ГЛАВА 2. Образы русской природы

Водоемы

 

Традиционно русские усадьбы строились на водоеме – реке или озере. Не редкостью в усадьбе был и обширный пруд, унаследованный еще от предшествующих веков, необходимый в ее хозяйстве.

Водная стихия играет большую роль в пьесах Чехова. Символика воды развивается и меняет свое качество от произведения к произведению.

В пьесе «Чайка» озеро – больше чем пейзаж или часть декораций; без него трудно ощутить всю ее образно-символическую атмосферу. Около него разворачивается действие драмы. Персонажи называют его чудесным, прекрасным, колдовским. Природа – Обитель Гармонии, гармонии чудесной и недоступной, притягивает персонажей – они мечтают перенести ее в свою собственную жизнь, перестроить жизнь на начале совершенства.

Озеро в пьесе выступает как природный символ, имеющий двойственную природу. Т.Г. Ивлева указывает на то, что «замкнутый круг – древнейшее воплощение вечно повторяющегося порядка вещей, вечного круговорота жизни; остановившая свое движение вода»[38;18]. Это позволяет очертить семантическое поле образа озера именно как вечного покоя.

Его символическая природа обнаруживается в последующих репликах персонажей, например, в воспоминаниях Аркадиной: «Лет 10-15 назад, здесь, на озере, музыка и пение слышались непрерывно почти каждую ночь» [84;28]. Семантика озера дополнена и развернута во второй ремарке образом сверкающего в нем солнца, которое, в том числе, может воплощать и вечную неизменность, стабильность миропорядка. «В глубине направо дом с большою террасой, налево видно озеро, в котором, отражаясь, сверкает солнце» [84;31].

С другой стороны само озеро может нести опасность. В третьем действии во время непогоды в темноте наступающей ночи оно выступает как враждебное миру и покою:

«Медведенко. <…> (Прислушиваясь.) Какая ужасная погода! Это уже вторые сутки.

Маша (припускает огня в лампе). На озере волны. Громадные!» [84;50]

Образ озера создает в пьесе ощущение видимой гармонии. Но разноплановость данного символа показывает ее призрачность и зыбкость. Разрушающая сила ветра, как проявления начала, враждебного человеку, подчеркивает независимость и неподвластность гармонии желанию людей.

С образом озера связаны мифологические представления о воде, которая обычно воспринималась как источник жизни. В самых различных языческих верованиях вода – первоначало, исходное состояние всего сущего, эквивалент первобытного хаоса. С мотивом воды как первоначала соотносится значение воды для акта омовения, возвращающего человека к исходной чистоте. И ритуальное омовение – как бы второе рождение. В тоже время водная бездна или олицетворяющее эту бездны чудище – олицетворение опасности или метафора смерти. Соединение в мифологии воды мотивов рождения и плодородия с мотивами смерти находит отражение во встречающихся во многих фольклорных сюжетах различия живой и мертвой воды.

Озеро постоянно «присутствует» в произведении: в виде декорации или в речи героев. Тригорин, рассказывая Нине о себе как писателе, признается: «Я люблю вот эту воду, деревья, небо» [84;41]. Но наиболее тесная связь этого символа с образом Нины Заречной. Появляясь впервые, она говорит Треплеву: «…меня тянет сюда к озеру, как чайку …мое сердце полно воли…» [84;38]. В сущности, по наблюдениям З.С. Паперного, «действия пьесы развертываются между двумя приходами Нины-чайки к озеру» [61;143].

Первое появление этой героини в пьесе на берегу озера во многом предопределило дальнейшее развитие событий: «Она сбежала из дома и сошлась с Тригориным. <…>. Был у нее ребенок. Ребенок умер. Тригорин разлюбил ее и вернулся к прежним своим привязанностям. <…> Отец и мачеха не хотят ее знать. Везде расставили сторожей, чтобы даже близко не допускать ее к усадьбе» [84;50]. После всего пережитого, Нина возвращается к воде, которая способна смыть, очистить грязь не только с тела, но и с души, дать новых сил, возродить духовно. Ее тянет к озеру, и оно придает героине сил. Нина строит планы на будущее.

Озеро как таковое или даже сама его поверхность – гладь, имеют значение зеркала, олицетворяют самосозерцание, размышление и откровение. Такой смысл озеро приобретает во время второго возвращения Нины. Девушка приходит к нему, чтобы покаяться, признаться в своих ошибках. Она возвращается туда, откуда начался ее путь к «славе», она будто бы совершает круг и возвращается к точке отсчета, но возвращается совсем другой, приобретя новые знания: «Теперь уж я не та… Я уже настоящая актриса…» [84;58].

По словам Паперного, «путь Нины связан с отказом от прежних младенчески эгоистических притязаний». Она забывает то время, когда ей было все равно, кем быть - актрисой или писательницей, ей не важно искусство, «ее манит и увлекает награда за него, слава, приобщение к лику избранных», а возвращается она действительно другой[61;144].

Нина. <…> Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле - все равно, играем мы на сцене или пишем - главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье терпеть. Умей нести свой крест и веруй [84;58].

Треплев, привыкшей к озеру, сравнивает холодность к нему Нины с исчезновением озера. Ее равнодушие для него так же нереально, как и отсутствие любимого озера.

Треплев. <…> Ваше охлаждение страшно, невероятно, точно я проснулся и вижу вот, будто это озеро вдруг высохло или утекло в землю [84;29].

Для Тригорина озеро – это очередной источник вдохновения, островок покоя в безумном мире, от которого он постоянно пытается скрыться.

Тригорин. Должно быть, в этом озере много рыбы.

Нина. Да.

Тригорин. Я люблю удить рыбу. Для меня нет больше наслаждения, как сидеть под вечер на берегу и смотреть на поплавок [84;33].

Он даже сообщает, что если бы жил на берегу такого прекрасного озера, то не писал бы вообще. Таким образом, озеро для него - это место, где он может укрыться от преследующей его «луны».

Озеро появляется также в спектакле Треплева и становится одной из живых декораций.

Но если символика озера у Чехова связан с возрождением человека, то река связана со смертью. Первый раз о реке с негативной оценкой высказывается Вершинин в пьесе «Три сестры »: «Там по пути угрюмый мост, под мостом вода шумит. Одинокому становится грустно на душе» [84;105]. Примечательно, что Чехов сразу предлагает оппозицию реке с угрюмым мостом – реку недалеко от дома Прозоровых: «А здесь какая широкая, какая богатая река! Чудесная река!» [84;105]. Но в конце пьесы эта мнимая красота развенчивается: во время дуэли на берегу реки погибает Тузенбах.

В следующей пьесе символика реки как несущей смерть закрепляется. Через вишневый сад протекает река, в которой утонул семилетний сын Раневской: «Вот тут на реке... утонул мой мальчик, и я уехала за границу, совсем уехала, чтобы никогда не возвращаться, не видеть этой реки...» [84;144]. В пьесе неоднократно подчеркивается расположение вишневого сада – на реке: «Местоположение чудесное, река глубокая», «Пойдемте к реке. Там хорошо» [84;145]. Такое неоднократное подчеркивания положения сада на реке на протяжении всей пьесы пересекается с воспоминаниями о смерти мальчика. Чехов указывает, что река несет смерть не только человеку, но и саду, предрекая его гибель.

В своих пьесах Чехов утверждает реку как символ гибели. Образ представлен в развитии. Вершинин в «Трех сестрах» уже высказывает мысль о зловещей реке; здесь же, в «Трех сестрах», а также в следующей драме «Вишневый сад», она становится местом гибели героев. Альтернативой реке в пьесах Чехова становится озеро как обитель гармонии и красоты, в тоже время довольно призрачной.

 

Сад и парк

 

Во второй половине XVIII века, в пору расцвета русской усадьбы, когда велось еще натуральное хозяйство, усадьба должна была обеспечивать себя сама. Основным источником дохода помещиков были, конечно же, земли, обрабатываемые крепостными крестьянами. Но приносить прибыль могли также и фруктовые сады, которые в то время имели хозяйственное назначение; для удовлетворения же эстетических потребностей создавались парки.

Пример такого парка мы видим в пьесе «Чайка». Первое действие открывается описанием усадьбы: «Часть парка в имении Сорина. Широкая аллея, ведущая по направлению от зрителей в глубину парка к озеру, загорожена эстрадой, наскоро сколоченной для домашнего спектакля, так что озера совсем не видно. Налево и направо у эстрады кустарник. Несколько стульев, столик» [84;20].

Из ремарки ко второму действию читатель узнает, что рядом с домом есть площадка для крокета, сбоку от площадки под старой липой скамья, сидя на которой хозяева и гости могут почитать книгу или просто отдохнуть. Парк в пьесе представлен как место отдыха и развлечения.

Также не имеет хозяйственного назначения парк-сад в пьесе «Три сестры», однако здесь образ сада впервые приобретает символическое значение. Чехов сознательно смещает акцент с целого пространства сада на отдельные деревья и аллею.

Деревья в контексте пьесы приобретают символическое значение. Это нечто постоянное, связующее звено между прошлым и настоящим, настоящим и будущим. О. Подольская считает, что деревья напоминают о неразрывной связи времен, поколений[66;10]:

«Ольга. Сегодня тепло, можно окна держать настежь, а березы еще не распускались, <…> я отлично помню, в начале мая, вот в эту пору в Москве уже все в цвету» [84;101].

Образ деревьев появляется и в разговоре Тузенбаха с Ириной: «Я точно первый раз в жизни вижу эти ели, клены, березы, и все смотрит на меня с любопытством и ждет. Какие красивые деревья и, в сущности, какая должна быть около них красивая жизнь!» [84;130]

И не случайно Наташа, жена Андрея Прозорова, хочет срубить еловую аллею, клен и посадить везде цветочки. Ей, человеку другого уровня воспитания, образования, непонятно то, чем дорожат сестры. Для нее не существует связей прошлого с настоящим.

Деревья – символ жизни, которые Тузенбах и Ирина воспринимают как одушевленные существа. Наташа же видит среди деревьев этой аллеи страшный, некрасивый клен, который надо срубить. Так через символический образ открывается читателю богатство внутреннего мира одних героев и черствость, равнодушие к прекрасному – других.

Здесь образ деревьев, помимо уже отмеченных значений, выступает с еще одним смысловым оттенком. Деревья напоминают человеку о его предназначении, заставляют задуматься о жизни и о своем месте в ней.

В следующей пьесе Чехова этот образ расширяется до целого вишневого сада, о котором даже упомянуто в «Энциклопедическом словаре».

Символика сада определяет структуру пьесы, ее сюжет, но сам символ сада не может трактоваться однозначно. Образ вишневого сада всеобъемлющ, на нем сосредоточены сюжет, персонажи, отношения. Он становится и главным героем произведения.

В последней пьесе Чехова на этом символе сосредоточены все элементы сюжета: завязка («...вишневый сад ваш продается за долги, на двадцать второе августа назначены торги...» [84;145]), кульминация (сообщение Лопахина о продаже вишневого сада) и, наконец, развязка («О, мой милый, мой нежный, прекрасный сад!.. Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!..» [84;180]).

Однако же действие пьесы не ограничено рамками только лишь сада. Пространство, в котором происходит действие второго акта «Вишневого сада», не является частью имения Раневской. «В стороне, возвышаясь, темнеют тополи; там начинается вишневый сад», – сообщает в ремарке к этому действию Чехов, специально подчеркивая, что место действия находится за пределами усадьбы главной героини[84;151]. Второе действие происходит на фоне необъятной дали, и о ней особенно заботится Чехов: «...во втором акте дадите мне необычайную для сцены даль», – писал он В.И. Немировичу-Данченко[1;211].

В этой дали виднеется и начало вишневого сада, который вписан в нее. Именно из необъятной дали доносится до героев «отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный». Доносится сразу же после слов Лопахина о громадных лесах, необъятных полях и монолога Гаева: «О природа, дивная». Монолог Гаева и звук «лопнувшей струны» создают особый фон для происходящего – фон уже не просто России, а едва ли не вселенной. Это усиливается тем, что пейзаж, который мы видим во втором акте, содержит в себе косвенно обозначенную картину мира в целом. Мы видим: «Поле. Старая, покривившаяся, давно заброшенная часовенка, возле нее колодец, большие камни, бывшие, по-видимому, могильными плитами, видна дорога. В стороне, возвышаясь, темнеют тополи: там начинается вишневый сад. Вдали ряд телеграфных столбов, и далеко-далеко на горизонте неясно обозначается большой город, Скоро сядет солнце» [84;151]. Итак, небо, солнце, деревья, поле, колодец (первоначально была река); часовенка, кладбище; дорога, телеграфные столбы, город, а в конце действия мы увидим луну и звезды. Обозначены: природа, Бог, смерть, люди, цивилизация, – это как бы образ мира в целом, до значения которого подымается фон пьесы. Фон «Вишневого сада» – едва ли не вселенная.

В «Вишневом саде» символ постоянно расширяет свою семантику. Во многом это связано с отношением к образу разных персонажей пьесы. В той или иной степени этот символ раскрывается с помощью всех героев произведения. Он появляется уже на первых страницах пьесы. Для Раневской и Гаева сад – это их прошлое:

Любовь Андреевна (глядит в окно на сад). О, мое детство, чистота моя! В этой детской я спала, глядела отсюда на сад, счастье просыпалось вместе со мной каждое утро, и тогда он был точно таким, ничто не изменилось. (Смеется от радости.) Весь, весь белый! О, сад мой! После темной, ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя... [84;151].

Вишневый сад для Раневской и ее брата Гаева – это родовое гнездо, символ молодости, благополучия и былой изящной жизни. Хозяева сада любят его, хотя и не умеют сохранить или спасти. Для них вишневый сад – символ прошлого. Символом природной красоты, которую невозможно воспринимать с точки зрения извлечения прибыли, становится букет цветов, в первом действии принесенный Епиходовым из сада в дом.

Раневская, глядя на сад, приходит в радостное восхищение: «Какой изумительный сад! Белые массы цветов, голубое небо...» [84;151]. Аня, уставшая от долгой дороги, перед сном мечтает: «Завтра утром встану, побегу в сад...» [84;144]. Даже деловитая Варя на минуту поддается обаянию весеннего обновления природы: «...Какие чудесные деревья! Боже мой, воздух! Скворцы поют!» [84;151]. Природа выступает в пьесе не только как пейзаж, а как обобществленный символ природы.

Совершенно иное отношение к саду у Лопахина, отец которого был крепостным у деда и отца Гаевых. Сад для него – источник получения прибыли: «Ваше имение находится только в двадцати верстах от города, возле прошла железная дорога, и если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое двадцать тысяч в год дохода» [84;148]. Он оценивает этот сад только с практической точки зрения:

Лопахин. Замечательно в этом саду только то, что он очень большой. Вишня родится раз в два года, да и ту девать некуда, никто не покупает [84;148].

Мы можем косвенно оценить размеры поместья. Имение состоит из дома и хозяйственных построек, сада и земли вдоль реки. Дом и постройки, конечно, занимают небольшую площадь. С другой стороны, Лопахин, предлагая свой проект спасения Раневской от разорения, сказал: «…землю по реке», – так можно сказать лишь об относительно узкой полоске земли, протянувшейся вдоль речки. О том, что это не широкая полоса земли, можно судить и по тому, что изначально в декорации второго действия зритель должен был видеть и реку и начало вишневого сада, следовательно, сад и река расположены недалеко друг от друга. А главное – очевидно, что землю вдоль реки Чехов включил в имение Раневской затем, чтобы проект Лопахина выглядел более реальным и привлекательным.

Однако же предложение Лопахина показалось Раневской и Гаеву абсурдным и абсолютно неприемлемым, несмотря на то, что оно позволило бы спасти имение от продажи с молотка. Вишневый сад, коммерческий по назначению, давно уже перестал приносить прибыль, а использовать занятую фруктовыми деревьями землю как-то иначе непредприимчивым хозяевам даже не приходило в голову. В этой связи интересно вспомнить слова Симеонова-Пищика, когда он появляется в доме Раневской, чтобы раздать долги: «Приехали ко мне англичане и нашли в земле какую-то белую глину… Сдал им участок с глиной на двадцать четыре года» [84;176]. Пищик, в отличие от Раневской и Гаева, нашел способ получить доход со своей земли: не мог сам вести хозяйство, так сумел с выгодой для себя сдать землю в аренду.

После отмены крепостного права «дворянские гнезда» оскудевали и разрушались по двум основным причинам. В новых экономических условиях ряд дворянских хозяйств оказывался не рентабельным. С другой стороны, жизнь за счет крепостных рабов привела к тому, что многие дворяне оказались не приспособленными к жизни: для ведения самостоятельного хозяйства им не хватало трудолюбия, привычки к ежедневному упорному труду, энергии, предприимчивости, а порой и элементарных знаний по сельскому хозяйству.

Очевидно, прежние коммерческие связи, налаженные отцом и дедом Раневской, расстроились, а наладить новые совершенно беспомощный в практической жизни Гаев не смог.

В самой конструкции пьесы сад – признанный знак «поэтического» начала бытия – становится неизбежным символом, связанным с традицией. И в качестве такового выступает на всем дальнейшем протяжении пьесы. Вот Лопахин в очередной раз напоминает о продаже имения: «Напоминаю вам, господа: двадцать второго августа будет продаваться вишневый сад» [84;161].

Он недавно доказывал убыточность этого сада и необходимость его уничтожить. Сад обречен на уничтожение – и в этом смысле тоже становится символом, ибо результат этого уничтожения – не что иное, как обеспечение лучшей жизни для потомков: «Настроим мы дач, и наши внуки и правнуки увидят тут новую жизнь...» [84;172]. В тоже время для Лопахина покупка имения и вишневого сада становится символом его успешности, наградой за многолетние труды: «Вишневый сад теперь мой! Мой! (Хохочет.) Боже мой, господи, вишневый сад мой! Скажите мне, что я пьян, не в своем уме, что все это мне представляется... (Топочет ногами.) <…> Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню. Я сплю, это только мерещится мне, это только кажется...» [84;172].

Еще одно значение символического образа сада вводит в пьесе студент Петя Трофимов:

Трофимов. Вся Россия наш сад. Земля велика и прекрасна, есть на ней много чудесных мест. Подумайте, Аня: ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов... Владеть живыми душами – ведь это переродило всех вас, живших раньше и теперь живущих, так что ваша мать, вы, дядя, уже не замечаете, что вы живете в долг, на чужой счет, на счет тех людей, которых вы не пускаете дальше передней... [84;162].

З.С. Паперный отмечает, что «там, где Раневской чудится покойная мать, Пете видятся и слышаться замученные крепостные души; <…> Так чего жалеть такой сад, эту крепостническую юдоль, это царство несправедливости, жизни одних за счет других, обездоленных» [61;146]. С такой точки зрения в судьбе чеховского вишневого сад просматривается судьба всей России, ее будущее. В государстве, где нет крепостного права, остались традиции и пережитки крепостного права. Петя как бы стыдится прошлого страны, он призывает «сначала искупить наше прошлое, покончить с ним, а искупить его можно только страданием» [84;162], чтобы идти навстречу будущему. В данном контексте гибель вишневого сада может восприниматься как гибель прошлого России и движение навстречу ее будущему.

Сад – идеальный природный символ чувств героев; внешняя реальность, соответствующая их внутренней сущности. Цветущий вишневый сад является символом чистой, непорочной жизни, а вырубка сада обозначает уход и конец жизни. Сад стоит в центре столкновения различных душевных складов и общественных интересов.

Символичность сада обусловлена его осязаемым воплощением, и она исчезает после того, как сад вырублен. Люди оказываются лишенными не только сада, но и через него – прошлого. Гибнет вишневый сад, и умирает его символика, связывающая реальность с вечностью.

Интересно сопоставить «Вишневый сад» с другой пьесой Чехова – «Дядя Ваня» и проследить, как представлена тема выживания имения здесь. А в «Дяде Ване» мы увидим совершенно другую картину. Сад, изображенный автором в этой пьесе, не является коммерческим, он предназначен только лишь для прогулок, отдыха и чаепития: в первом действии перед читателем предстает сад с аллеями и удобными качелями у крыльца, со старинным семейным столом и самоваром под старым тополем.

Поместье Серебрякова, владелицей которого на самом деле является Соня, предстает процветающим и приносящим неплохой доход, ведь на получаемые с имения деньги живет в столице профессор Серебряков.

Из текста пьесы следует, что Соня и ее дядя Войницкий очень дельно и деятельно управляют поместьем: торгуют маслом и мукой, ведут конторские книги, Соня затемно поднимается на сенокос. Чехов показывает, что именно тяжелая каждодневная работа хозяйки имения Сони и управляющего, ее дяди, дает возможность имению не просто выживать, но еще и приносить немалый доход.