Истина познается лишь, когда ума нет. Чтобы познать истину, ум должен прекратиться; он должен выйти из употребления. Он должен быть тихим, безмолвным, неподвижным.

Мысль не может работать с истиной, но истина может работать посредством мыслей. Ты не можешь достичь истины путем мышления, но когда ты ее достиг, ты можешь поставить мышление ей на службу. Именно это делаю я, именно это делал Будда, именно это делали все мастера. То, что я говорю, - мысль, но за этой мыслью пустота. Эта пустота не была произведена мыслью, эта пустота вне пределов мысли. Мысль не может ее коснуться, мысль не может даже на нее посмотреть.

Не замечали ли вы такое явление? - что нельзя думать о пустоте, нельзя сделать пустоту мыслью. Ты не можешь о ней думать; она непостижима. Если ты думаешь о пустоте, это будет совершенно не пустота. Если приходит пустота, мысль становится в тупик; они никогда не встречаются. Но как только пустота приходит, она может использовать все возможные средства, чтобы выразить себя.

Прозрение - это состояние не-мысли. Когда ты что-то видишь, ты всегда видишь без мысли. И также здесь, когда ты со мной и слушаешь меня, иногда ты увидишь - но это мгновения промежутков, интервалов. Одна мысль ушла, другая не пришла, и возник промежуток; в этом промежутке что-то ударяет, что-то начинает вибрировать. Это похоже на то, словно кто-то бьет в барабан - барабан внутри пуст; именно поэтому на нем можно играть. Пустота вибрирует. Этот прекрасный звук производится пустотой. Когда ты есть, без мысли, это становится возможным, возможным тотчас же. Тогда ты можешь видеть то, что я говорю. Тогда это не будет только услышанным словом, тогда это станет интуицией, прозрением, видением. Ты во что-то заглянул, ты что-то разделил со мной.

Прозрение - это состояние не-мышления, не-мысли. Это промежуток, зазор в процессе мысли, и в этом зазоре случается проблеск, истина.

Английское слово пустой происходит от корня, который значит "досужий", незанятый. Это прекрасное слово, если вникнуть в его корень. Корень очень осмыслен: он значит - досужий, незанятый. Когда ты не занят, когда ты на досуге, ты пуст. И помни, поговорка, которая называет пустой ум мастерской дьявола, - вздор. Верно как раз обратное: занятый ум - мастерская дьявола! Пустой ум - это мастерская Бога, не дьявола. Но вы должны понять, что я подразумеваю под "пустым" - отдыхающий, расслабленный, ненапряженный, неподвижный, ничего не желающий и никуда не идущий, просто остающийся здесь, предельно здесь. Пустой ум - это чистое присутствие. И в этом чистом присутствии, возможно все, потому что из этого чистого присутствия исходит все существование.

Эти деревья вырастают из этого чистого присутствия, эти звезды рождаются из этого чистого присутствия; мы здесь - все будды приходят из этого чистого присутствия. В этом чистом присутствии ты в Боге, ты есть Бог. Занятый, ты падешь; занятый, ты будешь изгнан из Эдемского Сада. Незанятый, ты снова в Саду, ты снова дома.

Когда ум не занят реальностью - вещами, мыслями, тогда есть то, что есть. И то, что есть, - и есть истина. Лишь в пустоте случается встреча, слияние. Лишь в пустоте ты открываешься истине, и истина входит в тебя. Лишь в пустоте ты беременеешь истиной.

Вот три состояния ума. Первое - содержимое и сознание. В твоем уме всегда есть содержимое - движется мысль, возникают желание, гнев, жадность, амбиция. У тебя в уме всегда есть какое-то содержимое; ум никогда не незанят. Поток транспорта продолжается без конца, изо дня в день. Когда ты бодрствуешь, он продолжается, когда ты спишь, он продолжается. В бодрствовании, ты называешь это мышлением, во сне, ты называешь это сновидениями, - но это один и тот же процесс. Сновидение немного более примитивно, вот и все, потому что оно мыслит в картинах. Оно пользуется не концепциями, оно пользуется картинами. Поэтому в книгах для маленьких детей приходится помещать большие картинки, красочные картинки - потому что дети мыслят картинками. Благодаря картинкам они учатся словам. Мало-помалу картинки становятся меньше и меньше, потом вообще исчезают.

Первобытный человек тоже мыслит картинами. Самые древние языки - языки образов. Китайский язык образный: в нем нет алфавита. Это самый древний язык. Ночью ты становишься немного более первобытным, забываешь дневную изощренность и начинаешь мыслить в картинах - но это то же самое.

И прозрение психоаналитика ценно - он заглядывает в твои сны. Там больше правды, потому что ты более первобытен; ты не пытаешься никого обмануть, ты более подлинный. Днем ты живешь в личности, за которой прячешься, - слой за слоем личности. Очень трудно найти человека таким, какой он на самом деле. Придется копать глубоко, и это больно, и человек будет сопротивляться. Но ночью, точно как одежду, ты откладываешь в сторону и личность. Она не нужна, потому что ты ни с кем не будешь общаться, ты один в своей постели. Ты не в мире, ты в своем абсолютно личном царстве. Не нужно прятаться и притворяться. Именно поэтому психоаналитик пытается проникнуть в твои сны - потому что они яснее говорят, кто ты такой. Это та же игра, проигрываемая на разных языках; игра ничем не отличается. Это обычное состояние ума: ум и содержимое, сознание плюс содержимое.

Второе состояние ума - это сознание без содержимого; именно это и есть медитация. Ты полностью бдителен, и есть промежуток, зазор. Не встречается ни одной мысли, перед тобой нет никакой мысли. Ты не спишь, ты бодрствуешь - но мысли нет. Это медитация. Первое состояние называется умом, второе состояние называется медитацией.

И еще есть третье состояние. Когда содержимое исчезло, объект исчез, субъект не может сохраняться долго - потому что они существуют вместе. Они производят друг друга. Когда субъект остается один, он может еще немного повисеть в воздухе, просто по прежней инерции. Без содержимого сознание не может продолжаться долго; оно становится ненужным, потому что сознание - это всегда сознание чего-то. Когда ты говоришь: "Осознаю", можно спросить: "Что?" Ты скажешь: "Я осознаю то-то и то-то". Необходим объект; это обязательное условие существования сознания. Если объект исчезает, вскоре исчезнет и субъект. Сначала уходит содержимое, затем исчезает сознание.

Это третье состояние называется самадхи - ни содержимого, ни сознания. Но помни: это отсутствие содержимого, это отсутствие сознания - не бессознательность. Это состояние сверхсознания, трансцендентального сознания. Сознание теперь сознает только само себя. Сознание обратилось на себя; круг замкнулся. Ты прибыл домой. Это третье состояние, самадхи; и именно это третье состояние Будда подразумевает под шуньятой.

Сначала отбрось содержимое - ты станешь наполовину пустым. Затем отбрось сознание - ты станешь полностью пустым. И эта полная пустота - самое прекрасное, что только может случиться, величайшее благословение.

Интеллект

Я не абсолютно против интеллекта. У него есть полезные применения - но они очень ограничены, и вы должны понять их ограничения. Если ты работаешь ученым, тебе придется использовать интеллект. Это прекрасный механизм, но он прекрасен лишь, если остается рабом и не становится хозяином. Становясь хозяином и захватывая над тобой власть, он опасен. Ум в распоряжении сознания - прекрасный слуга; ум, властвующий над сознанием, - опасный хозяин.

Вся суть в ударении. Я не абсолютно против интеллекта - я сам использую интеллект, как я могу быть против него? Я его использую прямо сейчас, когда говорю с вами. Но я хозяин; он мне не хозяин. Если я хочу его использовать, то использую. Если я не хочу его использовать, у него нет власти надо мной. Но твой интеллект, твой ум, твой мыслительный процесс продолжается, хочешь ты этого или нет. Он не заботится о тебе - как будто ты вообще пустое место - и продолжается без конца: даже когда ты спишь, он продолжает работать. Он совершенно тебя не слушается. Он пробыл у власти так долго, что совершенно забыл, что он только слуга.

Если ты идешь на прогулку, ты используешь ноги. Но когда ты сидишь, нет необходимости двигать ногами. Люди спрашивают меня: "Ошо, целых два часа ты продолжаешь говорить и сидишь в кресле в одной и той же позе. Ты совершенно не шевелишь ногами". Зачем им шевелиться? Я никуда не иду! Но я знаю вас - даже если вы сидите в кресле, вы на самом деле не сидите. Вы шевелите ногами, меняете позу, положение, делаете тысячу и одну вещь, ерзаете и шевелитесь, никогда не оставаясь в покое. То же самое верно в отношении вашего ума.

Когда я с вами говорю, я использую ум. В то мгновение, как я прекращаю говорить, мой ум тоже останавливается, тотчас же! Когда я не говорю с вами, и моему уму не нужно продолжать работать, он просто смолкает. Именно так и должно быть - это должно быть естественным. Когда я сплю, мне не снятся сны; нет необходимости. Вам снятся сны, потому что днем столько работы, которую ум должен был сделать, остается невыполненной. Это сверхурочная работа; ты не смог закончить ее за день.

Как ты можешь что-нибудь закончить? Ты делаешь одновременно тысячу и одну вещь. Ничто никогда не заканчивается; все остается незаконченным - и останется незаконченным вечно. Ты умрешь, но ничто не будет закончено. Ни в одном направлении работа не будет закончена, потому что ты бежишь во всех направлениях. Ты распался на множество фрагментов; ты не интегрирован. Ум втягивает тебя в одно, сердце - в другое, тело хочет, чтобы ты шел куда-то еще, и ты всегда в растерянности - кого слушать? И ум тоже не один, у тебя много умов - ты мультипсихичен, в тебе толпа умов. Нет единства, нет гармонии. Ты не в оркестре - ничто не сонастроено. Каждая часть продолжается сама по себе; ни одна не слушает другую - ты просто создаешь шум, не музыку.

Интеллект хорош, если он действует, как слуга целого. Нет ничего плохого, если он занимает подобающее место; но все неправильно, если он не на своем месте. Твоя голова лучше всего у тебя на плечах. Если она где-то еще, это плохо.

Если ты работаешь ученым, интеллект нужен. Если ты работаешь в мире, интеллект нужен. Если ты общаешься, разговариваешь с людьми, интеллект нужен. Но его применение очень ограничено. Есть более важные вещи, в которых интеллект совершенно не нужен. Но проблема в том, что он продолжает действовать и там, где он не нужен. Медитирующий использует интеллект, но использует и интуицию - он знает, что их функции различны. Он использует голову, но использует и сердце.

Мне доводилось жить в Калькутте в доме судьи Высшего Суда. Его жена говорила мне:

- Ты единственный человек, к которому мой муж испытывает уважение. Если ты что-то говоришь, он слушает; обычно он никого не слушает. Я пыталась изо всех сил, но ничего не получилось. Именно с тобой я хочу поговорить.

- В чем же проблема? - сказал я.

- Эта проблема с каждым днем становится больше и больше, - сказала она. - Он остается судьей двадцать четыре часа в сутки. Даже в постели со мной он остается судьей - как будто ожидает, что я скажу ему "Ваша Честь". С детьми он ведет себя так, словно они преступники. С каждым! Мы устали. Он никогда не сходит с судейской скамьи. Он играет эту роль постоянно; он никогда не забывает ее. Она никогда не выходит у него из головы.

Я знал ее мужа. Хорошо быть судьей, когда ты в суде, но когда ты покидаешь суд... Он приносит это домой, он начинает вести себя так же с женой, с детьми, с каждым. Жена его боится, дети его боятся. В то мгновение, как он входил в дом, везде воцарялся страх. Мгновением раньше дети играли, радостные и счастливые. Внезапно они прекращают игры, жена становится серьезной. Дом тотчас же превращается в суд.