А. Основные начала постановлений о разводе

 

Поставивши отправной точкой возможное ограничение причин развода, новое уложение в самом содержании постановлений о разводе придерживается следующих начал:

I. Совершенного исключения интересов той или другой религии при составлении правил о разводе. Ввиду этого, между прочим, совсем устранен институт постоянного разлучения супругов (separatio perpetua), так как предоставляемая им выгода - возможность восстановить супружескую жизнь - значительно перевешивается теми недостатками и опасностями, которые происходят (вследствие невозможности вступления в новый брак для разлученных) для хозяйства, воспитания детей и нравственности. В особенности же совершенно несправедливо обрекать на пожизненное безбрачие невинного супруга из-за вины другого, поправшего супружеские права первого.

На этом основании еще в I проекте уложения выражено было неодобрение институту постоянного разлучения, и еще более несочувственно встречено было предложение заменить им совсем развод. Тем не менее представители партий центра делали попытку отстоять разлучение при чтении II проекта в рейхстаге, ссылаясь на пример Саксонского уложения (_ 1769), по которому постановление о разводе для католиков должно быть понимаемо в смысле пожизненного разлучения; но большинство рейхстага решительно было против этого по следующим соображениям: нельзя допускать, чтобы право отдельного вероисповедания было составной частью общегражданского уложения. При принятии предложения (о пожизненном разлучении) католики принуждались бы гражданским законом следовать предписаниям католической церкви, но это - не дело государства.

В I проекте было предложено ввести и временное разлучение (не более, впрочем, как на два года) как преддверие развода при наличности так называемых относительных поводов к разводу; но во II проекте это предложение было отклонено; тем не менее временное разлучение не совсем отсутствует на страницах нового уложения, и оно появилось как стратегическая мера парламентской борьбы, чтобы склонить в пользу проекта представителей партии центра. Таким образом, в уложении по этому предмету даны следующие постановления: супруг, имеющий право искать развода, может вместо этого требовать разлучения. Но если другой супруг (в случае, если иск его о разводе будет признан уважительным) будет настаивать на разводе, то должно быть сделано постановление о разводе; равно и первый супруг может переменить свое мнение и требовать превращения решения о разлучении в решение о разводе (__ 1575, 1576).

II. Другое коренное начало, положенное в основание бракоразводного права уложением, это - начало виновности (Verschuldungsprincip): только вследствие тяжелой вины, лежащей на другом супруге, невиновному должно быть предоставлено право развода. Поэтому не должен быть допущен развод как результат своеволия супругов вследствие взаимного их согласия или так называемого непреодолимого отвращения, или при наличности телесных недостатков либо душевного недуга, или, наконец, различия религий *(24).

В частности, что касается обоюдного согласия, то, по мнению составителей уложения, выставляемые в пользу развода на этом основании соображения не выдерживают критики. А именно, говорят они, такой развод дает возможность расторгнуть действительно расшатанный брак: если супруги готовы подчиниться тяжелым условиям развода по обоюдному согласию, то это указывает, что в действительности есть серьезные причины для развода. К этому разводу нередко прибегают, чтобы не оглашать настоящих оснований развода и тем не причинить огорчения супругу, или чтобы не подводить под наказание виновного супруга и не выводить на суд третье лицо - соучастника нарушения супружеской верности, или, наконец, потому, что судебными доказательствами трудно установить наличность законного повода к разводу. Запрет развода по обоюдному согласию ведет к тому, что иногда создаются фиктивные причины, чтобы только расторгнуть нежеланный брак.

Однако же эти соображения не убедили составителей проекта, отвергнувших развод по обоюдному согласию, так как он, в конце концов, есть результат своеволия супругов, и появляется опасение, что народ именно в этом своеволии и будет видеть коренную причину развода, чем будет подорвано воззрение на брак как на институт, стоящий выше вражды супругов и служащий высшим объективным целям. Невзирая на все предосторожности закона, развод такой поведет к расторжению браков, в действительности не расшатанных, и в особенности будет соблазнительным в том случае, когда добивающийся развода супруг уже имеет в виду лицо, с которым он желал бы заключить новый брак.

Отлагая речь о других вышеупомянутых поводах к разводу - непреодолимом отвращении супругов, телесных недостатках и проч., скажем несколько слов относительно самого принципа виновности в вопросе о разводе.

Едва ли можно согласиться с тем, что вина супруга должна быть исключительно отправной точкой при установлении причин развода. Брак есть институт, составленный из многих элементов - физического, нравственного, хозяйственного и юридического общения супругов. Все эти элементы брака имеют значение, хотя и неодинаковое; со всеми ими должен считаться законодатель, определяя условия как заключения, так и расторжения брака: по вине или без вины другого супруга разрушен тот или другой элемент, - все равно брак перестает существовать или, по крайней мере, правильно функционировать, а следовательно, такому ненормальному браку должна быть открыта юридическая возможность прекращения его, так как супруги при ненормальном браке нередко страдают не меньше и в том случае, когда ктолибо виноват из них, как и в том, когда ни на ком из них вины не лежит.

Конечно, развод по обоюдному согласию не должен быть допущен: брак - не контракт, который может быть расторгнут mutio dissensu; брак по самому существу своему, по цели - союз пожизненный, добровольно заключенный, но несвоевольно расторгаемый. Брак - основная клетка государства, в браке воспитываются будущие граждане; беспорядочность в семье есть верный предвестник беспорядочности общественной и государственной.

В суждениях о всех поводах к разводу руководящим началом должно быть, главным образом, существо брака, его юридическое и нравственное значение, а не принцип уголовного вменения.

Если бы развод присуждался как наказание, тогда эта точка зрения годилась бы; но развод дается не потому, что кто-нибудь из супругов виноват, а потому, что при данных обстоятельствах брака нет, как его понимает закон. В самом деле, супруг страдает, например, неизлечимой психической болезнью, убивающей всякую душевную жизнь в организме; в одном случае он приобрел ее по своей вине, в другом его вины нет - болезнь наследственная. Неужели только в первом случае должен быть допущен развод? Ведь в обоих случаях физический и нравственный элемент брака должен отсутствовать.

Правда, этические соображения говорят нам: супруги должны делить горе. Да, это их нравственный долг. Но едва ли законодатель может взять на себя обязанность предписывать это нравственное веление. Кто способен проникнуться этим долгом, он его выполнит без предписания законодателя, кто - нет, тому предписание не поможет: он заведет внебрачную связь со здоровым лицом, брак останется фикцией.

Мы не входим здесь в подробный разбор каждого из намеченных поводов и возражаем собственно против принципа (виновности), нисколько этим не беря на себя защиту таких поводов к разводу, как совершенно не определенное и ничем не выразившееся непреодолимое отвращение одного супруга к другому.

И исходя из принципа существа брака и значения его элементов, законодатель должен быть точно так же осмотрителен при установлении причин развода, как и отправляясь от соображений виновности, помня, что брак есть нормальный институт, а развод - ненормальный, и что задача законодателя укреплять брак, а не ослаблять его.

III. Дальнейшим существенным нововведением германского уложения является деление поводов к разводу на безусловные (absolut) и относительные (ге1аtive). К первым относятся такие поводы, при наличии которых является безусловная возможность расторжения брака; ко вторым - такие, которые лишь в том случае могут составить основание для развода, когда суд, по рассмотрении данного (конкретного) случая, убедится в столь глубокой расшатанности брачного союза, что признает невозможным сохранить его в силе. Доселе действующие немецкие кодексы (а равно и французские) такого подразделения не знают; им известно было только аналогичное применение некоторых абсолютных поводов к разводу.

В основу этого деления положена следующая мысль: в одних случаях законодатель, при наличии известных фактов, руководясь жизненным опытом, заранее может признать невозможность продолжения брачной жизни и вследствие этого допустить развод; в других случаях, не приняв во внимание различия общественного положения супругов, их образования, характера, заранее, а рriori, нельзя определить, действительно ли совершенные ими злоупотребления или проступки так расшатывают брак, что расторжение его должно быть допущено, и наоборот, приняв во внимание вышеуказанные обстоятельства, можно определить, неизбежен ли развод или нет.

Совершенно верная точка зрения. Степень чувствительности человека к нравственным оскорблениям неодинакова: благовоспитанный, образованный человек, человек известной среды будет глубоко оскорблен тем, чем человек другой среды совсем не будет чувствовать себя оскорбленным. Среди простого класса грубые оскорбления, даже побои, наносимые жене мужем, не считаются тяжелой обидой. В образованном классе, напротив, это признается явлением возмутительным. Поэтому поставить в число поводов к разводу, положим, оскорбление жены мужем (как постановление безусловное) едва ли было бы рационально; но совсем другое дело, если этот повод будет приведен в соответствие с той средой, к которой принадлежит пострадавший супруг - тогда он может в одних случаях возыметь значение, в других - нет.

После этого переходим к рассмотрению в отдельности поводов к разводу - сначала безусловных, а потом относительных.

 

Б. Поводы к разводу

 

а) Безусловные поводы к разводу

 

1. Прелюбодеяние (_ 1565). Относительно этого повода к разводу надо заметить, что, в противоположность римскому и прежнему (действовавшему до издания закона 1884 г.) французскому праву (по которому муж считался нарушающим супружескую верность только тогда, когда он держал любовницу в общей супружеской квартире), по новому Германскому уложению прелюбодеяние мужа и жены обсуждается одинаково.

Прелюбодеяние предполагает совершившееся половое общение супруга с третьим лицом. Покушение на прелюбодеяние не составляет само по себе повода к разводу, но взятое в связи с другими обстоятельствами оно может повлечь за собою развод, а именно в числе так называемых относительных причин развода (ср. _ 1568).

Отвергнуто также проектом и уложением признание повода к разводу за так называемым недозволенным общением с посторонней женщиной, дающим основание предположить нарушение супружеской верности (См. Прусск. Улож. II, 1, _ 673).

2. Бигамия, или двоебрачие, т. е. заключение второго брака при существовании первого; при этом безразлично, имело ли место брачное сожитие во втором браке или нет (_ 1565 и Общегерм. угол. улож. _ 171).

3. Противоестественные пороки (_ 1555, угол. улож., _ 171). Вслед за каноническим правом (католическим и протестантским) некоторые немецкие законодательства (в том числе и саксонское, _ 1722) допускают зачет преступления прелюбодеяния как повода к разводу: если супруг, ищущий на этом основании развода, сам виновен в нарушении супружеской верности, то развод не допускается.

Прусским уложением (II, 1, __ 670 и 671) дается также право возражения о виновности в прелюбодеянии супруга, ищущего развода по этому поводу, но лишь мужу по отношению к жене, виновной в прелюбодеянии и добивающейся развода.

Новое уложение не последовало примеру этих законодательств. По поводу этого составители уложения рассуждали следующим образом: по общему юридическому правилу, тот соучастник известного правоотношения, который вследствие вины другого соучастника имеет право на прекращение заключенного между ними правоотношения, не теряет своего права вследствие того, что и другой, по вине первого, имел бы право разрушить это правоотношение. Еще менее может быть запрещено тому, кто своей виной дал право другому участнику правоотношения расторгнуть его, приобрести такое же право, что касается соучастника, оказавшегося виновным.

Начало зачета в вопросе о разводе по прелюбодеянию не только не согласно с вышеуказанными основными принципами, но может привести на практике к сомнительным результатам: супруг, получивший право на развод вследствие прелюбодеяния другого, получает со своей стороны открытый лист нарушать супружеские обязанности, лишая этим права другого супруга требовать на этом основании развода.

Но право на развод вследствие совершения прелюбодеяния или противоестественных проступков исключается, если другой супруг дал на это свое согласие или принимал участие в преступлении (_ 1565); здесь, таким образом, противопоставляется вине истца вина ответчика, но это неравносильно зачету в случаях (по прелюбодеянию и проч.), если речь идет о прекращении права истца на развод таким же правом ответчика, в рассматриваемом же случае - о возражении, сразу исключающем право истца. Хотя и в случаях зачета на истца падает тяжесть виновности, но в этих случаях иск о разводе основывается исключительно на вине ответчика, а не одновременно и на собственной вине истца. В рассматриваемом же случае истец основывает свое право на таких действиях ответчика, которые и самому истцу должны быть вменены в вину. По общему же правилу, совиновные в противозаконном деянии не приобретают никаких прав по отношению к своему соучастнику. К тому же супруг, соучастник в вышеобозначенном преступлении, показывает, что он не считает невозможным продолжать после этого брачную жизнь.

На этой точке зрения стоит каноническое право и другие немецкие законодательства (Прусское, II, _ 719, ср. Dernburg. С. 59; Саксонское, _ 1718; Моtive, В. IV. С. 582- 587. Dernburg. Das burgerliche Recht des Deutschen Reiches und Preussens. 4. В. S. 77 und folg).

4. Покушение одного супруга на жизнь другого (_ 1566), причем, по мнению комиссии (Kommissionsbericht. С. 67), даже достаточно подготовительных действий, если из них видно намерение лишить жизни. Но оно должно быть умышленное, куда не подойдет покушение в состоянии сильного опьянения.

5. Злонамеренное оставление одним супругом другого. Право каноническое (католическое и протестантское) и большая часть современных законодательств (см. вышепривед. __ Прус. и Сакс. ул.) признают его безусловным поводом к разводу. Французский кодекс относит его к числу так называемых тяжких обид (injures graves, агt. 231).

Общее протестантское (каноническое) право различает безвестное отсутствие в настоящем смысле - действительная безвестность отсутствия, или невозможность судебного воздействия на отсутствующего, и отсутствие в настоящем смысле (Quasidesertion) в случае, противоположном первому. В этом втором виде отсутствия развод мыслим лишь после принятия (вследствие состоявшегося судебного приговора) принудительных мер для восстановления брачной жизни, и после того, как они оказались безуспешными. Этого взгляда придерживается, между прочим, и Саксонское уложение (_ 1731). Другие законодательства, считая эти принудительные меры неуместными, удовлетворяются приказом суда о возвращении отсутствующего (Ср. Пр. улож. II, 1, _ 679 и сл.; Dernburg. Вышеук. соч. С. 52, 53).

Середину занимает виртембергское законодательство, постановляющее, что если через год после состоявшегося приговора о возвращении отлучившегося супруга он не возвратится, то оставленный супруг имеет право требовать развода.

Этому примеру виртембергского права последовало и новое уложение, отвергнувшее применение принудительных мер по отношению к оставившему супругу и требующее предварительного судебного приговора о возвращении со сроком ожидания в течение года со дня приговора (_ 1567, п. 1). Этот предварительный приговор, говорят, может установить, насколько основательны причины оставления. Этот же приговор лишает возможности супругов под видом злонамеренного оставления устраивать развод по обоюдному согласию (суд за этим проследит).

Годичный срок ожидания имеет решающее значение, и уложение не следует тем законодательствам (Саксонск. _ 1732), которые вплоть до состоявшегося решения дозволяют отсутствующему супругу возвратиться к супружеской жизни, а следуют тем (Пр. ул.), которые с истечением срока считают для оставленного супруга право на развод приобретенным. Таким образом, при разводе по этому поводу надо вести два процесса: сначала о восстановлении домашнего общения, а потом через год о разводе (Dernburg. Das burgerliche Recht. С. 80, 81). В случае действительного безвестного отсутствия или нахождения в таком месте, что сноситься обыкновенным судебным порядком с отсутствующим супругом нельзя (nicht еrrеichbar), злонамеренность отсутствия предполагается, если супруг в течение года пребывает вдали от общего семейного крова и, невзирая на продолжающийся вызов его через выставку объявления в суде и публикации в ведомостях, не явился до принятия решения о разводе (_ 1567, п. 2 и Civil-Proc. Ordn., _ 186).

В этом случае уложение не прибегает к постановлению предварительного приговора о восстановлении брачного сожительства, так как, при неизвестности места пребывания отсутствующего, этот приговор может быть ему неизвестен (Мотивы. С. 588-593).

Остальные поводы, практиковавшиеся в Германии до создания уложения, им отвергнуты, так как введение их, по мнению составителей, не может быть оправдано ни с точки зрения потребности в них, ни с точки зрения целесообразности.

Все они таковы, что в каждом отдельном случае относительно них может быть поставлен вопрос, действительно ли они настолько расшатывают брачный союз, что, при наличности их, он не может быть сохранен.

Это в особенности следует сказать о дурном обращении и оскорблениях, которые, согласно общему протестантскому брачному праву, должны составлять тогда повод к разводу, когда они угрожают опасностью для жизни или здоровья другого супруга (Ср. Пр. ул., II, 1, __ 699-702; Сакс. __ 1735 и 1736). Но такой взгляд на значение этих поводов является, с одной стороны, слишком узким, а с другой - слишком широким; слишком узким потому, что может быть такое дурное обращение и такие оскорбления, которые, хотя и не опасны для жизни, тем не менее доказывают полное отсутствие супружеского расположения, например, тяжелый удар или публичная клевета; или слишком широким, когда дурное обращение, объективно рассматриваемое, может быть признано опасным для здоровья, но совершено оно в состоянии аффекта и поэтому вовсе не исключает доброго супружеского расположения. Принятые другими законодательствами (Франц., ст. 231) критерии обиды (тяжесть, грубость), хотя дают больше простора судье, но решающий момент для допущения развода, а именно, что дурное обращение или оскорбление должно быть таково, что оскорбленному (в конкретном случае) супругу при наличности их не может быть вменено в обязанность продолжение брака, и при этих критериях не выражается с такой ясностью, как в критериях, указанных в ст. 1444 Проекта (_ 1568 улож.); столь глубокая расшатанность супружеских отношений, что при наличии ее немыслимо продолжение брачной жизни.

Новые законодательства ставят в число безусловных поводов к разводу присуждение супруга к уголовному наказанию, определяя, впрочем, род наказания весьма различно, относя сюда либо наказания, лишающие свободы либо чести, либо наказание известной продолжительности (Пр. ул., II, 1, _ 704 и сл.; Сакс., _ 1740; Франц., ст. 232). И этот повод к разводу составители уложения причислили к разряду относительных поводов, находя постановления новейших законодательств в этом вопросе более или менее произвольными, а это привело составителей к выводу, что развод по рассматриваемому поводу должен быть допущен или не допущен, смотря по обстоятельствам случая, приняв во внимание качества личности жалующейся стороны и побудившие ее причины просить развода.

Отвергнуть также как абсолютный повод избрание супругом бесчестного или позорного промысла (Пр. ул., II, 1, _ 707), во-первых, с целью воспрепятствовать соглашению между супругами для нахождения таким способом повода к разводу и, во-вторых, потому, что в нередких случаях ищущий развода по этому поводу является соучастником супруга виновного. Правильнее поэтому, полагали редакторы, оценивать такой повод тоже в связи с обстоятельствами случая.

Согласно общему протестантскому праву некоторые законодательства (Пр., II, I _ 694; Саксонск., _ 1731) упорному отказу в исполнении супружеского долга придают значение абсолютного повода; но ввиду трудности доказательства его, ввиду представляемого им соблазна и оскорбления нравственного чувства, ввиду того, что он может иметь притворный характер, прикрывающий собой взаимно задуманный супругами обман, проект, не отрицая значения его, находил лучшим придать ему лишь относительную силу в связи со всей обстановкой дела (Мотивы. С. 575-577).

За этим следующий ряд поводов, принимаемых немецкими законодательствами, проект совсем устраняет, не причисляя их даже к разряду относительных: Непреодолимое отвращение супругов друг к другу - единичное или же взаимное.

Этот повод отвергнут проектом как несогласный с существом брака, представляющего собой выше воли супругов стоящий нравственный и юридический порядок, и как повод, служащий нередко лишь мантией, прикрывающей своеволие супругов в деле развода.

Равно не должны быть признаны достаточным основанием для развода: неспособность к брачному сожитию, проявившаяся в период брачной жизни без вины супруга, а равно и неизлечимая болезнь, так как развод, при наличии этих условий, противоречил бы существу брака, в котором супруги должны делить не только радость и счастье, но и страдание, и горе. Хотя психическую болезнь уложение считает поводом к разводу.

Впрочем, и неспособность, и болезнь супруга, если они произошли по вине его, могут быть приняты во внимание при запросе развода на основании _ 1568, т. е. как одна из причин относительных.

Равно составители уложения отвергли и принятый в саксонском законодательстве повод к разводу по причине такого болезненного состояния жены, что при этом состоянии продолжение супружеского сожития угрожало бы опасностью для ее жизни (_ 1742), - отвергли потому, что одна лишь возможность со стороны мужа пользоваться своими супружескими правами, не обращая внимания на болезненное состояние жены, не может служить основанием для развода. Другое дело, если бы муж проявил намерение принудить жену к сожительству, в таком случае жена могла бы требовать развода по причине такого нарушения супружеских обязанностей, которое совершенно расшатывает брак, т. е. по причине относительной.

Наконец, и перемена религии как обстоятельство, нарушающее семейный мир, не может составить повода к разводу, даже и относительного, ибо это указывало бы на право государства вторгаться в вопрос совести и усматривать в перемене религии виновность супруга, сделавшего такую перемену (Мотивы. С. 569-572).

 

б) Относительные поводы к разводу

 

Современные немецкие законодательства, устанавливая поводы к разводу, обыкновенно аналогично выводят их из двух основных поводов: нарушения супружеской верности и злонамеренного оставления одним супругом другого (Ср. Пр. ул. II, 1, __ 700-702, 703).

Но эта аналогия, давая возможность легкого установления некоторых поводов (дурное обращение, сварливость, действия, подвергающие опасности жизнь и здоровье) недостаточна для установления других (совершение супругом преступления или проступка, присуждение к продолжительному лишению свободы, бесчестное или безнравственное поведение, принятие на себя позорного промысла).

Вот почему за отправную точку при разводе вследствие наступления относительных поводов к нему составители проекта приняли следующее положение: такое разрушение брачных уз действием одного из супругов, что при наличии его невозможно сохранить брак в силе.

В этом случае в основу кладется субъективный взгляд, и брак по этим причинам может быть расторгнут, даже невзирая на то, что сам испрашивающий развода супруг тоже виновен в соучастии - в совершении действия, давшего повод к разводу, или в том, что выразил на совершение этого действия свое согласие. Эти поводы к разводу описаны в уложении так: супруг имеет право требовать развода, если другой супруг, вследствие тяжкого нарушения установленных браком обязанностей или бесчестного и безнравственного поведения, будет признан виновным в такой расшатанности брачных уз, что от другого супруга не может быть потребовано продолжения брачной жизни. Сюда же должно быть отнесено и грубое оскорбление (_ 1568).

Вообще здесь предполагается злонамеренное или грубо-нерадивое поведение одной стороны по отношению к другой. В остальном - дело свободного усмотрения судьи взвесить: подходит ли факт под статью закона, обращая внимание на жизненные отношения и на воззрения того круга, к которому принадлежит жалующийся супруг, на его образование, на силу нравственного ощущения, на его прежнюю супружескую жизнь, а главным образом на то, насколько неодобрительное поведение супруга вообще должно влиять на здоровое супружество (Dernburg. Das burg. Recht. S. 82, 83).

Сопоставляя этот _ с соответственными положениями Прусского земского уложения, усматривают, что сюда может подойти целый ряд поводов, допускаемых этим уложением, как-то:

1) Столь близкое общение с лицом другого пола, что является основательным предположением нарушение супружеской верности (II, 1 _ 673 и сл.).

2) Отказ принять жену в общую супружескую квартиру (_ 687).

3) Упорный отказ в выполнении супружеского долга (_ 694).

4) Лишение свободы, грубое оскорбление чести (_ 700).

5) Насилие и брань (_ 702).

6) Неуживчивость и сварливость, подвергающие опасности жизнь и здоровье (_ 703).

7) Совершение тяжкого преступления или проступка или осуждение за совершение их (_ 704 и сл.).

8) Принятие позорного промысла (_ 707).

9) Пьянство, мотовство, беспорядочное ведение хозяйства (_ 708 и сл.).

10) Упорный отказ в выдаче содержания (_ 711 и сл.) *(25).

Но в то время, как по Прусскому уложению все это абсолютные поводы, т. е. такие, при наличии которых развод должен быть непременно разрешен, по Общегерманскому уложению он может быть дан условно, если суд убедится, что перечисленные причины разрушительно действуют на брак.

Наконец, в числе поводов к разводу совершенно особо стоит душевный недуг супруга (_ 1569).

В первоначальном проекте этот повод был отвергнут, главным образом потому, что им нарушается коренное начало, положенное составителями проекта в основу бракоразводного права - виновность супруга; кроме того, признав поводом к разводу душевную болезнь, пришлось бы допустить развод, при наличии других болезней, исключающих возможность супружеского общения.

Но после того, как на XX съезде немецких юристов в юридической литературе и в журнальной прессе был высказан противоположный взгляд, во II проекте (_ 1461) и в докладе рейхстагу душевная болезнь была принята в число поводов к разводу. Но в докладе комиссии, назначенной рейхстагом (ввиду возражения правительств баварского и мекленбургского), невзирая на то, что этот повод признан Прус. улож. и баденским, и невзирая на возражения правительств этих государств, повод этот был вычеркнут и во 2-м чтении в рейхстаге. Но при 3-м чтении возобновился весьма оживленный обмен мнениями по этому вопросу, приведший к противоположному решению.

Главные соображения, высказанные против признания за душевной болезнью повода к разводу, были такие: нет возможности, при современном состоянии психиатрии, установить с несомненностью неизлечимость душевной болезни. Каков же должен быть ужас больного, узнавшего в минуты просветления своего сознания или после выздоровления, что он уже не имеет, быть может, горячо любимого им супруга. Бывают и такие потери рассудка, которые наступают медленно, когда больной может, до некоторой степени, сам предвидеть надвигающуюся беду. Как угнетающе должно действовать на таких больных сознание, что потеря рассудка повлечет для них потерю супруга, а следовательно, и лишение того ухода, которого он может ожидать от столь близкого человека.

Далее, с точки зрения христианской, брак есть союз пожизненный, заключая который супруги решили делить не только радость, но и горе. Никакая мораль не может примириться с мыслью, что здоровый супруг вправе покинуть больного, попавшего в беду невинно.

Уложение стоит на той точке зрения, что вина супруга дает право на развод невинному. Но развод по причине душевной болезни был бы именно нарушением этого разумного принципа.

Говорят, что душевнобольной - все равно, что мертвый. Но это неверно: пока дух от человека не отлетел, он не может быть уподоблен мертвому, и нельзя с его правами так же обращаться, как с правами умершего (von Buchka).

В пользу признания душевной болезни поводом к разводу указывали на то, что никто не решится настаивать на разрешении развода в случае неточно установленной неизлечимости болезни. Развод предполагается допустить лишь тогда, когда нет больше никакой надежды на выздоровление больного, и такие случаи бывают. Для такого больного не может быть речи о нравственных страданиях, раз сознание его покинуло навсегда. Вот почему неосновательно рассуждают те, которые говорят: бесчеловечно усугублять горе несчастного супруга еще и разводом; но в том-то и дело, что здесь человека с человеческими чувствами уже нет, - это чисто животная жизнь. Следовательно, и о человеческих страданиях не может быть и речи.

Вообще, когда говорят о том, что страдания больного облегчает нежный уход за ним близких ему людей, то имеют в виду больного физически или, если и психически, то сознающего еще свое "я". Но ведь проектируемый закон имеет в виду больных психически, так сказать, не существующих. В частности, что касается попечения о больном, то трудно предположить, чтобы это попечение было усерднее только потому, что здоровый супруг знает, что судьба связала его бесповоротно, быть может, на всю жизнь, с больным.

Даже с точки зрения религиозной, признавая брак таинством, развод в этом случае может быть разрешен: здесь брачные узы расторгаются не своевольно, но вследствие постигшего супругов случайного несчастья, как следствие смерти одного из них.

Справедливо, что уложение избрало для себя руководящим началом при разводе наличие вины одного из супругов; но нисколько не противоречит задачам разумного законодательства ввести еще и другое начало при разводе, раз этот развод необходим по интересам участников и самого общества.

Говорят еще, что для детей очень тяжело сознавать, что их родитель расторг брак вследствие болезни другого родителя, что от этого страдает чувство пиетета; но, говоря это, оставляют без внимания, что ведь тут подразумевается такая степень болезни, когда этот несчастный родитель одержим полным помрачением сознания, когда он дошел до такого состояния, что ведет уже чисто животную жизнь и что для детей нахождение такого родителя в живых в заведении для умалишенных равносильно нахождению на кладбище.

Есть еще соображения экономического характера, которые требуют развода в рассматриваемом случае: в классах обеспеченных не настолько чувствуется лишение вследствие неизлечимой душевной болезни матери, - детям может быть нанята хорошая воспитательница, но в классах необеспеченных положение детей без матери, хозяйства без хозяйки крайне тяжелое.

Наконец, с точки зрения нравственной: справедливо ли здорового человека привязывать к больному, заставляя его выжидать годы, десятки лет, быть может, всю жизнь развязки печальной драмы? Можно ли ожидать и можно ли требовать, чтобы этот несчастный супруг хранил целомудрие и не стал искать незаконных путей для удовлетворения своих физиологических потребностей? (Lenzman и Munckel) *(26).

В результате душевная болезнь была признана рейхстагом поводом к разводу при наличии следующих условий: если она длилась по крайней мере три года и достигла такой степени, что духовное общение между супругами прекратилось и исчезла всякая надежда на восстановление этого общения (_ 1569).

Таким образом, и этот повод к разводу, по существу своему, должен быть причислен к разряду поводов относительных, так как лишь при наличии вышеуказанных условий он получит действительное значение.

В дополнение к сказанному об этом поводе к разводу следует упомянуть, что на практике он может получить и весьма ограниченное применение, так как последнее условие - неизлечимость болезни - определенности в себе не заключает.

Говоря о поводах к разводу, следует упомянуть, что в уложении существует следующее весьма важное правило: если известное обстоятельство и не может само себе составить повод к разводу, то оно может служить подтверждением другого повода к разводу (_ 1573). Это, конечно, должно быть применимо только к поводам относительным. Безусловные, в силу своей безусловности, должны опираться на вполне определенное основание.

Кроме развода в вышеуказанных случаях новое уложение допускает также и разлучение супругов, о чем было уже упомянуто.

Так как по мысли уложения вина кого-либо из супругов есть для невиновного повод к разводу, то прощение вины прекращает право на развод. Конечно, это не касается развода по причине душевной болезни (_ 1570). Кроме того, право на развод погашается 10-летней давностью со дня наступления повода (_ 1571).

 

В. Последствия развода

 

Во всех случаях развода (кроме развода вследствие психической болезни) в решении должно быть указано, кто из супругов виновен в разводе. Если супруг-ответчик, в свою очередь, предъявит встречный иск о разводе и этот иск будет признан основательным, тогда оба супруга считаются виновными. Даже и без предъявления встречного иска, но по одному заявлению ответчика истец может быть признан тоже виновным, если из обстоятельств дела обнаружится, что и ответчик имеет право искать развода (_ 1574). Эта последняя льгота дана супругуответчику на тот случай, если бы он по велению совести не захотел бы выступать со встречным иском: чтобы не принуждать его к этому косвенно, грозя невыгодами при признании его виновным, ему дан выход из затруднения (Мотивы. С. 607, 608).

В этом случае новое уложение последовало уже раньше существовавшей законодательной практики (Ср. Пр. ул. II, 1, _ 745 и сл.). Признание виновности супруга имеет важное значение, что касается права разведенной жены на имя мужа, права невиновного супруга на получение содержания от виновного относительно дарения между супругами, относительно попечения о детях и участия в содержании их.

Вслед за римским правом многие немецкие законодательства допускают бракоразводные штрафы для виновного супруга (Ср. пр. ул. II, 1, _ 783 и сл.). Общегерманское уложение не последовало этому примеру, а примеру законодательства французского (ст. 299-301) и саксонского (_ 1750), вообще не допускающих никаких имущественных выгод для получившего развод супруга, как не согласных с существом брака. Уложения эти дают лишь право на содержание невинному супругу в случае нужды его (те же статьи).

С точки зрения публичной, такие штрафы являются как бы косвенным побуждением к исполнению брачных обязанностей, а с точки зрения частной (вознаграждение за вред) - представляются требованием часто неопределенным и возбуждающим корыстные инстинкты (Мотивы. С. 616).