В любом случае, у моего телефона сдохла батарейка. Джек отвезёт меня домой. Ты моя лучшая подруга. Я так сильно тебя люблю. Ты словно крутая старшая тётка, которой у меня никогда не было.

Обнимаю и целую ~ Элли (после следовал ряд ассиметричных криво нарисованных сердечек).

— Записка от Элисон? — Бумага показалась знакомой, и, когда я рассмотрел её порванный край, понял, что она из моего альбома для рисования.

Грёбаный трындец.

— Перевер-р-рни её.

Перевернув, я увидел свой почерк. Потом я увидел свои слова. Потом свои предложения. Затем жизнь промелькнула у меня перед глазами. Это были мои подробные записи о Сандэй Лэйн.

Резко открыв дверь, я затащил Сидни внутрь до того, как она успела дать мне по морде. Что она точно собиралась сделать, потому что её кулак уже был нацелен на мой левый глаз.

— Остановись.

Она ударила ладонями по моей груди.

— Ты заставил меня надеть костюм Железного человека, — сказала она сквозь сжатые зубы.

На секунду я застыл. Это всё, что я мог сделать, чтобы не рассмеяться прямо в её прелестное сморщенное личико... Которое теперь становилось красным... а вот сейчас багровым...

— Сидни, мне жаль. Я не собирался признаваться тебе в любви. Я собирался рассказать тебе об этом, клянусь. — Вперёд, давай, ляпни ещё какую-нибудь глупость.

Святые небеса, есть ли цвет, темнее багрового? Точно, голубой.

Лицо Сидни посинело, и, опустив руки по швам, я прикрыл глаза.

Дай мне пощечину. Ударь меня. Делай всё, что захочешь. Я хотел, чтобы она выпустила это из себя, но ничего не произошло.

Когда я открыл глаза, она сидела на моей кровати, по её лицу текли слёзы.

— Чёрт, Сидни. — Я поспешил к ней, но держался на безопасном расстоянии. — Прошу, мне так жаль. Я был зол из-за машины, и всё просто завертелось, но я не хотел, чтобы всё зашло так далеко. Мы играли в испорченную игру.

— Мне даже некогда злиться на тебя, Питерс.

Я подвинулся, чтобы погладить её по спине, но она отпрянула от меня.

— Я меня есть более важные проблемы – моя личность скоро всплывет наружу.

— Нет, не всплывёт. Элисон не скажет ни слова.

— Не Элисон, ты, идиот, Кэтрин Десонна. Та худощавая стерва. Она знает обо мне, и это твоя вина.

— Кэтрин?

— Да, и я не могу остановить её. — Простонала она, когда новый поток слёз хлынул по её щекам. — Это всё? — спросила она, выхватив записку из моей руки. — Это всё, Грей?

Мне пришлось моргнуть несколько раз. Было ли это возможно? Сидни меня прощала?

— Ты простишь меня? — Сев рядом с ней на кровати, я провёл ладонями у себя под глазами. Я не мог поверить, что она не разносила мою комнату, крича мне в лицо и режа мои занавески ножом.

Промокнув рукой глаза, Сидни всем телом развернулась ко мне.

— Просто скажи мне, что играл со мной несколько недель... гонял меня по кампусу... пытался украсть девственность Джека? Это всё?

— Ты не злишься?

— Нет, я, твою мать, в ярости. — Она сузила глаза до узких щелочек. — Элисон пришлось вырвать ножницы из моих рук. У меня был серьёзный продуманный план прийти сюда и отрезать твой чле... — Она замолчала, глядя прямо на мою промежность. — В любом случае, Элисон сказала, что я была ужасным человеком, — произнесла она, уронив голову на руки. — Она напомнила мне обо всех ужасных вещах, которые я делала людям, включая тебя, и она права.

— Нет, Сидни.

— Она простила меня, — прошептала она в свои ладони. — Элисон простила меня за то, что звала её Неглубокой лужей. Она сказала, что иногда люди говорят или делают то, что не имеют в виду, и она простит меня, только если я отложу ножницы и приду сюда простить тебя. — Взяв мою подушку, она вытерла ею своё мокрое лицо. — Элисон сказала... Ну, она думает, что я и правда тебе не безразлична.

Опустившись перед ней на колени, я провел руками по её бёдрам.

— Слово «не безразлична» даже примерно не описывает то, что я чувствую к тебе, Сидни. — Я взял её руку и слегка поцеловал её ладонь. — Я никогда за всю свою жизнь так не боялся потерять что-то или кого-то, как за эти прошедшие недели.

Сидни засмеялась сквозь слёзы и взяла мою другую руку в свои.

— Я могу простить тебя, но тебе придётся пообещать, что наша игра окончена.

Я раскрыл руки, и Сидни скользнула в мои объятия, хныча в мою толстовку.

Она прощала меня, но не за все. Худшая часть все ещё была впереди.

— Не оставляй меня, — прошептал я. Убрав волосы с её шеи, я провёл пальцами по её татуировке. Запоминая её кончиками пальцев. Татуировка принадлежала идеальной остроумной дерзкой девчонке. Девчонке, которая больше не будет моей, чтобы подшучивать над ней.

— Я написал то письмо на радиостанцию, — сказал я, и она застыла в моих объятиях. — Нет никакого предложения стажировки. Нет ничего, Сидни.

Медленно, она поднялась с моих колен, и я подготовился к её ярости, но встретил мертвенную тишину. Она не сказала ничего, но ей и не требовалось, потому что всё говорили её глаза.

Они были настолько полны яда, что я мог ощутить его болезненное жжение в своих собственных. Вскоре я стал моргать, глядя в потолок, делая короткие неглубокие вдохи. — Сидни, прош...

— Не надо, — прошептала она с рыданием. Схватившись за грудь, она издала страдальческие звуки и зарыдала с удвоенной силой, лёжа на боку. — Ты знаешь, как я была счастлива? — её голос был хриплым от эмоций, и я был слишком труслив, чтобы посмотреть на неё. — Я рассказала своей маме, и она ответила, «Возможно, я ошиблась. Возможно, ты талантлива, Сидни».

Она перевернулась на колени и подняла голову, её щёки опухли, и было невозможно отвести от неё взгляд.

— Это самое приятное, что она говорила мне за многие годы. — Затем она скользнула щекой вдоль моей, и я мог почувствовать её дыхание у своего уха. — Этому нет прощения, — прошептала она, и я прикрыл глаза. — Ты заслуживаешь только самого худшего, Питерс, и, надеюсь, получишь по заслугам.

 

Глава 41

 

 

 

Кто бы ни сказал: «Палками и камнями можно поломать мне кости, но слова мне боли никогда не причинят», был грёбаным лжецом.

Во времена учёбы в начальной школе, я написала трогательный рэп для любви всей своей жизни, Джейкоба Дениса, и исполнила его перед учениками своего пятого класса. Неделю до этого я лежала, завернувшись в одеяла с температурой выше тридцати девяти и влюбленностью, размером с Сибирь (которая, к вашему сведению, в полтора раза больше США). В своем бредовом состоянии я наткнулась на волшебную телевизионную программу – «Принц из Беверли-Хиллз».

После семи эпизодов остаток дня я провела, заливая потом свою ночнушку и занимаясь битбоксингом. Каким-то образом я убедила себя, что мои навыки рэпа соперничали с навыками молодого Уилла Смитта.

Джейкоб Денис с этим не согласился.

На перемене Джейкоб погнался за мной по опилкам, неся на палке собачью какашку. Я спаслась от него, забравшись на верх шведской стенки, а все дети присоединились к веселью. Вскоре мне в след бросали не только собачьи фекалии, но и ужасные мерзкие слова, которые ранили до мозга костей. Я больше не признавалась в своих чувствах к парню. До Грея Питерса, и слова – особенно его – причиняли боль.

 

— Что? Что за чёрт? — Я резко распахнула глаза и посмотрела вниз. За талию меня обнимали чьи-то руки, я спала на куче розового, а аромат яблок был повсюду. В моём ухе раздалось тихое ржание, напоминавшее звук, который издаёт лошадь, заметившая морковку; я повернула голову. — Элисон?

Элисон открыла глаза и подарила мне ленивую улыбку.

— Доброе утро, красавица.

Скинув с себя её руки, я села на кровати.

— Элисон, что ты делаешь в моей постели?

Она потёрла глаза и зевнула.

— Я слышала, как прошлой ночью ты плакала во сне, поэтому запрыгнула в кровать рядом с тобой. Поначалу ты боролась со мной. Бормоча что-то вроде: «Руки прочь, микрочлен», но потом прижалась ко мне и отправилась в Царство снов.

Соскользнув с кровати, Элисон потянула вниз свой откровенный топик.

Я хотела её отчитать, но она простила меня вчера, поэтому я проглотила свою тираду.

И она была права. Я была разбита.

Уехав из дома Грея, я немного покаталась, слушая плохие баллады восьмидесятых о расставании, и съела три чизбургера из кафе для автомобилистов, пока рыдала в свою картошку фри.

— Ням. — Элисон наклонилась и схватила с пола наполовину съеденный чизбургер. — Углеводы хорошо есть с утра, — сказала она с полными, как у бурундука, щеками, пожирая мои объедки. — Тогда будет целый день на то, чтобы их сжечь. — Напрягши свой тощий бицепс, она села на кровать рядом со мной.

Вчера, рассказала мне Элисон, Кэтрин была в ярости, когда мы заявились на вечеринку Грея. Она фактически угрожала Элисон вышвырнуть её из Каппы Дельты. Естественно, разъярённая Элисон отдала записку, думая, что это поможет её ситуации, но не помогло.

Кэтрин приказала ей забыть всё, что связано с фамилией Портер, включая Джека. Дальше хуже, она приказала Элисон к понедельнику публично разоблачить Сандэй Лэйн или рискнуть своей мечтой остаться в Каппе.

— Я думала, ты оставалась в сообществе?

— К чёрту Каппу Дельту, — ответила Элисон, разбрасывая по полу помятую бумагу. — Я устала от того, что мной помыкают, и я устала от Кэтрин.

— Элисон, мне нужно время, чтобы разработать план. Сегодня Кэтрин разоблачит меня, потому что ты не показалась там прошлым вечером. — Я начала паниковать, думая о том, что теперь у меня было ещё меньше времени на подготовку.

Элисон повернулась со злой улыбкой на губах.

— О, прошлым вечером я приходила в сообщество. — Она с намёком постучала по своему животу. — После нашего ужина для новичков, я взяла из кладовки три банки консервированной фасоли и размазала её по всей ванной.

— Что? Элисон, это отвратительно.

Она кивнула.

— А потом я застонала, находясь там внутри, а когда Дафна Андерсон подошла, она открыла дверь и закричала: «Боже, она засрала всю ванну». Кэтрин так разозлилась, что вышвырнула меня оттуда и заблокировала вход в туалет.

Элисон скрестила руки, щеголяя самодовольной улыбкой.

— Но до того как я ушла, Кэтрин сказала: «Сделай это до среды, Лужа, или ты вылетишь».

Проведя ладонями по своему опухшему лицу, я рассмеялась, когда мои руки упали на колени.

— Элисон Мейерс, ты ради меня симулировала приступ диареи? Это самая вызывающая беспокойство и милая вещь, которую кто-либо когда-либо делал ради меня. — Я обняла её.

— И, благодаря мне, у тебя теперь есть ещё два дня, — сказала она, приподняв тонкую бровь. — А теперь, что произошло с Греем?

Не успела я что-либо ответить, как раздался стук в дверь, и я схватила покрывало, накрывшись им с головой.

— Если это Питерс, не рассказывай ему о БОМБЕ В ЕГО МАШИНЕ, — прокричала я сквозь хлопковое одеяло.

Я слышала, как Элисон скользнула к двери, а потом услышала звуки неистового чмоканья.

Джек.

— Я скучала по тебе, медвежонок, — завизжала Элисон, а я старалась через уши затолкать пальцы себе в мозг.

— Знаю, сладенькая. Я тоже скучал по тебе. Где Сидни?

Сильные руки сорвали с меня одеяло, и Джек навис над моим лицом.

— Я знаю, Сидни, — сказал он, сидя на краю моей кровати. — Грей звонил мне прошлой ночью. Он рассказал мне о Сандэй Лэйн.

Я ощутила новую волну гнева.

— Рассказал?

— Мне только жаль Ченса, — сказал он со вздохом. — Просто некоторые люди хотят быть уверены, что влюблены, прежде чем займутся сексом. — Он взглянул на Элисон, и она покраснела.

— Что?

— Кареглазый девственник. — Он засмеялся себе под нос. — Грей сказал, Ченс был очень расстроен, но теперь он в порядке. Но Грей, Грей в отчаянии. Похоже, ты ужасно с ним обошлась. Ты можешь просто простить его?

— Всё сложно, — застонала я, и Джек соскользнул назад на кровати. — И всё кончено, поэтому мы не будем больше это обсуждать.

Джек поднял руки в знак капитуляции.

— Ладно, ладно. Просто подумал, что занесу билет на завтрашнюю игру.

— Я не пойду на игру. — Я снова рухнула на подушку и подняла покрывало. — Ни за, чёрт возьми, что. Кроме того, мама же в городе, да? Вчера вечером она писала мне, что приедет сегодня утром. Это будет первая игра, которую она посмотрит. Отдай билет ей.

Джек вздохнул.

— Билет был для неё. Сегодня утром она позвонила и сказала, что вместо игры хотела заняться шопингом и, возможно, где-то потусоваться после, но она, скорее всего, устанет, поэтому увидится с нами утром за поздним завтраком. — Его голос затих от едва различимой боли, заметить которую мог лишь член семьи Портер.

Марго Портер всегда была эгоистичной, и даже если Джек делал вид, что его это не волновало, это было не так.

— Там будут матери всех игроков, Сидни. — Он опустил взгляд, его глаза покраснели. — Хотя меня это не удивляет. Мама никогда не любила футбол, поэтому я не хочу подвергать её этому испытанию.

Мне хотелось встряхнуть Джека за то, что находил маме оправдания. Она не любила футбол, это правда, но она должна была любить своего сына. Она должна была находиться там, крича и хлопая вместе с другими матерями, хвастаясь Джеком, величайшим полузащитником, которого когда-либо видел Нортерн.

— Дай мне билет. — Я протянула руку. — Я иду.

 

Стадион был чем-то из моих худших ночных кошмаров. Там были тысячи фанатов Нортерна, одетые в одежду с номером любимого игрока. Стоило мне повернуться, я тут же натыкалась на двадцать четвёртый номер, принадлежавший Грею Питерсу. Место, указанное в билете, который дал мне Джек, располагалось в специальной части, отведённой для семей игроков, поэтому у меня, по крайней, мере были хоть какие-то ориентиры, когда я пробиралась через море голубого и серого.

Двигаясь по двенадцатому коридору, я нашла проход B и посмотрела вниз на длинный ряд сидений. Место было отличное, рядом с центром поля. Я буду под надёжной защитой домохозяек Бетти, и, как бонус, может быть, кто-нибудь принесёт домашнее печенье.

— Привет тебе, — поздоровалась со мной блондинка за пятьдесят, когда я села рядом с ней. — Готова к большой игре?

Я кивнула, отвлекшись на её большие серьги из янтаря (ладно, впервые в жизни уроки геологии мне пригодились).

— Ты выглядишь слишком молодо для мамы игрока, — пошутила она, и я улыбнулась в ответ на её тёплую улыбку. — Кто твой парень?

— Мой парень? — Спросила я, застыв на холодном пластиковом стуле стадиона. — Джек Портер – мой брат.

— Джек Портер, — закричала она, схватив меня за предплечье. — Мой сынок Грей присматривал за этим мальчиком.

Я посмотрела на её свитер с кружевным воротником и на шелкографическую фотографию мальчика в подгузниках, бросающего футбольный мяч. Замечательно.

— Ты, должно быть, Сидни?

Я начала безудержно кашлять, и мама Грея похлопала меня по спине. Потом она достала воду из сумки.

— Быстро выпей это. Они дерут тут по три доллара за бутылку! Возмутительно, если тебе интересно моё мнение, и подумай обо всей этой бессмысленной трате пластмассы.

Приняв у неё напиток, я сделала длинный глоток.

— Откуда вы знаете моё имя?

Она засмеялась, а её огромные серёжки бились о её шею.

— О, милая, Грей мне постоянно о тебе рассказывал. Он в восторге от тебя. Обычно он не обсуждает со мной девочек, поэтому я решила, что ты особенная.

Я отдала ей бутылку, и она сделала глоток.

— Я пользовалась одной и той же бутылкой пять лет. Ты бы ни за что не догадалась. — Она подмигнула. Посмотрев вдоль прохода, она разразилась бранью: — Ох, вот и он.

Высокий пухлый мужчина, одетый в куртку «Питтсбург Стилерз», подошёл к перилам около нас.

— Делла, сегодня ты выглядишь чудесно, как и всегда. — У него был вкрадчивый голос. Как у змеи, которая ползла по высокой траве. И мы с Деллой обе дискомфортно заёрзали на своих местах.

— Сегодня утром говорил с твоим парнем. — Он продолжил, протянув Делле визитку. — Он заинтересован в раннем драфте, а мы заинтересованы в нём. Его статистика...

— Что такое ранний драфт? — Прервала я его. Мой желудок внезапно сжался, а глаза начали слезиться (должно быть, аллергия). — То есть я никогда раньше не слышала об этом термине.

Мужчина с досадой посмотрел на меня, но все же ответил:

— Это когда игрок отказывается от оставшихся годов учёбы в колледже и переходит в НФЛ, милая. — Он повернулся лицом к Делле. — И Грей так же хорош, как... У него есть мой номер, Делла, и в этот раз ему самому не терпится. — Постучав по своей чёрной бейсболке, он развернулся и пошел по проходу.

— Отвратительный мужчина, — пробормотала Делла себе под нос. — Этот скаут ходит за ним по пятам с первого курса.

Моё разбитое сердце каким-то образом склеилось обратно только для того, чтобы подразнить меня перед тем как на него вновь обрушилась наковальня. Кусочки были повсюду, и я подняла взгляд к фонарям, освещавшим стадион, смаргивая редкие слёзы. Грей уезжает?

— Милая, не расстраивайся, — прошептала мягким голосом Делла мне на ухо и по-матерински приобняла меня. — Этот мужчина горазд только болтать. Мы всё уладим.

Я покачала головой.

— Нечего улаживать. Грей может делать всё, что ему вздумается.

 

Глава 42

 

 

Сегодня я не присутствовал на поле. На мне была форма, но мыслями я был далеко.

Так было до момента, пока я не взглянул на трибуны и не увидел маму, болтающую с Сидни. Я молился, чтобы мама украдкой потёрла девушку магическим кристаллом, когда та отвернётся и, может быть, к концу игры я получу от неё сообщение.

Ничего.

Ничего, кроме пустоты в груди, где раньше находилось моё сердце.

Когда прошлой ночью Сидни выскочила из моей комнаты, я мог только лежать на кровати, зарывшись лицом в подушку, которую она использовала в качестве носового платка. Я подумывал о том, чтобы написать ей сообщение, но что я мог сказать? Я видел её взгляд прошлой ночью. Я подорвал её доверие к себе. Она призналась мне в любви, а я облил всё это дерьмом.

— Успокойся, Питерс, — ругался Ченс. — Ты пьёшь так, словно завтра никогда не наступит. — Он просматривал свои сообщения, тихо посмеиваясь. — Завтра вечеринка дома у Эккольса. У него ночует мама, а то бы он устроил вечеринку сегодня. Было бы неплохо, потому что в понедельник нет занятий.

Я кивнул, глядя на телевизор, поглощённый рекламным роликом, в котором продавали электрические банные полотенца.

— Нам нужны такие, — пробормотал я, и Ченс перевёл взгляд на экран. — Ненавижу холодные полотенца.

Схватив пульт, Ченс выключил телевизор.

— Фе-е-ерна-а-а-ндо-о-о, — гаркнул он в коридор. — Прими душ. Мы все идём проветриться. Питерсу нужно с кем-нибудь переспать.

 

— Подвинься, чёрт тебя дери, — ворчал я на Фернандо. Мы втроём вплотную друг к другу сидели на переднем сиденье пикапа Ченса. — И ты принял душ? Боже, ты воняешь.

— Я помылся. Просто не использовал мыло, — ответил Фернандо, подняв бровь. — Мой естественный запах – часть моей тактики защиты на поле. Одно дуновение, и они падают к моим ногам.

— Это часть твоей защиты и от цыпочек тоже, ты, идиот. — Ченс закатил глаза, когда мы отъехали от дома. — Неудивительно, что ты девственник.

— По крайней мере, не я Кареглазый девственник, — смеясь возразил Фернандо, а Ченс мрачно зыркнул на меня.

Я попросил Ченса заявить, что это он был Кареглазым девственником, чтобы Джек не узнал правду. Джек бы никогда не простил Сидни, если бы узнал, что она говорила о нём. Впервые Ченс поступил как настоящий мужик. И теперь я был его крупным должником, что значило, я должен был в любой момент бросить всё, чем бы ни занимался, чтобы играть в Call of Duty по первому его требованию.

— Заткнись, — застонал Ченс. — Питерс, куда мы поедем? Сегодня ты выбираешь. Самый быстрый способ забыть кого-то – забраться под кого-то другого, верно? — Ченс задвигал бровями, а я привалился к окну.

— «Спейсрум»? — пошутил Фернандо, и я ударил его локтем в живот.

— Куда угодно, только не в «Спейсрум». Мне не обязательно смотреть на то, как Сидни флиртует с Ником всю ночь напролёт.

От одной только этой мысли у меня начинало крутить желудок. Его руки на её руках. Его отвратительный рот на её рте. Я бы, вероятней всего, сорвался, если бы пришлось стать тому свидетелем.

— Мы больше никогда туда не пойдем, — заявил я со всей убежденностью.

— Шарбас и Сидни, хм, — сказал Фернандо, задумавшись. — Думаю, в этом есть смысл. На первом курсе у них был секс.

Я сурово посмотрел на него.

— О чём, твою мать, ты говоришь?

Фернандо проигнорировал угрозу в моём голосе и продолжил:

— Ага, я думал, ты знал. Это было в твоей комнате, тупица. Вспомнил? Это был день Картофельных оладий и Копчёного на яблоневых дровах бекона.

Один из многочисленных бесполезных талантов Фернандо – связывать еду в кафетерии с важными, которые следовало бы упомянуть годы спустя, моментами.

Я постарался держать себя в руках, но почувствовал, как сжалось горло, и заставил себя проглотить поднимающуюся ярость.

— Продолжай.

Ченс заметил мои сжатые кулаки, но Фернандо откинул голову назад и поднял взгляд на крышу пикапа, не обращая на это внимания.

— Ну, это было ночью после той вечеринки в общаге. Той, на которой была Сидни... два года назад.

Он дожидался моего ответа.

— Да, Фернандо, — ответил я сквозь сжатые зубы. Если бы он не отвечал за мою жизнь на поле, я бы убил его прямо на месте.

— Я проснулся и был очень взволнован. Я люблю копчёный на яблоневых дровах бекон, потому что он такой сладкий и, когда правильно приготовлен, он немного влажный с жирком по краю. Картофельные ола...

— Ближе к делу, — прервал его Ченс, зная, что именно ему придётся вести все разговоры. Моё горло достигло следующего уровня боли, пересохшее и охрипшее, я задыхался, не в состоянии произнести ни слова.

— Я вышел из комнаты и увидел Грея. Он бежал по коридору ко мне, и я сказал: «Что стряслось, мужик? День Картофельных оладий?» А он ответил: «Просто тренировался... Возьму воды... Спущусь немного позже». У тебя на лице была глупая самодовольная ухмылка, ты был без рубашки, бежал только в одних кроссовках и боксёрах, но ты свернул налево в нишу к торговому автомату, что я счёл странным. Фонтан с водой был прямо по коридору. Ну, возможно ты просто захотел бутыл...

Я повернулся лицом к нему.

— Да поможет мне Господь, Фернандо. Если ты, мать твою, не перейдёшь к делу, я позвоню твоей бабушке Луизе и расскажу ей, чем ты на самом деле занимаешься по воскресеньям вместо того, чтобы ходить в церковь. — Он проводил воскресенья в одних боксёрах, смотря повторы сериала «Доктор Кто».

— В угрозах нет необходимости, Питерс. — Фернандо глубже уселся на сидении и начал заламывать руки. — Я на минуту остановился у комнаты Ченса, но он тоже прогнал меня, и, когда я дошел до лифта, увидел, что дверь твоей комнаты была открыта. Я подбежал, думая, что ты вернулся, а Ник стоял над какой-то спящей в твоей кровати девушкой – думаю, Сидни, потому что у неё на шее была татуировка с такой палкой от гитары – потом я шёпотом спросил Ника: «Что ты здесь делаешь?» Едва я успел произнести эти слова, как он вытолкнул меня из комнаты и захлопнул дверь. — Фернандо замолчал, осторожно взглянув на меня.

— И что же? — спросил Ченс, когда пикап остановился на красный светофор.

— Ну, прежде чем я успел снова спросить Ника, Эштон Уильямс с самодовольным видом прошел по коридору, гордый как павлин. Он всегда был таким нахальным. Помню, как Эштон сказал: «Десятка по шкале кисок. А что у тебя, Ник? Пока я веду».

Моя грудь сжалась, её почти свело судорогой, и я прикрыл глаза, откинув голову на подголовник.

Фернандо продолжил:

— Затем Ник ответил: «У меня две». Он постучал по двери Грея и сказал: «Четверть очка по шкале кисок за эту грязную сучку там за дверью, но я отвёз её в город Потрахульск. Она усвоила свой урок». — Фернандо подражал мужественному голосу Ника, и я сделал глубокий вдох.

— Ты идиот, Фернандо, — вмешался Ченс, вдавив в пол педаль газа. — Ты не подумал упомянуть об этом раньше? Ты не счёл странным, что Ник был в комнате Грея?

Фернандо сжал губы в глубокой задумчивости.

— Сейчас, полагаю, это кажется странным, но Эштон спросил его, где Грей, и Ник ответил, дословно: «Я сказал Питерсу проваливать, поэтому он уснул на диване в комнате отдыха».

— Что дальше? — резко спросил Ченс, ткнув Фернандо локтем.

Фернандо врезал ему в ответ и произнёс:

— Потом они оба рассмеялась, и Эштон спросил: «Что насчёт той другой?» Ник ответил: «Бритни? Она заработала десятку». — Фернандо слегка кивнул мне и уставился в лобовое стекло. — Поэтому, ага, они переспали, Питерс. Я думал, ты знал... Ведь именно ты спал на диване в комнате отдыха.

Пьяный в стельку, а теперь ещё и злой как чёрт, я посмотрел на Фернандо взглядом «не играй с огнем».

— Где пьёт Эштон?

 

Глава 43

 

 

Элисон выиграла мне время благодаря своей уловке с приступом диареи, но я зашла в тупик. Я не нарыла никакого компромата на Кэтрин Десонну. Я начала составлять список способов, какими могла её шантажировать, но каждый раз, когда ручка касалась бумаги, начинала думать о Грее.

Он ненавидел Питтсбург, верно? Там, скорее всего, холоднее, менее дождливо, но холоднее. Его родители жили в Портленде, и по историям из жизни, которыми Делла Питерс закидала меня во время игры, Грей бы скорее отгрыз свою руку, которой делал подачи, чем уехал от них. А как же дети? Подумайте о маленьких сердечках, которые он разобьёт в Средней школе МакАртура. Дети, Питерс!

Я уронила голову на стол.

Кого я обманывала? Определённо, не саму себя. Все болело. Болели те места, о которых я бы никогда раньше и не подумала, что они могли быть пронизаны болью. От того, что я всё ещё любила Грея, меня выворачивало наизнанку.

Я поняла, что мои чувства к Джейкобу Денису в пятом классе набрали два пункта по шкале влюбленности Сидни.

Грей же достиг десяти.

Но мне нужно было и доверие и любовь, а Грей это разрушил.

Элисон ушла вскоре после игры, чтобы остаться на ночь у Джека. Я неплохо посмеялась, когда она натянула свой спортивный костюм, достала из-под кровати спальный мешок и схватила несколько диснеевских фильмов. У них была пижамная вечеринка, как у подростков. Их счастье на время останавливало нестерпимую пульсацию в моей груди, но она всё ещё оставалась там, ожидая, когда я останусь одна.

Бросив ручку, я сдалась и взяла свои банные принадлежности. Сегодня в коридоре общаги было пугающе тихо. Все ушли отмечать большую победу Нортерна, и Грей в этот самый момент, без сомнения, делал где-то стойку на пивном бочонке.

После того как залезла в душ, я закрыла дверь из непрозрачного стекла и повесила на неё своё полотенце. Я только включила воду, как услышала, что кто-то открыл дверь.

— Я закончу через пять минут, — закричала я, чтобы заглушить шум льющейся воды.

А затем моё полотенце сорвали с двери кабинки.

— Что за чёрт?

— Ты меня не знаешь. — Тоненький голосок становился громче, потом раздалось какое-то бормотание, а комната наполнялась паром.

— Что? — спросила я, выключая душ и прикрывая свои женские прелести. — Я тебя не слышу. Отдай мое полотенце.

Я услышала раздраженный вздох, а потом звук того, как прочистили горло.

— Ты не знаешь меня, — сказал голос громче. — Но я знаю кто ты, Сандэй Лэйн.

Поначалу мой ум ускоренно заработал, а сердце застучало так же быстро. Меня собирались избить в душе общаги, словно в тюрьме. А потом я снова воспроизвела в голове этот голос.

— Лили Танака?

— К чёртовой матери, — сказала Лили за стеклом, и моё полотенце бросили обратно на дверь. Я быстро обернула его вокруг себя и открыла дверь.

Лили ждала, скрестив руки поверх своего шерстяного пиджака и прислонив бедро к краю раковины.

— Как ты поняла, что это была я?

— Ты в моём классе по Сексуальному образованию. И ты всё время болтаешь. Как я могла не понять, что это была ты?

Она выпрямила спину и осторожно посмотрела на дверь.

— Ш-ш... Ты не знаешь меня, — повторила она, выделяя каждое слово и медленно кивая головой.

— Ладно.

Выйдя из душа, я стояла в луже воды, пока она ходила вокруг меня, как лев вокруг своей жертвы.

— Веди себя тихо, — предупредила она. — Тебе известен термин Панэллинский?

— Это заболевание из шестнадцатого века, верно? — Я туже завернула полотенце вокруг талии.

Лили закатила глаза.

— Нет, Сидни, — резко ответила она. Её глаза сверкнули красным, а затем вернулись к своему обычному полуночно-чёрному цвету. — Панэллинский – это Национальный совет, отвечающий за контроль деятельности братств и сестринств. — Она ткнула пальцем в свою белую на пуговицах рубашку. — Я секретарь филиала Панэллинского отделения Нортерна.

— Хорошо, — произнесла я, не понимая к чему она клонит.

— Наше внимание привлёк тот факт, что Кэтрин Десонна собирается слить информацию о тебе. Информацию, которая испортит твою никчёмную репутацию, — сказала она с намёком на отвращение.

— Давай к делу, Танака. — Схватив свои банные принадлежности, я направилась к двери, но она встала у меня на пути.

— Отлично, — сказала она, разглаживая соответствующую пиджаку шерстяную юбку. Она выглядела как школьница из аниме. Я почти ожидала, что глаза вылезут у неё из головы, и появится летающая доска для сёрфинга в цветах радуги, чтобы унести её из комнаты. Сунув руку в сумку, она достала небольшой диктофон. — Мы хотим помочь тебе, Сидни.

От её кривоватой ухмылки мне становилось не по себе.

— Мы уже довольно долгое время знали о плохом обращении Кэтрин с новичками, а сейчас появилась возможность избавиться от диктатора Каппы Дельты, не очерняя своей репутации. — Она закатила глаза к потолку, качая головой. — От её сумасшедших идей по сбору средств мне хочется достать свой пистолет из бардачка. — Она опустила взгляд, чтобы посмотреть мне в глаза. — Понимаешь, о чём я?

Кивнув, я осматривала комнату в поисках чего-то острого. Лили Танака была чокнутой.

— Совет хотел бы, чтобы ты помогла поставить Кэтрин на место, поэтому мы даём тебе её «аварийный выход».

— Аварийный выход?

Она кивнула, дав мне диктофон.

— У каждого лидера есть аварийный выход. Информация, которая дискредитирует и из-за которой их потенциально могут вышвырнуть с поста президента. Так уж случилось, что Кэтрин ужасна в математике.

— Математике? — С насмешкой спросила я. — То есть Кэтрин оставит меня в покое, потому что не может решить теорему Пифагора?

Лили наклонилась и нажала моим пальцем на кнопку проигрывания:

— Кэтрин, мы не можем больше продолжать этим заниматься, — раздался из динамика хриплый мужской голос. — Может, я смогу найти тебе репетитора, и тогда твои оценки... О Боже. О Боже. Твою мать.

— Что вы говорите, профессор Бергер? — Прозвучал соблазняющий голос Кэтрин после его стонов. — Я думаю, что самый лучший репетитор в мире сейчас у меня между ног... Вы заставите меня плакать и умолять вас поставить высший бал?.. (Ряд отвратительных звуков) Потому что я так и сделаю.

Я нажала на «стоп» и опустила взгляд на свою руку.

— Да, — прошептала Лили. — Кэтрин весь семестр спала со своим профессором математики.

— Откуда т...

— У нас свои методы, Сидни. У нас шпионы повсюду. — Она раскинула руки в драматичном жесте, а потом схватила диктофон. — Мы готовы дать тебе запись с условием, что она будет использована для шантажа. Все выигрывают в этой ситуации. Кэтрин в кулаке у тебя... А ты у нас.

Мои глаза расширились от удивления.

— У вас в кулаке? Почему бы тебе просто не шантажировать её напрямую?

— Её папочка оплачивает национальные съезды нашего Совета, а мне нравится каждый год летать на Гавайи. Если это всплывает, она вылетит не только из Каппы Дельты, но и из всей Греческой системы. Мы просто хотим её запугать. Но это не значит, что мы хотим сделать это тихо. Во вторник в восемь часов вечера ты позвонишь по этому номеру. — Лили дала мне клочок бумаги. — Здесь будет проходить квартальное заседание нашего Совета, и мы хотим наблюдать за её мучениями.

Дразня меня, Лили помахала диктофоном перед моим лицом.

— Ровно в восемь, Сидни. Всё о чём мы просим – одна услуга. У Сандэй Лэйн есть приверженцы, которые могут быть полезны Совету.

Ну ничего себе.

Глава 44

Стерва – не то слово, которое я бы использовал, чтобы описать Марго Портер.

Почему?

Потому что «стерва» было бы комплиментом.

Марго Портер была избалованной болонкой. Её вороньи чёрные глаза были холодными и жестокими. Я бы не удивился, если бы она разорвала на куски человеческий труп перед тем, как войти в банкетный зал Нортерна. Её ярко-красные волосы были так туго собраны в пучок, что оливковая кожа натягивалась на голове. Смотрелось так, будто она замотала голову в целлофан. А постоянное рычание, срывающееся с её тонких губ, вполне могло бы составить конкуренцию бешеному бульдогу.

В сторону эти тревожные поверхностные наблюдения, то, что у неё внутри, вот что приводило меня в ужас.

Я бы поставил на кон свою жизнь, что внутри лежала обугленная и пустая оболочка, в которой где-то глубоко невинная душа, заключённая в кирпич, царапалась сломанными, окровавленными ногтями, чтобы вырваться на свободу.

— Где твоя сестра? — рявкнула она на Джека, поправляя свой дорогой тёмно-синий пиджак. Её взгляд упал на мамину «против жестокого обращения с животными» сумку из конопли, и она усмехнулась, немного закатив глаза.

— Меня не удивляет, что она опаздывает. Сидни едва замечает ход времени, когда слушает эту свою проклятую музыку. Специализация – основные коммуникации. Что за напрасная трата денег. Она вернёт мне каждый цент за своё образование, и я буду получать проценты из могилы, учитывая, какое её ждёт светлое будущее. Талантливая радиоведущая? Она такая дура. Всегда ею была. — Наклонившись к Джеку, она поправила его галстук. — Не то что ты. Ты далеко пойдёшь. Я просто знаю это.

В банкетном зале Нортерна толпились матери и футбольные игроки. Тренер обходил всех, одетый в свой самый лучший костюм, притворяясь, что не надирает нам задницы на поле шесть дней в неделю. Места были распределены заранее, и нам с мамой (не)посчастливилось сидеть рядом с семьёй Джека, Ченса и двадцативосьмилетней мачехой Ченса.

Макси была последней из жён отца Ченса. Думаю, номер четыре. Не знаю. Что я знал, так это то, что у Макси были огромные буфера и губы размером с Техас, где, я думаю, отец Ченса и нашёл её, когда она делала сальто в далласской команде по чирлидингу.

— Привет. Я Макси. — Макси протянула маме наманикюренную руку.

Мама покачала головой и уставилась на её полную грудь.

— Делла Питерс. — Будучи вежливым библиотекарем, мама искренне ей улыбнулась и протянула руку Марго. — Здравствуйте, миссис Портер, приятно с вами познакомиться. Вы, должно быть, так гордитесь Джеком, и я просто обожаю вашу дочь Сидни.

— Мисс Портер, — поправила её Марго. Проигнорировав протянутую мамой руку, она повернулась обратно к Джеку. — Если твоя сестра не появится здесь в ближайшие десять секунд, я пересмотрю обвинение в той крупной краже. Поверить не могу, что она даже не захотела показаться здесь, чтобы поддержать тебя. Что она вообще когда-либо либо делала для тебя, для меня, кроме как превращала нашу жизнь в кошмар?

Джек опустил взгляд на свои руки и вытер ладони о брюки.

— Ну, вообще-то она всег...

— Ш-ш, Джек, — перебила его Марго, бросив на маму ещё один неодобрительный взгляд. — Не нужно обсуждать семейные дела перед посторонними. — её взгляд метнулся к входу в банкетный зал как раз в тот момент, когда вошла Сидни.