П. С. Вишневский из воспоминаний об участии в завоевании

Советской власти в период с 1917 по 1920 гг. [558]

 

20 мая 1959 г.

 

Вишневский Петр Станиславович (1890-1959). Родился в  д. Кравцы Зябковской волости Дриссенского уезда Витебской губернии в крестьянской семье. С 1913 г. токарь по металлу на Балтийском заводе в Петербурге; участник революционных событий в Петрограде в феврале и октябре 1917 г. С марта 1918 г. работал на лесопильном заводе в г. Архангельске, с июня – на лесозаводе Русанова в Ковде, в октябре 1918 г. - мае 1920 г. – в депо станции Кандалакша Мурманской железной дороги. После восстановления Советской власти на Севере работал в Архангельске в различных профсоюзных, советских органах и на предприятиях, в том числе был председателем Союза металлистов, Союза коммунальщиков, инструктором отдела экономики и труда треста «Северолес», начальником строительства Гидролизного завода и начальником конторы «Сантехстрой» треста «Севлеспромстой», начальником Северной краевой конторы треста «Древхиммонтаж», начальником Конторы монтажных работ «Севлесмонтаж» треста «Севлеспромстрой», заместителем заведующего монтажным отделом Управления «Севсульфатстрой» Наркомлеса СССР, помощником начальника строительства моста через реку Кузнечиху «Кузнечмосстрой», управляющим Конторой горжилснаба, начальником службы тока, службы движения Управления Архангельского городского трамвая и других. Умер в в Архангельске.

 

 

[…][559]

Я получил расчет, встретил слесаря Моисеева, который, узнав от меня обстоятельства дела, сказал мне, что ему известно, что в Кандалакше Мурманской железной дороги в депо требуются токаря, и рекомендовал мне поехать туда, а в Архангельск не ехать. Оставив жену с ребенком на лесозаводе Русанова в Ковде, я уехал в Кандалакшу, явился в депо и предложил свои услуги работать токарем, если требуется, сказал, что работал на заводе в Ковде и что там больше не требуется, рассчитали.

С октября 1918 г. я стал работать в депо Мурманской железной дороги на            ст. Кандалакша в качестве токаря, первоначально знакомился с рабочими депо, токарями и др. рабочими и с их настроениями. Расспрашивал, как происходило занятие Кандалакши англичанами, из разговоров узнал, что председателем Совжедора был большевик Иванов, но с приходом англичан он был сразу же арестован, а теперь профорганизации нет.

Проработавши некоторое время, познакомился с группой сочувствовавших большевикам, это были: кровельщик Чистяков Федор, друг арестованного председателя Совжелдора Иванова, слесарь Киселев, слесарь Вьюгин Николай, слесаря вагонного цеха Туляков, Березен[560] Петр – слесарь депо и другие.

Когда я близко познакомился с кровельщиком Чистяковым Федором, и он познакомился со мной, он мне рассказал, кто является сочувствующим и кого нужно остерегаться, одновременно Чистяков указал остерегаться мастера депо Петрова, который ненавидел большевиков, и что после того, как заняли Кандалакшу англичане, он многих рабочих продал.

Чистяков рассказал мне о большевике председателе Совжедора Иванове и о том, что семья Иванова, жена и дети, проживают в Кандалакше, у них тяжёлое материальное положение и им не выдают продовольствия, как семье арестованного большевика, и что группа сочувствующих большевикам оказывает помощь семье Иванова.

Самыми стойкими в то время были Чистяков и Киселев, с которыми и началась работа с тех пор, как они ознакомились с моими действиями и работой, я стал одним из их верных друзей, которому они верили, как сами себе, и мы вели разъяснительную работу среди рабочих против интервентов и белогвардейцев, которых в то время было много даже среди рабочих депо.

В начале 1919 г. от рабочих потребовали оплаты за выданные им при занятии англичанами Кандалакши галеты и консервы, за которые сразу деньги не брали и только в начале 1919 г. стали удерживать из зарплаты.

Недовольство рабочих стало увеличиваться, и рабочие убедились в обмане англичан и белогвардейцев, а также это подтверждал режим, который стал вводиться белогвардейцами.

Группа сочувствующих стала расти, но ещё больше она стала расти, когда белогвардейцы стали призывать записываться в национальное ополчение. Организатором и командиром национального ополчения был начальник 4-го участка железной дороги и начальник депо флотский офицер Черняев Иван Петрович.

Рабочих службы пути, телеграфа, почты, движения и других сумели затянуть в национальное ополчение и их гоняли почти ежедневно на обучение.

Черняев как начальник этого ополчения с белой повязкой на рукаве присутствовал на занятиях ополченцев, а из депо ни один рабочий в национальное ополчение не записался.

Примерно в конце апреля 1919 г. начальник депо Черняев отдал приказ, чтобы все рабочие в обязательном порядке записывались в ополчение, но никто из рабочих депо не стал записываться.

Группа сочувствующих большевикам вела работу среди рабочих не записываться и о том, что мы не намерены с большевиками воевать[561].

В июне 1919 г. Черняев издал второй приказ, в котором предупреждал, что, кто не запишется в ополчение к 1 июля, тому не будет выдан продовольственный паёк, но и этот приказ рабочими депо выполнен не был.

Рабочим всех служб 1 июля 1919 г. были выданы продовольственные пайки, а рабочим депо не выдавались.

3 июля 1919 г. рабочие депо после работы организовали собрание, на котором вынесли решение выбрать от рабочих представителей и направить к начальнику депо Черняеву, заявить от рабочих депо, что, если не будут выданы пайки рабочим депо, то 4 июля с 12 часов дня работа депо будет прекращена.

1-я кандидатура была выдвинута моя, вторая - Николая Вьюгина и третья - Тулякова. Задача для меня была нелёгкая, но рабочие заявили: «Посылаем и постоим, не приступим к работе в случае чего до тех пор, пока не будет удовлетворено наше требование».

После собрания я, Вьюгин и Туляков пошли к начальнику Черняеву, чтобы сообщить требования рабочих. В прихожую мы пришли все вместе, я постучал в дверь кабинета Черняева и вошёл в кабинет, думая, что за мной войдут и остальные, Вьюгин и Туляков, но они остались в прихожей. Я стал говорить о решении рабочих и как только сказал, что, если завтра к 12 часам не будут выданы пайки, после обеда будет прекращена работа, такое решение рабочих, Черняев вскочил, закричал, как зверь, ударил кулаком о стол: «Вон, большевистская сволочь!» Я вышел из кабинета, но Вьюгина и Тулякова уже в прихожей не было, вернулся в депо и доложил рабочим ответ Черняева.

Было решено работать 4 июля 1919 г. до обеда, т.е. до 12 часов, и, если семьям не будут выданы пайки и не выплатят задолженность зарплаты рабочим, после обеда никому на работу не выходить.

Придя домой, всю ночь провёл в тревоге, почти не спал, знал, что белогвардейцы и интервенты жестоки в расправе над рабочими, [думал], как добиться удовлетворения наших требований.

Утром к назначенному времени вышел на работу, рабочие обсуждали вопрос, высказываясь, что при неудовлетворении наших требований, чего бы [то] ни стоило, следует быть твердым и настойчивыми, а кто окажется слабым, пусть на себя и обижается.

В 12 часов прогудел гудок на обед, придя домой, рабочие узнали, что никаких пайков семьям не выдали.

После штрафного гудка через 15 минут ко мне явились из охранки, объявили, что я арестован, и стали производить в комнате обыск и после этого потребовали следовать за ними.

Меня привели в английский штаб, где уже находились английские и французские офицеры, тут же были и начальник депо Черняев, и комендант Кандалакши русский белогвардеец и изменник Советской власти Монахов. Начался допрос английским офицером, говорившим на ломаном русском языке, он спрашивал, почему прекратили работу, кто является зачинщиком забастовки, знаю ли я, где находится бежавший из тюрьмы бывший в Кандалакше председатель Совжелдора Иванов.

Я ответил, что рабочие депо прекратили работу, потому что им прекратили выдавать продовольственный паек, и что они голодные по 10 часов в день работать не могут, и их семьи сидят голодные, зарплата в течение двух месяцев не выплачена. Зачинщиков никаких нет, все рабочие депо просили выдачи пайков и направили меня сказать начальнику об их требованиях, а меня он выгнал и не разговаривал. Иванова я не знаю совершенно, кто он такой, и не знаю, когда бежал и где находится.

После моих слов комендант Монахов вскочил со стула, подбежал ко мне, стал смотреть мне в глаза, а после этого закричал: «Ах ты, большевистская сволочь!» - и ударил меня рукой по лицу, меня пошатнуло, из носу пошла кровь, вторично он ударил мне в ухо, я пошатнулся в сторону.

В это время английский офицер что-то по-английски стал говорить, а я утирал тёкшую из носа кровь платком.

Вызвали охранника, сказали: «Уведите». Через несколько часов меня снова привели к английским и французским офицерам, но коменданта Монахова и начальника Черняева уже не было.

Английский офицер снова стал спрашивать меня, а в стороне сидел русский, видимо, из охранки, писал то, что я говорил. Английский офицер спросил, почему мы не пришли в штаб и не доложили, что нам не дают продовольствия, я ответил, что нам неизвестно, что они могут разрешать такие вопросы.

Дальше спрашивает, почему я не записался в национальное ополчение, я ответил, что мы и так работаем, на работе сильно устаём и после работы не находим нужным ещё бегать.

«Вот Вы прекратили работы, паровозы не ремонтируются, и мы не можем перебросить на фронт продовольствие, а большевики этим пользуются», - говорил офицер. Я ответил, что об этом ничего не знаю, но мы же - рабочие и голодные работать не можем.

Потом офицер спросил, подавал ли я заявление после объявления в приказе о желании ехать в Совдепию. Я ответил, что подавал, так как там у меня отец, мать и родные, но ответа на свое заявление не получил. - «Значит, Вы не желаете ехать?» Я ответил, что желаю, тем более что там у меня родители, а здесь для меня тяжёлый климат. Англичанин говорит: «Да, для тебя нужно», - и добавил, что ему известно, что после бегства Иванова из тюрьмы с двумя большевиками он был у меня и что я знаю, где они находятся. Я ответил, что никого из бежавших не знаю, где они находятся, мне неизвестно, и никто у меня не был.

Англичанин ещё раз предупредил меня: «Подумайте, скажите правду, для вас будет лучше». А я ответил ему, что да, но только я ничего не знаю, как не знаю и самого Иванова и с ним бежавших.

После этого был вызван охранник, и меня отвели в камеру, где содержались арестованные, и закрыли. За стенкой было слышно, что и там были арестованные.

Так меня держали в течение суток, водили, ещё допрашивали в охранке. На третьи сутки, примерно в 10 часов утра, меня [по]вели к конторе депо, где было очень много рабочих. Привели в контору, тут были и охранники, и комендант Монахов, который сказал: «Сейчас же иди на работу. Предупреждаю, что [если] повторится забастовка и ты явишься таким же зачинщиком, то сгниешь в тюрьме, а то ещё и похуже будет».

Когда я вышел на работу, то узнал, что охранники ходили по квартирам рабочих депо, чтобы заставить их приступить к работе, удовлетворили их пайками и выдали всю зарплату, но рабочие заявили, что не приступят к работе до тех пор, пока не освободят меня, Вьюгина и Тулякова. И только благодаря твердости рабочих мы были освобождены и добились выполнения наших требований.

С бежавшими из Кольской тюрьмы Ивановым, Кяльминым и Патрушиным[562] мы имели постоянную связь. Они находились за Кандалакшей по речке Лувенге. Иванов создавал партизанский отряд и готовился к захвату Кандалакши.

По его поручению надёжные рабочие были приглашены, если память не изменяет, в первой или во второй половине августа 1919 г. на собрание, которое было организовано в лесу недалеко от Кандалакши под Кандалакшской горой. На этом собрании Иванов делал доклад, говорил, что Советская власть является в опасности, что она окружена белогвардейцами и чужеземными оккупантами, и что честные рабочие, находящиеся в тылах, должны оказать молодой Советской власти помощь, организовать [партизанские отряды] и нападать на тылы оккупантов и белогвардейцев, и что в задачу рабочих Кандалакши входит разгромить английские и французские штабы и захватить Кандалакшу.

На этом собрании был намечен план захвата Кандалакши, были распределены рабочие, кто, что должен делать.

В мою задачу входило вместе с Николаем Вьюгиным подготовить составы – паровозы и вагоны.

Планом т. Иванова предусматривалось в Кандалакше произвести захват английского и французского штабов, охватывая с трёх сторон, одна часть людей должна идти выше Кандалакши 12 верст по реке Ниве, вторая - от проливов и третья - от деревни Кандалакши. Время захвата было намечено 3 часа ночи с расчётом, что в это время оккупанты и их охрана крепко спят, считая себя в глубоком тылу.

О дне этого захвата тов. Иванов говорил, что об этом дне будет сообщено особо, и что ему нужно к этому кое-что подготовить. Но, по-видимому, кто-то из присутствовавших на этом собрании оказался предателем, что мне до настоящего времени неизвестно, имелось подозрение на отца Патрушина (по кличке Ванька Пароход) [563], который вместе с Ивановым и Кяльминым бежал из Кольской тюрьмы интервентов. Но через несколько дней после этого собрания белогвардейцы и интервенты, примерно в 4 часа дня, мобилизовали карбаса у местных крестьян около 12 штук. Эти рыбачьи карбаса вооружили пулеметами, и английские солдаты в железных касках к вечеру поплыли на этих карбасах по Кандалакшской губе в направлении деревни Колвицы, огибая Кандалакшскую гору. Гребцами этих карбасов были местные крестьяне дер. Кандалакши. Мы, рабочие, были в большой тревоге за судьбу тт. Иванова, Кяльмина, Патрушина[564] и их товарищей из отряда, который уже к этому времени был организован, а также и за себя тревожились, так как наши списки и распределение обязанностей каждого находились согласно намеченному плану у тов. Иванова.

Утром примерно в 6 часов возвратился только один карбас, с которого на носилках вынесли людей, покрытых брезентовыми плащами. Мы думали, что это [люди] из отряда тов. Иванова, но, выйдя на работу, узнали, что это убитые и раненые интервенты, которые вечером выехали на розыски партизанского отряда, организованного тов. Ивановым. Из всех 12 уплывших карбасов возвратился с ранеными лишь один, а остальные были разбиты на берегу Кандалакшской губы.

Интервенты посылали на розыски пропавших солдат, но найти их не удалось. После этого интервенты совместно с белогвардейцами мобилизовали на заводах мелко сидящие буксирные суда, делали розыски. Через два дня, если память не изменяет, пришло в Кандалакшу большое военное судно, окрашенное в цвет волны, и оно остановилось на рейде, не доходя до Кандалакши километров двух. На этом военном судне был самолет, который поднимался с воды и летел, видимо, чтобы обнаружить отряд Иванова.

В этот период времени солдаты интервентов, англичане и французы, частично эвакуировались на родину, военное судно куда-то ушло, а тов. Иванов со своим отрядом вышел на станцию Имандра, захватил её и объявил, что в Имандре Советская власть [565].

Эшелоны с английскими и французскими солдатами задерживались в Кандалакше, так как Имандра была занята партизанским отрядом тов. Иванова [566].

Ехать освобождать захваченную Имандру англичане и французы сами не решились, а послали туда отряд сербов, которые в то время были в Кандалакше, и вечером целый эшелон их выехал из Кандалакши на Имандру. Как после удалось установить, сербы уже не застали в Имандре тов. Иванова, так как он, взорвав мост, уже ушёл оттуда. После этого нашей группе удалось узнать, что Иванов, Кяльмин, Патрушин[567] и другие решили пробраться в Советскую Россию. С этого времени мы с Ивановым никакой связи не имели и не знали, где он находится, до возвращения их в Кандалакшу после вступления в неё частей Красной Армии (после переворота).

После этого из Кеми следовал карательный отряд по железной дороге в направлении Кандалакша-Мурманск.

В Княжей Губе неподалёку от железной дороги имелся организованный отряд рабочих и крестьян под руководством т. Поспелова (по кличке Ванька Каин). Этот Поспелов известен ЦК КПСС, так как он много лет был председателем Мурманского губисполкома [568].

По имеющимся у меня сведениям, карательный отряд появился в Княжей Губе, а Поспелов, якобы, людей напоил пьяными, сам он с двадцатью человеками своего отряда оказал карательному отряду сопротивление, а потом [они] бежали, а остальные были арестованы.

35 человек княжегубцев было расстреляно в Княжей Губе[569] и взято заложниками, а карательный отряд, следуя к Кандалакше, на станциях расстреливал людей.

Прибыв в Кандалакшу, карательный отряд много рабочих Кандалакши арестовал и допрашивал, а после этого публично расстреляли десять человек в Кандалакше княжегубцев.

После произведённого расстрела карательный отряд направился по направлению к Мурманску.

Недовольство всего населения Кандалакши было очень сильно, все были возмущены зверствами белогвардейцев. Наша группа сочувствующих усилила свою агитационную работу, и число сочувствующих стало с каждым днём увеличиваться и крепнуть, а недовольство против белогвардейцев охватило всех, кроме закоренелых белогвардейцев.

Около 16 февраля 1920 г. в Кандалакшу из Кеми прибыли бронепоезда. Наша группа сочувствующих имела сведения о замешательстве белогвардейцев и что им приходит конец. Мы интересовались, почему эти бронепоезда остановились на станции в трех километрах от депо. Группа сочувствующих обсудила этот вопрос и выделила тов. Киселева, слесаря, поехать на станцию и, что можно, узнать. На второй день Киселев сообщил, что белогвардейцы в панике и что они пьяные. Мы пытались связаться с Мурманском, но нам не удалось.

19 февраля 1920 г. командир бронепоезда потребовал подать паровозы двойной тяги для бронепоезда, и примерно в 15 часов бронепоезда направились со ст. Кандалакша в сторону проливов и Кеми.

Проехавши проливы, белогвардейцы разобрали железнодорожный путь, мы пытались связаться с разъездом проливов, чтобы узнать о положении, но связь была нарушены.

Наша группа обсудила вопрос создавшегося положения, решила действовать, пользуясь нашей связью с частью товарищей, работавших в военной комендатуре белогвардейцев, где изменник родины Монахов был комендантом, которому Советская власть до оккупации Северного края доверила охранять район Кандалакши, и он являлся комендантом этого района, а после того, как Северный край был оккупирован английскими и французскими интервентами, этот предатель родины стал прислужником интервентов и палачом рабочих.

Было поручено Чистякову и Вьюгину Николаю связаться с товарищами, которые работали в военной комендатуре, и сообщить, что всё подготовлено, требуется их участие в выполнении обязанностей нашей организации, членами которой они являются, требуется оружие, пулемёты и люди, умеющие ими действовать, и немедленный, в первую очередь, арест коменданта Монахова.

Когда всё было увязано, а товарищами, работавшими в комендатуре, всё было подготовлено, комендант Монахов и его приспешники были арестованы. Командование на себя взял прапорщик старой армии Гривцев, которого наша группа сочувствующих знала. Он участвовал в работе нашей группы, хотя всех секретов группа ему и не открывала, зная, что интервентами был арестован и был посажен в тюрьму за скрытие своего звания, но у нас всё же к нему было некоторое недоверие и осторожность.

После того, как был арестован комендант Монахов, было захвачено оружие, люди были разделены на группы. Одна обязана была производить аресты местного белогвардейского начальства, эта группа как руководящий состав состояла из меня (Вишневского), Чистякова Федора, Березина Петра, Березина Федора, Киселева и Гривцева (который уже числился военкомом) и ряда рабочих, примкнувших к нам.

На вторую группу была возложена задача под руководством т. Вьюгина Николая, Колыбина, если память не изменяет, Павла и людей военной комендатуры направиться вслед ушедшему по направлению Кеми бронепоезду и восстановить связь с проливами.

Эта группа была направлена с паровозом и специально заготовленными белогвардейцами паровозными тендерами, на которых имелись установленные пулемёты, захваченные у военной комендатуры коменданта Монахова.

Каждая группа выполняла свои задания. Первая - произвела аресты начальника службы тяги, он же и начальник 4-го участка Мурманской железной дороги, Черняева Ивана Петровича, офицера флота, он же начальник национального ополчения Кандалакши; начальника топлива Потапова с его прислужниками, начальника депо Петрова, начальника почты и телеграфа и др. Всего было арестовано тридцать человек белогвардейцев.

Удалось установить, что предатель Севера, объявленный Советской властью вне закона, Юрьев, оказавшийся прибывшим в спецвагоне с женой, пытается из Кандалакши удрать на оленях, были приняты меры, и Юрьев был арестован.

Все арестованные были посажены в специальный вагон под охрану, захвачены склады с продовольствием, где также была поставлена охрана под руководством и ответственностью группы.

К утру 20 февраля, примерно к 8 часам, возвратилась вторая группа, привела бронепоезд, на котором[570] имелись трехдюймовые орудия и меньшего калибра, пулеметы, винтовки и большое количество снарядов, а патроны для винтовок несколько десятков ящиков и горы просто насыпанных - в вагонах вспомогательного поезда.

На этом бронепоезде приехали оставшиеся солдаты, служившие у белогвардейцев на этом бронепоезде, которые остались на этом бронепоезде после бегства своего начальства к финской границе.

Бронепоезд я взял под личную ответственность и охрану, установив на посты охраны надёжных товарищей.

С прибытием в Кандалакшу войсковой части из Мурманска, которая следовала на железнодорожных платформах, на которых было установлено несколько пушек и пулеметов, им был передан нашей группой захваченный бронепоезд, на котором[571] эта воинская часть, вперемешку с одетыми в штатскую одежду, но вооруженными людьми, направилась в направлении Кеми.

Мы связались с Мурманском, временно организованной Советской властью, получили указание арестованных доставить в Мурманск. Для сопровождения арестованных в Мурманск группа выделила меня в качестве сопровождающего коменданта.

Подобрав по своему усмотрению конвой из надёжных проверенных товарищей для сопровождения арестованных в количестве 32 человек, в том числе и предателя и изменника Северного края Юрьева, я доставил их в Мурманск и сдал в органы ЧК, а именно: коменданта Монахова, Потапова - начальника топлива, Черняева и предателя Северного края Юрьева (остальных фамилии не помню).

На обратном пути в Имандре я встретил Поспелова (по кличке Ванька Каин), который вёз арестованных им белогвардейцев, бежавших с бронепоезда, и сопровождал их в Мурманск.

После происшедшего переворота в Кандалакшу прибыл тов. Чумбаров-Лучинский и, если память не изменяет, с тов. Лавровым[572].

Через непродолжительное время в Кандалакшу прибыл и тов. Иванов, который бежал из тюрьмы из Колы и организовал партизанский отряд, находясь в районе Колвицы по речке Лувинга. С Ивановым прибыли Кяльмин и Патрушин [573] по кличке (Ванька Пароход) [574] и др.

Тов. Чумбаров-Лучинский стал в Кандалакше организовывать органы Советской власти и партийную организацию, с этого момента я и являюсь членом большевистской партии, честно с ней работаю в течение тридцати пяти лет.[575]

[…]

 

20 мая 1959 г.                                                                                               П. Вишневский

 

ГАМО, ф. П-2393. оп. 2, д. 378, л. 13-21. Машинописный подлинник.

 

 

№ 27

 

Михайлов. Из воспоминаний

 

1924 г.[576]

 

 

Михайлов. Имя и отчество неизвестны. Житель станции Имандра,. Столяр. Участник свержения антибольшевистской власти на Мурмане в феврале 1920 года, заместитель председателя ревкома на станции Имандра.

 

Bо время эвакуации с германского фронта иностранных войск за границу в последних числах июня 1918 г. эшелоны продвигались по Мурманской железной дороге, отправка коих должна пройти через Мурманский порт.

Северные районы железной дороги. От ст. Сорока до ст. Мурманск все станции были забиты иностранными эшелонами войск. Этим удобным моментом [воспользовалась] хищническая Антанта, 4 июля 1918 г. перерезала путь к Петрограду. Границей служил сожжённый мост на реке Онле[577] между Сорокой и ст. Сегежа. С того времени под покровительством Антанты начался разгул белогвардейской реакции.

Быстро создалось Временное Север­ное правительство, во главе которого стоял Чайковский, центром их своры был город Архангельск. В Мурманске был назначен губернатор Ермолов.[578] Эта компания защитников отечества в первую го­лову принялась за организационную работу, [в] результате было проделано следующее: в Советах и профорганизациях [наи]более выдаю­щихся товарищей арестовали, Советы и профессиональные союзы зак­рыли. С того времени рабочий класс Мурманского края потерял свои родные организации и своих передовых товарищей, выступить против насилия белогвардейских хищников был не в силах.

 Их работа. Белогвардейское правительство, чтобы закрепить своё благополучие и задушить окончательно рабочий класс, сформировало поезд карательного отряда, который функционировал пря­мым сообщением Мурманск - Сорока с остановками на станциях и рас­стрел[ивал] на месте. Пунктами расстрелов служили следующие стан­ции: Мурманск, К[андалак]ша, Кемь, Сорока. Многие товарищи подверглись таковым репрессиям, многих сослали в ссылку, [вот] что они дали рабо­чему классу. Ссыльными пунктами служили Печенга и Иоканьга. Самая невыносимая ссылка это была Иоканьга. Заключенных товарищей кормили болтушкой из муки, многие не вынесли таких условий, но хотя некоторые остались в живых, едва ли смогут поправить свое здоровье за долгие годы. В таких же условиях находились некоторые попавшие в плен красноармейцы. После всей проделанной таковой работы [в] Мурманский порт стали прибывать из-за границы войска, тут были и сербы, и итальянцы, и французы, но в большинстве англичане, которые и следовали на фронт к Сороке. В то время бе­логвардейская банда закрепила свое положение и принялась за разработку лесных богатств в Мурманском крае, заготовлен­ные материалы увозились за границу. Рабочий класс здесь увидал защитников отечества, которые расхищали общественное достояние, приостановить такое хищение рабочий класс был не в силах. Он боялся говорить даже со своим близким товарищем, чтобы не заподозрили их в какой-нибудь стачке. [В] 1919 г. был издан [приказ] (ловушка) Временным Северным правительством о том, что все же­лающие уехать через фронт к большевикам должны в известный cpoк подать заявление губернатору Мурманска.[579] Они этим приказом на­верное думали, что рабочий класс заявлений подавать не будет, а подадут только большевики, которые сами попадут в наши руки[580]. Но их [из]мышления не увенчались успехом, в большинстве рабочий класс по всей линии подал заявления на выезд. Настроение рабочего класса было отчаянное. Уже собирались распродавать свои пожи­тки, чтобы легче перейти через фронт. Временное Северное прави­тельство, увидя отзыв рабочего класса к Советской России, срочно отменило свой приказ, выезд рабочего класса не состоялся, остались на бубях[581]. Белогвардейское правительство [узнав] об уходе иностранных войск из Мурманского края лихорадочно принялось за создание национального ополчения, состав коего был следующий: инженеры, техники, бухгалтера и конторский персонал. Часть входила и ра­бочих, но очень малый процент, только по своей несознательности или по принуждению того или другого администратора. Сформировавшееся ополчение было вооружено винтовками, а также получило и английское военное обмундирование. Одним словом, сделались рус­скими англичанами в английской шкуре.

Националисты. В свободное время их обучали ружейным приемам, а также и строевым занятиям, что для самозащиты белогвардейской своры было необходимо. Это национальное ополчение в ночное время расставляло свои караулы для охраны грузов и станционных зданий. Караульную службу нёс только низший персонал, что же касается администрации, таковые освобождались от несения такового караула. Рабочий класс таковое ополчение называл крестиками.

В ноябре месяце 1920 г.[582], поджавши хвост, удирали иностранные войска, стали эвакуироваться из Мурманского края, оставляя полными хозяевами в Мурманском крае белогвардейские банды. Уход был проделан в плановом порядке, охрана, стоящая на мостах, последним проходящим эшелоном снима­лась с таковых мостов. Последние части войск не успели уехать в Мурманск, был уже взорван один мост на реке Белая. Этим взрывом наделали паники белогвардейским бандам […][583] Срочно губернатором Ермоловым[584] было выслано из Мурманска на место происшествия национальное ополчение. По прибытии их на станцию Хибино,[585] [ополченцы] робкими шагами пошли в поиски неприятеля, но успех[ом]  их [поиск] не увенчался.

В этот же день началось следствие о случившемся прошествии [в] одном из околотков участка службы пути, были арестованы семь человек ремонтных рабочих, которых подоз­ревали во взрыве моста. Один из них выдающийся товарищ Осенков принял всю вину на себя, который был расстрелян белогвардейца­ми на ст. Кемь.

После такового события рабочий класс более стали преследовать. Военные чины золотопогонников боролись с наступающей гибелью, и гражданская администрация стала силь­нее издеваться над рабочим классом. Мне лично самому пришлось переживать и наблюдать факты, работая в то время на ст. Имандра в качестве столяра. Зимой в январе месяце 1920 г. были сильные заносы, заносило на путях паровозы, только видны были одни трубы. Рабочих выгоняли на снегоборьбу под угрозой винтовок, работа в то время продолжалась дни и ночи, убежать с работы было невозможно, так как таковая происходила под охраной штыков. Меня самого лично комендант ночью под угрозой нагана выгнал из квартиры на работу, не обращал [внимание] даже на больное се­мейство.

21 февраля 1920 г. в 3 часа дня в Мурманске совершился переворот, переход власти из рук Врем[енного] прав[ительства] [Северной области] [в руки] рабочих и крестьян в г. Мурманске, рабочий взял власть в свои руки, белогвардейскую свору арестовали во главе с губернато­ром Ермоловым.[586] Я, в то время живя на ст. Имандра, только в 10 часов вечера узнал от одного телеграфиста, что в Мурманске совершал­ся переворот. От восторга и радости я в ту же минуту сообщил своим знакомым надежным товарищам военнопленным красноармей­цам, живущим в одном из бараков около южного семафора. Артель их была в 30 человек. Охрана, каковая охраняла их, жила в другом бараке. Когда я им рассказал о совершившемся факте, они неуве­ренно говорили: «Это, наверное, ловушка», - но всё-таки решили дейст­вовать, не теряя времени. По одиночке направились к станционно­му зданию, чтобы не могла увидать охрана, одна винтовка у 32 человек. Собравшись у станции, я встретил одного электротехника т. Щербакова, с которым переговорил обо всем случившемся в Мурманс­ке. В разговоре с ним у него оказалась на квартире винтовка, таковая нам на первых шагах была необходима[587]. Мы 32 чело­века с одной винтовкой пошли обезоруживать начальника депо Алексинко, у которого был в ведении оружейный склад националь­ного ополчения. В первую очередь, его арестовали, в складе оружие всё забрали, вооружились, одним словом, до зубов, [пошли туда], где на стан­ции собралось много рабочих, которые с большим настроением взялись за винтовки и направились разоружать комендантскую команду, состоявшую из 30 человек, во главе которой был комендант. В команде служили старики карелы, которые без сопротивления сдали своё оружие. Комендант в то время был рабочими арестован.

Организация власти на ст. Имандра и выполнение оперативного задания. После чего, вооружённые, все рабочие и бывшие военнопленные красноармейцы отправились на станцию, где уже в станционном зале было много рабочих и служащих. Тут мы избрали Ревком, председателем был избран т. Щербаков, а я его заместителем, тог­да революционный [комитет] начал действовать, у всех фонапоров[588] и теле­фонов, а также и в телеграфе расставили свою охрану, чтобы никто не мог передать ничего в Кандалакшу, потому что в Кандалакше находились белогвардейские войска и бронепоезд. В Мурманске в Ревкоме был председатель т. Александров, который дал нам распоряжение, чтобы на ст. Белой снять вентиля на водокачке, снять стрелки с путей и взорвать хотя бы небольшой мост, чтобы не мог бронепо­езд с белогвардейскими войсками двинуться на нас. Мы срочно снабдили паровоз, выделили боевой отряд из рабочих, во главе такового был надсмотрщик телеграфа т. Ефсигенко, которые отпра­вились с маленьким составом на ст. Белая и выполнили задан­ное им задание, после чего вернулись с восторгом на         ст. Иманд­ра и привезли с собой 4 стоящих вагона с динамитом в карьере Белой[589].         22 февраля наши отряды рвались, чтобы их отпустили в наступление на Кандалакшу, но Ревком Мурманска не дал на то согласия, [указывая], что мы своим ничтожным отрядом не сможем разбить бронепоезд на ст. Кандалакша, и велел ожидать подкрепления из Мурманска. В 9 часов вечера 22 февраля [из] Мурманска на ст. Имандра прибывал I-й революционный поезд, каковой был разукрашен красными плакатами. Мы с нетерпением ожидали подкрепления из Мурманска, чтобы с большими силами пойти в наступление на ст. Кандалакша. Но результат прихода поезда был следующий: нам на ст. Имандра при­везли только 400 шт. винтовок, и поезд отправился обратно в Мурманск.

Наступление в ночь на 23 февраля. Наш боевой отряд человек 60 пошёл в наступление на Кандалакшу, дойдя до ст. Охтоканда, по распоряжению т. Александрова из Мурманска наступление было приостановлено ввиду того, что из Мурманска выехал сильный бо­евой отряд, который совместно двинется на белогвардейскую свору, только мощной силой можно было их сокрушить. В 7 часов утра 29 февраля из Мурманска на ст. Имандра подходил поезд бое­вого отряда, который с собой привёз военного обмундирования для рабочих, после некоторых переговоров с нашим Ревкомом бое­вой отряд совместно с рабочими ст. Имандра, а также и Хибино отправился на ст. Кандалакша. Взорванный мост на ст. Белой быстро восстановили, доехав до ст. Охтоканда, наш отряд тоже был взят на этот поезд, и могучей силой двинулись на ст. Кандалакша.

Бегство бандитов. Белогвардейские войска и бронепоезд удирали на ст. Кемь, но спасения им там тоже не было, потому что в этот мо­мент красные бойцы с фронта нажали на белогвардейщину, в кото­рой впоследствии весь фронт разбежался, часть бежали в Финлян­дию, многие золотопогонники были арестованы.

Прибытие первых эшелонов с красными войсками. 24 февраля в 10 часов утра на ст. Имандра прибыл первый эшелон красноармейцев во главе с комиссаром т. Ивановым и Чубаровым-Лучинским[590], который погиб в боях 1921 г. под Кронштадтом.[591] Остановив эшелон, на ст. Имандра было соз­вано общее собрание рабочих и служащих. Доклад был сделан т. Чубаровым-Лучинским на тему о Советской власти и ее хозяйстве, после сделанного доклада поезд отправился на ст. Мурманск. Во время этого переворота много было арестовано начальников участков, начальников станций и других высших администраторов, которые зверски поступали с рабочими во время [власти] белых. День 21 февраля - это великий день для рабочих и населения Мурманского края. С тех пор прошло уже 4 года, как Советская власть и профе­ссиональные организации строят своё единое хозяйство на Мур­манске[592].

 

Участвующий Михайлов

 

ГАМО, ф. П-2393, оп.2, д. 24, л.48-52. Незаверенная машинописная копия.

 

№ 28

 

Н. Леонтьев Как начиналась, существовала и окончилась
интервенция Мурмана [593]

1935 г.[594]

 

Леонтьев Н. Служащий телеграфа в Александ