Общие меры облегчения напряжения

Все до сих пор описанные процессы порождают внут­реннюю ситуацию, насыщенную разрушительными конф­ликтами, невыносимым напряжением и потенциальным ужасом. Никто не может функционировать и даже жить в таких условиях. Человек должен совершать, и действи­тельно совершает, попытки устранения конфликтов, смяг­чения напряжения и предупреждения страхов. Начинают работать те же интегрирующие силы, что и в процессе са­моидеализации, который сам по себе является наиболее дерзкой и радикальной невротической попыткой решения: разделаться со всеми конфликтами и вытекающими из них сложностями, поставив себя над ними. Но существу­ет различие между такой попыткой и теми, что будут опи­саны ниже. Мы не беремся дать точное определение этому различию, ибо это не качественное различие, а различие в степени. Поиск славы, будучи также порождением не­умолимых внутренних необходимостей, является более творческим процессом. Хотя и разрушительный по своим последствиям, он тем не менее вырастает из наилучших желаний человека — желаний выйти за узкие пределы своих возможностей. В конечном счете именно колоссаль­ный эгоцентризм отличает его от здоровых стремлении-Что касается различия между этим решением и другими, описанными ниже, то оно вызвано не истощением моШй воображения. Воображение продолжает работать, но во вред внутреннему состоянию. Это состояние уже было н прочным, когда человек отправился в свой первоначал ный полет к солнцу: теперь же (под раздирающим влия

помянутых конфликтов и напряжений) опасность пси­хического разрушения неминуема.

Прежде, чем представить новые попытки решения, мы лжны познакомиться с определенными мерами, направ­ленными на облегчение напряжения, которые действуют постоянно ¹. Достаточно кратко перечислить их, потому что они уже обсуждались в этой книге и в предшествую­щих публикациях и будут затрагиваться в последующих

главах.

Отчуждение от себя, рассматриваемое в этом аспек­те _одна из этих мер и, возможно, первая по важности.

Мы обсудили причины, которые порождают и усиливают отчуждение от себя. Это, повторим кратко, простое след­ствие побуждения невротика компульсивными силами; в известной мере оно вытекает из активных шагов, направ­ленных от реального Я и против него. Мы должны также добавить в этом контексте, что человек как-то заинтересо­ван в отрицании этого, чтобы избежать внутренней битвы и сохранить внутреннее напряжение минимальным ². В этом задействован тот же принцип, что и во всех попытках решить внутренние конфликты. Любой внутренний или внешний конфликт может исчезнуть из виду и быть дей­ствительно (искусственно) уменьшен, если одна сторона подавляется, а другая усиливается ³. Открытый конфликт между двумя людьми (или двумя группами) с конфликту­ющими потребностями и интересами исчезает, когда один человек (или одна группа) подчиняется. Между запугива­ющим отцом и подавленным ребенком нет видимого кон­фликта. Это остается истинным и для внутренних кон­фликтов. У нас может быть острый конфликт между на-

_в Они соответствуют по сути, если не по содержанию, тому, что ^Ниге «Наши внутренние конфликты» я назвала «дополнитель-₂^{И сп}°собами достижения искусственной гармонии».

«Эта заинтересованность составляет другой фактор, который ливает отчуждение от себя; она относится к движениям от ре­ального Я.

зяп Х°Рни К., Наши внутренние конфликты, глава 2, «Ба-

^адьный конфликт».

шей враждебностью к людям и потребностью быть люб мым. Но если мы подавляем враждебность — или потп к ность быть любимым, — наши взаимоотношения склони становиться хорошо отлаженными. Подобным образом если мы изгоняем свое реальное Я, конфликт между ним и псевдо-Я не только исчезает из сознания, но и распреде ление сил так меняется, что конфликт действительно ос лабевает. Естественно, такое облегчение напряжения мо­жет быть достигнуто только ценой увеличивающейся ав­тономии системы гордости.

Тот факт, что отречение от реального Я диктуется инте­ресами самозащиты, становится особенно ясен в последней фазе анализа. Как я уже указывала, мы можем ясно видеть ярость внутренней битвы, когда реальное Я становится сильнее. Любой, испытавший свирепость этой битвы на себе или наблюдавший у других, может понять, что ранее уход реального Я с поля сражения был продиктован потребнос­тью выжить, желанием не быть разорванным на части.

Этот процесс самозащиты проявляется главным обра­зом в заинтересованности пациента в затушевывании про­тиворечий. Неважно, насколько скоординированным ка­жется пациент на поверхности, в глубине он — запутав­шийся человек. Он не только проявляет изумительную способность запутывает проблемы, но его нелегко отгово­рить от этого. Эта заинтересованность может действовать и действительно действует таким же образом, как она функционирует на осознанном уровне у любого обманыва­ющего человека: шпиона, который должен скрывать свою идентичность, лицемера, который должен создавать види­мость честности, преступника, который должен создава фальшивые алиби. Невротик, который, не зная того, веД двойную жизнь, должен подобным же образом бессоз телъно изничтожать правду о том, что он из себя пред^с ляет, что хочет, что чувствует, во что верит. И ъесъ самообман вытекает из этого базального самообман смотрим на динамику: он не просто интеллектуально тался в том, что касается смысла свободы, независи

-.. _Яоброты, силы; до тех пор, пока он не готов серь-

взяться за себя, у него есть сильная субъективная за-

ресованность _{в СОХ}р_анении запутанности, которую, в

очередь, он может тщательно маскировать фальши-

й гордостью своим все понимающим интеллектом.

Следующей по важности является экстернализация внутренних переживаний. Это означает (повторим), что интрапсихические процессы переживаются не как тако­вые а воспринимаются или ощущаются как происходя­щие между Я и внешним миром. Это — довольно ради­кальное средство избавления внутренней системы от на­пряжения, и оно всегда осуществляется ценою внутренне­го обеднения и возросших нарушений в человеческих вза­имоотношениях. Сначала я описала экстернализацию ¹ как средство поддержания идеализированного образа пу­тем сваливания на других людей всей вины за недостатки или недуги, которые человек не может совместить со сво­им конкретным образом. Затем я рассмотрела ее как по­пытку отрицать существование самодеструктивных сил или сгладить внутреннюю битву между ними; и я прове­ла различие между активной и пассивной экстернализаци-еи: «я делаю что-то не по отношению к себе, а по отноше­нию к другим — и это справедливо» — или «я не вражде­бен к другим; это они нехорошо поступают по отношению ко мне». И теперь, наконец, я делаю следующий шаг в понимании экстернализации. Вряд ли есть какой-либо ^внУтренний процесс, описанный мною, который не может ^{Ыть эк}стернализован. Невротик, например, может испы­тать сострадание к другим, когда для него совершенно возможно испытывать его к себе. Его страстное желание ^ственного внутреннего спасения может энергично отри-^Ься, но выражаться в проницательном выявлении пре-стй в развитии у других и в удивительной способно- им. Его бунт против принуждения со сторо-

ствий

к-^'^: Х°Рни К. «Наши внутренние конфликты», глава 7, ^КСТеРнализация->.

ны внутренних диктатов может выступать как открыто неповиновение условностям, законам, влияниям. Не со знавая собственной властной гордости, он может ненави деть ее — или быть очарованным ею — в других. Он может презирать в других собственное унижение перед диктатом своей системы гордости. Не зная, что он сглаживает безжа лостную жестокость своего отношения к себе, он может развивать особое отношение к жизни в целом, пытаясь устранить из нее всю грубость, жестокость и даже смерть.

Еще одной общей мерой выступает склонность невроти­ка переживать себя по частям, как если бы мы были про­сто суммой несвязанных частей. Это известно в психиат­рической литературе как компартментализация ¹, или психическая фрагментация, и оказывается просто прояв­лением того факта, что у невротика отсутствует чувство себя как целостного организма, в котором каждая часть связана с целым и взаимодействует с каждой другой час­тью. Конечно, только у человека отчужденного и разделен­ного может отсутствовать такое ощущение целостности. Однако здесь я хочу подчеркнуть активную заинтересован­ность невротика в несвязанности. Он может уловить связь интеллектуально, когда ему на нее указывают. Но это бывает для него сюрпризом, проникает неглубоко и ненадолго.

Он, например, бессознательно заинтересован не видеть причину и следствие: не видеть того, что один психичес­кий фактор вытекает из другого или усиливает другой, что одна установка должна по необходимости поддерживать­ся, так как она защищает какую-то важную иллюзию, что любая компульсивная тенденция влияет на его отношения с людьми и на его жизнь в целом. Он может не видеть даж^е простейших причинно-следственных связей. Для него мо жет оставаться неведомым, что его недовольство как-т связано с его претензиями, или что его слишком болыпа потребность в людях — по каким-либо невротическ

¹ См.: Strecker E. & Appel К., Discovering Ourselves. МаспнП^аП' 1943.

инам __ делает его зависимым от других. Для него мо-оказаться удивительным открытием, что его долгий н по утрам как-то связан с его поздним отходом ко сну. У него может быть равно сильная заинтересованность в ом чтобы не воспринимать противоречивые ценности, „существующие в нем. Буквально, он может быть совер­шенно в состоянии увидеть, что он лелеет в себе две груп­пы ценностей, обе осознаваемые и взаимно противоречи­вые. Его, например, может не беспокоить то, что ценность святости противоречит приданию им же ценности тому, чтобы заставлять других прислуживать ему, или тот факт, что его честность не согласуется с его стремлением «про­лезать». Даже когда он пытается исследовать себя, он просто приходит к статичной картине, как если бы он ви­дел несвязные части составной головоломки: робость, пре­зрение к другим, честолюбие, мазохистские фантазии, по­требность быть любимым и так далее. Отдельные части могут видеться правильно, но ничего не может изменить­ся, потому что они видятся вне контекста, без какого-либо ощущения взаимосвязи, процесса и динамики.

Хотя психическая фрагментация является по сути де­зинтегрирующим процессом, ее функция — сохранять статус-кво, сохранять от разрушения невротическое рав­новесие. Своим отказом озадачиваться внутренними про­тиворечиями невротик предохраняет себя от столкновения с базальными конфликтами и тем самым удерживает внут­реннее напряжение на низком уровне. У него нет даже ру­диментарного интереса к ним, и потому они остаются вне его осознания.

Такой же результат достигается, конечно, путем разъе­динения причины и следствия. Прерывание связи между ^Ними предохраняет его от осознания интенсивности и при-^астности определенных внутренних сил. Важной и рас-Ространенной иллюстрацией является пример человека, ^ТоРый временами может оказываться полностью во вла-Мстительности. Но он может испытывать величайшие РУДНости в осознании, даже умозрительном, того, что мо-

тивирующими силами являются его уязвленная горд_Ост и потребность восстановить ее; даже будучи ясно видимой связь остается лишенной смысла. Он может также иметь совершенно ясное представление о практикуемом им пори цании себя. Он мог видеть на дюжине примеров, что такое выражение сокрушительного презрения к себе следует за неудачной попыткой соответствовать фантастическим диктатам его гордости. Но опять его ум незаметно разры­вает связь. Таким образом, и интенсивность его гордости и поддерживаемое ею презрение к себе остаются в лучшем случае неопределенными абстрактными соображениями, которые избавляют его от необходимости заниматься своей гордостью. Она остается у власти и напряжение не прояв­ляется потому, что конфликты не обнаруживаются и он может поддерживать обманчивое ощущение единства.

Описанные до сих пор три разновидности попыток со­хранения видимости внутреннего спокойствия имеют об­щую направленность на избавление от элементов, чрева­тых возможностью разрушения невротической структуры: уничтожение реального Я, устранение всех видов внутрен­них переживаний, избавление от связей, которые (будучи осознаны) разрушили бы равновесие. Другая мера — авто­матический контроль — следует отчасти той же тенден­ции. Его главная функция — установление контроля над чувствами. В структуре, находящейся на грани дезинте­грации, чувства — источник опасности, потому что они яв­ляются, так сказать, необузданными первичными силами внутри нас. Я здесь не говорю о сознательном самоконтро­ле, посредством которого мы можем сдержать, если реша­ем это сделать, импульсивные действия и вспышки гнева или воодушевления. Система автоматического контроля сдерживает не только импульсивные действия или вЫР^а" жения чувств, но и сами импульсы и чувства. Она действу­ет подобно автоматическому противоугонному или про вопожарному сигнальному устройству, подавая сигна тревоги (страха), когда возникают нежелательные чувст

Но в противоположность другим попыткам, эта, как

дразумевает ее название, является также и контролиру-

_Шей системой. Если из-за отчуждения от себя и психи-

еской фрагментации исчезает чувство органического

линства, необходима какая-то искусственная система

контроля для удержания вместе разрозненных частей.

Такой автоматический контроль может касаться всех импульсов и чувств страха, боли, гнева, удовольствия, любви, воодушевления. Соответствующим физическим выражением широко распространенной системы контро­ля является напряженность мускулатуры, проявляющая­ся в запорах, походке, позах, оцепенелости лица, затруд­нении дыхания и т.д. Сознательные установки по отноше­нию к самому контролю различны. Некоторые люди еще достаточно живо чувствуют, чтобы испытывать от него раздражение, и, по крайне мере временами, отчаянно же­лают быть в состоянии расслабиться, искренне посмеять­ся, влюбиться или поддаться какому-то воодушевлению. Другие зацементировали контроль более или менее явной гордостью, которую они могут выражать по-разному, на­зывая ее достоинством, уравновешенностью, стоицизмом, маской, бесстрастностью, «реалистичностью», «несенти­ментальностью», «сдержанностью».

В других типах неврозов контроль действует более из­бирательно. Тогда определенные чувства протекают безна­казанно или даже поощряются. Так, например, люди с сильными тенденциями к уступчивостью склонны преуве­личивать чувства любви или страдания. Сдерживается ³Десь прежде всего весь диапазон враждебных чувств: по­дозрительность, гнев, презрение, мстительность.

конечно, чувства могут уплощаться или подавляться в

Результате многих других факторов, среди которых от-

УЖдение от себя, угрожающая гордость, фрустрация себя.

⁰ то, что бдительная система контроля действует сверх и

°Мимо этих факторов, подтверждается во многих случа-

Реакциями испуга на простую перспективу уменыне-

^я контроля — например, боязнь заснуть, оказаться под

наркозом или под влиянием алкоголя, лежать на кушет-ке и предаваться свободным ассоциациям, съехать на лы-жах с горы. Чувства — будь то жалости, страха или си­лы, — которые проникают через систему контроля, могут вызывать панику. Подобная паника может вызываться у пациента боязнью таких чувств и отвержением их, пото­му что они подвергают опасности что-то специфическое в невротической структуре. Но он может запаниковать и просто потому, что осознает, что его система контроля не функционирует. Если это подвергается анализу, паника убывает, и только потом конкретные чувства и установки пациента по отношению к ним делаются доступными для воздействия.

Последняя общая мера, которую надо здесь обсу­дить, — это убежденность невротика в главенстве ума. В то время как чувства — из-за их буйства — должны кон­тролироваться, ум — воображение и рассудок — разрас­тается, как выпущенный из бутылки джинн. Таким об­разом, фактически создается другой дуализм. Это уже не ум и чувства, а ум против чувств; не ум и тело, а ум про­тив тела; не ум и Я, а ум против Я. Но, подобно другим дроблениям на части, это также служит высвобождению напряжения, скрытию конфликтов и установлению види­мости единства. И достигаться это может тремя путями.

Ум может стать зрителем по отношению к Я. Как го­ворит Судзуки: «Интеллект, помимо всего, — зритель, и когда он выполняет какую-то работу, он подобен наемни­ку, хорошо это или плохо» ¹. У невротика ум никогда не бывает дружелюбным, увлеченным зрителем; он может быть более или менее заинтересованным, более или менее садистичным, но всегда отстраненным — словно глядя­щим на чужака, с которым случайно оказался вместе. Иногда самонаблюдения такого рода могут быть доволь­но механистичны и поверхностны. Пациент потом буД^еТ давать более или менее точный отчет о событиях, Д^еИ"

¹ Suzuki D., Essays on Zen Buddism. Lurac and Co., London, 192

иях, _СИМптомах, которые нарастают или уменьшают­ся не касаясь при этом смысла, которое события имели для него, или своих личных реакций на них. Он также может иметь или преобретать во время анализа сильный интерес к своим психическим процессам. Но его интерес к ним — это скорее наслаждение проницательностью сво­их наблюдений или механикой их действия, приблизи­тельно так, как энтомолог может быть очарован функци­онированием насекомого. Аналитик также может радо­ваться, ошибочно принимая все это рвение пациента за реальный интерес к самому себе. И только спустя какое-то время он обнаружит, что пациента совсем не интересует то значение, которое имеют для его жизни эти открытия.

Такой беспристрастный интерес может быть также от­кровенно придирчивым, веселым, садистским. В этих слу­чаях он часто экстернализован, как в активной, так и в пассивной форме. Он может, так сказать, поворачиваться к себе спиной и быть более проницательным в наблюдении других и их проблем в той же беспристрастной, невовле-ченной манере. Или он может ощущать себя находящим­ся под недоброжелательным или ироническим наблюдени­ем со стороны других — ощущение, резко выраженное при паранойе, но никоим образом не ограниченное лишь ею.

В любом варианте позиции наблюдателя за собой он больше не является участником внутренней борьбы и от­страняется от своих внутренних проблем. «Он» — это его наблюдающий ум, и в качестве такового он обладает ощу­щением единства; его мозг тогда — единственная его часть, которая чувствует себя живой.

Ум также работает как координатор. С этой функцией ^мы уже знакомы. Мы видели воображение за работой по ^с°зданию идеализированного образа, в непрестанном труде ^ГоРДости по затемнению того, освещению этого, превраще­нию потребностей в достоинства, возможностей в реаль­ность. Подобным образом рассудок может прислуживать ^г°РДости в процессе рационализации: все тогда может ка-³&ться или ощущаться разумным, правдоподобным, логич-

ным — это действительно так и есть с точки зрения бессоа нательных посылок, на основе которых действует невр₀ тик.

Координирующие функции проявляются также в унич­тожении любых сомнений в себе, тем более необходимых чем более неустойчива вся структура. Тогда существует (цитирую одного пациента) «фанатичная логика», логика которая обычно идет в ногу с непоколебимой верой в не­погрешимость. «Моя логика преобладает, потому что это единственная логика... Если другие не соглашаются, они идиоты». Во взаимоотношениях с другими такая установ­ка проявляется как кичливая праведность. По отношению к внутренним проблемам это закрывает дверь перед кон­структивным исследованием, но в то же время снижает напряжение посредством стерилизации. Как часто быва­ет в невротических контекстах, противоположная край­ность — растущая неуверенность в себе — ведет к тому же успокоению. Если все иначе, чем кажется, зачем суетить­ся? У многих пациентов такой всеохватывающий скепти­цизм может быть достаточно скрытым. На поверхности они снисходительно все принимают, но делают молчали­вые оговорки, в результате которых их собственные откры­тия, как и предположения аналитика, исчезают в зыбучих песках.

Ум, наконец, — магический правитель, для которого, как для Бога, возможно все. Знание внутренних проблем не является шагом к изменению, но само есть измене­ние. Пациенты, действующие на основе этой предпосыл­ки, не осознавая ее, часто чувствуют себя озадаченными, если то или иное нарушение не исчезает, когда они та много знают о его динамике. Аналитик может указать, что должны быть еще существенные факторы, которь неизвестны, — что обычно верно. Но даже когда ДРУ^Г релевантные факторы попадают в поле зрения, ничего меняется. И вновь пациент смущен и обескуражен-ким образом, может идти бесконечный поиск нового ^ ния, ценный сам по себе, и тем не менее обреченны

етность до тех пор, пока пациент настаивает на том, ₀ лучи знания должны рассеять все тучи в его жизни

_ми собой, не требуя от него что-либо менять. Чем больше он старается управлять всей своей жизнью

помощью чистого интеллекта, тем менее переносимо для него признание существования в себе бессознательных факторов. Если происходит их неизбежное вторжение, они могут вызывать несоразмерный страх у одних или отри­цаться и логически опровергаться другими. Это особенно важно в случае, когда пациент замечает в себе невротичес­кий конфликт впервые и не слишком четко. Он быстро осознает, что даже своей силой разума или воображения он не может совместить несовместимое. Он чувствует себя в ловушке и может реагировать страхом. Далее он может собрать все свои психические силы для того, чтобы избе­жать столкновения лицом к лицу с конфликтом. Как он может избежать его? ¹ Как он может проскочить? Где дыра в ловушке, через которую он может убежать? Если просто­та и хитрость несовместимы, не мог бы он быть простым в одних ситуациях и хитрым — в других? Или, если его вле­чет быть мстительным и гордиться этим, в то время как идея спокойствия также имеет на него большое влияние, его пленяет представление о спокойной мстительности, о движении по жизни без раздражения и уничтожении обидчиков своей гордости подобно тому, как он может отстранять ветки. Такая потребность «проскочить» может Разрастаться до настоящей страсти. Вся усердная работа,

^атраченная на придание ясных очертаний конфликту, ановится тогда неэффективной, но зато восстанавлива­ется внутренний «мир».

се эти меры разными способами облегчают внутреннее

Ряжение. В известном смысле'мы можем назвать их

1тками решения, потому что во всех них работают ин-

Руюцще силы. Например, путем психической фраг-

•■ Ибсен Г. «Пер Гюнт», сцена с большим привидением.

Т. 3

ментации человек разъединяет конфликтующие тендеи ции и тем самым более не переживает конфликты как кои фликты. Если человек переживает себя как зрителя тем самым устанавливает ощущение единства. Но мы бы возможно, не могли описать удовлетворительно человека' сказав, что он есть наблюдатель за самим собой. Все будет зависеть от того, что он наблюдает, когда смотрит на себя и от душевного состояния, в котором он это делает. Подоб­но этому, процесс экстернализации касается только одного аспекта невротической структуры, даже если мы знаем что он экстернализует и как он это делает. Другими сло­вами, все эти меры — только частичные решения. Я бы предпочла говорить о невротических решениях, только если они носят всеохватывающий характер, который я описала в первой главе. Они придают форму и направле­ние всей личности. Они определяют все виды удовлетворе­ния, которые достижимы, факторы, которых надо избе­гать, иерархию ценностей, отношение к другим. Они так­же определяют общий формы интеграции. Короче говоря, они — modus vivendi, образ жизни.

Глава 8