I. Открытые формы организации бизнеса (open corporation, mutual, non-profit organization, political firm)

 

Open corporation (открытая корпорация)

Открытая корпорация уже достаточно давно является наиболее широко применимой формой организации бизнеса. В англосаксонском мире эта форма существует как основная, начиная с середины XIX в., когда она в массовом порядке вытеснила компании, основанные на индивидуальном капитале, и товарищества. В Европе закрытые формы организации бизнеса доминировали гораздо дольше. Самые известные из них, просуществовавшие до XX в., - это компания Круппа и компания Зингера (производство швейных машинок), а в банковском сервисе – это известная семейная фирма Ротшильдов. В конце XIX в. складывается организованный рынок торговли акциями - анонимными частицами акционерного капитала, который стал прообразом современной системы организации рынков капитала.

Открытая корпорация имеет три основных черты:

1) это общество с ограниченной ответственностью (как и закрытая корпорация);

2) права собственности, доли собственности здесь обезличены и торгуются на специальном организованном рынке (в отличие от закрытой корпорации);

3) менеджер и собственник здесь полностью разделены; существуют две отдельные, но взаимодействующие между собой группы рынков – рынки для менеджеров и рынки для собственников, - каждая из которых повышает эффективность использования своего фактора и позитивно влияет на эффективность использования другого фактора (процедура найма менеджера собственником достаточно сложно регламентирована).

Когда в экономической литературе идет речь об открытой корпорации, чаще всего рассматривают противоречия ее устройства. Распыленность ее факторов производства приводит к огромному количеству внутренних трансакционных издержек. Их специфика (в первую очередь, специфика агентских издержек, т.е. издержек контроля собственников за тем, насколько соответствует их интересам поведение менеджеров) представляет собой центральную проблему, начиная с 1920-1930-х гг., а может, и ранее.

Первыми стали исследовать особенности корпоративного устройства капиталистической собственности марксисты. Знаменитый австрийский марксист Рудольф Гильфердинг (Rudolph Hilferding) в 1910 г. издал книгу «Финансовый капитал»; ее положения были развиты В.И. Лениным в книге «Империализм как высшая стадия капитализма» (1916). Оба эти автора указали на новый этап развития капитализма в условиях, когда сама производственная организация требует концентрации больших масс капитала. Такая концентрация заставляет увеличивать размеры фирм, что можно сделать двумя путями. Во-первых, можно привлечь большие банковские кредиты. Но кредитуя фирмы, банки неизбежно в конечном счете приобретают над ними контроль. Это путь германский. Кстати, он полностью был повторен в 1990-ых гг. Россией, когда подавляющее большинство наших финансовых групп (например, «Менатеп», «ОНЭКСИМ»), начав с обслуживания финансовых потоков, затем скупило акции множества промышленных предприятий и таким образом захватило над ними контроль. Во-вторых, можно собрать (аккумулировать) рассеянный на мельчайшие частицы капитал через выпуск акций. Это путь британо-американский, или англосаксонский.

На данном этапе, с точки зрения марксистов, немногие капиталисты начинают контролировать массу капитала, в 5-10-15 раз превышающую их собственный капитал. Человеку достаточно завладеть 10-15 % акций такого рода компании, и, если все остальные владеют не более, чем 2-3 % акций, он становится реальным хозяином и может навязывать свои решения остальным акционерам через механизм голосования. Важную роль играет механизм корпоративного контроля. Внутренний контроль крупной корпорации ядром собственников, практически игнорирующих интересы остальных собственников, – феномен, который Гильфердинг назвал «властью финансового капитала». Марксисты выделяли слой владельцев residual claims (остаточных прав собственности), т.е. твердое ядро владельцев – таков был их подход к этой проблеме.

 

 

 

Действительно, если какая-нибудь старушка отнесла свои деньги на фондовый рынок и купила акцию, она целиком зависит от добропорядочности тех, кто реально принимает в корпорации решения, хотя формально она является капиталовладельцем. Точно так же рабочая семья, вложившая свои деньги в акции, формально является капиталистом, но реально она отстранена от принятия решений. Это разные уровни контроля, разные уровни собственника. В случае, если человек не просто дает деньги взаймы, а вкладывает их в акции, он менее защищен. Он не может ссудить деньги под определенные контрактные условия. Он ссужает деньги таким образом, что становится формально собственником, например, 1/10000 доли данной корпорации и, естественно, оказывается до какой-то степени объектом манипуляции владельцев контрольного пакета акций, которые могут его обмануть (скажем, они могут долгое время не распределять дивиденды, перекачивая средства в некую компанию, откуда получают доход сами).

Следующими к проблемам открытой корпорации обратились двое очень известных американских социологов Берли и Минц. В своей книге «Современная корпорация и частная собственность» (1932) они впервые поставили проблему агентских издержек (издержек агентства), описав ее как центральную проблему эффективности корпорации, хотя и не ввели самого термина «агентские издержки». Авторы описывали эту проблему не с точки зрения организации капиталистов, а с точки зрения объективных возможностей для мелкого акционера (shareholder) контролировать происходящее в корпорации.

Скажем, shareholder, который вложил в корпорацию 1500 $, купив 100 акций, и впоследствии обнаружил, что получает на них мало дивидендов (они составили 2 %, т.е. он получил за год 30 $), попытается взять под контроль происходящее в корпорации в надежде поднять свои дивиденды с 30 до 60 $ в год. Как он может это сделать? Он может поехать на отчетное собрание, что обойдется ему, допустим, в 150 $, если оно состоится в другом городе. Он может прочитать отчетный доклад, но из него мало что понятно. На самом деле, чтобы разобраться по существу, он должен просмотреть бухгалтерские книги, и у него, как у владельца, есть на это право. Однако сам он недостаточно квалифицирован, и ему необходимо нанять за 15000 $ бухгалтера. Ясно, что он не станет этого делать - у него просто нет таких денег. Значит, он должен вступить в некое соглашение с другими мелкими собственниками, наняв совместно с ними бухгалтера, чтобы проверить, не надувают ли их. Но чтобы организовать такое соглашение, причем до собрания акционеров, ему придется потратиться. Допустим, он знает адреса всех других акционеров (а их 1000). Ему придется послать каждому из них уведомление, а это 15 центов * 1000 = 150 $. Допустим, все согласятся, но они должны где-то собраться, и т.д. Итак, надеясь увеличить свои дивиденды на 30 $ в год, он только на самом начальном этапе решения этой проблемы уже должен затратить 150 $. Очевидно, что игра не стоит свеч.

Берли и Минц говорят, что в сравнении с издержками по выработке коллективного действия и необходимого контроля возможные выгоды мелких акционеров ничтожны. Именно поэтому менеджеры корпорации становятся agents-out-of-control - агентами, которые не контролируются и практически ничем не ограничены в принятии решений. И поэтому корпорация начинает действовать не в интересах владельцев капитала, а в интересах группы менеджеров, которые дорвались до ее руководства.

Далее проблема открытой корпорации разрабатывалась в социологии и в старом институционализме, в частности, Д.К. Гэлбрейтом. Во всех своих работах он развивал под определенным углом зрения положения, выдвинутые до него Вебленом, стремясь доказать, что сейчас основным ресурсом становится ресурс управленческий, а не финансовый капитал как таковой. Привлечение капитала, по мнению Гэлбрейта, эквивалентно тому же найму рабочей силы. Это своего рода контракт, который имеет вид привлечения дополнительного собственника. Однако реально контролируют корпорацию и, соответственно, предъявляют на нее residual claims те, кто управляет данной корпорацией. Точка зрения Гэлбрейта достаточно спорна, тем не менее внятно ее стали критиковать лишь с конца 1960-ых гг.

В 1965 г. Карл Менне (Karl Menne) в работе, посвященной корпоративным слияниям, фактически заявил, что сам рынок, на котором действует корпорация, представляет собой некий ограничитель оппортунистического поведения менеджеров. А основные работы по этой проблематике принадлежат выдающимся экономистам Дженсену и Меклингу. В 1970-ых гг. они выдвинули т.н. «новую теорию корпораций». В частности, в самой известной своей статье «Теория фирмы, поведение менеджеров, издержки агентства и структура собственности» (1976) эти авторы сформулировали три группы внешних факторов, которые ограничивают оппортунистическое поведение менеджеров корпораций.

Во-первых, это конкуренция на рынке капитала. Дженсен и Меклинг первыми, как ни странно, почти за 100 лет существования организованного рынка обратили внимание на то, что сам этот рынок дает возможности владельцам долей капитала оценивать эффективность данной корпорации, причем практически при нулевых издержках. Организованный рынок (в данном случае - рынок фондовый) заставляет всех его участников постоянно торговать свои акции. Listing (сводка) стоимости акций или капитальной стоимости фирм постоянно публикуется в газетах, что позволяет отследить их динамику. Публикуются и обзоры специалистов, в которых указано, рейтинг каких фирм повышается, а каких – снижается, и пр. Таким образом, сам организованный фондовый рынок представляет собой для владельцев маленьких долей капитала практически бесплатную систему сигналов о том, надо ли покупать или продавать акции данной фирмы. А поведение владельцев довольно эффективно влияет на поведение менеджеров.

Во-вторых, это рынок услуг менеджеров. Существует рынок обособленных менеджеров (см. Лекцию 6). Поскольку система достаточно прозрачна (отчеты корпораций публикуются), то известно, какие менеджеры сколько получают, известны также результаты деятельности возглавляемых ими корпораций. И совет директоров данной корпорации, ориентируясь на два показателя - объективную стоимость корпорации и вознаграждение менеджеров, - может устанавливать некоторую равновесную цену за услуги высшего менеджмента одинакового качества с поправкой на специфику данной корпорации. Рынок услуг менеджеров заставляет менеджеров вести себя менее оппортунистически, т.е. вкладывать больше средств в дивиденды, в капитальную стоимость корпорации.

В-третьих, это конкуренция между командами менеджеров, которая проявляется в поглощениях фирм (о чем писал еще Менне). Если фирма долгое время действует неэффективно, ее капитальная стоимость снижается, дешевеют ее акции, и поглощение (take-over) такой фирмы становится осуществить все легче и легче. Команда менеджеров, фирму которой поглотили, при этом оказывается на улице, и вряд ли ей удастся быстро найти новую работу. Данный фактор – конкуренция между командами менеджеров – также заставляет их вести себя менее оппортунистически.

Учитывая три названных группы факторов, организаторы корпораций в самом начале закладывают в свои издержки «издержки формирования корпораций» («bonding costs»). Фактически это издержки самоограничения. Например, талантливый человек для реализации своей идеи хотел бы организовать фирму. Дабы собрать необходимые на это деньги, он публикует объявление, что изобрел, скажем, вечный двигатель, готов его разработать и выпускать и берет на себя при этом следующие контрактные обязательства: он устанавливает себе жесткую зарплату - 5000 $ в месяц и обязуется подвергаться контролю и аудиторской проверке 1 раз в 5 месяцев со стороны своих акционеров. Заранее объявляя о своих обязательствах, он тем самым дает понять будущим shareholders, что он их не обманет. Но эти издержки связывают его инициативу. Допустим, он знает, что не надо выплачивать дивиденды первые 10 лет, а потом он запустит вечный двигатель в продажу, и вся планета будет у его ног. И, тем не менее, ему придется их выплачивать, ибо он поставил себя под жесткий контроль дураков, капитал которых набрал. Bonding costs - вполне серьезное ограничение. Это оценка будущих издержек, обусловленная теми контрактными обязательствами, которые взял на себя организатор корпорации.

Оппортунистическое поведение высших менеджеров может проявляться в формах fraud и non-fraud, о чем писали Берли и Минц и прочие критики корпораций.

1) Fraud - некое злонамеренное поведение высших менеджеров, приводящее к потерям фирмы. Например, это может быть упоминавшаяся уже перекачка ресурса в другую фирму, когда дивиденды основной фирмы равняются 0 или 1 центу, а узкая группа руководителей в той, другой, фирме получает огромные прибыли; отлынивание от работы (что редко, но бывает в высшем менеджменте); а также деятельность фирмы, которая заранее сознательно строится на обмане. Классический fraud в нашей истории – «наперсточники» или такие фирмы, как «МММ», «Тибет», «Властилина» и т.д.

2) Non-fraud - некое незлонамеренное поведение высших менеджеров, тем не менее ведущее к значительным потерям фирмы (их поведение не специально, а нечаянно привело к таким последствиям).

Во-первых, это чрезмерные риски. Классический случай чрезмерных рисков, который некоторые трактуют, как fraud, - дело английского банка Barrings. Его сотрудник, начинающий менеджер, вложил практически все свободные средства банка в рискованные бумаги на одном из азиатских emerging markets. Он сделал это с лучшими намерениями, желая заработать как можно больше денег для банка. Сам он работал только за свою зарплату плюс некий бонус от текущей прибыли совершенных им операций. Но он не нес ответственности за последствия своих деяний, как положительных, так и отрицательных. В результате, он разорил банк. Barrings прекратил свое существование и был куплен голландским банком ING, который прежде был несколько меньше английского.

Во-вторых, это потребление на рабочем месте (on the job consumption). Это сложная знаковая система, в которой нуждаются особенно входящие на рынок малоизвестные фирмы. Скажем, высший менеджер заявляет, что должен ездить в лимузине в сопровождении трех «Джипов» с «братками», иначе его не примут всерьез, а то и убьют, и он не сможет исполнять своих обязанностей. Потребление ли это на работе, в наших условиях понять сложно. Это русско-окрашенное on the job consumption. Трудно бороться против такого подхода, когда он заявляется высшим менеджментом.

Если вы готовы оповестить о своей состоятельности окружение, которое вас не знает, вы должны цепь золотую нацепить, пузо иметь потолще. Кстати, именно поэтому у нас возникла «мерседесовская» проблема. «Новые русские» уделяли много места престижному потреблению не только потому, что они малокультурны, что не наелись в детстве (оно у них было голодное, пионерское), хотя и потому тоже. Но прежде всего такое их поведение служило сигналом, что у них есть резервы. «Новому русскому» нужно было показать, что в случае необходимости он один «Джип» с «братками» продаст, а деньги употребит на «выбивание» фондов.

Если же окружение вас знает, то антураж, в общем-то, не так уж важен. Какой-нибудь владелец фирмы в Великобритании тихо ездит один на своем «Ровере», в отличие от нашего «нового русского» на «Мерседесе-600» с тремя «Джипами» с охраной. А дело в том, британца все знают и знают, что за ним стоит. Он даже может быть богаче нашего «нового русского», но ему не нужно сигналить, что у него есть резервы.

Недаром в России во второй половине 1990-ых гг. еще до всякого дефолта, когда деловые взаимоотношения постепенно становились устойчивее, «мерседесовская» волна начала уходить, бизнесмены стали пересаживаться на более скромные машины, переползать в офисы поскромнее. Они осознали, что нерациональное использование средств – глупость, тогда как прежде, согласно некоторым оценкам (впрочем, довольно спорным по методике), 20-25 % свободного капитала вкладывалось ими не в расширение производства, а в эти престижные сигналы.

Следует отметить, что наглое, выходящее за рамки обычного поведения on the job consumption – это уже fraud.

В-третьих, это вхождение в дорогостоящие долгосрочные проекты, связанные с немедленным расширением административных ресурсов, т.е. расширением аппарата. Скажем, менеджер Петров затевает «стройку века» в своей компании, уверенный, что по ее окончании через 25 лет компания станет значительно богаче. При этом уже сейчас он создает четыре новых отдела и туда набирает массу хороших людей. Он не думает, будто делает что-то за счет компании. Он считает, что его цели соответствуют целям компании. Его кредо: «Что хорошо для Петрова, хорошо для компании»!

В-четвертых, это промедление с технологической или структурной адаптацией фирмы (что схоже со вступлением в долгосрочные проекты и одновременным расширением персонала компании). Очень часто рынок требует, чтобы высший менеджер сократил какое-то подразделение, но он этого не делает, потому что, например, там работают его приятели, к которым он привык, к которым хорошо относится, и т.д. Рассмотрим классический пример поведения такого рода.

Автомобильная фирма «BMW» купила несколько лет назад английскую компанию «Rover», и с тех пор та приносила ей примерно по 4 млрд. $ убытка ежегодно. Дело в том, что в момент покупки chief executive officer (главный менеджер) «BMW», отвечающий за «Rover», не пошел на то, чтобы сократить примерно треть сотрудников «Rover», и принял решение оставить в производстве всю линию роверовских автомобилей, а это старые (10-15-летней давности) перелицованные модели «Honda». Недавно он сам был уволен, но в результате его деятельности фирма «BMW» сейчас очень близка к разорению. Если бы этот chief executive officer находился под более жестким контролем shareholders, они никогда бы не позволили ему принять подобное решение.

 

Mutual (общество, основанное на взаимности)

Mutual – еще одна форма открытой организации. Чаще всего это общества взаимного кредита. 95 % их деятельности связано с оказанием их членами взаимных услуг. Были они и в советское время – это кассы взаимопомощи. В такую кассу человек сдавал десятку с зарплаты и при необходимости мог взять откуда некоторую сумму. Вход в кассу взаимопомощи и выход из нее были обставлены определенными условиями. В частности, при выходе человек забирал все свои накопления.

Примерно так же организованы вполне серьезные финансовые mutuals. Отличаются они, во-первых, тем, что их потребители и есть их собственники. Круг потребителей их услуг жестко ограничен их членами, поэтому они и называются взаимными обществами. Во-вторых, члены mutuals входят с определенными долями. Есть жесткие правила входа, а также выкупа этих долей (организованных рынков для долей собственности в mutuals не существует). Каждое mutual принимает свою хартию, где оговариваются условия входа-выхода. Член mutual может, например, выйти из него с 80 % своих вкладов; как потребитель, находясь в составе mutual, он может взять 120-130, а то и 200 % своего вклада, что зависит от специфики организации, созданной ее членами.

Рассмотрим проблемы, с которыми сталкивается mutuals.

Во-первых, право выхода собственника из mutual (т.е. его возможность в любое время забрать свою долю) жестко лимитирует состав их деятельности, состав активов, в которые они могут делать вложения. Все активы должны быть очень ликвидны, не должны носить специфического характера (ведь если mutual построит свечной или мыловаренный заводик, то выйти из него будет довольно сложно). По этой причине mutuals оттеснены в финансовую сферу, и, надо сказать, действуют в этой сфере крайне эффективно, ибо их деятельность однородна и застрахована от рисков поглощения. Последнее важно, так как риски поглощения раскачивают рынок и влияют на поведение любой корпорации. В зависимости от страны mutuals составляют где-то от трети до половины организаций, действующих в ряде направлений на финансовых рынках.

Во-вторых, проблема контроля за менеджерами оказывается центральной проблемой для mutuals. Она примерно та же, что и в акционерном обществе, однако в mutuals менеджер еще более независим в силу отсутствия постоянного внешнего индикатора - торгуемого рынка долей собственности. Исследования экономистов-социологов показывают, что если правление открытой корпорации решает какие-то стратегические вопросы (рассматривает перспективы инвестирования, развития корпорации), то правление mutuals, в основном, занимается организацией внутреннего аудита, т.е. цепко держит за руку своих менеджеров, чтобы те чего не украли. Это довольно разительное отличие. По сравнению с членами совета директоров открытой корпорации, члены совета директоров mutuals тратят на вопросы внутреннего контроля примерно в 2-2,5 раза больше средств.

Особо надо сказать о mutuals применительно к нашей стране. В настоящее время большинство наших финансовых организаций существуют в форме акционерных обществ. По сравнению с ними, у mutuals нет никаких недостатков, но есть определенные преимущества. Дело в том, что общества взаимного кредита, взаимного страхования устойчивы, и люди не побоятся сдавать туда деньги, зная, что всегда смогут забрать их обратно и, кроме того, сами будут контролировать эти общества. Такую форму открытой организации несложно будет внедрить. Никто не запрещает их формировать сначала на микрооснове знакомых друг другу людей, затем знакомых друг другу предприятий и т.д. В условиях всеобщего недоверия, поразившего наш рынок, mutuals может оказаться одним из возможных путей мобилизации (сначала на очень низком региональном уровне) свободных финансовых ресурсов предприятий и особенно семей. Разумеется, потом встанет та же проблема, что и на Западе, - проблема контроля. Но собрать ресурсы mutuals бы позволили.

Тем не менее, у нас они не получили почти никакого распространения. Это показывает, что наше законодательство о финансовых организациях построено в пользу воров, которые и проплачивали его создание именно в таком виде в Госдуме. Отечественный финансовый рынок и рынок сбора финансовых ресурсов заведомо был отдан на откуп тем, кто готов был проплачивать создание той или иной нормативной базы. Это недоработки слишком либерального развития российского капитализма. Кстати, ничего трагического в его развитии нет. Наши бритоголовые сейчас ездят на «Мерседесах» с «братками», а американские нувориши в свое время купали красоток в золотых ваннах, наполненных шампанским, что, конечно, эстетичнее, однако культурный уровень и тех, и других примерно одинаков.