Проблема самоубийства в медицине, праве, социологии, философии и религии 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Проблема самоубийства в медицине, праве, социологии, философии и религии



 

Самоубийство, противореча казалось бы прирожденному всем живым существам инстинкту самосохранения, с давних пор занимало умы многих исследователей. Задолго до возникновения суицидологии как медицинской науки самоубийство изучалось философами, на него обращали внимание историки, летописцы. Но в первую очередь с проблемой самоубийства столкнулись философы. Начиная с античности до наших дней, огромное значение придает философия проблеме сознательного прекращения человеком собственной жизни. Достаточно сказать, что Альбер Камю — один из основателей французского «атеистического» экзистенциализма — считал, что «есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема — проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, — значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Все остальное — имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями — второстепенно». Датский философ Серен Кьеркегор проблему самоубийства относил к вершинам жизненной мудрости. Горькой иронией проникнуты его слова: «Повесься — ты пожалеешь об этом; не повесься — ты и об этом пожалеешь; в том и другом случае ты пожалеешь об этом. Таково, милостивые государи, резюме всей жизненной мудрости…»

Все это свидетельствует о той огромной значимости, которую имеет самоубийство для истории, науки и искусства.

Итак, объект нашего интереса, уважаемый читатель, объект, на который мы постараемся взглянуть под несколько необычным углом зрения, — самоубийство. Мы будем рассматривать его как чрезвычайно сложное, комплексное проявление бытия человека, понимая всю его многоплановость, но сознательно акцентируя и выделяя одну, интересующую нас плоскость.

Самоубийство, если дать ему краткое определение, есть сознательное, самостоятельное лишение себя жизни. В этих двух основных дефинициях заключается его коренное отличие от убийства, в котором, по понятным соображениям, отсутствует элемент самостоятельности, и от несчастного случая, в котором отсутствует элемент сознательности и доминирует случайность.

Несмотря на широкий интерес к данной проблеме, практически до начала XIX века строго научного изучения самоубийств не предпринималось. Лишь в конце XIX века появляются первые основополагающие работы по суицидологии Morselli, Durkheim'a, Westcott'a.

Дюркгейму, автору первой серьезной научной монографии о самоубийстве, переведенной в 1912 году на русский язык, принадлежит достаточно полное научное определение самоубийства. Дюркгейм относил к самоубийству каждый смертный случай, который непосредственно или опосредованно является результатом положительного или отрицательного поступка, совершенного самим пострадавшим, если этот последний знал об ожидавших его результатах. Огромное значение работы Дюркгейма для суицидологии как науки подтверждается уже тем, что издательство «Мир» в 1992 году, спустя восемьдесят лет после первого выхода в свет русского перевода, собирается вновь переиздать монографию Дюркгейма «Самоубийство».

В последующем интерес к проблеме самоубийства неуклонно возрастает. Различные аспекты самоубийства и суицидального поведения изучали G. Deshais, B. Scheider, E. Ringel, I. Menninger, M. Schachter, W. Stern, N. Farberow, M. Tramer, L. Massingan, D. Zamparo и др.

Не оставались в стороне и русские исследователи. Библиографический указатель только русской дореволюционной литературы о самоубийстве насчитывает более ста пятидесяти авторов. Этой проблемой занимались многие известные русские врачи: Бехтерев, Сикорский, Корсаков, Хорошко, Баженов; русские писатели: Достоевский, Толстой, Куприн, Андреев, Мережковский, Розанов; юристы, педагоги, публицисты от А. Ф. Кони до А. В. Луначарского. В печати появлялись десятки статей, выходили специальные сборники. Последний из них — сборник общественно-философских и критических статей Ю. Айхенвальда, А. Луначарского, Н. Абрамовича, Иванова-Разумника, епископа Михаила, В. Розанова и др. — вышел в Москве в 1911 году.

Разумеется, столь широкий подход к проблеме, попытки рассмотреть самоубийство с самых различных точек зрения самым непосредственным образом готовили почву для последующего становления суицидологии как самостоятельной науки. Исследовались причины самоубийств, их статистика, влияние самых различных социальных, демографических, экономических, политических и других факторов. Имеются даже отдельные исследования, посвященные письмам самоубийц.

Можем ли мы в настоящее время с уверенностью сказать, что все проблемы решены и на все вопросы даны ответы? Конечно, нет. Многие современные авторы подчеркивают, что суицидология — наука молодая, развивающаяся. Во всем мире интерес к этой проблеме не угасает. Ежегодно выпускаются специальные суицидологические журналы, проходят международные симпозиумы, создана международная ассоциация по предупреждению самоубийств.

К сожалению, в нашей стране широкие междисциплинарные исследования в области суицидологии на долгие годы были свернуты вскоре после Октябрьского переворота. В начале тридцатых годов был ликвидирован сектор социальных аномалий при ЦСУ (центральном статистическом управлении). Изучение проблемы самоубийства всецело передали в руки психиатров с настоятельной рекомендацией рассматривать самоубийство почти исключительно в рамках психической патологии.

В этих условиях многим психиатрам, несмотря на существующие традиции, пришлось вернуться к старой эскиролевской концепции самоубийства. Великий французский врач и гуманист XVIII века Эскироль — один из основателей современной клинической психиатрии, как известно, жестко связывал самоубийство с душевной болезнью.

Поскольку сторонники идей вульгарного социализма и коммунизма отрицали саму возможность существования в нашей стране социальных корней и психологических мотивов самоубийства, естественно, что оно рассматривалось ими как классово чуждое явление, а самоубийцы — почти как классовые враги или, в лучшем случае, как сумасшедшие. Подобному суждению можно только удивляться, зная значительное количество случаев самоубийств даже среди высшего руководства бывшего советского государства.

Поскольку суицидология — наука молодая и активно развивающаяся, пока еще трудно определить ее границы. Если в обыденной жизни под словом «самоубийство» понимается сознательное прекращение жизни с помощью действий, направленных на создание условий, не совместимых с ней, то дать строго научное определение самоубийства, как это часто бывает, значительно сложнее.

Могут ли, например, быть отнесены к категории самоубийств случаи насильственной смерти, когда посягательство на собственную жизнь заменяется вынужденным или добровольным согласием умереть от руки другого человека?

Как расценивать случаи героического самопожертвования (Н. Гастелло, А. Матросов)? А бесстрашное отстаивание своих идеалов, убеждений, веры, приводящее к неизбежной смерти (первые мученики-христиане, Джордано Бруно и многие-многие другие)? Известны также факты убийств, совершаемых с согласия или по требованию самой жертвы, например, просьбы о смерти тяжело и безнадежно больных людей, или смертельно раненных воинов на поле битвы. Или такие разновидности коллективных самоубийств, когда один человек, по соглашению с остальными, сначала убивает их, а затем лишает жизни себя.

А если человек командует собственным расстрелом? Или приговоренный к смертной казни через повешение сам вышибает у себя из-под ног подставку, не дожидаясь, когда это сделает палач? Можно ли рассматривать все эти случаи как самоубийство?

Некоторые авторы делают попытку рассматривать в рамках суицидального поведения даже такие явления, как чрезмерное злоупотребление табаком, алкоголем, наркотиками и другими веществами, которые вредно влияют на организм человека и таким образом сокращают жизнь, о чем злоупотребляющий заведомо знает и, тем не менее, не оставляет пагубной привычки. Нет смысла оспаривать вредность подобных пристрастий, она очевидна. Однако относить всех этих людей (а их число огромно) к самоубийцам представляется по меньшей мере необоснованным. Ведь у каждого из них нет определенной установки покончить счеты с жизнью, напротив, они по-своему наслаждаются ею. Наслаждаются, не думая или пытаясь не думать о тяжких последствиях, но смерти тем не менее не желают.

И совсем уж странным, почти анекдотичным представляется мнение, что разновидностью суицидального поведения является увлечение такими опасными для жизни видами спорта, как альпинизм, прыжки с парашютом, каскадерство, когда человек сознательно подвергает свою жизнь опасности.

Во-первых, сознательно подвергать себя опасности еще не значит хотеть смерти. Не вернее ли утверждать, что людьми в этих случаях движет совсем иное — жажда первенства, самоутверждения, честолюбие, наконец стремление к славе и почестям? Кто вправе отказать человеку в том, что в значительной степени стимулирует прогресс, продвигает нас по пути познания мира и самих себя? Риск, стремление к нему, преодоление его притягательны для нас, ибо за этим — новое, неразгаданное.

Хороши бы мы сейчас были, если бы предки наши не рисковали жизнью (часто лишаясь ее), отправляясь в первые морские путешествия, переплывая океаны, добираясь до полюсов Земли и уже в наши дни вырываясь в космос!

Наконец, любое рискованное предприятие, включая современный большой спорт, по мотивации и цели прямо противоположно самоубийству, так как предполагает серьезную физическую и психологическую подготовку и направлено, в конечном счете, на достижение успеха, программируется в расчете на него.

Однако, не касаясь спорных вопросов, коих немало в любой науке, можно констатировать, что в настоящее время принято рассматривать самоубийство в рамках комплексной проблемы суицидального поведения, которое включает в себя суицидальные мысли, суицидальные приготовления, суицидальные попытки и собственно акт суицида.

Эта концепция получила широкое распространение на Западе и по не зависящим от отечественных авторов причинам, о которых уже упоминалось, относительно недавно разрабатывается в нашей стране.

Проблемами суицидального поведения в настоящее время активно занимается группа ученых под руководством профессора А. Г. Амбрумовой в Москве, профессор Н. Е. Бачериков на Украине, известный своими многочисленными публикациями профессор из Новосибирска Ц. П. Короленко, автор оригинальной концепции аддиктивного поведения, и другие.

Сегодня очевидно, что самоубийство — проблема междисциплинарная и должна изучаться специалистами самого различного профиля. Врачи, философы, юристы, социологи, психологи, педагоги изучают эту проблему специфическими методами своих наук, расширяя наши знания по отдельным ее аспектам. Несомненно, что синтез научных результатов, их комплексное осмысление позволит со временем выйти каждой из наук на новый виток своего развития, а всем вместе продвинуться вперед в изучении человека. Не будем при этом забывать, что проблему самоубийства не обходят своим вниманием также религия и искусство.

В рамках одной книги невозможно дать полный анализ всех аспектов проблемы самоубийства, но мы не можем и полностью игнорировать эти вопросы, иначе сама концепция эстетического анализа самоубийства вне связи ее с общей проблематикой повиснет в воздухе. Поэтому нам представляется необходимым, перед тем как перейти к основной теме исследования, дать, краткий обзор основных аспектов проблемы самоубийства, в тех плоскостях, в которых она наиболее интенсивно изучается.

 

Медицинская плоскость

 

В медицине самоубийство изучается главным образом в рамках психиатрии (частью которой и является суицидология), медицинской психологии и судебной медицины. В свете наших дальнейших размышлений именно психиатрический раздел проблемы представляет наибольший интерес.

Психиатрию, собственно, интересует несколько вопросов: является ли самоубийство результатом психического расстройства или оно возможно у совершенно здорового в психическом отношении человека, подлежат ли в соответствии с этим лица, пытающиеся покончить жизнь самоубийством, какому-либо лечению и каковы должны быть методы и формы профилактики самоубийств? Мнения, что самоубийство является результатом психического заболевания, длительное время придерживались сторонники психопатологической концепции, которая однозначно рассматривала самоубийство как выражение и результат психического заболевания.

Эскироль однозначно считал, что только в состоянии безумия человек способен покончить с собой и все самоубийцы — душевнобольные. В дальнейшем с помощью статистических методов было установлено, что только двадцать пять — тридцать процентов самоубийц страдали каким-либо психическим заболеванием. Известный русский суицидолог Г. И. Гордон, автор предисловия к монографии Дюркгейма «Самоубийство», совершенно недвусмысленно писал: «Мы допускаем, стало быть, что при известных условиях каждый из нас может стать самоубийей независимо от состояния своего здоровья, умственных способностей, окружающих условий жизни и т. д… К реакциям в форме самоубийства способны не только больные и болезненные, но и здоровые души, совершенно нормальные по своим качествам и эмоциям». Выдающиеся русские психиатры С. С. Корсаков, И. А. Сикорский, Н. И. Баженов, С. Л. Суханов, В. Ф. Чиж, Ф. В. Рыбаков и другие в своих работах также отрицали абсолютное тождество самоубийства и душевного заболевания.

С точки зрения теории, которую можно охарактеризовать как анатомо-антропологическую, самоубийство есть следствие наследственной анатомической дегенерации, о чем якобы свидетельствует наличие у самоубийц таких признаков вырождения, как преждевременное зарастание черепных костей, вдавлений и неровностей черепа, образование выпуклостей на его основании и др.

Социологическая теория самоубийства, предложенная в конце XIX века Дюркгеймом, рассматривает самоубийство в основном как результат разрыва инерперсональных связей личности, отчуждения индивидуума от той социальной группы, к которой он принадлежит. Учитывая особенности этого разрыва, Дюркгейм выделял три типа самоубийств: эгоистическое (у лиц, недостаточно интегрированных с социальной группой), альтруистическое (полная интеграция с социальной группой) и анемическое (реакция личности на тяжелые изменения в социальных порядках, приводящие к нарушению взаимных связей индивидуума и социальной группы).

Широкое распространение, в связи с влиянием на медицину, психологию и культуру в целом идей великого австрийца Зигмунда Фрейда, получила психоаналитическая концепция, трактующая суицид как следствие нарушения психосексуального развития личности. По мнению Фрейда и его школы, влечение к самоубийству у подростков развивается в связи с аутоэротизмом, удовлетворяемым онанистическими эксцессами, которые рассматриваются в то же время как унизительный акт, угрожаемый тяжелыми последствиями, и отсюда возникают ущемленные комплексы и влечение к самоубийству.

В соответствии с современными отечественными концепциями, самоубийство рассматривается как следствие социально-психологической дезадаптации личности в условиях переживаемых ею микроконфликтов (А. Г. Амбрумова). Согласно этой теории, самоубийство представляет собой один из вариантов поведения человека в экстремальной ситуации. Суицидогенный конфликт и самоубийство могут быть вызваны реальными причинами (у здоровых лиц), базироваться на определенных патологических чертах характера или являться результатом психического заболевания. При субъективном ощущении неразрешимости конфликта обычными способами, избирается самоубийство.

Когда в дальнейшем мы будем анализировать эстетическое содержание суицидального акта в плане его внутренней гармоничности, а также те эстетические принципы, которые вольно или невольно выражает личность в акте самоубийства (хотя бы в выборе способа лишения себя жизни), нас будет интересовать в первую очередь и главным образом самоубийство психически здоровых людей. Именно в этих случаях человек в акте самоубийства, как и в любом другом сложном поведенческом акте, в той или иной степени реализуется как личность с совокупностью присущих ему индивидуальных свойств и качеств. Пока же скажем, что и душевнобольной, совершая суицидальный акт, в неменьшей степени раскрывает себя, нежели здоровый. Правда, здесь приходится делать существенную поправку на болезнь, ее сущность, этиологию, стадию, структуру психопатологического синдрома и степень того, что можно назвать «разрушением личности больного». То есть в акте самоубийства проявляются во всех аспектах (в том числе и в эстетическом) личность больного, степень произведенного болезнью дефекта, и в определенном плане сама болезнь. Корреляции в этом континууме сами по себе не просты, сложно опосредованны (насколько сложны сами его составляющие — личность и психическое заболевание), но анализ их, безусловно, важен для психиатра и медицинского психолога как в плане выявления конкретных причин, толкнувших больного к самоубийству, так и ретроспективного уточнения диагноза болезни, которой он страдал.

Исключение, пожалуй, может быть сделано для тех случаев, когда больной лишает себя жизни в состоянии сумеречного помрачения сознания (например, при эпилепсии). При этих состояниях, как известно, невозможно говорить о сколько-нибудь сознательном поведении и, следовательно, о личностном своеобразии поведенческого акта.

Что касается остальных случаев, то уместно, видимо, вспомнить высказывание великого русского психиатра В. X. Кандинского, который сам страдал тяжелым психическим заболеванием и который считал, что «душа от того, что она заболевает, не перестает быть душой».

 

Правовая плоскость

 

С позиций права основным, пожалуй, является вопрос — преступно ли самоубийство? Иначе говоря — преступник ли человек, лишивший себя жизни?

На первый взгляд вопрос этот представляется риторическим. В самом деле — если и преступник, то что с того? Наказывать же некого — человек умер!

Однако не будем забывать, что вслед за гибелью человека почти всегда возникают немаловажные вопросы, требующие разрешения: наследование имущества погибшего, отношение к его завещанию (если таковое имеется) и многие другие. При этом не следует забывать о родных и близких ушедшего из жизни. Как отнесутся к ним окружающие? С сочувствием и состраданием или с брезгливостью и отвращением, а то, еще хуже, с непримиримой агрессивностью!

Совершенно очевидно, что в значительной степени это зависит от правовых норм, провозглашенных в конкретном обществе. Нормы же эти отражают этический уровень развития данной субкультуры, ее своеобразие в целом (включая характер главенствующих религиозных воззрений, философского осмысления мира, эстетических концепций и т. д.).

Любое государство по своей сути всегда стремится так или иначе регламентировать быт своих граждан. Смерть и этом смысле не является исключением. Так, в Древней Греции и в Древнем Риме государственная власть пыталась установить, в каких случаях правомерно и допустимо человеку лишать себя жизни. Для этих целей во многих городах хранился запас сильнодействующего яда — цикуты, заготовленного за государственный счет и доступного всем, кто захотел бы укоротить свой век, но при условии, что причины самоубийства должны быть одобрены верховной государственной властью — сенатом, советом старейшин или другой соответствующей инстанцией.

Наложить на себя руки можно было только с разрешения и в строго узаконенных случаях. Даже Платон в своих «Законах» предписывал позорные похороны тому, кто лишил себя жизни не по общественному приговору и не по причине какой-либо печальной и неизбежной необходимости, не из-за невыносимого стыда, а исключительно по трусости и слабости, то есть из малодушия.

В начале нашего тысячелетия с возникновением христианства, а позднее и христианских государств, когда церковь начала активно вмешиваться в государственное управление, отношение к самоубийцам резко ужесточилось. Хотя отрицательное отношение к самоубийцам при этом определялось исключительно религиозными мотивами, для предупреждения самоубийств широко использовались государственные законодательные методы.

Строгими постановлениями церковных канонов пронизаны средневековые законодательства Европы, считавшие самоубийство тяжким преступлением. Строгие начала, проводившиеся средневековым законодательством, уступили только дружному напору философов XVIII века. Хотя еще в XVI веке по этому поводу великий французский философ Монтень писал: «Подобно тому, как я не нарушаю законов, установленных против воров, когда уношу то, что принадлежит мне, или сам беру у себя кошелек, и не являюсь поджигателем, когда жгу свой лес, точно так же я не подлежу законам против убийц, когда лишаю себя жизни».

Из всех европейских государств только Англия и Россия позже всех исключили из числа преступлений как самоубийство, так и покушение на него. На территории России вплоть до Октябрьского переворота действовало уложение в редакции 1885 года, предусматривавшее суровые меры наказания, заключающиеся: 1) в непризнании права сознательного самоубийцы делать посмертные распоряжения, отчего завещание таких лиц признавалось не имеющим законной силы, 2) покушавшемуся полагалось тюремное заключение сроком от полугода до года, 3) погибший лишался церковного погребения, 4) на покушавшегося накладывалось церковное покаяние. Недаром еще Дюркгейм в своей монографии писал, что русское право в области самоубийства самое строгое.

Но что дореволюционная Россия, если уже в советское время, в 50-х годах, человек, совершавший суицидальную попытку в местах лишения свободы, получал дополнительный срок — как за попытку уклонения от общественно полезного труда, а те граждане, которые пока еще находились на свободе, за то же самое направлялись принудительно на обследование в психиатрические больницы (очевидно, для проверки — не сошли ли они с ума, если пытаются самовольно покинуть общество, в котором «с каждым днем все радостнее жить»).

Только соображение, что самоубийство не является нарушением прав государства, так как человеческая личность не может быть предметом собственности, в том числе и государства, так как она свободна по своей сути, что преступлением называется нарушение чужих прав, а человек не может находиться в правоотношениях к самому себе и что, наконец, вообще исполнение наказания возможно только над живыми, привело к повсеместному в цивилизованных государствах исключению самоубийства из разряда преступлений.

Однако все это не означает, что в настоящее время нет людей, которые бы не были уверены, что самоубийца — обязательно психически больной человек или что самоубийство — обязательно преступление и что вообще самоубийство — абсолютная мерзость, низость, грязь и позор.

Когда нам пришлось искать в университетской библиотеке классическую работу А. Ф. Кони «Самоубийство в законе и жизни» (которой, кстати, там не оказалось), один из нас обратился за помощью к молодой девушке-библиотекарю и спросил ее, где можно найти работы о самоубийстве.

— Самоубийство? — переспросила она. — Это в разделе «Преступления».

— Почему в «Преступлениях»?

— Так ведь это одно и то же, — не задумываясь, ответила девушка. Вот так!..

 

Социологическая плоскость

 

Понятно, что такое важное в социальном плане явление, как самоубийство, нуждается в тщательном статистическом изучении.

Какова динамика явления? Какие социальные и возрастные группы в большей степени могут быть отнесены к так называемым «группам риска»? Можно ли говорить о зависимости числа самоубийств от уровня экономического и культурного развития страны или какого-либо региона? Это только некоторые из множества вопросов, которые ставит перед собой социология.

Мы позволим себе не углубляться в описание и анализ очень интересных социологических данных, опубликованных зарубежными и отечественными исследователями. Заинтересованный читатель сможет найти их в специальной литературе. Да и периодическая печать, радио, телевидение, грех жаловаться, в последние годы не обходят эту тему. Все же, не боясь слишком отдалиться от основного вопроса этой книги, приведем некоторые интересные, на наш взгляд, статистические данные.

Согласно исследованиям Всемирной организации здравоохранения, в конце 70-х годов нашего столетия ежедневно на земном шаре свыше 1300 человек кончали жизнь самоубийством, то есть около пятисот тысяч человек ежегодно. К настоящему времени эти цифры значительно увеличились.

С помощью социологических исследований удалось установить влияние на общее количество случаев самоубийства таких факторов, как климат, время года, место проживания, национальность, возраст, пол, вероисповедание, уровень экономической жизни, политическая ситуация и т. д.

В конце 60-х годов число самоубийств было особенно велико в таких высокоразвитых странах, как Австрия, Дания, Финляндия, ФРГ, Венгрия, Канада, Швеция и некоторые другие. В этих странах самоубийства занимали третье место после сердечно-сосудистых и онкологических заболеваний как причины смерти у людей от пятнадцати до сорока пяти лет.

Самоубийства чаще происходят в весеннее время, чаще в понедельник, с постепенным снижением к концу недели; чаще вечером, в начале ночи или ранним утром.

Женщины чаще, чем мужчины, совершают суицидальные попытки (соотношение 2:1), зато мужчины гораздо чаще женщин совершают законченные суициды (соотношение 4:1).

Самоубийства встречаются практически в любом возрасте, начиная с трех лет, с наиболее высокими пиками в 20–30 лет и 45–50 лет и с постепенным понижением после 65–70 лет.

Количество самоубийств среди городских жителей значительно выше, чем в сельской местности. Состоящие в браке совершают самоубийства реже. Выше риск самоубийства у бездетных и у живущих отдельно от родственников.

Определенные статистические закономерности установлены в отношении общественно-профессиональных и социально-экономических факторов.

Интересно, что еще в конце XIX века статистика четко установила, что общий процент самоубийств удивительно постоянен на протяжении длительных отрезков времени для каждого народа, нации и даже государства. Такое постоянство было бы принципиально невозможным, если бы самоубийство определялось только субъективными личностными причинами. Более того, замечено, что общее количество самоубийств в той или иной стране зависит не от отдельных желаний ее граждан, а от таких социальных явлений, как войны, революции, кризисы и т. п.

Даже из приведенных здесь данных видно, что очень непросто, а, видимо, и невозможно выделить один или несколько главенствующих факторов, приводящих к самоубийству. Речь всегда идет о сложном комплексе причин, обстоятельств и нюансов, преломляющихся, сложно опосредующихся личностью самоубийцы.

Первым приходящее на ум, казалось бы, здравое рассуждение о том, что чем лучше жизнь — сытнее, веселее и т. д., тем меньше людей, желающих свести счеты с жизнью, оказывается несостоятельным, как, впрочем, и другие, не менее разумные на первый взгляд предположения насчет того, что более подвержены стрессам и, следовательно, риску покончить с собой люди, утонченные духовно, интеллектуалы либо, наоборот, социально опустившиеся — наркоманы, проститутки, бомжи и т. д., но…

Новейшие исследования показали, что и в так называемых «спокойных» странах, с высоким уровнем жизни, отсутствием достаточно крупных социальных катаклизмов, средний уровень самоубийств также почему-то остается практически постоянным. Какое-то число людей находят причины для волнений, переживаний, у одних случаются стрессы, приводящие к мысли отправиться в мир иной.

В чем дело? Может быть, просто живут среди нас люди, которые по своему душевному складу, особенностям характера склонны к тому, чтобы заканчивать свою жизнь столь трагически?

Вопросы… вопросы!.. Из сказанного выше можно сделать вывод, что изучение феномена самоубийства в медицинской, правовой, социологической плоскостях, решая специфические для каждой из них и, безусловно, важные вопросы, не охватывает, тем не менее, проблему в целом. Синтез полученных данных, осмысление фундаментальных вопросов, которые ставит перед человечеством феномен самоубийства, является прерогативой философии.

 

Философская плоскость

 

Для философии проблема самоубийства никогда не была второстепенной, ибо от решения ее во многом зависит ответ на такие важные вопросы, как смысл человеческой жизни, свобода выбора и воли, проявление в целом свободы личности.

Является ли человеческая личность свободной в своих действиях и насколько широка степень этой свободы? Есть ли такая свобода вообще или мы являемся игрушкой не зависимых от нас обстоятельств, и там, где нам видится свободный выбор, на самом деле является холодный и бесстрастный лик судьбы?

Свободен ли человек в своей жизни и свободен ли он также в выборе своей смерти? Казалось бы, здравый смысл подсказывает, что в руках самого человека решение вопросов, связанных если уж не со своей жизнью, то со своей смертью. Мы можем быть недовольны жизнью, жаловаться на нее, тяготиться ею и даже ненавидеть ее, но нашу смерть у нас никто не может отобрать. Монтень по этому поводу говорил: «Почему ты жалуешься на этот мир? Он тебя не удерживает; если ты живешь в муках, причиной тому твое малодушие: стоит тебе захотеть — и ты умрешь».

Наиболее подробно вопросы о взаимосвязи самоубийства и свободы воли, самоубийства и смысла жизни отражены в философских работах А. Шопенгауэра, Вл. Соловьева, А. Камю.

Тем, кто заинтересуется именно философскими проблемами самоубийства, можно порекомендовать обратиться к классическим работам А. Шопенгауэра «Мир как воля и представление», Вл. Соловьева «Оправдание добра», А. Камю «Миф о Сизифе».

Мы приведем лишь очень образную и красивую аллегорию А. В. Луначарского из статьи «Самоубийство и философия», где он сравнивает личность, оказавшуюся в кризисной ситуации, с осажденной крепостью. «…Когда замок осажден со всех сторон злыми силами, когда переливают на пули свинцовые желоба, в большой зале, залитой кровью, немолчно стонут раненые, когда голод смотрит с бледных лиц, а в окне грозно хохочет дикое зарево, в такие дни философия величественно сходит из своего терема, и к ее поучениям все пригнетенные силы прислушиваются с небывалым вниманием. И, может быть, она, посылая холодные молнии глазами героини, призовет всех к последнему усилию и научит саму жизнь считать за ничто, когда она не украшена сознанием победы духа или куплена ценою унижения; может быть, саму смерть с оружием в руках она превратит в роскошный праздник человеческой гордости, может быть, этой проповедью она доставит населению замка победу…».

«Но может случиться и другое, — пишет Луначарский. — Она сойдет в трауре, в монашеской рясе, с посыпанной пеплом головой и будет плакать и убиваться и повторит с небывалой до тех пор силой свои страшные суждения о мире и жизни и скажет, что сопротивление бесполезно, что и в будущем всех ждут лишь мучительная борьба, раны, лишения, унижения и, в конце концов, неумолимая смерть. Она также призовет к мужеству, но к мужеству другого рода: она даст в руки наиболее отчаявшегося факел самоубийства и поведет его, проливая слезы, в траурном шествии в пороховые погреба, чтобы извлечь оттуда пожирательницу смерть…».

К этой своеобразной притче, великолепной по точности сравнения и поэтичности, вряд ли можно что-либо добавить.

Философия многим представляется сугубо теоретической наукой, отвлеченной и в практической жизни малопригодной. Но в кризисные минуты только она дает человеку совет и опору. В эти минуты оказываются никчемными и мелкими многие цели, казавшиеся главными в жизни, и выходят на первый план вопросы, которыми в обычные дни задаваться как-то не принято, — о смысле жизни, сущности человека, добре и зле… В переломные моменты от решения этих вопросов, в прямом смысле слова, зависит сама жизнь. «В последние минуты, в моменты наивысшего напряжения, мы обращаемся и к нашему общему миросуждению. И оно говорит нам то „да“ то „нет“» (А. В. Луначарский).

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2019-12-15; просмотров: 350; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 54.163.14.144 (0.071 с.)