Часть II. Теория потребления и спроса

Лекция 11. Свобода выбора, суверенитет и рациональность потребителя

РАЗДЕЛ 0. У БАРБОСА ЕСТЬ ВОПРОСЫ. Желает ли себе добра потребитель?

 

БАРБОС. Теперь, я сумею задать читателям много каверзных и умных вопросов. Думаю, на меня никто не обидится, ведь все понимают, что собаку, которая работает в журнале, не так часто встретишь.

 

ИГОРЬ. Мне не очень ясно, почему мы обсуждаем столь очевидный вопрос. Неужели кто-нибудь сомневается, что любой здравомыслящий человек желает себе добра?

 

БАРБОС. Не нужно, как мне кажется, упрощать. Вот, например, я рвусь на прогулку в любую погоду, но желает ли себе добра Антон, когда идет гулять со мной в дождь?

 

АНТОН. Я согласен с тобой, наверное, в этом никто не сомневается. Но вопрос можно истолковать и так: понимают ли люди, что творят, может им и не стоит позволять беспрепятственно стремиться к личной выгоде? Ведь приходится же детей приучать терпеливо трудиться против их воли, но во благо им самим и всему обществу?

 

ИГОРЬ. Ну да, ты хочешь обсудить идеи Бернарда Мандевиля и Адама Смита о том, что личная корысть каждого принесет процветание всему обществу, и о том, что эгоизм - естественное и главное побуждение "экономического человека" - служит интересам общества, даже если общественная польза его никак не заботит?

 

АНТОН. Во всяком случае, хотелось бы подчеркнуть, что право решать, что для него хорошо, а что плохо, принадлежит каждому, кто действует на рынке в своих интересах. Как правило, экономисты не обсуждают, правильно ли понимает человек свою выгоду или пользу, если, например, питается, строго придерживаясь рекомендаций диетологов, или позволяет себе излишества.

 

ИГОРЬ. Согласен, тем более что часто интересы людей никак не соизмерить по признаку хорошо - плохо или лучше - хуже. Например, я люблю аквариумных рыб, а ты предпочитаешь собак.

 

БАРБОС. Ну что тут можно сказать, уважаемый читатель? Игорь бывает у нас в доме, в том числе и летом, когда мы бываем на природе, и я ему, конечно, друг, но зачем же такие примеры?

 

АНТОН. Да, да, принцип естественной свободы по Смиту (laissez faire) лежит в основе философии рыночного хозяйства.

 

ИГОРЬ. А можно сказать, что право выбирать более всего соответствующее моим интересам как потребителя и есть самое главное?

 

АНТОН. Конечно! И это очень важно, ведь стоит сделать только шаг в сторону - и мы попадаем из мира позитивных заключений в мир оценочных (нормативных) предписаний. Если мы не признаем сегодня "права" носить бусы из жемчуга, то завтра мы можем утверждать, что аккордеон хуже баяна, потом, что джаз - это музыка для толстых, а фотоаппарат служит более иррациональным потребностям, чем холодильник.

ИГОРЬ. Но ведь это все не значит, что экономисты не рассматривают вопрос о рациональности в поведении потребителей? К тому же, ты помнишь, во Введении уже обсуждалось, что такое рациональное поведение?

 

АНТОН. А все-таки, как ты это понимаешь - рациональное поведение?

 

ИГОРЬ. Рациональность, если я, например, увлекаюсь музыкой, состоит в том, чтобы посещать концерты хороших музыкантов, подобрать и приобрести богатую фонотеку, иметь воспроизводящую и записывающую технику высокого качества и т. д. Иррациональность в данном случае может состоять, например, в том, что свой интерес к музыке я буду пытаться удовлетворять частым посещением плавательного бассейна.

 

БАРБОС. Ничего не могу возразить - яркий пример, даже слишком.

 

АНТОН. Ты хочешь сказать, что рациональность - это такое поведение, которое приводит к наиболее полному удовлетворению, или к максимуму полезности?

 

ИГОРЬ. Совершенно верно. Речь идет о наиболее эффективном способе удовлетворения моей субъективной цели.

 

БАРБОС. Мне нужно подумать. А служу ли я своим собственным интересам, когда хочу угодить своему хозяину?