Критические ошибки установления советской власти в Москве

 

Главной проблемой «триумфального шествия» оставались «соглашатели», не принявшие Октябрьский переворот и по–прежнему имевшие влияние в региональных Советах, или занимавшие на местах должности в органах Временного правительства. Второй серьезный проблемой являлись колебания в самой большевистской партии.

Во многих городах не обошлось без вооруженных столкновений. Наиболее показательны для Центральной России события в Москве 25 октября – 3 ноября 1917 года. В них отразились все ошибки и проблемы установления Советской власти.

Московский Совет, в отличие от столичного, несмотря на главенство большевиков в нем, был полон противоречий. Это в Петрограде Ленин резко критиковал практику включения меньшевиков и эсеров «по привычке» в руководящие органы Совета. Во второй столице эти дебаты воспринимались достаточно отстраненно. В результате деятельность Моссовета проходила в постоянном соперничестве большевистской фракции и фракций эсеров и меньшевиков, которые имели достаточное представительство в Исполкоме. Дополнительный разлад вносил тот факт, что значительная часть большевистской фракции Исполкома Совета придерживалась «коалиционных» взглядов, выступала за союз социалистических партий, против вооруженного восстания. То есть стояла на зиновьевско–каменевских позициях.

Член МК РСДРП(б) Ян Яковлевич Пече вспоминал: «В МК большевиков еще с марта были разногласия по вопросу об отношении к Временному правительству и подготовка к вооруженному захвату власти встречала препятствия со стороны колеблющихся большевиков… Накануне Октябрьского восстания это меньшинство, представляющее также значительную часть членов нашей фракции Исполкома Моссовета по–прежнему настаивало на коалиции с соцпартиями. Это создавало ряд затруднений…» ^[1]

Деятельность руководящих советских органов была хаотичной, противоречивой, характеризовалась соперничеством социалистов. Подготовка к вооруженному восстанию во второй столице тонула в говорильне, многочисленных совещаниях, выплеснулась далеко за пределы Моссовета. Вот лишь несколько характерных примеров: в городе существовало два штаба Красной гвардии – «соглашательский», с участием, однако, ряда «коалиционных» большевиков, и чисто большевистский. На заседании Московского комитета большевиков даже 25 октября (7 ноября) колеблющаяся часть партии выступила с предложением перенести (!) в городе восстание до перевыборов Совета солдатских депутатов. По вопросу о восстании постоянно шли совещания с представителями разных партий, причем не только в Совете, но и в Думах. Пече вспоминает: «С середины октября проводятся бестолковые собрания гласных районных дум, где у большевиков было большинство. Даже в момент начала боев, когда каждый активист‑большевик был на счету, на Сухаревской площади в Народном доме происходило собрание всех 17 районных дум Москвы, где присутствуют более 200 большевиков – гласных, так необходимых на местах, но втянутых в бесцельные споры с кадетами, меньшевиками и эсерами» ^[2].

«Итак, – продолжает Пече, – массы и партия – за восстание, а часть членов МК, фракции Моссовета и Городской думы – доверяют меньшевикам и эсерам и стараются проголосовать вопрос в районных думах, добиваясь «санкции» на восстание».

Получив 25 октября из северной столицы сообщение о переходе власти к Советам, Московский совет рабочих депутатов совместно с Советом солдатских депутатов сформировали собственный Военно–революционный комитет для «организации поддержки» Петрограду. «За» голосовало 394 депутата, «против» – 116 (меньшевики и беспартийные), воздержались – 25 (объединенцы). Тем не менее меньшевики и объединенцы были включены в состав комитета. Эсеры не выступили против, но и участвовать в голосовании отказались ^[3].

Руководителем столичного ВРК был назначен член президиума Московского Совета солдатских депутатов большевик Н. Муралов. Однако затем вошедшие в ВРК представители соглашателей–большевиков, вместе с меньшевиками решили вступить в переговоры с начальником гарнизона Рябцевым с целью «договориться мирным путем» ^[4].

«Все это привело к тому, – пишет Ян Пече, – что вначале восстания на верхах Московской организации не было никакого централизованного руководства восстанием <…> ВРК устраивал много заседаний и обсуждений, а районы первые 2‑3 дня не получали никаких директив. Это ставило Красную Гвардию в тяжелое положение. Красногвардейцы видели, как вооружаются студенты, как юнкерские роты занимают позиции в центре города и их возмущение бездеятельностью ВРК нарастало» ^[5].

Куда активнее действовали московские сторонники Временного правительства. Получив из Петрограда известия о перевороте, они создали при Городской думе «Комитет общественной безопасности» (КОБ). Его возглавил эсер В. В. Руднев. Комитетчики достаточно быстро разобрались в происходящем, и пришли к выводу о возможности восстановления власти Временного правительства в Москве, взамен мятежного Петрограда. Тем более, что в течение последующих дней большевики выпустили арестованных министров, некоторые из них направились в Москву, а с фронта поступали сведения о движении к городу верных войск.

В своей деятельности КОБ, активно используя патриотическую риторику, опирался на юнкеров. И в дальнейшем сторонники Временного правительства без зазрения совести использовали в своих целях учащихся юнкерских училищ, воспитанных в духе офицерской чести. Эти 16‑18 летние будущие офицеры были готовы с оружием в руках защищать законную власть, не слишком разбираясь (а вернее не разбираясь вовсе) в политических перипетиях момента.

В «белогвардейской» литературе немало гордых слов сказано о юнкерском подвиге – замалчивается лишь, что их кодекс чести был выработан в царской России, законная власть для этих ребят кончилась в феврале 1917 года, новая законная власть не успела утвердиться. Далее юнкерами просто бессовестно манипулировали, объявляя «законными» то одних, то других, эксплуатируя вбитые в их головы военным обучением стереотипы. В русской революции очень часто даже и зрелые офицеры – отличные военные, но никакие политики, совершали свой выбор совершенно случайно. Что же говорить о 16‑18‑летних парнях.

Являлся ли для московских юнкеров «законной властью» социалист‑революционер, член ЦК партии эсеров В. В. Руднев? А другие члены КОБ – кадет Бурышкин, эсеры Коварский, Студенецкий? А ведь за их спиной стоял командующий Московским военным округом полковник К. И. Рябцев, также член эсеровской партии, – с одной стороны своим офицерским авторитетом призывающий юнкеров на бойню, а с другой – сам играющий в происходящем роль весьма неоднозначную. Пробольшевистские участники обороны осажденного юнкерами Кремля с возмущением вспоминали, как в разгар противостояния Рябцев трижды появлялся в нем в компании Муралова и председателя Моссовета Ногина, фактически, призывая солдат и красногвардейцев к сдаче ^[6]. Одновременно сторонники КОБ вспоминали: «Ночью объезжал посты в коляске, запряженной парой серых, подполковник Рябцев и громко здоровался с укрытыми и спрятанными людьми на постах; как мы говорили, это была явная провокация, ибо немедленно эти места начинали обстреливаться со стен Кремля» ^[7].

Столкновение двух полюсов власти, обе стороны которых возглавляли социалистические партии, привело в Москве к кровопролитию и многочисленным жертвам.

 

Примечания:

[1] Я. Пече «Красная гвардия в Москве в боях за Октябрь» M. – Л.: Госиздат, 1929 (Библиотека революционера. Вып. 3) URL: http://scepsis.ru/library/id_2031.html (дата обращения 12.01.12).

[2] Там же.

[3] Там же.

[4] Там же.

[5] Там же.

[6] Там же.

[7] В. Арсеньев «Октябрьские дни 1917» // Московский журнал 1993 N9 Стр.40‑43.