К вопросу о некоторых особенностях деятельностной концепции языка в трудах А. А. Потебни (реферат)

Поскольку в настоящей статье предпринимается попытка интерпретации явлений и фактов русского синтаксиса на основе деятельностного подхода к языку, то считаю необходимым хотя бы кратко рассмотреть, как проходил процесс становления данной категории в языкознании. У истоков деятельностного подхода к языку стоит колоссальная фигура В.Гумбольдта (1767-1835), немецкого филолога и государственного деятеля Пруссии. По сути дела, он заложил основы современного теоретического языкознания, поклав в центр своей лингвофилософской концепции три постулата – «язык есть система», «язык есть энергейя, а не эргон» и «язык есть форма» [5,66], которые развертывал на основе понятий «энергейя», а также категорий «деятельность» и «сила». Исследуемый объект – язык- В.Гумбольдт рассматривает как деятельность, а его доминирующие свойства определялись как сила этого объекта. Гумбольдтовская деятельностная трактовка языка нашла свое выражение в фундаментальном исследовании «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода», - этом, по словам одного из последователей В.Гумбольдта М.Хайдеггера, «поразительном, трудном для постижения, туманно-колеблющемся в своих основополагающих понятиях и, однако, неизменно волнующем произведении» [7, 56]. Но концепция В.Гумбольдта никогда не выступала в своей целостности в виде «доминирующей теории» [5, 96], поэтому она вызвала слишком резкую реакцию и породила разноречивые интерпретации основных своих положений: от признания и вовлечения до полного отрицания. Так, О.А.Радченко утверждала: «известный немецкий философ языка 30-х гг. О.Лерх заметил, что история языкознания ХІХ века есть история отдаления от Гумбольдта», а «развитие языкознания ХХ в. стоило бы в таком случае назвать историей возвращения к Гумбольдту, хотя и в этот ушедший уже век Гумбольдта более почитали, чем читали» [12, 108]. Среди последователей учения В.Гумбольдта был и наш великий соотечественник – профессор Харьковского университета Александр Потебня. Последовательно осмыслив гумбольдтовские идеи, он выработал свою концепцию деятельностного подхода к языку, сделав это первым не только в отечественном языкознании, но и в зарубежном. Как и любой другой выдающийся ученый, чья творческая деятельность в науке составила целую эпоху, А.Потебня формировал свое лингвистическое мировоззрение под влиянием крупнейших отчественных и зарубежных ученых-языковедов, психологов, этнографов и логиков – таких, как А.Х.Востоков, Ф.И.Буслаев, И.И.Давыдов, К.С.Аксаков, И.И.Срезневский, Н.А. и И.А.Лавровские, В.Гумбольдт, Ф.Бопп, А.Вебер, И.Ф.Герхард, Г.Штейнталь, М.Лацарус, Р.Г.Лотц и др. Уже с первых своих шагов на лингвистическом поприще А.Потебня, «критически осмыслив и воприняв основные постулаты гумбольдтовского учения» [1,5], лингвофилософскую концепцию великого немца – ее диалектизм /от «диалектика»/, смотрел на язык как на субстанцию деятельностного характера: «Язык есть способ не выражать готовую мысль, а создавать ее, она не отражение мировоззрения, а деятельность, что составляет ее» [9, 141]. Как видим, язык есть творец, он внутренне противоречив, находится в режиме постоянного развития и не бывает в одно и тоже время самим собой, подобно тому, как нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Гигант в языкознании и во всей филологии, А.Потебня превзошел в науке как зарубежных исследователей В.Гумбольдта, так и своих отечественных, тоже пытавшихся разгадать в зародыше идеи великого немца, но так ничего и не понявших в них, А.Потебня не только постиг эти трудные для понимания постулаты, но и гениально развил их, четко сформулировал основные из них, особенно постулат своей деятельностной концепции и предложил собственные решения ведущих проблем теории славянского языкознания. А.Потебня отказался от механистической интерпретации сущности языка как застывшей, «окаменевшей» знаковой субстанции – ученый представил язык как деятельностный знаковый механизм, изобретенный человечеством для выполнения номинативных и коммуникативных функций. При этом А.Потебня не ограничивался материалом одного языка, а брал для исследования почти все славянские и многие европейские языки. Ученый, исследуя факты русского языка, смело и настойчиво проникал в глубинные истоки, вскрывая потаенные связи его с другими языками индоевропейскими и славянскими и открывая такие тонкости в этих связях, которые почти не укладывались в сознание современников – это и концепция понимания слова и его внутренней формы, славянская символика, теория и практика компаративного анализа, форма языковой единицы в ее отношении к содержанию, разные синтаксические теории, теория языка как орудия культуры и мн.др. И во всем этом А.Потебня не ограничивался одним «объяснением фактов в рамках общепринятых теорий» [1,32] В.Гумбольдта или других ученых, а смело шел на создание собственной теории, неожиданной по своей смелости в решении той или иной языковой проблемы. В известном смысле можно с полной уверенностью констатировать, что А.Потебня со своим учением – это целая эпоха в славянском языкознании [1, 38]. Вот почему к А.Потебне, еще сравнительно молодому ученому из Харькова, настойчиво потянулись такие гигантские в филологии фигуры, как Ф.Миклошич, В.Ягич, даже престарелый В.Караджич, И.А.Бодуэн де Куртенэ и др. Возникают целые филологические школы последователей учения А.Потебни в зарубежном языкознании: имеются в виду школы А.Мейе (Франция), Ф.Травничека (Чехословакия), В.Дорошевского (Польша), Е.Ф.Карского (Беларусь) и др. Каковы же основные черты потебнянской деятельностной концепции? Постулат о том, что «язык… не мертвое произведение, а деятельность, то есть самый процесс производства, орган, образующий мысль» [10, 534], является едва ли не самой главной идеей потебнянской деятельностной концепции, ее исходной позицией, с которой ученый рассматривает язык как динамичный механизм и как общественное явление. Когда А.Потебня утверждает: «мы видели, что появление одного слова предполагает существование предыдущего; это в свою очередь возникает из другого и т.д.» [там же]; что «прежде созданное в языке двояко служит основанием новому: частью оно перестраивается заново при других условиях и по другому началу, частью же изменяет свой вид и значение в целом единственно от присутствия нового» [там же, 131]; что «фонетические изменения – это болезнь, в известное время овладевающая языком. Будучи направлена к разрушению языка, эта болезнь его, однако, не уничтожает то, что в нем существенно» [там же, 55]; что «разрушение и рождение форм, равно как и вещественных значений, ближайшим образом зависит не от наклонностей внешних органов слова, а от известной потребности мысли» [там же, 57], - то все эти утверждения, по сути своей, являются тоже постулатами и вытекают из потебнянского понимания общественного и деятельностного характера языка, а также подтверждают тот факт, что язык никогда не попадает в ситуацию стагнации, что он не знает покоя, поскольку постоянно находится в движении, то есть в поиске новых форм и способов для оптимального исполнения своего коммуникативного назначения – средства общения. В этом видит А.Потебня динамизм языка как одно из проявлений деятельностного подхода. В своих исследованиях А.Потебня весьма последовательно и ненавязчиво проводит этот принцип научной оценки, не нарушая его даже в деталях. Например, говоря о метостоимениях и прилагательных русского языка, ученый заявляет, что «нынешний литературный русский язык относится к… прилагательным и местоимениям различно. На месте «прав» и «рад» он ставит наречия «право», «справедливо», «охотно», подобно тому как на месте прилагательного в сказуемом он в иных случаях может поставить наречие» [10, 133]. Здесь явно просматривается отношение ученого к языку как к живому организму: «относится… различно», «он ставит», «может поставить», то есть ученый представляет язык деятелем, что вытекает из деятельностного принципа, и дает ему старт. Думается, что нет настоятельной необходимости приводить здесь большое количество примеров, наглядно иллюстрирующих даже в деталях деятельностный принцип А.Потебни, потому как все его научное наследие пронизано оригинальной концепцией, заметим только, что еще и сегодня далеко не все в ней понято, осмыслено, не до конца освоено практикой. В чем же суть категории «деятельность»? Однозначно ответить даже сегодня невозможно, потому что у нее «нет единого, раз навсегда фиксированного содержания» [11, 303], которое могло бы реализоваться в любых построениях предметного характера. В философии под деятельностью понимают довольно широкий круг конкретных содержательных конструкций – от человеческой деятельности вообще до широкого класса процессов, включая даже процессы неорганической природы [6, 12]. Своего определения категории «деятельность» А.Потебня нам не оставил, но из содержания его трудов вытекает, что под деятельностью он понимал такие процессы в языке, которые задают способы движения в нем, определяют в конечном итоге субстанциальный смысл самого языка как общественного явления. Вот один из примеров, иллюстрирующий потебнянское понимание способов движения языковой материи: «Язык в настоящем своем виде есть столько же произведение разрушающей, сколько и воссоздающей силы» [10, 32]. Разрушение языковых единиц или сильное их изменение подвергает определенной трансформации и ту среду, то целое, в котором эти языковые элементы функционируют. Напр.: изменяясь или разрушаясь, слова изменяют и свою среду обитания, которой для них является предложение» [10, 82-83]. Деятельность в широком понимании – это процесс превращения свойств объекта действительности. Но поскольку эти свойства выступают в виде различных характеристик способа действия, его движения и жизни, то в результате мы получаем новые характеристики объектов, приобретающих при этом новые формы своего бытия [4, 155]. В философии категория «деятельность» трактуется как определенная сущность, и не признается деятельность, которая не выполняется ни на каком конкретном материале и не воплощается ни в каком конкретном объекте, предмете или в чем-то осязаемом. Как видим, и потебнянская, и философская интерпретации в основе своей опираются прежде всего на предметность. Это значит, что любая – положительная или отрицательная деятельность обязательно реализуется в форму предмета или во что-нибудь другое, подобное ему, но обязательно конкретно воспринимаемое как нечто реально осязаемое. Лингвистическая категория деятельности манифестируется через языковые процессы порождения речевых единиц. Эти процессы сопровождаются облигаторным отбором, соответственно характеру и особенностям реферетной /денотативной/ ситуации, языковых средств, которые адекватно выразили бы ситуацию или отдельные ее компоненты. А.Потебня, как последователь лингвофилософского учения В.Гумбольдта, не остался равнодушным к языковым проблемам ХIХ века – соотношение языка и мышления – и приходит к выводу, что язык не ограничивает свои функции только лишь отбором средств, необходимых для выражения мысли, но и самым активным образом принимает участие в создании, формировании этой самой мысли. В этом плане язык – творец мысли от момента зарождения и до окончательного формирования ее, когда она принимает вполне законченый вид и может вступать в акт коммуникации. Языковая функция отражения теснейшим образом переплетается с функцией творения мысли. Эта связь достигает такой высокой степени, что даже на современном этапе познания трудно определить разницу между ними. Но А.Потебня сумел четко разграничить их «Язык есть способ не выражать готовую мысль, а создавать ее… он не отражение мировоззрения, а деятельность, что создает ее» [9, 141]. Опираясь на деятельностный принцип, А.Потебня открыл механизм порождения мысли [2, 136], вскрыл его деятельностный характер и показад, что мысль формируется при помощи языка, что это есть процесс и что он носит ступенчатый характер, в котором каждая предшествующая ступенька – это форма последней ступени: «мы видели, что появление данного слова предполагает существование предыдущего; это в свою очередь возникает из другого и т.д.» [10, 21]. В связи с открытием механизма порождения мысли возникает вопрос, как понимал А.Потебня «форму» и «содержание», без которых, собственно, мысль вообще не может быть порождена. Специальных работ, в которых подробно излагались бы взгляды А.Потебни относительно указанных понятий, нет, но отдельные суждения на этот счет встречаются в потебнянских исследованиях, так что можно составить хотя бы в общих чертах представление о том, как великий отечественный ученый трактовал фундаментальные понятия лингвистики. Эта трактовка сводится к следующему: данные понятия взаимно связаны, что одно без другого не существует, что «форма» организует содержание», то есть является его структурным элементом, что контрарные отношения между ними весьма относительные, так что противопоставления фактически нейтрализованы. По А.Потебне, каждая мысль имеет индивидуальное предметное содержание, возникающее в определенных речевых условиях как результат отражения явлений, предметов действительности, служит формой этой мысли, средством ее структурированности, окончательного оформления и выражения. В этом случае форма отражает самые общие структурные элементы мысли, ее классификационные характеристики, которые подводят предметы, явления действительности «под понятия и их разряды» [1, 20-21], чтобы можно было средствами языка адекватно отразить их /предметы, явления/ и так же адекватно понять их. Выделяя два типа содержания – внутриязыковое и внеязыковое, - А.Потебня отмечает, что первое выступает формой второго, хотя в акте коммуникации оба эти содержания сосуществуют в диалектическом единстве /синкретично/. Один из весьма существенных постулатов потебнянской деятельностной концепции – это утверждение, что любой живой язык обладает способностью саморазвиваться и что этот процесс протекает в форме совершенствования языковых компонентов, совместно составляющих материальную сторону языка, его субстанцию. Говоря иначе, в любом живом языке постоянно возникают новые ситуации, когда в нем неизменно рождаются либо абсолютно новые элементы, либо уже наличествующие, «работающие» в языке единицы получают новые значения, а старые элементы, не востребованные новой ситуацией, постепенно отмирают. А.Потебня представляет это положение как релевантный признак любого живого языка: «В живых языках разрушение старого есть вместе и создание нового» [10, 516]. В совершенстве владея богатым материалом живых индоевпорейских языков, А.Потебня, используя технологию деятельностного анализа, проник в такие айсберговые глубины языковой материи, куда никому из исследователей для него проникнуть не удавалось. Он обнаружил целый ряд процессов, спонтанно протекающих в языках, исследовал их (процессы) и вскрыл неизвестные лингвистической науке огромные пласты характерологических свойств языка. А.Потебня исследовал их со свойственной ему научной скрупулезностью, сделав при этом открытие: оказывается, язык – саморазвивающаяся структура: «В жизни языка грамматические разряды возникают, изменяются, заменяются, вместе с чем изменяется и весь строй речи» [10, 304]. Процессы саморазвития и тенденции самосовершенствования способствуют языку в его стремлении поддерживать себя как системно организованную материальную ценность. Соответственно этому язык организует свои единицы для оптимального функционирования в процессе общения и принимает ламинарный (слоистый) характер. Но осмысление данного открытия начнется только после смерти великого ученого-филолога – примерно через полстолетия. Деятельностные процессы, протекающие в русском синтаксисе, превращают их в гибкие знаковые системы, чувствительные ко всякого рода «возмущениям», идущим не только от языковых явлений, но и со стороны других интеллектуально-мыслительных сфер, а также со стороны экстралингвистических явлений. Они постоянно «бомбардируют» все пространство языка, пытаясь внести в его материю что-то свое. На отдельных участках языковой реальности влияние денотата довольно ощутимо. В русском языке, как, впрочем, и в других славянских языках современной эпохи активно действуют системообразующие процессы. Они консолидируют языковые средства глобальной, а также молекулярной величин в единую структуру, знаковый механизм. Но вместе с этим в языке не менее активно проявляются системоразрушающие, асистемные тенденции, которые с завидным упорством расшатывают структурную организацию языка. Так А.Потебня отметил диалектическую природу языка, такой она ему открылась: «…язык в настоящем своем виде есть столько же произведение разрушающей, сколько воссоздающей силы» [1, 32]. Значительно позже, познакомившись с учением А.Потебни, Ш.Балли, поняв основные идеи великого украинца, образно писал: «В языке все взаимосвязано… Однако было бы ошибкой, если бы этот общий взгляд привел к представлению о языке как о симметричной и гармоничной конструкции. Стоит только начать разбирать мезанизм, как тебя охватывает страх перед царящим в нем беспорядком, и ты спрашиваешь себя, каким образом могут столь перепутанные между собой системы колес производить согласованные движения» [3, 28]. Исходя из потебнянской теории деятельности, ее отдельных постулатов отметим, что в русском языке постоянно действуют «тенденция к стандартизации и противостоящая ей тенденция к увеличению разнообразия» [13, 153], тенденция к аналитизму формальных структур и синтетизму их, тенденция к экономии в парадигматике и синтагматике и к избыточности, тенденция к интеграции средств языкового выражения и к дифференциации их и многое другое, что потебнянские идеи и в сегодняшнем состоянии языка находят себе подтверждение, так что и сегодня они актуальны и можно уверенно утверждать, что «лингвистические концепции А.А.Потебни были и остаются работающими концепциями» [2, 83]. Таким образом, даже фрагментарное рассмотрение некоторых черт потебнянской концепции языка как деятельности показывает, что А.А.Потебня был гениальным продолжателем учения В.Гумбольдта, что он – один из тех немногих филологов, если вообще не единственный из его современников, да и ученых последующих поколений, кто в туманном зародыше гумбольдтовской энергейи /эргона/ сумел провидеть колоссальную научную силу самой идеи и гениально развить ее на материале славянских языков, используя технологию /им же изобретенную/ деятельностного анализа языкового материала. Таковы лишь некоторые из тех соображений, которые, на мой взгляд, необходимо учесть при серьезной попытке проанализировать в полном объеме потебнянскую концепцию деятельностного принципа в языке. ЛИТЕРАТУРА 1. А.А.Потебня – исследователь славянских связей // Тезисы Всесоюзной научной коференции (октябрь 1991). - Ч.І.- Харьков, 1991. 2. А.А.Потебня – исследователь славянских связей // Тезисы Всесоюзной научной коференции (октябрь 1991). - Ч.ІІ. - Харьков, 1991. 3. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. - М., 1955. 4. Бурлакова В.В. Синтаксические структуры современного английского языка. -М.: Просвещение, 1984. 5. Демьянков В.З. Доминирующие лингвистические методы теории в конце ХХ века // Язык и наука конца ХХ века. - М., 1955. 6. Маркарян Э.С. О генезисе человеческой деятельности и культуры. - Ереван, 1973. 7. Ольховиков Б.Н. Одно общее замечание о системе В.Гумбольдта // Ученые записи МГПИИЯ. - Т.39. - М., 1968. 8. Принципы и методы семантических исследований. - М.: Наука, 1976. 9. Потебня А.А. Мысль и язык // Полн.собр.соч. - Т.1. - Харьков, 1926. 10. Он же. Из записок по русской грамматике. - Т.1-2. - Харьков, 1888. 11. Ширяев Е.Н. Бессоюзное сложное предложение в современном русском языке. - М.: Наука. 12. Радченко О.А. Лингвофилологические идеи В.фон Гумбольдта и постгумбольдтианство // Вопросы языкознания. – 2001. - № 2. 13. Черемисина Н.В. Стационарные предложения как коллокиальный феномен // Теория и практика лингвистического описания разговорной речи. - Горький, 1982.

Категория: Литература | Добавил: tarasuzh | Теги: Потебня А.А.

Просмотров: 224 | Загрузок: 41

 

 

Гипотеза Сепира-Уорфа

(гипотеза лингвистической относительности) - разработанная в 30-годах ХХ века концепция, согласно которой структура языка определяет мышление и способ познанияреальности. Возникла в этнолингвистике США под влиянием трудов Э. Сепира и Б. Л. Уорфа. Всоответствии с их представлениями, язык и образ мышления народа взаимосвязаны. Овладевая языком,его носитель усваивает и определенное отношение к миру и видит его под углом зрения, навязанным"структурами языка, принимает картину мира, отраженную в родном языке. Поскольку языки по-разномуклассифицируют окружающую действительность, то и их носители различаются по способу отношения кней: "Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком. Мы выделяем в миреявлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны;напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен бытьорганизован нашим сознанием, а это значит в основном - языковой системой, хранящейся в нашемсознании" (Whorf. P. 213). Следствием признания гипотезы лингвистической относительности являетсяпризнание того, что язык хранит в себе определенную систему ценностей, выражаемые в нем значенияимеют оценочность и складываются в коллективную философию, свойственную всем носителям данногоязыка.

Гипотеза Сепира-Уорфа имеет как сторонников, так и противников. Феминистская критика языкаосновывает на этой концепции требование реформирования языка для преодоления заключенной в немгендерной асимметрии, считая, что язык - в силу своего андроцентризма - навязывает говорящим на немлюдям картину мира, в которой женщинам отводится подчиненная роль.

Брутян Георг Абелович
[24.03.1926]

- философ Армении, специалист по теории познания, методологии, логике, философии языка; доктор философских наук, профессор
Род. в с.Севкар Иджеванского р-на Армении.
Окончил факультет промышленно-гражданского строительства Ереванского политехнического института в 1947, факультет Международных отношений Ереванского государственного университета (1950), аспирант МГУ (1951, по специальности "логика").
Работал доцент кафедры философии Ереванского университета (1951-1961),
профессор, заведующий кафедрой философии Ереванского государственного педагогического института (1962-1970),
заведующий кафедрой диалектического материализма и логики философский факультета Ереванского государственного университета (1970-1986),
профессор Ереванского университета (с 1986).
Член Национальной АН Республики Армения с 1971. Академик-секретарь Отделения философии и филологии АН Армении (1977-1994), вице-президент Национальной академии наук Республики Армения (1994).
Докторская диссертация - "Теория познания общей семантики" (1962).
Президент Армянской философской академии. Президент Международного института аргументации.
Главный редактор журнала "Армянская мысль" (на англ. яз. с 1997), Ежегодника Армянского философского общества (с 1982). Основатель и президент с 1987 Армянской международной философской академии. Член Всемирной академии словесности (Великобритания) с 1990. Почетный вице-президент Международной ассоциации неформальной логики и критического мышления (США), 1989, член Международной академии наук "Арарат" (Париж, Франция) с 1992, член-основатель Лондонской Дипломатической Академии (Великобритания) с 2000.
Брутян выдвинул оригинальный вариант языковой и концептуальной моделей мира, предложил и обосновал принцип лингвистической дополнительности, который в мировой философии и лингвистической литиратуре назван его именем. Согласно концепции Брутяна (принципа лингвистической дополнительности), вся информация окружающей нас действительности может быть представлена в виде множества А и его дополнения - А. А символизирует логическое содержание языковых средств. Под А подразумевается знание, которое содержится в каждом языке помимо и сверх их логического содержания и благодаря сугубо специфическим особенностям данных языков. Знание в множестве А является инвариантным, общим для всех людей, независимо от конкретной формы языкового выражения. Знание во множестве А варьируется от языка к языку. Относительно полная картина о реальности воспроизводится при совместном учете А и А. При этом А и А рассматриваются не как равнозначные множества, которые дополняют друг друга, а выдвигается множество А как основное и А как его дополнение. (Множество А и его дополнение А охватывают всю данную предметную область: А и А = 1.) Так как дополнительное знание имеет лингвистический характер, то отсюда и происхождение названия - "принцип лингвистической дополнительности".
Брутян основал исследовательское направление в логике - трансформационную логику. Применяя базисные понятия - эксплицитные формы и структуры мысли, имплицитные формы и структуры мысли, подтекстуальные и контекстуальные мысли, трансформационные правила, с помощью которых из эксплицитных форм и структур мысли порождаются имплицитные формы и структуры или уточняется природа эксплицитных форм и структур мысли, трансформационная логика раскрывает новые особенности форм мысли, устраняет противоречия, которые возникают в тех логических исследованиях по логике, в которых не учитывается специфика имплицитных форм и структур мысли. Б. создана синтетическая теория аргументации, разработана модель аргументативного дискурса, выявлена специфика философской аргументации. Развитие исследований аргументации в СССР связано прежде всего с именем Брутяна. Ученики и последователи Брутяна из ряда стран СНГ, а также некоторых зарубежных стран, включились в разработку концепций аргументации на основе его идей. Образовалась Ереванская школа аргументации, плодотворная деятельность которой признана в мировых центрах по исследованию аргументации. Специальное место в исследованиях Брутяна занимает основанное им новое направление - логика переводов. Значительна роль Брутяна в исследовании истории армянской философии и логической мысли.

 

Ассоцианистская теория Чарльза Осгуда В базе ассоцианистской теории лежат 3 компонента: 1. Психический компонент — бихевиоризм. 2. Лингвистический компонент — дескриптивная лингвистика. 3. Математический компонент — теория коммуникаций. Делая упор на теорию бихевиоризма, Осгуд считал, что в психике человека нет ничего, что не поддавалось бы наблюдению и описанию. Соответственно предпринимались пробы измерить коннотативное значение слова (сюда входят: оценка, сила, экспрессивность). Для психики человека принципиальна ассоциативная связь стимула и реакции, также вся совокупа реакций на полезные стимулы. Отсюда следует заявление, что человек ничем не отличается от животного, разве что только речью. Это можно изобразить в последующей схеме: C (стимул) — P (реакция), другими словами хоть какой стимул вызывает в человеке заложенную реакцию, которую можно измерить.

Ноама Хомского «Синтаксические структуры» (1957) к таким фундаментальным знаниям до сих пор относится. Считается, что эта работа закрыла эру так называемого дескриптивного подхода в языкознании. Лингвистика до Хомского была сосредоточена на описании норм и средств языка, а сам язык понимался как вся доступная в данном сообществе людей совокупность высказываний. При этом предполагалось, что каждый из нас владеет языком лишь частично.

Хомский первым начал рассматривать язык как биологическое наследие вида Homo sapiens. Это «природный» объект, который буквально встроен в наш мозг эволюцией. Способность пользоваться фундаментальными языковыми алгоритмами дана нам от рождения, применяется всеми людьми без исключения, автоматически и бессознательно. Великий лингвист отдает первенство в формулировании этой идеи «дискретной бесконечности» языка Галилео Галилею, а также прослеживает ее корни у Декарта и картезианцев, которые называли языковую способность «нашим благороднейший даром». Теория Хомского описала механизм, который позволяет человеческому мозгу создавать бесконечное количество предложений, оперируя ограниченным набором средств. Для описания этого базового набора инструкций он ввел понятие генеративной (порождающей) грамматики.

 

Если педагог будет знаком с работами Н. Хомского на эту тему, ему откроется еще одна грань его обязанностей - научить вверенного ему ребенка правильно и грамотно обращаться с речью. Педагог поймет всю важность живого общения с ребенком в процессе преподавания и будет шире использовать предоставленные ему возможности. Так же, учитывая эту теорию, можно будет разрабатывать более эффективные программы образования, искать новые методики.

Теория Джерома Брунера

Эта теория относится к когнитивно-ориентированным теориям восприятия. Суть восприятия заключена не столько в деятельности сенсорных аппаратов, а в деятельности коры, которая позволяет воспринимать объект. В теории категоризации Брунера восприятие рассматривается как процесс категоризации - движение от признаков к категориям. И чем более адекватна система категорий, построенная для кодирования признаков, тем более истинно восприятие.

Брунер определил общие свойства восприятия, как:

1. процесс принятия решения;

2. который основан на использовании отличительных признаков;

3. который содержит операцию умозаключения;

4. который содержит набор правил, определяющий класс, характер признаков, способ их комбинирования - т.е. категорию.

Наряду со свойствами Брунер рассматривает механизм восприятия:

. Группировка и интеграция, базирующаяся на нейрофизиологических факторах.

. Упорядочивание готовности, которая вытекает из свойства восприятия стимул-готовность.

1. Установление соответствий. Механизм этого процесса основан
на умозаключениях.

2. Процессы блокировки входов. Механизм блокировки входов
лежит в основе нейрофизиологической работы мозга (так, например,
активность одной клетки нейрона может вызывать как торможение,
так и активацию другой клетки).

Теория Брунера - попытка исследовать механизм восприятия с точки зрения нейрофизиологической работы мозга. Эта теория несколько перекликается с теорией Гельмгольца.

 

Джером Брунер, разрабатывая свою теорию, пересмотрел концепцию Ж. Пи-
аже под влиянием идей Л.С. Выготского о важности социальных влияний на
когнитивное развитие ребенка. Особенно сильно влияние идей о социальных
взаимодействиях сказалось на представлениях Брунера о языковом развитии
детей. Однако социальные взаимодействия не так прямо, как у Выготского
опосредуют развитие познания. Познавательное развитие, с точки зрения Бру-
нера, складывается не просто из ряда стадий. Оно включает овладение ребен-
ком тремя сферами представлений: действий, образов и символов, которые
являются способами познания мира. Сначала ребенок познает мир благода-
ря привычным действиям. Затем мир представляется и в образах, и относи-
тельно свободных от действий. Постепенно появляется новый путь— пере-
вод действия и образов в языковые средства. Каждый из трех способов по-
разному отражает события, происходящие вокруг ребенка, и накладывает от-
печаток на психическую жизнь ребенка на разных возрастных этапах.

Первая сфера представлений — действие. Предмет и действие слиты,
предмет становится как бы продолжением действия. Первоначально дей-
ствия неразрывно связаны с восприятием, затем эти сферы дифференци-
руются и отделяются друг от друга. В переходный период ребенок устанав-
ливает соответствие между миром образов и миром последовательных дей-
ствий и позже освобождает образные представления из-под контроля дей-
ствий. Между первым и вторым годом ребенок ищет предметы под плат-
ком, поднимая другие платки, стремясь увидеть, куда переместился объект
после того, как его спрятали, т.е. начинает понимать и интерпретировать
скрытые перемещения объекта.

Вторая сфера представлений, которой овладевает ребенок, — это образ.
В раннем детстве ребенок находится во власти ярких зрительных представ-
лений, он сосредоточен на внешней стороне вещей.

 

Глава 12. Когнитивное развитие

Третья сфера представлений — символ. Символические представления
сначала развиваются на образной основе. Словарный запас включает круг
узких, наглядных, знакомых категорий и лишь постепенно увеличивается,
охватывая все более широкие «не представленные» понятия. Речь ребенка
перестраивает все когнитивное развитие, являясь его важнейшим орудием.

В теории Дж. Брунера нет жесткой периодизации когнитивного разви-
тия, где одна ступень выше другой и обесценивает предыдущую. Все три
сферы представлений одинаково важны и не теряют своего значения и у
взрослого человека. Высота развития интеллекта определяется степенью
развития всех трех сфер представлений: действия, образа, слова.

Джеймс Верч: социокультурный подход как вариант культурной психологии.

Понятие социокультурного подхода

Современные американские ученые полагают, что основателем социокультурного подхода в психологии является Лев Выготский, хотя сам Выготский термина “социокультурный” не использовал. Вместо этого, он и его последователи обычно говорят о “социоисторическом” подходе. Известный культурный психолог Джеимс Верч пишет: “Я использую термин “социокультурный”, когда хочу понять, как осуществляются ментальные действия в культурном, историческом, институциональном контексте. Более точно было бы говорить о социо-историческо-культуральном подходе, но такой термин, очевидно, слишком громоздок.” Цель социокультурного подхода к сознанию, по мнению Джеймса Верча, заключается в том, чтобы объяснить, как человеческая деятельность обусловливается культурными, историческими и институциональными факторами. Ключ к такому объяснению – в понятии опосредованного действия, как единицы анализа и представлении об агенте такого действия как о субъекте, пользующемся опосредующими средствами, то есть, принципиальным моментом является комплексное рассмотрение субъектов действий, самих действий и опосредующих средств (механизмов). Нет чисто культурного, или чисто исторического, или чисто институционального контекста человеческой деятельности. Любой контекст имеет все три аспекта, три измерения. Основная задача социокультурного подхода к сознанию – объяснить ментальные процессы и связи этих процессов с их культурным, историческим, институциональным контекстом. Вопросы эти следовало бы считать чисто психологическими, однако, за небольшим исключением, психология мало что может сказать о них, поскольку многие психологи рассматривают ментальные процессы как внеисторические и универсальные. Социокультурный же подход связан с культурной психологией, сформированной трудами М. Коула, Р. Шведера и других. Джеймс Верч расссматривает культурную психологию в качестве предтечи социокультурного подхода, но с нашей точки зрения последний скорее является одной из разновидностей культурной психологии, достаточно разнообразной по применяющимся в ней подходам. Акцент на социокультурной ситуативности не означает, по мнению Верча, что универсалии отрицаются полностью. Они существуют и играют важную роль. Но универсалистский и социокультурный подходы фокусируются на различных феноменах и теоретических конструктах, поэтому представителям обоих подходов трудно говорить друг с другом.