Ноября /13 декабря 1900. Четверг

Записать нечего. Письма не читаны; замечательных между ними нет (о замечательных или спешных мне говорится из канцелярии во всякое время дня, и даже ночи); незамечательных читать мне некому: секретарь Сергий Нумабе болен инфлюэнцей и лежит у себя дома, его помощник Давид Фудзисава готовит рассылку содержания служащим по провинциям, что нелегко и требует немало времени и внимания. Сегодня он взял из банка 3200 ен на первую рассылку за первый и второй месяцы, то есть дальнейшую; ближайшей будет вторая — чрез дня четыре-пять. Миссия счастлива нынешними секретарями: оба — люди, которым можно дове­рить получить сумму вот такую, как ныне, и даже больше. Нумабе — сендайский дворянин, уже старик, служивший прежде катихизатором; Фудзисава — бывший небольшой князек, средних лет. Оба — обеднев­шие материально, но не душевно — сохранившие благородство чувств и мыслей, свойственных истинно благородным людям, почему и можно положиться на них. Не вдруг, конечно, я стал доверять им обращение с большими суммами, но тщательные и долгие наблюдения убедили меня в том, что безопасно можно доверяться им. Разумеется, происходящим из низкого сословия — хотя бы они были и христиане — я никогда не доверюсь так, как доверяюсь Нумабе и Фудзисава. Пример — Илья Чёого, вытащенный Миссией из грязи и обманывавший ее, и многие другие, по мелочам надувающие Миссию. На дворян также нельзя скоро полагаться, потому что из них неблагородных душевно немногим мень­ше, чем из простолюдья, а нужно многолетним опытом убедиться в их благонадежности.

Декабря 1900. Пятница

О. Павел Морита описывает поездку по своим Церквам: самое прият­ное то, что катихизатор Игнатий Такаку, кажется, начинает быть поря­дочным катихизатором — о. Морита очень хвалит его проповедь, было несколько и к крещению приготовленных у него. Такаку кончил курс Семинарии, но и когда учился, если постарался, делался одним из пер­вых; большею же частию ленился и паясничал. Вышедши на службу, до сих пор почти ничем не заявил себя. Ныне вот начинает заявляться. О. Морита очень радуется за него.

О. Василий Усуи также посетил свои Церкви и везде преподал таинст­ва покаяния и святого причастия; было и несколько крещений у катихи­затора Мори в Касивакубо. Хвалит о. Василий усердие христиан в Сю- зендзи и Катаока, но не хвалит леность кахитизатора в Катаока Петра Ока. Где же и быть Петру Ока добрым проповедником! Душевно искале­ченный мирянин, пожелавший найти успокоение в служении Церкви, но не отрешившийся вполне от мирских пристрастий.

Декабря 1900. Суббота

О. Яков Такая посетил свои Церкви и преподал таинства христиа­нам; крестил несколько вХитоёси (четырех) и Миязаки (двух).

Хвалит христиан в Оби и Хитоёси, не хвалит христиан в Миязаки за взаимные ссоры, ныне, впрочем, улаженные им. В Мияконодзей пропо­ведь совсем бесплодна, «потому-де,— пишет о. Яков,— что народ слиш­ком погружен в материализм»; но потому скорей, что Ходака очень плохой катихизатор.

Что христиане считают обязательным для себя делать, то делают не щадя денежных средств, как бы это ни было трудно им. Пример в письме о. Якова: бурей повредило церковный дом в Хитоёси; христиане, как их ни мало там, тотчас же нашли у себя более 50 ен на поправку его.

О. Сергий Судзуки извещает о посещении христиан в Какогава, Хи- медзи и Акаси; везде исповедал и приобщил; крещено только в Акаси двое. Пишет еще о крещении в Оосака четырех и присоединении из католичества одного. Церковь в Оосака, по-видимому, умирилась. Тимо­фей Ирино отправился в Вакаяма, а Якову Адаци оо. Оно и Судзуки отправили мое письмо об увольнении его со службы тотчас по прочте­нии его.

Во время всенощной кадмием разбили стекло в окне Собора, чего давно уже не было. К счастью, ночной дворник Василий, во время служ­бы охраняющий Собор, успел схватить одного из пяти шедших вместе и бросавших камни; попался на этот раз взрослый, которого можно при­нудить заплатить за разбитое; до сих пор попадались больше дети, ниже возраста для законных требований; кажется, попавшийся — приказчик из какой-то лавки; его сдали в полицию.

Декабря 1900. Воскресенье

Утром, пред обедней, говорят мне, что «диакон Стефан Кугимия захворал». А другой диакон — и вместе проповедник в квартале Сиба — Яков Мацуда иногда не является к службе. Думал я, что придется о. Се­мену Юкава говорить на Литургии ектении вместо диакона, а мне чи­тать Евангелие. К счастью, Мацуда явился служить. Но это подало мне мысль поставить еще диакона для Собора, чтобы не оставаться иногда без диакона на службе, что Собору совсем не было бы прилично. Про­сматривая список всех служащих Церкви в Токио, я остановился на катихизаторе в Асакуса, Петре Уцида: ему уже за тридцать лет, кончив­ший курс Семинарии, имеющий уже двоих детей, служивший доселе беспорочно, обладающий порядочным голосом. Велел о. Семену прийти ко мне после Литургии, переговорил с ним, как с духовником Петра Уцида и имеющим его у себя под рукою на службе; о. Семен не сказал ничего противного поставлению Уцида во диакона, кроме того, что он иногда груб в своих шутках. Потому сказал я о. Семену прислать ко мне Петра Уцида во вторник в два часа, сообщив ему конфиденциально, для чего он призывается, для того, чтобы дать время обдумать и решиться.

Первое, что требуется,— это твердое желание и решение служить Церк­ви всю жизнь — имеет ли он его? И прочее. О. Семен продиктует ему, что нужно обдумать, с призыванием Бога в помощь, прежде чем прийти ко мне.— Потом позвал я о. Павла Сато, ныне поправляющегося от пара­лича, спросить, не знает ли он какого-либо препятствия к поставлению Уцида во диакона для Собора. Он тоже не нашел ничего, а он духовник семинаристов и должен знать их хорошо. Больше спрашивать некого; выбора здесь не требуется, ибо ставится диакон для Кафедрального Собора. Итак, если со стороны самого Петра Уцида не найдется пре­пятствий, то он и будет поставлен диаконом, с тем, конечно, чтобы продолжал по-прежнему состоять катихизатором в Асакуса.

Павел Соно письмом в две сажени отвечает на посланное ему уволь­нение со службы за то, что мать свою — христианку — похоронил по-буд­дийски. С самого начала заявляет, что принимает увольнение, как заслу­женное им, по считает нужным объясниться. Объяснение разделяется на две части: первая состоит в описании, как он старался достать денег на погребение матери, но не мог, потому предоставил погребение со­бравшимся родным, которые объявили, что по-буддийски похоронят, приняв расходы на себя; если же по-христиански, то они ни сена не дадут на него. «В этой крайности,— пишет Соно,— я должен был согла­ситься на языческое погребение». Сказал и соврал. По его телеграмме о смерти матери ему тотчас же послано было телеграммой 15 ен. Во вто­рой части оправдывается против взведения будто бы на него обвине­ния, что он проповедует ересь. Пред мною о. Кавано в этом не обвинял его. Но в этой части объяснения немало горьких истин против о. Кава­но. В прошлом году Собором Павел Соно назначен был служить в Кума­мото, но о. Петр Кавано переместил его в Янагава, так как «Кумамото-де родина Соно — он там дурно вел себя в язычестве — это будет воспре­щать успехам его проповеди». Отчасти, может быть, и правда; но это до того озлобило Соно, что он в душе сделался врагом о. Петра; и целый год Соно ровно ничего не делал в Янагава, а только гулял и читал буддий­ские книги, как сам откровенно и несколько раз повторял это в письме. Тут же описывает, какой о. Петр плохой священник; о проповеди ни­сколько не заботится; служит по праздникам или слишком поздно, или слишком рано; на богослужения собираются всего два-три христианина, а иногда ни одного, кроме кого-нибудь из его собственной семьи; глав­ная страсть его — рыбная ловля и возделывание огородных овощей; для той и другого забрасывается всякое церковное дело; в семье бьет жену. Повторяет Соно несколько раз: «спросите всех служивших здесь кати­хизаторами — все скажут то же». Обвинение о. Петром его в ереси вышло от того, что он, читая от нечего делать буддийские книги, говорил иногда с христианами, что вычитал в них, но без тени какого-либо притя­зания на распространение буддийских мыслей, а просто в разговоре, и притом с людьми, знающими христианское учение твердо,— не с такими, которые бы могли смутиться.

Заключает Соно положительным утверждением, что, пока о. Кавано священником вЯнагава, успеха проповеди там не будет, и Церковь будет такою же мизерною, какова она ныне.— Правда. Но где же тот, кого бы поставить вместо Кавано?..

Отвечено Павлу Соно, что письмо его прочтено и что если он еще желает служить Церкви, то пусть поручит сестру с детьми родным, а сам едет сюда для службы где-либо вдали от Кумамото, где он скомпромети­ровал себя,— сестре он может помогать отовсюду. В нем есть добрые черты, которыми можно воспользоваться для Церкви.

О. Феодор Мидзуно вернулся из своих Церквей в Симооса. Везде исповедал и приобщил христиан. Крестил двадцать восемь человек. Проповедь у катихизаторов Узава, Канасуги и Масуда идет оживленно; только у Хираяма плохо — за то же он всего «ходзё».

Вчера вечером разбившего стекло в Соборе полиция прислала с из­винениями и велела ему вставить стекло вместо разбитого им.

[ Пропуск в оригинале ]

Не знаю, что делать с о. Сергием Судзуки. Видимо, плохой он священ­ник и даже плохой человек. Недаром год за годом христиане Оосака, хоть не все, настаивали на взятии его от них; я все думал, что неопытен, мало-помалу сделается мудрым. Но на навозной куче, знать, только по­ганки растут. Черного кобеля не вымоешь добела. Церковью править, видимо, не по его душевным средствам. Знать, придется его взять сюда, к Собору.

5 / 18 декабря 1900. Вторник

Катихизатор из Асакуса Петр Уцида был в два часа; сказал, что имеет решительное намерение и желание служить Церкви всю жизнь, что никаких препятствий к исполнению своего желания не предвидит, и прочее, почему выслушал от меня предложение быть при Соборе диако­ном и принял его. В следующее воскресенье назначено его рукоположе­ние. Прибавил ему содержание 4 ены (будет получать отныне от Миссии 18 и 2 имеет от христиан Асакуса, всего 20 ен в месяц) и дал на подряс­ник 15 ен. У него уже трое детей (не двое, как прежде записано).

Катихизатор Савва Ямазаки, из Наканиеда, описывает посещение Церкви о. Петром Сасагава; больше шестидесяти было исповедников и причастников. Особенным усердием отличаются всегда в этой Церкви церковные старшины Василий Канно и Моисей Теразава. Письмо такое хорошее, что послано для напечатания в «Сейкёо-Симпо».

Инна Яги, жена катихизатора Авраама, на письмо от меня вернуться к мужу, вновь отвечает решительным отказом и требованием развода, не указывая решительно никаких причин к тому.

Илья Яци, катихизатор в Исиномаки, неугомонно, вот уж третий раз, просит помощи в 19 ен на какие-то свои расходы (должно быть, по путешествию на родину, в Оою). Нечего делать, послал сегодня 12 еп в дополнение к 7, посланным прежде с советом просить остальное у своих христиан — бесплодным советом.

Моисей Мипато, с острова Сикотана, пишет, что скоропостижно умер там один мужчина, но было рождение одной девочки, которую крестить настоятельно упросили его, не дожидаясь священника, так что христиан-кур ильцев, по-прежнему, остается шестьдесят один, но из них только двадцать три мужского пола, остальные тридцать восемь — жен­ского. Моисей сетует па это неравенство, не представляющее виды на благосостояние Сикотанской Церкви. Пишет еще, что бонза, послан­ный туда обращать наших христиан в буддизм, среди бесплодного про­живания там захворал и лежит теперь опасно больной.

Декабря 1900. Среда.