Отмерим, а отрезать не будем

 

Итак, все вещи, с которыми я сталкиваюсь, имеют для меня определенное значение, и я испытываю к ним то или иное отношение. Что-то меня радует, что-то раздражает, что-то расстраивает, что-то пугает. Но являются ли вещи (события или явления) пугающими, раздражающими, расстраивающими и т.п.? Это было бы так, если бы они действовали абсолютно одинаково на каждого из нас, т.е. это было бы так, если бы все мы на все одинаково реагировали. Но ведь все мы реагируем по-разному! Одного расстроит чья-то безвременная кончина, а другой по этому поводу придет в настоящий восторг или, по крайней мере, довольство: «Ну, наконец-то!», «Вот теперь разживемся!», «Так ему и надо».

 

Жизнь сама по себе — ни благо, ни зло: она вместилище и блага, и зла, смотря по тому, во что мы сами превратили ее.

Мишель Монтень

 

Смерть, впрочем, весьма нетривиальный случай, но что уж говорить о вещах более или менее стандартных, если даже со смертью такое разночтение получается?! Возьмем для примера тривиальные ситуации. Одного от врачей просто за уши не вытянешь, другой к врачу даже под дулом пистолета не пойдет. Одного хлебом не корми — дай на футбольном матче развлечься, другой от одного слова «футбол» испытывает сильнейший дискомфорт. Один — завсегдатай выставок и концертов симфонического оркестра, а другой заявляет, что ничего в этом не понимает и понимать не хочет, потому что «это скучно, старомодно и глупо».

Что ж, вещи, действительно, не бывают хорошими или плохими, таковыми их делает наше восприятие их. Развернем эту мысль в прагматическом русле: если какое-то мое восприятие вещи делает эту вещь (для меня!) пугающей, раздражающей или расстраивающей, значит, если мне того хочется, я, в принципе, могу начать воспринимать ее как-то по-другому (у других-то получается!), а потому не буду испытывать данных, весьма тягостных переживаний. Право, как хорошо придумано!

 

Землеустроители прорывают каналы, лучники метают стрелы, плотники пригоняют деревянные детали, мудрый человек формирует себя.

Дхаммапада

 

Впрочем, тут сразу вспоминается абсолютно плоская, но чрезвычайно расхожая фраза: «Если что-то тебя не устраивает, измени к этому свое отношение». Фраза глуповата, а потому многих раздражает. Что значит «изменить отношение»? Вот, например, если меня кто-то раздражает, я, конечно, могу изменить к нему свое отношение — считал подлецом, буду считать дураком, но он все равно меня раздражает! Какая разница?! В этом рецепте не учтено главное: я не могу изменить свое отношение к чему-либо или к кому-либо, если не изменюсь сам. Та сторона отношения, та, воспринимаемая мною, вещь (событие или явление), остается неизменной, следовательно, изменение отношения возможно лишь после моего собственного изменения. Скажу по-другому: всякое отношение — это отношение двух сторон, следовательно, если нужно изменить отношение, то необходимо поменять состояние какой-то одной из них. Поскольку в данном уравнении первое меняться не хочет (или не может), то, следовательно, меняться придется мне. И тут я сталкиваюсь с собственными динамическими стереотипами (привычками) и доминантами (желаниями, которые, впрочем, и сами являются привычками). Насколько все это непросто, читателю этой книги, я думаю, дополнительно объяснять не нужно.

 

Крыса — белая и пушистая

 

Эксперименты, лишенные всякой гуманности, психологи проводили не только на животных (как И. П. Павлов, например, на собаках), но и на людях, даже на детях! Основатель одной из наиболее значительных американских психологических школ — бихевиоризма — Д. Б. Уотсон провел ставший классическим эксперимент с одиннадцатимесячным мальчиком по имени Альберт. Задача этого эксперимента была следующей: следовало доказать, что нейтральный стимул всегда, при тех или иных обстоятельствах, конечно, может стать для нас — или положительным, или отрицательным. На Альберте тренировали «отрицательную» версию...

Альберт очень любил играть с белой крысой, которая за все время ни разу его не укусила и даже не поцарапала, а сам Альберт, по причине своей дремучей детскости, не знал, что это животное может быть переносчиком смертельных болезней, а при определенных обстоятельствах может даже съесть человека. Короче говоря, Альберт воспринимал эту крысу как милое, белое и пушистое существо. Но тут появился г-н Уотсон и, памятуя о том, что дети испытывают страх от сильных и резких звуков, начал учить Альберта уму-разуму.

Однажды, когда Альберт протянул руку, чтобы дотронуться до своей красноглазой подружки, Уотсон ударил в гонг. От этого звука мальчик вздрогнул, испугался, отдернул руку и заплакал. Вскоре после этого Альберту дали кубики, он успокоился и стал в них играть. Но тут кровожадный Уотсон опять подсунул мальчику крысу. Тот помедлил какое-то время, а потом снова потянулся к животному. Бум! — раздался очередной звук гонга. Мальчик заревел как резаный. Крысу забрали, мальчик успокоился и снова стал играть в кубики.

Когда же, через какое-то время, Уотсон в третий раз принес мальчику крысу, стучать в гонг больше не потребовалось: ребенок орал, полный ужаса, поскольку устойчивый динамический стереотип реакции тревоги образовался у него уже окончательно и бесповоротно. Так Уотсон лишил Альберта милого, белого и пушистого друга. Впрочем, беды несчастного дитяти на этом не закончились, поскольку, как выяснилось, реакция страха стала возникать у него в отношении всех более-менее схожих предметов, а именно: собаки, кошки, кролика, морской свинки, мехового пальто и даже маски Деда Мороза (то бишь Санта-Клауса). Последний феномен носит название «генерализации отрицательной эмоции». А вроде бы нейтральные вещи...

 

Ужас любви и ненависти

 

Как правило, мы не осознаем следующего: наша проблема отнюдь не в том, что тот или иной предмет (событие или явление) плох, а в том, что мы привыкли так (страхом, гневом, печалью) на него реагировать. Почему не осознаем? Потому что эти процессы «формирования образа» (с присущим ему качеством) происходят не на уровне сознания, а подсознательно. Сознанию предметы (события или явления) представляются уже в совершенно готовом, «качественном» виде (пугающими, раздражающими, расстраивающими)! Что остается сознанию? Только найти этому качеству объяснения и дополнительные доказательства. И никакой революции или хотя бы реформации в этом вопросе от нашего бестолкового и тенденциозного сознания, к сожалению, ожидать не приходится: если пугает — значит опасен, если раздражает — значит сволочь, если расстраивает — значит трагедия.

Рассмотрим какой-нибудь банальный пример. Например, любовь... Пример, конечно, новизной и эксклюзивностью не блещет! Итак, влюбился мужчина в женщину, или влюбилась женщина в мужчину, т. е. возникли у них сексуальные доминанты. Что дальше? Дальше «любовный образ» возлюбленного (или возлюбленной) воспринимается как идеальный, все в нем хорошо, все замечательно. И что бы теперь ни говорили родственники и друзья, какие бы превратности ни сыпались на голову влюбленного (влюбленной) со стороны его возлюбленной (возлюбленного) — «хороший (хорошая), и баста!». Все можно объяснить, все можно оправдать, а восприятие человека (возлюбленного или возлюбленной) человеком (влюбленным, влюбленной) остается прежним; и, надо сказать, оставаться будет таким до тех пор, пока будет действовать подсознательная сексуальная доминанта, которая и заставляет плясать под свою дудку подслеповатое и безвольное сознание.

 

Все нам кажется смешным, нелепым или дурным оттого, что мы не знаем порядки и связи всей природы и что мы хотим управлять всем по привычкам нашего разума; между тем то, что разум признает дурным, дурно не в отношении порядка вещей и законов природы в целом, но только в отношении законов одной нашей природы.

Бенедикт Спиноза

 

А с раздражением, скажете, иначе? Ничуть не бывало! С раздражением то же самое, только еще — как это говорят? — круче. Вот кто-то нас случаем подвел, разочаровал, обидел и т.п., формируется у нас соответствующий образ этого человека, который сам по себе (человек имеется в виду) ни хорош ни плох, а кому как. Нам же теперь он плох, он нас раздражает. И что бы он ни сделал, как бы ни поступил, что бы ни сказал — мы будем чувствовать раздражение, будем напрягаться и думать о том, как он глуп, безвкусен, неотесан, подл, лжив, притворен и т.д., и т.п. Мы формируем соответствующий динамический стереотип (привычку реагирования) и уже иначе воспринимать его не можем. Разумеется, может статься, что этот товарищ, действительно, не лучший человеческий экземпляр (впрочем, у каждого из нас есть всякие стороны), но такая тенденциозность оценки — явное преувеличение.

И, что особенно печально, дело даже не в том, что наши отношения с этим персонажем не заладились. Плохо то, что нам теперь с ним некомфортно жить, взаимодействовать или просто встречаться. Это мы (а не он — такой-сякой, немазаный!) испытываем теперь постоянное раздражение, злимся, напрягаемся, лишаемся сна и аппетита, страдаем от повышенного давления, сердцебиений и изжоги. А ради чего, собственно. Кому от этого легче? Да, легкости ожидать теперь не приходится. После всех своих несчастий (в которых мы, конечно, по наивности своей обвиним его, этого человека, а не собственное восприятие) мы крикнем своему «обидчику»: «Посмотри, до чего ты меня довел!!!» Сильно, нечего сказать! Были бы мы на сцене да была бы публика в зале — оглохли бы, наверное, от аплодисментов!

 

Истинная свобода состоит в исполнении всех действий в соответствии с суждением и выбором воли, а не по принуждению привычки.

Йогананда

 

Однако это обвинение, брошенное в лицо ненавистному обидчику, вряд ли можно считать оправданным (разве только театральными соображениями), поскольку мы довели себя до этого состояния сами. Если бы мы все это сразу заметили да повременили бы тратить свои нервы почем зря (а может, действительно, зря, потому что и без толку, и, наверное, незаслуженно), то и не довели бы себя до подразумеваемой «ручки». Возможно, даже разглядели бы в этом человеке, на которого мы навели свой ужасный пасквиль, весьма милого и интересного человека. Но как хороша подобная теория и как банальна, как неприглядна наша фактическая жизнь! Ведь наше с вами сознание так мало прислушивается к здравому смыслу и так нелепо себя ведет, подчиняясь подкорке, что рассчитывать на качественную жизнь, которая досталась бы нам без труда и работы над собственным восприятием, т.е. над самим собой, нам не приходится.

Каждый из нас, к сожалению, представляет собой целый набор самых разнообразных динамических стереотипов (привычек) вздорности, пугливости и печали. Мы буквально запрограммированы на вспышки раздражения и даже агрессии, на переживание чувств страха, трагедии, ущербности. Достаточно только войти в соответствующие обстоятельства, и мы отыгрываем все эти роли совершенно автоматически, причем по полной программе. Сложись наши привычки воспринимать эти обстоятельства иначе, мы бы с вами иначе и реагировали. Но до тех пор, пока мы не осознаем этого важного правила, пока не поймем, что виной нашего раздражения, страхов и печали является не какая-то внешняя причина, а наши собственные привычки, пока не увидим, насколько мы зависимы от этих привычек, как безжалостно они поработили нас, надеяться на счастливую жизнь, к сожалению, не приходится.

Ну и что, можно нас после всего этого назвать разумными? Сомневаюсь... Впрочем, это только семечки, смотрите дальше!

 

 

Трехголовый змий сознания

 

Что ж, смотрим дальше и замираем от ужаса! Перед нами то, что мы зовем сознанием, то, что по какой-то совершенно нелепой случайности заставляет нас думать, что мы разумные существа. Право, сейчас с этой иллюзией будет покончено окончательно! Итак, сознание...

Сейчас мы будем говорить не о том, о чем мы думаем, а о том, как мы думаем, какие механизмы лежат в основе наших мыслей и отсюда уже — чувств. При самом серьезном и глубоком анализе оказывается, что у нас всего-навсего три типа мыслей. Те, благодаря которым мы представляем себе свое будущее, те, посредством которых выражаются наши желания, и те, наконец, которые служат нам объяснением (обоснованием) этих наших прогнозов и требований. Так и будем их называть: мысли о будущем — «прогнозами», мысли, формулирующие наши желания, — «требованиями», и мысли, обосновывающие все и вся в нашем сознании, — «объяснениями».

 

Заглянем в будущее, прости Господи!

 

Начнем с прогнозов. Представим себе ситуацию, что мы никоим образом не представляем себе то, что будет происходить дальше — через минуту, час, месяц. Это нас неминуемо парализует! За примерами далеко ходить не нужно. Вот вы сейчас читаете эту книгу, предполагая, видимо, что содержащиеся в ней знания пригодятся вам в дальнейшем. Но если вы совершенно не представляете себе своего будущего, значит, вы не можете знать, пригодится вам это или нет, а следовательно, если бы вы действительно так думали, то, однозначно, не стали бы читать эту книгу. Более того, вы не стали бы есть, поскольку и это, при определенных обстоятельствах, может оказаться совершенно излишним. Вы бы никуда не пошли, ничего бы не стали делать, вы бы просто оказались парализованными, ведь всякое действие делается для чего-то, для какого-то будущего, которого, по понятным причинам, еще нет, которое только предполагается вами.

 

Как только вы оставляете твердый фундамент настоящего и ваше внимание обращается в будущее, вами овладевает тревога и беспокойство.

Фредерик Перлз

 

Приходится признать, что наше умение прогнозировать будущее (а без сознания тут не обойтись) — вещь наиважнейшая. Однако, как мы уже неоднократно убеждались, любой хороший и важный инструмент, выданный нашему собрату, т. е. «Человеку Разумному», превращается в его руках в орудие изощренного и, как правило, длительного самоубийства. Вспомним про наш сердобольный инстинкт самосохранения, который постоянно нацелен на то, чтобы спасти нас от самых разнообразных отсутствующих неприятностей, по его мнению, нам угрожающих. Если он будет определять стратегию нашей душевной жизни (а он руководит всем нашим психическим аппаратом), то наше будущее, которое он примется рисовать нашему сознанию в нашем же сознании, будет представляться нам в самых мрачных красках. Проще говоря, он просто станет нас запугивать нашим же богатым воображением. Если инстинкт самосохранения считает, что нам следует защищаться, то подобный «изобразительный» метод — лучший способ заставить нас делать это!

Пытаясь защитить нас, наш собственный инстинкт самосохранения нарисует в нашем сознании такие картины будущего, что мало не покажется! Мы, разумеется, перепугаемся и будем всячески стараться подобного будущего избежать. Но так ли опасна наша жизнь, чтобы проживать ее в постоянном страхе? Нет, поскольку никто намеренно не хочет принести нам непоправимого вреда (»естественных врагов» у нас нет, а вот «естественных защитников» — более чем достаточно). Получается, что нам это интересно — тратить свою жизнь на постоянный страх? Отвечать на этот вопрос придется жестко и категорично: тратить свою жизнь на постоянный страх не только не интересно, но еще и абсурдно, нелепо, глупо!

Право, если нам что-то и угрожает, то это только случайности. Но от случайности не убережешься, на то они и случайности, что их не предугадаешь — прогнозируй, не прогнозируй. Однако же мы, за неимением реальных угроз, с помощью наших прогнозов пытаемся предупредить именно случайности! Мы пребываем в иллюзии, что знаем свое будущее, принимаем свою фантазию об этом будущем за реальность и тихонько бьемся в конвульсиях. Каково же нам будет узнать, что всякие утверждения человека о том, что он, мол, знает свое будущее, есть первый признак тяжелого психического расстройства. Да, народная мудрость, гласящая, что «везде соломки не подстелешь» и «человек — предполагает, а Бог располагает», обошла нас стороной. Но пойди объясни это своему сознанию! Оно согласится и через секунду предложит какой-нибудь новый устрашающий прогноз на ближайшее или слегка отдаленное будущее.

Вот человек просыпается, о чем он думает? «Господи, только бы не заснуть случайно и не проспать на работу!» И это самое начало дня, как говорится, только начало. Дальше — больше! Человек выходит из квартиры и мучительно думает: «Все ли я выключил? Не случится ли пожара?», далее: «Так, дверь закрыл, все хорошо? Воры не нагрянут в мое отсутствие?» Пока же он доберется до работы, он успеет помереть в своем воображении множество раз: сначала, опасаясь, что его задавит машина, что затолкают в давке, что украдут его деньги и он останется без куска хлеба, что поскользнется и разобьет себе голову, что попадет в люк, причем навсегда, что...

 

Страх опасности в десять тысяч раз страшнее самой опасности.

Даниель Дефо

 

Берегитесь, это начало дня! Теперь работа, и здесь можно спрогнозировать любые несчастья, начиная с того, что тебя уволят (или ты разоришься), заканчивая тем, что, выходя с работы в сопровождении сотрудника (противоположного пола), ты будешь замечен в такой «пикантной ситуации» суженым (суженой), который (которая) решит бог знает что и устроит скандал с вытекающими из него бог знает какими последствиями! Я уж не говорю о страхах не справиться с заданием, допустить ошибку, оказаться в конфликте с сотрудниками и т.п. Короче говоря, для нашего сознания эта наша, зачастую любимая даже, работа, благодаря столь успешно функционирующему механизму прогнозирования, способна превратиться в «самое гиблое место».

Всякий наш страх — это всегда прогноз. Мы боимся неизлечимо заболеть и умереть в расцвете лет, мы опасаемся навета, упреков, дурного отношения, одиночества, бедности и т.п. А что это, если не наши прогнозы, наши фантазии относительно будущего, которые, впрочем, мы принимаем за абсолютную реальность! Принимаем за реальность, верим ей и впадаем от этого в «смертельный ужас«! Причем были бы мы дураками, то не так бы себя мучили своими прогнозами, от ума ведь все, от большого ума! «Горе уму!» — воскликнул А. С. Грибоедов, но его поправили: «Горе от ума!»

 

Прошлое является перекидным мостом в будущее, и пациент попросту переносит в будущее контексты, пережитые им когда-то. В структурном отношении такой процесс можно назвать «негативным самогипнозом». Из-за такого пессимистического взгляда на будущие возможности он сам парализует свои действия.

М. Япко

 

Пьяному и дураку, знаете ли, море по колено, а вот умный человек может и утонуть, по крайней мере, так ему кажется. И, в целом, он, конечно, прав, но не до такой же степени, чтобы не мыться в собственной ванне! А я ведь встречал среди своих пациентов и таких «умников». Впрочем, дело даже не в неврозах, которые всегда стоят на страхах и соответствующих прогнозах, речь идет об обычной, нормальной человеческой жизни, в которой всегда найдется место червоточинке страха. Последняя же способна измучить так, что и священной инквизиции не снилось.

 

У будущего есть одно большое достоинство: оно всегда выглядит в реальности не так, как себе его представляешь.

Милорад Павич

 

Зачастую посмотришь на человека: ну, думаешь, вот у кого-кого, а у него-то все должно быть чин-чинарем. Беседуешь, смотришь в глаза, расспрашиваешь подробно, и что выясняется? Выясняется, что он мучается таким количеством самых разнообразных страхов, что их одних вполне достаточно, чтобы жизнь его — этого успешного человека — превратилась в настоящий ад! Кого благодарить? Сознание! Собака тоже многого побаивается, но до такого сумасшествия никогда, разумеется, не доходит. Бедняжка, это все потому, что она не умеет прогнозировать!

Вот почему инстинкт самосохранения, воспользовавшись почти что безграничными возможностями сознания, способен превратить в смертоносное оружие этот, по сути, совершенно невинный, а кроме того, важный и насущный механизм предполагания будущего...