Войти в Возрождение и умереть

 

«Наше общество необыкновенно стабильно, – сокрушается Лунгин в одном из своих интервью. – Мы снова и снова возвращаемся на те же самые круги, как будто нет спирали, по которой общество должно восходить вверх. Я как человек, глубоко влезший в суть личности Ивана Грозного, думаю, что именно он надломил что-то в нашей истории. На подходе была какая-то смена формаций, Россия, пусть и запоздало, должна была войти в Возрождение, а осталась в Средних веках. И надлом этого роста до сих пор до конца не компенсирован. Видимо, нужны очень большие усилия правительства, Церкви, писателей, чтобы вывести страну на спираль внутреннего развития».

 

«Иван Грозный стал первым истинно русским царем, – вторит Лунгину сценарист фильма, писатель Алексей Иванов. – Другие правители, которые были до него, ничем не отличались от европейских монархов. А Грозный первым устроил эту аварию по-русски – опричнину… Только средневековый разум мог вот так искренне сформулировать русское понимание власти… Тем самым Грозный создал модель. Архетип. И по этой модели уже действовали остальные русские государи – и тираны, и не тираны. И сейчас они действуют так же».

 

Вот так. Должен был наступить у нас Ренессанс, но так и не наступил, и живем мы все до сих пор по средневековым моделям. Но ведь это неправда.

 

«Необходимо раз и навсегда запомнить, – пишет в своем интернет-кинообзоре известный публицист Егор Холмогоров. – Что XVI век был золотым веком русской культуры, что в этот момент Россия, а уж тем более – ее столица, были местом невероятно насыщенной и богатой культурной жизни. В центре этой столицы стояли два ренессансных собора (Успенский и Архангельский), равные которым в ту эпоху можно было увидеть разве что в Венеции и Флоренции, между ними стоял прекрасный палаццо Грановитая палата), а на соседней Красной площади создавалось русское чудо (храм Покрова на рву), которого и в Италии было не увидеть. И до сих пор Москва по архитектурной стилистике, по духу строительства… остается русско-ренессансным городом, лишь разбавленным классицизмом».

Можно только поражаться потрясающей слепоте создателей фильма. Ведь они прошли не только мимо культурной жизни, но и мимо сути того конфликта, который хотели показать зрителю. Объявив Ивана IV и его окружение «людьми средневековья», а святителя Филиппа – сторонником Возрождения, они буквально перевернули мир вверх ногами, поменяв местами роли консерватора и революционера.

 

«Карнавальное оформление расправы со старым миром не должно вызывать нашего изумления, – это слова из книги крупнейшего специалиста ХХ века по средневековой культуре Михаила Бахтина. – Даже большие экономические и социально-политические перевороты тех эпох не могли не подвергаться известному карнавальному осознанию и оформлению… Иван Грозный, борясь с удельным феодализмом, с древней удельно-вотчинной правдой и святостью, ломая старые государственно-политические, социальные и в известной мере моральные устои, не мог не подвергнуться существенному влиянию народно-праздничных площадных форм, форм осмеяния старой правды и старой власти со всей их системой травестий (маскарадных переодеваний), иерархических перестановок (выворачиваний наизнанку), развенчаний и снижений».

 

В свете этой оценки становится понятно, что именно так ужаснуло когда-то, в общем-то, привычного к неизбежным жестокостям своего века святителя Филиппа. То, что власть из службы Богу неожиданно начала превращаться в театр, в балаган, где жертв казнят не столько за преступления, сколько для развлечения и ради эксперимента, – это и знаменовало рождение новой, неслыханной до этого на Руси модели власти. Власти спектакля, торжества имиджа и пиара.

Откуда же эта модель пришла на Русь? «Патриотическое» чувство подсказывает ответ: из Европы. Но и это не совсем верно. Образцами для поведения опричников Ивана IV, вероятно, могли послужить теории итальянца Макиавелли и француза Рабле. Но эти теории в те годы не слишком жаловали и на Западе. Их авторы представляли малочисленную партию антицерковных интеллектуалов той самой «культуры Возрождения», о которой так переживает Лунгин. Возрождения антихристианской языческой мерзости.

 

Именно такого революционного интеллектуала показывает нам Иван Охлобыстин. Подлинного «человека Возрождения». Настолько «передового», что его боится сам царь. Кстати, похожим человеком, видимо, был и пресловутый «старец Григорий» Распутин, роль которого Иван Охлобыстин недавно сыграл в фильме «Заговор». Только вот царь Распутину попался святой. Но ведь при жизни Николая II тоже называли Кровавым.

 

Если бы сценарист и режиссер сумели показать нам драму перелома эпох, изобразили бы, как увлеченные «передовыми теориями» «молодые реформаторы» Избранной Рады, окружавшие Ивана IV в первый период его правления, постепенно расшатали его традиционные нравственные установки до такой степени, что власть и молитва стали для него игровым полем; как из модничающего, заигрывающего то с англичанами, то с немцами политического лидера, для которого казаться постепенно стало важнее, чем быть, вылупился Цезарь Борджиа на русском троне; как на смену Адашеву и Курбскому закономерно приходят Скуратов и Басманов, – фильму не было бы цены. Но на экраны вышел еще один скучный и предсказуемый «наезд на власть». Недаром же картина называется не «Иван Грозный», а «Царь». Она должна еще раз подорвать в русских веру в то, что подлинная государственная власть на самом деле исходит от Бога.

 

– Так вы с царем против Бога или с Богом против царя? – спрашивают нас авторы.

Не будем отвечать им на этот лукавый, достойный Понтия Пилата вопрос. Бог не выдаст, свинья не съест!