие пережитки, допустим, нэпманских времен сыщутся в деятельности финансового ведомства социалистической страны? Однако наступили 1939–1940 годы. СССР укреплял свои западные границы. Увеличилось число наших союзных республик. Появились Эстонская, Латвийская, Литовская и Молдавская ССР; с советскими Украиной и Белоруссией воссоединились западные области. А на новых территориях функционировала масса мелких и даже средних хозяйчиков. Что же нам, проходить мимо и делать вид, что Наркомата финансов и государственного бюджета это не касается? В 1940 году появляется на свет инструкция о порядке взимания промыслового налога с частных предприятий и промыслов, находившихся на новых территориях. А если бы наркомат не проявлял должной оперативности и не старался поспевать в ногу с текущими событиями, грош была бы нам цена в базарный день!

Не нужно думать, что только наше учреждение следило за экономической целесообразностью методов социалистического строительства. Еще одним оком партии, смотревшим в этом же направлении, был Народный комиссариат государственного контроля, созданный в 1940 году. Наркомом назначили Л. 3. Мехлиса. О нем стоило бы сказать особо. Это была довольно противоречивая фигура – человек абсолютной личной честности, притом не подходивший под однозначную характеристику и сочетавший в себе как положительные, так и весьма отрицательные черты. Мне часто приходилось встречаться с Мехлисом. Ведь обнаруживаемые Госконтролем материальные злоупотребления подлежали стоимостной оценке. Поэтому из Наркомата госконтроля в наш попадало достаточное количество служебных бумаг. Кроме того, Мехлис являлся членом Валютного комитета СНК СССР, а я – председателем. Когда в 1941 году Мехлиса направили в действующую армию, я был назначен на занимаемый им ранее пост председателя Государственной штатной комиссии и оставался на нем до конца войны. Между нами постоянно возникали стычки, так как Мехлис любил подминать других лиц под себя.

Припоминаю один эпизод. Став после войны министром Госконтроля, Мехлис потребовал предоставить министерству права проводить окончательное следствие, а затем сразу, минуя прокуратуру, передавать дела на виновных в суд. Конечно, Мехлису отказали. Поводом для такого требования явилось столкновение его с тогдашним Председателем Совета Министров Белорусской ССР П. К. Пономаренко. Ревизуя послевоенное состояние Белоруссии, сильно пострадавшей в период фашистской оккупации, сотрудники Госконтроля составили затем акт. Выводы же к нему Мехлис написал сам. У него получалось, что партийные и советские работники республики скрывают от государства некоторые материальные ценности. Я обратил его внимание на то, что все запасы находятся на государственных складах и вообще это обычные материальные резервы, разумно накапливаемые для восстановления хозяйства республики, лежащей в руинах. Мехлис, конечно, не согласился.

– Подожди, сейчас придет Пономаренко, и ты сам убедишься, кто прав.

– Каким же образом?

– Он увидит акт и вынужден будет сознаться, что его провели.

Вскоре пришел Пономаренко, рассказавший, что он только что был у Сталина. Тот подробно расспрашивал, как идут в республике дела, а потом подарил ему на память зажигалку. Мехлис взорвался:

– Ты не хитри! Хочешь зажигалкой прикрыться? Все равно придется держать ответ.

Началась получасовая, без перерывов, речь Мехлиса в обычном для него резком тоне. Под конец он потребовал объяснительной записки к материалам ревизионного акта. Пономаренко категорически отказался составлять ее, сказал, что объясняться будет в ЦК партии, встал и ушел.

– Ну как, видел? – спросил Мехлис.

– Видел: ничего ты не доказал и вообще не прав. Можно ли предъявлять обвинение целой республике?

Естественно, ЦК ВКП(б) поддержал белорусов. На этом дело и закончилось. Вышесказанное относится только лично к Мехлису и никак не задевает аппарат Госконтроля, честно и старательно исполнявший свои нелегкие и полезные обязанности. Говорю это с чистой совестью хотя бы уже потому, что знаю, как работа контролеров помогала, в частности, укреплять курс советского рубля. Еще в 1938–1941 годах по результатам ряда ревизий была прекращена чрезмерная эмиссия денег. Лишь с октября 1940-го по июнь 1941 года изъяли из обращения примерно третью часть всех обращавшихся денег. Для этого закрыли остатки неиспользованных кредитов на конец третьего квартала 1940 года и установили строгое регулирование кредитов на четвертый квартал. Попытки отдельных распорядителей кредитов использовать их любым способом, независимо от надобности, решительно пресекались…

По-видимому, необходимо хотя бы вкратце рассказать об основных общегосударственных мероприятиях Наркомата финансов СССР в годы третьей пятилетки. Как известно, перед страной стояла задача завершить строительство социализма и начать переход к более высокой, коммунистической фазе развития. Решение данной задачи требовало длительного периода, в течение которого партия собиралась осуществить ряд пятилетних планов. Таким образом, третья пятилетка явилась началом нового этапа в истории СССР. Эти фазы одной социально-экономической формации имеют одинаковую экономическую основу (общественная собственность на средства производства) и единую цель (максимальное удовлетворение общественных потребностей). Но между ними сохраняются и заметные отличия, вызываемые прежде всего разницей в уровне производительности труда, в степени развития материального производства. Понятно поэтому, на что обращалось в третьей пятилетке главное внимание. Естественно, советские финансы тоже должны были служить великому делу крутого подъема социалистического хозяйства. Какие же мероприятия конкретно обеспечивали мы рублем?

В 1938 году в промышленное строительство было вложено 40 миллиардов рублей. Только за первую половину этого года трудящиеся сдали в эксплуатацию свыше 600 новостроек. Среди капитальных работ выделялось возведение Куйбышевского гидроузла на Волге, Угличской и Рыбинской ГЭС. В 1939 году с конвейера сошел миллионный советский автомобиль. До середины 1941 года начало функционировать около трех тысяч новых предприятий. В их числе – угольные шахты Караганды, чимкентский завод цветной металлургии, нефтяные вышки Татарии и Башкирии, новые очереди заводов черной металлургии в Запорожье и Кривом Роге, агрегаты Канакирской и Чирчикской ГЭС, Белорусской ГРЭС. Деятельность финансовых органов определялась такими решениями и постановлениями ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР тех лет, как «О мероприятиях, обеспечивающих выполнение установленного плана по выплавке чугуна, стали и производства проката», «О работе комбинатов и трестов Кузбассугля, Москвоугля, Уралугля, Карагандаугля, Востокугля, Средазугля, Тквибулугля и Ткварчелугля», «О работе угольной промышленности Донбасса», «О развитии добычи углей в Подмосковном бассейне», и другими.

Много внимания было уделено перераспределению капиталовложений и финансовому обеспечению развития восточных районов. Перед войной здесь производилось 22 процента электроэнергии страны, 40 – угля, 29 – чугуна и 32 процента стали.

Советские финансы сумели выполнить стоявшую перед ними сложную задачу прежде всего потому, что значение государственного бюджета непрерывно усиливалось, а его функции расширялись. Вот подтверждающие это данные. В начале первой пятилетки через бюджет перераспределялось только 27 процентов национального дохода, а в 1940 году – 54 процента. В свою очередь бюджет мог отвечать своему назначению благодаря постоянному росту поступлений от социалистического хозяйства, составивших в 1940 году почти 90 процентов доходов.

Сосредоточение в бюджете основной части национального дохода позволило использовать эти средства целенаправленно и на базе расширенного социалистического воспроизводства.

Капиталовложения в сельское хозяйство предусматривали рост его продукции на 52 процента и завершение комплексной механизации сельскохозяйственных работ. Согласно постановлению СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 19 апреля 1938 года «О неправильном распределении доходов в колхозах», Наркомат финансов учитывал, что большая часть денежных доходов колхозов пойдет теперь на трудодни. Шел возврат колхозам неправомерно отторгнутых к приусадебным участкам земель. Продолжалось, особенно в Белоруссии и на Украине, сселение колхозников-хуторян в укрупненные поселки. Шло переселение из малоземельных районов на целинные земли Казахстана, Сибири и Дальнего Востока.

Крупным событием явилось принятие 1 сентября 1939 года внеочередной четвертой сессией Верховного Совета СССР первого созыва нового закона о сельскохозяйственном налоге: колхозные доходы по трудодням теперь не подлежали обложению, а с приусадебных участков поступал прогрессивно-подоходный налог. Это способствовало интенсификации колхозного производства. За 1938–1940 годы в стране было организовано свыше 1200 новых МТС. Шла их электрификация. Большие средства вкладывались в освоение 15 миллионов гектаров посевных площадей, дополнительно включенных в сельскохозяйственный оборот, и в развитие животноводства. Ведь к началу 1941 года поголовье крупного рогатого скота еще не достигло у нас уровня 1916 года. Примерно на каждом третьем очередном совещании в Секретариате ЦК ВКП(б) этот вопрос обсуждался, так что сведения о соответствующих денежных вложениях я почти всегда держал под рукой.

Определенные средства шли и на реорганизацию государственных органов. В 1939 году из состава Наркомата тяжелой промышленности, действительно неимоверно сложного для управления, выделились наркоматы черной и цветной металлургии, промышленности стройматериалов, химической и топливной, электростанций и электропромышленности; из Наркомата машиностроения – народные комиссариаты автотранспорта, тяжелого, среднего и общего машиностроения. Всего тогда действовало 20 наркоматов.

 

Как мы готовились к войне

 

В предвоенные годы партия непрестанно наращивала капиталовложения в народное хозяйство. Напомню, что в 1928 году они составляли 0,37 миллиарда рублей, а в 1940 году – 4,3 миллиарда рублей, то есть почти в 12 раз больше. Напомним, что валовая продукция промышленности возросла за то же время в 6,5 раза, а розничный товарооборот – в 15 раз, достигнув суммы в 17,5 миллиарда рублей. Соответственно, доходы госбюджета, в 1928 году равнявшиеся 0,8 миллиарда рублей, к 1940 году достигли 18 миллиардов при расходах в 17,4 миллиарда рублей. Сюда не входят значительные затраты из бюджета на образование государственных материальных резервов, в том числе на увеличение запасов золота и других благородных металлов.

За каждой из этих цифр – упорный и беззаветный труд миллионов советских граждан, их напряженная созидательная деятельность. В любой наш рубль были вложены труд, дерзания и помыслы слесаря и хлебороба, врача и бухгалтера, пастуха и летчика, ткача и секретаря райкома.

Деньги, заработанные всем народом, шли в том числе и на укрепление обороноспособности страны. Удельный вес оборонных расходов в общих бюджетных затратах в то время непрерывно увеличивался: мы не забывали об угрозе войны.

В 1938 году по смете Наркомата обороны ассигнования достигли 2,7 миллиарда рублей (21,3 процента всех расходов), в 1939 году – 4,1 миллиарда (26,3 процента расходной части бюджета), в 1940 году – 5,7 миллиарда рублей (32,2 процента).

Бюджет на 1941 год рассматривался и утверждался еще в мирное время. Тем не менее военные расходы были предусмотрены в размере 7,1 миллиарда рублей (33,8 процента). Выступления депутатов на последней предвоенной сессии Верховного Совета СССР (февраль 1941 года) наглядно свидетельствовали, что каждый из выступавших мыслил по-государственному и отчетливо понимал, что повлечет за собой малейшее промедление в столь важном деле. На сессии не только единодушно утвердили сумму, намеченную правительством, но и увеличили ее на 200 миллионов, доведя фактически до 7,3 миллиарда рублей.

Резко возросла и численность наших Вооруженных Сил, особенно после принятия 1 сентября 1939 года закона «О всеобщей воинской обязанности». Средства, создававшиеся напряженным трудом советских людей, распределялись с учетом международной обстановки: в 63 сухопутных училищах, многих военно-морских, а также 32 летных и летно-технических школах, на шести спецфакультетах гражданских вузов и в 14 военных академиях получали образование десятки генералов и тысячи офицеров.

Разрабатывались и постепенно внедрялись в производство новые типы самолетов, танков, артиллерийского вооружения. У пехоты появилось автоматическое оружие и минометы. В 1940 году армия была численно больше, чем в 1937 году, в 5 раз. А в первой половине 1941 года в Вооруженных Силах служило уже 4,207 миллиона человек.

Основой обороноспособности СССР оставались успехи в развитии промышленности, прежде всего тяжелой. За 1938–1940 годы продукция индустрии в целом увеличилась почти в 1,5 раза, производство средств производства – более чем в 1,5 раза, а рост машиностроения составил 76 процентов. Каждые 10 часов (в среднем) у нас вступало в строй новое промышленное предприятие.

Важнейшую роль в дальнейшем прогрессе социалистической индустрии сыграла XVIII партийная конференция (февраль 1941 года), наметившая систему неотложных мер по новому подъему отечественной экономики. Предвоенной весной развернулась разработка 15-летнего перспективного народнохозяйственного плана. Вся страна должна была принять участие в его обсуждении. Повсюду кипел величественный созидательный труд…

Но выполнение наших планов были прервано войной. Следует сказать, что всякий раз, когда существенно меняется историческая обстановка, соответственно меняются методы использования и применения финансов. Когда грянула Великая Отечественная война, перед финансовой системой были поставлены исключительно ответственные задачи. Требовалось мобилизовать крупные денежные средства, направив их на обеспечение нужд хозяйства, работавшего под лозунгом: «Все для фронта, все для победы!». Следовало немедленно сосредоточить в руках государства максимум финансовых ресурсов.

Опыт царской России в этом отношении был печальным. Так, Крымская война потребовала от страны расходов в 797 миллионов рублей, а русско-турецкая война 1877–1878 гг. – 1075 миллионов рублей. Эти расходы больно ударили по всей экономике России. Еще тяжелее отразилась на хозяйстве Первая мировая война, к концу которой финансы были совершенно расстроены, а страна находилась на грани экономической катастрофы. Покупательная способность рубля снизилась до уровня довоенных 6–7 копеек. Во многом это определялось зависимостью от зарубежных монополий. Почти 55 процентов иностранных капиталовложений было размещено к концу войны в горной и металлургической промышленности. Но еще в 1914 году удельный вес таких капиталовложений в общей сумме акционерных капиталов России составлял 47 процентов.

Дефицит госбюджета составлял в 1914 году 39,1 процента; в 1915 году – 74,1; в 1916 году – 76; в 1917 году – 81,7 процента. Царское правительство было вынуждено стать на путь широкой эмиссии денежных знаков и прибегнуть к инфляции как источнику дополнительных средств, выкачиваемых из трудящихся. Грабя народ, царизм пытался обеспечить финансирование затрат на империалистическую войну и получение капиталистами прибылей. На русских кредитных билетах было напечатано, что они беспрепятственно обмениваются на золото. Но уже в начале войны был издан закон о прекращении такого обмена. Подобным способом попытались предотвратить утечку золота из казны и не допустить тезаврации (накопления сокровищ населением на дому) либо утечки за границу. Меры оказались безрезультатными. Уже в первые месяцы войны золото исчезло из обращения. Соответственно изменился и характер эмиссии денежных знаков. Она не являлась более источником кредитования материальных ценностей, сильно сокращавшихся в условиях войны, а направлялась на необоснованное увеличение суммы денег, находившихся в обращении. Лишь за первые полгода войны эта сумма возросла на 180 процентов, составив 2950 миллионов рублей; на 1 января 1916 года – 5617 миллионов; на 1 января 1917 года – свыше 9 миллиардов рублей.

Цены на товары резко росли. Рубль обесценивался. Так появилась потребность в новых займах, внутренних и внешних. Царизм получил за годы войны от союзников до 4 миллиардов рублей в иностранной валюте. Всю эту сумму использовали на оплату военных заказов, размещенных в других странах, оплату процентов по займам и частично на оплату закупавшегося вооружения. В результате и без того кабальная зависимость России от зарубежных держав еще более усилилась. Кредитные средства расходовались так, как хотелось англичанам. Англия стала не только банкиром, но и прямым указчиком при распределении русских военных заказов. Недаром В. И. Ленин подчеркивал, что русский капитал есть не что иное, как отделение всемирной «фирмы», ворочающей сотнями миллиардов рублей и носящей название «Англия и Франция».

К концу 1916 года российская экономика пришла в такое состояние, что на 1917 год вообще не удалось утвердить бюджет. Разразился, наряду с экономическим кризисом, кризис финансовый. Чтобы преодолеть катастрофу, большевистская партия потребовала, в частности, национализации банков, аннулирования кабальных займов, прекращения эмиссии бумажных денег, революционной перестройки налоговой системы, развития безналичных расчетов (то есть без непосредственного участия денег). Однако осуществить эти мероприятия сумела только Советская власть после победы социалистической революции.

Советское государство, ликвидируя капиталистическую и помещичью собственность и экспроприируя экспроприаторов, национализировало банки, аннулировало кабальные займы, прекратило выплату прибылей иностранцам, установило госконтроль над всеми видами страхования и потом перешло к государственной страховой монополии. На буржуазию наложили контрибуции, ограничили ее право распоряжаться текущими счетами и вкладами. Одновременно создавались основы советского государственного бюджета.

Иностранная военная интервенция и гражданская война затормозили этот процесс. Но уже с 1921 года партия и правительство берутся за укрепление финансовой системы как за одну из самых неотложных задач. Напомню еще раз, что подробная программа развития и укрепления социалистических финансов была изложена XI съездом РКП(б) в 1922 году. Наши финансы, кредит и денежная система росли и крепли вместе с укреплением социалистического строя. Они сыграли, как мы видели, огромную роль в восстановлении народного хозяйства и его реконструкции, в индустриализации страны, в коллективизации сельского хозяйства, в завершении построения социализма. Выполнили они свою историческую миссию и в годы Великой Отечественной войны – тяжелейшего испытания, выпавшего на долю Советской Родины.