Каковы признаки настоящего искусства?» Т.Н. Толстая

(1)В детстве я очень, очень старалась полюбить театр, как мне велели: ведь это Большое Искусство, Храм. (2)И я, как положено, должна испытывать священный трепет, но помнить при этом, что в театре есть театральные условности. (3)Я помнила, но, когда пожилой дядька в камзоле с пышными рукавами, с большим бархатным животом, колыхавшимся над тоненькими ножками, грозно, как классный руководитель, вопросил: «Скажи, Лаура, который год тебе?» – и грузная тётенька гавкнула в ответ: «Осьмнадцать лет!», – ужасное смущение и стыд смяли меня, и все мои старания полюбить театр были окончательно перечёркнуты.

(4)А между тем в театре было тепло, в зале приятно и сложно пахло, в фойе гуляли нарядные люди, окна были укутаны шторами из парашютного шёлка, будто кучевыми облаками. (5)Да, храм. (6)Наверное. (7)Но это не мой храм, и боги в нём не мои.

(8)А вот совсем другое дело – кинотеатр «Арс», плохонький сарайчик на площади, как некое инородное тело среди больших строений. (9)Там неудобные деревянные сиденья, там сидят в пальто, там мусор лежит на полу. (10)Там не встретишь «завзятых театралов», принаряженных дам, заранее оскорблённых тем, что они, люди приличные, вынуждены три часа провести в обществе ничего не смыслящих профанов. (11)Там толпа вваливается и рассаживается, гремя сиденьями и распространяя кислый запах сырых пальто. (12)Сейчас начнут. (13)Это – счастье. (14)Это – кино.

(15)Медленно гасят свет. (16)Стрекотание проектора, удар луча – и всё, понеслось. (17) Перейдена черта, прошёл этот неуловимый миг, когда плоский и туповатый экран растворился, исчез, стал пространством, миром, полётом. (18)Сон, мираж, мечта. (19) Преображение.

(20)Да, я, безусловно, простой и примитивный кинозритель, как большинство людей. (21) От кино я именно и жду полного преображения, окончательного обмана – «чтоб не думать зачем, чтоб не помнить когда». (22)Театр на это не способен, да и не претендует.

(23)Театр для тех, кто любит живых актёров и милостиво прощает им их несовершенства в обмен на искусство. (24)Кино для тех, кто любит сны и чудеса. (25)Театр не скрывает, что всё, что вы видите, – притворство. (26)Кино притворяется, что всё, что вы видите, – правда. (27)Театр – для взрослых; кино – для детей. (По Т.Н. Толстой*)

* Толста́я Татьяна Никитична (род. в 1951 г.) – современная писательница, телеведущая, филолог.

 
27.2. «Что даёт людям настоящее искусство?» В.А. Осеева-Хмелёва

(1)Динка огляделась. (2)Уютно белеющая в зелени хата вблизи оказалась старой, вросшей в землю, облупленной дождями и ветрами. (3)Одной стороной хата стояла на краю обрыва, и кривая тропинка, сбегая вниз, приводила к заброшенному колодцу.

(4)Яков сидел у раскрытого окна на низенькой скамеечке перед изрезанным сапожным ножом столиком и, склонившись, тачал сапоги. (5)Иоська, размахивая руками, что-то весело рассказывал отцу, на щеке его вспрыгивала лукавая ямочка. (6)Отец и сын сидели в единственной, но очень просторной комнате с огромной русской печкой.

(7)Осторожно войдя в сени и заглянув в комнату, Динка остановилась от неожиданности. (8)Прямо перед ней, в простенке между двумя окнами, где стоял сапожный столик и было светлее, возвышался портрет молодой женщины со строгой улыбкой, в городском платье, с чёрным кружевным шарфом. (9)Она была изображена во весь рост и так, как будто торопилась куда-то, накинув свой лёгкий шарф.

(10)Но больше всего поразили Динку её глаза. (11)Огромные, полные какой-то внутренней тревоги, умоляющие и требовательные. (12)Остановившись на пороге, Динка не могла оторвать глаз от этого портрета. (13)Казалось, она где-то уже видела эти глаза, улыбку и ямочку на щеке.

(14)3абывшись, она молча переводила глаза с портрета матери на сына...

(15)Иоська смолк и насторожённо смотрел на непрошеную гостью. (16)Яков тоже поднял глаза, и на лице его появилось уже знакомое Динке выражение сосредоточенной строгости.

– (17)Здравствуйте, барышня! – сказал он, поднимаясь навстречу.

– (18)Здравствуйте, Яков Ильич! – низко кланяясь, прошептала оробевшая Динка.

(19)Портрет Катри, её живые, горящие глаза, притихший двойник портрета, Иоська, и сам несчастный, уединившийся здесь после смерти жены скрипач – всё это внушало ей ужас. (20)Не чувствуя под собой ног и не зная, что ей делать, она жалостно попросила:

– (21)Сыграйте, Яков Ильич.

(22)Иоська с готовностью подал отцу скрипку. (23)Яков кивнул сыну и, повернувшись к портрету, поднял смычок, прикоснулся к струнам...

(24)Как только полились звуки скрипки, страх Динки прошёл. (25)Играя, Яков смотрел на портрет и, двигая в такт музыке бровями, улыбался. (26)И Катря отвечала ему нежной, строгой улыбкой. (27)А Иоська сидел на сапожной табуретке и, сложив на коленях ладошки, смотрел то на отца, то на мать. (По В.А. Осеевой-Хмелёвой*)

* Осеева-Хмелёва Валентина Александровна (1902–1969) – советская детская писательница. Самыми известными её произведениями стали повести «Динка», «Динка прощается с детством».