Нюрнбергский процесс ЧАСТЬ 2

Подготовка процесса: Международный военный трибунал

У четырёх Союзных держав, сформировавших Международный военный трибунал (МВТ), был разный опыт войны.

 Французские представители должны были считаться с наследием правительства Виши, сотрудничавшего с национал-социалистами.

Британские власти, в течение года в одиночестве противостоявшие Третьему рейху, обанкротились из-за военных расходов, а их империя находилась под ударом и после 1945 года.

Правительство США в 1940-е годы вышло из многолетней изоляции и было готово взять на себя более активную роль в решении мировых проблем.

СССР пережил оккупацию значительной части своей территории, а количество советских жертв «поражало воображение».

  Представители всех союзников намеревались использовать суд, чтобы изложить свою собственную историю войны и сформировать послевоенное будущее — «придать смысл войне». Их общим убеждением было то, что немецкая элита требовала «чистки», реформирования и перевоспитания — прежде чем могла начаться политическая и моральная реконструкция Германии.

Финальное политическое решение о создании МВТ (Международного Военного Трибунала) было принято на Ялтинской конференции. Идея продемонстрировать с помощью судебного разбирательства верховенство права позволяла союзникам представить свою этику как превосходившую национал-социалистическую: что делало весь судебный процесс отчасти «миссионерским» проектом. При этом конкретные детали будущего суда вызывали разногласия. Конференция четырёх держав в Лондоне после долгих и сложных дискуссий создала устав МВТ таким образом, чтобы он гарантированно защищал от судебного преследования «проблемные точки» каждой из стран-победительниц, включая пакт Молотова — Риббентропа и систему сегрегации в США.

Согласно уставу, юрисдикции МВТ подлежали преступления против мира, военные преступления и преступления против человечности, совершённые только «военными преступниками европейских стран оси»: что на практике означало преследование исключительно бывших руководителей Третьего рейха.

Финальный список обвиняемых лиц, полный неточностей и ошибок, был опубликован 29 августа 1945 года: в список вошли Геринг, Риббентроп, Гесс, Кальтенбруннер, Розенберг, Франк, Борман, Фрик, Лей, Заукель, Шпеер, Функ, Шахт, Папен, Крупп, Нейрат, Ширах, Зейсс-Инкварт, Штрайхер (Штрейхер), Кейтель, Йодль, Редер, Дёниц и Фриче.

Ряд потенциальных подозреваемых был пропущен. Случайный, недостаточно продуманный процесс выбора ответчиков отразился как на ходе суда в Нюрнберге, так и на его последующем восприятии историками и юристами.

После создания МВТ четыре страны-победительницы сформировали свои прокурорские группы, нацеленные на формулирование обвинительного заключения. Член Верховного суда США Роберт Джексон, активно участвовавший в создании трибунала, стал ответственным за обвинение со стороны США. Генеральный прокурор Великобритании Хартли Шоукросс стал формальным главой британской группы, хотя фактическое руководство оказалось в руках Дэвида Максвелла-Файфа. Советская сторона назначила на пост главного обвинителя от СССР Романа Руденко. Французским коллегой Руденко стал бывший министр юстиции во Временном правительстве Франции в Алжире Франсуа де Ментон; с января 1946 года французскую группу возглавлял юрист и политик Шампетье де Риб, поскольку Ментон занял пост депутата в Консультативной временной ассамблее в Париже.

Стили работы разных прокурорских групп значительно отличались. Если в американской команде, формально называвшейся «Office of the U.S. Chief of Counsel for the Prosecution of Axis Criminality» (OCCPAC) и насчитывавшей 650 человек, регулярно возникали внутренние конфликты, то британские прокуроры вели «командную игру». В то время как американец Джексон часто интересовался историей правовых проблем, стоявших перед прокуратурой, британец Максвелл-Файф мало обсуждал с коллегами философские проблемы из теории права.

Основу французской делегации составляли члены Сопротивления и государственные юристы, изучившие краткий курс по истории и культуре Германии.

Советская прокурорская команда в 192 человека была преимущественно составлена из активных участников показательных процессов 1920—1930-х годов — от Шахтинского дела до Московских процессов.

Советский подход к управлению предполагал централизацию деятельности прокуроров и судей, работавших по указаниям из Москвы: под руководством Молотова в советской столице — одновременно с «Комиссией по Нюрнбергскому процессу» (комиссией Вышинского) — была создана «Комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) по организации и руководству Нюрнбергским процессом», в которую вошли Вышинский, Константин Горшенин, Богдан Кобулов, заместитель главы НКВД Сергей Круглов и начальник СМЕРШа Виктор Абакумов.

В теории, такой подход позволял сталинскому политбюро непосредственно влиять на решения трибунала и защищать позицию СССР. Однако на практике бюрократические проволочки приводили к тому, что советские представители не участвовали в дискуссиях судей и прокуроров, не имея позиции Москвы: когда такая позиция появлялась, три другие делегации зачастую успевали прийти к компромиссному решению и советские аргументы не учитывались.

Обвинительное заключение — совместно составленное четырьмя группами, получившими в своё распоряжение массивы документов из официальных архивов Третьего рейха — имело объём в 65 страниц. Американский прокурор Роберт Джексон своим собственным решением выделил «заговор нацистов» в отдельное преступление: таким образом он надеялся «удержать основную часть дела в руках американцев». «Местами неточный» документ вызвал недовольство у целого ряда его составителей, но получил высокую оценку у прессы. Обвинение ввело в официальный английский язык новый термин — геноцид — предложенный в 1944 году польско-американским профессором Рафаэлем Лемкиным. В последний момент советская прокуратура добавила в обвинительное заключение события в Катыни.

 

Выбор судей

В итоге членами трибунала и их заместителями стали:

· от СССР: генерал-майор юстиции Иона Никитченко и полковник юстиции Александр Волчков

· от США: генеральный прокурор Фрэнсис Биддл и судья Джон Паркер

· от Великобритании: судья Джеффри Лоуренс и судья Норман Биркет

· от Франции: профессор Анри Доннедьё де Вабр и судья Робер Фалько.

Заседания в Берлине

К октябрю 1945 года множество технических вопросов, связанных с ходом процесса, ещё оставались неразрешёнными. После назначения судей основная ответственность за ход судебного процесса перешла от прокуроров к ним. Члены трибунала впервые встретились в Берлине, где официально получили обвинительное заключение, ранее являвшееся секретным, и объявили дату начала судебного разбирательства. С этого момента ключевые события процесса переместились из Лондона, Москвы и Вашингтона в оккупированную Германию.

Судья Биддл прибыл на Европейский континент на лайнере «Куин Элизабет». Американцы присоединились к нему в Берлине 8 октября: они потеряли день в Париже, куда их перевезли по ошибке.

Британские судьи и их сотрудники разместились в доме, реквизированном для британского элемента в Контрольном совете; осматривая город, они были шокированы как его состоянием, так и «очевидной бедностью и бедствием немцев».

После того как прибыли советские представители, 9 октября, весь Трибунал смог начать устраивать ежедневные встречи в здании Контрольного совета. Почти каждый вечер судьи устраивали совместные ужины, пытаясь наладить неформальные отношения. Непривычной необходимостью для судей стали встречи с прокурорами, ранее ответственными за технические детали процесса.

Форма и председательство

Деликатный вопрос о председательстве в трибунале также встал на повестку дня: в тот период в международных судах была распространена практика ротации председателя.

Отсутствие преемственности при таком походе — наряду с нежеланием британцев и американцев видеть советского представителя в кресле председателя — стало причиной выбора постоянного главы трибунала.

Британский МИД стремился увидеть судью Лоуренса в роли главы МВТ. Биддл, также желавший занять данный пост, понимал, что — «поскольку [американец] Джексон принял ведущее участие в судебном преследовании» — председательство ещё одного американца выглядело бы странно.

 Биддл подошёл к Лоуренсу за кулисами заседания и тактично предложил ему занять пост, уговорив затем и Вабра. Однако, 13 октября генерал Никитченко, не посвящённый в уже достигнутые договорённости, выдвинул самого Биддла на пост постоянного президента: Биддл вежливо предложил кандидату Лоуренса, одновременно призвав Никитченко руководить работой судей в Берлине.

 

Статус заместителей стал следующим вопросом: судьи-заместители Паркер и Биркет, явно недовольные отведённой для них второстепенной ролью, инициировали пересмотр своих функций. После дискуссии заместители получили право задавать вопросы в суде, голосовать на конференциях судей и получать всесторонние консультации. В зале суда их кресла с низкими спинками, контрастировавшие с высокими спинками у главных судей, были заменены.

Форма одежды членов трибунала — одновременно, военного и международного — также стала темой обсуждения. 10 октября Никитченко предложил трибуналу надеть военную форму; его коллеги хотели мантии — которые, по их мнению, больше «соответствовали нашему разуму и достоинству». Никитченко протестовал против «платьев», поскольку мантии напоминали ему о Средневековье. Лоуренс предложил советскому юристу хоть раз попробовать облачиться в мантию — Никитченко заинтересовался идеей, но добавил, что ничто на свете не побудит его попробовать аллонж. (Алло́нж (— парик с длинными волнистыми локонами.) В итоге судьи решили позволить каждому носить то, что ему больше нравилось: оба советских судьи появились в Нюрнберге в форме, остальные предпочли привычные для них мантии.

 

Процедурные вопросы. Борман

После выборов председателя трибунал приступил к решению процедурных вопросов: был организован секретариат, главой которого стал бывший секретарь американского Верховного суда Гарольд Уилли. Судьи также собрали списки немецких адвокатов, из которых обвиняемые — если у них не было собственных — могли выбрать себе защитника. К 15 октября был собран список из шестидесяти четырёх юристов. Лоуренс предложил назначить человека, свободно говорившего по-немецки, специальным клерком для разъяснения обвиняемым их прав и раздачи им текста обвинения: таким клерком стал Эйри Нив, проведший в годы войны несколько месяцев в германских лагерях для военнопленных, включая «Oflag IV-C» в замке Кольдиц.

Кроме того, после консультации с прокуратурой, трибунал решил оставить имя Мартина Бормана (заместителя Гитлера по партии) в обвинительном заключении. В тот же период по всей Германии было распространено 200 000 экземпляров уведомлений для Бормана о скором начале процесса над ним. Сообщение о суде в течение четырёх недель передавалось еженедельно на радиостанциях во всех четырёх оккупационных зонах; информация публиковалась и в немецких газетах. Трибунал выпустил второе уведомление, информировавшее членов обвиняемых национал-социалистических организаций об их праве защищать данные структуры. Данное уведомление также активно распространялось и транслировалось: 190 тысяч плакатов было разослано по всей Германии, включая и лагеря для военнопленных.

 

Публикация обвинений

После серии задержек с открытием первого заседания, инициированных Никитенко, — что его коллеги воспринимали как период для получения указаний из Москвы — первая официальная сессия трибунала прошла утром 18 октября. В ходе короткой церемонии члены МВТ дали клятву исполнять свои полномочия «честно, беспристрастно и добросовестно», а представитель каждой из прокурорских групп выступил с небольшой речью и представил копию обвинительного заключения на родном языке. Права подсудимых также были зачитаны; публикация самого обвинительного заключения была запрещена до восьми вечера, чтобы она прошла одновременно в столицах четырёх Союзных держав. Была объявлена и дата начала судебного разбирательства по существу, 20 ноября.

На ставший доступным текст обвинительного заключения отреагировала союзническая пресса. Британская газета Daily Telegraph признала, что уже размер документа был достаточен, чтобы перестать критиковать задержку с его публикацией. В статье лондонской газеты Observer отмечалось, что «люди на улице» будут аплодировать обвинительному акту, поскольку «он создает прецедент, называя преступлением то, что, как они сами знают, является преступлением». В той же статье отмечалась и «злая ирония» того, что публикация доклада прошла в период массовой депортации немцев из Судетской области. Газета Daily Express обратила внимание на то, что в документе присутствовал германский генеральных штаб:

«В своих кратких, фактических фразах [обвинительное заключение] перечисляет преступления, настолько обширные, настолько кошмарные, что на первый взгляд кажется, что их невозможно вообразить. — из статьи Evening Standard, 19 октября 1945»

Реакцию в самой Германии было сложно оценить. В конце августа американский юрист Роберт Кемпнер, путешествуя по немецким городам, провел собственный опрос: из 100 немцев, с которыми он разговаривал, 79 не знали ни о каком суде над бывшими руководителями.

Кемпнер призвал Джексона попытаться привлечь больше внимания к процессу. Журналист Дрю Миддлтон взял для New York Times интервью у 30 бывших граждан Третьего рейха:

многие из них выразили неприязнь к «ретроспективным элементам» процесса и считали, что Гитлер был прав в своей борьбе с «диктатом» Версальского мира.

Одновременно, противники нацизма и те, кто разочаровался в нём, сказали, что они ожидали наказания только некоторых — а не всех — обвиняемых. Многие из опрошенных опасались, что судебный процесс вызовет антинемецкие настроения в мире. В целом, начало процесса не вызвало яркой реакции в голодавшей Германии.

Адвокаты

Выбор адвокатов

19 октября 1945 года обвинительное заключение и список адвокатов были вручены самим обвиняемым. Только адмирал Дёниц был готов к такому развитию событий: он написал имя уже выбранного им защитника, которым стал молодой юрист Отто Кранцбюлер, специализировавшийся в военно-морском праве. Дёниц также сообщил, что — если ему не позволят работать с Кранцбюлером — он был готов согласиться на любого британского или американского адмирала, командовавшего в годы войны подводными силами. Штрайхер заявил, что у него обязательно должен быть адвокат-антисемит, поскольку он уже понял, что «несколько судей были евреями».

На следующий день сотрудники МВТ Нив и Уилли были вызваны на встречу с Биддлом и Паркером: судьи были удивлены тем, что замечания, сделанные обвиняемыми при получении обвинительных заключений, успели появиться на страницах армейской газеты «Stars and Stripes». Кроме того, судьи были шокированы тем фактом, что обвиняемые, находившиеся три месяца в тюрьме, ещё не получили юридического представительства: по законам США этого было бы достаточно для аннулирования процесса. Нив получил приказ от МВТ вернуться в тюрьму Нюрнберга и в течение месяца ежедневно находиться там, оказывая обвиняемым любую помощь, необходимую для поиска адвокатов.

К 27 октября одиннадцать обвиняемых нашли себе защитников: во многом благодаря помощи Франка, который ранее состоял президентом Академии немецкого права, и советам от своих семейных юристов. Трое обвиняемых обратились к одному и тому же адвокату, а Рудольф Дикс так долго принимал решение стать адвокатом Шахта, что Шахт успел нанять международного юриста, профессора Герберта Крауса. Папен, также первоначально выбравший Дикса, воспользовался услугами Эгона Кубушока. Геринг выбрал в качестве своего адвоката судью Высшего суда Киля Отто Штамера, который посчитал своей обязанностью защищать бывшего спикера рейхстага. Письмо Кейтеля своему защитника так долго проходило через тюремную цензуру — ответственность за которую нёс всего один человек — что у генерала возникли подозрения в ограничении его выбора. Трибунал один раз запретил выбор адвоката: Розенбергу было запрещено воспользоваться услугами подсудимого Франка. Трибунал сам назначил только адвокатов для организаций и отсутствовавшего Бормана.

Заявка от семьи Крупп на услуги британского адвоката Эндрю Кларка вызвала недовольство у чиновников Форин-офиса: дипломаты были решительно настроены максимально затруднить работу юриста в случае его согласия. После того как 22 октября британская коллегия адвокатов выразила мнение, что Кларку не следовало появляться в Нюрнберге, он принял решение отказать Круппу.

Видя неуверенность потенциальных защитников, опасавшихся последствий для них самих в случае участия в процессе над нацистами, судья Биддл неоднократно заявлял, что трибунал полностью доверяет немецким адвокатам — и что защита руководителей Рейха никоим образом не отразится на юристах. После того как судья Паркер призвал трибунал выразить своё мнение в форме «трибунал считает обязанностью адвокатов обеспечить защиту», немецкие адвокаты стали с бóльшим энтузиазмом отвечать на письма подсудимых. Так Роберт Серватиус приехал в Нюрнберг, чтобы предложить свои услуги и стал защитником Заукеля. Судьи сочли неприятным, что несколько обвиняемых просили трибунал не назначать их адвокатами евреев: после дискуссии судьи пришли к выводу, что трибуналу всё же следовало принять во внимание вкусы подсудимых.

Советское предложение запретить бывшим членам НСДАП защищать руководителей Рейха было отклонена: в итоге более половины адвокатов ранее состояло в рядах национал-социалистической партии. Также было отклонено предложение СССР наделить обвинение правом вето в отношении свидетелей защиты. Позднее трибунал отверг предложение адвокатов ввести обязательно требование для прокуроров передавать защите найденные доказательства невиновности их клиентов: данная континентальная практика была малоизвестна в США.

, в качестве аванса на расходы.

Критика адвокатов

Наладив рабочий процесс с большинством защитников, трибунал всё же испытывал сложности с адвокатом СС и СД Людвигом Бабелем (Ludwig Babel), регулярно делавшим необоснованные заявления.

Бабель, полагавший, что действия германской армии в оккупированных странах были спровоцированы «незаконными действиями гражданских лиц», предложил трибуналу судить и группы Сопротивления. Когда в апреле 1946 года судьи обнаружили, что адвокат собирал деньги у интернированных членов СС, против самого Бабеля было начато расследование: после получения от председателя земельного суда Нюрнберга- Фюрта отчёта о сборе средств, в августе трибунал уволил Бабеля без выплаты.

2 февраля газета Berliner Zeitung опубликовала критическую статью в отношении адвоката Штрайхера, Ханса Маркса (Hans Marx): 5 марта Лоуренс вынес осуждение статьи, написанной с целью запугивания. Контрольному совету было предложено провести расследование в отношении газеты. 16 февраля газета «Tägliche Rundschau» раскритиковала деятельность Курта Кауфмана (Kurt Kauffmann) за сам факт выступления защитником Кальтенбруннера: Контрольному совету также было предложено принять меры. После данных эпизодов новых сообщений о нападках в прессе от защитников не поступало.

Утечки в прессу

Попытки использовать прессу со стороны подсудимых также пресекались трибуналом. Когда 4 декабря 1945 года американская газета «Stars and Stripes» начала публиковать ответы обвиняемых — Геринга, Гесса и Кейтеля — на вопросник от агентства Ассошиэйтед Пресс по поводу их взглядов на ход войны и на судебный процесс, МВТ прямо запретил подобную практику, как «противоречившую беспристрастному отправлению правосудия». 12 декабря Руденко выразил протест по поводу интервью, которое адвокат Штамер дал газете «Neue Zeitung» 7 декабря; в начале декабря аналогичные интервью американским газетам дали Геринг и Кейтель. Трибунал согласился с советским прокурором, обратившись к адвокатам с просьбой перестать давать интервью и выступать посредниками для своих подзащитных; публикации интервью прекратились.

Однако истории из жизни обвиняемых в тюрьме продолжали оставаться основной темой освещения в прессе в течение всего процесса. Многие документы передавались журналистам американскими юристами: 5 февраля 1946 года главные обвинители выразили свою обеспокоенность как по поводу количества таких документов, так и по поводу их интерпретации прессой.

Ход процесса

Дворец юстиции в Нюрнберге (2010)

Подготовка помещения

Первоначально американские власти предполагали провести судебный процесс в оперном театре Нюрнберга: европейским коллегам постепенно удалось отговорились американцев от столь «явно плохой идеи».

Дворец юстиции

Армия США в 1945 году частично восстановила социальную и транспортную инфраструктуру города, в котором «коммунальные услуги, связь, транспорт и жильё были разрушены»; армия также занималась обеспечением адекватного воздушного и железнодорожного транспорта, организацией автомобильного парка и установкой телефонов. Только в самом здании Дворца юстиции, в бывшем земельном суде Нюрнберг-Фюрт, американские военные протянули 124 мили телефонных проводов и установили телеграфное оборудование, позволявшее журналистам передавать по всему миру более ста тысяч слов слов в день. Полковник Роберт Джошуа Джилл (Robert Joshua Gill, 1889—1983) руководил ремонтными работами стоимостью около 10 миллионов рейхсмарок, используя на них как армейские части, так и военнопленных, включая бывших членов СС.

В середине лета здание суда представляло собой руины, ранее использовавшиеся в качестве базы отдыха для американского зенитного подразделения. До войны зал судебных заседаний (Schwurgerichtssaal 600) вмещал только 200 человек — его необходимо было расшить до 500 мест. Предполагалось выделить 250 мест для журналистов и создать отдельную галерею для 130 посетителей. В августе при попытке ремонта и расширения в зале провалился пол. Тем не менее, когда представители от групп обвинения прилетели в город 17—18 августа, они увидели прогресс в ходе работ; они также посетили местную тюрьму, где находился Риббентроп. Прокурорские группы начали выбирать и свои будущие помещения: советская делегация выбрала дом на окраине города, просторный и окружённый высокой стеной.