Чарушин Евгений Иванович «Волчишко »

Жил в лесу волчишка с матерью. Вот как-то раз ушла мать на охоту.

А волчишку поймал человек, сунул его в мешок и принёс в город.

Посреди комнаты мешок положил. Долго не шевелился мешок. Потом забарахтался в нём волчишка и вылез. В одну сторону посмотрел, испугался человек сидит, на него смотрит.

В другую сторону посмотрел - чёрный кот фыркает, пыжится, самого себя вдвое толще, еле стоит. А рядом пёс зубы скалит.

Совсем забоялся волчишка, полез в мешок обратно, да не влезть - лежит пустой мешок на полу, как тряпка.

А кот пыжился, пыжился, да как зашипит! Прыгнул на стол, блюдце свалил.

Разбилось блюдце.

Пёс залаял.

Человек закричал громко: "Ха-ха-ха!"

Забился волчишка под кресло и там стал жить - дрожать.

Кресло посреди комнаты стоит.

Кот со спинки кресла вниз посматривает.

Пёс вокруг кресла бегает.

Человек в кресле сидит, дымит.

А волчишка еле жив под креслом.

Ночью человек уснул, и пёс уснул, и кот зажмурился.

Коты - они не спят, а только дремлют.

Вылез волчишка осмотреться.

Походил, походил, понюхал, а потом сел и завыл.

Пёс залаял.

Кот на стол прыгнул.

Человек на кровати сел. Замахал руками, закричал.

А волчишка опять под кресло залез. Стал тихонечко там жить.

Утром ушёл человек. Молока налил в плошку. Стали кот с собакой молоко лакать.

Вылез из-под кресла волчишка, подполз к двери, а дверь-то открыта!

Из двери на лестницу, с лестницы на улицу, с улицы по мосту, с моста в огород, из огорода в поле.

А за полем стоит лес. А в лесу мать-волчиха.

Обнюхались, обрадовались и дальше побежали по лесу.

А теперь волчишка вот каким стал - матёрым волком.

 

 

Н. сладков,е. чарушин

Как медведь сам себя напугал

Вошёл в тёмный лес медведь - хрустнула под тяжёлой лапой валежина. Испугалась белка на ёлке - выронила из лапок шишку.

Упала шишка - угодила зайцу в лоб.

Сорвался заяц с лёжки - помчался в гущину.

На тетеревиный выводок наскочил - переполошил всех до смерти.

Сойку из-под кустов выпугнул. Сороке на глаза попался - та крик подняла на весь лес.

У лосей уши чуткие, слышат: сорока стрекочет! Не иначе - охотников видит.

Пошли лоси по лесу кусты ломать!

Журавлей на болоте вспугнули - те закурлыкали. Кроншнепы закружили, засвистели уныло.

Остановился медведь, насторожил уши.

Недоброе творится в лесу: белка стрекочет, сорока и сойка трещат, лоси кусты ломают, болотные птицы кричат тревожно. И позади кто-то топочет!

Не уйти ли подобру-поздорову?

Рявкнул медведь, уши прижал да как даст стрекача!

Эх, знать бы ему, что позади-то заяц топотал, тот самый, которому белка шишкой в лоб угодила.

Так сам себя медведь напугал, сам себя из тёмного леса выгнал. Одни следы на грязи остались.

 

Виталий Бианки

КОСОЙ САНЬКА

Прятки — или по-нашему, по-новгородски сказать: хоронушки, — игра не одним людям — всему свету известная. Лесом идёшь, — много глаз на тебя глядит, за каждым шагом твоим следят. А ты и не видишь, кто с тобой в прятки играет.

Не дале, как прошлой осенью, один случай был у нас в колхозе.

Вечером затеяли пятеро наших ребятишек — Ваня, Маня, Таня, Паня и Саня — игру у сенного сарая. Им бы спать пора ложиться: сумерки уж начинаются. Ребятишки-то все мелкие, — долго ли до беды!

Как водится у нас, стали в круг, каждый свои два кулачка перед собой выставил. Сосчитались:
— Шла кукушка мимо сети,
А за нею — злые дети,
И кричали: Ку-ку! Мяк!
Убирай один кулак.

На кого «мяк» выпадет, тот один кулачок убирает.

Потом по второму разу считаются, по третьему, — пока у последнего один кулачок не останется. Этому, значит, водить.

Водить выпало Ване.

Ваня взял палочку-выручалочку, стал носом к стенке сарая, локтем глаза себе закрыл. Стоит — выкрикивает:

— Раз, два, три, четыре, пять —
Я иду искать!
— Раз, два, три четыре, пять, шесть, семь, —
Я иду совсем!
— Раз, два, три, четыре… десять —
Я иду на целый месяц.

Когда всё до конца выкрикнул — палочку к стене приставил и поскорей обернулся.

Ребятишки давно успели схорониться — кто куда. Никого нет. Только — глядь! — будто чьи-то босые ноги — брык! брык! — под сарай лезут, под дальний угол. И пропали там.

— Вижу, вижу! — закричал Ваня — и бегом к тому углу.

А в это время из-за другого угла сарая — Таня с Паней, а из-под куста — Маня. И к палочке-выручалочке.

Стук, стук, стук! — и все трое «дома».

Ну, да Ваня на них только рукой махнул: пускай! Одного-то он приметил, — уж этот от него не уйдёт.

Добежал до угла.

— Вылазь! — кричит в дыру под сараем. — Вылазь, Санька, вижу!

Сам, конечно, ничего не видит, потому что под сараем яма, а в яме темно. Да ведь чьи-то ноги под сарай лезли? Лезли. Чьи же, как не Санькины? Девчонки уже все «дома».

А тут сам Санька выскакивает в стороне из канавки — и бегом к палочке-выручалочке.

Надо бы и Ване скорей к ней, — чтобы первому постучать, — да он растерялся.

Как же так: ведь Санька под сараем сидит!

И Ваня ещё раз крикнул в дыру:

— Вылазь, Санька! Всё равно — вылазь!

Девчонки так со смеху и покатились.

А Саня уж у палочки — стук, стук стук! — и кричит:

— Вот он — я! Води-ка в другой раз.

Тут Ваня опомнился.

А от угла не идёт.

— Ребята, — говорит, — тут что-то не так. Тут с нами ещё кто-то в хоронушки играет. Вот сюда залез, — я своими глазами видел.

Ребятишки к нему.

Он стоит белый, как берёза, глаза большие, и шепчет:

— Вот тут, вот тут сидит… Я ноги видел. Лезет — ногами брыкается.

Ребятишкам стало не по себе.

Сумерки гуще. Лес рукой подать — и стоит тёмный, страшный. В лесу — волки, медведи и — как знать? — кто ещё.

Неизвестно, кто под сарай забрался. Сидит там…

Санька — боевой парнишка — как крикнет толстым голосом:

— Кто там в яме? Объявись!

А под сараем как шебуршнёт!..

Таня, Паня, Маня как взвизгнут, как припустят бежать!

Хорошо — на меня набежали: как раз я из лесу шёл — с охоты. Еле их остановил.

Рассказали мне, как всё было.

Вижу — дело серьёзное. Пошёл к сараю. Девчонки за мной — издали.

Саня с Ваней стоят у угла — в руках уже колья у них: хотят в яму толкать.

— Обождите, — говорю. Погляжу раньше.

Поставил я ружьё к стенке, опустился на четвереньки, чиркнул спичку.

Батюшки светы, кто под сараем-то сидит!

Я руку туда — и цоп его за уши!

Уж как он ни брыкался, — так за уши и вытащил его ребятишкам.

— Видали, кого струсили?

Заяц, здоровый русачина! Вот глупый, куда схорониться вздумал.

Косой этот всю зиму потом у девчонок в избе жил. Совсем ручной стал. Девчонки его так Санькой и прозвали. Забьётся, бывало, под печь, — спит там. А крикнуть ему: «Санька, вылазь! Вылазь, Санька!»—сейчас и выскочит. Дескать, не дадут ли капустки?

Не очень-то, значит, глупый.

Да уж там глупый не глупый, а тот раз маху дал: чем ему с ребятишками в хоронушки играть, под сарай лезть, сыграл бы лучше с ними в догонялки. Припустил бы назад к лесу, откуда пришёл, — кто б его догнал!

Он ногастый.

 

6.1 Константин Бальмонт "Осень"

Поспевает брусника,
Стали дни холоднее,
И от птичьего крика
В сердце стало грустнее.

Стаи птиц улетают
Прочь, за синее море.
Все деревья блистают
В разноцветном уборе.

Солнце реже смеется,
Нет в цветах благовонья.
Скоро Осень проснется
И заплачет спросонья.

 

Плещеев А.Н.

Дети и птичка

«Птичка! Нам жаль твоих песенок звонких!
Не улетай от нас прочь... Подожди!»—
«Милые крошки! Из вашей сторонки
Гонят меня холода и дожди.

Вон на деревьях, на крыше беседки
Сколько меня поджидает подруг!
Завтра вы спать ещё будете, детки,
А уж мы все понесёмся на юг.

Нет там ни стужи теперь, ни дождей,
Ветер листы не срывает с ветвей,
Солнышко в тучи не прячется там...»—
«Скоро ли, птичка, вернёшься ты к нам?»

«Я с запасом новых песен
К вам вернусь, когда с полей
Снег сойдёт, когда в овраге
Зажурчит, блестя, ручей—

И начнёт под вешним' солнцем
Вся природа оживать...
Я вернусь, когда, малютки,
Вы уж будете читать!»

 

Тютчев Фёдор

Листья

Пусть сосны и ели

Всю зиму торчат,

В снега и метели

Закутавшись, спят.

Их тощая зелень,

Как иглы ежа,

Хоть ввек не желтеет,

Но ввек не свежа.

 

Мы ж, легкое племя,

Цветем и блестим

И краткое время

На сучьях гостим.

Все красное лето

Мы были в красе,

Играли с лучами,

Купались в росе!..

 

Но птички отпели,

Цветы отцвели,

Лучи побледнели,

Зефиры ушли.

Так что же нам даром

Висеть и желтеть?

Не лучше ль за ними

И нам улететь!

 

О буйные ветры,

Скорее, скорей!

Скорей нас сорвите

С докучных ветвей!

Сорвите, умчите,

Мы ждать не хотим,

Летите, летите!

Мы с вами летим!.

 

6.4 А. А. Блок "Зайчик"

аленькому зайчику

 

На сырой ложбинке

 

Прежде глазки тешили

 

Белые цветочки…

 

 

Осенью расплакались

 

Тонкие былинки,

 

Лапки наступают

 

На жёлтые листочки.

 

 

Хмурая, дождливая

 

Наступила осень,

 

Всю капустку сняли,

 

Нечего украсть.

 

 

Бедный зайчик прыгает

 

Возле мокрых сосен,

 

Страшно в лапы волку

 

Серому попасть…

 

 

Думает о лете,

 

Прижимает уши,

 

На небо косится –

 

Неба не видать…

 

Только б потеплее,

 

Только бы посуше…

 

Очень неприятно

 

По воде ступать!

6.5 «Ласточки» Аполлон Майков

Мой сад с каждым днем увядает;
Помят он, поломан и пуст,
Хоть пышно еще доцветает
Настурций в нем огненный куст…

Мне грустно! Меня раздражает
И солнца осеннего блеск,
И лист, что с березы спадает,
И поздних кузнечиков треск.

Взгляну ль по привычке под крышу
Пустое гнездо над окном:
В нем ласточек речи не слышу,
Солома обветрилась в нем…

А помню я, как хлопотали
Две ласточки, строя его!
Как прутики глиной скрепляли
И пуху таскали в него!

Как весел был труд их, как ловок!
Как любо им было, когда
Пять маленьких, быстрых головок
Выглядывать стали с гнезда!

И целый-то день говоруньи,
Как дети, вели разговор…
Потом полетели, летуньи!
Я мало их видел с тех пор!

И вот — их гнездо одиноко!
Они уж в иной стороне —
Далёко, далёко, далёко…
О, если бы крылья и мне!

Майков Аполлон Николаевич

Осенние листья по ветру кружат...

Осенние листья по ветру кружат,

Осенние листья в тревоге вопят:

"Всё гибнет, всё гибнет! Ты черен и гол,

О лес наш родимый, конец твой пришел!"

 

Не слышит тревоги их царственный лес.

Под темной лазурью суровых небес

Его спеленали могучие сны,

И зреет в нем сила для новой весны.

1863
Русские поэты. Антология русской поэзии в 6-ти т.
Москва: Детская литература, 1996.

67 И. Сурик ов

ЛАСТОЧКА

Музыка Петра Чайковского
Слова Ивана Сурикова

Идет девочка-сиротка,
Тяжело вздыхает,
А над нею, горемычной,
Ласточка летает.

И летает, и щебечет,
Над головкой вьется,
Вьется, крошка, и крылами
В косу чуть не бьется.

- Что ты вьешься надо мною,
Над сироткой, пташка?
Ах, оставь меня, и так мне
Жить на свете тяжко!

- Не оставлю, не оставлю!
Буду я кружиться,
Щебетать тебе про брата,
Что в тюрьме томится.

Он просил меня: "Слетай-ка,
Пташка, в край родимый,
Поклонись моей сестрице,
Горячо любимой.

Всё ль меня она, голубка,
Добром вспоминает,
Всё ль она еще о брате
Слезы проливает?"

1872, слова
1884, музыка