Утреннее заседание 28 декабря.

Первое заседание открывается в 11 часов утра^[239]. Члены трибунала занимают свои места, и председательствующий приказывает ввести подсудимых.

Вводят Ремлингера. Затем один за другим занимают указанные им места Штрюфинг, Бем, Энгель, Зоненфельд, Янике, Скотки, Фогель и прочие.

Начинается опрос подсудимых, устанавливается их личность.

Вот 63-летний невысокий человек с ехидно сжатыми губами и глубоко сидящими, будто спрятанными от света глазами. Это Генрих Ремлингер, генерал-майор немецкой армии, верный служака германской империалистической военной машины, свыше 25 лет занимавший командные офицерские должности. Он был гитлеровским комендантом Пскова и зверствовал на исконных русских землях. Его последняя должность на службе фашизму — комендант Будапешта.

Следующий — Карл Штрюфинг, рослый 33-летний капитан. У него лицо кинематографического злодея. а манеры мелкого воришки.

Янике, Скотки, Фогель, Энгель и другие — воспитанные гитлеризмом профессиональные убийцы.

После установления личности подсудимых оглашается обвинительное заключение. Читается оно на русском языке, и все присутствующие в зале заседания Трибунала слушают его, затаив дыхание, и снова гневом и ненавистью против немецко-фашистских бандитов наполняются сердца^[240].

Материалы следствия раскрывают картину чудовищных злодеяний гитлеровских извергов на нашей земле. Массовым истреблением советских людей, огнем и кровью устанавливали фашистские мерзавцы свой «новый порядок», пытаясь поработить наш народ. Показания самих бандитов, сидящих на скамье подсудимых, неопровержимо свидетельствуют о том, что они лично, непосредственно виновны в неслыханных кровавых преступлениях, и никакими увертками не удасться им уйти от заслуженной кары.

Обвинительное заключение на немецком языке было заблаговременно вручено каждому обвиняемому^[241], и потому на вопрос председателя, нужно ли еще раз переводить оглашенный текст, подсудимые ответили отрицательно.

— Подсудимый Дюре, признаете ли вы себя виновным? — спрашивает председатель.

— Признаю.

И один за другим — Герер, Скотки, Янике, Зоненфельд, Энгель, Фогель, Бем, Штрюфинг признают себя виновными в предъявленных им обвинениях. Только Визе и Ремлингер отвечают:

— Не признаю.

После краткого перерыва Трибунал преступает к допросу подсудимых.

Первым дает показания Бем.

Подобострастно наклоняясь при каждой фразе, он прикидывается простачком. Но вот, отвечая на точные вопросы государственного обвинителя, Бем рассказывает о себе такое, что полностью характеризует его как гитлеровского выкормыша, пришедшего на нашу землю расправляться с мирными советскими людьми. Еще в 1933 году, во время гитлеровского переворота в Германии, Бем, будучи полицейским, нес охранную наружную службу, участвовал в арестах антифашистов, препровождал их в тюрьмы. На советско-германском фронте он командовал взводом «особого назначения», угонял советских людей на фашистскую каторгу, сжигал деревни, грабил, расстреливал мирных жителей. Пытаясь умалить свою вину, он говорит, что все эти злодеяния его взвод совершал по приказам командиров «совместно с другими взводами, другими подразделениями, другими батальонами» ^[242]. Однако Бем признает, что со своим взводом принимал непосредственное участие в сожжении поселка Дедовичи и трех деревень в районе Новый Кривец. Названий деревень он не помнит. Но он старательно перечисляет, будто вспоминая, как в свое время рапортовал о своих разбойничьих делах, что в первой деревне было сожжено 9 домов, в следующих трех — 65, затем — 20 и, наконец, были уничтожены все уцелевшие дома. В этих деревнях было расстреляно 65 советских граждан. Вопрос государственного обвинителя припирает Бема к стене, и он вынужден признать:

— Я лично расстрелял шесть человек. Да, это были женщины, старики и дети.

Фашистскому палачу не удалось увильнуть от прямого признания своих преступлений. И дальше он рассказывает, как разбил свой взвод на группы, как применял для поджога домов солому и бумагу, как уничтожал скот. Он приказывал поджигать дома, заведомо зная, что в них оставались люди. Он руководил расстрелами беззащитного мирного населения на деревенских улицах. За эти чудовищные зверства, за убийства русских детей Бем получил от Гитлера награды — железный крест II класса, штурмовой значок, крест за военные заслуги II класса и медаль «За зимнюю битву на Востоке»^[243].

Следующим допрашивается фельдфебель Фогель, бывший член «Союза гитлеровской молодежи», командир взвода «особого назначения», служивший под начальством подсудимого Штрюфинга. Он тоже, подобно Бему, пробует прикинуться ничего не знающим и не понимающим, хотя в материалах следствия есть неопровержимые доказательства его преступлений. Он с готовностью сообщает, что Штрюфинг, Энгель, Дюре, Янике и неизвестно где находящийся капитан Финг, бывший командир его батальона, убивали мирных советских граждан, однако старательно умалчивает о себе. Наконец, он признает, что принимал участие в сожжении одной из деревень и расстреле ее жителей.

Государственный обвинитель спрашивает:

— Сколько вы лично убили мирных советских граждан?

— Около десяти человек.

Далее Фогель признает, что по приказу капитана Штрюфинга стрелял из карабина по старику, шедшему в стороне от дороги, на которой находились каратели, но оговаривается, что не знает, попал ли он в старика. Он категорически отрицает свое участие в убийстве детей. Но тут вскакивает подсудимый Дюре и заявляет, что фельдфебель Фогель лжет^[244].

Выясняется, что возле одной деревни Фогель лично расстрелял прячущуюся в кустах группу мирных жителей, в которой были женщины и дети. Старика он убил двумя выстрелами из карабина, а в деревне Юдино застрелил двух мальчиков.

Суд переходит к допросу подсудимого Энгеля. Командир взвода «особого назначения», еще в 1936 году добровольно вступивший в гитлеровскую армию, Энгель ничего не отрицает. С циничной откровенностью он перечисляет одно чудовищное злодеяние за другим. Спокойно рассказывает он, как в районе Дедовичи—Остров сжигались десятки деревень, как силой угонялось население и как расстреливались все, кто уклонялся от выполнения приказа гитлеровских бандитов. Взвод Энгеля расстрелял 100 человек и 80 заживо сжег в домах. Энгель лично застрелил 11 человек.

На вопрос государственного обвинителя, точны или приблизительны эти цифры, матерый фашистский изверг развязано отвечает:

— Может быть меньше, а может быть и больше... Подсчетом я не занимался.

В ходе дальнейшего допроса устанавливается, что под руководством Энгеля в закрытых снаружи домах заживо сжигались все, кто противился отправке на фашистскую каторгу. Сжигались женщины, старики и дети. По заявлению Энгеля, одних только детей он лично сжег приблизительно двадцать.

Подсудимый говорит об этом, как о чем-то естественном. Фашистскому извергу недоступны человеческие чувства, у него нет совести, нет морали. Объясняет Энгель это зверское преступление очень просто. Он должен был сжигать дома. В домах находились дети. Вот он и сжигал дома вместе с детьми.

Допросом Энгеля закончилось утреннее заседание.